Альтернативная Москва в альтернативной реальности.
Никаких попаданцев, всё по-честному.
Давным-давно над Краковом пролетала инопланетная летучая мышь...
Далее везде[HTML_REMOVED]
В процессе написания (готовы два пролога и три главы из планируемых пяти).
moscow_guest пишет:
Таким образом, "обычаёвцы" остались в меньшинстве и были вынуждены уступить.
Что не верится, что шляхта так легко сдала свои позиции. Даже небольшого рокоша не будет? 
altair пишет:
Что не верится, что шляхта так легко сдала свои позиции. Даже небольшого рокоша не будет?
Откуда ЗДЕСЬ рокош? Все рокоши остались в нашем мире, "мире Золотой Вольности Шляхты". 
А ЗДЕСЬ королевская (а теперь уже цесарская) власть — серьёзный институт с очень плохим (как оно и положено в нормальных государствах) чувством юмора, так что все попытки поиграться сабелькой закономерно заканчиваются для подданных близким знакомством с палачом. Тем более, что всё прошло легально — после открытой дискуссии Сейм законным образом принял соответствующий закон, так что нет даже ПОВОДА к восстанию.
Теперь немного о мотивациях участников.
В Московском Государстве (которое здесь так и не станет Российской Империей) представительство горожан на Земских Соборах — обычная вещь (причём в РИ на некоторых ЗС присутствовали выборные даже от черносошных крестьян). Шляхта Королевства об этом прекрасно осведомлена, как осведомлена и о том, что это вовсе не приводит Москву к краху, а, напротив, позволяет сглаживать межсословные конфликты. Соответственно, среди шляхтичей есть достаточно широкий слой сторонников введения такого решения и в Королевстве: они выступают на Сеймах и Сеймиках, пишут книги и памфлеты, ведут активную пропаганду своих идей. "Обычаёвцы" ссылаются на традиции и до поры до времени всё идёт, как идёт.
До того момента, когда на первый Цесарский Сейм не прибывают ЗАКОННО выбранные послы от московских горожан. Это служит катализатором. Решение по данному вопросу должно быть принято обязательно, так как иначе неизбежен разрыв унии. Московиты стоят горой — в Сейме должны быть представлены все сословия (по крайней мере, что касается "царской" части послов). "Королевские" разделены. В разультате сторонники широкого представительства в большинстве, и оно спокойно проходит подавляющим большинством голосов.
А "рокош" против законного решения Сейма равносилен открытому мятежу против цесаря со всеми вытекающими последствиями для его предводителей. Так что всё проходит совершенно спокойно.
В Цесарстве сословия договорились между собой и установили согласие. Не так радужно обстояли дела у южного вассала Цесарства – Молдавии. Княжество ещё со времён Сигизмунда III находилось в сфере влияния Королевства. Вместе с тем Оттоманская Порта никогда не оставляла своих попыток установить над ним свой сюзеренитет по образцу соседней Валахии. До сих пор эти попытки были безуспешны, но в Стамбуле не оставляли надежд добиться своего. В этом деле большие надежды туркам давала политическая нестабильность в Яссах.
В Молдавии уже более полувека правили господари из династии Могил – потомки посаженного поляками Александра Могилы. В 1675 году трон занимал его внук Константин Могила. Его положение казалось стабильным, но это было далеко не так. Его положению завидовал его племянник – сын его младшего брата Михаила Раду Могила. Он ловко использовал недовольство правлением Константина (народ был недоволен увеличением налогов, боярство опасалось его стремления к укреплению личной власти). Всё это привело к тому, что в апреле 1675 г., когда Константин выехал из Ясс на охоту, бояре низложили его и провозгласили новым господарем Раду. Тот, узнав об этом от одного из своих слуг, не рискнул вернуться в столицу и бежал в г.Сучава.
Оттуда он обратился за помощью к своим сторонникам, а также написал письмо своему сюзерену – цесарю Ивану, призывая его послать в Молдавию войска для помощи "своему верному слуге". Положение в Молдавии стало предметом обсуждения на Цесарском Совете в Киеве. Цесарь колебался. Князь-гетман Собесский хотел немедленно двинуться на Яссы. Князь-канцлер Заруцкий предостерегал перед открытой поддержкой Константина. В качестве аргумента он ссылался на письмо господаря Раду, в котором тот также клялся в верности цесарю и обвинял своего дядю в намерении перейти на сторону турок. Одновременно он припоминал о более чем двусмысленной позиции Константина, организовавшего в принадлежащей ему Сучаве подпольный монетный двор, чеканивший фальшивую монету, в недавнее время заполнившую рынки Цесарства. В результате Иван принял компромиссное решение: войско выдвигается к молдавской границе, но её не переходит. В Яссы с посольством направился люблинский воевода Мартин Замойский, который должен был оценить положение дел на месте, не высказывая открытого предпочтения ни одному из претендентов, ожидая развития событий.
События между тем развивались стремительно. Войско Константина возглавлял некий Николай Боул, человек столь же решительный, сколь и хитрый. Он подкупил некоторых офицеров Ясского гарнизона, и те открыли перед ним ворота. Таким образом, когда в середине июня Замойский прибыл в Яссы, его радушно встретил вернувшийся в столицу господарь Константин, сообщивший посланцу цесаря о низвержении узурпатора и восстановлении законного правителя. Замойский с чувством выполненного долга отправился обратно в Киев.
Тем временем Боул, ставший новым комендантом столичного гарнизона и фактическим хозяином Ясс, решил взять быка за рога (само его прозвище означало на молдавском языке "бык"). Почувствовав вкус власти и успеха, он решил не останавливаться на достигнутом. 25 июня, вскоре после отъезда Замойского, во главе своих людей он вошёл в покои Константина и зарубил его саблями прямо в постели. На следующий день он объявил господарем себя. В качестве подтверждения своих прав на трон он заявил, что является незаконнорожденным сыном господаря Александра Могилы (отца Константина). Перепуганные бояре не решились возразить своему новому повелителю. До сих пор неизвестно, было ли правдой или ложью то, что Николай говорил о своём происхождении. С одной стороны, о покойном господаре Александре было известно, что он относился к поклонникам "белоголовых", и что с некоторыми из них он имел потомство на стороне. С другой стороны, есть веские основания считать, что свидетели, утверждавшие о связи покойного господаря с матерью Николая Боула, были подкуплены или запуганы узурпатором.
Так или иначе, Боул имел все основания опасаться своих действительных или мнимых родственников. Поэтому он и его подручные (называемые в народе по прозвищу их предводителя "быками") начали преследования всех, прямо или косвенно связанных с домом Могил. Попутно они обрушились на бояр, казавшихся Николаю подозрительными. Сами "быки" не отставали от своего хозяина, грабя и убивая всех, кого они считали своими врагами, имуществом которых можно было поживиться или на чьих жён или дочерей они просто "положили глаз". Молдавское княжество захлестнула волна кровавого террора. Толпы беженцев, спасая свою жизнь, устремились во владения Цесаря.
Небольшое лингвистическое уточнение:
После проверки по разным словарям выяснил, что:
bou — вол (рум.)
taur — бык (рум.)
bour — зубр (рум.)
Так что по смыслу прозвища ("упрямый, как бык, сильный, как бык") узурпатор будет носить фамилию Таурул.
moscow_guest пишет:
Таурул.
По рум. — телец, и теленок. Для узурпатора самое то:)
moscow_guest пишет:
упрямый, как бык
încăpăţînat ca un taur
moscow_guest пишет:
сильный, как бык
de puternic ca un taur
"На самом деле, каждый мир, который выдумывает альтисторик, становится реальностью в одной из параллельных миров. Задумайтесь об этом, прежде чем писать очередную лажу..." (с) Снусмумрик
"Плоха та АИ, которая не мечтает стать ГИ" (с) Q-silver
Faergal пишет:
По рум. — телец, и теленок. Для узурпатора самое то:)
Именно. Мне гугловский словарь выдал сначала "bou" на "бык". Только потом я проверил обратно, и оказалось, что это не "бык", а "вол".
Faergal пишет:
încăpăţînat ca un taur
Mulţumesc pentru aiutor 
Întotdeauna bucuros să vă ajute
moscow_guest пишет:
aiutor
ajutor
"На самом деле, каждый мир, который выдумывает альтисторик, становится реальностью в одной из параллельных миров. Задумайтесь об этом, прежде чем писать очередную лажу..." (с) Снусмумрик
"Плоха та АИ, которая не мечтает стать ГИ" (с) Q-silver
Замойский уже приближался к Киеву, когда его догнал гонец из Молдавии (один из польских шляхтичей на службе господаря) и рассказал о перевороте в Яссах. Воевода был озадачен, получалось, что он в упор не заметил назревавшего заговора. Чтобы как-то сгладить свою вину, он при докладе цесарю занял самую воинственную позицию, настаивая на немедленной посылке войска для борьбы с "быками". Для подтверждения своего рассказа он взял с собой во дворец того самого шляхтича, с которым встретился по дороге. Беглец рассказал о том, что все поляки, живущие в Яссах, опасаясь за свою жизнь, бегут на территорию Цесарства. И о том, что многие молдаване делают так же.
На этот раз на Цесарском совете разногласий не было. Собесский и Заруцкий вместе выступили за немедленную войну с узурпатором. Было решено поручить командование молдавской армией Замойскому, как лучше всех ориентирующемуся в положении дел на месте. В конце июля Замойский вступил в Молдавию. Таурул не решился оказывать сопротивление превосходящим силам Замойского и в августе 1675 г. оставил город, прихватив с собой государственную казну.
Часть бояр не ушла с "господарем", считая более безопасным остаться в столице под защитой цесарского войска. Простой народ тоже надеялся на улучшение своего положения, поэтому Замойского встречали, как освободителя. Бояре провозгласили новым господарем бывшего великого ворника (управляющего двором господаря) Стефана Лупула. Новый господарь начал собирать войска для борьбы с Таурулом. Тот, однако, не собирался сдаваться. Он, вместе со своими "быками" занял замок в г.Васлуй и установил свой контроль над югом страны. Поняв, что шансов на соглашение с Цесарством у него не осталось, он отправил посольство в Константинополь. В своём письме султану Мехмеду IV (прозванному Охотником) он обещал отдать Молдавию под руку турецкого падишаха и просил немедленно прислать войско против Замойского.
Получив послание Таурула, великий визирь султана Мехмеда, мудрый и решительный Ахмед Кепрюлю решительно поддержал перед своим повелителем идею войны с "неверными". Он считал, что после побед над венецианцами (турки отбили у них ряд островов Эгейского моря, в том числе Крит) пришло время выступить против "Лехистана". Пренебрегать в этом деле помощью проосманского господаря не стоило. Прибывший из Константинополя турецкий чауш доставил Таурулу султанский бунчук и грамоту с собственноручной печатью, как знак утверждения в должности. Господарь в свою очередь поклялся в верности себя и всей Молдавии в верности Высокой Порте.
В июле следующего года на помощь Таурулу пришла турецкая армия под командованием Ибрагим-паши. Турецкий военачальник вместе со своим молдавским союзником двинулись к занятым Замойским Яссам. В августе он осадил молдавскую столицу. Таурул пробовал добиться своих целей, как и в прошлый раз, подкупом и переправил несколько писем к известных ему боярам и служилым людям, предлагая им перейти на его сторону и впустить осаждающих в крепость. Эти попытки, однако, оказались безуспешными – помня давнее вероломство Таурула и произвол, творимый его "быками", молдаване предпочитали держаться от него и его слуг как можно дальше.
Тем временем, на помощь осаждённым выступил сам Ян Собесский. Он послал впереди себя полк гусар, пробравшийся через турецкие линии и вступившего в город, поддержав осаждённых на духу. 28 августа 1676 г. гетман разбил Ибрагим-пашу и заставил его отступить к Васлую, сняв осаду. Но в разорённых окрестностях Ясс было невозможно прокормить такую большую армию, и поэтому Собесский с главными силами вернулся в Цесарство.
