Вы - политэмигрант ¶
Э.М.Ремарк "Триумфальная Арка":
На втором этаже отеля "Энтернасьональ" все шло ходуном. Двери многих
номеров были распахнуты настежь, горничная и коридорный очертя го- лову
носились из комнаты в комнату, а хозяйка стояла в коридоре и командовала
ими.
Равик поднялся по лестнице.
— В чем дело? — спросил он.
Хозяйка была сильной женщиной с могучим бюстом и маленькой головкой с
короткими черными кудряшками.
— Испанцы уехали, — ответила она.
— Знаю. Но зачем же так поздно убирать комнаты?
— К утру понадобятся.
— Новые немецкие эмигранты?
— Нет, испанцы.
— Испанцы? — переспросил Равик, не сразу поняв, что она имеет в виду. —
Как же так? Ведь они только что уехали.
Хозяйка посмотрела на него черными блестящими глазами и улыбнулась. В
ее улыбке отразилось простецкое знание жизни и бесхитростная ирония.
— Зато другие возвращаются, — сказала она.
— Какие другие?
— Ну, их противники, разумеется. Так ведь всегда бывает. — Хозяйка
крикнула что-то горничной, убиравшей комнату. — У нас старый отель, —
произнесла она не без гордости. — И наши гости охотно приезжают обратно. Они
уже дожидаются своих прежних комнат.
— Уже дожидаются? — удивился Равик. — Кто дожидается?
— Господа из враждебного лагеря. Многие из них уже жили здесь. С тех
пор прошло немало времени, и кое-кого, конечно, убили. Но остальные
находились в Биаррице и в Сен-Жан-де-Люз, дожидаясь, пока освободятся
комнаты.
— Разве они уже были у вас?
— Но, мсье Равик, помилуйте! — Хозяйка удивилась такой непонятливости.
— Конечно, были. При диктаторе Примо де Ривера. Тогда им пришлось бежать, и
они жили у нас. Когда Испания стала республиканской, они вернулись домой, а
сюда прибыли монархисты и фашисты. Теперь их у нас почти нет. Уехали, а
республиканцы снова приезжают. Разумеется, те, кто уцелел.
— Верно. Об этом я не подумал.
Хозяйка заглянула в одну из комнат. Над кроватью висела цветная
литография с изображением короля Альфонса.
— Жанна, сними его! — крикнула хозяйка.
Горничная принесла портрет.
— Так. Поставь сюда.
Хозяйка прислонила портрет к стене и пошла дальше. В следующем номере
висел портрет генерала Франко.
— Этого тоже. Поставь рядом с Альфонсом.
— А почему, собственно, испанцы, уезжая, не взяли портреты с собой? —
спросил Равик.
— Когда эмигранты возвращаются на родину, они редко берут с собой
портреты, — объяснила хозяйка. — На чужбине эти портреты утешают. А когда
возвращаешься, они уже не нужны. Возить с собой громоздкие рамы неудобно, да
и стекло легко бьется. Портреты почти всегда остаются в отелях.
Она прислонила к стене в коридоре еще два портрета жирного
генералиссимуса, еще одного Альфонса и небольшой портрет генерала Кейпо де
Льяно.
— Святых трогать не надо, — решила она, заметив на стене красочную
репродукцию Мадонны. — Святые держат нейтралитет.
— Не всегда, — сказал Равик.
— В тяжелые времена у Бога всегда есть какой-то шанс. Не раз я уже
видела здесь атеистов за молитвой. — Энергичным жестом хозяйка поправила
свою левую грудь. — А вам разве не приходилось молиться, когда вас брали за
горло?
— Конечно. Но я ведь не атеист. Я просто маловерующий.
Появился коридорный с целой охапкой портретов
— Хотите переменить декорации? — спросил Равик.
— А как же? В нашем деле требуется большой такт. Иначе никак не
завоюешь добрую славу. Особенно если имеешь дело с такими клиентами, как
наши; они, откровенно говоря, крайне щепетильны в таких вопросах. Кому
понравится, если со стены на тебя гордо взирает намалеванный яркими красками
смертельный враг, да еще в золотой рамке? Разве я не права?
— Стопроцентно.
Хозяйка обратилась к коридорному:
— Адольф, поставь портреты сюда. Или лучше к стене, там светлее, пусть
стоят рядышком, чтобы их было хорошо видно.
Коридорный пробурчал что-то себе под нос и занялся подготовкой
экспозиции.
