Показалось важным. Настолько, что решил переложить на наш сайт. Автор — Некто Константин Тулинов

Текст доклада, прочитанного на круглом столе http://russkie02.livejournal.com/68660.html

Предварительные ограничения

Во-первых, я рассматриваю русофобию не как чувственную неприязнь кого-то к русским, а как определённую практику, систему деятельности. Как любая деятельность, она имеет целеполагающего субъекта, воздействующего на определённый объект. Русофобия, рассматриваемая таким образом, осуществляется для целенаправленного воздействия на кого-то. Отсюда:

Во-вторых, я рассматриваю русофобию как практику, осуществляемую и развиваемую среди русских и воздействующую на русских. Русофобские установки иных народов и социальных общностей, нужные им для собственных внутренних целей, вроде самоидентификации, самооправдания, мобилизации на образе врага и т.д. — это другой вопрос.

В-третьих, я рассматриваю политическую русофобию. Всегда, когда речь идёт о политическом — она идёт о власти. Следовательно, политическая русофобия — это некая практика, в конечном счёте представляющая собой аспект борьбы за власть.

Уровни рассмотрения русофобии

Русофобия — это отношение (и определяемая отношением практика) какого-либо субъекта к чему-либо русскому, являющемуся объектом русофобии. В зависимости от того, о чём именно русском идёт речь, можно выделить следующие уровни рассмотрения.

Уровень 1. Объект русофобии — человек в русской повседневности. На этом уровне она проявляется как неприятие и поношение обычаев, привычек, стереотипов, проявляющиеся на уровне обычных человеческих взаимоотношений во всех сферах повседневности.

Этот уровень можно назвать бытовой русофобией.

Содержание русофобии как практики на этом уровне — борьба за доминирование нерусских ролевых моделей (например, западных или глобализованных) над русскими на низовом уровне социальных институтов.

Уровень 2. Объект русофобии — русский народ в целом, в своей «самости», то есть народ в себе и для себя. На этом уровне русофобия проявляется как дискредитация русской системы представлений, норм, ценностей, идеалов, то есть культуры в широком смысле.

Этот уровень — культурная русофобия.

Содержание этой русофобии как практики — разрушение связности и целостности народа, русской институциональной системы.

Уровень 3. Объект русофобии — русский народ как мировой субъект, как народ в мире и для мира, носитель самоуправления (можно сказать, «самодержавия», без всякого монархического смысла), субъект собственной истории и собственной роли в мире.

Соответственно, на этом уровне происходит деконструкция исторической субъектности русского народа. Именно это и есть содержание политической русофобии.

Почему политическая русофобия рассматривается на глобально-историческом уровне, а не на уровне борьбы за власть разных политических сил внутри государства (что и называется обычно политикой)?

Потому что реальной основой внутрироссийской политической борьбы являются именно глобально-исторические противоречия. Любые локальные политические противоречия определяются ими, прямо или опосредованно. Механизмы этого определения можно показать, но это отдельная тема.

Итак, сегодня именно борьба за историческую субъектность есть содержание реальной политики. И именно поэтому политическая русофобия в своей основе — это не инструмент частно-политической конкуренции локальных акторов, а практика, направленная на деконструкцию и ликвидацию исторической субъектности русского народа.

Любой политический актор, вплетающий мотив русофобии в свою политическую практику, или полностью строящий её на русофобской основе, работает на деконструкцию исторической субъектности русского народа, даже если сам он полагает, что всего лишь преследует тактические цели в сиюминутной политической игре.

Верно и обратное: любой, кто отрицает историческую субъектность русского народа в прошлом, настоящем или будущем, является русофобом по сути, даже используя любую внешне прорусскую риторику. При этом возможны даже ситуации, когда политический субъект, занимая концептуально русофобскую позицию, искренне считает себя борцом за благо русских в своём понимании. В таких ситуациях мы имеем дело с постмодерновыми информационными технологиями непрямого управления локальными акторами со стороны внешних субъектов, без всякой конспирологии и примитивных шпионских страстей.

Направления и формы политической русофобии

Итак, основным содержанием политической русофобии является атака на историческую субъектность русского народа.

Субъектность — это единство целеполагания и воли. И, разумеется, при условии действительного существования носителя субъектности, то есть личности, реализующей эти способности. В данном случае — русского народа как исторической личности.

Соответственно, политическая русофобия как атака на субъектность может иметь три основных направления, в соответствии с тремя аспектами субъектности:

1)целеполагания,

2)воли,

3)существования субъекта.

1.Отрицание способности русского народа к историческому целеполаганию

Историческое целеполагание — это осознание своей роли в истории.