В Стамбуле после смерти Ахмеда Кепрюлю великим визирем стал его шурин Кара-Мустафа, настроенный ещё более воинственно. Но, наученный неудачей Ибрагима, он решил подойти к делу более обстоятельно. В Бахчисарай, крымскому хану Селим-Гирею был отправлен приказ атаковать цесарские владения. Хан этот вообще был настроен исключительно протурецки и всячески старался координировать свою политику со Стамбулом. Поэтому он немедленно принял приказ к исполнению и начал приготовления к войне с Цесарством. В его владениях проживало большое количество "вишневчиков", бежавших в Крым после конотопского поражения. Периодически они устраивали набеги на цесарские земли, а хан, в ответ на регулярные представления и протесты послов из Киева столь же регулярно отвечал, что не имеет ни малейшего представления о том, что творят "вишневчики" за пределами его территории. Вместе с тем он решительно отказывался принять какие-либо меры для прекращения их своевольства, ссылаясь на то, что они являются вольными людьми и сами отвечают за себя. Отношения между Крымом и Цесарством стремительно портились, и Селим намеревался разрубить этот "гордиев узел" своей саблей. К весне следующего, 1677 года войско крымцев под командой своего сына нуреддин-султана Девлет-Гирея и "вишневчиков" под командованием атамана Серко, выступило на север в направлении Курска, намереваясь, пока турецкие силы ведут войну на Дунае, разорить земли Москвы и не дать московскому войску прийти на помощь главным цесарским силам.
Весной началась новая кампания войны, прозванной современниками "бычьей". Началась она, впрочем, крупным сюрпризом для мусульман со стороны воеводы Замойского. Он не ограничился укреплением Ясс, а сам перешёл в наступление на турецкие владения. Ещё до начала мая он вторгся в вассальную Турции Валахию и занял её столицу Тырговиште. Захваченный врасплох господарь Валахии Георгий Дука укрылся в расположенном южнее Бухаресте. В связи с событиями в Валахии было решено отложить второй поход Ибрагим-паши в Молдавию и направить его на помощь Дуке. Туда же направился и Таурул с "быками" и набранными им молдавскими ополченцами.
В начале июня турки, "быки" и валахи подошли к стенам Тырговиште. Цесарское войско отбило серию приступов, но турки не останавливались, обстреливали город из пушек и копали подкопы под стены. Наконец они ворвались в город, начались уличные бои. Видя безнадёжность попыток удержать город, Замойский приказал отступать обратно на север. Турки не имели сил на долгое преследование и дали ему отступить. Единственно, что беспокоило отступающее польское войско – это летучие отряды "быков", нападавшие на отстающих от основных сил цесарских людей. Вторжение в Валахию закончилось неудачей.
Но в восточных провинциях дела Цесарства пошли значительно лучше. В сражении при Белгороде гетману Ромодановскому удалось наголову разбить вторгшихся татар. Девлет-нуреддин спасся бегством, предводитель "вишневчиков" Серко погиб. Остатки татар ушли на Тамань.
Кампания 1677 г. закончилась стратегическим патом. Долгая война начала тяготить обе стороны, не желавшие далее тратить деньги на это всё более бесперспективное предприятие. Между Цесарством и Османской Империей начались вначале секретные контакты, а затем и прямые мирные переговоры. Турки требовали признать Таурула господарем, поляки отказывались наотрез. Так прошёл следующий, 1678 г.
Но решающий вклад в заключение мира внёс ни кто иной, как сам предводитель "быков". Поняв, что поход на Яссы откладывается и, вероятно, надолго, он решил "устроиться" в Валахии. Он договорился с некоторыми боярами, недовольными властью Дуки, о том, чтобы свергнуть господаря. Однако, когда Николай попытался втянуть в заговор влиятельную фамилию Кантакузинов, он потерпел неудачу. Кантакузины предпочли пока что держаться вместе с Георгием и раскрыли ему правду. Господарь немедленно приказал схватить находившегося в Бухаресте (Тырговиште ещё не было до конца восстановлено после военных разрушений) Николая. Ему, а также некоторым другим заговорщикам, отрубили головы.
Узнав о гибели своего повелителя, "быки" немедленно начали переговоры с Лупулом. Результатом их стало возвращение Васлуя и всей Южной Молдавии под власть Ясс. Таким образом спор о персоне господаря стал беспредметным. Видя это, стороны быстро пришли к соглашению. В феврале 1679 г. в Бухаресте был подписан мирный договор между Османской Империей и Цесарством Четырёх Народов, подтверждавший восстановление довоенного статус-кво. Молдавия по-прежнему оставалась вассалом Цесарства, а Стефан Лупул – её господарем. Он, однако, не пользовался популярностью среди своих подданных, измученных непрерывными военными действиями, непомерно возросшими налогами и насилиями со стороны обеих армий. Из-за войны молдавские крестьяне зачастую не могли собрать урожай и, лишённые хлеба, были вынуждены есть траву, мох и камыш. Поэтому Стефан получил в народе горькое прозвище "папурэ водэ" – "камышовый князь". Но слёзы и проклятия маленьких людей имели мало веса в "большой политике".
Война шла далеко на юге, а в цесарском Киеве продолжалась обычная жизнь. Цесарь придавал большое значение украшению своей столицы. Близилось к завершению строительство Сеймового Дворца, началось возведение зданий Цесарской Резиденции на Подоле. К этому же периоду относится сооружение такой важной достопримечательности Киева, как Колонна Сигизмунда перед Сеймовым Дворцом. Цесарь приказал возвести двадцатипятиметровую гранитную колонну с фигурой рыцаря с крестом и саблей на венчающем её пьедестале в память своего деда Сигизмунда III Ягеллона, заложившего основы единства грядущей державы. Не отставали от своего государя и многочисленные переехавшие поближе к цесарю аристократы, возводившие в разных местах города свои дворцы. Население города быстро росло. Киев быстро менял свой облик, превращаясь в крупную европейскую столицу.
Окончание конфликта с турками было отмечено празднествами и народными гуляниями – правительство стремилось представить её, как победу. Поэтому все до небес превозносили успех Ромодановского под Белгородом, представляя его главным событием прошедшей войны. Точно так же до этого был большой праздник по поводу победы князя Собесского. Точно так же, как ещё раньше отмечали победу Замойского над молдавским узурпатором. Столица полюбила праздновать. Кроме больших праздников с гуляньями, парадами и фейерверками, были праздники "обычные", такие, как Пасха, Тело Господне, Рождество. В последние годы вошло в моду праздновать наступление Нового Года – в ночь на первое января город наполнялся грохотом и блеском многочисленных ракет и шутих. Здесь, кстати, тоже потребовалось высочайшее вмешательство. Здесь выявился ещё один любопытный нюанс. В "царских" областях, в отличие от "королевских" за начало Нового Года принималась дата первого сентября, так что купцы, путешествующие из Королевства в Царство, могли встретить Новый Год дважды. В Москве, впрочем, не было принято встречать Новый Год торжественно, это был обычный рядовой день. Цесарь Иван своим универсалом от 21 марта 1672 г. утвердил единую дату начала года для всей страны. Московский комиссар Матвеев прилагал все старания, чтобы утвердить на вверенной ему территории новую традицию – современники согласно отмечали, что в новогоднюю ночь в Москве "шуму и грохоту зело много, поболе даже, нежели в столице цесарской".
Но не одними праздниками жил цесарский Киев. Неумолимый круговорот жизни и смерти не обходил стороной даже самых значительных особ. 18 апреля 1679 г. в своём дворце скончался "гений эпохи" – Иван Иванович Заруцкий. В отличие от его бурной жизни смерть сына Самозванца была тихой – вечером канцлер лёг спать, а днём, когда он не вышел к завтраку, вошедшие в спальню своего хозяина слуги нашли в постели его бездыханное тело. Как они уверяли, на его губах застыла улыбка.
Похороны были торжественными. Сам цесарь, несмотря на плохое самочувствие, присутствовал на отпевании своего канцлера в Киево-Печерской Лавре и шёл за его гробом. На следующий день он созвал заседание своего Совета, на котором назвал имя преемника Заруцкого – своего следующего канцлера. Монарх назвал имя сына покойного – князя Дмитрия Заруцкого, черниговского воеводы, героя Конотопской битвы. "Польская" партия, желавшая видеть канцлером Замойского, была недовольна, однако возразить Цесарю никто не решился. Многие заметили перемену, произошедшую с Иваном после смерти своего министра – он стал мрачным, замкнутым, сосредоточенным "в себе". На заседаниях Совета он казался отсутствующим, что, отнюдь, не мешало ему внимательно выслушивать мнения участников и принимать разумные решения. Но, казалось, смерть канцлера внушила ему мысль о скором собственном конце.
С наступлением Нового Года и без того плохое здоровье Ивана ухудшилось. Он всё больше времени проводил в постели, даже принимал в таком положении иностранных послов. Начиная с февраля, он вообще перестал вставать на ноги. Наконец 23 февраля 1680 г. наступила развязка – сердце Первого Цесаря Четырёх Народов перестало биться. Династия Ягеллонов окончательно пресеклась.
На этот раз всё отнюдь не было так однозначно, как в прошлый раз. Прямых наследников у цесаря Ивана не было (в живых из его детей остались только дочери), так что киевский трон остался вакантным. Согласно установленному порядку на время междуцарствия обязанности главы государства переходили к примасу полонийной церкви. Собранному в мае 1680 г. элекцийному Сейму (всё ещё в комиссарском дворце – его собственное здание было ещё не отделано) предстояло, кто из кандидатов достоин надеть на свою голову Корону Четырёх Народов.
Кандидатов было двое. Во-первых – французский принц Анри-Жюль де Бурбон, сын великого принца Конде. Король Людовик XIV, активно поддерживавший эту кандидатуру, считал, что французский принц на троне великой восточноевропейской империи обеспечит её постоянный союз с Францией. В пользу французского кандидата должна была сыграть знаменитая фамилия претендента на трон. По умолчанию предполагалось, что Анри-Жюль унаследовал военные таланты своего отца. Пропаганда "короля-солнца" акцентировала внимание на великолепной образованности будущего цесаря.
Другой кандидат был давно и хорошо известен жителям Цесарства. Это был ни кто иной, как князь-гетман Собесский. Его сторонники настаивали на том, что таланты князя не нуждаются в представлении: они в подробностях расписывали битвы под Сломниками, Тростянцем, Яссами. Его представляли воином христианской веры, в ход шло даже его прозвище среди турок – "Лев Лехистана". Предвыборная кампания (достаточно непривычная вещь для поляков, когда речь шла о монархе) развернулась вовсю.
Кандидатуру Бурбона поддержал князь Дмитрий Заруцкий – в первую очередь потому, что был "на ножах" с "польской" партией, которая как раз поддержала гетмана. В ожидании приезда французского кандидата сторонники Заруцких направо и налево расписывали преимущества, которые даст Цесарству грядущий союз с Францией. "Французская" партия развила бурную активность, сторонники Бурбона устраивали приёмы в честь "цесаря Генриха", превозносили его достоинства (часто мешая их с достоинствами его отца) на каждом углу: в корчмах, на улицах, наконец, на сеймиках.
Деление на "французов" и "пястов" (т.е. сторонников национального кандидата) не имело географического оттенка. В каждом городе, в каждом повете и даже застянке (деревне или части деревни, заселённой бедной шляхтой) имелись сторонники того или другого кандидата, поэтому агитация протекала исключительно бурно. Привыкшие к тому, что наследование трона проходит чинно и спокойно, подданные цесаря как с цепи сорвались. Здесь и там возникали споры, ссоры, драки. Особенно выделялась своей буйностью польская шляхта. Шляхтичи привыкли к владению саблей, она давно стала для них частью обычной одежды, так что они часто пускали её в ход, так что выборы не обошлись без кровавых поединков с убитыми и ранеными. Очевидцы говорили: "Слава тебе, Господи, что нам не нужно выбирать КАЖДОГО монарха – тогда бы мы точно все перессорились между собой".
Несколько спокойнее проходила кампания в "царских" областях. Там большинство решительно принадлежало претенденту-"пясту", т.е. князю-гетману Яну Собесскому.
В московских областях на его стороне был такой важный фактор, как его родство с предыдущим цесарем, который был для московитов "своим". Дело в том, что Ян Собесский был женат на дочери покойного Ивана – великой княжне Марии Ивановне Ягеллон, более известной под тем уменьшительным именем, которое употреблял обожавший её муж – Марысенька. Будущий гетман познакомился со своей будущей супругой в 1655 г. в Москве, когда он был там в составе королевского посольства. Несмотря на взаимную симпатию, до свадьбы не дошло, а через несколько лет вышла замуж за коронного польного гетмана Яна Замойского. Её отец, предвидя возможность своего воцарения в Королевстве, стремился таким образом укрепить контакты с местной знатью. Детей, однако, у молодой пары не было, точнее, их было четверо, но они умерли в младенчестве.
