Вечно Синее Небо Хань

Всё никак не сяду переделать и продолжить Бахию, не идет, но год кончается а дать угля надо. Потому, пока так.

Воспользовался поиском на обоих форумах и ничего подобного не нашел. Хотя для любого ориентирующегося в ханьском периоде китайской истории точка бифуркации столь очевидна, что у АИ-аксакалов такая хорошая развилка существовать обязательно должна. Поэтому, дабы невольно не повторяться, развилку мы несколько расширим.

Что происходило в Поднебесной империи Поздней, или по другому, Восточной Хань, прекрасно известно, народонаселение приблизилось к критическому порогу аграрного общества в 50 миллионов, и далее только колебалось не в силах пересечь эту отметку, причем "уперлось" уже в начале II века, дальше уже обозначив снижение, могущественные "сильные дома" провинциальных княжеств обособлялись от центрального правительства, округа сотрясали периодические восстания, на местах коррупция, произвол, кумовство и торговля должностями, расслоение деревни и обнищание мелких земледельцев, выделение богатых и уклонение их всеми способами от налогов, падение государственных доходов и нарастание расходов. «В царствование Хуань-ди и Лин-ди правители были никчемными людьми, — говорит Фань Е в «Хоу Хань шу», — правление расстроилось, судьба государства решалась в гаремных покоях. Ученые мужи стыдились иметь к этому отношение. Посему простые люди открыто выражали свой гнев, а мужи, не состоявшие на службе, начали высказывать свои суждения", впрочем справедливости ради обладатели яшмового трона стали игрушками придворных клик еще до этих двоих.

В чем сила, дэ, императора? в древнем и средневековом Китае, главный менеджмент властителя, если он не овощь конечно, это манипулирование и поддержание баланса между условно тремя группами, конечно иногда достаточно размытыми, но тем не менее: 1)евнухами, непосредственно служителями императора, "внутренним двором"; 2)ши, — "учеными людьми", служилой знатью, конфуцианским административным аппаратом; и 3)сильными домами, кланами внешнего двора, руками императриц оттесняющая императоров от власти и выбирающая его преемников, еще их с некоторым натягом можно назвать "военными". Тот Сын Неба, что рубит им головы в такой именно последовательности, которая не дает ни одной из сторон почувствовать себя хозяином положения, только и обладает подлинной властью. Самодержавный правитель должен сталкивать меж собой и препятствовать объединению даже двух из них против третьей. Но такой свободой рук обладали наверно только три первых хозяина яшмового трона в Лояне, последующие становились только игрушками в руках знати и дворцовых клик.

Теперь непосредственно внутриполитическая история и подковерная борьба в столице, "внешние" события — войны, восстания и бедствия — сознательно оставим в стороне, иначе пост и вовсе приобретет не читаемые размеры. Краткое содержание последних серий. В середине 120х союз евнухов и служилых людей возвел на престол Шунь-ди, свергнув господствующую до того "внешний клан" Янь, и показалось что пришла "эра очищения законов и преобразования устоев", организатор переворота Сунь Чэн был твердым сторонником реформ, в 131 году была восстановлена и расширена столичная конфуцианская академия "Тай сяо", возобновлены экзамены, ко двору были допущены многие авторитетные "чистые" — так назывались известные "праведностью", строгим исполнением законов и не запятнавшие себя связями с дворцовыми кликами чиновники, таких естественно было немного, но они были признанными вождями и воплощением конфуцианских идеалов служилой знати. В этой среде достаточно осознавали происходящее в стране, бюрократический аппарат вполне принимал сигналы с мест, также были специальные ведомства фиксирующие "глас народа", даже наиболее обездоленных рабских его слоев, например в форме народных песен, они скорее всего понимали что ожидает государство если и дальше ничего не предпринимать. Несмотря на то, что Шунь-ди оказался таким же безвольным императором, реформы кончились не начавшись и власть захватила новая "внешняя семья" императрицы Лян, "дух поколения Шунь-ди" дал начало многому последующему. Ляны объединились с евнухами и по смерти в 144 году Шунь-ди, полностью узурпировали власть, сменяли по своему желанию наследников, наконец остановив свой выбор на Хуань-ди, Лян Цзи уничтожил всех оппонентов и захватил полную власть над Срединной Равниной, ничего не делалось без его протекции, повсюду были его люди. Для упрочения своей диктатуры Лян Цзи, требовалось породниться с Сыном Неба, в 147 году он женил его на своей сестре, однако она через несколько лет умерла, в 159году Хуань-ди задумал сделать женой свою наложницу Менню, Лян Цзи насильно удочерил Менню и попытался убить её мать, для Хуань-ди это стало последней каплей. Он заперся в своей уборной — единственном месте во дворце где мог надеяться что его не подслушивают — вместе с доверенным евнухом Тан Хэном, и попросить подобрать во дворце еще людей обиженных временщиком. Таких собралось еще четверо, они скрепили заговор клятвой, Хуань-ди вошел в тронный зал и отдал распоряжение об аресте, этого оказалось достаточно чтобы уничтожить семью Лян и семью его жены Сунь. В доме Лян Цзи и его людей была конфискована сумма в деньгах и подарках равная половине годового бюджета страны, "императорский двор опустел" — отмечает хроника — столько ставленников Лян было казнено или выгнано со службы. Чиновники воспрянули и опять были обмануты, главными выгодоприобретателями стали те самые пять евнухов-заговорщиков, получившие титул хоу и стянувшие все нити управления в Поднебесной в свои руки. Угроза со стороны "больших фамилий" была отодвинута, конфликт между евнухами и чиновниками вошел в острую стадию, борьба с их засильем, их деньгами и связями, стала в некоем образе делом принципа и традицией служилой знати, со своими героями и мучениками. В этой борьбе конца 150х-начала 160х движение "чистых" в некотором роде приобрело некоторую самоорганизацию у неё появились свои центры и союзы на местах, градации кумиров и вождей, достойных мужей, таких как Чэнь Фань, Чень Ши, Лю Шу, Янь Бин, Ли Ин, Фань Пан, Го Тай. Все они ученые, администраторы, учителя-моралисты, конфуцианские проповедники, но ими список достойных мужей не ограничивается, далее идут списки людей достаточно незнатных, но известных в провинциях на местах. Серьезный резерв конфуцианцев составляли студенты столичной школы "Тай сяо", они постоянно составляли петиции в поддержку дерзких чиновников и их многотысячное мнения двор не мог игнорировать. В этой среде казалось бы несколько особняком стоит фигура Доу У, главы "внешнего клана" Доу, в коем чиновная знать нашла горячего сторонника и одного из лидеров. Приведенное выше разделение властных элит на три "партии" носит достаточно условный характер — один вождей 2чистых Ли Ин был буддистом, а евнухов тоже встречались признанные конфуцианские мыслители, как например Ван Фу(хотя в основном в этой среде ценили Лао-Цзы и новомодный буддизм). Наследственная знать несмотря на жажду личной власти в целом не мыслила себя вне рамок конфуцианской этики и морали, воспитанная в боязни "потерять лицо", в их сравнительно узких провинциальных мерках где всё на виду, вместе с тем и среди бюрократов не редки беспринципные и тщеславные, стремящиеся к власти любой ценой. Позиция Доу У выражала интересы той местной элиты что стремилась к высшим должностям в централизованном государственном аппарате, комплектовавшийся в первую очередь представителями влиятельных кланов из провинций, которые обеспечивали основную связь между двором и обществом на местах. После Юань Шао, из семьи "возвышенных мужей" Юань, стоял на стороне "чистых" и был ярым врагом евнухов. Цао Цао был человеком евнухов на заре карьеры, но добившись самостоятельности и строя свое с сыном царство Вэй, слушал советы "чистых" ученых Чжунчана Туна и Чень Цюня, к слову внука Чень Ши, и именно в этом государстве Вей эта модель "чиновной аристократии" и возобладала окончательно. Род Доу в период смуты поддержал Гуан У-ди, за это Доу Жун получил обширные владения в провинции Лянчжоу(Ганьсу), превратившись тут на Северо-Западе фактически в удельных князей. В 73 году в ходе военной кампании императора Мин-ди против южных сюнну, одна из четырех колонн возглавлялась фэнче-дувэем Доу Гу и единственная добилась успеха, Доу Гу взял Иилу(Хами) и Чеши(Турфан), нанес два поражения сюннускому Хуянь-вану и дошел до хребта Баркультаг. Тем самым начав новое ханьское завоевание Си-юя, Западного края, которое затем продолжил его протеже Бань Чао. Жена императора Чжан-ди из рода Доу стала залогом господства Доу в делах государства. Её брат Доу Сянь, в титуле да-цзянцзюнь, главнокомандующего, приравненного статусом к четырем гунам, сановникам самого высшего ранга, вел в 89-91 году успешную войну против северных сюнну, разбил их у Иньшаня, Иулу и Гашунь-Нур, северный шаньюй бежал к усуням, 100 тысяч хуннских семей откочевали к сяньби. Однако новому имератору Хэ-ди удалось с помощью евнухов сбросить с себя опеку Доу, род попадает опалу и сходит с политической арены на полстолетия. По странному стечению обстоятельств, с падением Доу, усмиренные в прошлое время тибетские кочевники цяны, занимающие частично Лянчжоу и сопредельные районы, вдруг резко стали враждебны Ханьской империи и война с ними с перерывами длилась больше 60 лет.

В марте 165 года Хуань-ди внезапно охладел к ранее столь любимой Дэн Мэнню, ради которой и произвел когда то переворот 159 года, она была направлена в гаремную красильню, где через несколько дней спустя умерла "от печали". Встал выбор новой жены и служилая бюрократия буквально навязала императору в жены дочь Доу, Мяо. Доу У получил должности и уделы, через год в звании главнокомандующего стал контролировать столичный гарнизон, регулярная бюрократия медленно, но верно перемалывала "выскочек"-евнухов, все они либо умерли, либо были удалены. Ли Ин, занявший должность столичного инспектора, пользовался любым поводом для арестов сторонников евнухов, дошло до того что они вообще перестали выходить из Желтого дворца, отвечая "боимся управляющего Ли". В феврале 167 года, они нанесли контрудар, один из их доверенных людей, Лао Сю, подал Хуань-ди донос на Ли Ина, обвинение в создании "клики", "групповщине", "клевете на особу" и "связях с учащимися Академии", все эти стандартные обвинения которые в пору политической борьбы не создавал только ленивый. Ли Ин и его ближайшие сторонники были арестованы и подвергнуты пыткам, это вызвало негодование в чиновных кругах, придворные ученые один за другим просили разделить им "судьбу невинных", командующий Доу У потребовал своей отставки — император Хуань-ди отступил — Ли Ин и все схваченные отделались увольнением. Всем стало ясно предстоит решающая схватка за ведущее место у яшмового трона, ставки стали выше, и через шесть месяцев в начале 168 года Хуань-ди в возрасте 35 лет скончался. Хозяином положения в союзе со служилой знатью стал Доу У, все опальные участники "клики" были возвращены, Ли Ин стал советником императрицы Мяо, пост занимаемый обычно евнухами, "Великим наставником" назначен Чэнь Фань, по всей страны в столицу вызывались отставные чиновнки имевшие репутацию непримиримых "чистых". Однако о полной победе чиновной партии, монополии на государство "в пределах четырех морей", говорить было еще рано. Поначалу Доу У и Чэнь Фань не мудрствуя пошли в лобовую атаку, они предложили перебить всех евнухов разом, однако регентша Мяо согласилась только на казни уличенных в преступлениях. Трудно сказать почему Мяо, защитила евнухов перед отцом, возможно она опасалась его гегемонии, возможно просто недооценивала присмиревших служителей, без исполнения обязаностей которых дворцовая жизнь была невозможна. Тогда Доу У задумал комбинацию с целью уничтожения наболее влиятельных придворных. Он поставил камердинером "Желтых ворот", комендантом "гарема", своего доверенного евнуха Шань Бина, велев выявить самых "отьявленных и дурных". Вскоре был арестован и брошен в гаремную тюрьму некий Чжэн Ли. Там Шань Бин и помошник главнокомандующего, советник Инь Сюнь, на основе выбитых показаний составили обвинительный акт против влиятельных евнухов Цао Цзе, Ван Фу и некоторых других. Это был непрошибаемый аргумент, по нормам китайской юриспруденции признание под пытками -царица доказательств. Однако далее произошло нередвиденное. Инь Сюнь и Шань Бин послали доклад патрону через гонца, однако случилось так, что тот уже ушел почивать в свою резиденцию. О, Тихэ и Фортуна! от какой Вашей шутки могла подчас зависеть вся судьба Евразии! Секретное донесение не застав адресата было отправлено ко двору регентши Мяо, и здесь попало в руки евнуха Чжу Юя, который решил его тайно вскрыть перед донесением императрице, когда тот осознал что попало к нему в руки, он немедлено созвал своих товарищей и сообщил обо всем Цао Цзе. Лин-ди было доложено об измене главнокомандующего, и убедил его пройти в тронный зал, посоветовав ввиду обстоятельств обнажить меч и подпрыгивать при ходьбе(не забываем, речь идет о тринадцатилетнем мальчике). Затем от имени императора назначил своего союзника Ван Фу новым камердинером Желтых Ворот и послал того в тюрьму арестовать Шань Бина и Инь Сюня, оба оказали сопротивление и были зарублены, Чжэн Ли был освобожден. Затем евнухи заставили императрицу Мяо выдать им имперскую печать и сфабриковали указ об аресте Доу У как мятежника. Чжэн Ли с небольшим отрядом попытался застать того дома, однако Доу У успел сбежать в казармы свое Северной Армии. Посланные туда люди Цао Цзе были перебиты, однако приказ был направлен и в другие части гаринзона, Ван Фу повел дворцовую стражу на поимку "мятежного" командующего. Понимая что отступать некуда Доу У сам повел своих воинов на дворец, обещая отличившимся титулы и награды. На рассвете следующего дня, 26 октября 168 года, обе армии сошлись у главных южных ворот дворца, но битвы не было. Воины предпочли выжидать, пока генералы осыпали друг друга оскорблениями, тем временем к Ван Фу подходили всё новые подкрепления и он приобрел перевес, солдаты по словам хрониста "привыкшие слушаться евнухов" начали перебегать к ним от Доу У. Войско его истаяло, сам он попытался бежать, был окружен и покончил собой, отрубленную голову затем выставили на главной площади Лояна. Та же участь постигла Чэнь Фаня, императрицу Мяо перевели в Облачную башню южного дворца, ставшую местом её заточения до самой смерти в 172 году. " В те дни злые люди одержали вверх, а все чиновники пали духом" — заключает автор Хоу Хань-шу Фань Е. Одержав полную победу евнухи были более холоднокровны, они выждали почти целый год перед тем как развязать широкие репрессии. Летом 169 года на Столицу обрушился ураган с молниями и градом — генерал Чжан Хуань, прославившийся в битвах с цянами, в день гибели Доу У, не разобравшись в ситуации присоединил свои войска к Ван Фу, о чем затем очень жалел — воспользовался бурей и подал записку, что это связано с несправедливостью по отношению к "мятежникам". Лин-ди доклад понравился, но встретив отпор среди евнухов, он отступил, полководца лишили жалования и перевели в провинцию. осенью евнухи начали действовать, малолетнему императору сообщили о некоем обширном заговре, был выпущен эдикт, предписывающий властям, "выявлять вовлеченных в клику", в результате, сообщает хронист " в Поднебесной всех выдающихся мужей, конфуцианцев и преданных справедливости объявили членами клики". На фоне разложения и банкротства, стремительно теряющей остатки народного доверия Ханской Империи, оказались парализованы, попали в опалу и подверглись преследованиям те немногие, кто обладал хоть какой то компетенцией и неравнодушием, гибель стала необратимой. В канун 190 года Юань Шао таки выполнил завет Доу У, отомстил за всех, вырезав и утопив в Хуанхе всю гаремную камарилью, но было уже совершенно поздно. Фактический водораздел, смерть Империи Хань на самом деле и произошла в том конце 168 года. "Великим запретом" евнухи запретили высшим чиновником заниматься реальными делами, поддержание инфраструктуры легло на плечи провинциальных администраций, столица перестала выделять деньги. Вообще все мало мальски значимые должности были оккупированы их родственниками и прихлебателями, в удельной знати потерявшей доступ на столичные должности возобладали сепаратистские тенденции. "Распоряжения провинциальных и окружных правительств поступают как раскаты грома; императорские указы просто развешивают на заборах как украшения", отмечает современник тех событий Цуй Ши, с этого времени кланы начали объединяться на местах в целях самообороны, крупные землевладельцы набирают дружины, слабые общины уходят в горы скрываются в глухих местах. Дальше были "желтые повязки" Чжан Цзюэ, общество "Пяти мер риса", заброшенная ирригация, наводнения и голод, дружины знати, окончательное обособление военных губернаторов, война меж ними и развал империи, 4/5 ханьских обывателей "времени перемен" не пережили, как писал тот же Фань Е "люди ели людей". О последнем акте гибели Империи кратко но ярко говорит нам сам Цао Цао:

Я так долго не снимал доспехов, что в них завелись вши,

Ушли в небытие воины бесчисленных родов.

Поля усеяны белыми костями,

На тысячи ли не слышно даже крика петуха.

Выживает только один человек из ста,

Мысли обо всем этом раздирают меня изнутри.

Однажды студенческий вожак Го Тай обратился к уважаемому конфуцианскому отшельнику Сюй Чжи, описывая дворцовую вакханалию: "надо что то делать"; на что Сюй Чжи ответил: "Когда падает большое дерево, его не остановить одной веревкой. К чему суетиться, не находя себе покоя?" Го Тай поклонился ши и ушел, признав его правоту. Эрнест Ренан в Гибели Античного мира восклицает:"есть дни печальные, но нет дней неинтересных, бесполезных", всё так. Можно согласится, но нельзя удержать наш пытливый ум АИ, отставить перебирание тех веревочек и нитей уже сотканного полотна Истории. Может в каком то мире и пришло время очередного пресловутого "цикла" и разрушения прежнего мира... Но в этом мире этого не случилось, у Доу У получилось всё так как он и задумал: 1)он решил задержаться во дворце допоздна, 2)Чжэн Ли имел мужество сопротивляться пыткам дольше и подписал показания только на утро, 3)сами "следователи" решили не спешить и дождаться утра, и отнести бумагу лично в расчете на большую награду, 4)наконец письмо попало не в руки Чжу Юя, а кому то менее любопытному, или просто в "правильные" руки. Доу У расправляется с дворцовыми евнухами, с счет них примиряя местные элиты и служилую знать, производится чистка администрации, при активном соучастии "чистых" проводятся реформы. Сам Доу У как военный с окраины, вероятно будет действовать вполне в духе Цао Цао, прямолинейно, тут по сути только два корректируемых направления — административный и земельный — обновление систем отбора и квалификации, возвращение доступа провинциальных элит в имперскую бюрократию, и перераспределение земельного фонда, новый кадастр и возможно натурализация налогов, "сглаживание" деревни и переселение малоземельных. В первом прекрасно ориентируются идеологи "чистых", ими уже всё разработано, и в целом воплощено Чень Цзю в царстве Вей, второе также лежит на поверхности, перераспределение в той или иной форме уже пытались воспроизвести Ван Ман, Гуан У-ди и будет Цао Цао. Естественно сопротивление "богатых домов" сельской верхушки, будут мятежи и возможно война, будут крестьянские восстания и мятежи на окраинах. Население просядет, но не так катастрофично, администрация не забросит обслуживание ирригационных систем и реки не выйдут из берегов. Расходы двора будут кардинально урезаны, в реале Лин-ди не интересовало ничего кроме гаремных утех и к концу его правления в год только на гарем тратилось до миллиарда монет при общем бюджете 4-5 миллиардов. Из мальчика возможно еще получится воспитать "хорошего императора". Если же уже поздно, или у него не было способностей изначально, у царственного рода есть и другие ветви, в частности некий Лю Ли, подозреваемый евнухами в реале в сочувствии "чистым", и уничтоженного вместе с женой и её родом Сун, впрочем должны найтись и другие отдаленные отпрыски с характером типа Лю Бэя. Инерция системы чем более сложной, имеет тем больший запас прочности, и как описано выше, там в глубине до конца были элементы сопротивляющиеся деструкции. В истории самих Хань совсем недавно, уже были схожие экономические и демографические проблемы, недееспособный престол, своеволие знати, узурпация Ван Мана, его эксперименты, восстание "краснобровых" с взятием ими Столицы, сепаратизм магнатов и выступление "роялистов", военные столкновения и приход к власти отдаленного отпрыска фамилии Лю Сю, и новое обновление со сравнительно скромными жертвами, даже с половинчатыми реформами Гуан У-ди династия продлила мандат еще на почти полтора столетия. Как же так, скажите: если не "цикл", то "должны прийти кидане и жестко всех кидать" — придут непременно, как нибудь потом, попозже. Конечно "реформы" не решат кардинально системных проблем, не отменят объективных законов рынка и не спрячут аграрного перенаселения, максимум что они дадут — это еще лет сто, до начала IV века. В любом случае небесные природные законы не отменить человеческим произволом. С IV века в Великой Степи наступит период аридизации, недостаток травы для выпаса погонит кочевников на окраины земледельческого мира. В то время на Западе пало степное царство Кангюй, расширились пески Гоби, Такла-Такана и Каракум, уменьшилась площадь Арала, высох Сарыкамыш и превратился в вади Узбой, к окраинам Персии вышли хиониты, в Европе ослабли сарматы-аланы и стали добычей перешедших Волгу гуннов, акациров и угров. А на Востоке, двинувшись на юг, южные гунны и сяньби разрушили Вэй и создали варварские царства в Северном Китае. Здесь это тоже неизбежно, но это уже будет совсем другой мир

В последние годы Хуань-ди и царствование Лин-ди в Степи необычайно возвысился сяньбинский вождь Таньшихуай, сын Тулохоу. Это был пожалуй самый великий из сяньби, равного которому это племя уже никогда не дало. Он сокрушил северных сюнну и они исчезли со страниц истории. Он отверг мир с Китаем и постоянно нападал на него, и хотя в основном, это были мелкие нападения, они очень досаждали пограничным округам. В 177 году при дворе среди евнухов созрел план крупной военной кампании против сяньби. Однако многие государственные чины стали против, советник Цай Юн так по-конфуциански многословно выразил их позицию(полный текст которой видимо из-за обьема не пускает редактор).

Кратко: о, повелитель, не та ситуация в королевстве нашем чтоб тратить последнее на военные авантюры, предлагаем сэкономить и уйти в оборону, обновить сигнальную систему и увеличить на границе маневренные отряды легкой конницы, так мы отсечем набеги мелких банд, кои и причиняют основной урон. Однако за планом стоял могущественный евнух Ван Фу, который искал лояльности пограничных генералов-приставов.. Войско разделенное на три корпуса выдвинулось в Степь и было по частям разгромлено, были пущены по ветру и так невеликие средства слабеющего государства. С высокой вероятностью можно сказать что в этом мире оборонительная концепция возобладает, это вообще вполне в конфуцианском и чиновном взгляде на вещи — войны, и вообще армия, есть ноша на теле общества, в идеале от них бы вообще избавиться, а оборону границ возложить на наемников, под легкой конницей подразумеваются мелкие приграничные кочевые племена. Конечно эти федераты когда нибудь осознают свое положение и хозяев скинут, но это будет потом, а пока при первом взгляде платить даже дешевле чем воевать. Таншихуай в 181 году умрет, потомки его наследие не сохранили, еще недавние выходцы из притаежной зоны сяньби в социальном плане похоже были еще примитивны и никаких устойчивых федераций создать не смогли. Южные сюнну в течение века ежегодно получали "за лояльность" около 100 миллионов в золоте, шелке и монетах, на подкуп старейшин сяньби уходило около 270 млн, князькам Западного Края перепадало "подарков" где в районе 75млн, в целом на выплаты кочевников и найм их отрядов уходило около 7% бюджета Поднебесной. Понимая, что собственно китайские войска в это время представляли малобоеспособный сброд, вполне умеренная плата за спокойствие границ. Воевать выходило дороже, на подавление второго цянского восстания в западных пределах 107-118 годов было потрачено 24 миллиарда монет, всего полувековые войны с цянами высосали 45 миллиардов. Впрочем, если сравнивать с расходами до миллиарда в год на один только гарем императора Лин-ди в 170х, то вроде уже и нормально. Позднеханьский бюджет оценивать трудно, вероятно он был где то в районе 6 миллиардов, 4 млрд приходили в виде подушного налога и откупов, 1,5-2 млрд составлял поземельный налог, из них на зарплаты госслужащим около 2 миллиардов в год. В 168 году, еще находясь у руля, "чистые" успели провести налоговую реформу — поземельный налог был сокращен с 1/15 до 1/30, взамен был увеличен на эту же сумму имущественный налог, тем самым сокращая нагрузку с малоземельного крестьянства и перекладывая её на богатые и предпринимательские слои.

Империя не разрушена и имеет средства на покупку "лояльности" северных и западных соседей — значит продолжает свое функционирование Великий Шелковый путь. Как видно тесно связанные семейными традициями со всей имперской политикой в Степи и на Западе, семья Доу продолжает тот же курс. Средства что уходят из Китая, те самые 370-400 миллионов в год на найм степных дружин и "дружбу" князьков — де-факто "продукт неравного обмена" — в львиной доле это товары, прежде всего шелк, и есть практически весь экспорт Древнего Китая. Которому собственно внешнеторговая деятельность как таковая не интересна, интересно зависимость варварской периферии от Империи сопровождающая таковую. Далее, зачем хуннскому пастуху два халата, пока не износился первый? тут и появляются ушлые купцы из городов-оазисов у Ледяных гор, они дадут тебе серебро и то чего ты не получишь с китайцев, взамен попросят то что ты взял у черноголовых за Стеной и увезут далеко на Запад...

