Гумилев Н.С. О реальности его участия в заговоре против красных.

Собственно, в продолжение Эксперимент. Историко-детективный.[HTML_REMOVED]

Итак, выложенные и откорректированные по стилю фрагменты допросов, это допросы Н.С. Гумилева в августе 1921 в ВЧК.

Гумилев был арестован на основании показаний В.Н.Таганцева 3.08.1921.

Как все начиналось? 24 июля 1921 года газета «Известия» сообщила о раскрытии Петроградской губчека "крупного заговора, подготовлявшего вооруженное восстание против Советской власти в Петрограде, Северной и Северо-Западной областях республики". Как указывалось в сообщении, заговор готовил "Областной комитет союза освобождения России" (он же Петроградская боевая организация), во главе которого стоял профессор В.Н.Таганцев, кстати, сын известного в России криминалиста, почетного академика Н. С. Таганцева.

В.Н.Таганцев по поводу заговора на допросе показал: "В январе 1921 года разруха невероятно усилилась. Когда грянули кризисы, нам стало ясно, что так оставаться дольше не может. Картина гибели страны стала очевидной... Мы знали, что воинственное настроение наблюдается среди крестьянства в разных губерниях... было ясно, что это движение легко может вылиться в анархию, предвидеть результаты ее было невозможно. Явилась мысль — о необходимости взять в руки и связать такие движения и переместить их на Север в Великороссию... На ряде собраний, начавшихся во время кронштадтских событий, мы сговорились: Герман, Шведов и я создать начало «Боевого Союза». Надежд на успех было мало, но мы сознавали, что наши формы борьбы были все-таки новой формой, а не старой изжитой тогда интервенции или походом зарубежных русских на Россию... Начиная с половины мая, оппозиционные настроения шли на убыль. Смысл борьбы пропадал".

Программа организации Таганцева включала установление "народноправства", (демократической системы с использованием советского строя), перевыборы Советов без давления отстраненной от власти РКП(б), упразднение однопартийной системы, уравнивание всех политических партий и групп в правах, отказ от восстановления привилегий и частных владений, утраченных в революцию, передача земли крестьянам, развитие аренды и концессий предприятий, торгового и частного банковского капитала, государственный контроль над производством, сокращение государственных расходов и выпуска бумажных денег, аннулирование займов и долгов России, деполитизацию и укрепление армии, пересмотр мирных договоров, заключенных большевиками, курс на сближение с Германией.

Террор, как таковой, по словам Таганцева и других не входил в их задачи. Знакомство с Германом Таганцев использовал как связь с заграницей, откуда ему необходимо было получать информацию, лишенную буржуазной или партийной окраски. Связь с курьерами, квартиры которых были явочными, имела исключительно спекулятивную подкладку, как перепродажа вещей, отправка эмигрирующих русских за границу, передача писем. Что же касается непосредственных связей организации Таганцева с финской и другими контрразведками, то были установлены лишь частные случаи, сама же организация, как таковая, ни связи, ни поддержки не имела.

  Таганцев был связан в 1919 с руководителями достаточно известного и многими описанного "Национального центра", в реальности которого как подпольной антисоветской организации сомневаться сложно. НЦ был раскрыт, руководство расстреляно, Таганцев по делу не проходил. Однако был арестован, за попытку послать голодающим коллегам в Петроград под видом сапропеля картофель, выращенный в Залучье. Затем вместе с бывшим директором торгово-промышленного банка князем Д.Н.Шаховским создал подпольные банковские конторы в Петрограде и Москве, чтобы "добыть деньги на борьбу с режимом". Оно, конечно, может и на борьбу. Но как-то такая деятельность ассоциируется с банальной тягой к деньгам. Тем более что в поле зрения ЧК Таганцев попал как раз из-за этих контор – его взяли на хранении крупной суммы денег, что тогда могло рассматриваться как преступление. Ну а дальше началась раскрутка заговора — привечено к уголовной ответственности 833 чел., из них расстреляно по приговору и убито при задержании 96, отправлено в концлагерь 83, выдано из губернии 11, заключено в детскую колонию 1, освобождено с зачетом и без зачета заключения 448.