Сразу же после смерти Замойского в 1665 г. Ян Собесский получил два подарка судьбы: первым было его назначение на должность польного гетмана вместо покойного, а вторым – его долгожданная свадьба с любимой "Марысенькой". В том, что это был брак по любви, не сомневался никто из современников. Супруга гетмана была весьма честолюбивой особой. Зная о симпатии к династии Ягеллонов среди подданных Цесарства, она старалась использовать своё происхождение в интересах мужа. Она устраивала приёмы для послов и при каждом удобном случае рассказывала, как ценил князя Собесского покойный цесарь. Стремясь понравиться очаровательной "Марысеньке", всё больше и больше послов склонялись на сторону князя-гетмана.
Но исход избирательной кампании решила всё-таки не столько княгиня Собесская, сколько сам конкурирующий с её мужем кандидат. В октябре 1680 г. Анри-Жюль де Бурбон прибыл, наконец-то, в Киев, где его сторонники во главе с канцлером устроили ему восторженный приём. И это стало последней каплей. На обеде Бурбон и Заруцкий поспорили по какому-то достаточно незначительному поводу: некоторые утверждали, что речь шла о сорте вина, некоторые – что причиной всему оказались разногласия из-за приправы к дичи. Но факт остаётся фактом – француз устроил безобразную сцену, бил посуду, топал ногами и кричал на канцлера. Присутствующие были шокированы. На следующий день Дмитрий направился к Собесскому и сообщил ему о своей поддержке. При всей своей неприязни к князю канцлер отдавал себе отчёт, что великий гетман, в отличие от истерического француза, был человеком вменяемым и рассудительным.
Итак, свершилось, 5 ноября 1680 г. на престол Цесарства взошёл цесарь Ян II Собесский. Новый монарх, новая династия, новая эпоха…
По поводу нумерации-какая используется?Ян II-то он по польскому счёту,по российскому Иван VI.
Ещё вопрос-будет ли в этой АИ какой-нибудь аналог шведского Карла XII и Полтавская битва?
Александр пишет:
По поводу нумерации-какая используется?Ян II-то он по польскому счёту,по российскому Иван VI.
Неправильно. Нумерация идёт от создания Цесарства. Так что Иван Ягеллон — Иван I, а Ян Собесский — Ян II ("второй", потому что "Ян" и "Иван" это то же самое имя в разных транскрипциях).
Александр пишет:
Ещё вопрос-будет ли в этой АИ какой-нибудь аналог шведского Карла XII и Полтавская битва?
Война со шведами будет — адназначна! Аналог-не аналог, но будет. А битв тоже будет достаточно. А ещё будет alter ego Мазепы (только, ясное дело, не на Украине 
).
moscow_guest пишет:
А ещё будет alter ego Мазепы
А аналог Лещинского? Любителей получить привелии хватает ещё на то время, и если их пообещать...
altair пишет:
А аналог Лещинского? Любителей получить привелии хватает ещё на то время, и если их пообещать...
Т.е. монарха, посаженного на иностранных штыках? Исключено — для этого шведам с австрийцами придётся всё Цесарство (включая Москву) оккупировать, а это проще сказать, чем сделать. Да и цесарь здесь вполне национальный, а не саксонский выборный "варяг". Пообещать привилегии, конечно, можно, но без тотальной военной победы этих обещаний никто и слушать не будет.
altair пишет:
А аналог Лещинского?
Почему аналог.Польский магнат с таким именем может существовать и в этой реальности,но вот королём он не станет,хотя может и сыграть определённую роль в истории-какую-авторский произвол.
На карте Цесарство выглядело величественно – огромная держава, восточные границы которой достигали Спокойного Океана, а западные – почти что касались реки Одры. Бросался в глаза континентальный характер государства – при его огромной территории оно имело только два морских порта: Гданьск на Балтийском море и Архангельск на Белом. На Балтийском море в формальном подчинении Цесарства имелся порт Крулевца (Кёнигсберга), но им владел хоть и вассальный, но весьма своевольный герцог Фридрих-Вильгельм Гогенцоллерн. От прочих же морей Цесарство отделяли владения Швеции, Турции и Крымского ханства.
После того, как закончились коронационные торжества, новый цесарь решил познакомиться с вверенной ему страной ближе, чем позволяла карта. В январе 1681 г. он выехал из Киева в большое путешествие по Цесарству. Кроме того, он хотел дать возможность своим подданным познакомиться со своим Цесарем. Желательно с лучшей стороны. На время своего отсутствия в Киеве должен был распоряжаться Мартин Замойский, получивший должность цесарского наместника.
Путь его лежал через Конотоп. Ян Собесский хорошо помнил это место ещё со времен битвы с Вишневецким. Теперь здесь снова слышался гром пушечных залпов, но на этот раз это не был огонь по врагу, но всего лишь торжественный салют. После торжеств в Конотопе путь монарха лежал через Брянск и Калугу (где его тоже встречали салютом и колокольным звоном) в Москву. У Ягеллонской заставы своего государя встречал комиссар Матвеев и огромная делегация московских сословий. Православное и полонийное духовенство, шляхта, купечество, простолюдины – все вышли на поле приветствовать своего монарха. В числе прочих присутствовали одетые в чёрное профессора Московского университета. Когда цесарь Ян вышел из своей кареты, все опустились на колени. Комиссар произнёс торжественную речь, в которой учтиво приветствовал цесаря на земле Московской Руси и изъявил желание продолжать верой и правдой служить ему и славе Цесарства Четырёх Народов.
Празднества в Москве продолжались, казалось, бесконечно. Приёмы следовали один за другим: во дворце комиссара в Кремле, в резиденции православного Патриарха, в резиденции полонийного архиепископа, в палатах канцлера… Каждый московский аристократ готов был вывернуться наизнанку, чтобы хоть бы на часок "заполучить" цесаря к себе, так что не любивший торжеств и блеска Ян II проявлял чудеса изворотливости, чтобы отделаться он навязчивой любви своих подданных. Зато цесарева Мария чувствовала себя в лучах славы, как рыба в воде. Величественным кивком головы она принимала приглашения и петиции, осчастливливая их подателей, и не менее величественным кивком отклоняла другие, повергая их подателей в отчаяние. Она величественно шествовала через анфилады комнат дворцов, милостиво улыбалась подданным, снисходительно протягивала руку для поцелуя, внимательно прислушивалась к словам одних и отворачивалась от других, одним словом – царствовала. И, разумеется, танцевала, танцевала, танцевала… Цесарева была в восторге от встречи с городом своего детства. Многие здесь знали её с детства, и тоже по привычке называли её уменьшительным именем на русском языке – Машенька.
Марысенька-Машенька всячески задерживала своего мужа в Москве. Для этого имелись и объективные причины – наступила весна, дороги в средней полосе Цесарства стали непроезжими из-за грязи и высочайшая чета задержалась в Москве. Там же при цесаре находились неотступно следовавшие за Яном II иностранные послы, так что столица Четырёх Народов на некоторое время перенеслась в Москву. Ян II использовал это время для знакомства с жизнью своей провинции. В сопровождении комиссара, гетмана или московского президента (т.е. градоначальника) он инспектировал размещённые в городе и неподалёку полки, осматривал строящиеся здания, посещал университет и школы, даже ходил по рынку на Красной Площади, где живо интересовался ценами на местные товары. Наконец в середине апреля монарх двинулся дальше.
По дороге он остановился в Троице-Сергиевой Лавре – проехать мимо было бы despectum для его подданных православной веры. После этого кортеж цесаря направился к Ярославлю, где (опять же после нескольких дней праздника по поводу высочайшего визита) пересел на заранее подготовленные суда и спустился по Волге до Костромы. Надо отметить, что со времени "Потопа" и мятежа Аввакума этот город считался "опальным". Вернувшись в Москву, гетман Барятинский поставил там воеводой одного из своих полковников. В "мятежном" городе тот не стеснялся. Управы на него не было – в Москве, которой подчинялись костромские власти, не склонны были прислушиваться к жалобам "раскольников". Поэтому приезда высочайшей особы ждали больше со страхом, чем с надеждой. Тем не менее, при известии о прибытии Яна II в Кострому на улицу высыпали толпы народа – все хотели посмотреть на "лядского короля", как они называли его втихомолку. Когда карета ехала по деревянным улицам волжского города, её сопровождало молчание горожан.
Но на встрече с цесарем костромичей ждал сюрприз. Ян Собесский ни одним словом не припомнил горожанам, смиренно слушавшим его с непокрытыми головами, ни об Аввакуме, ни о Стеньке Разине, ни вообще о событиях десятилетней давности. Это разительно отличалось от поведения воеводы, напоминавшего им об этом при каждом удобном случае. Дальше – больше. Вздох облегчения пронёсся по толпе собравшихся, когда цесарь объявил присутствующим, что отзывает ненавистного всем воеводу. Ещё через несколько секунд костромичи были поражены заявлением Яна II о назначении нового воеводы – хорошо известного горожанам князя Сергея Ивановича Милославского, происходившего из старинного московского рода, в своё время присоединившегося к самозванцу Михаилу и ушедшего вместе с ним в Кострому. Он пользовался большой популярностью среди костромичей, неоднократно заступавшись за них перед воеводой – иногда даже успешно. Это назначение, лучше всего свидетельствовавшее о возвращении городу монаршей милости, было встречено вначале недоуменным молчанием, а потом восторгом. Вверх полетели шапки, а воздух наполнился криками "ура". Через несколько дней горожане получили ещё один повод для ликования – цесарь Ян пригласил к себе митрополита "Истинной Православной Церкви", до этого скрывавшегося в подполье. Цесарь был настроен на достижение согласия со своими подданными и хотел прекратить между ними религиозные распри.
В общем, когда цесарь с цесаревой грузились на суда, чтобы отплыть обратно вверх по Волге, их провожали восторженные толпы во главе с новым воеводой. В отличие от Москвы, пребывание цесаря в Костроме не длилось долго – все местные дела были в основном улажены по мысли Яна II, а Марысенька постоянно его торопила – ей было скучно. Местные жители не устраивали балов, по их обычаям женщины должны были сидеть дома и покидать его только для похода в церковь. Ян не желал спорить с местными предрассудками, так что его супруга всё время была фактически под домашним арестом в доме воеводы в окружении исключительно своих служанок и местных женщин, которых находила скучными.
Из Костромы суда цесаря вверх по Волге поплыли в Тверь. Цесарь всячески старался расположить недавно освобождённую от шведов землю к властям их новой, точнее, древней Родины. Оттуда монарх пересел на кареты и через Ржев, Витебск и Полоцк отправился в столицу Великого Княжества Литовского. Цесарский комиссар Казимир Сапега старался быть радушным хозяином и стремился понравиться цесарю, а особенно цесареве, зная о её влиянии на своего мужа. Это ему удалось – Марысенька была в восторге, и никоим образом не желала покидать Вильно. Чтобы убедить супругу, Ян всячески расписывал ей торжества, которые обещал устроить в Крулевце герцог Фридрих-Вильгельм.
Тот тоже оправдал ожидания. Недовольный фактом своего подчинения полякам, Гогенцоллерн, однако, демонстрировал все формальные признаки верности и принимал своего сюзерена по высшему разряду. Снова балы, снова приёмы, снова фейерверки. Вместе с тем герцог делал всё, чтобы изолировать цесаря от местного народа. Он не допускал, чтобы Ян II свободно передвигался по прусской столице – ссылаясь на соображения безопасности, во всех поездках цесаря сопровождали прусские офицеры. Не желающий ненужных конфликтов повелитель делал вид, что верит в искренность своего вассала.
Дальнейшее путешествие прошло на кораблях – сначала морем до Гданьска, затем вверх по Висле до Варшавы и Кракова. На этот раз даже Марысенька устала от непрерывных торжеств, и торопила своего мужа, желая скорее вернуться домой в Киев. В Варшаве, Кракове и Львове высочайшая чета задержалась только на несколько дней. Наконец, в начале осени 1681 г. цесарское путешествие закончилось. Цесарева отправилась отдыхать, а цесарь – обдумывать дальнейшие планы.