— А сейчас что вы развесите в комнатах? — не без интереса спросил
Равик. — Оленей, пейзажи, извержение Везувия и все такое прочее?
— Только если не хватит старых портретов.
— Каких старых?
— Тех, что висели тут раньше. Эти мсье оставили их здесь, когда пришли
к власти и вернулись на родину. Вот посмотрите.
Она указала на левую стену коридора, где уже были расставлены новые
портреты. Они выстроились в ряд — как раз напротив тех, что вынесли из
комнат. Здесь были два портрета Маркса, три портрета Ленина, из которых один
был наполовину заклеен бумагой, несколько небольших, вставленных в рамку
портретов Негрина и других руководителей республиканской Испании, портрет
Троцкого. Эти портреты были скромны, не бросались в глаза, не блистали
красками, орденами и эмблемами, как все эти помпезные альфонсы, франко и
примо де ривера, стоявшие визави вдоль правой стены. Два мира молча
уставились друг на друга в тускло освещенном коридоре, а между ними
прохаживалась хозяйка французского отеля, наделенная тактом, опытом и
иронической мудростью галльской расы.
— Когда эти мсье съехали, я все припрятала, — сказала она. — В
настоящее время правительства держатся недолго. Как видите, я не ошиблась, —
вот они и пригодились. В нашем деле нужна дальновидность.
Она распорядилась, как развесить портреты. Троцкого отправила обратно в
подвал. Троцкий не внушал ей никакого доверия. Равик осмотрел заклеенный
наполовину портрет. Отодрав бумагу, он обнаружил улыбающегося Троцкого.
Очевидно, репродукцию заклеил сторонник Сталина.
— Вот, — сказал Равик. — Снова Троцкий, замаскированный. Снято еще в
добрые старые времена.
Хозяйка повертела в руках репродукцию.
— Можно выбросить. Не имеет никакой цены. Одна половина непрерывно
оскорбляет другую. — Она передала репродукцию слуге. — А рамку оставь,
Адольф. Она из добротного дуба.
— Что же вы намерены делать с остальными? — спросил Равик. — С
альфонсами и франко?
— Отправим в подвал. А вдруг опять понадобятся.
— У вас не подвал, а чудо. Временный пантеон. Там есть еще какие-нибудь
портреты?
— О, разумеется! Есть еще русские — несколько портретов Ленина, в
картонных рамках, ведь надо же что-то иметь про запас... И еще есть портреты
последнего царя. Остались от русских эмигрантов, которые умерли в моем
отеле. Есть даже великолепный оригинал, написанный маслом и оправленный в
тяжелую золоченую раму. Его привез один мсье. Потом он покончил жизнь
самоубийством. Есть также итальянцы. Два Гарибальди, три короля и слегка
подпорченный Муссолини на газетной бумаге. Еще тех времен, когда он был
социалистом и жил в Цюрихе. Интересен как уникальный экземпляр. А так его
все равно никто не хочет вешать на стенку!
— А немцы у вас есть?
— Есть несколько портретов Маркса, их больше всего. Затем Лассаль,
Бебель... Групповой снимок — Эберт, Шейдеман, Носке и другие. Носке кто-то
замазал чернилами. Мне сказали, что он стал нацистом.
— Правильно. Можете повесить его вместе с социалистом Муссолини. А из
других немцев никого нет?
— Как же! Один Гинденбург, один кайзер Вильгельм, один Бисмарк и... —
хозяйка улыбнулась, — даже Гитлер в плаще... Так что мы совсем неплохо
укомплектованы.
— Как? — удивился Равик. — Гитлер? Откуда он у вас?
— Его оставил какой-то гомосексуалист. По имени Пуци. Приехал сюда в
1934 году, когда в Германии убили Рема и остальных. Все время чего-то боялся
и без конца молился. Потом его увез какой-то богатый аргентинец. Хотите
взглянуть на Гитлера? Он в подвале.
— Не сейчас и не в подвале. Предпочитаю посмотреть на него, когда все
ваши комнаты будут увешаны портретами в том же духе.
Хозяйка пристально взглянула на него.
— Ах вот что! Вы хотите сказать, когда нацисты прибудут сюда как
эмигранты?
А теперь вопрос ко всем: представьте себе, что политэмигрант Вы. Какой бы портрет вы повесили на стену в своем номере гостиницы?
"Я могу понять политиков, запрещающих людям свободно обсуждать и толковать прошлое. Не понимаю только одного: у них-то какие могут быть претензии к Гитлеру или Сталину?"
С.Б.Переслегин