Прокуратура РФ совместно со следственным управлением МБР, представила 29 мая 1992 Справку по архивному делу "Петроградской боевой организации" (заговор Таганцева В.Н.). Ее выводы одновременно гласили:

1. "Достоверно установлено, что "ПБО, ставившей целью свержение советской власти, как таковой не существовало, она была создана искусственно следственными органами из отдельных групп спекулянтов и контрабандистов, занимавшихся перепродажей денег и ценностей за границей и переправкой людей, желавших эмигрировать из России".

2. "Организация во главе с В.Н.Таганцевым действительно в Петрограде была, время ее рождения примерно совпадает с кронштадским восстанием".

   Но основной вывод был: уголовное дело в отношении участников организации, получившей свое название только в процессе расследования, было полностью сфальсифицировано.

   Последний вывод не противоречит ни первому, ни второму на самом деле. Все просто – пренебрежение процессуальными рамками в ходе следствия в любом случае является основанием для признания доказательств, полученных с нарушением процессуальных норм, недопустимыми. В нарушении формальностей даже того законодательства чекистами, сомневаться не приходится. Но к факту существования или не существования события вопрос соблюдения процедуры отношения не имеет, это вопрос осуждения и реабилитации. Разумеется, если доказательства получены с нарушением – то даже если они очевидны и виновность обвиняемого полностью доказана и не вызывает сомнений, такие доказательства силы не имеют, и дело несмотря на бесспорность вины обвиняемого в суд идти не должно. Но… в 1921, в разгар "малой гражданской", процессуальная сторона вряд ли кого-то волновала – на войне как на войне. Вопрос в другом – был ли заговор, и участвовал ли в нем Гумилев. О существовании подпольной группы свидетельств масса, в том числе и через много лет. Да и групп таких было много. Кстати, в ноябре 1921 начнется операция "Трест", построенная именно на уверенности иностранных спецслужб и эмигрантских организаций в реальности антисоветского подполья. Уверенность основывалась на фактах.

   Что же касается Гумилева и его допросов, то тут вопрос более сложный. Начнем с начала. Арестованный Таганцев полтора месяца молчал, а потом подписал соглашение: "Я, Таганцев, сознательно начинаю делать показания о нашей организации, не утаивая ничего... не утаю ни одного лица, причастного к нашей группе".

   В просторечии такое соглашение именуется "чистяшкой", чистосердечным признанием то бишь. Разумеется — "Все это я делаю для облегчения участи участников нашего процесса", ага. В первую очередь, надо понимать, конкретного участника, себя любимого. Тем более что ведущий дело Агранов предъявил Таганцеву некую гарантию, ответное соглашение:

   "Я уполномоченный ВЧК Яков Саулович Агранов, при помощи гражданина Таганцева обязуюсь быстро закончить следственное дело, и после окончания передать в гласный суд... Обязуюсь, что ни к кому из обвиняемых не будет применена высшая мера наказания".

   В общем, ситуация шаблонная со времен первобытно-общинного общества, показания в обмен на смягчение ответственности.

   В рамках сделки, Таганцев запел, в том числе и про Гумилева.

   Протокол показания Таганцева:

   "Поэт Гумилев после рассказа Германа обращался к нему в конце ноября 1920 г. Гумилев утверждает, что с ним связана группа интеллигентов, которой он сможет распоряжаться и в случае выступления согласна выйти на улицу, но желал бы иметь в распоряжении для технических надобностей некоторую свободную наличность. Таковой у нас тогда не было. Мы решили тогда предварительно проверить надежность Гумилева, командировав к нему Шведова для установления связей. В течение трех месяцев, однако, это не было сделано. Только во время Кронштадта Шведов выполнил поручение: разыскал на Преображенской ул. поэта Гумилева, адрес я узнал для него во "Всемирной литературе", где служит Гумилев. Шведов предложил ему помочь нам, если представится надобность в составлении прокламаций. Гумилев согласился, что оставляет за собой право отказаться от тем, не отвечающих его далеко не правым взглядам. Гумилев был близок к Совет. ориентации. Шведов мог успокоить, что мы не монархисты, а держимся за власть Сов. Не знаю, насколько мог поверить этому утверждению. На расходы Гумилеву было выделено 200 000 советских рублей и лента для пишущей машинки. Про группу свою Гумилев дал уклончивый ответ, сказав, что для организации ему потребно время. Через несколько дней пал Кронштадт. Стороной я услыхал, что Гумилев весьма отходит далеко от контрреволюционных взглядов. Я к нему больше не обращался, как и Шведов и Герман, и поэтических прокламаций нам не пришлось ожидать".

   В. Таганцев

   6.VIII.1921".

   Это нормальный допрос, если показания близки к правдивым. Тем более, что правыми взглядами организация Таганцева, как выше упомянуто, не отличалась, и про Советы профессор говорил чистую правду. Если показания фальсифицированные – то они выглядят странно. Почему Гумилев прямо не назван заговорщиком? Тем более, зачем подробности о разногласиях во взглядах?

   Таганцева по Гумилеву допрашивали и второй раз, уже после ареста Гумилева:

   "В дополнение к сказанному мною ранее о Гумилеве как о поэте добавляю, что насколько я помню в разговоре с Ю.Германом сказал, что во время активного выступления в Петрограде, которое он предлагал устроить к восставшей организации присоединится группа интеллигентов в полтораста человек. Цифру точно не помню. Гумилев согласился составлять для нашей организации прокламации.

   Получил он через Шведова В.Г. 200 000 рублей".

   Таганцев

   23 авг. 21".

Собственно показания Гумилева, в оригинале:

Протокол допроса Гумилева:

Месяца три тому назад ко мне утром пришел молодой человек высокого роста и бритый, сообщивший, что привез мне поклон из Москвы. Я пригласил его войти, и мы беседовали минут двадцать на городские темы. В конце беседы он обещал мне показать имеющиеся в его распоряжении русские заграничные издания. Через несколько дней он действительно принес мне несколько номеров каких-то газет. И оставил у меня, несмотря на мое заявление, что я в них не нуждаюсь. Прочтя эти номера и не найдя в них ничего для меня интересного, я их сжег.

Приблизительно через неделю он пришел опять и стал спрашивать меня, не знаю ли я кого-нибудь, желающего работать для контрреволюции. Я объяснил, что никого такого не знаю, тогда он указал на незначительность работы: добывание разных сведений и настроений, раздачу листовок и сообщил, что эта работа может оплачиваться. Тогда я отказался продолжать разговор с ним на эту тему, и он ушел. Фамилию свою он назвал мне, представляясь. Я ее забыл, но она была не Герман и не Шведов.

Н.Гумилев

9 августа 1921".

Краткое содержание: "меня вербовали, но я отказался. Кто вербовал, не помню, от кого поклон не скажу".

Протокол второго допроса Гумилева:

"Допрошенный следователем Якобсоном, я показываю следующее: летом прошлого года я был знаком с поэтом Борисом Вериным и беседовал с ним на политические темы, горько сетуя на подавление частной инициативы в Советской России. Осенью он уехал в Финляндию, через месяц я получил в мое отсутствие от него записку, сообщавшую, что он доехал благополучно и хорошо устроился. Затем, зимой, перед Рождеством, ко мне пришла немолодая дама, которая мне передала недописанную записку, содержащую ряд вопросов, связанных, очевидно, с заграничным шпионажем, например, сведения о готовящемся походе на Индию. Я ответил ей, что никаких таких сведений я давать не хочу, и она ушла. Затем, в начале Кронштадского восстания ко мне пришел Вячеславский с предложением доставлять для него сведения и принять участие в восстании, буде оно переносится в Петроград. От дачи сведений я отказался, а на выступление согласился, причем сказал, что мне, по всей вероятности, удастся