Там на Западе, на перекрестке торговых путей в Индию, Парфию, Рим и Китай раскинулось царство Больших Юечжи, Гуйшуань, Кушанская держава. Когда то их предки отступили в Припамирье с верховьев Хуанхэ под натиском сюнну. Они сначала стали союзниками, затем вовсе захватили Греко -Бактрийское царство, оказавшись в области земледельческой городской цивилизации, быстро восприняли их культуру, богов, земледелие, образ жизни, и похоже сильно смешались с ними. Первых царей кушан с подозрительно "тюркскими" именами Герай, Куджула Кара Кадфиз, Вима Токто Кадфиз, чеканивший на монетах своим греческим подданым как Сотер Мегас, в середине-конце I века сменяют цари с окончанием в имени "-шка", что вероятно кучинский диалект/тохарский-2. При одном из первых царей этой династии Канишке I , правившем в самом конце I — начале II века Кушанское царство пожалуй достигает пика своего могущества, совершенно случайно совпавшего периодом династических смут в Парфии. Канишка контролировал Бактрию и весь современный Афганистан, Хорезм и большую часть Согдианы и возможно Ферганскую долину, гранича с Кангюй и усунями с севера, в период ослабления в Западной Крае китайцев по крайней мере ближнюю к себе часть таримских оазисов, на Юге в Индии была покорена вся долина Инда и область современного Дели. Последующие цари продолжили расширение державы, главным образом в Индии, откуда в державу проник буддизм , претендовавший у кушан на статус государственной религии, одновременно и заметно эллинизировавшийся среди греко-бактрийского населения. Расцветший в кушанскую эпоху, греко-буддийский синкретизм сам по себе интересное явление, справедливости ради нужно сказать в этом тандеме буддизм превалировал, йоны-эллины Востока, оказались очень комплиментарны "пути бодхисатвы" и массово переходили в учение "гимнософистов". При этом контакты с эллинским миром на Западе не исчезли, в поздней традиции "Индия" стала примерно тем же что "Египет" в пору классики, например Филострат отправляет своего Аполлония постигать индийскую мудрость и прекрасно ориентируется в жизни кушанской столицы Таксилы. Во II веке нашей эры Кушанская Империя являлась величайшей державой Центральной и Южной Азии, равной великим державам того времени, но в сравнении с ними почти совершенно забытой. Отчего дальше мы всё больше вступаем на умозрительный путь реконструкций и предположений

Центральной областью и основой могущества Кушанской Империи были богатые торговые оазисы и города Тохаристана, Южной Согдианы и Северной Бактрии, Кабульская и Хайберская долина, частично Пенджаб. Собственно от торговли и началось их первоначальное возвышение из одной из пяти племен юэчжи, безвестной родо-племенной группы, занимавшей припамирскую алайскую долину. Вдруг, когда китайцы в поисках союзников против хунну открыли путь на Запад и по нему пошли караваны, кушанские вожди обнаружили что через их перевалы и долины идут наиболее прямые и удобные трассы этого маршрута. Главные прибыли они получали не только от торговли дарами Китая через Парфию в Римскую Империю. Не менее оживлен был торговый путь от таримских оазисов, через перевалы Памира в Бактры, затем через Беграм и Кабульскую долину в Таксилу на излучине верхнего Инда, и оттуда вниз по реке в порты Синда и Малабара, откуда уже вполне регулярно отплывали в Красное море и Персидский залив йеменские и индийские суда, и куда приходили другие из Египта. «Хоу Хань-шу» отмечает: «…там можно найти драгоценные вещи из Да Цин, тонкие хлопчатобумажные ткани, отличные шерстяные ковры, благовония всех видов, сладости, перец, имбирь и черную соль». "Перипл Эритрейского моря" ему отвечает:"Корабли весьма часто выходят из портов Ариака и Барыгаза привозя в эти отдаленные торговые города товары своих стран пшеницу, рис, топленое масло, сезам, хлопчатобумажные ткани, кольца и тростниковый мед саккари." Ежегодно, отмечает уже Страбон, из красноморских портов Египта на Восток выходила флотилия из 120 судов. Гань Ин в 90х годах отправляясь из Си-юя именно таким путем отплыл из Синда, Шэньду китайских источников, и приплыл в Мессену(Нижнюю Месопотамию), откуда развернулся назад, причем в разговоре с местными моряками речь и далее шла о морском пути в обход Аравии в Египет. Вполне вероятно, китайцы до поры не знали сухопутного пути в Римскую Империи, и думали что Лицзяна-Александрии Египетской и Да Циня вообще можно достичь только морем, "Краткая история династии Вэй"IIIвек: "в прошлом говорили только о водном пути в страну Дацинь и не знали, что есть путь по суше". В 120ом году при ханьском дворе снова появляються музыканты и циркачи-фокусники из далекого Да Цин, есть мнение что они прибыли в Лоян вовсе через Бенгалию и Бирму, этот путь хоть был много менее интенсивен, но уже известен. Наконец в 160х годах в Срединной Империи появляется еще один путешественник с далекого Запада, назвавший себя послом императора Антонина, он прибыл вовсе морским путем через Вьетнам из Индии, по крайней мере ханьскому двору были поднесены подарки именно индийского происхождения. В середине III века путешественник Кан Тай пишет о Суматре: "Торговцы юэчжи непрерывно привозят лошадей в страну Цзяин морем. Король покупает всех. Если одна из них умирает в пути, то достаточно, если конюх покажет её голову и её шкуру, и король покупает её за полцены". Вообще, как кажется, если ханская элита и двор и испытывали потребность в каком то импорте, то это касалось прежде всего товаров и редкостей Индостана. Индийские мастера никак не уступали в мастерстве китайским, и некоторые продукты, как перец — ху цзяо 胡椒,в первые века нашей эры возможно попал в Китай через кушан, иероглиф ху 胡,обозначает народы Центральной Азии. Кушаны захватив долину Инда и почти всю Северную Индию естественно стали, как пишут "чрезвычайно богаты и полновластны", держа под контролем многолюдные, плодородные и богатые земли. И экспорт через центральноазиатские горы в Китай — подозреваю серьезно превосходил обьемами морскую торговлю с Римской Империей. В V веке китайский паломник Фа Сянь уже вполне описывает характер сложившихся торговых путей между этими двумя соседствующими великими цивилизациями Востока, сюда он прибыл через Западный край и перешел великие Снежные горы, однако обратно он предпочел вернуться на корабле,из низовий Ганга к Цейлону, затем к Суматре, Яве и наконец через Южно-Китайское море на родину. Торговые связи не могли не сопровождать обширные культурно-религиозные отношения, собственно о самом существовании кушанского царя Канишки мы узнаем прежде всего из жизнеописания составленного великим учителем Сюань-цзаном, еще одного путешественника на Запад. Благоприятствуя международной торговле, кушаны в своем государстве вообще придерживались полной терпимости, можно было найти общины любых известных тогда культов и богов. Так мы рассмотрели уже четыре маршрута движения из отправной точки в "Бактрии-Тохаристан", через перевалы и такла-маканскую пустыню на Восток, по старой "Царской дороге" через Парфию-Аньси в Месопотамию и Сирию, на Юг в Северную Индию через долины Парапамиса, затем либо вниз по Инду к портам Аравийского моря, либо по Гангу в глубинные районы Индостана в Бенгалию, и оттуда в Индокитай. Однако не стоит забывать и пятый не настолько еще важный перед первыми, но иногда возможном, не забудем что кушаны удерживали и Хорезм, имеются находки индийского экспорта по обоим сторонам Каспия и в Северном Причерноморье, кушанская монета найдена аж в Польше(впрочем находки кушанских монет в Аравии и даже на африканском побережье более часты). Кстати о монетах, еще одним фактором стоимостная разница в драгметаллах этих стран, в Китае издавна ценилось серебро, оно использовалось в монете, золото пользовались меньшей популярностью, в Индии совсем наоборот, золото обладол гораздо больше привлекательностью чем серебро, примерно также было и в Иране( Рим, торгуя в первую очередь с Индией и Персией, постоянно нуждался в золотой монете, которое выкачивалось из него на Восток и совершенно не возвращалось обратно, с серебром же было относительно нормально, далее Европа отдавала всё свое золото на Восток практически до ВГО, отчего сама по себе пользовалась в основном серебром). Любой находящийся на торговом перекрестке между, будет иметь при желании огромные барыши просто на "спекуляции". А учитывая еще и собственные районы золотодобычи, "муравьиное" золото Бактрии известное с геродотовых времен, сила Кушанской империи абсолютно объяснима. Однако в том была и слабость Кушанской державы. Совершенно не преувеличивая значение международной торговли для аграрных и в массе натуральных гособразований древней и раннесредневековой истории в целом, именно в примере кушан многое говорит, что кушанские цари и элиты зависели от неё в большей чем обычно степени. Элита, в значительной мере городская, привыкла к тому уровню доходов от посреднической торговли и участии в ней, к уровню благ распространяемых на неё верховной властью в обмен на лояльность, цари в свою очередь привыкли к большим тратам на свои честолюбивые проекты. И тут всё рухнуло. Империя Хань, основной партнер и потребитель погиб, он перестал нуждаться в кушанском серебре и индийских товарах, и перестал вывозить свои — ему стало не до поддержания имперского величия среди западных варваров. В последней четверти II века Хорезм начал чеканить собственную монету, что может быть одним из первых признаков кризиса Кушанского царства. В 202 году после долгого отсутствия своих послов в Лоян прислал Хотан, в 220 году — Хотан и Карашар, 222 год — Хотан, Кучи, Шаньшань, 227 год — снова Карашар — это указывает что в этот период таримские города выпали из гипотетической сферы Кушанского царства, и стали искать старой "дружбы" с Китаем. Наконец, есть сведение что в 230 году ко двору Вэй прибыло посольство от некоего кушанского "царя Бо-до", которого отождествляют с одним из Васудев. Всё это говорит что согдо-таримские торговые города и сами кушаны мучительно переживали прерывание торговли с Китаем и искали возможности его возобновления. Вэй не могли себе позволить прежнего и неизменно отклоняли их. Цари в начале III века еще пытались найти выход из кризиса, была усиленна экспансия в Центральной Индии, однако это вызвало только раскол, цари этого века уже часто носили индуисткое имя Васудева и главным богом избрали весьма враждебного чужестранцам Шиву — полиэтничный баланс был нарушен, цари кушан уже были вынуждены ориентироваться на настроения местного населения глубинной Индии. Это вызвало роптание "греко-бактрийской" и возможно "тохарской" старой части их земель, возможно страна распалась. Индийские порты Синда убедивший, что кушаны уже не обеспечат их китайскими товарами, вскоре тоже отложились — ведь собственно индийской продукцией средиземноморских купцов они могли обеспечивать и сами. Удар Сасанидов сделал падение Кушанской державы окончательным, вероятно первый поход на кушан произвел сам Арташир, захватив какие то смежные спорные территории, наконец в 240х Шапур I напал и разграбил сердце Кушанского царства, культовую столицу Сурх-Котал(недалеко от совр. Пули-Хумри), крупный торговый город Беграм, Бамианскую и Кабульскую долины. Центральноазиатские владения распались на несколько владений, индийская часть государства "царя Васудевы" потеряла преимущество перед местными династами и начала сдавать им позиции. Пав под внешними обстоятельствами, Кушанская Империя отнюдь не исчерпала себя в глазах потомков, к её опыту и наследию в поисках легитимности обращались затем все новые хозяева региона вплоть до Западного Тюркского каганата, эфталитские правители Забулистана вплоть до X века называли себя "потомки кушан".

Сразу же вопрос — насколько велик авторитет Доу У среди провинциальных аристократов и чиновников? Не произойдет ли история аналогичная Дун Чжо впоследствии?

Ну и демографическое давление никуда же не делось — оно просто провоцирует или сепаратизм провинции или народный движ типа тех же "желтых повязок".

Ну, а теперь Иран.

Чем ближе к привычному Средиземноморью, тем больше читателей понимает к чему идет дело. Конечно невозможно сказать для Парфянского Ирана, как еще достаточно архаичной аграрной страны , что прерывание Великого Шелкового Пути само по себе могло служить причиной его кризиса. Однако в силу как раз глубоко натуральной экономики, эти денежные подати и пошлины были наверно единственными регулярными валентными средствами которым парфянская династия могла распоряжаться условно свободно на какие то проекты и покупку лояльности местной знати. На торговых карванах шедших по "Царской дороге" зиждилось благополучие Александрии Маргианы, славный на Востоке как крупнейший центр металлообработки, а также Гекатомпил, Нисы, Раги, Эктабан, Адиабены, Селевкии, и прочих торгово-ремесленных полусамостоятельных "восточных полисов" Месопотамии. И вот верблюды груженные отрезами шелка не стало, начала чахнуть и прочая торговля. У "пана атамана стало нема золотого запасу" и хлопцы начали разбегаться. Баланс сил в и так не стойкой федерации, какую из себя и представляла фактически Парфянская держава сместился. Естественно в выигрыше оказались те кто относительно ничего не потерял, по той причине что и до этого ничего с этой международной торговли не имел находясь на отшибе в горном Парсе. С одной стороны, раз Ханьский Китай не потерял интерес к вывозу шелка из страны и торговля в том числе и по Шелковому пути продолжается, никакого мятежа Арташира просто не случиться и Парфянская федерация продолжит свое существование, медленно разлагаясь. С другой стороны Арташир, был в самом деле велик, и ханьские неурядицы, пусть в меньшей степени, но будут, значит будут перебои в караванной торговле. Одновременно кушаны имеют еще индийский рынок, в том числе индо-римскую морскую торговлю, и естественно будут "заворачивать" китайский шелк на свои трассы, что дает им шанс перетерпеть, за счет парфян. Предположим, что зороастрийская удельная и жреческая знать Парсы в лице Арташира всё таки выступит. И вот тут факт, не ослабленной кардинально Кушанской империи уже может помешать возникновению Сасанидского Ирана. Кушаны вообще достаточно тесно связаны с Парфией и Аршакидами. Века политического соседствования и исповедание зороастризма и других богов ирано-туранского пантеона значительной частью кушанского населения ведет к тесному культурному и династическому общению. Кушаны в Pax Parfica вполне свои, примерно на том же удалении что и ПерсоАрмения Аршакидов. Если верить армянским авторам то кушанская ветвь Аршакидов существовала уже достаточно рано, в пользу этого говорит и сообщение из Поднебесной, что в 147 году туда прибыл аршакидский принц-буддист ставший первым переводчиков буддийских текстов, "Амитаба-Сутра" и других, на китайский язык. Согласно Карнамаку, Деяниям Арташира, после свержения и гибели последнего аршакидского царя Артабана, два его сына сбегают "в Индию", откуда они через несколько лет попытались вернуться и свергнуть узурпатора. После гибели дома Каренов, последний из них также скрылся "в Кушании", Перозамат, предок армянского рода Камсараканов(не менее славный род Мамиконянов также выводит себя кушанских областей). Моисей Хоренский пишет что после падения Артабана, когда коалицию против Арташира возглавил Хосрой I, царь Армении, на сторону которого и стали Карены, кушаны откликнулись на его призыв и их "царь Вехсачан" прислал свои отряды, какой то отряд прислали и римляне. Арташир собрал лояльные себе силы и разбил роялистов, их союзники отступили через границу. Следом Арташир нанес удар уже по кушанам, согласно Ат-Табари он покорил Мерв(Александрию Маргиану), Балх, Хорезм, и к нему в Парс признать его сюзеренитет приезжали послы "царя кушан, царя Турана и Мекрана". Что возможно не совсем верно, так как при дворе Арташира упомянуты только царь Апренка, царь Кермана и царь саков, Систана, но какой то поход в восточноиранские спорные области, Маргиану, Арахозию и Систан он совершил, его сын Шапур I довершил начатое и создал в восточных пределах своей империи провинцию Кушаншахр. Однако возвращаясь к Моисею Хоренскому, и вторящей ему армянской традицией, залогом успеха Арташира в этом последнем серьезном акте борьбы за господство, стало то что он в обмен на свою поддержку обещал подарить парфянам "собственный их дом, называвшийся Пахлавом, престольный город Балх и страну Кушанов". Сурены и прочие знатные дома поверили и присоединили свои войска к Сасаниду, однако Каренов эти посулы не смутили. В этом мире, где Кушанское царство достаточно хорошо себя чуствует, верить посулам оснований еще меньше. Армяно-кушано-каренская коалиция подавит мятеж Арташира, вернет на престол одного из сыновей Артабана или отдаст его армянским Аршакуни. Парфянская федерация продолжит свое неустойчивое существование еще какое то время, до того момента как оправившийся от политического кризиса императорский Рим и одновременные вторжения хионитов и гуннов в середине IV века не разрушат ее. Канонический зороастризм не оформиться как государственный культ, а гносе-маркионитское халдейство пророка Мани распространившееся в то же время, возможно выиграет еще больше, и эта крайне устойчивая диссидентская народная секта вдруг станет официальной иерархией?

Собственно все опять упирается в степень проблем в Китае в течении полувека после развилки. Я пока не пойму почему она не "схлопывающаяся".

Несколько не понял и логику почему зороастризм не поднимается? Вы сами же справедливо пишете, что они имели влияние у кушан и здесь его сохранят, то есть будет центр альтернативный арташирскому. А азербайджанские маги и в АИ вполне преуспевают.

И почему вы отказываете Парфии в возможности реформирования на той же основе что у Сасанидов реала?

Ubhafy пишет:

как оправившийся от политического кризиса императорский Рим и одновременные вторжения хионитов и гуннов в середине IV века не разрушат ее

А с Римом вообще вражда здесь есть? Справедливости ради ее весь третий век провоцировали Сасаниды. Без них восточная граница Рима куда спокойней. Нет многих унижений начала века и жажды реванша.

Den пишет:

насколько велик авторитет Доу У среди провинциальных аристократов и чиновников?

Велик. Как выше писал в своеобразной конфуцианской иерархии этого движения он входил в число трех его вождей. собственно его восхождение на государственный Олимп он обязан, как также писал выше, согласованной позиции столичного чиновничества, продавившей его дочь в жены императору за два года до смерти, и император и евнухи прекрасно понимали что это отдает семье Доу и стоящим за ним кругам регентство, но сделать ничего не смогли.

Сам Доу, связующее звено между высшей бюрократией и провинциальными элитами еще ориентирующимися на делание карьеры в центральном правительстве, в реи евнухи и их ставленники полностью заблокировали этим кругам путь наверх, и они окончательно потеряли интерес в имперской власти, начали укрепляться на местах. Тут мы за счет уничтожения евнухов и захвата их доли удовлетворяем кланы, и в целом получается спайка чиновников и местной знати, которая собственно и поставляет основной ресурс образованных людей в центр

Den пишет: > Не произойдет ли история аналогичная Дун Чжо впоследствии?

Дун Чжо был чисто воякой, из приграничья, поднявшийся на войне с цянами и имевший самые боеспособные отряды ветеранов войны с цянами на то момент, что позволило ему сыграть ключевую роль в подавлении крестьянского восстания, в Центре он не на кого не опирался, строил чисто военную диктатуру, был и против евнухов и против чиновников, те ориентировались прежде всего на Юань Шао

Den пишет:

Ну и демографическое давление никуда же не делось — оно просто провоцирует или сепаратизм провинции или народный движ типа тех же "желтых повязок"

потому и говорю что все телодвижения дадут лишь временный эффект. Демография встала еще вначале века, еще тогда достигла 50 миллионов, и в 120-140х годах даже упала до где то 45 миллионов, какие то волнения и мятежи в 1170-180 все равно будут, вызванные на этот раз уже реформами, население еще насколько то упадет. Сепаратизм провинций и демография явления напрямую меж собой не связанные, сепаратизм от невозможности местных элит инкорпорироваться в общеимперскую, а если нет профита, то нахуа она? Сами по себе "желтые повязки" не фактор, восстание будет менее интенсивным и будет подавленно, вообще если анализировать карту восстаний, то выступлениями охвачена прежде всего восточная прибрежная часть страны, бывшая основным налоговым донором и где наибольшая концентрация почти самостоятельных уделов, там же было наибольшее демдавление, восстания на Юге произошли несколько позже, когда правительство все же привело в жизнь программу расселения прежде всего на Юг и туда же переложила ослабленную для Востока налоговую нагрузку, не совсем понятно кто восставали — "старожильцы" или "переселенческие". Центр не гудел вовсе, видимо он неплохо имел от расцветшей при последних Хань товарно-денежной активности. Запад был населен относительно слабо не оправившись от цяно-хуннских набегов

Den пишет:

Собственно все опять упирается в степень проблем в Китае в течении полувека после развилки. Я пока не пойму почему она не "схлопывающаяся".

если так марксистки рассуждать , добрую половину альтернатив надо закрывать из-за несостоятельности.

Проблемы всё те же но отложены еще на век, до конца 3 -начала 4 века, эти же проблемы были еще перед Ван Маном, но некоторая встряска и пертурбация, отложила их на пару столетий, все кризисные факторы уже вполне сложились в 100-110 годах но Империя проздравствовала до 180х. Дальше начала 4 века, ей прожить никак, ибо начнутся вторжения голодных степняков снесших в РеИ царство Вэй, продленным Хань этого не пережить никак, но это будет уже другой мир. Например, без монгол, и уж точно без Чингисхана, кто это такой если за тысячу лет до того развилка тронула сяньби.

Den пишет:

Несколько не понял и логику почему зороастризм не поднимается? Вы сами же справедливо пишете, что они имели влияние у кушан и здесь его сохранят, то есть будет центр альтернативный арташирскому. А азербайджанские маги и в АИ вполне преуспевают.

Как монопольная государственная религия он заиграл только при Сасанидах, тогда же же пережил кодификацию в строгую систему. Без них он останется непреобладающей религией лишь одной из общин

как было у парфян и кушан, во многом простонародную, также будут верить в Ахуру, Митру, Анахиту и Зервана самих по себе. У кушан огнепоклонничество не сильно преобладало, на государственную больше подвязывался буддизм

Вообще лезть в эти схоластические философские умствования, равно представлять что такое развитый грекобуддизм и его влияние на неоплатонизм, это вообще отдельная головная боль.

По Ирану я сам до конца не понимаю, может случиться и так что его поделят Кушанские и Армянские Аршакиды, ПерсоАрмения окажется не менее устойчивой чем Сасанидский Иран и будет напрягать Римские границы не менее остро,

и проблемм для римлян не станет меньше. В РеИ и христианство, армяне Верхней сирии и Нагорья приняли как государственно чуть раньше Рима, если тут Великая Армения такой же противник как был и Сасаниды, не взбрыкнет ли иллирийская солдатня — "назло мамке отморожу уши" — давайте чего нибудь другого

Ubhafy пишет:

Дун Чжо был чисто воякой, из приграничья, поднявшийся на войне с цянами и имевший самые боеспособные отряды ветеранов войны с цянами

От! А в АИ у нас получается власть чиновников с забиванием на армию. Ну до смерти Доу У будут Северную армию подкармливать. А потом как раз Ubhafy пишет:

то выступлениями охвачена прежде всего восточная прибрежная часть страны, бывшая основным налоговым донором и где наибольшая концентрация почти самостоятельных уделов, там же было наибольшее демдавление

Отож! И когда оно полыхнет у местной знати армии нет, а армия центра традиционно ослаблена чиновниками. Братья Чжан могут преуспеть сильней Реала.

Ubhafy пишет:

если так марксистки рассуждать, добрую половину альтернатив надо закрывать из-за несостоятельности.
Проблемы всё те же но отложены еще на век

Можно и закрыть. Но на самом деле я лишь не понимаю — почему отложено на век то? На поколение еще пойму. Но и то, провинциальная знать тупо поднимется на восстании "желтых повязок" которое будет более успешным (и разрушительным) на первом этапе. Т.е. мы всего лишь получим ситуацию магнатов-военачальников чуть позже и возможно братанов Чжан ждет карма Чжан Сяньчжуна

Ну вот не понимаю почему такой вариант менее вероятен, чем наступление всеобщей благодати силами многогрешной "партии чиновников" при все том же откровенно слабом императоре

Ubhafy пишет:

это будет уже другой мир. Например, без монгол

Это понятно, что в случае "Китая спокойного сто лет" мир изменится радикально. Но я пока не вижу столь глобальной развилки именно в самом Китае. 50 млн. человек это громадная инерция и куча накопленных проблем.

Ubhafy пишет:

Как монопольная государственная религия он заиграл только при Сасанидах, тогда же же пережил кодификацию в строгую систему

Вообще они как раз на противостоянии манихеям стали централизовываться. А уж какая династия — дело десятое.

Ubhafy пишет:

может случиться и так что его поделят Кушанские и Армянские Аршакиды

... ну тоже вариант. По мне здесь вкусовщина и авторский произвол в чистом виде. Имхо логичней всего минимальные изменения с состоявшимся мятежом Арташира, но разделом Ирана по его итогам. Будут ли делить только Аршакиды или и Сасаниды устоят... ну фиг знает. Я так думаю Парс Ардашир бы удержал при таких раскладах.

Ubhafy пишет:

ПерсоАрмения окажется не менее устойчивой чем Сасанидский Иран и будет напрягать Римские границы не менее остро

Она будет тупо меньше. Со всеми вытекающими.

Ubhafy пишет:

но год кончается а дать угля надо

Коллега, тема интересная, но большая просьба — когда постите картинки большого размера, то не могли бы вы их "сворачивать"? А то экран "разносит" так, что становится трудно читать.

Den пишет:

И когда оно полыхнет у местной знати армии нет, а армия центра традиционно ослаблена чиновниками. Братья Чжан могут преуспеть сильней Реала.

Вы забыли о наемной степной коннице. В 150х в прибрежных провинциях уже полыхало крестьянское восстание и было подавлено 20тысячным карательным корпусом ухуаней. Чиновный подход это не усиливая "военных", утилитарно обойтись наемниками. Примерно такую же ставку в постмакедонской Византии сделала столичная бюрократия "партии Зои", отличие что "сельджукидов" тут не наблюдается, хунну уже не торт, сяньби кроме Таньшихуая никого не выдвинули. Рисовать назло какого нибудь талантливого степного вождя, такой же волюнтаризм

Den пишет:

Можно и закрыть.

Можно, я выложил креатив каким увидел, всё что хотел уже сказал, продолжение всегда превращается в условность, в фантазию, чем дальше тем больше

Но на самом деле я лишь не понимаю — почему отложено на век то? На поколение еще пойму. Но и то, провинциальная знать тупо поднимется на восстании "желтых повязок" которое будет более успешным (и разрушительным) на первом этапе.

Почему именно поколение? Самосознание кланов ханьского времени, уже уверенно конфуцианское, представление о преемственности и знатности рода определялись прежде всего административными достижениями его членов. В то же время, обычай раздела имущества между наследниками, приводивший к распылению материальных ресурсов семьи, делал землю неустойчивой основой высокого положения в обществе. Выход давала служба, с её доходами и привилегиями, вместе с тем госслужба и разобщала чиновников, в служилых семьях именно родственные связи быстро заслонялись полемическими соображениями "партий". В РеИ в 168 году служилая знать предприняла последнюю серьезную попытку пробиться к рычагам верховной власти, занятой группировками евнухов, при этом они вполне уже захватили реальную уездную и областную власть, так центростремительные тенденции возобладали. Если у них получается, консенсус служилой аристократии еще продлевает жизнь централизованной Империи, согласен лишь частично решая системные проблемы, вот именно 50 миллионов громадная инерция, еще на век её хватит.

Den пишет:

По мне здесь вкусовщина и авторский произвол в чистом виде.

собственно потому у меня давно Македонская Америка уже через силу, надоело фантазировать на голом месте

Den пишет:

минимальные изменения с состоявшимся мятежом Арташира, но разделом Ирана по его итогам. Будут ли делить только Аршакиды или и Сасаниды устоят... ну фиг знает. Я так думаю Парс Ардашир бы удержал при таких раскладах.

Парс он удержит просто потому что его род правит областью как теократической монархией чуть не с ахеменидских времен.

К.О. мне тут еще раз подсказывает, что Иран парфянского времени составлял три политико-экономических ареала. Ареал самоуправляющихся городов(большей частью в Месопотамии, но также города вдоль "Царской Дороги" и Сузы в Элимаиде), видеть в них полисы эллинистической традиции можно только отчасти, во многом они опирались и на собственно восточные традиции городов-государств. Ареал полузависимых царств и владений, Парс, Элам, Месена, Атропатена, Гиркан, Керман, Сеистан, Адиабена и т.н. "князья изгнания" в Мессопотамии, некоторые другие, с собственным правом, в западных владениях заметно греко-селевкидским. Наконец собственно парфянские владения, Парфиана и домены великих домов Пахлавиков с собственными экономическими институтами, где полукочевая верхушка уже осела в крупных городах и резиденциях, а воинская знать распределена по условным держаниям "икта". Политическое единство достигается в значительной мере контролем над путями международной торговли и благодаря военной силе. Парфянское искусство это искусство городов и регионов, очень космополитичное, в отличие от Сасанидского целиком основанного на ахеменидской традиции. Если не рушится торговляи не слабеют города, Аршакиды в состоянии и дальше поддерживать баланс, если не ослабевают кушаны Арташиру нечем купить купить лояльность пахлавских родов.

По поводу религии всё в самом деле не так однозначно, я сам не уверен, потому у меня если не заметили и стоит знак вопроса.. Манихейство привлекало Шапура именно как религия скрепления многокомпонентной державы, собственно перед парфянами стоит та же задача, однако при Шапуре по ходу его завоеваний на Западе произошла довольно массовая депортация населения восточных римских провинций, отчего "сирийский" компонент приобрел большую значимость, тут этого нет. С другой стороны закрепление за зороастризмом статуса государственной религии, в его радикальном маздеистком варианте, во многом связано с личностью мобедаха Картира, приобретшем исключительное влияние при шапурских наследниках Бахрамах, Втором и Третьем, и их противостоянии с "филэллином" Нарсе, тут династия другая, другие расклады и "Картир" совсем не детерминирован

Den пишет:

Она будет тупо меньше. Со всеми вытекающими.

ПерсоАрмения в смысле вся по крайней мере западная часть парфянских владений, Месопотамия и Загрос, но это так, в жизнеспособности такого образования я сам не совсем уверен, оно для устойчивости должно вести на раз более активную политику в Анатолии и Сирии, иметь некое отражение Пальмирского проекта, что делает "ПерсоАрмению" гораздо большим вызовом для Рима III века и Домината

Леший пишет:

большая просьба — когда постите картинки большого размера, то не могли бы вы их "сворачивать"? А то экран "разносит" так, что становится трудно читать.

точно, у меня тоже самое было, я и не понял почему так, спасибо уважаемый Дэн испрвил

Ubhafy пишет:

Вы забыли о наемной степной коннице. В 150х в прибрежных провинциях уже полыхало крестьянское восстание и было подавлено 20тысячным карательным корпусом ухуаней

Ну вариант конечно. Если и здесь все на гарем не уйдет Но это жЫрный плюс в карму Чжанам. Крестьяне "обожают" всяких сяньби вытаптывающих поля, забирающих еду себе и фураж лошадям и грабящих всех подряд...

Ubhafy пишет:

Можно, я выложил креатив каким увидел, всё что хотел уже сказал, продолжение всегда превращается в условность, в фантазию, чем дальше тем больше

Ubhafy пишет:

собственно потому у меня давно Македонская Америка уже через силу, надоело фантазировать на голом месте

Ну имхо оно не хуже и не лучше. Просто разные жанры. В Македонской Америке свой шик — вести совершенно "фэнтезийные" государства стараюсь чтобы оно правдоподобно смотрелось на фоне "общеисторических трендов".

Ну а здесь как мне кажется первые полвека мир будет меняться довольно медленно. Хотя развилка богатая. Вот последнее что мне хотелось это чтобы вы ее забросили. Хоть что-то интересное за последние пару месяцев

Ubhafy пишет:

Почему именно поколение?

Ну потому что люди те же. Типа одну партию зачистили — другим таким надо подрасти и налиться жирком. Дальше можно более-менее обоснованно фантазировать про дюже патриотичных "Д'Артаньянов" из провинции тянущих империю еще несколько поколений в одном варианте. Или идти в разнос с АИ-аристократией аналогичной Реалу после восстания "желтых повязок". Я бы конечно предпочел что-то среднее. Чтобы и без детерминизма и без волюнтаризма

Ubhafy пишет:

вот именно 50 миллионов громадная инерция, еще на век её хватит

Ну вот вы считаете, что в конце второго века у Хань инерция единства, а мне думается что уже инерция распада. В принципе вам конечно как автору карты в руки.

Ubhafy пишет:

Парс он удержит просто потому что его род правит областью как теократической монархией чуть не с ахеменидских времен.

Ну а это уже распад державы. Если Парфия делится на Персию, Кушан и Великую Армению, то это уже не Парфия, проблем для Рима меньше, а манихейство, зороастризм и христианство... ну каждая сестра может получить по серьге

Den пишет:

Если и здесь все на гарем не уйдет

только что с большим трудом помножив на ноль гаремную партию "женских служителей Желтых ворот", снова её накачивать по меньшей мере странно, в РеИ залогом власти евнухов в государстве во многом и было постоянное нахождение императора Лин-ди в гареме, чтобы он всё свое время проводил кувыркаясь нон-стоп с тысячью своих наложниц, больше не на что не отвлекаясь. Равратили мальчика с юных лет, на том и надорвался в возрасте 34 лет. Тут семья Доу и конфуцианские советники скорее наоборот в черном теле держать будут, монаха из него делать. Но, если 13 лет уже поздно, мальчику понравилось быть мужчиной или он изначально мог думать только тем местом, а не головой — молодой император может подавится персиковой косточкой или еще как — китайцы в этом большие затейники. И выбрать какого другого малолетнего отпрыска многочисленной семьи Лю, продлевая свое регентство еще на неопределенный срок. Но продолжаться так естественно долго не может, для эффективной реанимации на престоле все таки нужна сильная личность, подумываю о фигуре Лю Ли, Бохайского вана, недруга столичных евнухов в 170х, казненного вместе со всеми своими приближенными и семьей жены Сунами, подробностей не знаю, но наверно было за что, какую то свою группировку сколотил, что то делал, как бохайский наместник мог быть тесно связан со степными вождями ухуаней и сяньби. Есть еще вариант с Лю Бяо, ваном Цзинчжоу, это в среднем течении Янцзы в современном Хубэе, в смутное время 190х смог сохранить свой удел островком благополучия лавируя меж сторонами, привлекал в свое княжество ученых и чиновников старой администрации, умер в 208г и его наследник Лю Цун попытался было лечь под Цао Цао, но княжество все же было раздергано всеми тремя враждующими царствами. Вот и колеблюсь: Лю Ли — вояка, Лю Бяо — управленец/политик...