Впечатления, которые Ян II вынес из своего путешествия, привели его к следующим выводам. Цесарство велико, и в нём живёт много народов. Каждый народ имеет свои обычаи, хоть чуть-чуть, да отличающиеся от обычаев соседей. Если оставить всё, как есть, то рано или поздно эти различия разорвут империю на части. Поэтому Цесарство нуждается в унификации – все его провинции должны получить единую систему управления. Единообразие заставит подданных цесаря обращать внимание в первую очередь на то, что их объединяет, а не на то, что их разделяет.
Кроме того, идентичность системы власти по всему государству значительно упростила бы ведение дел и для самого Цесаря, позволив забыть о не обращать внимания на локальные особенности и сосредоточиться на главном – интересах державы в целом.
Ещё одним фактором, подстегнувшим повелителя к немедленным действиям, была представленная ему петиция послов сибирских воеводств. Сибирь начала активно осваиваться ещё при царе Иване Грозном, когда вождь казаков Ермак Тимофеевич начал её завоевание для России. После заключения союза между Россией и Королевством Двух (а в дальнейшем – Трёх) Народов, в Сибирь активно направлялись подданные Королевства: тяготившиеся покоем шляхтичи, воинственные казаки, вечно ищущие своей выгоды купцы. Ко времени образования Цесарства московиты составляли уже меньшинство сибирийцев – большая часть жителей Сибири говорила на польском языке, даже те, которые были когда-то царскими подданными, уже давно не имели ничего общего с Москвой.
Практически все дела, которые сибирийцы вели с Цесарством, шли непосредственно с монархом. Изначально это был московский царь Иван Ягеллон, но после того, как он переехал в Киев, они продолжали слать все свои прошения и отчёты именно к нему, а не к московскому комиссару. То же самое они намеревались делать и дальше. Поэтому в своей петиции они просили своего Цесаря взять их под своё высокое покровительство, исключив ненужную промежуточную инстанцию в лице московского Сибирского Приказа. Ян обещал прислушаться к просьбам сибирийцев и обещал им сделать Сибирь независимой от Москвы.
Поэтому на собравшемся в январе 1682 г. Сейме Ян II объявил послам о реформе управления государством. Отныне провинции получали название "комиссарий", от должности управляющего ими от имени цесаря комиссаров. Каждый комиссар был начальником всех военных и гражданских властей вверенной ему комиссарии и во всём отчитывался перед цесарем. Цесарь мог в любой момент сместить любого из комиссаров и назначить на его место любого из своих подданных. Комиссарии делились на воеводства, воеводства, в свою очередь – на поветы. Частью поветов были гмины, то есть, фактически, отдельные сёла. Вся система представляла собой централизованную иерархическую структуру с цесарем на её вершине.
Была упорядочена также система военного командования. Ранее каждая провинция имела собственных гетманов, великого и польного. Это было оправдано, когда провинций было только три, но теперь когда их стало четыре (с ближайшей перспективой превращения Сибири в пятую), это стало бы чересчур громоздко и неудобно. Поэтому институт гетманства перестал быть территориальным – отныне слово "гетман" означало более не командующего войсками комиссарии, а просто присваиваемое цесарем высшее воинское звание, примерно соответствующим французскому званию "маршал". Все гетманы находились в распоряжении цесаря, могущего их направить командовать любой армией, независимо от комиссарии своего происхождения.
После переподчинения Сибири смысл формулировки "Цесарство Четырёх Народов" пропал. Некоторые послы предлагали добавить к "четырём" ещё "один", чтобы народов официально стало пять. Но цесарь имел свой план и не намерен был пускать дело на самотёк. Сейм нужен был ему не столько для обсуждения, сколько для утверждения уже принятых им решений. Он был убеждён, что сеймовые послы, если позволить им самим принимать все решения по государственным делам, способны превратить все планы в свою противоположность. Сейм утвердил его формулировку – сеймовая конституция от 28 января 1682 г. утвердила новое название государства. Теперь империя называлась Цесарством Многих Народов – и должна была сохранить это название независимо от прибавления числа комиссарий в дальнейшем.
Кроме того, был изменён титул цесаря. Ранее он назывался "Цесарь Четырёх Народов, Король Польский, Великий Князь Литовский, Великий Князь Русский, Государь Всея Руси и протчая и протчая и протчая". Таким образом в титуле дважды встречался термин "Русь", первый раз – по отношению к киевской комиссарии, второй раз – к московской. Подданным цесаря разница была ясна, но иностранцы путались, где именно о какой "Руси" идёт речь. Им объясняли, что Русь Киевская и Русь Московская – две совсем разные земли Цесарства. Название "Московская Русь" часто сокращалось поляками до "Москворусь" или "Москворуссия". С течением времени так стали называть свою родину и всё больше жителей Царства. Топоним "Москворуссия" получал всё более широкое употребление. Пока, наконец, не был утверждён официально этим Сеймом, получившим наименование "унификацийного". Отныне Ян II именовался "Цесарем Многих Народов, Королём Польским, Великим Князем Литовским, Великим Князем Русским, Государем Москворусов и Повелителем Сибирийцев". Новые слова постепенно вытесняли старые.
За южными границами Цесарства было неспокойно. В венгерских землях ширилось восстание против Габсбургов. Оно началось ещё в начале 70-х, когда беженцы от религиозных и политических преследований Габсбургов из Западной ("Королевской") Венгрии взбунтовались против императора Леопольда. Их социальный состав был различный: скрывающиеся от императорской Контрреформации протестанты, мелкое дворянство, уволенные из армии солдаты. Армия "беглецов", как они себя называли, с переменным успехом вела войну против императорских войск.
Их восстание было на руку соперничавшим с Габсбургами дворам в Париже и Киеве: ещё в мае 1677 г. представители Людовика XIV, Ивана I и трансильванского князя Михая Апафи подписали с послами "беглецов" соглашение, согласно которому им выплачивалось 100 тысяч талеров помощи, что позволило им сформировать 15-титысячную армию. Хотя цесарь и не объявлял войны императору, многие шляхтичи присоединились к войску "беглецов".
В 1678 г. войска влиятельного венгерского князя Имре Тёкёли выступили против Габсбургов и быстро заняли как Нижнюю, так и Верхнюю Венгрию. "Беглецы" присоединились к нему и выбрали своим предводителем. Он решил обеспечить себе поддержку Османской империи и признал себя вассалом Турции. Султан признал его королём Верхней Венгрии в обмен за обязательство ежегодной дани в 40 тысяч талеров. Император Леопольд был вынужден заключить с ним перемирие.
В Константинополе потирали руки. Война между императором и его мятежными подданными давала османам шанс сокрушить Империю и самим стать гегемоном в Центральной Европе. В августе 1682 г. Турция объявила императору войну. Тёкёли со своими "беглецами" выступил на его стороны. Желание освободиться от гнёта Габсбургов перевесило традиционную неприязнь к мусульманам.
Объявлению войны предшествовали длительные переговоры между турецким и цесарским дворами. Турки были крайне заинтересованы в участии Цесарства на своей стороне. Великий визирь Кара Мустафа писал цесарю Яну II исключительные по своей любезности письма. Канцлер Заруцкий представил монарху свой проект совместных действий с Турцией. Согласно нему, в то время, когда турецкие войска вместе с повстанцами Тёкёли осаждали бы Вену, стянув на себя основные имперские силы, цесарские войска атаковали бы Чехию. После победы предполагалось разделить владения Габсбургов: Вена отходила бы королевству Имре Тёкёли (и таким образом вместе с ним попадала бы в вассальную зависимость от османов), Силезия входила бы в состав Цесарства, а в Чехии создавалось бы вассальное королевство, во главе которого предлагалось поставить малолетнего цесаревича Александра, второго сына Яна II и Марысеньки. Западные владения императора доставались бы королю Франции. Цесарь, однако, сомневался.
Кара Мустафа, тем не менее, не стал ждать согласия Киева, и во главе турецкого войска выступил из Адрианополя через Белград на императорскую столицу. В июле началась осада Вены. Леопольд покинул город, чтобы собрать армию. Её возгласил Карл, герцог Лотарингский. К концу августа 1683 г. он разбил войско Тёкёли при г.Бизамберге (к северо-востоку от Вены) и подступил к городу.
Пока шла подготовка к осаде Вены, в цесарской столице продолжались непрерывные совещания. Дмитрий Заруцкий отстаивал свой проект турецкого союза. Ему возражал Мартин Замойский, ставший к этому времени графом, гетманом и членом Цесарского Совета. Он опасался, что победа турок приведёт к чрезмерному усилению Османской Империи, которая стала бы представлять опасность для Цесарства возможностью будущего союза со Швецией. Франция, указывал при этом граф Замойский, не стала бы вмешиваться в этот гипотетический турецко-шведско-польский конфликт, ибо лично её интересам он бы никак не угрожал, и Цесарство осталось бы одно против двоих могущественных врагов. Кроме того, по его мнению, христианскому монарху негоже было прямо помогать "басурманам" в войне с другим христианским государем.
Поэтому он предлагал свой собственный план: в то время, как основные силы султана связаны осадой Вены, стоило атаковать Крым. Так как войско хана последовало вслед за своим повелителем вслед за его сюзереном, полуостров оставался практически беззащитным и мог бы быть легко захвачен войсками цесаря, в результате покончив с крымской угрозой южным рубежам и получив доступ к Чёрному морю. Империя же и османы, независимо от исхода схватки под Веной, будут значительно ослаблены взаимным противоборством, что позволит цесарю диктовать им обоим свои условия. Таким образом, Ян Собесский должен был выбрать для реализации "крымский" или "силезский" план. И приступить к его реализации немедленно – войско уже было собрано и готово к выступлению. Только ещё не знало, в какую именно сторону ему прикажут идти.
19 июля в Киев примчался гонец на взмыленном коне. Известия, которые он привёз, были действительно важными – Кара Мустафа начал осаду Вены. Поставленный перед немедленным выбором цесарь перестал колебаться и принял решение: на генеральной аудиенции в тронном зале он объявил о необходимости защиты христианской веры перед безбожными приверженцами Магомета. Он перечислил обиды, которые христианские народы испытали от турок и татар. Они, по его словам, требовали немедленного отмщения. Присутствующий здесь же турецкий посол пытался возражать, но его грубо прервали. После этого цесарский секретарь громко огласил универсал о начале войны с крымским ханом. Бумагу с текстом документа вручили послу, после чего тот немедленно покинул Киев. Цесарство вступило в войну.
Днепровская армия графа Замойского выступила к Перекопу. Через некоторое время с территории Москворуссии выступило ещё одно войско: оно должно было захватить турецкую крепость Азов (Азак). Соответственно 16 и 25 августа они подошли: Замойский – к Перекопу, а москворусы – к Азову. Граф взял штурмом укрепления Перекопа и вторгся в глубину полуострова. Азов тоже не устоял перед цесарским натиском – 7-го июля штурм крепости также увенчался успехом. Там остался небольшой гарнизон под начальством полковника Госевского, а остальное войско выступило на помощь гетману под Перекоп.
Замойский наступал в Крыму, предавая всё огню и мечу. В начале сентября он занял Бахчисарай – столицу ханства. Но и оборонявший Крым нуреддин-султан не намеревался сдаваться без боя. Во время своего отступления он уничтожал запасы продовольствия и засыпал колодцы на пути наступающего войска Замойского. Цесарская армия страдала от непривычного климата, голода и жажды. К этому добавились известия о возвращении из-под Вены основных сил хана Селим-Гирея. Гетман был вынужден отступить на север. Москворусы тоже вернулись к Азову, чтобы защищать крепость от татарского контрнаступления. Захватить Крым "одним ударом" не удалось.
Вместе с тем уход татар создал значительные трудности для осаждавшего Вену Кара Мустафы. Великий визирь остался практически без кавалерии и, соответственно, без разведки. Именно это и привело к тому, что Карлу Лотарингскому удалось подойти так близко к осаждённой императорской столице. Кара Мустафа получил сообщение о поражении венгерских войск и подходе неприятеля, но проявил беспечность – надеясь на скорый успех штурма (турки уже захватили равелин и часть низовой стены) он не предпринимал мероприятий по обороне своего лагеря, надеясь захватить Вену до подхода Карла.