в момент выступления собрать и повести за собой кучку прохожих, пользуясь общим оппозиционным настроением. Я выразил также согласие на попытку написания контрреволюционных стихов. Дней через пять он пришел ко мне опять, вел те же разговоры и предложил гектографировальную ленту и деньги на расходы, связанные с выступлением. Я не взял ни того, ни другого, указав, что не знаю, удастся ли мне использовать ленту. Через несколько дней он зашел опять, и я определенно ответил, что ленту я не беру, не будучи в состоянии использовать, а деньги 200 000 взял на всякий случай и держал их в столе, ожидая или событий, то есть восстания в городе, или прихода Вячеславского, чтобы вернуть их, потому что после падения Кронштадта я резко изменил мое отношение к Советской власти. С тех пор ни Вячеславский, никто другой с подобными разговорами ко мне не приходили, и я передал все дело забвению.

В добавление сообщаю, что я действительно сказал Вячеславскому, что могу собрать активную группу из моих товарищей, бывших офицеров, что являлось легкомыслием с моей стороны, потому что я встречался с ними лишь случайно и исполнить мое обещание мне было бы крайне затруднительно. Кроме того, когда мы обсуждали сумму

расходов, мы говорили также о миллионе работ.

18.8.1921 г".

С показаниями Таганцева за исключением нормальных мелких расхождений коррелирует. А вот где Гумилев о своих действиях… Вячеславский-Шведов отдающий деньги "на всякий случай" под вероятность " в момент выступления собрать и повести за собой кучку прохожих" смотрится креативно. Нет, может, если б это был поэт или гимназист… но подполковник В. Г. Шведов в 1921 на такого не тянет.

Протокол третьего допроса Гумилева:

"Допрошенный следователем Якобсоном, я показываю: сим подтверждаю, что

Вячеславский был у меня один и я, говоря с ним о группе лиц, могущих принять

участие в восстании, имел в виду не кого-нибудь определенного, а просто человек десять встречных знакомых, из числа бывших офицеров, способных в свою очередь сорганизовать и повести за собой добровольцев, которые, по моему мнению, не замедлили бы примкнуть к уже составившейся кучке. Я может быть, не вполне ясно выразился относительно такового характера той группы, но сделал это сознательно, не желая быть простым исполнителем директив неизвестных мне людей, и сохранить мою независимость. Однако я указывал Вячеславскому, что, по моему мнению, это единственный путь, по какому действительно совершается переворот и что я против подготовительной работы, считая ее бесполезной и опасной. Фамилии лиц я назвать не могу, потому что не имел ввиду никого в отдельности, а просто думал встретить в нужный момент подходящих по убеждению мужественных и решительных людей. Относительно предложения Вячеславского я ни с кем не советовался, но возможно, что говорил о нем в туманной форме.

Допрошенный следователем Якобсоном, я показываю следующее: никаких фамилий, могущих принести какую-нибудь пользу организации Таганцева путем установления между ними связей, я не знаю и потому назвать не могу. Чувствую себя виновным по отношению к существующей в России власти в том, что в дни Кронштадтского восстания был готов принять участие в восстании, если бы оно перекинулось в Петроград, и вел по этому поводу разговоры с Вячеславским.

20.8.1921 г".

Н-ну… "выйду на улицу, если что – а там вдруг совершенно неожиданно человек десять встречных знакомых, из числа бывших офицеров, мужественных и решительных людей"… Смотрится, да. В общем – "вину частично признаю, подельников не сдам".

Есть свидетельства других лиц, показаний не дававших.