Den пишет:

Но это жЫрный плюс в карму Чжанам. Крестьяне "обожают" всяких сяньби вытаптывающих поля, забирающих еду себе и фураж лошадям и грабящих всех подряд...

Карателей из собственно ханьских армий, набираемых в то время из так скажем деклассированных элементов, поводов любить не сильно больше, даже меньше, зная как творчески они подчас подходят к этому занятию

Den пишет:

Ну а здесь как мне кажется первые полвека мир будет меняться довольно медленно.

Ну так развилка в Китае в конце 160х, а до Ирана доходит в 220х

Den пишет:

Ну потому что люди те же. Типа одну партию зачистили — другим таким надо подрасти и налиться жирком. Дальше можно более-менее обоснованно фантазировать про дюже патриотичных "Д'Артаньянов" из провинции

если так, то любые ротации элит вообще бесмысленны, зачем, ведь будет тоже самое О себе не забудут, но из того что прочитал некоторый градус так сказать идеализма в них все же есть, они в самом деле хотели что то изменить, может и ошибочно и бестолково. Не шли бы эти люди, в период острой борьбы в царствование Хуаньди на острые стычки со ставленниками гарема, ведь за это многих снимали с постов, подвергали наказаниями, они понимали это и все равно делали. Затем один из их вождей Ли Ин, по доносу был брошен в тюрьму и вместе со сторонниками подвергнут пыткам, и другие советники и ученые встали на их сторону не боясь репрессий, неужто они все не знали что так может случится, после Ли Ин выпущенный на свободу снова вернулся к исполнению обязанностей. Затем еще позже, после провала переворота, в период гонений, провинциальные чиновники прятали попавших в списки для ареста, и подвергались уже сами наказаниям, если бывали раскрыты, образовали местные кружки помощи, миниподземку на китайский лад. Я конечно не идеализирую, продвигание узкогрупповых интересов само собой, но некий заряд скажем "пассионарности" имхо там имелся. И двигая Доу У в свои вожди и на фактический пост регента эта "партия" думаю действовала вполне осмысленно, ведь у них были и отрицательные примеры вроде диктатуры семьи Лян перед глазами ранее.

Den пишет:

Ну а это уже распад державы. Если Парфия делится на Персию, Кушан и Великую Армению, то это уже не Парфия,

Все же нет. Персия-Парс и так в полунезависимом статусе, он не меняется не до, не после, но и только. И смотря какого размаха достигла ГВ. Если в решающем сражении между Артабаном и Ардаширом при Хормиздагане вверх одерживает первый, то всё вообще остается в статус кво, род Папака никуда не девается. Если же Ардашир побеждает начинается следующий этап , и вступает Хосрой призывая в АИ более сильную коалицию, тогда уже придется делится. Интересы кушан все равно большей частью в Индии, максимум что им могут дать это Александрии Маргиану и Ариану, Мерв и Герат, сакральный пахлавский домен Парфиану, окрестности хребта Копетдаг им никакой Аршакид в здравом уме не уступит. На самом деле кушанам, если все же считать их прежде всего торговой нацией, больше пригодятся земли вдоль дополнительного и дублирующего торгового маршрута к гавани узости Ормузского пролива, Сакастан и Арахозия, по косвенной инфе они и были спорными территориями в реале, во первых как удобное пересечение путей, короткая переправа в Аравию и меньше волнений относительно лояльности синдских портовых городов в Гуджарате. Таким образом Хосрой Армянский или подгребает весь Большой Иран кроме крайнего пустынного юго-восточного угла, либо возвращает на престол наследников Артабана

И снова вернемся в знойный Иран, признаться этот момент смены династий и восхождения Сасанидов очень запутан и почти никак не освещен специальными работами. По Ирану и Среднему Востоку первых веков нашей эры вообще довольно мало источников, тем более русскоязычных. Раз тут поле не паханное, это вдвойне интереснее, давайте попытаемся реконструировать события того многостороннего конфликта от начала до конца. Дед Арташира, Сасан, был правителем небольшого владения в Парсе близ Истарха и был наследственным жрецом-хватавом богини вод АрдвиСуры-Анахиты. Сасану удалось выгодно жениться на дочери Гочихра из рода Барзангидов, династов-правителей всего Парса. Затем Папак наследовал от отца земли и сан, а от деда получил вдобавок небольшой городок Хиру. У Папака было два сына, старшего звали Шапур, а младшего родившегося в районе 190 года назвали с претензией — Артаксеркс, ну или Арташир по простому. Он был отдан на "вскормление" одного из вассалов династов Парса владевшего крепостью Дарабгерд, тот был евнухом, и Арташиру удалось стать хозяином этой области. Далее около 208-9 года Папак, Шапур и Арташир совместными действиями свергают законного царя Парса, прямого наследника Гочихра, и царем становится старший сын Папака Шапур. Не без борьбы Артабан вынужден это признать, вскоре видимо Папак умер и между братьями начинается противостояние. И тут с Шапуром произошел несчастный случай, по преданию, когда он ехал на встречу с братом на него внезапно упала с крыши меткая такая черепица. После гибели брата Арташир расправляется с его ближайшим окружением и наконец становится шахом Истархдата и всего Парса.

Дела к тому времени у Аршакидов шли мягко скажем не очень. Первым гвоздем судя по всему, помимо расплывчатого принципа престолонаследия и постоянных династических войн, стали еще в аврелиевые времена амбиции Вологеза III и попытка отмстить Риму за прежние обиды. Итогом стали опустошающая кампания Авидия Кассия, разрушение богатейшего города Месопотамии Селевкии-на-Тигре, разграбление зимней столицы Ктесифона с вывозом царских регалий, наконец позорным для парфян новым миром по которому они теряли богатую Северную Месопотамию, прежде вассальную Осроену, Эдессу, Карры, Нисибин, Дура-Европос, граница пролегла по Хабуру, наконец контроль над Арменией. Житница парфян и основной регион их налоговых поступлений помимо военных действий неизбежно пострадал и от разразившейся на этом фоне чумы, продолжившей затем свирепствовать уже в римских пределах. Месопотамские эллинистические полисы оказались кардинально ослаблены, одновременно сходят на нет последние храмовые общины древнего аккадо-вавилонского населения. Неудачные войны и разорения уменьшают веру в царский "фарр" среди удельных династов окраинных областей, например Парса, Капитолин пишет что персы прислали Марку Аврелию собственное посольство, регулярно послов в Рим также посылала Гиркания, отдельное княжество на Среднем Тигре со столицей в Хатре утвердил некий Барсемий.

В 191/2 году новым шахиншахом стал Вологез-Валарш №4, и казалось судьба снова дает Аршакидам шанс. На следующий год в Риме был убит Коммод, началась гражданская война между претендентами в которой парфяне и их месопотамские сателлиты сделали ставку на Песценния Нигера. Однако еще до того как Вологез собрал силы для вмешательства Септимий Север в стремительной кампании сокрушил Нигера, и снял осаду с Нисибиса, осажденного контингентами Адиабены, Осроэны и Хатры, затем провел короткий рейд в Адиабену восстановив римское присутствие в Ассирии. Дальнейшему наступлению помешало обострение отношений с Клодием Альбином в Галлии и так и не сдавшийся в тылу Византий. Вернулся на Восток Север только в 198 году, за это время парфяне лишь неудачно попытались снова осадить Нисибис. Он отбросил парфянские отряды от Нисибиса, вошел в Адиабену, неудачно подступил к Хатре, затем быстро спустился по Тигру и обрушился на среднее Двуречье. Септимий уже не надеялся на возможность присоединения этих земель к Империи, города и селения уничтожались, население уводилось в рабство, на обратном пути он снова попытался взять Хатру и опять неудачно. Вологез никак не смог помешать Северу, когда тот намерено подрывал ресурсную базу парфян тотальным грабежом. Вскоре был заключен мир оставивший статус кво и Парфянскую державу в положении глубокого кризиса. Основной налоговый и продовольственный регион оказался дочиста разграблен возможно толком и не восстановившись с 160х годов, последние Аршакиды наверняка попытались хоть частично компенсировать это повышением требований к другим регионам, что наверняка вызвало в них еще больший взрыв недовольства. На это естественно наложилось катастрофическое падение доходов от караванной торговли с Востоком. В царских некрополях Нисы находят фальшивые слегка посеребренные монеты, что говорит о крайнем финансовом оскудении Аршакидов. "Хроника Арбелы" сразу после войны с Римом констатирует нарастание недовольства среди местной знати. В Адиабену состоялся карательный поход парфян против местного царя Нарсеса, отказавшегося давать войска в их войско для продолжения войны. В это же время против парфян выступили "войска персов и мидов", и лишь через некоторое время восстание было подавлено. Примерно к этому же периоду относят появление в Заевфратье арабского царства рода Лахмидов с центром в Хире. Государство парфян по факту распалось на 240 владений местной знати, в автономиях творился беспредел, что явствует из истории прихода Арташира к власти в Истахре.

В 207/8 году на престол взошел последный Вологез, Пятый. В это время его брат Артабан по сообщениям источников располагал свою ставку как раз в Фарсе, в Истахре. Видимо в последние годы Вологеза IV/воцарения Вологеза V некие "персы и мидяне" поднимают антипарфянское восстание отмеченное в "Хронике Арбелы", и в рамках его подавления Артабан становиться вице-королем в Парсе, подвергая область более плотной опеке, известно что Папак свергнув законных династов Истархдата просит у Артабана утвердить царем его сына Шапура. Возникшее затем противостояние между братьями-сасанидами видимо вполне устраивало Артабана, позволяя держать персидскую знать в узде. В 212/3 году Артабан поднимает мятеж против брата, его поддерживает Парфиана и Мидия, и он вскоре выбил Вологеза из Ктесифона, однако тот по прежнему удерживал Селевкию и еще какие то города Месопотамии. Уход Артабана из Парса дал Арташиру удобный момент для устранения брата Шапура со сторонниками. В ответ утвердившийся на большей части Парфянской державы Артабан шлет против Арташира своего сына Бахмана с видимо небольшим парфянским войском. Экспедицию постигла неудача, Бахман был несколько раз ранен и отступил, осуществить более основательную карательную операцию Артабану помешали сгущающиеся тучи на Западе. Каракалла был груб, жесток и неуравновешен, однако нельзя ему отказать в деятельном характере и некоторой доле государственного ума, вероятно он и его окружение почувствовали как никогда положение парфянской державы на краю пропасти, считая момент наилучшим для сокрушения вечного врага на Востоке и повторения подвига Александра. Дион Кассий приводит речь Каракаллы сенату по прибытии его в Рим, о состоянии дел в Парфии и её ослаблении. С этой точки зрения цепь лимитрофов на римо-парфянской границе стала излишней и к их ликвидации он рьяно и приступил в первую очередь, Осроэну и неудачно Армению. Следом он пытается выманить и захватить Артабана в плен, и выдвигается к Тигру, грабит Арбелу, и на зиму 217 года возвращается на зимовку в Эдессу. Весной 217 года Артабан все же собирает парфянскую армию для противостояния, готовится и Каракалла. Механизм заговора Макрина, этой первой ласточки мятежей солдатских императоров, и какие цели он преследовал до конца непонятны. Двигало ли им просто слепое честолюбие, на что он в самом деле надеялся на фоне общей популярности династии Северов и самого Каракаллы в солдатской массе. Или он в самом деле опасался катастрофы, которая неминуемо бы последовала в процессе буквальной попытки повторения Восточного похода Александра, именно в случае победы на Артабаном? Так или иначе переворот состоялся, однако это не помешало трехдневному столкновению войск в сражении у Нисибина. Ни одна из сторон победы добиться не смогла, вскоре было установлено перемирие, и Артабан увидел, что пока он воевал с римлянами у него в тылу мелкий князек превратился в серьезную опасность. Временное отсутствие угрозы со стороны парфян Арташир использовал с пользой, за эти годы он подчинил или разгромил всех прочих удельных князей Парса, включая сильнейшего из них Михрака, и подчинил соседний Керман. Начало активных боевых действий произошло около 220-21 года. Сначала Артабан шлет на него хузистанского шахраба Наргехуфара, визирь Арташира Абурсам разбивает того у Гура, сам Арташир совершает удачный поход на Исфахан, местный шахраб Шад-Шапур был взят в плен и казнен. На следующий год Арташир изгоняет из Хузестана Наргехуфара, еще через год окончательно покоряет Хузестан и также Месену-Харакену, в месте впадения Рек в Залив, разгромив местного правителя Бевду(Биндоя). Вероятно в 223 году он наносит удар по более слабому Аршакиду Вологезу, разбив и отобрав у него Селевкию и Ктесифон. С этого момента, где то с начала 224 года, Арташир достаточно становится силен для претензий на престол царя царей, к нему всё активнее начинаю перебегать все обиженные парфянским царем. В течении года состоялись две битвы, кровопролитные, но не принесшие перевеса ни одной из сторон. Однако за зиму в преддверии генерального столкновения настроение знати и удельных царей окончательно сменилось в пользу Арташира. На равнину Хормиздагана Арташир подошел раньше, приведя сюда помимо персидских ратей отряды Мидии и Месопотамии. Артабан подошел несколько позже с отрядами из Рея, Демавенда, Дейлема и Падахшваргара. Персы укрепили лагерь у источника рвами и хорошо отдохнули, парфяне были вынуждены идти в атаку сходу. Арташир одержал победу, царевич Шапур поразил визиря Артабана Дарвиндада, сам Артабан был взят в плен и казнен на поле боя на виду войска, по преданию отрубленную голову Артабана сохранили в качестве трофея, тело растоптано лошадьми

Однако схватка за небесный мандат, фарр, царя царей "Ирана и Неирана" была еще совсем далека от завершения, в дело вступил великий шах Армении Хосров I, называемый Великим. Мы достаточно наслышаны о периоде великодержавия Великой Армении Тиграна II, между тем ничего не знаем о возможно столь же ярком возвышении армянского государства в царствование Хосрова I. Наверно более из за того, что эта попытка раздвинуть плечи столь могучих соседей была относительно краткой, захватив промежуток между концом 220х- 240ми годами. Самого Хосрова даже в армянской традиции постоянно путают с наследовавшим ему Хосровом II, сыном или братом, называют отцом Трдата II, Крестителя и Восстановителя, хотя это сложно представить даже технически, Трдат вероятнее был его внуком. Известный в узких кругах Lion, большей частью многостраничными постами на тему "Армения -родина слонов", свел в итог сообщения большей частью армянских писателей Хоренци и Агафангела, соотнес с римскими сообщениями и предложил любопытную версию хронологии армяно-персидского противостояния.

216 – разгром коалиции войск под предводительством басил – Хоренаци, книга 2, глава 65

Апрель-май 224 – Первая атака на Атропатену, которая уже пала под власть Сасанидов. Месяцы даны с учетом того, что памятная битва у Вормздакана произошла в начале 224-а. — Хоренаци, книга 2, глава 71 (Но вторгшись в Ассирию, он получает горестную весть о смерти Артабана)

226 – Вторая атака на Атропатену – Агафангел (И после этого продолжал пребывать в великой печали из-за происшедших событий, ибо ему ничего не удавалось сделать. В великой печали по поводу случившегося он пустился в путь и вновь возвратился в свою страну. 19. И вот в начале следующего года). Ясно, что армянский царь ”пребывал в печали” весь 225, когда же и собрал коалицию сил северян.

226 – Битва в Месопотамии (наверно около Тизбона), логическое продолжение вышеуказанного – Агафангел (Но Хосров поднялся со своим огромным войском и теми, кто прибыл с разных мест, дабы стать в войне его соратником. И когда персидский царь увидел скопище огромного войска, которое, стремительно двигаясь, возникло перед ним, поднялся и он навстречу им, готовясь к битве. Однако он не сумел устоять и бежал. Преследуя его, [они] уничтожили все персидское войско, оставляя на полях и дорогах трупы; с остервенением [они] уничтожали [персов], наносили им тяжелые удары.)

227 — Атака на Атрпатакан и Месопотамию — Агафангел (А с наступлением следующего года он [вновь] собрал огромное войско, составил полки и созвал ту же и даже большую, чем прежде, армию. И стал совершать набеги в сторону Асорестана, тем более, что и войска тачиков помогали и, разоряя всю страну, каждый, [овеянный] славой храбрости, возвращался к себе.)

228-231 – последующие и каждогодние атаки на Атрпатакан и Месопотамию – Агафангел, это 4 из упомянутых Агафангелом 11 атак (Так в течение одиннадцати лет, постоянно разоряя, они опустошали все те пределы страны, которая находилась под господством и под властью персов.)

232 – Атака персов и контратака армян с войском Александра Севера. Известно по римским источникам.

233-237 — последующие и каждогодние атаки на Атрпатакан и Месопотамию – Агафангел, это еше 5 из упомянутых Агафангелом 11 атак. На этот раз удары были вправлении уже на Эктабан и собственно Парс. В итоге весь Атрпатакан и часть Гиркании, где Аршакиды до того имели достаточно поддержки, пали под вличние Хосрова. Сасанидам же остались в основном южные районы с самим Фарсом.

238 – Контратака Сасанидов и взятие Мцбина с Харраном — Известно по римским источникам.

242 – Нападение персов на Ассирию и Киликию и их отступление — Известно по римским источникам.

243 осень – удачное вторжение Гордиана 3-ого и разгром персов. Известно по римским источникам.

244 февраль 11 – Битва у Бет-Машкене, разгром римлян. Известно по Сасанидским источникам.

249 — Битва в Месопотамии (наверно около Тизбона). Подмога из Филлипа — Хоренаци (Обретя столь многочисленную рать, Хосров устремляется на Арташира, обращает его в бегство в сражении и отнимает у него Ассирию я другие страны, управляющиеся (местными) царями.). Сасаниды окончательно теряют Месопотамию. Это предпоследний из "11 атак" Агафангела.

250 – Битва в Атрпатакане (наверно у Экбатан), Хоренаци (он, однако, с собственным войском и остальными друзьями и соратниками и (при содействии) северных племен победил Арташира и преследовал его до Индийской страны.). Ясно, что новое нападение произошло в 250-ом. Сасаниды отступили до Индии, верховенство же над Ираном перешло к Хосрову до самой его смерти в начале 251 или 252 год. Об этом говорит также Парсадан Горгилидзе, (И убежали Шапух и его войско. И армянское войско преследовала их, всюду беря крепости и города. И Хосров преследовал Шапуха, который отступил до Индии, нагнал его и не оставил не одного места в Иране, всюду назначив своих людей.). Это последняя из "11 атак" Агафангела.

И как мне кажется, что то в этом есть, особенно если дополнить её другими наблюдениями. В войну Каракаллы с Парфией Армения была занята собственной обороной. Отражала нападение римской экспедиции полководца Феокрита. Одновременно около 216 года серьезную коалицию степный племен некоего Внасепа Сурхапа прорвавшегося через Хонские(Каспийские) ворота в Закавказье. Война была достаточно тяжелой, погиб царь Валарш II, войну победой удалось завершить только его сыну Хосрову, воссевшему на престол в том же 216/17 году или "на третьему году Артабана". Армения могла продолжать боевые действия с кочевниками и дольше этого срока. Но кажется имеет место быть общая политическая позиция самостоятельных царей Великой Армении — не вмешиваться в войны своих западных и восточных соседей, придерживаясь вооруженного нейтралитета. Как ранее в случае с просьбой Песценния Нигера, парфяне помогли, армяне ответили, что не будут вмешиваться и будут защищать только свои границы. Артабан так или иначе до поры воздержался от просьб армянам о помощи в противостоянии с Арташиром. Хотя возможно подавление мятежа считалось внутренним делом парфян, помощи до последнего было просить невместно. Так или иначе Хосров вступает в войну "не успев на битву", только в год решающего столкновения и гибели Артабана. Происходит это все же в 225 году, в чем наши с Lion-ом хронологии не сходятся и тогда нет непонятного промедления "в печали" целого года. Всю вторую половину 220х он наносил удары по Атропатакану и Месопотамию. И тогда же он возможно обратился к кушанам и вошел в контакт с Каренами. Известно что уцелевший после Хормиздагана сын Артабана Артавазд по крайней мере до 229/30 года сопротивлялся Сасанидам в горах Северной Мидии, вполне вероятно совместно с Каренами, чьи родовые владения были в соседней Гиркании. К 228-229 году относят некую попытку реставрации Аршакидов в Месопотамии, на какое время выбитый из Селевкии несколько лет назад Вологез V снова выныривает в этой истории, тут снова отмечен выпуск монет с его профилем. Вологез известный у ат-Табари под именем Пап опирался на поддержку арабских племен. Кроме того, в это же время некий Тиридат, контролирующий парфянский монетный двор выпускает монеты с двойным наименованием с упоминанием Артабана, себя при этом царем не называя. По одной версии это некий аршакидский полководец продолжающий сопротивление на севере страны, по другой это второе имя царя Хосрова I армянскиих источников, у Диона Кассия Хосров тоже называется Тиридатом(раздвоение имен источников разного происхождение имели место место в армянской истории). Это достаточно похоже на следствия антисасанидской коалиции во главе с Хосровом Армянским. Арташир пытался противостоять этой коалиции и предпринял где в это время неудачное нападение на Хатру в среднем течении Тигра. Этот момент отмечен у Диона Кассия: "Ибо некий перс Артаксеркс, разгромив в трех битвах парфян и убив их царя Артабана, пошел войной на Атру с тем, чтобы из этой крепости совершать в дальнейшем нападения на римлян. Ему удалось пробить брешь в стене, но, потеряв множество солдат, попавших в засаду, он отступил и направился в Мидию. Путем устрашения и переговоров он захватил отнюдь не малую часть как этой страны, так и Парфии, и устремился в Армению. Здесь ему дали отпор некоторые мидийцы и сыновья Артабана, так что одни рассказывают, что он бежал, а другие — что отступил, дабы собрать более многочисленное войско. Он стал для нас опасным противником, ибо он собрал огромное войско, угрожая не только Месопотамии, но и Сирии, и заявлял, что вернет всё то, что издревле принадлежало персам.

И в 231-32 Арташир в самом деле предпринимает атаку на Сирию, возможно он узнав о том что месопотамские легионы убили своего командующего Флавия Гераклеона, посчитал это лучшим временем для нападения на римские владения. Берет огромную добычу и что интересно берет в плен большое число местных жителей. При первых Сасанидах Арташире и Шапуре нападения на римские провинции обязательно сопровождаются захватом и уводом жителей, это весьма намекает на недостаток населения в их владениях, разоренных ранее в описаных выше событиях. Первые Сасаниды известны градостроительной деятельностью, захваченные пленные строили Сасанидам города, те прекрасно понимали что города это основной источник финансов. Парфяне в предыдущий период городов особо не строили, им в целом хватало доставшихся городов селевкидского периода, это еще раз говорит что к моменту захвата власти Сасанидами прежние города оказались в глубоком упадке и потребовалось воздвигать новые. Далее происходит ответная кампания Александра Севера против персов, достаточно описаная Геродианом, известно что он разделили свои войска на три корпуса. Северный был послан через Армению, "которая считалась дружественной римлянам, вторгнуться в страну мидян" и в отличии от прочих римских войск действовал весьма успешно:"Войско, посланное через Армению, с трудом и риском перевалив через горы этой страны, скалистые и крутые (впрочем, в летнюю пору путь там был еще довольно сносен) и вторгшись в страну мидян, опустошало ее, сожгло много деревень и увело большую добычу. Перс, узнав об этом, пришел на помощь с военной силой, отразить же римлян нисколько не сумел, ибо сама страна, будучи каменистой, давала возможность идти пехоте уверенным шагом по удобному пути; конница же варваров из-за крутизны гор замедляла свой бег и с трудом могла преследовать и нападать." Можно предположить залог успехов римлян в Мидии был не только в удобной горной местности. Эти успехи были сведены на нет нерешительностью Александра, вынудившей северный корпус отступить на запад и погибнуть на зимних перевалах.. Далее Александр планирует кампанию на следующий год, однако уже сам Арташир не горит желанием продолжать войну, Геродиан вскользь отмечает проблемы в тылу Арташира: "Пришло, однако, известие, что и перс, распустив свое войско, отослал всех по домам. Хотя и вышло так, что варвары в целом казались победителями, тем не менее они понесли ничуть не меньшие потери в частых стычках, происходивших и в Мидии, и в сражении в Парфии, где было множество убитых и еще более раненых... Немалое доказательство серьезного урона у варваров вот в чем: года три или четыре они оставались спокойными и не брались за оружие. Узнав об этом, Александр и сам проводил время в Антиохии; почувствовав себя более уверенно и в безопасности, освободившись от забот о войне, он посвящал свой досуг удовольствиям города. Между тем Александр знал, что в Персии не все остается в состоянии спокойствия и мира, но что у варвара имеются задержки и препятствия к новому нападению с войском". Еще одно наблюдение, едва став самовластным правителем Парса Ардашир Счастливый строит город Ардашир-хварре, называемый также Шахрегур или просто Гур, современный Фирузабад, в ста километрах южнее Шираза. Почти на крайнем юго-востоке своей области, на самой границе с едва покоренным Керманом , где править поставлен его сын, тоже Арташир. Но даже уже после свержения Артабана и установления вроде своего господства над всеми окрестными землями она остается его постоянной резиденцией, при этом очень серьезно по местным меркам укрепленной. От кого укреплять, говориться от нападений кочевников, каких кочевников если ближайшие в округе потомки саков Систана считаются достаточно рано покоренными, а имеющие здесь родовые владения Сурены лояльны Сасанидам. В нормальной ситуации правитель будет строить свою резиденцию самом месте своей державы, центре экономической жизни, а не на окраине среди песка и камней, но тут Ардашир продолжает прятаться в горах. Его наследник Шапур возвращает столицу назад в Истарх или лишь сильно позже 266 году, когда всякая опасность династии миновала строит собственную столицу Бишапур в Хузистане

Труднодоступный горный замок стал местом шахской жизни со всей ее роскошью, равно как и местом приема гостей. Здесь же в замке, в его большом дворце, расположенном на окраине крепости и стоящем у пруда с чистой водой, тянущей в небо покой пустыни, шах Ардашир занял трон Парса с присущей ему пышностью и торжественностью.

Сегодня же от величия и роскоши дворца и крепости Ардашира, которые в те далекие времена послужили фундаментом династии Сасанидов, кроме развалин и холмов из земли и камня ничего уже не осталось.

Крепость Девы (маабад Ардвисуры Анахиты) и величественный дворец султаната с мощнейшими фортификациями, выстроенные шахом-жрецом Ардаширом Бабаканом в узком горном ущелье в настоящее время стали местом паломничества. Расположение крепости на возвышенности дает великолепную возможность, как на ладони, видеть дорогу, уходящую в долину и ведущую в Фирузабад, а также всю прилегающую пустыню, от края и до края. У ворот замка имеется спуск с горы, выполненный в виде ступеней из земли. Вблизи основания конусообразной скалы берет свое начало русло мелководной реки.

Крепость включает в себя несколько укреплений:

1) внешний пояс — стены;

2) внутренний пояс, которым является находящийся внутри замок;

3) путь, который начинается от внешнего пояса укрепления, идет вдоль южной стены и заканчивается у ворот внутреннего пояса укрепления.

Конструкция крепости имеет трехуровневое строение, у каждый из которых свои особенности:

1) нижний уровень представляет собой входную площадь; здесь же находятся дорожки, ведущие к лестницам;

2) на среднем уровне располагаются прямоугольные залы для различных приемов и спальни;

3) верхний уровень — это купол дома, под которым находится терраса округлой формы.

С верхнего уровня хорошо видна пустыня вокруг города Фирузабад, а также находящиеся в центре города Шахрегур развалины башни — особого строения, характерного временам Ардашира.

Уровень высоты ущелья от его основания до верхнего уровня крепости составляет 145 метров.