Тщетность его попыток стала очевидна только 12-го сентября 1683 г., когда герцог пошёл в наступление на турецкие позиции. Пришедшие вместе с визирем валашские войска дезертировали с поля боя и ушли к себе домой. Неприготовленные к обороне турки дрогнули и были готовы бросить всё и бежать. Великий визирь приказал отступать во владения Имре Тёкёли в Верхнюю Венгрию, рассчитывая там дать бой имперским войскам объединёнными с венграми силами. Этот запасной план оправдался – 7 октября в сражении под венгерской Парканью объединённые силы Кара Мустафы, Тёкёли и будайского паши Кара Мехмеда атаковали наступающие на Венгрию силы Карла Лотарингского, вынудив его к бегству. Попытка герцога взять реванш на следующий день также закончилась неудачей. Венгрия осталась в руках Тёкёли. Кара Мустафа не был готов к зимовке в Европе и отвёл свои войска обратно на Балканы. Но венгерский князь уже подыскивал себе новых союзников.
Недовольный подчинением туркам, Имре Тёкёли обратился к старинным друзьям венгров – полякам. Он предлагал Яну II союз против турок. Понимая, что австрийцы имеют сейчас гораздо более важные проблемы, чем венгерские "беглецы" (в самой Австрии и за границей в ходу был термин "куруцы" – "крестоносцы", по аналогии с повстанцами XVI в.), он готов был заключить с императором мир и союз, разумеется, при условии признания его прав в Венгрии. Появление при дворе венгерского посольства произвело в Киеве фурор. Даже не само посольство, а сама личность посла: вождь венгров поручил миссию в Киеве своей супруге Илоне Зриньи, дочери бана Хорватии Петера Зриньи, десять с небольшим лет тому назад казнённого за заговор против Австрии. Длинные чёрные косы княгини Илоны притягивали восхищённые взгляды мужчин и завистливые взгляды женщин. Появление при цесарском дворе столь блистательной красавицы-королевы (так, по крайней мере, звучал этот титул в турецких документах – турки называли её мужа славянским титулом "краљ" – "король") насторожило ревнивую к чужой славе цесареву Марысеньку.
Но благородная Илона оказалась на высоте порученной ей миссии. Хоть она была только на два года моложе Марии Ягеллон, она искусно играла перед ней роль юной провинциальной барышни, впервые приехавшей в столицу. Она постоянно расспрашивала Марысеньку о киевских модах, о танцах, о поэзии. И о людях. Особенно тех, важных для выполнения её миссии. Так она узнала, что главным противником войны с Турцией по-прежнему является канцлер Дмитрий Заруцкий, близко контактирующий в этом деле с послом короля Людовика. А главным сторонником её продолжения является гетман граф Замойский. Неудача летнего похода в Крым несколько подмочила его репутацию, но он не пал духом и планировал на следующий год возобновить кампанию против крымцев. Собравшийся в августе Сейм принял решение о сборе дополнительных налогов на войну с султаном. Что же касается самого цесаря, временная неудача его только раззадорила. Таким образом, он подписал договор с Тёкёли ("Киевский трактат"), в котором признавал последнего "князем Венгрии".
То, что князь не требовал себе королевского титула, вызвало у Яна Собесского удивление. Всё, однако, объяснялось просто – для коронации венгерского короля требовалось три условия: коронация должна произойти в городе Альба Регия (Секешфехервар), при этом должен присутствовать архиепископ Эстергомский, а голову монарха должна увенчать Корона Святого Иштвана. Если первое условие ещё можно было обойти, как делали это Габсбурги, коронуясь, за неимением оккупированной турками Альба Регии, в Пожони, а согласие архиепископа можно было купить, то Корона по-прежнему находилась в руках Габсбургов, вне досягаемости вождя венгров. Принятие на себя королевского титула без обладания Короной означало бы откровенную узурпацию и даже святотатство. Несмотря на соблазн, князь Имре не желал идти на такой неоправданный риск.
К великому неудовольствию Заруцкого и французов обе стороны быстро договорились и о конкретных совместных действиях. Илона вернулась к своему мужу с планом совместных действий Цесарства, венгров и трансильванцев против турок. Дело в том, что валашский князь Шербан Кантакузин, став свидетелем поражения Кара Мустафы под Веной, решил перейти на сторону Цесарства и стать, по образцу своих молдавских соседей, его вассалом. Цесарские войска вместе с трансильванским войском князя Апафи и молдаванами господаря Стефана должны были вторгнуться в Валахию. В то время, как турки были бы заняты войной в Валахии, а татары – противодействием москворусам, Тёкёли должен был неожиданной атакой захватить Буду, столицу Венгрии. Разумеется, для этого необходимо было, чтобы император не ударил венграм в спину.
Цесарь выслал послов в Вену, куда после сентябрьской победы вернулся император Леопольд. Его войскам не удалось выбить из Венгрии силы Тёкёли, но зато его обнадёживала перспектива заключения союза с Венецианской республикой, намеревавшейся воспользоваться победой императора для отвоевания Далмации. Посол Яна II прибыл весьма кстати – венецианский посол был уже здесь. В соглашении были заинтересованы все участники Венской конференции. Император Леопольд с возмущением отверг все требования о признании независимости Венгрии. Но с течением времени он смягчил свою позицию. Венгрия, так или иначе, была вне его досягаемости. Возобновление войны привело бы к потере всех результатов венского успеха. Леопольд согласился прекратить войну с "беглецами". Точнее уже не с "беглецами" и не с "куруцами", а с венгерским войском Имре Тёкёли, князя Венгерского. Ибо именно такова была формулировка договора об образовании Священной Лиги между четырьмя державами, подписанный здесь же в Вене. Посол князя Имре прибыл к императорскому двору немедленно, как только получил сообщение от посла цесаря о готовности императора признать его князя де-юре. Разумеется, и речи быть не могло о возвращении в Венгрию Короны Святого Иштвана – единственный источник легитимной власти венгерских королей продолжал храниться в императорском казначействе в Вене.
Ещё в 1683 г. началось антитурецкое восстание в Славонии. В 1684 г. на помощь повстанцам пришли бан Хорватии Николай Эрдеди и австрийский генерал Герберштейн. Венгры перешли в наступление на Буду и в июле осадили свою столицу. Личное присутствие князя Имре и княгини Илоны вдохновляло сражающихся за своё освобождение венгров. Москворусская армия медленно продвигалась к Крыму, отражая набеги татарской конницы и страдая от жажды. Пока Селим Гирей отражал цесарские силы, Замойский бился с Кара Мустафой под Бухарестом. Турецкий военачальник победил – гетман был вынужден отступить, захватив с собой Кантакузина, дрожавшего от ужаса, что может попасть в руки османов. 30 октября был вынужден снять осаду Буды и Тёкёли – венгерская армия потеряла более 15 тысяч человек.
Но союзники не намеревались сдаваться – на следующий год война возобновилась. На этот раз войска Тёкёли были усилены цесарскими полками и снова предприняли наступление в Турецкую Венгрию. На этот раз ей сопутствовала удача – турки потеряли Эстергом и Сегед. Продолжалось успешное наступление в Славонии, тамошние города один за другим переходили в руки австро-хорватской армии. Но Цесарству не везло – новые походы в Валахию и Крым закончились так же, как и в прошлом году.
Раздосадованный неудачами Ян II решил изменить стратегию – вместо того, чтобы наступать одновременно на нескольких направлениях, он решил сконцентрироваться на одном: москворусы и Замойский должны были ограничиться обороной Азова и Молдавии, а цесарь лично выступил со своей новой армией на помощь князю Имре под Буду.
Вовремя получивший об этом известия Кара Мустафа тоже выступил к столице Венгрии. На этот раз его армия была такой же сильной, как и под Веной – пришедшие из Азии подкрепления позволили довести её численность до 200 тысяч человек (союзных войск было меньше – около 120 тысяч человек). Турецкие янычары и сипахи рвались в бой, будучи уверены в грядущей победе над "неверными". Трансильванский князь Михай, через владения которого они шли, даже не пробовал их остановить, отходя на соединение с главными силами Яна Собесского. Некоторые замки Трансильвании пробовали обороняться, но их или обходили, оставляя небольшие отряды для блокады или же захватывая их штурмом и вырезая всех защитников до последнего человека. Такая судьба постигла город Чак, замки Магна Курия и Вайдахуньяд (последний был захвачен янычарами хитростью, после того, как они убедили защитников в своих мирных намерениях).
Противоборствующие армии сошлись под стенами осаждённой Буды. Это произошло 18 июня 1686 г. Первым двинулось в атаку левое крыло турецкой армии, которым командовал сам Кара Мустафа. Он намеревался одним ударом своих янычар сломить правое крыло цесарских войск под командой Замойского, окружить армию Яна II и уничтожить её, решив таким образом судьбу кампании и, возможно, всей войны. Удача уже улыбалась турецкому великому визирю – поляки и трансильванцы подались назад, а атака центра под командой Кара Мехмеда связала центр союзников, не позволив им оказать помощь Замойскому. Победа была уже почти в руках турок.
Но Кара Мустафу, как и под Веной, подвело его пренебрежение к разведке. Он пропустил несколько польских и москворусских гусарских полков (против татарской конницы тяжеловооружённые гусары всё равно были бесполезны, и цесарь забрал их с собой) под командой самого цесаря. Тяжёлая кавалерия обошла позиции оборонявшихся поляков и ударила в тыл наседавших турок. После этого перешло в наступление и остальное цесарское войско. Гусарам удалось достичь самого Кара Мустафу. Обстоятельства его гибели точно неизвестны, но, согласно легенде, он был разрублен надвое ударом сабли лично Яна Собесского. Во всяком случае битва под стенами Буды стала величайшим военным триумфом цесаря Яна, прославившим его имя в веках. Не подкачало и левое крыло во главе с гетманом Яблоновским. Когда, узнав о гибели своего командующего, заколебалось правое крыло турок, гетман атаковал его всеми силами и обратил в бегство. После этого он же командовал лёгкой кавалерией, преследовавшей бегущего противника.
Победа была полной. Турецкая армия перестала существовать. Кара Мустафа и Кара Мехмед погибли. Десятитысячный турецкий гарнизон Буды, видя своё безнадёжное положение, капитулировал. Ярким и солнечным воскресным утром 23 июня 1686 г. Собесский и Тёкёли торжественно въехали в венгерскую столицу на белых конях, под восторженные крики венгерских жителей Буды. Османскому игу в Венгрии пришёл полный и окончательный конец.
Тем временем союзник по Лиге – император, одерживал успех за успехом в Хорватии. Вслед за её освобождением пришёл черёд на Славонию, а затем австрийские войска вступили в Бачку и Банат. Некоторые венские вельможи придерживались мнения, что после установления контроля над Хорватией следует двигаться в глубь Балкан – в Сербию, Македонию, а возможно – и в Грецию. Император же придерживался осторожной тактики и предпочитал крепко удерживать свою "синицу в руках". Одним из важных к тому поводов к тому была как раз будайская победа – Леопольд имел серьёзные опасения, что князь Имре, избавившись от турецкого "дамоклова меча", захватит все земли венгерской короны и обретёт полную и окончательную независимость. Рвать же со своим чрезмерно усилившимся вассалом он не хотел – это означало бы новую войну с неизвестными перспективами.
Он решил придерживаться политики "свершившихся фактов" и, воспользовавшись тем, что формулировки Венского договора в отношении раздела будущих сфер влияния не отличались ясностью, приказал своим войскам под командованием фельдмаршала Пикколомини наступать в Трансильванию. Для трансильванского князя Михая это оказалось неожиданностью – он ожидал, скорее, появления венгров Тёкёли, чем австрийцев. Но князь Имре задерживался – он ограничился отправкой к Апафи своих многочисленных писем с призывами к восстанию против турок (которое после катастрофы под Будой уже началось стихийно по всей территории края), а сам сконцентрировался на укреплении своей власти на уже освобождённой территории, рассчитывая, что с течением времени Семиградье падёт к его ногам, как перезрелый плод без всяких усилий. Цесарь Ян тем временем отправился домой в Киев, а замещавшие его гетманы не проявляли особенной инициативы, доверившись расчётам своего союзника. Расчёты оказались ошибочными.