Профессор Б.П. Сильверсван бежал из Петрограда в 1921, участник Таганцевской организации в письме писателю А.В. Амфитеатрову, в 1931, сообщал, что организация реально существовала и даже охватывала армию, и что именно Гумилев его туда принимал. А молчал о том Сильверсван потому, что пусть уж лучше общественность и далее остается в убеждении, что в деле Таганцева чекисты "лгали как всегда".

В письме от 1952, Георгия Иванова В.А.Александровой о Н.С.Гумилеве: "Я был и участником несчастного и дурацкого Таганцевского заговора, из-за которого он погиб. Если меня не арестовали, то только потому, что я был в "десятке" Гумилева, а он, в отличие от большинства других, в частности, самого Таганцева, не назвал ни одного имени".

"Человек десять встречных знакомых" из показаний Гумилева обретают имена?

Кстати, и Г.В.Иванов и В.Ф.Ходасевич в своих воспоминаниях говорят, что в гибели

Гумилева сыграл роль какой-то провокатор. По словам Ходасевича, этот провокатор был привезен из Москвы их общим другом, которого Ходасевич характеризует как человека большого таланта и большого легкомыслия. Гумилеву "провокатор", называвший себя начинающим поэтом, молодой, приятный в обхождении, щедрый на подарки, очень понравился, и они стали часто видеться. Горький говорил потом, что показания этого человека фигурировали в деле, и что он был "подослан".

Вполне возможно, работе с агентурой придавали первостепенное значение и жандармы до революции, и их наследники в ЧК, работа агента "в среде" в том и заключается.

Иванов связывал работу провокатора с поездкой Гумилева в Крым летом 1921 года в поезде адмирала Немица и так описывал его: "Он был высок, тонок, с веселым взглядом и открытым юношеским лицом. Носил имя известной морской семьи и сам был моряком — был произведен в мичманы незадолго до революции..., писал стихи, очень недурно подражая Гумилеву".

И тоже ничего странного, агент у ЧК был наверняка не один… а вот исходя из воспоминаний А. Штейнберга "Друзья моих ранних лет":

"Вот когда обнаружится, что самый умный большевик — это Троцкий, тогда все пойдет по-иному. Вы знаете знаменитое изречение Троцкого, что Красная армия, как редиска, извне — красная, а внутри — белая?"

Я тогда еще совсем не знал ничего о Троцком, и он мне тут же пояснил: "Вот армия и спасет Россию. Красная армия, во главе которой станет новый Наполеон. Бонапартизм!" И это Николай Степанович открыто и громко говорил в небольшой комнате, полной совершенно незнакомыми людьми. Хотя Гумилев и шепелявил немного, он говорил зычно и вполне отчетливо, как если бы нарочно хотел, чтобы все его слышали.

Я пытался его остановить — неужели он не понимает, что тут нельзя так говорить? "Многие думают, — сказал я, — что революция пойдет по примеру французской и все кончится Бонапартом. Но для бонапартизма нужен Бонапарт, а я его не вижу". Мне все хотелось отвлечь Гумилева от его неосторожной бравады, и я напомнил ему, что когда спросили Льва Толстого уже после выхода "Войны и мира" о возможности русского Бонапарта, он ответил, что Наполеон в России возможен, но только это не будет военный генерал, а какой-нибудь журналист или политический деятель. Но Николай Степанович не унимался: "Вот вы говорите, что невозможен бонапартизм без Бонапарта. А Бонапарт у нас уже есть! Это маршал Красной армии Тухачевский".

Особые отделы в РККА имели основания поинтересоваться поэтом.

Да и лица, с которыми Гумилева связывал Таганцев не производят впечатления мирных интеллигентов. Капитан второго ранга Ю.П.Герман — убит в перестрелке с погранохраной 30.05.1921 года при попытке перехода финской границы, подполковник В.Г.Шведов – оказал вооруженное сопротивление при аресте, смертельно ранен во время перестрелки в Петрограде 3.08.1921 года.