В течении 230х годов Хосров Армянский продолжает нападения на персов, однако в это время Арташир выводит из игры Артавазда и Каренов. В 238 году Арташир наносит удар по Хатре, судя по всему население города-государства отчаянно сопротивлялось и на этот раз, едва ли по другой причине Арташир все же взяв её, подверг город такому разгрому, что Хатра боле никогда не восстановилась. Видимо в рамках этой же кампании в Месопотамии Ардашир отбивает в правление Максимина у римлян Нисибин и Карры. По одной из версий он короновал своего сына Шапура 12 апреля 240 года при осаде Хатры, ат-Табари пишет что осада длилась от 2 до 4 лет. Через какое то время умирая Ардашир оставляет Шапуру, как кажется, саму Персиду с прилегающими областями Мидии и Хузестаном, большую часть Месопотамии, Керман, Систан, и центральные сатрапии. На коронации Шапура присутствует царь Кермана(Арташир, сын Арташира), царь Адиабены(возможно сын Арташира, следствие похода 238 года), царь Иберии(следствие армянской гегемонии в Закавказье), и царь Мерва-Маргианы(тоже Арташир, но не Сасанид, судя по изображениям на его монетах и печатях богини Ники, Пегаса и некоего обнаженного мужчины). Северные области и Хорасан с Парфиеной Шапуру предстояло подчинять самому. Предание говорит, что Арташир первым задумался о кодификации и устройстве государственной религии, он сказал Шапуру такие слова:" знай, что вера и царствование — братья, и не могут существовать друг без друга. Вера — это основа царства, и царство защищает веру.". Считается, что еще при нем начался процесс централизации зороастрийской иерархии и создание единого авестийского канона, что связывают с именем мобеда Тансара. Он известен главным образом по т.н. "Письму Тансара правителю Табаристана(Гургана)", где увещевает его о вопросах веры и обстоятельствах избрания шахиншаха(в смысле доказывая законность избрания Шапура). Некий правитель Табаристана по тексту явно тут независим от Сасанидов. Каков был ответ "правителя Табаристана" нетрудно догадаться из следующей цитаты "Хроники Арбелы":"В то время умер Арташир, царь персов, и вступил после него Шапур, он был очень жесток по природе. В первый же год(или годы -прим пер.) была у него война с хорезмийцами, с мидянами гор и в жестокой сече победил он их. Оттуда он отправился и победил гелов, дайламитов, гурзанов, что обитают в дальних горах близ последнего моря. И напал страх на всякого человека". Затем он нападает на римские владения, захватывает Антиохию и доходит до Киликии. Это вызывает ответную кампанию молодого Гордиана , достаточно успешную в 243 году, римляне отбили все взятые персами города и несколько раз разбили их. Во второй кампании 244 года была уже не столь успешной, свергнувший Гордиана Филипп Араб поспешил заключить с Шапуром мир на статус-кво и выплатил огромную контрибуцию в полмиллиона золотых денариев. Сразу после этого Шапур обрушился на другого армянского союзника — кушан. По археологическим данным известно что в 240х годах важные торговые города Баграм и Бамиан с их дворцами и храмовыми комплексами подверглись разрушению, вероятно это свидетельство похода Шапура на кушанское царство. Первую войну с ними вел еще Арташир примерно в конце 220х за какие то спорные территории Турана, как тогда в широком смысле называли полупустынные области Мекрана, Систана, Арахозии и Арейи. В 240е Шапур нанес удар уже по важнейшим кушанским областям, долинам Гиндукуша, где проходили главные торговые пути, связывающие две части кушанских владений в Индии и Согдиане. Кушаны были разгромлены, их держава вскоре распалась на несколько царств, прежде всего индийское. Сасаниды помимо присвоения себе титула кушаншахов должны были взять и огромную добычу, ценности накопленные за прошлые века на трансконтинентальной торговле. В результате, попавшие им в руки огромные денежные средства, римская контрибуция и награбленное в Кушании золото, позволили быть щедрыми к войску азадов-"свободных всадников", подтвердить их преданность Сасанидам. И главное, высшая знать окончательно определилась, прежде всего парфянские кланы Суренов, Михранов, Варазов, Андеканов, Спендиадов и Михранов, в "фарре" новой династии Ирана. В это примерно время в надписях почти пропадают фамилии собственно персидской знати, Фарреканов, Аспурканов, Киндуканов, частые "в начале славных дел" при Арташире. В 240х Хосров Армянский еще наносит несколько мощных ударов, но это уже не может принципиально ничего изменить, лояльность "Великих домов" уже куплена Сасанидами — золотом и завоеванными кушанскими землями "Балхом и священным домом Пахлавов". И среди армянских нахараров наверняка уже копится военная усталость, но Хосров по логике войны сам по себе уже остановиться не может. Наконец среди Суренов на армянской службе находится желающий всё это прекратить. Анак убивает Хосрова и Армения наконец идет на некий сепаратный мир, следующим царем становится некий Хосров II, брат или скорее сын, скорее всего отец Тиридата Крестителя. Естественное желание Хоренаци и всех церковных историков возвеличить армянского крестителя дополнительной припиской отцовства Хосрову Смелому тоже один из косвенных нашей гипотезы, у великого сына должен был быть не менее великий отец.

Теперь Рим оказался один на один с Шапуром. Конечно, армия Рима была уже совсем не торт, но есть и фактор ошеломления, римляне просто не ожидали столь массированного наступления, концентрации всех сил молодого сасанидского государства на Сирии. Ведь до этого тяготы войны с персами они делили с армянами и даже частично кушанами с другими антисасанидскими силами. Нападения на римские пределы начались почти сразу как для Сасанидов решилась армянская проблема. Первым пал Нисибис, затем Дура Европос и Киркессий, сын Шапура Ормизд через Армению напал на Каппадокию. Наместник Сирии попытался организовать контрнаступление закончившееся неудачным сражением при Барбалисе. Оценки различны, но имхо в ходе этого наступления персы ворвались и разграбили Антиохию. Император Требониан Галл несмотря на тяжелое положение на Дунае был начать сосредотачивать силы на Востоке. Но прежде вал персидского вторжения застопорился при осаде Эмессы, где местный правитель, жрец Баала Самсигерам Ураний Антонин, организовал удачную оборону(возможно Септимий Оденат в то же время схоже организовал самооборону и своего города от нападения персов). Примерно в это же время по ат-Табари у Шапура начались некие волнения в Хорасане и шахиншах отбыл туда прекратив поход, персы с огромной добычей и пленными ретировались на восток. Боевые действия активно возобновились в 259-60 года, Шапур осадил Эдессу, под её стены прибыл и Валериан с легионами. Считается, что после кровопролитного сражения с неясным исходом разложившиеся за последние полувека легионы сильно пали духом и Валериан чуть ли не спасаясь от собственного войска решился на переговоры. Это было опрометчиво с его стороны, Шапур видимо имел представление о состоянии войск противника и просто схватил прибывшего договариваться Валериана с другими высшими командирами. Среди римских войск началась паника, значительная часть армии капитулировала, персы начали невозбранно грабить Сирию и Каппадокию, взяли Кесарию Кападокийскую, попытались снова овладеть Антиохией, также Тарсом и Самосатой. Остатки римских войск в регионе собрались вокруг префекта Макриана с неким Каллистом по прозвищу Баллиста, котрый разбил передовые отряды персов у Корика в Киликии. Шапур повернул домой, и тут на его обремененных добычей воинов на переправе через Евфрат обрушился Оденат, разбил их и отбил награбленное. И после этого ураганил по Месопотамии еще семь лет, пока его не убил в походе к понтийскому побережью кузен подговоренный римлянами, испугавшимися могущества пальмирского dux to-tius Orien-tis. Это тоже последний ложащийся вполне в канву "размышлизм". Неожиданное столь фееричное выступление Пальмирской державы, вчера только богатый караванный город и незаметный в военном плане, ничем не отличный от столь же богатых Петры, Герасы или Дамаска. Конечно же фактор личности — Септимий Оденат был явно неординарным человеком. Еще сей расцвет пытаются объяснить резким вакуумом власти на Римском Востоке, деградацией её военно-политического присутствия, на который местные греко-арамейские элиты были вынуждены реагировать. Но откуда вдруг у Пальмиры из ничего выросла армия готовая обеспечить столь стремительное возвышение? Старые традиции есть у той же Эмесы, когорты эмесенских конных и пеших сагитариев известны со времен Веспасиана, они участвовали в походах Траяна, в Маркоманской войне, служат на Дунае, в Африке и Египте, во времена Максимина они даже попытались провести своего императора-претендента. Чуть менее отличились в истории когорты из Осроены, и на этом фоне одна когорта пальмирцев в крепостном гарнизоне Дуры-Эвропос смотрится блекло. Конечно какие то полумилиционные отряды должны были быть и самом в городе, весьма благоволивший местной знати Септимий Север в свои времена подарил Пальмире такие права, но они не могли быть действительно значимыми. Предполагается, что Оденат взял под командование остатки римских легионов, число легионеров не могло быть действительно большим, основная масса угнана в Персию, другие примкнули к Макриану. И сомнительно, что под командой римских командующих те когорты вчера персы гоняли ссаными тряпками, сегодня под командой пальмирцев стали аки львы. К пальмирцам перебежала скорее разношерстная толпа беглецов и дезертиров рассеянных частей, но возможно ли в краткий срок получить действительно боеспособное. На мой взгляд аспектов тут несколько, выдающиеся успехи Септимия Одената происходят не только от военного и организаторского таланта царя Пальмиры и его жены, но и относительной слабости персидского присутствия в Месопотамии. Несмотря на то, что Сасаниды сильнее деморализованной римской армии, они не так сильны относительно небольшой, но организованной и мотивированной армии Пальмиры. Такое могло быть только в одном случае, если Месопотамией персы овладели недавно, неуверенно, не успели закрепиться и освоится среди местного населения, возможно подавить последние очаги недовольства. Если принять всё вышеописанное это так и есть, регион завоеван не так давно, а до того служил ареной борьбы с армянами и союзными арамейскими племенами вроде племени Кудаа жителей Хатры. То что Шапур оперирует в Сирии мало что означает, саcанидское войско en masse конное, сегодня у подножия Гиндукуша, завтра у подножия Тавра, сам характер кампаний Шапура явно набеговый, первые же неудачи и все скачут обратно домой. И сам Оденат нам дает еще один намек, приняв на себя в период своих рейдов к Ктесифону титул шахиншаха, если бы "целевой аудитории" для такого шага уже не осталось он не имел бы никакого смысла. На этом мы завершим ретроспективу и подумаем, как всё могло произойти при новых обстоятельствах.

Война есть известный способ решить внутренние проблемы. Возможно также полагал Вологез Четвертый, наблюдая беспорядок в восточных провинциях и клиентах Римской империи после "года трех императоров". В случае успешных военных действий азады великих парфянских домов и соседи-вассалы могли рассчитывать на богатую добычу, а крестьяне на некоторое послабление податей. Возврат областей Северной Месопотамии отнятой в результате походов Авидия Кассия лет тридцать назад восстановили бы уже пошатнувшийся авторитет Аршакидов и пополнили казну. В далекой стране, за ледяными горами и жаркими пустынями, на крайнем Востоке в ходе удачного путча группировки элит смогли восстановить баланс интересов. Гибель Империи на какое то время была отсрочена — караваны с шелком продолжают отправляться в Западный край и далее в Гуйшуань и Аньси — казалось бы, перед парфянским династом уже не стоит тот комплекс проблем что в реальности, но детерминизм и соблазн велики. Пока внимание римлян было приковано к борьбе между Севером и Нигером, Вологез спровоцировал антиримские выступления в Осроене, Адиабене и Хатре, войска из этих областей осадили Нисибис. После гибели Песценния Нигера мятежники даже послали послов к Северу и выставили ему счет за то что боролись со сторонниками Нигера. Впрочем обещали вернуть захваченные трофеи и пленных, если Север признает их независимость и откажется от посылки в очищенные от римлян города гарнизонов. В конце весны Септимий Север пересек Евфрат, вступив в мятежные земли. Правитель Эдессы Абгар IX первым переметнулся обратно, отдал своих сыновей в заложники и присоединил войска. Объявила о нейтралитете Армения. Римляне трудным маршем достигли Нисибиса, расположив вокруг крепости основное войско, Септимий выделил отдельные оперативные отряды под командованием Секстия Латерана, Тиберия Кандида, Корнелия Ануллина, своего зятя Проба и Лета. По видимому он вернул все ранее потерянные территории и вытеснил пропарфянские силы за Тигр и вошел в Адиабену. Лишь обострение отношений с Клодием Альбином вынудило Севера отступится от дальнейшего похода на парфян. Вологез казалось бы воспользовался предоставленным временем. Он снова напал на ключевую крепость Нисибис, однако благодаря отчаянной обороне оставленного здесь Лета осада затянулась. Возможно успехи римлян и копившиеся неудачи Вологеза вызвали некое восстание "иранцев" с центром в Хорасане, Аршакид выступил туда с большим войском. Перейдя некую маленькую реку, воины Вологеза обнаружили что окружены со всех сторон. Попав в засаду аршакидские войска были вынуждены бежать куда то в горы, бросая лошадей и имущество, враги рубили бегущих. Однако тут верные войска смогли перегруппироваться и контратаковали сами, опрокинули и гнали восставших до какого "моря"(Каспийского?). Возвращаясь с победой, Вологез столкнулся с еще одним повстанческим войском, которое после двухдневного сражения заставил бежать "под покровом ночи", и вернулся в столицу с триумфом. Царь Адиабены Нарсес уклонился послать своих воинов в этот хорасанский поход и возможно вошел в сношения с римлянами. Парфянский шах вторгся в Адиабену, ограбил и сжег несколько городов, не успокоившись пока по словам Мшиха Зеха не утопил Нарсеса в реке Большой Заб. В 197 году Север вернулся на Восток и готовился к генеральной кампании против Парфии — специально для нападения в дунайских провинциях были набраны I, II и III Парфянские легионы, из Африки был большей частью переброшен III Августов — римская армия в эту эпоху достигла вероятно пика своей численности 600 тысяч воинов. До этого Север также существенно повысил жалование легионерам, военные расходы в целом достигли угрожающих для экономических возможностей Империи размеров, вызвав рост налогов и стремительно нарастающую инфляцию, уже для этого шага Септимию потребовалось начать кардинально "облегчать" монету. Римляне обязаны были владеть какой то информацией о состоянии дел своего векового антагониста на Востоке, о кризисе в связи с упадком торговли и соответственно пустой парфянской казне, о нарастающем сепаратизме удельных окраин и растущем скепсисе парфяно-иранской знати к собственной династии. Вполне можно предложить что парфянская кампания Севера носила не ситуативный, а вполне продуманный характер, как удобный момент для окончательного решения "восточного вопроса". И тогда бы это финансовое сверхнапряжение вполне окупилось бы, Рим раз и навсегда избавившись от парфянской угрозы приобрел бы новые богатые провинции в Месопотамии и удобные позиции для торговли с восточными странами. Следуя этому предположению — казалось бы в нашем рассказе оснований для столь радужных планов нет — Север поведет себя скромнее, те же военные реформы и, скажем, формирует к кампании только два легиона.

Но вникнув в образ Септимия Севера сложно представить что он уклонился бы от военных действий. Наблюдая ход второй парфянской кампании, мы видим что римлянам едва ли даже хватало тех сил и ресурсов, что были собраны — однажды, во время одного из отчаянных приступов Хатры, удалось сделать пролом, один из храбрых центурионов в запале боя обратился к императору: "Дай мне пятьсот добрых солдат и я возьму город!", на что Септимий грустно ответил:"А скажешь, откуда я должен их взять?" — это в реальности, где Септимий толком и не столкнулся с основным войском парфян. Также считается, что римляне в период боев и взятия месопотамских городов исключительно жестоко обращались с местным населением, жгли дотла города и угоняли их жителей рабство, в этот раз в них не оставлялись гарнизоны в отличие от времен Траяна, значит Север и не ставил перед собой цели установления системного контроля над новыми территориями, и речь идет главным образом о подрыве материальной базы парфянского государства. В итоге можно решить, что состояние парфянской державы в ту или иную сторону не влияет на решение Септимия провести вторую решительную кампанию на Востоке, тем более когда речь шла о подавлении антиримских возмущений в первую очередь среди пограничных княжеств-лимитрофов. В конце 197 Север с войсками и приближенными покинул Италию и весной следующего 198 года вышел из Антиохии на помощь запертому в Нисибисе Лету. Парфяне в виду действительно огромного римского войска от большого сражения уклонились и отступили на восточный берег Тигра. Тут будем считать, что сражение восточнее Низибина все же состоялось и завершилось победой Севера, ведь по другой версии какое то сражение с парфянским арьергардом все же произошло, и к Септимию перешел или был взят в плен некий брат Вологеза. Также перед Римом вновь склонился царь Адиабены. В конце 198 года армия Севера спустилась по Евфрату, парфяне эвакуировали Вавилон и Селевкию сосредоточившись на обороне Ктезифона, зимней столицы аршакидских царей. Тем не менее город вскоре был взят штурмом и разрушен настолько, что в полной мере восстановился только при Сасанидах под названием Вех-Ардашир. Далее Север двинулся вверх по Тигру и осадил Хатру, столицу одноименного княжества арабов. Город располагался на возвышенности и был очень хорошо укреплен, по всей видимости римляне провели под её стенами практически всю кампанию 199 года года. Стены крепости остались нерушимы, также весьма вероятно парфяне поддерживали осажденных своими операциями в долине Тигра. Тем временем в тылу начались волнения в Иудее в среде самаритян и Север счел нужным пойти на переговоры, Вологез согласился — был подтвержден довоенный статус-кво — Рим закреплял за собой Осроену с границей по Хабуру, персы возвращали контроль над Адиабеной и какие то восточно-армянские районы, в условно нейтральной Армении в целом принимался приоритет интересов Рима. Для Парфии, как мы уже выше говорили, война в итоге сложилась неудачно, как и в реале, став еще одним камнем у их могилы и ведя к тем же описанным выше событиям падения царского дома Арсака. При размышлении — Септимий Север, взращенная им плеяда легионных командиров, реформированные и обласканные им когорты, в прямом столкновении "имба", явно превосходящая сборные парфянские воинства Вологеза. Но как показала дальнейшая история, династии Северов она обошлась тоже очень дорогой ценой. Кто то сказал, что в войне не бывает победителей и побежденных, проигрывают все, и это вполне применимо к данному случаю. Римская империя эпохи принципата в правление Септимия Севера, пожалуй, предприняла последнее безуспешное сверхусилие, наконец исчерпав себя как систему. Сразу скажу, я никоим не претендую на полное понимание сути, характера и многосторонности пресловутого "кризиса III века", о проблеме которого так много дискутируют. Изложу только совсем очевидные размышления, из которых выходит , что он, как некий период правовой и экономической нестабильности, структурной перестройки общественной модели на фоне внешней острой опасности детерминирован даже в этих смягченных в ходе развилки и её следствий условиях. Для начала, надо понимать, что имперский Рим принципата, от Августа и до тетрархии, это военная монархия. С некими рудиментами общинно-республиканских традиций, этикой и моралью античного полиса. Но прежде всего император это военный вождь тридцати с лишним легионов. Так, например, все официальные письма императоров начинались словами: "Если вы здоровы, хорошо; я и мои легионы здоровы". Вообще, вся история Рима это история крайне милитаризированного общества, где война, политика и право единственно достойные занятия. Предшествующая эра Антонинов примечательна тем, что сохраняла некую форму непротиворечивой иллюзии, консенсуса между различными группами элит. Выборности "хорошего" императора, "первого среди равных", "сенатом, войском и Городом". На самом деле "полевые командиры" легионов, легаты и даже средний комсостав выбирали из своей среды наиболее способную и компромиссную фигуру, тот делал "ку" сенату, аксакалы благосклонно вотировали за оказанное уважение. Хотя так выходило не всегда даже у "хороших Антонинов", как например с Адрианом, которого выбрало ближнее окружение умирающего Траяна, система в целом работала от Августа и до начала III века. В империи случались гражданские конфликты, были "год четырех императоров" и "год трех императоров", но все быстро разрешалось и входило в колею. Почему так, и что изменилось? Напомню, что Империя это прежде всего военная монархия, а значит корень проблемы нужно искать в изменениях в самой армии. А в ней происходила трансформация на всех уровнях, переломным моментом тут считается правление Марка Аврелия. Тяжелый момент Парфянской и Маркоманнской войн почти одновременно отягченный массовой эпидемией, потребовавший больших мобилизационных и финансовых усилий. До того римские легионы представляли an masse армию городских низов, плебеев италийских и прочих городов, или же крестьянства "старых" достаточно латинизированных провинций, в равной мере носителей полисной городской культуры, некой грамотности и кругозора, что достаточно осознавали целостность Империума. Например Траян, для своих чрезвычайных кампаний один из двух своих новых легионов набрал только из городской бедноты многолюдной Александрии. Чума сильно проредила население особенно больших городов и теперь же солдатским большинством стала провинциальная деревенщина, крестьянская масса окраинных, еще вчера диких и бунтующих провинций, оказавшаяся здесь не благодаря осознанному выбору, а волею обстоятельств, лишние люди замкнутых общинных мирков, отщепенцы, сельские дурачки и бандиты-latrones, с соответствующим кругозором зачастую даже не знавшие общеимперских языков общения, латыни и койне. Также возрастала еще одна категория, origo castris, солдатские дети канаб и лагерных лупанариев, также оторванная от традиционного гражданского общества. И само по себе это еще не было дурной новостью, исподволь начал меняться и командный состав легионов, сначала низовой и средний, наконец высший. До того момента центурионы, трибуны, префекты, да и легаты легионов происходили из муниципального нобилитета городов и провинций Империи, так или иначе идущего из римских фамилий, рассеянных и укоренившихся по провинциям латинских колоний. Принадлежа одному слою, единообразно образованные, со множеством взаимных связей в едином культурно-правовом поле "государства Римской общины", они понимали и мыслили одинаково, что и облегчало им нахождение взаимного консенсуса. Конфликты интересов случались, однако не могли быть продолжительными и острыми, все партии находясь в одной системе координат вполне понимали друг друга. Каждый претендент должен был находить поддержку в достаточно широком слое римской элиты, пользоваться и политическими средствами борьбы, при этом он должен был обязательно утвердится в Риме, столице "империи одного города", чем проверялась его дееспособность. С приходом III века со сменой социального состава и упрощением культурного мира армейской массы многое изменилось. Ранее служба в войсках была обязательным этапом circus honorum знатного молодого человека из хорошей семьи, где он получал некие административные навыки, полезные связи, познавал наконец большой мир вне своей маленькой муниципии, но что он мог получить теперь среди вчерашних пейзан и солдафонов с еще большей глухомани едва изъяснявшихся по человечески? "Был у Марка префект Бассей Руф, который, будучи в других отношениях отличным человеком, в силу своего деревенского происхождения не имел образования и начало своей жизни провел в бедности. Кто-то однажды застал его, когда он срезал виноградные лозы, вьющиеся по дереву, и поскольку он не спустился вниз по первому призыву, тот упрекнул его и сказал: «Давай-ка, префект, слезай!» Он обратился к нему таким образом как к тому, кто ведет себя высокомерно для своего низкого положения, а судьба впоследствии наградила его именно таким званием. Однажды, когда Марк обратился к кому-то на латинском наречии и ни тот человек, и никто из присутствующих не поняли сказанного, префект Руф воскликнул: «Неудивительно, Цезарь, что он не понимает того, что ты говоришь: он ведь не знает и греческого». Очевидно, что и сам он так и остался в неведении о том, что было сказано. Марк произнес слова, непонятные самому Руфу, который, будучи в других отношениях отличным человеком, в силу своего деревенского происхождения не имел образования. Он не добровольно поступил на военную службу, но был найден, когда срезал виноградные лозы, вьющиеся по дереву. Впоследствии же он достиг вершин власти."

Афро-сирийский всадник Север, как заметный военный реформатор, не только стремился улучшить положение рядовой массы, а больше привилегиями расширить привлекательность и статус легионного комсостава, как для заслуженных ветеранов, так и провинциальной куриальной знати. Что показывает, что в его эпоху нехватка образованных кадров в армии, потеря интереса к армейской карьере, уже стала фактором ухудшающим общее качество управления комсостава. Другой рукой цезари в противостоянии с сенатской оппозицией сами подгоняли этот процесс достижения вершин власти "прапорщиками", планомерно отирая представителей сенатской знати от высших командных постов в пользу более зависимых всадников, одновременно всячески упрощая вхождение во всадническое сословие служак из низов. Они понятно стремились расширять пропасть между римской сенатской знатью и армейской верхушкой. Но с естественным процессом их восхождения одновременно вырастали трещины и в прежде монолитном офицерском корпусе, заполняемом энергичными, но разнородными и чуждыми римской традиции людьми. В бытность Аврелия рассказывают также о Бассее Руфе, о прогремевшем тогда процессе Герода Аттика, афинском философе и политике, могущественнейшем человеке Ахайи. Того улучила в злоупотреблениях группа его соотечественников, они и Герод были вызваны в Сирмий на верховное разбирательство Аврелием. На процессе Герод в запале обратился с упреком Аврелию — Бассей, то ли будучи одним из судей, то ли как начальник охраны Марка, обнажил меч и пригрозил старому философу смертью — он совершенно не понял риторичности восклицания постаревшего воспитателя еще молодого Аврелия, самой сути судебного сутяжничества, одного из главнейших действ полисной античности. Во времена Марка Аврелия неуклюжесть и грубость таких генералов с приграничья еще можно было назвать исключением и анекдотом, но неизбежно они составили большинство.

И уже взойдя на вершину римской власти их стало принято называть "солдатскими" императорами, естественно он не составляли единой корпорации, их уделом была постоянная конкуренция с такими же. Примечательно, что они иногда даже и не стремились к немедленному овладению Римом, в их глазах он уже не обладал не сакральностью, ни легитимностью, стал чужим, военные ставки становились столицами. Была и группа так называемых сенатских императоров, генералов-осколков старой курульно-сенатской системы, подчас даже не понимавших что происходит. Что римские войска стали непостоянны и индифферентны, пренебрегали занятиями и и не терпели тягот, легко воодушевлялись и легко снова впадали в панику, легко покупались и вели себя в своей стране словно в завоеванной, в прежней непобедимости появились позорные поражения, разумеется это произошло не сразу, но неуклонно. Приобрести верность и популярность можно было лишь подарками и прибавками, на внешние вызовы генералы умеют отвечать только силовыми методами, набирались всё новые части, военные расходы неуклонно продолжали расти. Для легионов чеканилась всё новая монета для выплат и ужесточалось налогообложение, так и не оправившееся после упадка при Аврелии финансовое благополучие жителей Империи начало стремительно ухудшатся. Особенно кардинально выплаты солдатам возросли при Септимии Севере и его наследниках. Когда спустя два десятилетия его сын Каракалла в 211 году, стремясь после убийства Геты обрести популярность в солдатской массе, и еще раз серьезно увеличил жалование, вскоре оказалось что государство банкрот и столько платить не в состоянии. Его преемник Макрин снизил жалование до уровня Севера, и был убит в том числе из- за солдатского недовольства этой вынужденной мерой. Следующие Северы ставку вернули, впрочем это уже ничего не значило, прогрессирующая инфляция в реальном выражении уже съела и этот уровень. Гелиогабал, взойдя на престол через подкуп солдат III Гальского легиона, с последующим Александром Севером столкнулись помимо нескольких военных мятежей с восстаниями населения обеих Мавретаний, Иллирика, Восточной Анатолии, в западных провинциях вновь поднялось и более не затухало движение багаудов. Гиперинфляция, во многом из-за облегчения монеты, вообще лишила денежные подати всякого смысла, экономика практически полностью натурализовалась. Резкое ужесточение налогового бремени в течение века привело не только обнищанию свободного крестьянства, мелкого собственника вообще, но и разорению среднего землевладельца и горожанина, на котором собственно и базировался античный полис. Дополнительный тяжелый удар по населению нанес свирепствовавший в середине III века мор, вторая волна аврелиановой чумы или какая то другая убийственная эпидемия. Другое следствие провинциализации армии — римлянином стало быть не модно, эти веяния уже можно уловить эпатаже Коммода, и далее в описании Каракаллы, его подражании германцам, поклонении Серапису и Исиде с игнорированием "отеческих богов". Что же выходит — причина всех бед Рима от его гипертрофированной армии? Возможно, это прекрасно понимали и современники, панегирист "солдатского императора" Марка Аврелия Проба, отмечая его успехи в войнах с германцами, мечтательно вздыхает: "... какое блаженство охватило бы всех, если бы при его правлении больше не брали бы в солдаты. Провинции не должны были бы содержать гарнизоны, никаких выплат на армию от общественных щедрот, сокровища Рима остались бы нетронутыми, землевладельцы больше не облагались бы налогами! Это был бы действительно золотой век, обещанный им." Но в нашей реальности этому было невозможно состояться, на Pax Romana новой силой напирали обновленный Иран и северные варвары, в альтернативной восточные соседи заняты борьбой за парфянское наследие и у Рима остается только один по настоящему опасный фронт.

Очень интересно. Вообще развилка хороший пример "волн перемен" идущих по Ойкумене и хорошее подтверждение теории "мирСистем".

К III веку карта Варварского мира выглядела следующим образом. Для порядка, начнем вдоль римской границы с крайнего левого угла постепенно переходя направо. Тут, на севере острова располагались племенные союзы пиктов и каледониев, достаточно беспокойные соседи британских провинций Рима. Для своих набегов они использовали любой благоприятный случай, особенно в ходе местных восстаний 155-58 и 181 годов, оба вала и многие форты были разрушены. В 196-97 эти варвары воспользовались тем, что Клодий Альбин увел солдат британских легионов под Лугдун сражаться в гражданской войне с Септимием Севером, и совершили особенно глубокое вторжение вплоть до Лондиния. Восстановление пошатнувшейся римской власти на острове, наказание обнаглевших варваров, и привело к последней большой экспедиции императора Септимия Севера. Предпринятая концентрированными силами всей Империи настоящая попытка полнейшего завоевания острова Британия, состоявшееся усмирение по крайней мере племен Лоуленда, прерванное лишь смертью императора, вполне вписывается в тот порядок рассуждений, в которых я подозреваю Септимия Севера. Возможно сам он, как прекрасный полководец и толковый администратор, возможно его окружение, вполне ощущали исчерпание физических возможностей того состояния римского устройства, и всё было поставлено на еще одно последнее сверхусилие выпестованной им римской военной машины в течении его правления. Как уже сказано, такая попытка сначала была предпринята в отношении западных областей Парфии, провалена, и несколько позже в отношении севера Британии, что уже позволяет задуматься о неслучайности действий Севера. Ведь при удаче, а она рисовалась вполне достижимой — римляне со времен Агриколы знали что Британия остров, и относительно небольшой — исчезли бы довольно заметные оборонительные расходы на защиту этих отдаленных провинций, освободились бы многие воинские части и какие то можно было перебросить на материк на более опасные участки. Но этого не произошло. Каракалла и Гета стремясь скорее на юг, отвели армию назад на вал Адриана. Однако при Каракалле сложилась новая достаточно эффективная тактика обороны провинций. Римляне обустроили несколько впереди вала линию аванпостов, занимаемых разведывательными частями, exploratores, и нерегулярными местными отрядами относительно лояльных бриттских вождей, вотадинов, дамнониев, селговиев и аттакотов, такие посты были в Хай Рочестере, Ризингеме, Бьюкасле, Незерби. Это оказалось удачной тактикой, отныне основная тяжесть обороны легла на федератские дружины северных бриттов, поддерживаемых римскими ресурсами. Позднее, с постепенным уходом римлян, эти несколько "оцивилизовавшиеся" федераты превратятся в бриттские королевства Yr Hen Ogledd, Древнего Севера, седых легенд о Коэле и его сыновьях. Ну а пока, успех этой меры можно оценить по тому факту что на протяжении III века и до второй половины IV века британские провинции никаким масштабным нападениям по крайней мере из-за Стены уже не подвергались. Потому больше они в нашем обзоре присутствовать не будут. На другой стороне Северного моря по правому берегу Рейна формировался фризский племенной союз. Первоначальным местом их расселения была современная провинция Фрисландия, отсюда они распространились на юго-запад до рейнских рукавов, присоединив к себе каннинефатов и правобережных батавов, на восток же они продвинулись до Эмса ассимилировав частично хавков. В это же время здесь оказалась скорее всего немногочисленная, но агрессивная группа западных герулов, откуда они постоянно предпринимали пиратские и разбойничьи набеги, пока в VI веке не были ассимилированы рипуарскими франками. Располагавшееся несколько выше по Рейну от Липпе до Лана, и возможно Майна, франки состояли из нового объединения старых племен бруктеров, хамавов, узипетов, ампсивариев, хаттуариев, тенктеров, тубантов, и чуть позже присоединившихся сигамбров. Однако франкский племенной союз еще находился на достаточно ранних этапах формирования и до 260-х годов не представлял серьезной опасности для римлян. Основную головную боль для римского лимеса на столетия вперед уже начали представлять разместившиеся еще южнее аламанны. Они жили между Дунаем, Верхним Рейном и Майном, и видимо состояли из элементов прежних племен гермундуров, свевов-семнонов, ютунгов, брисигавов, буцинобантов. Долину Майна между новыми союзами франков и алеманнов продолжали занимать хатты, прежде доминировавшие в регионе. Восточнее, на территории современной Чехии и части Моравии по прежнему оставались маркоманны. Также в Моравии и Западной Словакии располагались их старые соседи квады. Восточную Словакию и верховья Тисы заняли перешедшие карпатские перевалы вандалы, часть которых получила от Рима земли на дакийской границе. И гепиды по ту сторону Карпат в Галиции, Волыни и заметной части Польши. В междуречье Дуная и Тисы, и прикарпатских равнинах, кочевали многочисленные сарматские кочевники — языги и возможно роксоланы. В предгорьях Трансильвании на северо-западных границах провинции Дакия жили так называемые "свободные даки", в этот скорее всего уже не собственно даки, а скорее некий микс с немалым добавлением германского элемента. Косвенным намеком уже германское давление на них, тут может быть сообщение Диона Кассия о том что 180-ом году, уже после завершения войны, около 12 тысяч "свободных даков" покинули эти места и были приняты в границах Империи. Под 208 годом также известна посмертная эпитафия из Сирии некоего Гоуты, сына Эрменария, погибшего там в бою. В прикарпатских горах севернее Дакии располагались прежде могучие бастарны и костобоки, также испытывавшие давление со стороны германских миграций, готов и вандалов. Восточнее и юго-восточнее Дакии вплоть до низовья Дуная и Черного моря уже скорее всего находились сами готы, карпы, аланы и роксоланы.