В феврале 1687 г. в Буду пришло письмо от Пикколомини, в котором он с гордостью извещал Его Высочество Князя Венгерского об освобождении от магометанской заразы ещё одной христианской земли – речь шла о Трансильвании. Это письмо подтверждалось и другими сообщениями с юга – трансильванские замки открывали ворота перед имперцами, простой народ приветствовал христианское войско, а фельдмаршал был торжественно принят Апафи в своём замке Брашшо, где он признал себя вассалом императора Леопольда. Тёкёли был ошарашен – австрийцы его провели, тем более, что княгиня Илона остерегала его перед таким развитием событий. Вначале он уже собирался разорвать союз с императором, но его мудрая и уравновешенная супруга удержала его от этого опрометчивого шага.
Вообще венгерский князь всё больше и больше полагался на мнение своей "лучшей половины". Особенно усилилось влияние Илоны после того, как в 1685 г. она родила ему сына. Изначально и Имре и Илона смотрели на свой брак, как на чисто политический союз – Имре получал "в приданом" союз с влиятельными родственниками жены, а Илона – покровителя для Ференца, своего сына от первого брака с князем Ракоци. Прагматический подход к браку не мешал им заниматься регулярным "исполнением супружеского долга". Для Тёкёли тот факт, что его 42-летняя жена была в состоянии осчастливить его наследником, стал чудом, а сама Илона – чуть ли не посланником небес. Поэтому он согласился с её словами и, сохраняя формально участие в Священной Лиге, устранился от участия в военных действиях.
Зато Ян II и Леопольд I сближались всё больше и больше. Наступлению Пикколомини в Трансильвании сопутствовало наступление гетмана Яблоновского в Валахию. Если полякам и австрийцам приходилось встречаться, они вели себя, как лучшие друзья, словно забыв о том, что полтора десятилетия тому назад одни собирались уничтожить других. Валахия перешла под контроль цесарского оружия, но ненадолго. В 1690 г. император сосредоточил свои усилия на наступлении в Сербии, а Яблоновскому пришлось покинуть Валахию, чтобы срочно спасать москворусов. Они, в свою очередь, потерпели поражение от татар под Азовом. Когда гетман прибыл под Азов, положение уже было восстановлено. Азов снова вернулся под власть Цесарства, но Бухарест тем временем был потерян.
Оставив в крепости сильный гарнизон, Яблоновский и командующий москворусами воевода Иван Мазепин отступили вглубь Москворуссии к Воронежу. Отступление было тяжёлым. Хотя основные силы татар были разбиты, уставшее войско подвергалось постоянным нападениям мелких летучих отрядов союзников татар – мятежных "вишневчиков". Но они, разумеется, не могли нанести цесарскому войску такого ущерба, как наносили голод, жажда и болезни. Дорога на Воронеж была устлана трупами цесарских людей. Солдаты роптали, но подчинялись воле своих вождей. Достигнув Воронежа, войска получили передышку. Яблоновский с остатками своих людей вернулся в Великое Княжество Русское в цесарскую столицу, а Мазепин занялся подготовкой нового похода в Крым.
Вернувшись в Киев, гетман подробно доложил обо всём цесарю. Особенно он подчёркивал роль воеводы Мазепина в победе над татарами и организации степного отступления. Зная о том, что гетман пользуется расположением высочайшей четы, москворусский воевода сделал всё, чтобы произвести на Яблоновского как можно лучшее впечатление. Это принесло успех – в январе 1692 г. скончался комиссар Москворуссии Артамон Матвеев, и цесарь Ян, со всех сторон засыпаемый восторженными отзывами о воеводе, подписал универсал о его назначении на должность покойного.
Новый комиссар не был уроженцем Москворуссии. Он происходил из Великого Княжества Русского, из окрестностей Киева. Вначале он рассчитывал сделать карьеру при комиссаре Вишневецком, но потерпел неудачу. Рассказывали, что виной всему была его чересчур любвеобильная натура – однажды у будущего комиссара случился роман с женщиной, муж которой занимал высокопоставленное положение при "князе Яреме". Муж застал свою "половину" in flagranti вместе с Иваном Мазепой (так изначально звучала его фамилия). В бешенстве он приказал своим слугам скрутить наглеца, привязать его к спине коня и пустить перепуганное животное в степь. Ивану удалось спастись, но путь обратно в Киев был ему заказан. Опасно было также ехать в Варшаву или Вильно – его враг имел обширные связи, как в Короне, так и в Литве. Оставалось бежать за границу – в Россию. Там он уже был более осторожным, внимательно контролируя свои слова и действия.
С тех пор его дела шли в гору. Артамон Матвеев быстро обратил внимание на усердного помощника. По его совету Иван переделал свою фамилию на московский лад с суффиксом "-ин" на конце. Новоиспечённый москворус быстро продвигался по служебной лестнице, став полковником, воеводой и, наконец, комиссаром своей новой родины.
Война тем временем продолжалась. Наступление имперцев в Сербию не удалось. Венгры по-прежнему не оказывали никакой помощи императору. Неудачные походы в Валахию и тяжёлое азовское предприятие заставили Яна Собесского перейти к обороне. Хотя венецианцам удалось захватить остров Крит, 1694 г. по-прежнему не принёс Священной Лиге победы.
В следующем, 1695 г. Цесарство перешло в наступление на Крым. С северо-запада наступал Яблоновский, с северо-востока – Борис Госевский, только недавно ставший воеводой Брянским. 21 мая Яблоновский захватил Перекоп, проник в Крым и захватил ханскую столицу Бахчисарай, а также порт в Гезлёве на востоке полуострова. Ханство было на волосок от гибели. Хан Селим-Гирей укрылся в горах. Спасла его эпидемия холеры, вспыхнувшая в войсках гетмана. Видя огромные небоевые потери среди своих людей, тот приказал оставить полуостров и отступить на территорию Цесарства. Крымское ханство, хоть и уцелело, было разорено практически дотла и было вынуждено фактически устраниться от всяких наступательных действий, ограничившись исключительно обороной. Это вызвало недовольство в Константинополе, в Крым был назначен новый хан Саадет-Гирей. Но и он был не в силах быстро поднять Крым из состояния упадка и руины.
Однако же и в самом Цесарстве не всё было блестяще. Война шла более 10 лет и требовала постоянной подпитки деньгами и людьми. Несмотря на успехи, конца ей не было видно. Особенно страдали южные области Великого Княжества Русского и Москворуссии, подвергавшиеся регулярным набегам татар, а главное, вечных мятежников "вишневчиков". Потеряв всё, они жестоко мстили своей бывшей отчизне, невзирая ни на какие успехи цесарских войск. Хуже того, на Украине оставалось ещё достаточно сочувствующих мятежникам шляхтичей. Поэтому с юга приходили в Киев постоянные известия о налётах на имения приверженцев Цесаря, сожжённых деревнях и просто убийствах средь бела дня. Сам гетман Яблоновский регулярно высылал отряды на усмирение мятежа, но действия цесарских войск только подливали масло в огонь. Страдавшее от военных действий поспольство прельщалось речами "вишневчиков" о "безбожном цесаре" и присоединялось к ним. По дорогам вокруг Винницы нельзя было проехать без сопровождения вооружённого отряда. По городам ходили возмутительные письма, призывавшие к восстанию против "ляхов".
Ходили слухи, что мятежников тайно поддерживают некоторые цесарские сановники. Назывались те и другие имена, а между прочими – имя канцлера Дмитрия Заруцкого. Эти слухи достигли ушей цесаревы Марии. Между Марысенькой и Дмитрием уже давно пробежала чёрная кошка. Цесарева не упускала случая, чтобы публично "уколоть" канцлера, а тот всячески противодействовал попыткам Марии Собесской в продвижении преданных ей людей на важные государственные посты. Ряд мемуаристов упоминает, что изначальной причиной этой нелюбви к канцлеру стала банальная ревность к его молодой жене, красоту которой ставили выше красоты увядающей цесаревы, что привыкшая ко всеобщему восхищению Марысенька никак не могла стерпеть. Несмотря на свою любовь к жене, цесарь упорно защищал Дмитрия от всяческих нападок. Однако в последнее время монарх чувствовал себя очень плохо и закрылся в своих покоях, страдая от тяжёлой болезни и устранившись от государственных дел. Воспользовавшись этим, мстительная цесарева взяла дело в свои руки.
Посланные ей люди арестовали канцлера в Виннице, тайно перевезли в замок в Збараже и устроили над ним суд. Протесты князя Дмитрия, что, в качестве канцлера Цесарства он подлегает исключительно суду Цесаря, не принесли результатов. Ему не позволили вызвать свидетелей в свою защиту и осудили его фактически, без каких-либо серьёзных доказательств, на основании показаний случайных людей и писем, подлинность которых вызывала серьёзные сомнения. Не стоит и говорить о том, что тяжело больной цесарь не имел ни малейшей возможности противодействовать этому беззаконию, творимому от его имени супругой, так как она заранее позаботилась о фактической изоляции своего мужа от мира. В феврале 1696 г. в Збаражском замке состоялась казнь князя Дмитрия Заруцкого. Рассказывают, что во время казни он держался с исключительным достоинством: спокойно взошёл на эшафот, попросил прощения у собравшегося вокруг народа, перекрестился по православному обычаю и положил голову на плаху. Последней его просьбой было помолиться за упокой его души и здравие Цесаря. Все его имения были конфискованы в казну цесарским универсалом. До сих пор неизвестно, понимал ли умирающий Ян Собесский, под каким именно документом он ставит свою подпись. Семья покойного канцлера была взята под стражу. Узнав о смерти своего супруга, его жена скончалась от сердечного приступа.
А 17 июня 1696 г. отошёл в мир иной и сам цесарь Ян II. Настало время царствовать его сыну Якубу Первому.
moscow_guest пишет:
В феврале 1696 г. в Збаражском замке состоялась казнь князя Дмитрия Заруцкого.
А Заруцкий старый сам был на момент казни.Ведь родился во время Смуты ещё?Или я путаю?
Александр пишет:
А Заруцкий старый сам был на момент казни.Ведь родился во время Смуты ещё?Или я путаю?
Старый Иван Заруцкий (сын Марины Мнишек) умер в Киеве в 1679 г. Здесь речь о его сыне Дмитрии, ставшем канцлером после него.
У него дети будут-так сказать продолжение династии канцлеров?
О его детях сейчас как раз пойдёт речь. Но они станут не совсем канцлерами. точнее, совсем НЕ канцлерами. 
В последнее время Якуб Ян Собесский находился по приказу своего отца (а фактически матери, так как смертельно больной Ян Собесский был не в состоянии принимать государственные решения) в Молдавии, где цесаревич во главе цесарского войска успешно отражал атаки турок со стороны захваченной ими Валахии.
Цесаревич, как и все, знал о тяжёлой болезни своего отца. Несколько раз он лично выезжал в Киев, формально для отчёта цесарю, а фактически, чтобы узнать от лекарей о тяжести положения. Ещё до рокового июньского дня он знал, что в самое ближайшее время ему придётся принять на свои плечи тяжесть державных дел Цесарства Многих Народов. В этом он рассчитывал на помощь своей матери, которую он обожал. Но если для отца он с самого рождения был "светом в окошке", успехи которого были для его Яна II его собственными успехами, то мать отдавала явное предпочтение второму сыну Александру. Ревность к своему брату и желание понравиться матери было одной из причин, по которым цесаревич относился к своим обязанностям наследника исключительно серьёзно, старался глубоко вникать во всё, чему его учили и старательно выполнять все поручения своего отца. Он делал всё, чтобы быть достойным своего великого (без всяких кавычек) отца и ещё более великого деда (в честь которого он и получил своё второе имя).
Находясь в стороне от столицы, он имел только самое отдалённое представление о клубившихся в Киеве склоках и интригах. Естественно, он слышал о падении канцлера Заруцкого, но полностью доверял цесареве Марии, уверявшей его в многочисленных письмах и при редких личных встречах, что всё произошедшее было законным и единственно правильным. После своего возвращения в Киев и коронации (18 июля 1696 г.) ему пришлось услышать и иные мнения. С огромным изумлением узнал он о слухах, приписывающим его матери участие в интригах против канцлера. Хуже того, при более близком знакомстве с "делом Заруцкого" цесарю стали как на ладони видны все несуразности и нестыковки в позиции обвинителей, а также вопиющее нарушение процедуры. Этого было достаточно, чтобы он приказал немедленно (в октябре 1696 г.) освободить из заключения сыновей Дмитрия Павла и Ивана Заруцких, арестованных, как соучастники его "заговора".