Вот самого Гумилева арестовать смогли. Хотя и тут есть воспоминания. Ирина Одоевцева: "Как-то, когда мы возвращались с поэтического вечера, Гумилев сказал что достал револьвер — "пять дней охотился". Поэтам М.Кузмину, Г.Иванову (тому самому, чьи воспоминания цитировались) и многим другим знакомым литераторам Гумилев таинственно намекал на свою причастность к "организации".

Она же:

"Об его участии в заговоре я узнала совершенно случайно. В конце апреля я сидела в кабинете Гумилева перед его письменным столом слегка вдвигала и выдвигала ящик его письменного стола. Я совершенно не умела сидеть спокойно и слушать, сложа руки. Не рассчитав движения, я вдруг совсем выдвинула ящик и громко ахнула. Он был туго набит пачками кредиток. И он, взяв с меня клятву молчать, рассказал мне, что участвует в заговоре. Это не его деньги, а деньги для спасения России".

200000 всплыли?

"Я зашла к Гумилеву накануне его переезда: "Он стоит перед высокой книжной полкой, берет книгу за книгой и перелистав ее кладет на стул, на стол или просто на пол.

— Я ищу документ. Очень важный документ. Я заложил его в одну из книг и забыл в какую. Вот я и ищу. Помогите мне.

Я тоже начинаю перелистывать и вытряхивать книги. Мы добросовестно и безрезультатно опустошаем полку. Мне надоело искать и я спрашиваю:

— А это важный документ?

Он кивает.

-И даже очень. Черновик кронштадской прокламации. Оставлять его в пустой квартире никак не годится!"

Заключение по делу Гумилева:

Следствием установлено, что дело гр. Гумилева Николая Станиславовича 35 лет происходит из дворян, проживающего в г. Петрограде угол Невского и Мойки в Доме искусств, поэт, женат, беспартийный, окончил высшее учебное заведение, филолог, член коллегии издательства Всемирной литературы,

возникло на основании показаний Таганцева от 6.8.1921 г., в котором он показывает следующее: "Гражданин Гумилев утверждал курьеру финской контрразведки Герману, что он, Гумилев, связан с группой интеллигентов, которой последний может распоряжаться, и которая в случае выступления готова выйти на улицу для активной борьбы с большевиками, но желал бы иметь в распоряжении некоторую сумму для технических надобностей. Чтоб проверить надежность Гумилева организация Таганцева командировала члена организации гр. Шведова для ведения окончательных переговоров с гр. Гумилевым. Последний взял на себя оказать активное содействие в борьбе с большевиками и составлении прокламаций контрреволюционного характера. На расходы Гумилеву было выдано 200 000 рублей советскими деньгами и лента для пишущей машинки.

В своих показаниях гр. Гумилев подтверждает вышеуказанные против него обвинения и виновность в желании оказать содействие контрреволюционной организации Таганцева, выразив в подготовке кадра интеллигентов для борьбы с большевиками и в сочинении прокламаций контрреволюционного характера. Признает своим показанием гр. Гумилев подтверждает получку денег от организации в сумме 200 000 рублей для технических надобностей. В своем первом показании гр. Гумилев совершенно отрицал его причастность к контрреволюционной организации и на все заданные вопросы отвечал отрицательно.

Виновность в контрреволюционной организации гр. Гумилева Н.Ст. на основании протокола Таганцева и его подтверждения вполне доказана.

На основании вышеизложенного считаю необходимым применить по отношению

к гр. Гумилеву Николаю Станиславовичу как явному врагу народа и рабоче-крестьянской революции высшую меру наказания — расстрел.

Следователь Якобсон

Выписка из протокола заседания Президиума Петрогуб. ЧК от 24.08.21 года:

"Гумилев Николай Степанович, 35 лет, б. дворянин, филолог, член коллегии издательства "Всемирная литература", женат, беспартийный, б. офицер, участник Петроградской боевой контрреволюционной организации, активно содействовал составлению прокламаций контрреволюционного содержания, обещал связать с организацией в момент восстания группу интеллигентов, кадровых офицеров, которые активно примут участие в восстании, получил от организации деньги на технические надобности".