Уже похоже наметившаяся агрессивность аламаннского союза вынудила римлян принять меры. Убив брата в канун нового 212 года Каракалла первейшие усилия обратил на обретение солдатской любви, для чего открыл столичному гарнизону эрарий-сокровищницу и кардинально повысил жалование легионерам и всем чинам. Однако для этого требовались большие деньги, коих в казне было маловато, для изыскания средств он обратился к уже испытанному его отцом способу, репрессалиям и конфискациям у старой земельной римской знати, определившим отношение к нему позднейших писателей. Но этот метод уже не давал необходимых средств, потребовалось снова серьезно повысить налоги, что и вызвало главным образом появление на свет Constitutio Antoniniana. Последую мнению современных авторов и тоже не придам того чрезмерного значения эдикту Каракаллы в свете развернувшегося несколько позднее всеобщего кризиса этого века. Вызван он был прежде всего поисками расширения налоговой базы, ведь многие местности и общины дальних провинций имели относительно малое финансовое обременение, не облагались некоторыми видами податей, которые ложились на собственно римских граждан. С другой стороны он закрепил уже очевидное нивелирование самого статуса римского гражданства, в прежние времена этот статус был очевидным признаком диференциации, отделения высших от низших слоев подданных Империи. Однако к этому моменту уже все более или менее обеспеченные люди так или иначе получили римское гражданство, солдаты его получали вовсе автоматически, в сложных же общественных формациях богатство как таковое не может быть признаком принадлежности к знати. В этом частично заключалась социальная составляющая кризиса, старая система почитания зашаталась, наверх выплыло слишком много случайных людей, в том числе и из армии, потребовалось достаточно быстро воздвигать новые социальные перегородки, и уже от времени Диоклетиана и Константина возникли появились знатные сословия перфектисимов-превосходнейших, клариссимов-славнейших, спектабилей-почтенейших и наконец иллюстриев-сиятельнейших.

Отдельный вопрос насколько германские вожди были в курсе политической обстановки в Империи, но так или иначе сразу ряд племен на границе в этот и последующие годы пришли в движение. Аламанны атаковали Рецию, вандалы и карпы напали на Нижнюю Паноннию, на границе с Дакией заволновались свободные даки, также враждебность Риму проявил вождь квадов Гавиомар. Каракалла был вынужден отреагировать, были собраны вексиляции по всей Империи и Египта перевезен II легион Траяна Фортис. В кампании 213 года в Реции в серии мелких сражений аламанны были разбиты, римляне преследовали их родных местах и вторглись в земли хаттов севернее, и тут потерпели от славнейшего в прошлые века племени поражение.

Каракалла счел за благо откупиться от хаттов и отойти за Дунай, далее он с войсками переместился в Паноннию в Бригецион, где начал кампанию 214 года с умиротворения квадов, заставив их принести голову их вождя Гавиомара. Из Паноннии он форсировал Дунай у Лугио и перешел в Дакию прямо через пушту по трассе военной Панноно-Понтийской дороги, затем двинулся на север провинции в Поролиссум и провел какие то "беспорядочные стычки" со "свободными даками. Они были удачны, варвары были умиротворены и у них были взяты заложники. Далее Каракалла продолжил свою поездку на Восток, пройдя ущельем Красной башни через горы в Олтению и переправившись через Дунай у Эска. По дороге "во Фракии" Дион Кассий также говорит о неких стычках с "гетами", хотя такого фракийского племени существовать уже не могло, возможно писатель просто обобщает Дакию с придунайскими правобережными провинциями, но возможно какие то банды в самом деле просочились через речной лимес и терроризировали Фракию. Косвенно нам об этом говорит происхождение Максимина Фракийца, коему приписывают отца-гота по имени Микка и мать-аланку Габабу. Несмотря на более показной, декларативный характер кампаний bellum Germanicum Каракаллы, преподнесенного римлянами урока варварам хватило достаточно долго, по крайней мере на срок жизни одного поколения, в следующий раз ситуация на границах обострилась только с начала 230х.

О Парфянском походе Каракаллы и его некотором влиянии на обстоятельства борьбы за власть над Ираном мы уже говорили, потому повторяться не будем. Несмотря на некоторые удачные ходы, общая политика Антонина Каракаллы поставила римское государство у опасной черты, не решив финансовых проблем он настроил против себя и знать с простым населением провинций. В ходе восточной кампании, во время паломничества к храму Луны в Харране император был убит префектом претория Макрином, представителем сенатской аристократической оппозиции, обстоятельства побудившие его к перевороту он достаточно ясно описал в отправленном почти сразу послании на имя сената. Он действительно несколько снизил налоги поднятые ранее Каракаллой, амнистировал многих осужденных, нормализовал отношения с армянами утвердив их царем Трдата-Хосрова, отпустил дакийских заложников домой, и вернул жалование легионерам до прежних размеров до Каракаллы. Спорным можно назвать и окончание парфянской эпопеи, он повел себя пассивно с Артабаном Парфянским и возможно понес от него некоторое поражение в 217 году, после чего стороны заключили достаточно унизительный для Рима в сравнении с исходными обстоятельствами сепаратный мир. Парфии за признание довоенных границ была уплачена значительная контрибуция. Издалека, из провинций, Рима, и военными "ястребами" такой шаг мог выглядеть слабостью и ошибкой не добавляющей очков Макрину, но в свете описаной в постах выше обстановки в разваливающейся Парфии он приобретает новую подоплеку — выглядит поддержкой Аршакида в его борьбе с персами, возвышение которых явно грозит новыми еще большими проблемами для интересов Рима. Другое дело, что урегулировав отношения с восточным соседом он не торопился отпускать в провинции всю собранную на Востоке армию в их родные края. Особо непривычные к азиатской жаре западные легионы роптали больше всего, но и у этого был свой резон, тут он держал легионы под своим контролем, отпустив войска он бы дал козырь другим пограничным наместникам Империи, кои по знатности имели не меньше прав на императорское достоинство. На этом интерес Макрина к государственным делам видимо истощился, праздность и отсутствие интереса к военным делам отвратили от него военных. Предали даже не западные, а сирийские легионы, возбужденный Бассианами расположенный в Сирии Третий Гальский легион вскоре восстал, к нему присоединилась большая часть прочей восточной армии, Макрин был разбит в двух сражениях и убит. Генералитет и солдаты хотели нового Каракаллу, Юлия Меса и Соэмия видимо на какой то момент убедили их что им может быть Антонин, более широко известный как Гелиогабал. Постепенно у многих начали копиться сомнения в его адекватности, до времени армия это терпела, Каракалла ведь тоже был достаточным оригиналом, мальчик остепениться — думали они, пока терпение не кончилось. В "правление" Гелиогабала начали происходить наконец первые военные мятежи на местах, помимо других, интересно что восстал в 219 году сосед ставшего привилегированным III Гальского по сирийской провинции, IV Скифский легион во главе со своим легатом неким Геллием Максимом. Причины его возмущения можно предположить, но дальнейшие сведения о нем неизвестны, весьма вероятно что он был раскассирован. Несколькими годами позже, после свержения "безумного Лжеантонина" в первые годы правления Александра Севера, бывший до того в фаворе III Гальский попал в опалу и также был расформирован, большая часть его солдат была переведена в состав III Августова в Африку. Я далек от мысли, что где то в глубине властной элиты Римской Империи мог существовать некий единый "мозговой центр", осознающий что в своей численности армия превратилась в многоголового монстра, сосущего последние соки из государства, и его нужно сокращать под любым благовидным политически предлогом. Но по факту мы и наблюдаем этот процесс, после появления в Северной Месопотамии новых двух I и III легионов Парфика и заметным ослаблением противника на Востоке, два сирийских легиона в ставшей тыловой провинции стали избыточны — они и исчезли — восстановление одного, возможно и обоих, было произведено только в связи с возобновлением угрозы с Востока уже от Сасанидов через десять лет, в ходе подготовки кампании Александра Севера. Не будь этой угрозы они бы исчезли навсегда, также еще через десятилетие в связи со следующей политической коллизией был расформирован III Августов в Африке. Серия таких действий и можно подумать, что где то в сенатско-чиновных кругах было мнение о необходимости сокращения войск для сокращения расходов и снижения влияния военных. Но в той исторической ситуации общего усиления военной опасности на границах осуществиться эта линия в самом деле не могла. Да, многие "старые"легионы в перипетиях вторжений и борьбы за власть были фактически уничтожены, но на смену им приходили новые формирования создаваемые сильными императорами, списочная численность в целом не уменьшалось по крайней мере до времен Адрианополя.

С начала 220х годов ослабление власти Аршакидов и последующая междоусобица в Парфянской державе стало совершенно ясным фактом для римских наблюдателей. Правительство Александра Севера, тем более он сам, известный полным отсутствием военных амбиций, не проявили никакого желания воспользоваться моментом, Рим наоборот отреагировал на это сокращением военной группировки в регионе. В предыдущее время римляне уже убедились в исчерпании своих стратегических наступательных перспектив в этом направлении. С другой стороны всё больше нарастала напряженность с варварскими, в основном германскими, племенами. Приход к власти Александра считается установлением некоего компромисса интересов армейской верхушки переплетенной как со "старой" антониновой знатью(условный "сенат"), так и с "новой", поднявшейся уже при Севере(условный "женский двор"). Были устранены многие перегибы "проклятого безумца", несколько поправились финансы, Мамея на первых порах держала себя в рамках, слабовольный Александр никому не мешал и в принципе всех устраивал. Несмотря на многие кажущиеся послабления новый режим оставался жесткой военной диктатурой с достаточно лояльным генералитетом. Совсем тихим это время не назовешь разорение от прежнего налогового времени и произвол провинциальной администрации, в том числе военной, вызывали при Александре восстания населения обеих Мавритании, в Иллирике, Каппадокии и Киликии. В качестве выразителя солдатской массы большее беспокойство на протяжении всего правления доставляли в основном преторианцы размещенного в Альбе Второго Парфянского легиона. Но в столичном регионе они сами по себе не могли стать горючим материалом переворота, уравновешиваясь заведомо враждебным отношением горожан, городские столкновения в Риме происходили практически перманентно. Все могло измениться, и в итоге изменилось с выездом императора с гвардией в войска, которое постепенно воочию убедилось в полном отсутствии качеств военного вождя у миролюбивого Александра. В этом течении истории таких военных оказий на Востоке не случилось, кушано-армянская коалиция вместе с роялистами более успешно сдерживала персов, Арташиру было совсем не до атак на римские владения. Александр не покинул Рим ради Антиохии, не было досадных поражений и обидного бездействия, заставляющего усомниться в императоре. Известно, что главным катализатором новой волны атак варваров на рейно-дунайский лимес стал уход 231-33 годах значительной части прикрывающих границу войск на Восток на войну с Арташиром. Хотя наибольшая угроза в тот момент исходила от аламанн, разграбивших Рецию и Лугдунскую Галллию, нападения произошли и на придунайские провинции, и данный военный кризис также порой называется как "Скифская война" 233-38 годов. Особо активными тут по видимому были карпы, также сарматы, возможно певкины. И в конце наконец готы, против которых значительную роль в обороне принял наместник Нижней Мезии Туллий Менофил, который в итоге склонил готов к союзу против карпов. В реальности в связи с военной опасностью на всей дунайской границе, свергнувший Александра Севера, Максимин Фракиец почти всё свое правление провел с легионами в Сирмии, откуда и выступил в 238 году против мятежа на Рим для своей гибели под Аквилеей. Если аламаннами и прочими племенами "Германии Магны" всё в достаточной степени понятно, то в случае военной опасности на Нижнем Дунае просто необходимо заглянуть в "туман войны", во второй эшелон боевых порядков племен.

Сам по себе, исторический процесс германского, готского заселения Причерноморья, Ойума, миграции и захвата сугубо лесным народонаселением лесостепного и вовсе степного ландшафта не особо типичен — и тем особо интересен. Во II веке нашей эры слава "Великой Сарматии", "Аорсии царя Фарзоя", стала далеким прошлым, богатейшие курганы-захоронения в Северном Причерноморье уже не встречаются, среднесарматская культура сменилась позднесарматской, более простой и непримечательной. С чем связан упадок именно северного Причерноморья западнее бассейна Дона полностью непонятно. Возможно с климатическим сдвигом-засухой, неясными политическими изменениями или прибытием новых групп степного населения, кстати в Танаисе в 150-180 годах фиксируется появление новых иранских имен, неиспользуемых ранее. Сейчас уже преобладает мнение о центральноазиатском происхождении аланского союза, в Поволжье они появились уже в конце I века, и вскоре доминировали по видимому над всеми степями Сарматии, кочуя в треугольнике Предкавказья, Волги и Азово-Дона. Это судя по всему вызвало движение прежних местных сарматских номадов на запад через Карпаты в Придунавье, усиливая давление на римские границы. Прикубанский политический центр характерно в упадок не впадает, очевидно что это связано с производимыми достаточно регулярно набегами алан на Закавказье вплоть до Иранского нагорья и римских азиатских провинций. Относительным запустением степей Северного Причерноморья и Меотиды первыми воспользовались боспориты, надпись из Танаиса от 193 года гласит, что они "завоевали тысячи сираков и скифов, подчинили Таврику". Сираки фиксируются в районе "Ахиллова Дрома", то есть Тендровской косы и степи от устья Днепра до Перекопа и похоже степного Крыма. В это же время прекращают свое существование позднескифские городища Гавриловское и Золотая Балка. Но например Красный Маяк продолжает существование, при этом показывая новые типы захоронений, не исключено что Нижнее Поднепровье также подверглось экспансии Боспора. При этом еще часть сарматского и скифского населения откочевала западнее в Молдавию(некрополь Новые Бедражы и Молога), и на восток в правобережное Поволжье. Впрочем владычество боспоритов не смогло продлится долго, уже в в 200-210х года в степи из лесов северо-западнее выходят германцы, выходцы вельбаркской и пшеворской культурных ареалов. Черняховские памятники в тот момент уже формируются, но локализуются в относительно малом районе среднего левобережья Днестра и верховьями Южного Буга. Севернее, в лесной и лесостепной зоне еще в сарматский период перед приходом германцев, происходит угнетение и постоянные перемещения постзарубинецких разрозненных групп, в том числе типа Рахны. В ходе этих "перетасовок" на этом же рубеже II-III века формируется Киевская культура постзарубинецкого круга. Эта культура достаточно аморфна, в ней постоянно происходят какие то изменения, вливаются новые какие то группы с севера, население памятников типа Почеп вскоре покидает Подесенье и уходит еще далее на восток, взамен него с Псела и Днепра ниже поднимается населения типа Картамышево. Киевский круг древностей не имеет прямой преемственности с ранней классической зарубинецкой, вернее с зарубинецко-поенештинской общностью, что обычно ассоциируется с бастарнами, но влияние её через вариации типов постзарубинецкого круга несомненно. И на этом общем постзарубинецком этапе, их уже можно увереннее связывать с "тацитовыми венедами", кои "во множестве ради грабежа рыщут по лесам и горам", понятно что сами себя они называли как то иначе. Племена киевской исторической общности вообще известны своими постоянными хаотичными перемещениями как внутри ареала, так и вовне, рекомбинацией, быстрой сменяемостью разных параллельных небольших групп. Так самый северный деснянский вариант этой культуры достаточно быстро продвинулся вглубь лесной зоны в Среднее Поднепровье, показав здесь памятники типа Абидня. А в следующий IV век еще дальше в Верхнее Подвинье, тип Заозерье-Узмень, где смешавшись с каким то западнобалтским элементом положил начало известной культуре длинных курганов и сопок. Другая миграция этих племен, уйдя из киевского ареала постзарубинецкое население типа Рахны-Почеп продвинулось достаточно далеко по лесостепной зоне на Восток. Их памятники отмечены непрерывной линией Верхнего Донца и Оскола, на Верхнем Дону и Воронеже, на Хопре множественными поселениями типа Инясево, в одном из таких поселений, Шапкино-II, найдена интересная посуда серолощенной керамики пшеворского/ранневельбаркского образца. Эти "венеды" занимают с сарматами разные экологические ниши, кочевники контролируют степные водоразделы и плато, новые поселенцы селятся в облесенных поймах рек. В военном плане кочевники вероятно доминировали, однако явных следов их господства на инясевских поселениях пока нет. Меж тем в зоне лесостепи ближе к лесной границе это "венедское" население похоже преобладало начиная с начала III века до конца позднесарматского времени. Хронологически далее, в уже в гуннский период имеет место движение еще восточнее за Волгу — памятники типа Лбище, очень развитые по местным меркам в фортификационном плане городища с богатой мисочной лощенной керамикой, схожей керамике зарубинецкой и вельбаркской культур. Ставшая более известной именьковскоя культура чуть позже не есть прямой продолжатель этих памятников, все три скорее параллельны, но достаточно родственны. Вполне возможно что они все не прерывали контактов с готским Причерноморьем, опосредовано входя в пресловутую "державу Германариха". Полагать так можно и потому, что на исходном ареале Киевской културы, Левобережье Днепра, в эту эпоху существовала вполне спокойная чересполосица "киевцев" с "черняховцами", первые занимали пойменные речные берега и луга, вторые черноземные склоны.

Итак, в первые десятилетия III века готский племенной союз видимо уже выходил в степную зону вдоль Черного и Азовского морей, на своем правом фланге тесня карпов и прочие местное население к морю и дунайскому лимесу. В частности в это время отмечена некая военная опасность для полисов Тиры и Истрии. Далее явные следы готской активности появляются уже к концу 230х годов, следами пожарищ в слоях Тиры и Ольвии, упоминанием о начавшейся постройке в 236 году новых стен Танаиса, в 238-42гг. прерывается чеканка монет Боспора. Однако сама по себе эта активность на тот момент непосредственной угрозы Империуму не несет, гораздо большую представляют выдавливаемые к лимесу карпы и сарматы, роксоланы и прочие. С готами на тот период руками Менофила был заключен союз, установлены выплаты, готские воины нанимались для военных кампаний, в частности персидского похода Гордиана. Но вернемся к Александру Северу и войне с сарматами и скифами, готы теснят карпов, те в свою очередь и вместе с готами заставляют роксалан и близкие им сарматские группы покидать Мунтению и Буджак, откочевывая в степи между Дунаем и Тисой к языгам. Постепенное добавление в Пуште всё новых сарматских групп продолжалось в течении столетия, и вызвало вполне понятную напряженность между кочевниками, ведь Пушта совсем не беспредельна. Мы знаем что значительная часть роксолан была принята на земли Империи, федератские отряды всадников служили в римской армии и были достаточно сильны чтобы поучаствовать в беспорядках выдвигая и устраняя претендентов из числа "солдатских императоров", опираясь во многом на сарматский мобресурс Галлиен в свое время смог провести реформу и расширение армейской кавалерии. Другой стороной происходящего понятно становились участившиеся набеги через Дунай, а также междоусобные племенные войны среди сарматских становищ, так уже в следующем веке мы не знаем языгов и роксолан, появляются совсем новые племенные обьединения аргарагантов, амицензов, лимигантов, метанастов. Выходит, что и без персидской войны Фортуна испытывает молодого императора другими военными случаями, заботами к которым как мы понимаем он совершенно не готов. Агрессивные свево-аламаннские дружины всё равно перейдут границы с целью грабежа, также неизбежно нападут карпы, также ищут земель, славы и добычи сарматские всадники концентрирующиеся напротив Паннонии. Не так важно кто ударит из них первым, и в какой последовательности, нерешительный Александр Север к ним в любом случае одинаково не готов, войска будут совершать бесцельные марши, строить переправы через Дунай и бросать их не переправившись, обстраивать лагеря и снова забрасывать их, изматывать себя в бесчисленных мелких стычках, чтобы после развлекать дикарей подарками и унизительными переговорами. Более того, полуварвар Максимин Фракиец пребывая в Сирмии и имея, как пишут источники, совершенно особые отношения с роксоланами и "гетами", вероятно имел и другие каналы общения со многими вождями, и понимая этот варварский мир, где-то угрозами и интригами, в реальности похоже обеспечил безопасность дунайских провинций и без активных военных кампаний, хотя сам в 236-38 году несколько раз пересекал Дунай. И мы понимаем, что Александр совершенно неспособен совершать подобное, соответственно ситуация как минимум с сарматами будет гораздо опаснее. Итогом неизбежно станет его свержение и убийство весной 238 года, армия утомившись от недееспособных отпрысков выродившейся династии, выдвинет на сей раз командира из собственной среды, им вполне может опять оказаться Гай Юлий Вер Максимин. Максимин за время своего царствования не разу не смог уделить времени для поездки в Рим, то он совершал глубокие рейды вглубь зарейнской Германии, то действовал в Паннонии против сармат и вольных даков. Тут он отразит в этом году вторжение карпов и готов в Мезию, на чем не остановиться,развернет карательные экспедиции против всех немирных племен, такова его прямая солдатская натура. Война и более всего щедрые раздачи солдатам быстро исчерпали и так невеликую казну. Он прибег к поборам и конфискациям имущества высшей земельной знати, круги которых обвинял в заговорах. Наконец это и привело к настоящему заговору. Ядром заговора детерминистично могут знать крупные землевладельцы Африки спровоцированные ярыми поборами прокураторов Максимина. Опять Гордианы, выступление сената и общеиталийское восстание, выступление Капелиана и гибель старших Гордианов, ослабление и смерть Максимина от рук собственных солдат. Несколько политических пертурбаций и снова поворот, в конце 242 года отпрыск династии выдвиженцев от аристократии мальчик Гордиан Третий вдруг "люб" солдатам и приходит к власти на преторианских штыках. Парню 17 лет, он красив, крепок телом, обходителен и деятелен,умеет располагать к себе людей, достаточно образован и не чурается военных дел — неужели Империи наконец повезло с императором?!

Некоторая начальная неопытность юного Гордиана в государственных делах исправляется тестем, непотопляемым Гаем Фурием Тимесифеем. Персидского похода Гордиана в этом мире не происходит, но оба они ведут родословные из знати восточных провинций и обращают на них большое внимание, не исключено что они предпринимают частичное участие в восточных войнах, допустим ограниченным вспомогательным войском в Месопотамию-Харакену против недавно воцарившегося Шапура. Основные военные действия Гордиан на это раз ведет на Нижнем Дунае, в 246 году карпы прорвали limes Transalutanus и напали на Мезию, тяжелое положение сложилось и в Дакии, на которую напали чуть ли не со всех сторон. О масштабах войны можно сказать, что помимо собственно двух нижнемезийских и двух дакийских легионов, сюда были брошены вексиляции VII и XI Клавдиева легиона Верхней Мезии и XXII Перворожденный из Верхней Германии, вспомогательная конница из Мавретании. Гордиан завершил здесь две удачных кампании 246 и 247 года усмирив это племя. Но к тому времени мудрый тесть Тимесифей все же умер, и вокруг молодого цезаря потихоньку сплели свои сети братья Юлии, Приск и Филипп. Филипп на волне победы над карпами уговорил императора под новый 248 год отказать готам в дальнейших субсидиях. Готы конечно ответили войной, летом 248 года вожди западных готов — визи и тервингов — Аргаит и Гунтерих, присоединив также ранее битых карпов, певкинов-бастарнов, вандалов-асдингов и тайфалов, обрушились на южный берег Дуная, осадили Маркианополь и Истрию. Вместо замирения начался новый этап Скифской войны. В следующую генеральную кампанию первыми на римскую территорию, в Добруджу вошли видимо опять готы Артаига и Гунтериха, укрепившиеся ранее в Певке, гирле Дуная. Затем карпы, выделившие для войны 3 тысячи воинов, традиционно атаковали Дакию. Весной 250 года пришло в движение основное войско варваров, готов "короля Книвы" и их союзников — это нападение уже совсем не напоминало обычные набеги разбойников. Отряд Артаига без серьезного сопротивления пересек Гемы и осадил крупный фракийский город Филиппополь. Книва форсировал Дунай у Эска и двинулся вниз по южному берегу реки, но у Нов был оттеснен легатом провинции Требонианом Галлом. Однако готы вовсе не пали духом, а поднялись по Янтре и осадили Никополь. Тем временем основная римская армия пребывала еще за Дунаем, расправляясь с карпами и возможно с другими готскими союзниками ворвавшимися в Дакию. Всё это время Филипп Араб всячески подогревал среди них недовольство новым императором, используя для того и искусственные задержки продовольствия, последним аргументом в пропаганде против Гордиана стало требование вернуться за Дунай для отражения нападения на "старые" провинции. Наконец, под давлением Гордиан отрекся от власти, признав над собой "регентство" Филиппа, видимость законности до времени была соблюдена и войско стремительным маршем переправилось в Мезию. Однако Филипп застал Никополь уже разоренным и покинутым, Книва увел свои отряды за Гем. Римляне преследовали их, перешли через Шипку и были уже в нескольких днях от Филипополя. Похоже такая спешка уже не имела большого смысла, осажденный готами Филипополь пал уже летом 250 года, запертый местный гарнизон провозгласил своего командира Приска императором, надеясь договорится с готами. Однако варвары, овладев городом, жестоко разграбили его вырезав почти всёх горожан. Обьединив силы Книва развернулся и атаковал отдыхающих в Берое после преодоления перевала легионеров. Римляне спешно отступили назад через перевал к Новам, поражение было достаточно серьезным, но еще не критическим. Впрочем, этого оказалось достаточно, чтобы солдаты обвинили во всех неудачах Филиппа. Тот предвидел изменчивость солдатских настроений и еще при вести о падении Филипополя приказал убить Гордиана, что на фоне поражения стало еще одним камнем ему на шею. Филипп Араб был растерзан разьяренными солдатами, легионы провозгласили императором наместника Нижней Мезии Требониана Галла. Пока же на зиму перевалы были закрыты готы стали полными хозяевами Фракии, захватывая огромную добычу и массы пленных, их шайки хозяйничали даже в Македонии. Лишь весной 251 года Книва неторопясь двинулся на северо-восток в Добруджу к Дунаю. Требониан тем временем привел в порядок римское войско, присоединил подкрепления и выступил наперехват готам. Римляне уничтожили несколько отставших и отделившихся от основного войска варварских отрядов и наконец Требониан решился на атаку лагеря Книвы стоявшего под Абриттом.