Братья Заруцкие немедленно явились на аудиенцию к Якубу I, на которой потребовали справедливости – восстановления доброго имени их отца. Цесарь соглашался с их требованиями… вообще. Проблема заключалась в том, что на следствии и открытом суде над исполнителями убийства канцлера неизбежно всплыло бы имя цесаревы Марии, отдававшей им все распоряжения. Якуб Собесский же никоим образом не хотел подвергать публичному унижению свою мать и подрывать репутацию династии. Он издал специальный универсал, реабилитировавший имя князя Дмитрия, обещал вернуть всю их конфискованную собственность (те имения, что уже были переданы кому-то, должны были компенсированы за счёт казны) и изгнать исполнителей за границу. Взамен он хотел только одного – чтобы они отказались от официального возбуждения дела и согласились уладить всё "полюбовно". Младший Иван готов был согласиться на предложение монарха, но Павел "закусил удила". Он внёс обвинение в суд не только против исполнителей, но и против самой цесаревы. Секретарь суда, пытавшийся отклонить это заявление, ссылаясь на формальные причины, был жестоко избит сторонниками Павла, пришедшими в суд вместе с ним.
После этого Павел и Иван со своими людьми напали на имение своего врага Ивана Ломиковского, члена Цесарского Суда и главного "судьи" на "процессе Заруцкого". Ломиковский находился там под домашним арестом (цесарь арестовал его сразу после знакомства с делом), так что имение находилось под охраной сильного военного отряда. За счёт фактора неожиданности Заруцким удалось одержать победу – в неистовой ярости братья не только убили арестованного, но и захваченных в плен цесарских солдат. Однако затем ко двору Ломиковского пришло подкрепление, квартировавшее в ближайшем селе, и атаковало нападавших. В завязавшейся сече оба брата были убиты – и так окончательно прервался род Заруцких.
Впрочем, если верить старым украинским легендам (в частности, известной "Думе о казаке Перебийносе"), Павел Заруцкий не погиб, а был лишь тяжело ранен. Принятый цесарскими драгунами за мёртвого, он (якобы) смог доползти до ближайшего села, где его выходила местная знахарка. Встав на ноги, он не оставил своей мести. Взяв себе прозвище "Перебийнос" (из-за сломанной в памятной стычке переносицы) и собрав ватагу своевольных удальцов, он присоединился к казакам-"вишневчикам", нападая на цесарские отряды и имения цесарских людей. Дума рассказывает о его подвигах и любви. Однако исторические источники не подтверждают этой версии. В документах того времени действительно упоминается "шайка атамана Перебийноса", но историки не находят никаких доказательств для отождествления казацкого атамана Павло Перебийноса и князя Павла Заруцкого, и выяснить эту загадку вплоть до нашего времени не представляется возможным.
Тем временем Цесарство продолжало находиться в состоянии войны. Крымское ханство, хотя побитое и потрёпанное во время последнего похода Яблоновского, ещё представляло достаточную военную силу. Поэтому на очереди была организация ещё одного похода, который должен был, по плану Цесаря, окончательно поставить Крым на колени. Новое наступление началось весной следующего года. Командование было поручено всё тому же незаменимому Яблоновскому. Гетман пошёл проторенной дорогой, всё так же наступая с запада, и всё так же наступали с востока москворусы Госевского, теперь уже гетмана. И точно так же закончилась вся операция – разорением начавшей отстраиваться ханской столицы, холерой и отступлением.
Крым опять уцелел. Увидев, что Саадет-Гирей потерпел такую же неудачу, как и его предшественник, крымцы обратились в Константинополь с просьбой вернуть назад Селим-Гирея. Опасаясь, что продолжающиеся военные неудачи поколеблют лояльность Крым, султан согласился с их мнением и вернул популярного хана обратно. Но для всех стала очевидной необходимость скорейшего заключения мира. Фактически военные действия уже несколько лет не приносили ни одной из сторон перевеса. Венецианцы провели несколько успешных битв в Эгейском море, но ни одна не принесла им решающего успеха. Австрийцы под командованием принца Евгения Савойского успешно отразили наступление турецкой армии в Банате, но не имели сил для широкого наступления за Дунай в Сербию. Имре Тёкёли уже давно устранился от участия в войне, даже ходили слухи о его тайном соглашении с султаном. Цесарство, несмотря на свои успехи в Крыму, так и не смогло окончательно захватить полуостров. Вместе с тем затяжная война требовала денег, денег и ещё раз денег. Выросшие цены подстёгивали недовольство населения. Достаточно сказать, что в самом Киеве неоднократно происходили голодные бунты.
Те же самые проблемы были и с другой стороны. За время войны сменилось уже несколько султанов, один из которых (Мехмед IV) был свергнут янычарами после поражения при Буде. Вообще янычары становились всё более неуправляемыми и, при слабости султанской власти, превратились в "государство в государстве". Поэтому обе стороны сели за стол переговоров, перемежавшихся вспышками боевых действий, не менявших, впрочем, общего положения дел. В 1699 г. в занятых Турцией Сремских Карловцах союзники подписали с Турцией мирный договор. Венеция получала Далмацию и ряд островов Эгейского моря. Австрия получала границу по Дунаю. Цесарство получало Азов, фактически деливший территорию Крымского ханства на две части. Кроме того, хан обязывался не поддерживать и не давать убежища "вишневчикам" и другим врагам Цесаря. Наступила мирная передышка. Вот только никто не знал, долго ли она продлится.
После заключения Карловацкого мира Цесарство могло несколько перевести дух. Фактически, главным выигрышем Многих Народов от мирного договора было прекращение партизанской войны "вишневчиков" в южных окрестностях цесарской столицы. Селим-Гирей, и крымская аристократия, понимая, что возобновление войны чревато ни много, ни мало, как гибелью их государства, и без того приведённого в упадок двумя походами Яблоновского. Поэтому мятежным казакам был выдвинут ультиматум: или они переселяются в восточные пределы Ханства, на Кубань (хан надеялся использовать "вишневчиков" против тамошних черкесских племён, стремившихся воспользоваться трудностями хана для того, чтобы от него отложиться) либо вообще покидают крымские владения.
Сопротивление хану не входило в расчёт – ханское войско, хоть и сильно потрёпанное, обладало достаточной силой, чтобы уничтожить казаков начисто. В качестве "демонстрации силы" татары разорили Запорожскую Сечь, восстановленную казаками в низовьях Днепра. "Бездомным" казакам, оставшимся один-на-один со своей горькой судьбой, оставалось только уходить, не оглядываясь, на чём свет стоит ругая "клятих здрадникiв-басурман". Ведь возвращаться им было некуда – на Украине "вишневчиков" ждали только виселицы. Под конвоем татарских всадников караван повозок с небогатым скарбом, женщинами и детьми (многие казаки обзавелись семьями, а некоторые так целыми семьями и бежали) прошёл через Перекопские ворота к порту Гезлёв, где "вишневчики" погрузились на шаланды и фелюги, для переправы на кавказский берег Чёрного моря. Пройти по степи не было возможности – цесарские войска не пропустили бы стольких вооружённых людей вблизи Азова.
В то время казацким гетманом (официально – "старшим") был избран Семён Палий. Решительный неприятель "ляхов", он, тем не менее, отдавал себе отчёт в происходящем. Чтобы избежать ханских репрессий, он сделал вид, что принимает предложение Селим-Гирея о переселении на Кубань. Это позволило ему получить возможность отступить на восток спокойно, без конфликтов и стычек с татарами. Но на месте он уже не вёл себя так спокойно. Он действительно рьяно взялся за войну с черкесами – и ему удалось освободить от них крупную территорию. Видя успех своего вассала, хан присылал тому деньги и порох. Палий демонстрировал свою верность бахчисарайскому владыке и порадовал его, доставив во дворец несколько голов мятежных черкесских князей. Но на уме у гетмана было уже нечто совсем другое.
В Швеции внимательно наблюдали за ходом борьбы на юге, хоть и не вмешивались. Фредрик Гогенцоллерн не видел для себя никакой выгоды во вмешательстве в конфликт на какой бы то ни было из сторон. По его мнению, момент для войны ещё не настал. Швеция наслаждалась миром (если не считать нескольких пограничных конфликтов с датчанами) и готовилась к будущим сражениям. Фредрик чувствовал себя на троне достаточно комфортно. Многочисленные магнаты, в начале его царствования рассчитывавшие на то, что юный монарх станет орудием в их руках, горько раскаялись в своих намерениях. Гогенцоллерн быстро сориентировался в сложном раскладе сил при стокгольмском дворе и использовал это себе на пользу. Настроив одни придворные группировки против других, он быстро оказался хозяином положения. Некоторые магнаты не пожелали с этим смириться и составили заговор с целью официально ограничить власть короля. Но риксдаг, на который они рассчитывали, на своём заседании в октябре 1676 г. отклонил их требования. Король выступил с зажигательной речью, в которой обосновывал божественное происхождение королевской власти, и депутаты поддержали его, согласившись с тем, что риксдаг должен в дальнейшем играть исключительно совещательную роль при монархе. В Швеции официально установился режим абсолютной монархии.
Значительную роль в победе короля сыграли выборные от "Нюстадланда". Вообще, политика интеграции жителей завоёванных русских земель в политическую жизнь Королевства Трёх Корон, начатая ещё Вальдемаром II, принесла большие успехи. Как уже было сказано, депутаты от северорусских земель традиционно показывали себя сторонниками королевской политики. В шведской армии было сформировано несколько "русских" кавалерийских и пехотных полков. В последней войне с Данией прекрасно показала себя "нюстадская гвардия" – новгородцы и плесковичи первыми ворвались на датский редут и подняли там королевское знамя.
Важной причиной этого была деятельность на завоёванных землях ордена иезуитов. Последователи Игнатия Лойолы делали упор на развитии собственной системы образования. В Новгороде (1625) и Пскове (1628), а затем в Тихвине и некоторых других городах, были созданы иезуитские школы и коллегии, где молодые люди дворянского и купеческого происхождения могли получить прекрасное образование. Католическое вероисповедание не было обязательным условием поступления а коллегию, но, само собой, в процессе обучения студентов всячески убеждали в примате Папы Римского. Разумеется, большинство воспитанников иезуитов пополняли собой паству католической церкви. Позже, при желании, они могли продолжить обучение в университетах Упсалы, Стокгольма или Дерпта, где, опять же, абсолютное большинство студентов было католиками. И таким образом элита Новгородской земли стала к концу XVII в. почти сплошь католической.
Но и простой народ тоже не обходила стороной деятельность "служителей Папы". В 1630 г. в г. Тихвине была (по соглашению с местным православным духовенством, настроенным на сотрудничество с завоевателями) провозглашена уния с Римом. Согласно условиям Унии, отныне главой церкви признавался Папа, вместе с тем все обряды православной церкви сохранялись без изменений. Фактически, простые крестьяне даже не заметили разницы в богослужении, и не обратили внимание на имя, поминаемое в конце службы. Разумеется, не обошлось без сопротивления приверженцев старого православия. Но их позицию ослабляло то, что как раз в это время в Москве проводились иоасафлянские реформы, так что они были во многом дезориентированы. Некоторые православные священники бежали в Москву, некоторые – в Кострому, а Новгородчина в целом подчинилась духовной власти Рима в той или иной форме.
Не стоит и говорить, что основной опорой короля в Новгороде и Пскове стали купцы. За возможность продавать новгородские лес и пушнину через шведские балтийские порты в Европу они были бы готовы не только сменить веру, но и продать душу любому дьяволу.
Итак, во внутренней политике ничто не угрожало Фредрику Первому. Во внешней политике же он ориентировался на союз с Бранденбургом, где правил вначале его отец Фридрих-Вильгельм, а после его смерти в 1688 г. – его старший брат Карл III Эмиль Гогенцоллерн. Будучи вассалом Цесарства, как прусский герцог, он был вынужден отправить несколько региментов прусской армии на войну с Турцией. Это послужило для него хорошим предлогом для увеличения имевшейся у него в распоряжении армии Пруссии. Бранденбургская же армия росла, как на дрожжах, не будучи ограниченной подчинением цесарю. Воинственный Карл-Эмиль не мог дождаться момента, когда он сможет увидеть свою армию в настоящем сражении. Он твёрдо намеревался выполнить мечту своих предков и принести своей родине независимость. В союзе с сильной Швецией это выглядело вполне реально.