"Приговорить к высшей мере наказания — расстрелу".

О замечаниях коллеги Гильгамеша.

Коллега напомнил о версии, что Гумилева в ЧК били. Собственно, что его в 1921 году в ЧК должны были допрашивать максимально жестко — у меня лично сомнений не вызывает. С учетом того, что его связник и оператор по версии чекистов (Шведов и Герман) живыми не дались, оба погибли в реальной перестрелке — и оба без малейших сомнений подходят под "мужественных и решительных бывших офицеров" из показаний Гумилева, предполагать что с ним соблюдали какие-то процессуальные нормы мне кажется ну очень сильной натяжкой.

А с учетом того, что тогда нормальной практикой были организации по принципу изолированных звеньев (пятерок, троек — нашем случае речь идет о "десятках") без его показаний дальше чекисты идти не могли, ведь Таганцев в рамках конспирации конкретики знать не мог — для того система изолированных звеньев и предусмотрена. Собственно, о благе такой системы при условии, что ведущий не расколется, Г. Иванов и вспоминает — "Если меня не арестовали, то только потому, что я был в "десятке" Гумилева, а он, в отличие от большинства других, в частности, самого Таганцева, не назвал ни одного имени"(С)

И еще момент, который следует понимать. Выбитые показания по вопросу их правдивости или неправдивости от данных по иным причинам не отличаются. Отличие в процессе их допустимости в качестве доказательства по делу при рассмотрении дела. А так — и показания полученные с применением физического насилия могут быть абсолютно точными, и полученные совершенно добровольно лживыми. Вопрос в их ствковке с другими данными.

Потом еще по остальным замечаниям будет.

Закончу с вопросами коллеги.

Версия следующая: Гумилев знал о заговоре, но участвовать в подготовке к перевороту фактически отказался. Зато когда все и так закипит, согласился кинуться в гущу.

Версия звучала и до этого, кто-то из прокуратуры пояснял, что Гумилев если и виновен, то лишь в недонесении об особо тяжком преступлении.

Собственно, версия нормальная, но… это если принять, что показания Гумилева точны и правдивы. В случае же, если показания отражают позицию направленную на сокрытие соучастников (вроде Иванова), тем более с учетом изложенных в тексте нестыковок, версия представляется странной.

Пара моментов:

1. Лента для гектографа и деньги. Ну, лента понятна – разумный человек, имевший дело с книгопечатанием, сложности процесса должен был представлять, а с учетом подполья… у дореволюционных социалистов печатание листовок было самым сложным делом, и самым верным способом провалиться – надо не только напечатать, надо еще и распространить. Что ведет к быстрой расконспирации.

2. Денег, которые Гумилев хотел вернуть, чекисты не изъяли. Может, спрятал, может – сперли, может, потратил. Но идея "возьму на всякий случай" представляется неправдоподобной.

3. Гумилев упоминает, что после подавления кронштадского мятежа изменил отношение к власти. Это возможно, правда – шансов на успешный переворот одной группой Таганцева не было, так что вполне мог отойти.

Хм, про Иванова не знал, не сталкивался. А про Одоевцеву в курсе, но свой роман она писала, по-моему, уже в годы 50-е, полагаясь исключительно на память. Нет гарантии, что эпизод с прокламацией стопроцентен. Допустим, что-то искал, а позже логика ей подсказала, что именно. А еще позже она уже думала, что это он ей и сказал. Три десятка лет — вещь серьезная.

Это я до сих пор так рассуждал. Письма Иванова и Сильверсвана заставляют задуматься... Может быть, может быть...

Гильгамеш пишет:

про Одоевцеву в курсе

Ее периодически еще агентом ЧК называют. :)

Если правда — память должна быть... Впрочем, Иванов тоже где-то упоминал про потерянный черновик листовки, но где я не помню а потому не написал.