В религиозном контексте она фиксируется в понятиях призвание, предназначение, миссия.

В мирском контексте, особенно применительно к современной ситуации — в понятии исторический проект.

Предназначение России было осмыслено в концепции Третьего Рима, праведного царства, в дальнейшем своеобразно и глубоко отразившегося в советском проекте.

Пару слов о способе осуществления субъектности.

Разумеется, осознание народом своего предназначения, или исторического проекта, не означает, что каждый человек в народе от мала до велика осознаёт его и способен связно и стройно изложить. Исторический проект народа рефлексируется и формулируется как корпус текстов его мыслителями. Народ осуществляет историческую субъектность своей повседневной практикой, определяемой соответствующим комплексом идей, и в соответствующей системе институтов, как формальных, включая государственную систему, так и неформальных.

Напряжённые исторические моменты народного подъёма, такие как войны или массовые восстания, когда осознанная рефлексия исторического проекта проникает в широкие массы — это моменты важные и показательные, но не исчерпывающие собой субъектность народа. Она осуществляется именно постоянно и непрерывно, а не только в исключительные моменты.

Возвращаясь теперь к первому направлению политической русофобии — отрицанию исторического целеполагания, или исторической проектности, русского народа — можно выделить две его основные формы.

Форма 1.

Утверждается, что целеполагание народа может выявляться только посредством формального механизма западной демократии, и никак иначе. Поэтому русским, с их незападной институциональной системой, в способности к целеполаганию должно быть отказано.

Только внедрив политическую систему западного образца, русский народ обретёт субъектность, а до той поры её нет и быть не может.

Форма 2.

Утверждается, что исторического целеполагания, предназначения, миссии, проекта — для народа не существует и существовать не может и не должно. За русских целеполагают начальники, элиты, тираны и тому подобные узурпаторы. Исторический проект русским навязывается, сами они ничего такого не хотят. Всё, что нужно русским — это нормально жить, то есть иметь высокий уровень комфорта и потребления.

Иными словами, историческая субъектность — это такая болезнь народа, возбудителем которой являются начальники, и от которой надо вылечиться, придя в состояние комфортной бессубъектности.

2.Отрицание за русским народом волевой способности в истории

Основное содержание этого направления — представление народа не субъектом собственной истории, а объектом манипуляций со стороны внешних субъектов.

В рамках этой концепции русские имели исключительно страдательный статус на всём протяжении истории либо на её ключевых этапах. История России понимается как не русская история.

В зависимости от конкретной версии русофобского дискурса, порабощение русских относят к разным эпохам: христианской, ордынской, московской, петровской, имперской, советской. Соответственно этому изыскивается и субъект-поработитель.

Одной из возможных форм этого направления русофобии является разоблачение злодеев на троне как чего-то постороннего русскому народу. Народ, подчинявшийся посторонним ему злодеям, либо слаб и недееспособен, а значит, исторически не субъектен; либо рабски покорен, а значит, опять-таки исторически не субъектен, что и требуется доказать в рамках концепции.

Наиболее сильна сейчас на этом направлении такая форма русофобии, как антисоветизм, в котором безволие и бессубъектность русского народа относят к советскому периоду. Именно этой концепцией легитимируются современный российский общественный строй и обеспечивающая его политическая система.

Конечно, вполне можно представить антисоветчика, искренне не считающего себя русофобом. Но это свидетельствовало бы лишь о незавершённости его позиции, неполной её осмысленности и внутренней противоречивости.

Представление об историческом безволии, то есть недееспособности, народа неизбежно приводит к идее о необходимости выделения меньшинства правильных русских, противопоставленного неправильным, и политической диктатуры первых над вторыми.

Например, креативных, умеющих мыслить – из массы манипулируемого быдла, мыслить не умеющего (несомненно, гордый клич типа «мы здесь власть» без малейшего следа вменяемой политической и экономической программы – проявление самостоятельности мышления). Или самостоятельных собственников – из массы социальных иждевенцев: а именно рабочих и бюджетников (кого же ещё назвать иждевенцем, как не рабочего, учителя или врача). Или национально-свидомых – из массы совков.

3.Отрицание самого существования такого субъекта, как русский народ

Эта концепция может являться результатом доведения до логического завершения двух других, уже рассмотренных, но может иметь и собственные основания.

Доводя до завершения идею об исторической недееспособности русских, русофоб приходит к выводу, что русских нет. Далее могут быть варианты.