На этот раз готы не смогли создать необходимого уровня организации войска и выигрышного построения, и римляне совершенно разбили готов, вернув добычу и пленных. В реальности, несколько ранее, Деций, подавляя последствия узурпации Марина Пакациана, как поклонник старых правил и дисциплины соответственно обошелся с поддержавшими Пакациана легионами, источники сообщают что некоторые дунайские части после этого чуть ли не в полном составе перешли к варварам. Есть мнение, что этими римскими перебежчиками к готам и захваченой в ходе балканских походов значительной массы пленных можно обьяснить достаточно "реактивный" прогресс черняховской культуры практически во всех сферах со всеми чертами вполне латенской, провинциально-римской культуры. И в не меньшую очередь это должно было коснуться военных новаций, возможно именно римскими "военспецами" объясняется довольно высокий для варваров уровень организации масштабного вторжения 250-51 года. Также, под Абриттом готы идеально воспользовались рельефом местности, построив войско в совершенно нетипичный и сложный боевой порядок в три линии, первые две линии стояли перед болотом скрывая его от глаз римлян, последняя стояла уже за болотом. Легионы Деция проломили центр готского войска и оказались в болоте перед лицом последней, фланги же первых двух готских линий разошлись и ударили в бока римского центра. Разумеется в этой реальности готы не в состоянии устроить римлянам хрестоматийные "Канны", да и сам Требониан Галл, с его способностями, незаслуженно обделен вниманием. Однако, несмотря на ясную победу, правление этого императора будет омрачено мятежами и узурпациями, на германской границе снова активизируются аламанны и первые нападения начнут совершать франки. Но главной бедой Империи надолго стала новая вспышка "чумы", некой эпидемии начавшейся в 248 году и достигшей пика в начале 250-х годов, на её негативную роль для экономики и вообще "кризиса III века" почему-то обращено сравнительно мало внимания, затем эпидемия возвращалась еще одной вспышкой в конце 260х-начале 270х. Восточные готы-грейтунги тем временем в 251 году подвергают разгрому Танаис, и похоже вторгаются в Крым, считается в это время пропадают последние позднескифские городища низовий Дона, степного и даже горного Крыма, прерывается на несколько лет монетная чеканка в Боспоре. Война с готами на Дунае вскоре возобновляется, сам Требониан после победы над готами был все же осторожен и дал готам некие субсидии в обмен на найм воинов и спокойствие границы. Но следующий легат Мезии, пусть опять Эмилиан, решает отказать им в деньгах, шайки варваров дерзнувшие грабить Мезию с уроном отброшены назад, войска полководца провозглашают его императором. Новый виток борьбы за власть и императором в 253 году становиться Валериан. Валериан и его сын Галлиен первые в принципате опробовали систему диархии — соправительства двух императоров-родственников — усиление военной опасности на границах и сложность административного управления вынудили их разделить управление на Запад и Восток. В целом римские легионы в это время справлялись с обороной провинций от варваров, основные проблемы Империи скорее находились во внутренней сфере, провинции оправлялись от вспышки чумы, впервые за полвека обострились гонения на христиан, было подавлено несколько местных восстаний. В реальности никакой передышки не было, именно в те годы Шапур I развернул генеральное наступление по возвращению персам "наследства Ахеменидов". Валериан в ответ, закрыв глаза на угрожающее положение на других участках, стянул всё возможное на Верхний Евфрат, чтобы дело окончилось величайшим римским позором при Эдессе — именно эта военно-политическая катастрофа по общему мнению стала низшей точкой кризиса — обособленные гарнизоны не смогли воспрепятствовать лавинообразному падению лимеса от Рейна до Дуная. Были потеряны Десятинные поля, варвары разгуливали по Галлии и Испании, входя в Италию, фактически потеряна Дакия, отложилась Галлия и Британия, и заявила о претензиях на весь Восток Пальмира. Но в этой реальности наследник Арташира Шапур в любом случае не обладает возможностями для подобной масштабной угрозы азиатским провинциям. Шелковый путь функционирует и сильное кушанское государство самим своим существованием, независимо от воли армян и талантов Шапура, ставит Иран в положение меж двух огней. Собственно такое стратегическое положение и удерживалось позднее, c середины IV века, когда Сасанидам приходилось учитывать малейшую активность на своих восточных границах хионитов, кидаритов, эфталитов и наконец тюркютов. При такой расстановке, как показала история реальной борьбы двух держав, несмотря на некоторые превратности, вполне хватало постоянного состава войск Востока без чрезвычайного привлечения всех военных сил Империи. И значит Валериан и Галлиен удерживают текущий рубеж обороны против северных племен. Это и в реальности заставило готов и прочие причерноморские племена искать другие пути для нападений, в "Скифской войне" наступает период морских набегов, к которому римляне надо сказать оказались не готовы. Рим, давно превратив Средиземноморский бассейн с прилегающими водами в Маre Nostrum, к морской войне оказался не готов и не имел возможности прикрыть все прибрежные земли просто физически, а на Черном море в значительной мере полагался на лояльный боспорский флот. Но варвары, подойдя вплотную к землям боспоритов, частью угрозами и прямыми захватами, полностью нейтрализовали и даже поставили его себе на службу. Первое нападение на Питиунт на восточном берегу Понта Эвксинского произошло в 255/256 году и с этого момента они не прекращались как минимум до середины 270х.

Как заметили исследователи, стратегия варваров была предельно проста, частыми бессистемными набегами они прощупывали место наименьшего сопротивления и именно туда смещали затем основную долю интереса. Так и в реальности, потерпев поражение от Эмилиана и заключив мирное соглашение с Валерианом на Дунае, готы сместили свою активность значительно восточнее, в Крым, Меотиду, Черноморское побережье Кавказа и даже Закавказье. Новые нападения на европейские провинции происходят только с 262 года на фоне сильнейшего ослабления римской военной мощи, когда Галлиену пришлось воссоздавать римскую армию параллельно с серьезнейшей её военной перестройкой. С Галлиена и далее римская кавалерия перестает быть служанкой римской пехоты, общая мобильность армии повышается, происходит вынужденный отказ от старой линейной тактики обороны в пользу подвижной с обороной узловых рубежей. Без чрезвычайного положения в котором оказалась римская армия в 260-х острой необходимости в столь резких шагах для Галлиена и следующих императоров уже нет. Что не отменяет самой тенденции на возрастание роли кавалерии и мобильности полевой армии. И другой тенденции: скорее всего иллирийский генералитет воспользуется своим могуществом и большинством, приведя к власти императора из своей среды, пусть Аврелиана и затем Проба. Лимес не рухнул, вторжения готов с союзниками на Дунае не увенчались даже кратким успехом, к концу 260х — в 270х римляне смогли организовать в прилегающих водах достаточную флотилию для пресечения и серьезных морских набегов, закрывая и эту возможность. Для разбойничьих рейдов приходилось все дальше углубляться на восток, косвенно это показывает и последний набег реальности 275 года — готы, объединившись с какой то частью аланов-сармат некоего вождя Арташира перейдя Меотиду двигались восточным берегом Черного моря в Иберию, форсировали Риони, и принялись грабить Понт и Каппадокию, однако тут получили отпор от войск Тацита и Флориана. Каппадокийский отряд, видимо аланский, был полностью разгромлен, действующие в Понте германцы частью погрузились на корабли, крейсировавшие здесь же, но были перехвачены римским флотом совместно с новым боспоритским царем Тейраном, часть осталась в Понте и была разбита уже новым императорм Пробом чуть позже. Самые сложные десятилетия были преодолены, Империя оправилась и перестала быть относительно легкой добычей. К концу 270х враждебные действия и западных и восточных готов сходят на нет, хотя и получив за это достаточно щедрые субсидии, но с одним существенным отличием — изрядно разрушенная Дакия все же не была оставлена. Амалам, Балтам и прочим вождям стало гораздо выгоднее без лишнего риска брать с Рима золото за мир и свою воинскую силу на других опасных границах, торговать с Римом мехами и другими дарами бескрайних лесов Восточной Европы, именно в этот период готы наконец развернулись от римских границ и обратили внимания на окружающие их пространства, положив начало так называемой "державе Германариха". На Западе в той же мере, если Валериан не забирает вексиляции для своего персидского похода, действия алеманнов и франков не так безнаказано успешны, земельная знать Галлии не чувствует себя брошенной на произвол и не так сепаратистски настроена. Ютунги возможно и повторят свой самоубийственный рейд, с тем же результатом. В последней четверти III века усилилась пиратская активность у берегов Британии и Северной Галлии со стороны франков, саксов и фризов, пока в 280-х римляне и здесь не создали сильную флотилию Саксонского берега. Со снижением натиска на римские граница как и в реале усилилась межплеменная конкуренция, их военные силы обратились друг на друга. Готы в союзе с тайфалами и виктуалами напали на гепидов и вандалов, хотя возможно и наоборот, но победу одержали готы с союзниками. Гепиды отступили назад вглубь Барбарикума, в бассейн Вислы и западнее, где в свою очередь нанесли поражение бургундам. Вандалы были оттесненены из придакийского приграничья к границе Норика и Паннонии, на которые попытались неудачно вторгнуться совместно с маркоманами и квадами уже в 276-78 годах, и на этот раз не получили от императора-иллирийца земель на южном берегу Дуная. Бургунды в свою очередь потесненные гепидами обратились против восточноаламанских племен, также сами попытались атаковать Рецию в середине 280-х, но вскоре стали римскими союзниками против тех же аламанн. С другой стороны готы и прочие германцы постепенно вытеснили с исконных мест обитания карпов, бастарнов и "вольных даков", остатки этих племен в конце концов были поселены в придунайских провинциях, где они достаточно быстро ассимилировались в родственной массе илллиро-фракийского населения этих провинций. Наконец, среди скученных в пуште сарматских племен начинаются усобицы и вражда между двумя новыми их группами, так называемыми "сарматами-господами", и "сарматами-рабами". Под последними видимо скрываются новые волны сарматских кочевников из причерноморской степи, которые вытеснили в конце концов "сармат-господ" на римскую территорию, в обмен на военную службу те были расселены императорами серией колоний от Британии до Азии. Нетрудно увидеть что основная борьба между barbararum gentum populis идет именно за участки непосредственно прилегающие к римскому лимесу, каждый сильный племенной союз стремился иметь такой выход к границе. Ведь он был залогом обогащения, не только путем грабежа, но вымогательства римского золота на обещание их прекращения и "дружбу", предоставления наемных дружин для римских войн, и наконец от прибыльной пограничной торговли. И напротив, племена-аутсайдеры оттеснялись от рубежей Pax Romana. Если у наиболее "оцивилизованных" племен давно находившихся в контакте с Римом был вариант просить убежища, разумеется с потерей многих племенных прав и иммунитетов. То, "новым племенам" приходилось подчиниться более сильным, либо оттесненными на периферию снова пропасть со страниц хроник, но был и шанс искать у границ "цивилизованного мира" еще не освоенное другими "слабое место".

Немного отвлеченно... Недавно в рамках конференции по глобализации говорили о том, что текущая — это 3я или 4я волна таковой. Причем значительно уступающая по своей степени как раз "эллино-китайской осевого времени". Период 4 в до н.э. — 3 в. н.э. дал человечеству глобальное культурно-цивилизационное пространство в которое было вовлечено 90% человечества. А на стыке эр/эпох три четверти из них жили в 4 государствах весьма оживленно общающихся друг с другом. Ныне процентные показатели существенно ниже.

И в этой теме мы наглядно видим как крупные АИ-изменения с берегов Тихого океана докатываются до Атлантики за считанные десятилетия. А через 600-800 лет таким же изменениям потребуется в несколько раз больше времени... Забавно.

Вернемся почти снова в начало, на восток Евразии. Если промотать наш «курсор» за леса и лесостепи Восточной Европы через земли совсем незнаемые, за Волгу, где в пустынях бродят вовсе неведомые Гог и Магог, то мы вступаем почти в terra incognita. Блуждание в этом белом пятне Истории меж Понтом и Великой Стеной, Великой Степи первых столетий нашей эры не идет ни в какое сравнение даже с очень спорными нашими прежними рассуждениями. Тут уже почти совсем невозможно отделить измышления и любое утверждение может вполне оказаться той самой альтернативной историей. Всё чем мы обладаем, это скупые археологические данные, сухие отчеты китайской дипломатической переписки и прошедшие через третьи руки слухи-сообщения греко-римских авторов. Такой простор из недосказанности позволяет смело оперировать немногими фактам и представлять собственный вариант возможного течения событий.

photo sharing

И для начала нужно обратиться к уже старинным временам великого сына Неба У-ди, своими походами и завоеваниями значительно расширившего пределы Поднебесной, амбиции которого дорого встали его поданным. С самого начала своего правления он показывает решительную наступательную активность во все стороны от границ Хань, сначала на Юг за Янцзы, после и во все другие стороны света. В Западный край была направлена разведывательно-дипломатическая миссия Чжан Цяня, были разведаны пути для будущих походов и заключен стратегический союз со стремительно усиливавшимися усунями. Усуни-асианы возвысившись под протекторатом сюнну разгромили и вытеснили на запад в Среднюю Азию племенной союз юэчжи/юэди-аорсов, после того как шанъюй Лао-шань уже вытеснил их Наньшани и Хэси. Сами усуни в Восточном Туркестане и Джунгарии из-за усыхания степей не остались, сдвинувшись на более богатые горные пастбища Притяньшанья, Тарбагатая и Семиречья. Юэчжи заняли Трансоксиану, часть их основала Кушанское царство, часть их «князья дома Чжаову» сдвинулась дальше к Прикаспию, захватили Хорезм и основали владение Кан, Кангзюй. В 127, 124, 121 и 119 годах до н.э. китайские полководцы не дают хуннам покоя, и даже иногда добиваются успехов, вытеснив их Ордоса и гансуйского коридора. Объединение сюнну раскололось, восточный (южный)шанъюй переносит ставку в Гуйхуачэн, западный(северный) шанъюй уходит достаточно далеко из традиционного хуннского ареала в Джунгарию, разбив ставку в баркульской долине. В 104-100 годах полководцы У-ди совершают ряд походов на Давань/Фергану, в 99 году полководец Ли Гуанли застает хуннов у озера Баркуль, китайцы захватывают оазисы Чеши/Турфан и Гуйцы/Кучи. Наконец в большой кампании 90 года против сюнну посылаются сразу три армии, всего 120 тысяч, с большим трудом отраженные шанъюем Хулугу. Этот период нестабильности у зоны китайских интересов и усилившееся расширение центрально-азиатских песков вызывает движение племен хуннов и подвластных им сако-сарматских племен подальше от китайцев на северо-запад и север, прежде всего на территорию Тувы и прилегающей притаежной зоны. Сако-сарматы мигрируют в ареал посттасмолинских древностей Казахстана, что проявляется в смене прохоровского сусловским этапом среднесарматской культуры с явно восточными погребальными мотивами и инвентарем. Проявление в «сарматодинском населении» Алтая хуннского влияния формирует булан-кобинскую культуру, возможно тождественная гяньгуням. При «сарматизации» пришедших на приалтайские плато хуннов появляются новые кокельская и шурмакская культуры Тувы и Забайкалья, знаменующий новый этап культуры хуннов после «иволгинского» памятников типа Ильмова падь. Они более просты, явно провинциальны, меньше размером и номенклатурой, увеличивается доля оружия ближнего боя. На время, в первой трети I века до н.э., хуннам удалось восстановить единство и нанести ряд поражений усуням, но вскоре очень сильно пострадали от зимнего джута, чем воспользовалась сколоченная китайцами коалиция усуней, ухуаней и динлинов в 72 году напавшая на хунну со всех сторон. В 67 году в войну вступили уже сами ханьцы, а в 61 году динлины вновь нанесли хуннам ряд поражений. Все перечисленные беды сыграли большую роль в дальнейшем смещении хуннских интересов и населения далее от границ Китая в Южную Сибирь и в целом на Запад. Моменты этого движения северохуннской орды отражены в деятельности и злоключениях шанъюя Чжи-чжи. Брат нового государя Хуханье мятежный Хутуусы выгнал того на юг к китайской границе и принял тронное имя Чжи-чжи. Китайцы сделали ставку на обиженного Хуханье, и объединенными силами угрожали Чжи-чжи, так что тот счел безопасным откочевать на северо-запад на Тарбагатай с большей частью хуннской орды. Тут он нанес поражение притяншаньским усуням и потеснил тех, также он покорил здесь племена уцзе, гяньгуней и динлинов. Расположив свою ставку к северу от «хребта Боро-Хоро, в землях гяньгуней», он каждый год ходил на усуней и считал себя вне досягаемости китайских войск. Затем он потребовал вернуть себе сына бывшего до того китайским заложником и в итоге решился убить ханьского посланника. Китайцы в ответ установили с Хуханье новый договор, очень выгодный для хунну, выросшие китайские выплаты по которому похоже вновь позволили вернуть двору Хуханье лояльность кочевой знати. Хуханье двинулся от китайской границы на север через Гоби в Монголию и Чжи-Чжи вдруг почувствовал себя совсем неуютно, так что у него возникла идея переместиться еще дальше на запад во владения Кангюй. Кангюйцы сами искали союзников в войнах с усунями, поддержали эту идею и предоставили вьючный скот для похода. По какой то причине поход был проведен в большой спешке через зимние горы. Так что шанъюй потерял много людей и лошадей, возможно попав в снежную бурю, и в Кангюй пришло лишь 3 тысячи всадников-воинов. Вскоре китайцы узнали об ослаблении Чжи-чжи и послали более сильный отряд отборной конницы, тот был побежден, взят в плен и обезглавлен. Аристов правда пишет, что Чжи-чжи успел до китайского вторжения основать некий «город», видимо Прибалхашье, а оказанная хуннами помощь была все же достаточна, чтобы в ряде сражений усуни оставили свою столицу Чигу и свои западные кочевья, видимо уйдя из Семиречья. Усуни лишь с помощью ханьского корпуса смогли водворить кангюйцев обратно и вернуть статус-кво. Принимая в расчет пропорцию 1:5-7, общая численность сюнну была около 15-20 тысяч и судьба этой хуннской орды попавшей в Прибалхашье, рассеянной, но конечно не уничтоженной до последнего человека, дальше осталась за скобками. И тем не менее это одно из первых документальных свидетельств сюннуского проникновения из монгольских степей уже на территорию Казахстана, помимо уже явно плотного их присутствия в Джунгарии, Туве и на Черном Иртыше. Возможно, именно из этих передовых в казахстанских степях гунно-сарматских всадников происходит кочевой «милитаризированный» компонент джетыасарской культуры нижней Сырдарьи. Следующий и ставший роковым для хуннов период произошел спустя столетие, в 46 году н.э. в степи была жестокая засуха и погибло много скота, вдобавок умер правивший всего шесть месяцев шанъюй Удатихоу. Новым государем стал его брат Пуну, но часть племен выбрала шанъюя Би, представителя боковой царственной линии. Хунну вновь раскололись, Би нанес поражение войску Пуну, откочевал к Великой стене и в поисках помощи признал себя вассалом Хань. Пуну откочевал севернее Гоби и этого момента меж северными и южными племенам разгорается бескомпромиссная вражда. К поднявшим голову старым врагам присоединяются и возвысившиеся в последнее время сяньби, один из вождей их Бяньли каждый год ходил в набеги на хунну, и возвращался с набегов в свой Ляонин со свежими скальпами сюнну. Но пока правил Пуну северные сюнну еще держались, их закат начался со смертью шаньюя в 83 году. Северные хунну в 87-93 годах последовательно терпят тяжелейшие поражения сначала от коалиции сяньби, динлинов и чешисцев с гибелью шанъюя Юлю. Затем от южного шанъюя Туньтухэ и ханьских военачальников Доу Сяня и Гэн Бина. С этого времени и за дальнейшее полстолетие Империя Хань овладела всеми оазисами Западного Края. Вытесняемые сяньбийцами в Восточный Туркестан, хунну пытались организовать сопротивление китайскому захвату Западного Края. В 107 году они поддержали восстание пулейских князей в Чеши, когда же ханьцы его подавили, переселили пулейцев в местность Хаву на Черном Иртыше. В 112 году разгромили китайский гарнизон в Иву(Хами), одновременно не прекращается жестокая степная война с сяньби. Военная напряженность и явная перенаселенность края основным массивом сюннуских племен, в свою очередь вызывает почти полный отток отсюда оставшихся алано-восточносарматского населения, прежде всего в Среднюю Азию и Южный Казахстан формируя там памятники кенколькой и карабулакской культуры. Это в свою очередь вызвало движение уже местных сармато-массагетских племен далее вокруг Каспия в терско-дагестанские степи под именем маскутов. Некоторая часть алан также не остановилась в присырдарьинских и ферганских оазисах и продолжила движение в Заволжье/Западный Казахстан, поменяв прежнее название области Яньцзяй(Верхняя Аорсия) на Аланья. Изгоняемые теперь уже навсегда из Центральной Азии восточные сарматы уносят с собой и многое заимствованное у сюнну. Примерно с этого периода хуннские военные инновации и набор вооружения становятся достаточно широко известны на всем степном пространстве от Лобнора до Дуная, луки хуннского типа имеются в последних среднесарматских курганах Запорожья. Военная мода и статусные вещи, диктуемый стиль при известной полезности всегда перенимаются и распространяются гораздо охотнее и намного быстрее других образов материальной культуры.

Элиты кушан, тохар, юэчжей и усуней, даже если не признавали политически над собой властителей степи даже в лучшие времена могущества, так или иначе «охуннились». С этого периода могильники их аристократии вплоть до Афганских гор и Хорезма по инвентарю и обряду практически ничем не отличаются от собственно хуннских. При том одновременно, в монгольской степи все больше заявляли о себе многочисленные сяньби. В целом они уступали сюнну в оружии дальнего боя, их луки были несколько меньше и не такие дальнобойные. Номенклатура их стрел также немного беднее, сяньби делали ставку не на меткость и дальность, а на скорострельность в близкой сшибке и быстрый разящий удар панцирной конницы. Облаченный в тяжелый доспех сяньбийский всадник явно превалировал над легковооруженными в их войске по сравнению с войском сюнну, садился на жесткое седло с металлическим каркасом вероятно с помощью петли-ступеньки. Китайские авторы пишут, что в сравнении у сяньби «кони резвее, а железо острее», в самом деле бою клинковым оружием в их тактике придавалось заметно большее значение. С начала II века можно уже уверено говорить, что в степях севернее Великой Стены настало сяньбийское время, 100 тысяч семей бывших сюнну назвали себя сяньби, в 117 году сяньби разбили уже южных хунну, прогнав их также в Туркестан. Сяньби теперь стали главным врагом и партнером Китая вместо хунну, претендуя на все те дани и выплаты, что прежде доставались хуннам. Выходцы из маньчжурской притаежной зоны с пока архаичным образом жизни сяньби в это время института наследственной общеплеменной власти еще не имели, но нельзя сказать что процессы централизации и укрепления родовых вождей со временем всё не усиливались. Уже до Таншихая известны их большие вожди, дажэнь, Яньлиань, Юйчоупэнь, Маньтоу, Улунь. Дажэнь Цичжицзянь в 120х имел под своей рукой несколько десятков тысяч «натягивающих луки» и слыл главным степным врагом Поднебесной и организатором набегов, стремясь задобрить его, ханьские власти присвоили ему титул хоу-князя. Ему на смену из столь же славного рода пришел Таньшихуай, предание говорит, что уже в возрасте 14-15 лет он отличался умом, силой и храбростью, совершал такие подвиги, что «сяньбийские було испугались и подчинились ему». «Был выдвинут и сделан дажэнь», и первым делом «он ввел в действие законы и запреты, точно указав, что правильно, и что неправильно, и не было тех, кто осмелился бы нарушить их». Ставка Таньшихуая по ханьски называлась «тин»(двор), также как у хуннских шанъюев, и находилась у Белой горы немного севернее Шангу. В 151 году хунну разоряют китайское поселение в Хами и провоцируют последнюю войну с сяньби, к 155 году они были окончательно разгромлены Таньшихуаем , северный шанъюй бежит вероятно в Кангюй, центральноазиатская держава хунну прекращает свое существование. На западе сяньби совершают походы на усуней и динлинов, овладев всеми бывшими хуннскими землями, их влияние явно видно в улуг-хемской культуре Тувы и даже далее на север в поясном наборе таштыкских воинов. Таньшихуай совершал регулярные набеги на китайские пограничные провинции и разгромил маньчжурское царство Фуюй. Таньшихуай полностью перекроил прежнее племенное деление сяньби из старых «бу/було» и «ило». Все кочевья сяньби были поделены на три больших «бу»-аймака и пятьдесят «и»-областей, 10 «и» в центральном, и по 20 в восточном и западном. Над каждым аймаком им был поставлен свой дажэнь, отныне все дажэни передавали свою власть по наследству, считается, от правителей центрального владения ведут свой род Муюны и одним из западных вождей был Туйянь, отец Шамо, предок рода Тоба. Таньшихуай умер в 181 году на сороковом году жизни и его сменил на престоле один из пяти его сыновей Хэлянь. Однако по способностям уступал отцу, правил недолго и погиб при осаде рядовой пограничной крепости от стрелы безвестного китайского арбалетчика. Далее среди сяньби началась усобица за власть. Сын Хэляня Цяньмань был еще малолетен и начальствование над племенами взял сын старшего брата, Куйту. Когда Цаньмань достиг возраста, он завел спор с дядей, народ раскололся надвое. Когда Куйту умер, его удел занял его младший брат Будугень, вскоре победивший в борьбе другого племянника Фулоханя. Чуть позже из второстепенного рода по соседству с китайской границей показал себя вождь Кэбинэн, он похоже получил некоторое китайское образование, либо имел представление о нем от ханьских перебежчиков. За свои качества, силу и храбрость, справедливость при дележе добычи и «исполнении законов» был выдвинут «народом и войском» в дажэни. В 216 году он принимал участие в разгроме Цао Чжаном ухуаней, убедившись в военной мощи новых китайских генералов. К 220 году он сравнялся по силе с Будугенем и превзошел западного дажэня Шамо, еще один князь, Татур, пал в войне с китайцами, но против Кэбинэна восстал его собственный брат Сипу. Вэйский император Вэнь-ди дал Кэбинэну титул вана, среди сяньби он считается вторым после Таньшихая реформатором, « управляя народом, подражая Китаю» и в целом был поклонником всего китайского. В 223 году Кэбинэн предложил Будугэню договор мира и родства, тот согласился и казалось в сяньбийской степи наконец установился мир. Достаточно укрепившись, Кэбинэн счел возможным улучшить свою позицию в отношениях с Вэй, в 233 году он спровоцировал восстание части пограничных племен и сам присоединился к ним. Войска Вэй устроили за ним погоню в степи, но были уничтожены, это привлекло к нему еще больше сяньби. Ответ Вей был нестандартен, в реальности в 235 году Кэбинэн был убит наемными убийцами посланными советниками Цао Жуя, генералам стоящим за государями династии Вэй надоел чрезмерно разумный и деятельный степной сосед. Это был один из редчайших случаев, когда китайцы предпочли решить вопрос кардинально, а не закрыть глаза и откупится. Сяньбийские племена снова погрузились в раскол, из их среды стали вырисовываться новые объединения, что еще прославятся в истории. Согласно теории Барфилда, короткая эра сяньби была отнюдь не случайным явлением, он заметил одну важную закономерность: зависимость сильных кочевых империй от благополучия на китайской равнине. В реальности никакого государственного единства сяньби, и вообще допустим любого другого племенного союза в Степи в тот период, быть не могло по причине отсутствия стабильности в самом Северном Китае. А вовсе не от отсутствия нужных организационных качеств у самих сяньби. Для кочевой стратегии в рамках централизованного степного государства: 1)процветающий густонаселенный Северный Китай, 2)наличие эффективной административной системы, 3)преобладающее влияние гражданских чиновников при дворе. Как не странно, наличие степного великодержавия также интересно и самому Китаю, это упорядочивает его отношения со Степью в более приемлемый самим китайцам формат. Выгоднее платить дань и подарки одному верховному государю, чем сотне независимых голоштанных и ни за что не отвечающих атаманов. Всеобщий вождь в свою очередь полностью контролирует распределение поступивших из Китая благ среди степной знати в зависимости от степени её лояльности, именно на этом столетия зиждилась власть шанъюя над хуннами. Крушение порядка в Китае не было благом для кочевников, гражданская война разрушила гражданскую экономику, а сами номады имели слабое представление как управлять оседлым населением и откуда берутся все необходимые им товары, зерно и предметы роскоши, что необходимо для их воспроизводства. Собственно в атмосфере падения империи Хань и последующих разорительных войн даже наиболее развитые из приграничных кочевников южные хунну приступили к собственным экспериментам государственного управления только спустя столетие. И далее, когда последовавшие за хунну табгачи совсем окитаились и в Северном Китае подошла к концу эпоха варварских царств, в Степи снова наметилась тенденция к централизации. Северовэйский император Тай-цзу(386-409гг) удивительно по Барфилду подмечает: «Ныне Шэлунь, подражая Срединному государству, установил законы, ввел правила построения воинов и стал угрожать нашим границам. Как говорят последователи даосизма, когда рождается совершенномудрый правитель, появляются крупные разбойники, и это действительно так.»

Но в нашем случае все три пункта продолжают идеально выполняться. Вопрос лишь в степени договороспособности и централизации вождей сяньби. Таньшихуай и все вожди до Кэбинэна явно были не готовы вступать в непосредственный диалог с китайским правительством и стратегии внешней границы. На этом этапе только набеговая политика отвечала амбициям вождей и укрепляла их роль в отдельных племенах. И тогда осевшие непосредственно в пограничных областях, в основном покинутых коренными ханьцами, мелкие племенные группы потомков южных хунну, ухуаней, цзе, ди и кянов исполняют роль буфера. Они несут пограничную службу, получают за это деньги и товары, заодно принимают на себя львиную долю ударов сяньби из глубины степи. Но описания Кэбинэна показывают, что сяньбийская племенная верхушка уже тесно соприкоснулась с пограничной китайской администрацией, и уже в достаточной мере ознакомлена с оседлой регулярной системой управления и образом жизни, подготовлена к диалогу. При наличии прежнего объема направляемых в Степь ресурсов Поднебесной, снова возможен тот фонд, которым сяньбийский хаган купит лояльность родовой знати и ограничит племенную автаркию. И естественно будет стремится закрепить таковые отношения, какие были в прошлом с Поднебесной у государей сюнну. Выработанная хунну, стратегия внешней границы заключалась в уклонении от непосредственного захвата, но устрашении и принуждении имперского правительства к сбору необходимых средств и выплаты их кочевникам путем навязывания договоров неравномерного обмена. При этом продукция оседлого мира через стабильную дань и дары аккумулируется в единых руках степного властителя и доминирующего объединения. Распределение этих ресурсов среди элиты и дает цементирующий эффект для кочевой империи. Однако в этом случае и Китаю и Степи становятся не нужны буферные элементы в виде пограничных племен-федератов. Чиновному Китаю нет смысла тратить дополнительные средства, и при этом бояться ползучей «варваризации» населения Северного Китая. Доминирующему объединению не нужны посредники в пограничной торговле, мобресурс на службе иногда весьма активных китайских генералов, и вообще другие конкуренты вблизи границ Поднебесной. Теряя возможность реализовать свои военные амбиции за счет походов на Китай, они должны подтверждать свою доблесть и силу в походах и подчинении вообще всех доступных народов «натягивающих лук». Как собственно и поступал каждых степной гегемон, получавший щедрую оплату своих услуг за «защиту» яшмового трона Сына Неба. Дело за Срединной Империей.

