Про писателя Владимира Богомолова ¶
Сегодня случайно прочитал столько информации о моём действительно любимом писателе. Рекомендую всем.
http://lib.tiera.ru/PROZA/BOGOMOLOW/izvestia200401.txt
Пацаном, в 15 лет, бросил школу, приписал себе два года и ушел воевать.
Трижды был контужен, тяжело ранен. Осколки в основании черепа остались до
конца жизни.
Дошел до Берлина.
Юноша девятнадцати лет — победитель. Шесть боевых наград.
И после войны — 13 месяцев тюрьмы...
— Началось это в 50-м, закончилось — в 51-м. Я — капитан
разведуправления в Берлине. Там один отдел завалил операцию в Западном
Берлине. Не наш, мы работали по американской зоне. Но — правительство в
курсе, обмен дипломатическими нотами, приезжает важный полковник, проводит
офицерское совещание. И вот виновника долбают. Старший лейтенант Седых,
сибиряк, хороший человек. Мне — 24, ему — под 30. И я понимаю — нашли
стрелочника, чтобы отрапортовать Москве: офицер такой-то арестован, после
проведения следствия будет осужден.
Я встал и сказал, что операция проводилась под руководством управления
и не понимаю, почему все здесь молчат и не называют истинных виновников.
Сразу объявили перерыв. После него о Седых все забыли и долбали меня,
мол, тут действует организованная группа. Заговор.
Седых получил 25 лет. А меня под конвоем вывезли во Львов, где я и
сидел больше года во внутренней тюрьме МГБ вместе с оуновцами, полицаями.
Ну, чтобы тяжело — не скажу. Морально тяжело...
Не жаловался Владимир Осипович, не в его характере. Но я знаю, что из
тринадцати месяцев девять он провел в карцерных одиночках. Что в тюрьме его
сильно били. Отбили почки, легкие. И он своих мучителей бил, ударил офицера
наручниками по голове.
— Наконец меня выпускают, дают бегунок в отдел кадров Прикарпатского
военного округа. Майор Ухов направляет в гарнизонную гостиницу. "Товарищ
майор, у меня ни копейки денег". Он протянул мне красную тридцатку.
Оплатил комнату: 10 кроватей, 10 тумбочек вдоль стены. Вокруг — молодые
выпускники академий, и я — голодный, без денег. У меня была "нулевка" в
Германии — высшая степень допуска к секретности. Я лежу, не хожу, чтобы
сэкономить силы, и знаю, что никакой секретной работы мне уже не видать,
отправят куда-нибудь на интендантскую работу. Конец.
"Государство может быть тоталитарным или демократическим — но оно
должно быть"
— Проходят вторник, среда, четверг. Работу мне не предлагают, не знают,
видно, что со мной делать после тюрьмы. В пятницу я опять к Ухову, майору.
Он мне: "Разбираемся, ты думаешь, все так просто?"
В субботу вечером бреду по Львову. Красивый город, огни, полно людей. И
на меня это все так подействовало. Я пошел на почту и на последние копейки
дал телеграмму: "Кремль. Сталину. Я, офицер, участник войны, без суда и
следствия пробыл в тюрьме 13 месяцев. Выпущен без предъявления обвинения.
Ожидаю назначения. Нахожусь в бедственном положении, не на что купить хлеба.
Прошу вашего незамедлительного вмешательства".
А в понедельник в девять утра прибегает дежурная: "Вас очень просит
зайти директор гостиницы". Директор — пожилой отставник, полковник или
подполковник: "Вас срочно вызывают в отдел кадров округа".
Побрился. Поднимаюсь на второй этаж. В коридоре, навстречу — полковник,
рослый, красивый, с серыми глазами. А сзади, сбоку — Ухов, майор мой.
Полковник улыбается ласково: "Володя!! Ну что же ты делаешь?! Маленькое
рядовое дело, а ты впутываешь товарища Сталина? Ну что ж ты не пришел и не
сказал? Ты завтракал?"
— Нет.
— Ну, пойдем поедим.
Спускаемся на первый этаж. Там столовая такая, закрытая, штабная. Ну и
вот полковник там балагурит — официантке: "Шурочка, накорми. Отличный малый,
вот жених вам, вот жених!" Такую вот несет х...ню, которую умеют плести в
армии для солдат и младших офицеров. И мне опять: "Ну зачем же ты так,
Володя. Ну что ж ты ко мне не пришел, не поговорил".
Поел я тогда здорово. Поднимаемся наверх, там в конце коридора его
кабинет с трофейной мебелью вишнево-красного цвета. Я такие видел в
Германии. Диван, обтянутый бархатом. Полковник, оказывается, — начальник
отдела кадров Прикарпатского военного округа. Звонит: "Ахметов, у тебя все
готово? Ну мы сейчас зайдем".
У Ахметова полковник протягивает мне деньги. Десять тысяч! В то время
хороший, опытный врач получал 635 рублей. "Володя, это только аванс. В
ближайшее время рассчитаемся". И в течение недели мне выплачивают еще около
тридцати тысяч! Деньги бешеные. За все тринадцать теперь уже с половиной
месяцев.
С момента отправки телеграммы, заметьте, не прошло ни одной рабочей
минуты. Воскресенье забудьте — выходной. У Сталина на письмах сидело, по
моим данным, 170 человек. Но работали не только они. Все телеграммы в адрес
вождя шли под грифом "правительственная". И все телеграммы или письма,
особенно в войну, строго запрещалось задерживать.
И вот я представляю, как в воскресенье утром дежурный Особого отдела ЦК
получает мою телеграмму и тут же звонит дежурному генералу Министерства
обороны: "Я вас прошу разобраться". Генерал срочно сообщает дежурному по
Прикарпатскому военному округу. Тот немедленно докладывает в отдел кадров.
Все закрутилось.
...А мы – чекисты, идём уверенно, ведёт нас маршал – ЛАВРЕНТИЙ БЕРИЯ ....