Вариант первый. Русские были, но кончились. Следовательно, то, что есть сейчас – не жалко. Момент кончины может определяться по-разному. Одни русофобы констатируют смерть настоящих русских с крещения Руси. Другие — с периода Золотой орды. Третьи — с правления Ивана IV. Четвёртые — с Петра Первого. Пятые — с 1917-го года, или, как вариация того же, с пресловутого обобщённого 37-го, когда, как говорится с трагическим пафосом, был выбит генофонд нации (кстати, формулировка сама по себе нацистская).

Вариант второй. Настоящих, правильных русских не было и пока нет, их ещё надо сделать.

Для этого надо взять имеющийся материал и перекроить его по правильным лекалам.

Другая форма на данном направлении русофобии — отрицание исторической субъектности народов как таковой, откуда выводится случайный и преходящий статус русского народа в истории.

Осуществляться это отрицание может, условно говоря, справа и слева.

Справа атакуют русскую субъектность разного рода элитаристские концепции, согласно которым субъектами истории являются исключительно элиты, а народ — только материалом для них.

Слева то же самое делают левацкие концепции, основанные на вульгаризованном школярском марксизме, мало общего имеющим с философией и историософией Маркса, но широко распространённом в этой среде. Обязательность изучения марксистких предметов в СССР в сочетании с их искажением, крайним упрощением и догматизацией играла и играет весьма плохую роль для современного левого движения. Товарищи начётчики носятся, как с писаной торбой, с лозунгом о «пролетарии, не имеющем отечества», и с классовым подходом, превращённом из рабочей методологии в «символ веры».

Несмотря на то, что и в этих концепциях, как правых, так и левых может и не быть явно выраженной русофобской риторики, данные концепции работают в рамках той же русофобской практики, и поэтому должны рассматриваться в том же ряду.

В завершение кратко повторю основные тезисы

  1. Политическое — это сфера взаимоотношений по вопросу о власти.

  2. Вопрос о власти может ставиться в разных временных и системных масштабах: от местного и сиюминутного до глобально-исторического.

  3. «Спокойные» исторические периоды позволяют рассматривать разные масштабные уровни политического процесса относительно независимо. В нашу эпоху кризиса мировой системы глобально-исторический уровень политического процесса становится определяющим.

  4. В современной российской политической ситуации любые политические взаимодействия в локальном масштабе прямо или опосредованно имеют основания в глобально-исторических противоречиях. Политическая практика любых, даже мелких акторов, происходит в поле глобально-исторической борьбы за власть и либо ею модулируется, либо прямо определяется.

  5. В глобально-историческом масштабе вопрос о власти предстаёт как вопрос об исторической субъектности. Соответственно, сегодня именно этот вопрос лежит в основании любых политических процессов.

  6. Русский народ является носителем исторической субъектности. Проявлением и средством осуществления этой субъектности является государство, созданное и исторически развиваемое народом.

  7. Деконструкция исторической субъектности народа и разрушение государства — даже не взаимосвязанные процессы, а два аспекта одного процесса. Этот процесс есть борьба за власть в глобально-историческом масштабе.

  8. Политическая русофобия — это атака со стороны иных исторических субъектов на историческую субъектность русского народа, мешающую осуществлению их власти как на нашей территории, так и в мире в целом.

  9. Локальные акторы, осуществляющие концептуально русофобскую политическую практику, могут делать это как сознательно, так и неосознанно, выступая в качестве объектов непрямого управления, при этом искренне не считая себя проводниками русофобии.

  10. Исходя из понимания субъектности как единства целеполагания и воли субъекта, можно выделить следующие направления политической русофобии.

    a. Отрицание способности русского народа к историческому целеполаганию и реализации собственного исторического проекта, в том числе через отрицание необходимости исторической проектности как таковой.

    Политическая цель — включение русских в чужие глобальные проекты в подчинённом положении.

    b. Отрицание волевой способности русского народа в идее о его пассивности и страдательном статусе на всём протяжении истории либо на её ключевых этапах (христианском, ордынском, московском, имперском, советском или др. — в зависимости от конкретных форм русофобского дискурса).

    Политическая цель — реализация тоталитарной диктатуры тех или иных меньшинств, завязанных на чужие глобально-исторические субъекты, для осуществления насильственных операций над сознанием, сводящихся в конечном счёте к дерусификации.

    c. Отрицание существования русского народа как единого исторического субъекта: либо через идею о том, что настоящий русский народ был «уничтожен» на том или ином историческом этапе (перечисление вариантов см. выше), либо через принципиальное отрицание исторической субъектности народов вообще — с «левых» или «правых» позиций.

    Политическая цель — недопущение восстановления русского государства и русского мира, окончательное разрушение русского народа через стимуляцию его распада в квазиэтнических, местнических, глобализованных идентичностях либо в полной атомизации.

    Источник: http://neevklid.livejournal.com/30220.html