Довольно смелая карта завоеваний сяньби, и кушаны имели такие границы только в самом пике своего могущества при Канишке I, однако в этой АИ такое в самом деле становится вероятным

Небольшой набросок, как могло выглядеть расположение кочевых племен и владений вблизи границ Китая в начале III века

Синии звезды вероятные ставки-туны северного и южного шаньюев в период расколов, фиолетовой звездой возможный район ставки Таншихая

Внутри самих границ Империи: зеленым цветом показаны частично восстания "южан", ханьцев и неханьцев, в 160-170х годах, желтым цветом показаны основные места боев с отрядами "желтых повязок" в 182-84 гг, бордовым цветом показан мятеж цянов и к ним примкнувших Лянчжоу в 183-85гг, оранжевый цветом показан главный район действий даоских повстанцев "Пяти мер риса" 185-88гг

На этом наблюдении мы снова вернемся к событиям нашей альтернативной истории, что же происходило далее после переворота в Поздней Восточной Хань. (Далее будет большое количество непонятных китайских фамилий и географических названий, которые придётся потерпеть, максимум еще три месяца, сразу как выйдет новая Total War:Троецарствие, многим станет гораздо всё понятнее.) Итак, евнухи разгромлены и изгнаны со всех значимых должностей во «внутреннем дворе». Они отстранены из непосредственного окружения и воспитания малолетнего Лин-ди, оставшаяся часть ограничена размером строго необходимого штата. Номинальная регентша императрица Доу Мяо как видно особо в политику не лезла и к непосредственному управлению не стремилась, хорошо как в реале в башню под арест не посадили и ладно. Страной управляет фактический регент командующий столичного гарнизона и дворцовой гвардии Доу У(Юпин) и группирующиеся вокруг него сановники Чэнь Фань, Ли Ин, Юань Фэн, Фань Пан, Лю Шу и Ба Су, доверенный помощник Доу У и Чэнь Фаня. Хоу Хань Шу восхваляет их: «Преданный и искренний в Поднебесной – Доу Юпин. Не боящийся сильных врагов – Чэнь Чжунцзюй. Образец для Поднебесной – Ли Юаньли». Конечно Доу У продвигал на все возможные места своих родственников из Лянчжоу, по другому его бы не поняли его же чиновные единомышленники. Но важное отличие от сравнительного недавнего возвышения семьи Лян, Лян Шан не был обязан никакой партии за свое восхождение к вершине власти как тесть Шунь-ди, но будучи человеком умным и осмотрительным, искал союзников, причем в обоих лагерях стремясь играть на противоречиях. До своего возвышения Доу У долгое время он жил у себя на родине, где прославился как ученый, и лишь на склоне лет, в 165 году, оказался отцом третьей супруги Хуань-ди и получил высокий пост в дворцовой гвардии. Как говорилось выше, тестем императора он оказался собственно вопреки даже воле последнего, только благодаря согласованной кампании бюрократической партии. Доу У, по сообщению Фань Е в Хоу Хань Шу, «призвал на службу многих славных мужей, сам был чист и ненавидел зло, был неподкупен, его жена и дети имели столько, чтобы хватало на еду и одежду. В те годы цяны и южные варвары чинили беспорядки, время было тяжелое, народ голодал. Убрал себе все награды, жаловавшиеся его родственникам в их половинах дворца, и без остатка раздавал их учащимся школы, а также выносил зерно на улицу и распределял среди бедного люда». Конечно понятно, что голос служилой знати, не избежал очередной идеализации образа регента и других вождей «чистой критики». Но и половины сказанного достаточно чтобы представить людей необычайно энергичных и решительных. Почти все они воплощали характерный тип позднеханьского сановника – выходца из служилой семьи, конфуцианского эрудита и моралиста, твердо верящего в свое высокое предназначение. Итак, что же они хотели и могли. В 168 году, еще до переворота, "чистые" успели провести налоговую реформу — поземельный налог был сокращен с вдвое, взамен был увеличен на эту же сумму имущественный налог. Тем самым сокращая нагрузку с малоземельного крестьянства, и перекладывая её на богатые предпринимательские слои. В 166 и 167 году также, явно под их влиянием, крестьяне пострадавших от стихийных бедствий округов указом были освобождены от налогов. Подушный и поземельный переведены были строго в натуральную форму, в денежной форме оплачивался только налог на имущество и единый денежный налог для центральных округов Сы Ли и Юнчжоу, и также жителей городов. За счет некоторой общей экономии средств на содержание двора удалось несколько снизить дефицит бюджета, свободнее распоряжаться финансами. Вслед за переворотом началась чистка по всей стране со всех должностей в протеже и родственников ранее влиятельных евнухов. Они были выгнаны из Палаты Документов, усилена роль инспекторов, отправляемых в провинции для поиска нарушений. На места друзей евнухов и уличенных в преступлениях ставились оттесняемые ранее сторонники «чистых» и отправлены в провинции учащиеся столичной академии. В самой Академии Тай Сяо для её 30 тысячи студентов были вновь восстановлены регулярные экзамены, сдавшие их не должны были задерживаться без должности, были восстановлены льготные квоты для учащихся из отдаленных провинций. Была объявлена новая перепись населения и обновление кадастра. Возобновлена монополия на железо и соль. Запрещена появившаяся уже при Лин-ди возможность преступникам откупаться от наказания. Восстановлена система регулярной рекомендации для уже отличившихся чиновников по заслугам, специальный чиновник ланчжун проверял зарекомендовавших себя служащих и предлагал их на более высокую должность. Отменена введенная было в последние года жизни Хуань-ди официальная покупка низших знатных титулов и должностей в столичной гвардии. В ходе переворота Доу У достаточно убедился в низкой боеспособности и индифферентности гвардейских отрядов «тигров» и «лес перьев», самые бестолковые были выгнаны, остальная гвардия была послана на границу к заволновавшимся в те же года ухуаням во главе с генералом Чжан Хуанем. Пока гвардия на границе, порядок в столице была призвана обеспечивать расширенные отряды чжунланцзян — особой и личной охранной стражи телохранителей приказа охраны внутренних ворот дворца. Для их пополнения отбирали «сыновей и внуков командиров, а также людей, сведущих в тактике боя, из чиновников и народа, и привести их в ведомство по охране дворца». Вернувшаяся затем из похода гвардия прежнего значения не имела и была сведена в т.н.«Армию Северного дворца» как мобильный корпус, из которого должны были регулярно выделять военные команды для борьбы расплодившимися на дорогах разбойниками. Когда в следующем 169 году генерал Дуань Цзюн наконец подавил последнее восстание цянов, было решено несколько сократить и остальную провинциальные армии, сильные корпуса были оставлены только у пограничных дувэней-префектов. В 160х и последующее десятилетие вплоть до начала 180х Срединную Империю потрясала серия эпидемий, отголосок этой пандемии на другом конце Евразии стал известен как Аврелиева чума. Одновременно опустошительные бои с восставшими цянами в западных округах, восстания собственных крестьян и периодические нападения сяньби должны привести к тому, что Страна четырех морей не столь многолюдна, как кажется на первый взгляд. Источники описывают угнетенную картину экономического положения малоземельного крестьянства стоящего постоянно на грани голодной смерти, продажу в рабство и массовый инфантицид, особенно женский. Её народонаселение к 180-м годам уже явно не должно составлять тех пресловутых 50 миллионов, каковую цифру она показывает только по последней переписи династии Поздняя Хань в 157 году. При этом обычно считается, что к коллапсу 180-х оно, несмотря на все вышеперечисленные социальные, экономические и экологические негативные факторы каким то, образом достигло пикового значения в 60 млн. человек! С очень схожей ситуацией в свое время столкнулся Ван Ман, страна отделалась 5-летней усобицей и потерей 1/3 населения, затем реформы Гуань-ди дали еще век стабильности. В той же ситуации тысячу лет спустя оказалась династия Сун, но подоспела технология заливного риса и проведены реформы по освоению целинных земель пригодных для неё на Юге, и это опять дало сто лет, затем кризис и демографическая катастрофа. В аграрном обществе, неспособном к резкому скачку производственных отношений и жизнеобеспечивающих технологий, внутренняя(и внешняя) колонизация единственный и конечно временный выход из мальтузианской ловушки. И такой выход есть и в Поздней Хань, у которой в восточных областях действительно демографическое давление очень велико. Его интуитивно и нашла властвующая бюрократическая верхушка, стремясь сократить неповоротливую и неэффективную армию и снизить расходы на её оставшуюся часть. Система военных поселений «тянь-тун» опытного политика Цао Цао и конфуцианского ученого Чжунчана Туна. Солдаты размещалась на землю пяти и десятидворьями под командованием своих командиров, отдавали половину урожая на прокорм расположенных в округе отдельных более боеспособных частей, и при необходимости должны были сами браться за оружие и защищать свои поселения. Сэкономленные средства тратились на наем относительно небольших отрядов более эффективной легкой конницы из пограничных федератов. Военные поселенцы расселялись в пограничных областях вдоль северной границы от Ляонина до Ганьсу, и в сильно опустевших вплоть до Чаньяни после цянских войн западных округах. Идея витала в воздухе, еще в начале II века чиновники видели, что в восточных провинциях «земли мало, а людей много», и предлагали «оставить богатых и переселить бедных», сначала на Юг за Янцзы, а середине столетия уже на опустошенный цянами Запад. Система «тянь-тун» в первые десятилетия показала себя хорошо, и в «трудовые армии» военнопоселенцев начали грести молодежь из бедных семей Востока страны и даже государственных рабов. Такие селения появились и на юге за Янцзы, несколько «армий» в разные годы были посланы восстанавливать китайские форпосты и увеличивать присутствие в Западном Крае Си-Юе.

upload pictures

"апокалиптическая" картина Нефедова

А тем временем, в 171 году пришла пора жениться Лин-ди решено было что в женой ему будет девица из знатного рода Сун, дочь Сун Фэна. В этой реальности Лин-ди больше ограничивали в общении наложницами Желтого дома, и он стал больше проводить времени в обществе жены. В 160х и в начале 170х правительство пыталось переселять из восточных округов страдающих от малоземелья и голода крестьян на Юг за Янцзы, не всегда это было правильным. Река Хуайхэ делит Великую равнину на просоводческий Север и рисоводческий Юг, и последний пока еще совсем не был преобладающей экономической культурой, «просоеды» из Янь, Цин и Цзи не обладали умением растить рис и еще больше страдали. Возникали конфликты со старожилами, в налогах равнинным жителям вводились послабления, повинности перелагались на сравнительно более богатых южан. Ответом была с большим трудом подавленная серия крупных восстаний в южных областях. Последними в 174 году в нижнем течении Янцзы было подавлено религиозное восстание Сюй Чана, объявившего себя императором, в следующем 175 году Лу Чжи подавил восстание коренного некитайского населения также на Юге. Решено было не отправлять за Янцзы живущих севернее линии Хуайхэ-Циньлин, и селить их в военные поселения в пограничных округах вдоль Великой Стены. В те же годы во многих областях продолжала свирепствовать эпидемия, погибало много народу, распространились всякие лжеучёные и предсказатели, даоские проповедники, одним из таких бродячих целителей был Чжан Цзяо, даоский маг способный исцелять людей, нечестивые умирали, способные стать на путь Великого Благоденствия выздоравливали. В 174 году областной правитель Хэ Юй нанес поражение сяньби вторгшимся в Бей-ди, и был повышен до ухуаньского пристава, после чего начал ратовать за карательные удары против сяньби. В 177 году сяньби провели сразу три летних набега на пограничную линию, при дворе возник спор, как поступить, военные ратовали за большой поход против варваров, но сановники убедили не делать этого, но улучшить пограничную линию. Сэкономленные средства были потрачены на расширение системы «тянь-тун» и помощь пострадавшим от голода и эпидемии в том же году, также частично простили налоги крестьянам пострадавших округов(налоги простили и в реале). Но в том же году умер всесильный регент , генеральный инспектор столичного округа и главнокомандующий Доу У, мы не знаем когда он родился, но к приходу к власти он был уже далеко немолодым человеком, не будем плодить сущностей и на примере вышеназванного Лян Шана дадим ему те же 9 лет. В том же году через несколько месяцев умерла его жена, мать императрицы Доу Мяо(в реальности она умерла в ссылке на вьетнамской границе еще в 171 году). Всё это, особенно смерть матери, больно ударило по настроению и здоровью регентши, Доу Мяо окончательно удаляется от дел. По китайской дворцовой логике, должность главнокомандующего и сопутствующие властные полномочия должны были перейти к тестю Лин-ди Сун Фэну. Сестра Сун Фэна была замужем за влиятельным представителем «фамилии» Лю Ли, Бохайского вана. Всё это чрезвычайно усиливало не связанный альянсом со столичной группировкой «чистых» род Сун. Положение усугублялось поведением самого Лин-ди, поздние скоропалительные попытки привить достойное воспитание успеха не имели, император был также предпочитал женское общество государственным делам, второй любовью императора были деньги, свои кутежи он оправдывал проведённым в бедности и ограничениях детстве, и сейчас всё больше освобождаясь от навязчивой опеки, с радостью наверстывал упущенное. Будущая возможная диктатура «внешнего клана» и поведение Лин-ди грозило бюрократической «партии» отстранением от власти. Ряд ученых и сановников, в лице Цай Юна, Лу Чжи, Хэ Сю и его сына Хэ Юна и братьев Ян Цю и Ян Бяо, начали встречаться под видом работы над составлением ханьской династической истории Хань Цзи. Тут в беседах они искали выход из положения, а пока всеми правдами и неправдами затягивали назначение Сун Фэна. Инспектором столичного округа был назначен лояльный царедворцам Лю Мэн. Тем не менее, дальше прощупываний, завуалированных намеков и тайной переписки дело не шло, конфуцианским ши было сложно перешагнуть черту и поднять руку на Сына Неба. К марту 178 года затягивать назначение стало невозможно, императорский тесть был вызван в столицу и приезд Сун Фэна ко двору в Лоян стал вопросом нескольких дней. В этой обстановке решила действовать группа молодых решительных и амбициозных офицеров особой охранной стражи последних наборов. Они собирались вокруг сыновей министра Юань Фэна, сподвижника умершего недавно Доу У, братьев Юань Шао и Юань Шу, их связными с «обществом Хань-Цзи» стали также молодые командиры, сын уже умершего «великого маршала» Чэнь Фаня Чэнь И и ученик Лу Чжи Гунсунь Цзань. 18 марта они встретились отметить день рождения еще одного члена кружка, полусотника Сяхоу Цао, тут и возникла идея убить Лин-ди во время его ночных прогулок по Западному Саду. Развратный император в последнее время завел себе любимую игру, изображать из себя странствующего путника и бродячего торговца, ищущего ночлег на постоялых дворах. Роль хозяек постоялых дворов исполняли наложницы, для которых в уголках Сада были построены специальные павильоны. В момент одного из таких перемещений под покровом ночи в укромном уголке Сада путника и подстерегла засада, роль непосредственного исполнителя взял на себя более авантюрный Юань Шу, стремящийся во всем опередить сводного брата Шао. На следующий день собравшиеся сановники решили остановить свой выбор на одном боковом представителе многочисленного семейства Лю, Лю Юе( в реальности уже в ходе гражданской войны Юань Шао в 190 году предлагал Лю Юю занять яшмовый трон). Тот уже был не мальчиком, а юношей достойного воспитания и характера, в этом плане манипулировать им как малолетним Лин-ди прежде не получалось. Но организаторы переворота готовы были с этим смириться, ведь одновременно и овдовевшая императрица Сун уже не могла претендовать на регентство, прибывший в столицу через несколько дней Сун Фэн в растерянности был вынужден ретироваться вновь. Так пришел к власти император Сяосянь-ди, двенадцатый император империи Поздняя восточная Хань. В реальности в большую политику он попал через десять лет в 188 году, назначенный в сотрясаемую военным мятежом и ухуаньским вторжением северо-восточную пограничную провинцию Ю-чжоу. До того здесь были убиты «желтыми повязками» правитель области Лю Вэй и военный начальник Го Сюнь. Лю Юй, оказался в числе пяти «чжоу му» военных губернаторов с расширенными полномочиями, посланными в разные важные области страны, как последнее средство исправить положение на северо-востоке, он не мог оказаться в их числе случайно. Главным возмутителем спокойствия в провинции был Чжан Шунь, бывший начальник округа Чжуншань, подняв мятеж, он склонил к нему еще одного окружного командира Чжан Цзюя и заключил союз с ухуаньскими вождями. Им сопутствовал успех они убили префекта –дувэня границы Дзи Чоу и двух начальников округов, число восставших дошло до 100 тысяч, союзные им ухуани Цяо-вана в числе 50 тысяч действовали вместе с ними. Лю Юй не имел подобных сил для прямого противостояния, потому избрал единственно возможную для него тактику интриг и раскола коалиции инсургентов. Прибыв к месту службы, Лю Юй отправил к Цяо-вану гонца, чтобы склонить его перейти на сторону Хань, и обещал щедрую награду за головы Чжан Шуня и Чжан Цзюя. Цяо-ван согласился на сделанное ему предложение, после чего Чжан Шунь и Чжан Цзюй бежали за укрепленную линию, а их войска, оставшиеся без командиров, рассеялись. Вскоре Ван Чжэн, приближенный Чжан Шуня, убил его, а голову отправил Лю Юю. Мятеж был подавлен и северо-восток умиротворился. Через два года когда в Лояне началась чехарда императоров, Дун Чжо захватил и разграбил столицу, превратив Сына Неба в своего заложника, когда Поднебесная погружалась в пучину анархии провинция Ю-чжоу усилиями Лю Юя осталась островком благополучия. Лю Юй реорганизовал местную экономику таким образом, чтобы принять беженцев с охваченного анархией юга : «В прошлом провинция Ю была вынуждена взаимодействовать с народами, жившими по ту сторону границы. Расходы были исключительно большими, каждый год более 200 миллионов монет взималось в виде налогов в провинциях Цин и Цзи для восполнения [дефицита в провинции Ю]. В это время(около 190г) все пути сообщения были прерваны, привоз зерна прекратился, а Юй носил старую одежду и веревочные сандалии, имел на обед только одну тарелку мяса и считал необходимым быть снисходительным к подданным. Он поощрял разведение шелковицы и открыл процветающий рынок для торговли с варварами [провинции] Шангу, доставил запасы соли и железа из [провинции] Юйян. Население наслаждалось урожаем… и более миллиона знатных людей и простолюдинов бежали от бедствий в [провинциях] Цин и Сюй и пришли к Юю. Он принял их, заботился о них с большим сочувствием, расселил их и дал средства к существованию. Все беженцы забыли о том, что они изгнанники». Эти меры видимо прибавили ему популярности в раздираемой гражданской войной стране. Юань Шао, осознавая, что для успеха восстания необходим объединяющий символ и источник мотивации, предложил правителю, стать самопровозглашённым императором в качестве символа восстания, в противовес малолетнему императору-марионетке, которого контролировал Дун Чжо. Такой манёвр мог дать восстанию второе дыхание, но другие вожаки высказались против этого, да и сам Лю Юй отказался. Лю Се мог быть марионеткой, но он, тем не менее, оставался сыном покойного Лин-ди, а именовать себя императором при живом правителе — измена, и все последователи императора-самозванца — изменники. В обстановке дальнейшей эскалации войны, уже между бывшими соратниками по коалиции после падения Дун Чжо мир в провинции Ю-чжоу не мог продлиться долго, она стала ареной противостояния Гунсунь Цзаня с Цао Цао и братьями Юань. Но вышесказанное уже достаточно говорит о его характере и способностях, что выбор нового императора был верен.

Добыча соли в Сычуани(Ичжоу) III век

Первые годы правления Лю Юй естественно во многом опирается и контролируется высшей служилой знатью выдвинувшей его на престол. Скорее всего потом вполне освоившись к 187-188 сбросит эту опеку, впрочем без особого сопротивления, в представлении «опекунов» конфуцианцев-традиционалистов сильный посредник с Небом, главное что нужно для водворения в мире «великого благоденствия». Слабый император был в большей части выгоден «сильным домам» родственников императриц и в меньшей степени евнухам. Император поддержал все начинания «общества Хань Цзи». Не могло так быть, что в насквозь пронизанном бюрократическими структурами, чиновники на местах не знали о подпольной сети «Тайпиндао» и деятельности Чжан Цзюэ. Но в обстановке опалы сколько-нибудь заметных чиновников, рядовая масса предпочитала не высовываться и не навлекать на себя неприятностей принося дурных вестей. Также оппозиция рассчитывала уговорить Лин-ди на амнистию ссыльным членам мятежа 168 года, а для этого использовать начало масштабного восстания. Тут такой необходимости совершенно нет, заговор будет вскрыт и известен в верхах заметно раньше назначенной даты восстания в апреле 184 года. Когда весной 182 года власти разгромили столичную подпольную организацию Ма Юаньи, Чжан Цзюэ пришлось призвать своих сторонников к оружию раньше времени. Восстание было более разрозненным и число повстанцев на раннем этапе стало не таким большим, но оно упало на благодатную почву отчаявшегося малоземельного крестьянства. Против «желтых повязок» двором были посланы полководцы-сановники Лу Чжи, Хуанфу Сун, Ван Юнь и Чжу Цзюнь.

Наиболее ожесточенные бои в течении 182 года развернулись на Великой равнине в Хэбэе, Хэнани и Западном Шаньдуне, то есть в наиболее населенных «просоводческих» областях по обоим берегам Хуанхэ, Чжан Цзюэ действовал где в района вокруг Пекина. Хотя к концу года основные отряды общества «Тайпиндао» были разгромлены и все братья Чжан казнены, множество мелких повстанческих и просто мародерствующих отрядов растеклись по стране, к ним присоединялся тот горючий материал, что оказался неохваченным первоначальным его этапом. В Сычуани осенью подняли восстание последователи даосской сект «Пяти мер риса» Чжан Сю и Чжан Лу, на вьетнамской границе поднял мятеж местный гарнизон, крупные отряды отступили в горы Шаньси, бои мелких повстанческих отрядов с дружинами окружных начальников сильных домов на Великой равнине продолжались еще несколько лет. Но события в глубине Поднебесной всколыхнули тлеющие угли другого давнего конфликта. Летом-осенью 182 года отряды «Желтого Неба» появились северо-западе в верхнем течении Желтой реки, для подавления мятежа в провинции Лянчжоу ханьские власти наняли вспомогательные части из цянов и цзиху. Однако уже зимой 183 года цянские войска восстали, вскоре к ним присоединились цянские кочевья и дзонги сразу четырех округов, летом объединившие усилия туземные и китайские повстанцы угрожали уже бывшей западной столице Чаньани. Карательные войска Хуанфу Суна серьезного успеха не добились, еще год шли бои с неясным исходом, не помог даже упавший в ходе одного из сражений на расположение бунтовщиков метеорит. Хуанфу Сун был сменен на генерала Чжан Вэня. Восстание поставило в еще более трудное положение финансы Срединной Империи, помимо содержания войск помимо Ланчжоу во множестве других угрожаемых районах, прервалась связь с торговыми колониями в Западном крае через Ганьсу, Двор по инициативе Сяосянь-ди перешел на режим жесткой экономии, однако от отвода войск из северо-западного края не отказался. У лагере повстанцев среди вожаков начались конфликты, этим воспользовались новые командующие Гэн Би и Фу Се и к лету 185 года в целом мятеж был подавлен, отдельные цянские вожаки отступили в горы. И можно бы передохнуть, но мае 185 года случилась новая напасть, полностью сгорел Южный дворец в Лояне, после долгих размышлений с сановниками решено было от восстановления дворцового комплекса до улучшения дел в казне. А также отказаться от предложения повысить подати, введением нового налога в десять монет с каждого му, могущем стать последней каплей для множества земледельцев страны( в реальности налог был введен и привел к активизации повстанческого движения). Но в среде знати, как столичной , так и показавшей себя провинциальной с многочисленными и крепкими дружинами, начали слышаться голоса о злом роке над Синем Небом. Уж слишком много бед и скверных совпадений последнее время выпадает на долю Сяосянь-ди, выбор которого из многочисленных более достославных членов рода Лю возможно был не столь удачен. Заговор группировался вокруг еще одного отпрыска царственного семейства Лю Яня, эта ветвь рода Лю всегда была мощной и влиятельной, производя себя из колена потомков раннеханьского государя Цзин-ди, от него же вел происхождение Лю Сю, создатель Поздней Хань Гуанью-ди. В середине 180-х занимал важные посты, и показав себя хорошим администратором в реальности к 187-188 году достиг поста «тайчана»(распорядителя императорских церемоний), он показал себя проницательным и искушенным в политических интригах. В реальности в 188 году он убедил Лин-ди, что причиной продолжающейся нестабильности в провинциях является то, что у местных властей не хватает необходимых полномочий, и склонил его издать указ о назначении в ключевые области генерал-губернаторов, с правом сбора налогов, назначения чиновников и командования войсками. Лю Янь уже понял, что от центральной власти пришла пора держаться подальше, по указу в числе пяти генерал-губернаторов он был назначен в провинцию Ичжоу, где входе гражданской войны силой и манипуляциями превратил Сычуань в собственное государство. Разумеется, такой энергичный и знатный сановник не останется в стороне от большой политики и в нашей реальности. В конце 184 года командующий тогда в Лянчжоу Чжан Вэнь нанял 3-тысячный отряд ухуаней и поставил над ним Гунсунь Цзаня, из проблем со снабжением ухуани вскоре восстали и, грабя всё на своем пути, вернулись к себе домой. Чжан Шунь сам хотел быть командиром этого отряда, и затаив обиду посчитал удобной возможность взбунтоваться. Все перечисленные тревожные события северо-востоке с объединением коалиции местных военных командиров, остатков «желтых повязок» и кочевников-ухуаней случились примерно так же как описано выше на несколько лет раньше. Восставшие убили нового, уже второго подряд начальника области Лю Чжэна, и в конце 185 года правительство решило отправить в Ю-чжоу подальше от столицы набиравшего силу и влияние Лю Яня. И Лю Янь, к тайному неудовольствию Сяосянь-ди, блестяще справился с умиротворением провинции, более того набрал там силу, имел собственную большую армию, привлек себе сильные кланы и наладил доверительные отношения с удельными князьями Восточного побережья. Поначалу скрытое противостояние Сяосянь-ди и столичной бюрократии с набравшими военную силу в ходе подавления народного восстания с «сильными домами», чем дальше тем больше приобретало угрожающие размеры, грозя смутой и расколом страны. Нормальная работа чиновников центральной администрации, сбор налогов и общественные работы, на Востоке страны еще более осложнилась. В 188 году в восточных областях и княжествах случилось 5 крупных наводнений, это вызвало и очередную вспышку голода. Двор дождался наконец повода под благовидным предлогом вызвать Лю Яня в столицу. Якобы на большое государственное совещание, на самом деле арестовать, обвинив в сложившемся тяжелом положении на Востоке. После некоторых колебаний Лю Янь сначала сказывался больным, затем вовсе стал игнорировать посланцев из Лояня, фактически начав сепаратистский мятеж.

photo upload

Тогда Сяосянь-ди попытался убить мятежного родственника руками его приближенных, когда покушение провалилось, стороны начали в открытую собирать войска. Двор собрал у столицы три армии во главе с Хуанфу Суном, Лу Чжи и Юань Шао, и намеревался послать их на восток. Но все первоначальные планы спутал мятеж командующего в Бинчжоу Дун Чжо, этот энергичный и честолюбивый генерал сам претендовал командовать «северной колонной» направленных на Восток войск и, затаив обиду, присоединился к противоположному лагерю. Также вдруг вспыхнул мятеж на некитайском Юге, куда был послан Сунь Цзянь, однако в тылу мятежников на стороне Центра выступил командующий на Ляодуне Гунсунь Цзан. «Восточная коалиция» тоже не сидела без дела, под её флагами собралась внушительная сила, однако по настоящему серьезной боевой силой была лишь пограничная армия Дун Чжо, всё остальное было сборищем случайных людей и феодальных дружин с несогласованным командованием. Год они провели крайне пассивно, против них хватило одной армии Юань Шао стоящей у Ханьгуского перевала, пока основные силы правительственных войск боролись с Дун Чжо. Тот оказался по настоящему крепким орешком, Хуанфу Сун, сменивший Лу Чжи Чжан Вэнь и большой контингент южных хунну с большим трудом теснили его из Шаньси и лишь подход и удар в тыл Гунсунь Цзаня осенью 189 года переломил ситуацию. Дун Чжо с остатками своих войск заперся в Бэйхае, среди его младших командиров начались раздоры и он был вскоре убит Люй Бу. Люй Бу оказался способный генералом , переманил к себе несколько отрядов степняков и быстрыми кавалерийскими рейдами остановил дальнейшее наступление императорских войск севернее Хуанхэ. Сяосянь-ди снял с севера Чжан Вэня и теперь двумя армиями хотел наступать на провинции Яньчжоу и Ючжоу, но наступление заглохло не начавшись. Тощей дворцовой казны едва хватило на полтора года смуты, положение для яшмового трона сложилось уже совершенно критическое, ведь разоренную страну лихорадило уже много лет, денег ни у кого не стало, нечем и некому было платить налоги. Сяосянь-ди отправил в переплавку на монету все бронзовые и медные статуи Лояна, сократил все расходы двора и оделся в простые одежды. Но главная житница Поднебесной тоже была в руках мятежников, до крайнего голода еще не дошло, однако солдаты оставались без жалования и уже начались перебои с продовольствием. Плохо снабжаясь, войска начали грабить и настроили всё население против себя, в итоге завязнув во множестве мелких стычек. Началось брожение и в некоторых властных кругах возникло мнение отвести и распустить войска, предложив Лю Яню перемирие на его условиях. Иначе армии скоро превратились бы в толпы разбойников и мародеров, или перекинуться к бунтовщикам у которых со снабжением было немного лучше. И тут зимой 190 года в дело вступили Сунь Цзянь и Сяхоу Цао. Годом ранее оба они имели отдельные сильные отряды, первый подавлял бунт некитайских народностей в Гуйнани, второй боролся с крестьянскими повстанцами в Сычуани. Успешно справившись каждый со своей задачей, они затем умиротворили все земли за Янцзы, имея спаянные и опробованные во многих боях с южными повстанцами корпуса. В намечающемся генеральном наступлении они должны был поддерживать правый южный фланг Юань Шао в Жунани как вспомогательные части. От них не ожидали больших свершений, флотилия Сяхоу Цао должна была действовать на Янцзы, Сунь Цзянь южным берегом должен был занять княжество Гуянли. Они разбили противостоящих им бунтовщиков у Красной скалы и укрепились в Ечэне, прекращение наступления вовсе не устраивало этих решительных и способных воевод. Имея под рукой ресурсы относительно богатого и неразорённого Юга они могли вести войну дальше, но от них все даже во Дврце ожидали что они будут наступать дальше вдоль Янцзы на Бяньши, Гуанлин, Даньту и в устье этой великой реки надолго и завязнут. Однако они стали тратить силы и время на второстепенном направлении, а ударили прямо в сердце земель сепаратистов. Сяхоу Цао сговорился с несколькими вождями недобитых «желтых», амнистировав и включив их небольшие отряды, и те провели их через горы Дабешань. Затем стремительно форсировав Хуайхэ у Цзюцзяна, скоро занял Пэй, затем был княжество Чу, Дунхай, Ланье, везде громя судорожно собиравшиеся ополчения закончив поход осадой Линьцзы. В принципе уже с занятием Пэй вся оборона мятежников на Великой равнине была дезорганизована, самые малодушные уже поспешили каяться в Лоян, прочие пребывали в смятении. В Линьцзы, столице древнего царства Ци и одном из пяти крупнейших городов Империи, Лю Янь собрал все что у него осталось, кроме Люй Бу, который отказался присоединится к нему. Когда Линьцзы оказался в плотном кольце осадивших его Сяхоу Цао, Сунь Цзяна и подоспевшей от Иньчуаня армии Юань Шу, Лю Янь в отчаянии даже объявил себя императором новой династии Вэй. Но осада несколько затянулась из-за возникших с подходом Юань Шу вопросе о верховном командовании, его требовал честолюбивый Юань Шу упирая на то что он привел под стены больший корпус из трех, это не устраивало ветеранов юго-восточного похода. До того в тандеме неявно лидировал Сяхоу Цао, до поры менее амбициозного Сунь Цзяна это устраивало, но тут он заколебался. >!