Неспокойно было в Венгрии. Между двумя сыновьями Илоны Зриньи пробежала чёрная кошка. Ференц Ракоци, её первенец, чувствовал себя ущемлённым. До десяти лет он был уверен, что именно ему предстоит стать наследником своего отчима, как вдруг всё молниеносно изменилось, когда его мать родила ему брата. Естественно, что Имре Тёкёли немедленно объявил своим наследником Венгрии младенца Петера Тёкёли, именно Петеру (получившего имя в честь деда по матери – казнённого хорватского бана) предстояло править в Буде. Для юного Ференца, ожидавшего того же для себя, это был страшный удар. Он возненавидел своего брата с самого его рождения.
Неоднократно доходило до крупных скандалов. Отмечено, что не один раз Ференц публично употреблял в отношении Петера выражения "бастард" и "найдёныш". Особенно запомнилось всем происшествие на приёме по поводу тринадцатилетия наследника трона. Ференц (который был обязан там присутствовать по настойчивому требованию матери) в ответ на какую-то колкость младшего брата (чувство неприязни было взаимным) заявил ему: "Беги к своей мамочке, ублюдок!". Стоявшая здесь же неподалёку Илона немедленно влепила своему старшему сыну звонкую пощёчину на глазах иностранных послов. Позже Ференц просил прощения у матери, отчима и брата, оправдываясь тем, что был пьян и не понимал, что делает. Приняв извинения пасынка, князь Имре, тем не менее, запретил ему впредь появляться в Буде, приказав впредь безвыездно жить в своём замке в Мункаче.
Ференц, теперь полный ненависти не только к брату, но и к отчиму и даже к матери, удалился в ссылку, но не оставил планов мести. В следующем, 1698 г. он вместе со своими сторонниками организовал конфедерацию и потребовал восстановления своих "законных прав". Венгерский комитат Марамарош запылал. Но попытки Ференца заручиться поддержкой иностранных держав против своего отчима провалились. Ни Цесарство, ни Австрия не желали вмешиваться в венгерскую смуту. Австрийцы, правда, продавали ему из оружие из своих Трансильванских владений, но от более близкого сотрудничества устранялись – война между союзниками (пусть даже и только формальными) могла подорвать их позиции на близящихся к концу мирных переговорах.
В конце года войска Тёкёли во главе с самим Имре (там присутствовал и Петер) осадили Мункач. Ференц оказался в практически полной осаде. Окрестные жители не доставляли в замок припасов и вообще помогали княжеским войскам – они ненавидели примкнувших к Ракоци местных аристократов, обдиравших их, как липку.
Ввиду явного перевеса отчима Ференц пошёл с ним на переговоры (при посредничестве матери). Он объявил о своём раскаянии, примирении со своим младшим братом и признании всех условий Тёкёли. Ему отобрали властные полномочия в комитате, оставив во владении только замки Мункач и Хуст. Ракоци согласился на всё, ни на секунду не сомневаясь в том, что нарушит навязанные ему условия при первой возможности. Петер также не питал иллюзий, но Илона не намерена была допускать войны в семье. На конец XVII в. венгры жили в условиях очень хрупкого мира.
Не лучшим образом развивались семейные отношения и у цесаря Якуба I. Он был очень недоволен самоуправством своей матери, вмешивавшейся в государственные, зачастую в противоречии с политикой своего сына. В Киеве ещё не успели забыть о "деле Заруцкого", как вдруг выяснилось, что цесарева-мать и её любимый сын Александр зондируют почву на предмет ограничения власти Якуба в пользу некоего "Верховного Совета", главную роль в котором должны были играть как раз они. На эту тему они разговаривали с различными людьми, в частности, с гетманом Яблоновским. Но старый вояка не намеревался топить своего цесаря "в ведре с бабьими помоями" и на тайной аудиенции а мае 1699 г. всё рассказал ему. Якуб Ян Собесский рассвирипел. Он арестовал своего брата, а после недолгого пребывания в заключении назначил его в Тобольск комиссаром Сибири с приказом немедленно покинуть столицу.
Мать же была выслана им на родину, в Москву. Разумеется, все приличия были соблюдены и здесь – в инструкции комиссару Мазепину он прямо указал, что цесарева-мать должна содержаться во дворце в Коломенском со "всеми подобающими её сану почестями". Но, самое главное, от влияния на государственные дела не в меру амбициозная Марысенька была отстранена. Это способствовало значительному росту популярности молодого монарха.
Сам же москворусский комиссар не позволял забывать о себе. Точнее, не он, а его многочисленные враги в Москворуссии. С самого назначения в Киев с потрясающей регулярностью стали приходить из Москвы жалобы и доносы на Ивана Мазепина. Тот оправдывался "кознями завистников". Наконец, в июне 1699 г. (по получении сообщения о казнокрадстве и покровительство контрабанде через шведскую границу) в Москву была отправлена комиссия во главе с литвином Каролем Радзивиллом. Несколько месяцев проверки – и Радзивилл отписал в столицу (а затем и подтвердил лично), что все обвинения в воровстве являются ложными, а Мазепин, напротив, значительно увеличил доходы своей комиссарии (в частности, за счёт введения казённой монополии на винокурение и питейные заведения), которые с завидной регулярностью отправляются под охраной в столицу. Действительно, на дополнительные доходы их Москвы удалось заложить на гданьских верфях несколько изначально незапланированных фрегатов. Иван Степанович мог спать спокойно.
Разумеется, не одними казёнными монополиями укрепилось экономическое положение Москворуссии. Мазепин уделял большое внимание развитию в своей комиссарии промышленности. Большое количество ремесленников в городах обеспечивали в основном всем необходимым их жителей. Комиссар отдавал себе отчёт в необходимости следующего шага – создании и развитии мануфактур для крупного товарного производства. Для регулирования этого процесса в Москве (ещё при жизни Артамона Матвеева) была создана Мануфактурная Комиссия. Создатели новых мануфактур получали от комиссариальных властей льготы (одним из последствий визита "комиссии Радзивилла" стало расширение их и на центральный уровень). Кроме того, нужды затяжной турецкой войны требовали дальнейшего развития такой важной отрасли, как металлургия – для производства остро необходимых цесарскому войску пороха, ружей и пушек.
Зачастую создателем мануфактур выступали непосредственно власти комиссарии. Так на средства Мануфактурной Комиссии было построено несколько десятков текстильных и кожевенных предприятий в центральных областях комиссарии. Не осталась в стороне от москворусского "промышленного бума" и Кострома. Воевода Милославский рьяно поддерживал строительство мануфактур в своём воеводстве. Между прочим, такая активность позволила ему добиться в Москве, а затем и в Киеве согласия на расширение границ Костромского воеводства. Теперь в состав Костромской земли вошли такие города, как Вологда, Ярославль, Рыбинск и Углич. Значительно расширилось она и к востоку до Вятской земли – видя готовность Милославского к финансированию строительства новых заводов в тех краях, Мазепин охотно шёл навстречу своему подчинённому, в лояльности которого он был уверен.
Киев не оставил без внимания позитивный опыт Москвы. Комиссия, аналогичная московской, была создана и непосредственно при цесаре. Кроме того, для содействия добыче руд была создана Горная Комиссия. Идея такой создания организации принадлежала ещё Матвееву, но он не успел воплотить её до своей смерти. Мазепин подхватил задумку своего бывшего начальника, но об этом помысле узнали в Киеве, и в 1696 г. одним из своих первых универсалов Якуб I взял эту инициативу в свои руки. Отныне все дела о разработках полезных ископаемых должны были проходить через руки горного комиссара. Впрочем, Иван Степанович не остался в этой области без влияния, поскольку самые большие в Цесарстве залежи железных руд находились как раз в "его" комиссарии – на Урале. Из-за подобного "двойного подчинения" уральских заводов между двумя комиссарами: московским и горным, постоянно "искрило" – оба обвиняли друг дружку в превышении полномочий. Тем более что и у того и у другого искали "протекцию" конкурирующие между собой промышленники. Так Мазепин поддерживал уроженца Тулы купца Никиту Демидова, а горный комиссар Ян Конецпольский – сибирийского шляхтича Тадеуша Слодкого. Оба строили на Урале заводы, оба поставляли пушки и ядра, и оба не выносили самого имени конкурента. Канцелярии Конецпольского и Мазепина были завалены их жалобами и доносами друг на друга. Не останавливались жалобщики и перед обвинением кого повыше: так, здесь уже говорилось о регулярных доносах на хозяина Москвы, в не меньшем количестве обвинения сыпались и в отношении главы горной комиссии.
Неоднократно этим приходилось заниматься самому Якубу. Но по рассмотрении не одного подобного дела, оба главных "виновника" оставались на своих местах, наказывались в большинстве своём как раз доносчики – цесарь ненавидел и не поощрял клеветников. Продукция же уральских заводов между тем росла из года в год. Москворуссия постепенно становилась главным промышленным районом Цесарства. Появилась своя промышленность и в Сибири – одним из пунктов инструкции "опальному" Александру был приказ построить за Байкалом, в районе Нерчинска, сереброплавительный завод. Расширялись арсеналы в столице и некоторых крупных городах: Варшаве, Вильне, Туле, Москве.
В сельском хозяйстве, между тем происходили иные процессы и не до конца позитивные. Основными производителями товарной продукции на селе были фольварки (с течением времени это слово прижилось также и среди жителей Царства). Чаще всего фольварки появлялись вблизи судоходных рек, которыми можно было вывозить продукцию в порты и затем за границу, а также в окрестностях крупных городов – т.е. везде, где можно было обеспечить хороший спрос на зерно. С территории Королевства доступ до моря был проще, чем с территории Царства – через москворусские реки (главной водной артерией была, разумеется, Волга) невозможно было попасть в Балтийское море, да и все их устья были под контролем иностранных государств (Турция, Швеция), так что оставалось везти зерно сухопутным путём в Пруссию, Литву, Корону, отдалённый Архангельск либо же платить высокие пошлины за вывоз через шведские порты. Поэтому экспорт зерна из Москворуссии значительно уступал его экспорту из земель Короны и Литвы. Тем не менее, растущий внутренний рынок (т.е. развивающиеся города) позволяли обеспечить стабильный сбыт продукции фольварков.
Хозяева фольварков стремились, естественно, увеличить свои доходы. Однако в конце XVII в. по всей Европе, не исключая Цесарства, наметился спад цен на сельскохозяйственную продукцию. Кроме того, рост налогового бремени в связи с турецкой войной вызвал снижение спроса на продукты питания и сельского ремесла – горожане и селяне были вынуждены "затягивать пояса". Свою роль сыграли также и события "Потопа" (хотя за полтора десятилетия мирного времени ситуация успела поправиться). Выход из кризиса владельцы фольварков (по всему Цесарству) находили в расширении запашки на новые земли (особенно это касалось южных земель ВКР и Москворуссии, становившимися безопасными по мере оттеснения татар к полуострову), а также в увеличении барщины – крестьяне должны были посвящать всё больше и больше своего времени работе на своего господина в ущерб работе на себя. Это приводило, во-первых, к упадку крестьянских хозяйств, во-вторых, к всё большему закрепощению крестьянства. Тем не менее, продукция фольварчных хозяйств регулярно росла.
Этот процесс нашёл отражение в Сеймовой конституции 1692 г., унифицировавшей земельные отношения в Королевстве и Царстве. За образец были взяты старые решения московских Земских Соборов – крестьяне законодательно прикреплялись к земле и не имели права её покинуть без согласия хозяина. В случае побега крестьянин должен был быть возвращён на место силой. Оставалась ещё лазейка в виде "урочных лет", которые были, однако, увеличены с 9 до 12. Купечество и промышленники, опасавшиеся, что полное закрепощение лишит их рабочей силы, настояли на включение в закон подтверждения своего права покупать деревни вместе с крепостными (в т.ч., с их переселением) для обеспечения своих заводов рабочими. Крепостное право распространилось также и на промышленность.
Конец столетия Цесарство встречало с бурно растущей промышленностью и сельским хозяйством, окупленных, однако, новым усилением крепостного гнёта. Впереди был новый, XVIII век – век новых успехов и новых потрясений. Но предвидеть будущее не было дано никому из живущих…