Споры кончились тем что Сяосянь-ди назначил командующим заслуженного генерала Чжу Цзюня, который больше исполнял обязаности третейского судьи между молодыми генералами. В конце лета был начать большой приступ и войска вошли в город, Лю Янь покончил с собой. Люй Бу сопротивлялся в Цзичжоу почти до конца года, и в конце с оставшейся конницей попытался прорваться в приграничную мощную крепость Шангу с её большими запасами. Расчет был на быстрый налет и помочь нужного караула, но что то пошло не так, крепость взять сходу не получилось. Несмотря на зиму Люй Бу не стал ждать смерти от подходящих отрядов Гунсуней, а обошел их и зимними ухуаньскими степями попытался ворваться в Ляодун. Гунсунь Цзан набег все же отразил, Люй Бу с немногими сторонниками опять скрылся в маньчжурских снегах и спустя время объявился при дворе великого владыки когуресцев Ван Иимо.

На этом, не считая небольших пограничных набегов и мятежей активные боевые действия закончились. Поднебесная, потеряв в бурных 180-х от голода, болезней и войн, почти половину населения, смогла перевести дух. Страна с большим трудом удержалась на грани полной гибели и жизнь постепенно возвращалась в прежнее спокойное русло. Сяосянь-ди правил до 204 года, сдержанный в удовольствиях и деятельный, он до конца жизни не почивал на лаврах продолжая в целом тот же государственный курс что и вначале правления. Бюрократическая поддержка и временное усмирение земельной знати, позволило Сяосянь-ди под конец жизни даже увлечься дальнейшими аграрными экспериментами, и сделать еще один подход к «снаряду» колодезной системы, идеи-фикс всех государственников-философов Китая. Благо обильное кровопускание устроенное «сильным домам» склонило гордые «выи» феодалов. Но даже в относительно благоприятные политические условия последних лет правления Сяосянь-ди, надельная реформа перераспределения общинной земли получила хоть какое то распространение лишь в центральных и частично восточных округах, и просаботирована во всех более отдаленных от столичной канцелярии провинциях. Практика же военных поселений с мирным временем стала еще более актуальной, так как потребовалось срочно сокращать непомерно разросшиеся за «ревущие 80-е» военные формирования и где то устраивать солдат. Не меньшей проблемой стали отличившихся за годы войн и восстаний «полководцы», сдерживание их непомерно разросшегося влияния и амбиций занимало львиную долю внимания этого сильного государя. Это значительно упрощалось , тем что «генералы» быстро рассорились и раскололись на несколько группок, сильные съели слабых, и вскоре осталось всего несколько военно-чиновных «клана»: Юани, Сяхоу, Суни и на крайнем северо-востоке чрезвычайно укрепились Гунсуни. Постепенно, благодаря раздорам сошла со сцены семья Юань, изъявили покорность Гунсуни, удаленны со двора в глухие южные провинции Суни. Лишь Сяхоу Цао с многочисленными сыновьями и племянниками удалось декларируемой преданностью и исполнительностью сохранить при себе милость престарелого императора, и умело манипулируя даже приблизиться сделав свою дочь Цао Цзе невесткой наследника. Передача власти наследнику, старшему сыну, новому императору Вэнь-ди прошло спокойно, старый государь приложил напоследок большие силы для этого, не в последнюю очередь руками семейства Сяхоу. Вэнь-ди был грозен, был воспитан строго, в обстановке гражданской войны и открытых дворцовых интриг, опираясь на отлаженный отцовский аппарат правил строго. Взяв многое от отца, был неплохим администратором, но бывало карал провинившегося чиновника за малейшее неудовольствие. Благо основной его гнев был направлен на многочисленных родственников, ближних и дальних, подозревая их в оспаривании его прав на яшмовый трон. Казнив своего брата и своего первого наследника по подозрению в заговорах, в отношении вовсе дальних родичей семейства Лю он и вовсе не испытывал моральных затруднений. Он правил до 226 года и за это время сократил число удельных княжеств с 20 до 12. В начале правления воевал с сяньби и ухуанями вождя Тадуня, что посчитал смену власти благоприятным моментом для нападения на империю. Тадунь(Татур, которого некоторые выдвигают в символического родоначальника татар) в борьбе за расположение племенной знати и воинов, ради славы и добычи выбрал войну с Поднебесной. В 207 году большое вторжение кочевников было отражено, и сам он был разбит и убит талантливым военачальником Сяхоу Чжэном. Еще одну большую войну он вел только под конец правления в 224-225годах в нескольких походах разбив коалицию южных маньских племен во главе с Мэн Хо, что не раз переходили границу и бунтовали некитайское население Ичжоу. Под конец жизни Вэнь-ди произвел такое кровопускание среди родни, что пришлось вызывать из ссылки самого толкового из сохранившихся сыновей, пусть и нелюбимого. Новый император Минь-ди оказался достаточно толков и осторожен, чтобы не ломать просто так устоявшуюся государственную машину и убирать с постов всех людей отца подряд. Также он не был лишен воинственности, воевать любил, на западных и северных границах, впрочем почти всегда неудачно. Также большой нагрузкой на бюджет стало большое строительство новой серии плотин на Хуанхэ. Отец постарался окружить его регентами, прежде всего из Сяхоу. Минь-ди избавился от такой плотной опеки выделив большие уделы Сяхоу в провинциях, вместе тем приблизив опальных южан Суней. Одновременно неожиданный удар в спину влиятельному семейству нанесли их вчерашние клиенты, возвысившиеся в их тени, Чжуге Лян и Сыма И. Все свое правление Минь-ди ловко сталкивал лбами, играл на противоборстве этих царедворцев и не спешил сразу соглашаться с одним мнением, считаясь сильным правителем. Такой стиль правления имеет один минус, он требует от государя достаточной меры изворотливости и характера, которой обладает не каждой. Наследовавший Минь-ди с такой задачей не справился и потерял все нити управления страной, престол опять с постоянством стали занимать безвольные сибариты и малолетние куклы в руках царедворцев. Страна снова погружалась во всё тот же набор пагубных обстоятельств, что был достаточно описан еще на первых страницах нашей истории о Поздней Хань. Но в конечно счете погубило династию в этом варианте истории совсем не это, вернее не совсем, но об этом будет рассказано после.

В 151 году хунны отступившие в кочевья Джунгарии предприняли последнюю попытку атаковать ханьские владения. Они кратковременно овладели Иу-Хами, но вскоре были выбиты подошедшими отрядами альянса ханьцев из Дуньхуана, чешиских князей и подошедших с востока сяньби. Это вызвало серию походов сяньби на запад, вероятно самого Таншихая, окончательно прогнавших северных хуннов куда то в пустыни от границ Китая. Больше мы о них после 155 года на страницах китайских хроник не услышим. Примечательно, что авторы после «Хоу Хань шу» — «Вэй люэ», «Сань го чжи», «Цзинь шу», «Ди ли чжи», «Чжоу шу», «Лянь шу», «Бэй ши» — несмотря на непростые для Срединного царства времена всё равно стараются не упускать из виду происходящее на далекой варварской периферии, вплоть до Арала. Но нигде не замечают никаких хуннов, кроме «пристенных» подчиненных южных шаньюев. Имеются лишь на тех же старых местах кочевий хусцы, ху или смешанные ху, не собственно привелегированные роды и племена давшие название объединению, а «черная кость» их бывших подданных и подчиненных, оставшихся без хозяев, и частью охотно ставших сяньби. В эту же по происхождению группу включаются и цзе, цзи, цзиху/цзеху, наконец булоцзи. Происхождение этих «рабов/наемников хуннов» спорно, пригнаны ли они в пределы Китая с запада из иранского ареала или это остаток местного жунского населения. Имеют ли они какое то касательство к племени хуцзе(или уцзе, людей Уцзе-Дуюя) связанных с Алтаем, вместе с цзянькунями-гяньгунями и динлинами покоренными в ходе хуннских западных походов Маодунем и повторно Чжи-чжи. Но они явно чем то отличаются от основного более монголоидного массива хуннских подданых, и похоже более явно выраженной европеоидностью. «Бородаты, горбоносы и голубоглазы» и может, в самом деле родственны прочим восточноиранским племенам, еще оставшимся в Центральной Азии, малым юэчжам, таримским сакам и согдам-сутэ.

Ну а что же их бывшие властители, куда же делись остатки северных хуннов вместе со своим царственным родом. Общепринято считать, что они спасаясь от сяньби перевалили Тарбагатай, оставив на его склонах «слабосильных» Юэбань, далее скитались где то дальше. Малость одичали и затем для всех неожиданно и победоносно ворвались в Европу, вскоре организовав здесь из разноплеменного субстрата вполне себе державу, заставившую с собой считаться и более цивилизованных соседей. Но на самом деле это не более, чем версия, решительных доказательств прямого преемства азиатских хунну-сюнну и европейских гуннов на самом деле крайне мало. Сейчас ясно, что обычно перечисляемые их характерные признаки, не принадлежат исключительно им и не являются иновациями их «документального» европейского «пришествия». Пресловутый составной лук «гуннского» типа на самом деле регулярно появляется погребениях позднесарматского населения Нижнего Повольжья уже на рубеже I-II веков(Пороги, Сусловский), тогда же здесь распространяется сопутствующие ему трехлопастные массивные черешковые наконечники. Тогда же в Поволжье и Подонье появляется и процентно нарастает северная ориентировка покойников в прямоугольных узких ямах, в ящиках-гробовинах и подбоях, ставших практически подавляющими уже позже в гуннское время. Деформация черепов также целиком среднеазиатская традиция связанная с азиатскими сако-сарматскими племенами момента сокрушения Греко-Бактрийского царства. Особенным характерным маркером считаются ритуальные гуннские котлы, при всех их относительной многочисленности и разреженности в пространстве и времени, в том числе и в постгуннское/раннетюркское время. И ритуальные котлы характерны для многих культур скифо-сарматского мира, в том числе, таштыкской, также шурмак-кокэльской. Интересно, что котлы из той же типологической 2 линии локально появляются не только в Алтае-Саянах, но и в далеком Подонье I-II века, по инкрустации считаются местной традицией и не встречаются восточнее Волги. Собственно гуннскими принято называть тип 4, но проблема в том, что их не находят восточнее Джунгарии(Урумчи), трудно представить что на этапе разгрома какая то часть бегущего постхуннского населения выработала совершенно новый тип своих ритуальных сосудов и далее цепко держалась за него, пронеся данный этнокультурный фетиш вплоть до Дуная. Далее средний участок широтной линии находок таких бронзовых котлов более тяготеет к северной лесостепной и даже лесной зоне Западной Сибири и Волго-Уралья, концентрируется по одним лекалам в Приуралье, где видимо имел промежуточный производственный центр, и наконец выпадает в значительном количестве в Подунавье. Полихромный хуннский стиль, его своеобразие от так называемого общего скифо-сибирского зверинного стиля, большая «геометричность», также связывается с сарматским влиянием видимо из Туркестана. Тут в самом деле отдельные типы украшений и композиций можно выделить характерными для возможно гуннского населения, но не весь полихромный стиль выходящий из общестепных традиции скифо-сибирского мира, повлиявший на большинство кочевников Великой степи. В стиле гуннского времени известно, господствовали красно-зеленная композиции, гранаты, сердолик, бирюза и зеленная паста в различных но примерно равных соотношениях. Сарматы несколько более выделяли красный цвет, а первооткрыватель таштыкской культуры Паллас отметил, что кладоискатели иногда находят погребальные маски в достаточно хорошем состоянии, раскрашенные зелеными и красными красками. (Поразительно в этой связи сообщение Клавихо о празднествах устроенных Тимуром по возвращении из индийского похода: «В этот день... раскрасили слонов, которые были у царя, зеленым и красным цветом и на разные другие лады»). На эти степные традиции работало и ориентировалось множество мастеров и торговцев соседних оседлых стран, т.н. «гуннские поясные пластины» современного Казахстана и Зауралья инкрустированны камнями имеющими индо-бирманского происхождение, составлявшие уже в древние времена существенную часть индостанского экспорта. Популярные в гарнитурах гранаты имеют иранское происхождение, здесь же пластины изготовлялись иранскими, закавказскими и бактрийскими мастерами, ориентируясь на художественные запросы соседствующих номадов. Далее они поступали в степи как плата за воинскую силу и сопровождение торговых караванов. Боспорские мастера специализировались на прочих видах украшений, но выработали «перегородочный стиль» клуазоне и технику зерни уже заметно раньше формального появления гуннов в Европейских степях. Также интересно, среди встречаемых украшений в могильниках гуннского периода не так уж и редки антропоморфные композиции, например бляшки в виде лиц служащие украшением узды и сбруи(в сравнении с известными пазырыкскими «хуннскими головами»), однако антропоморфные традиции у азиатских хунну совершенно редки и объясняются ханьским влиянием, петроглифы Яманы-Ус в Монголии пока единственные найденные изображения людей в эпоху господства здесь хуннов. Артамонов уже в свое время заметил общность инвентаря в погребениях ВПН, предостерегая от использования их в качестве этнографических значимых определений, вещевой комплекс южнорусских степей сложившись здесь еще в I-II века в предгуннское время не претерпел здесь радикальных изменений вплоть до конца ВПН и хазарского времени. В целом некорректно вообще, выводить с одного генетического «кровного» родства и одной археологической атрибуции – племя, народ и народность – этнологическое и лингвистическое явление, культурную, языковую и экономическую общность. В этой связи более важное звено – это более консервативные погребальные обряды. И в южнорусской степи сарматские трупоположения в узких ямах с подбоем с северной ориентацией сложившись в первые два века от рождества Христова, абсолютно господствуют численно над прочими вариантами столь же долгое время, достаточно медленно вытесняясь уже в тюркскую эпоху. В связи с последним замечанием, не удержусь сравнить два достаточно известных и один малоизвестный эпизод произошедшие практически синхроно в совершенно противоположных окраинах Велкикой степи. Похороны Атиллы, достаточно известны, чуть менее описанные Марцеллином похороны хионитского принца при осаде Амиды, всё кроме кремации у хионитов достаточно сходно. Третий случай не совсем так скажем похороны. В 311 году против Ши Лэ, в тот момент удачливого степного командира хуннской династии Северная Хань со столичной армией выступил всесильный регент Сыма Юэ Дунхай-ван, троюродный брат У-ди и триумфатор войны восьми князей. Воспользовавшись его отсутствием, в столице при дворе Хуай-ди возникла интрига против регента, огорчения тот умер и его труп вскоре захватил Ши Лэ и он демонстративно оскорбляя память покойного сжег тело со словами: « этот человек поднял смуту, я сожгу его кости в наказание».

anonymous image hosting

Представляется, что собственно гунны, составляли лишь часть, далеко не самую численно значительную общего движения номадов в общезападном направлении под давлением неблагоприятной ксеротермической фазы в степях Евразии. И вероятно не ведущую, хотя какая то вероятность, что благодаря относительно большему социально-политическому опыту над прочими местными племенами, беглецы смогли выдвинуться на первые роли. Особенность степного ландшафта и кочевого общества в невозможности относительной изоляции и автаркии, любая тенденция быстро становиться общей. Племя или род, хоть сколько то выделившее из общей инертной кочевой массы приобретает главенство, навязывая по Хизеру свой «ярлык» групповой идентичности, проецируя свою культуру и часто даже язык. В случае изгнанных хуннов возможно так же сыграл фактор «престижной моды», обаяния славы сгинувшей великой кочевой империи. Что севернее Китайской равнины уже не вызывало прежнего благоговения, вполне могло еще работать в среде отстающих глубого периферийных племен Средней Евразии. Следом за восприятием хуннского вооруженческого комплекса, костюма, значительной части инвентаря и украшений, возможно среди военно-племенной знати азиатских сарматов, угорских и раннетюркских племен постхуннское «подражательство» было и более широким (в свете вообще космополитичности и интернациональности мужской воинской субкультуры). Возможно с этим связано и распространение этнонима хон/хун/хион(возможно кун) среди среднеазиатских кочевников(известны такие случаи смены этнонимов в связи со значительными событиями в жизни племени, как собственно 100 тысяч оставшихся хуннских кибиток после поражений назвали себя сяньби). При том у нас нет уверенности, что термин хунну/сюнну не полностью китайский конструкт, как на самом деле называли себя представители гуй чжун «драгоценного семени» правящих родов Люаньти, Хуянь, Лань, Сюйбу и Цюлинь, мы точно не знаем. Итак, осколки постхуннского племенного объединения лишь опосредовано спровоцировали общее движение племен — этап войн с сяньби и Китаем. И далее скорее уже не были основным двигателем широтной миграции, непосредственную волну которой можно для удобства очертить датой около 72-75 года и несколько ранее. Эту смену племенной картины первым зафиксировал Плиний: сдвиг роксолан на нижний Дунай, сираков в Нижнее Приднепровье и объединение аорсов Фарзоя в Буджаке и вообще в Днепровском Правобережье. В это время на их старых землях, прежде всего в треугольнике Предкавказья-Нижнего Дона-Нижней Волги, закрепляются новые группы сармат с востока из Закаспия и Средней Азии. В первую очередь алан, которых от прочих сармат римские авторы в первую очередь отличают в большей легкости в вооружении, они также меньше используют длинные пики-контосы. Во внезапных быстрых набегах, аланы по выражению Марцеллина: «мало-помалу подчинили себе в многочисленных победах соседние народы и распространили на них свое имя… Они объединились под одним именем, и все зовутся аланами вследствие единообразия обычаев, дикого образа жизни и одинаковости вооружения». В таких же выражениях – «обессилив их частыми стычками» — обясняет позже Иордан победу гуннов над аланами. С этим же движением связана кратковременная смена названия северо-западного Приаралья-южного Предуралья страны Янь/Яньцай(Аорсии) на Аланья/Аланьляо, и затем возвращение старого названия – разумеется старое сарматское население большей частью никуда не исчезло. Связывать это движение только лишь с хунно-ханьско-сяньбийскими войнами и вытеснением остатков хуннов в Туркестан наверное нельзя. Уже раньше на рубеже эр в полосу кризиса вошло и государство усуньских гуньмо, оказавшееся под сильным китайским влиянием. Правительство Хань при всё более явном ослаблении хуннов взяло курс и на ослабление усуней, искуственно разделив их на большую и малую орду, вероятно постепенно уменьшая и субсидии. Это вызвало раскол среди усуньской знати вылившийская в гражданскую войну и откочевки проигравшего принца с 80-тысячной ордой на запад в Кангюй. До своего ослабления родственные усуни/асианы и аланы(?) Кангюй вели борьбу меж собой за кочевые пастбища, и против больших юэчжи-кушанов, коих они и выгнали южнее. Знать и у усуней и у кангюйцев называлась «сихоу», что обычно соотносят и с кушанским ябгу, еху(интересно в этой связи сравнение с общесарматским скептух, обычно сводимому к греческому скептрон(хотя в сарматских атрибутах власти жезлы и присутствуют, но инсигниями власти были головные уборы). Так или иначе, с этого момента Кангюй испытывает новый период довольно долгого подъема, а соседний большой союз усуней-ассиан видимо распадается, значительная часть начинает движение на запад, малая часть замыкается в границах горных пастбищь Прииссыкульского Тянь-Шаня. Археологически это выражается в переходе чильпекской культуры в позднюю стадию. По совпадению севернее в Поиртышье в это же время исчезает кулажургинская культура тесно связанная с каракобинской и другими культурами Горного Алтая. Вскоре рядом в Восточном Казахстане появляются новые образования вроде Юэбань, возможные абары в союзе с сяньбийскими мукринами. В целом, под давлением аридизации наблюдается неуклонное движение прежде всего полукочевого населения иссыхающих мелких оазисов южнее в большие оазисы Трансоксианы. К IV веку и до конца VII века ситуация была близка к климату «малой ледниковой эпохи» XV-XIX веков, с понижением температур, их большой изменчивостью, суровыми зимами и джутами, резким усыханием особенно в южных районах. На разных концах засушливого пояса Днепр и Тарим показывают минимальный уровень обводнения. В Приаралье осушается Присарыкамышская дельта Амударьи, само озеро Сарыкамыш и сброс в Узбой, высыхает Жаныдарья и Кувындарья, формируется современное течение Сырдарьи, начинает усыхать значительное озеро на месте Дарьялык-такыра восточнее современной Кзыл-Орды, в которое также впадали Чу и Сарысу. Постепенный отток населения из зоны рискованного земледелия и скотоводства происходит повсеместно по всей северной границе пояса земледельческих культур. Занимавшее эти южноказахстанские земли часть смешанного населения «болотных городищ» джетыасарской культуры Кангюя начинает смещаться вверх по течению Сырдарьи вплоть до Западной Ферганы и вовлекает также население её среднего течения, каунчинскую культуру. Движущую силу этого процесса видимо составляла некая степная воинская знать, выраженная в памятниках Кенкольской культуры, очень агрессивная с мощнейшим комплексом вооружения, заточенная на противостояние с тяжеловооруженными армиями земледельческих оазисов. Вероятно это был последний поток восточносарматского индоевропейского населения из Синцзяна на рубеже эр отступивших от хунно-китайских войн в засушливую степь Бептак-дала, взяв под контроль полуоседлых автохтонов течения Сырдарьи. Они существенно потеснили усуней из равнинной части их владений, их форпоста на Сырдарье(Берккара), долин Таласа, Чу, Кетмень-Тюбе, возможно нижнее Или, на юг заняли Ташкентский оазис, Чардару и Западную Фергану, наконец достигли Самарканда. Скорее всего, это они названы в китайских источниках домом Чжаову, овладевшим престолами во множестве владений Средней Азии. Своими близкородственными группами прежде всего из Синцзяна пополнялись и кушаны, что выразилось в памятниках Тилля-Тепе тулхарской культуры, смене династии и начале больших завоеваний в Индии и на индо-парфянском пограничье. По поводу северных рубежей Кушании твердого понимания нет, но вероятно крайне северной точкой кушанского проникновения была стратегический важная переправа в излучине Сырдарьи у Александрии Эсхаты – Кирополя – Ходжента. Давань/Фергана была независима, но Мараканда, оазис Бухары и Хорезм были зависимы. С более ранним этапом массового вторжения в Восточный Иран союзов даев-апарнов, саков и саков-сакарауков, тохаров, ассиан и пассиан можно связать сложение лявандакской культуры. С её более поздними памятниками у парфянских границ можно связывать активизировавшихся даев и саков, кочевавших в закаспийских степях от Мангышлака до Копетдага, они нападали на Парфиену/Хорасан несколько раз, уже в 60-е и начале 70-х годов I века . Наконец в середине 70-х произошел грандиозный набег закаспийских племен, основным инициатором его была некая аланская конфедерация, но привлечены к ней практически все племена по обес стороны Каспия. Деятельное участие принял царь Гиркании открывший удобные горные проходы «Железные врата» у Раг Каспийских, и возможно содействовали кушанские властители, парфянские соседи имели политическую цель в ослабления Парфии, в виду восставшей против шаха Адиабены, сорвав карательный поход на неё. Аланы с кочевыми союзниками естественно искали богатые области для грабежа, жестоко разорив Мидию, Атропатену, Армению, появились в Адиабене, ограбив собственно все северные провинции Парфии. Но не только, в виду описанной выше скученности номадов в междуречье Окса и Яксарта, перед ними стояла и задача и поиска новых кочевий. И они нашли их, с добычей перейдя Кавказ и растворившись по эту сторону гор в северокавказских степях . Закавказские источники примерно с этого времени упорно используют этнонимы, маскутов-массагетов, басилов и овсов, можно к ним скептически относиться, но нельзя отрицать новую для региона обрядность захоронений с подбоями и катакомбами сходную с памятниками в Фергане и Восточном Казахстане. Именно с кенкольскими, родственными или вовлеченными в их движение племенами, имеет тождественность население Степного Дагестана и Надтеречья. Римские авторы определенно называют алан бывшими массагетами и первоначально расселяют их в по западному побережью Каспия: «Не стану говорить о Лукулле или Помпее, который, пройдя через земли Албанов и Массагетов, которых мы называем теперь Аланами, разбил и это племя(персов) и видел Каспийское море»; излагая события 375г., Аммиан прямо написал, «что гунны дошли до земли Алан, древних Массагетов». Масштаб вторжения был таков, что Вологезу пришлось унижаться до просьбы к главному стратегическому оппоненту, Риму и императору Веспасиану, о посылке легионов для помощи в отражении набега, и к такой экспедиции всерьез готовился младший цезарь Домициан. Римляне отклонили просьбу, но в итоге усилили свое присутствие в Закавказье, ими была отстроена крепость Мцхета для иберов и на какое то время размещен гарнизон в Алвании вблизи Чорского/Дербентского прохода. Ситуация во многом повторилась в 135 году, Фарасман, царь иберов, стремясь округлить границы своего государства, открыл Дарьялский перевал. Аланы ворвались в Албанию и затем ограбили все северные сатрапии, в бою погиб шахиншах Вологез, Армения откупилась и каппадокийских легионов вытеснила кочевников снова за Кавказ. Командовавший экспедицией Флавий Арриан заимел материал для своего писательства. Дион Кассий назвал напавших алан массагетами, возможно нападение состоялось не только через Кавказ, но и через Южный Каспий прошла еще одна группа кочевников.

image upload mod

Такова общая картина масштабного движения племен Евразии в первые два века нашей эры, для его центральной, в большей мере засушливой части, выразившейся в движении племен в западном и юго-западном направлении. Синхронному в целом движению племен в Европе, особенно германских, импульс которых иссяк также одновременно. И к концу III века варварский мир замер в неустойчивом равновесии. Где то в этой большой волне, внешние признаки которого мы сейчас рассмотрели, затерялись азиатские хунны, все же успев перед растворением передать формируемому кочевому объединению свое имя и некоторые черты. К первым немногим хуннским мигрантам на окраинах джетыасарского оазиса, постепенно присоединялись всё новые околохунские группы бегущие от войны. Выкристализовалось новое кочевое образование, что выразилось в новом переименовании владения Яньцай(Верхней Аорсии) из Аланьли в Сутэ-Яньцай. К середине II века по IV век достаточно разросшееся объединение кочевало по меридиану Приаралье/нижнее течение Сырдарьи на юге и Южное Приуралье, Тоболо-Ишимское междуречье и Поишимье в целом на севере. Обе зоны взаимоувязаны друг с другом, летом стада кормятся на богатом водой и травой лесостепной границе, зимой на песчаных менее подверженных джуту пастбищах Приаралья и Туранской низменности. Интересно, что занятие этой кочевой провинции похоже происходило остро насильственным путем(может отголоски этого и донес нам Марцеллин), новые памятники гуннского периода не имеют прямой связи с предшествующими аланами-автохтонами, те вытеснены в лесостепную и даже лесную зону по обе стороны Урала, за Волгу, и даже в болотные городища джетыасарцев(пленные?). При этом о действительной этнокультурной консолидации этого населения говорить не приходится. Вероятно, там действительно верховодило стержневое гуннское племя, некие «царские гунны», схожих черт и притом достаточно особых черт достаточно, чтобы считать их комплексом. Но в значительной, особенно западной продолжают значительно преобладать сарматы, в то же время чем восточнее, тем сильнее начинает ощущаться предтюркское влияние. В лесостепном Поишимье оно выражается в нехарактерном ранее для региона обряде кремации и длительном воздействии огня в яме и на надмогильной площадке(при том, что огонь играл важную роль не у всех раннетюркских племен). Те или иные вариации в рамках некоторого культурного единства, не дают говорить только о статистической погрешности, объединение было как минимум разнородным по составу. У Иордана со ссылкой на Приска сохранилось тотемическое предание господствующего рода, о том что корова(телка) открыла пастуху меч бога войны, предназначенный для вождя Атиллы. Этот фрагмент явно указывает на то что захвативший в конфедерации власть род был скотоводческим, и может даже полуоседлым( участие же оленя ведет скорее в круг прилесных племен). Летом эти близкие племена контактировали с саргатцами и кулайцами лесостепи и притаежья. Всё больше находится оснований говорить о более раннем, чем обычно принято проникновении прото-предтюркского населения из районов Приалтайской степи и Алтая, народа «он ок»которым в степях Казахстана возможно приписать т.н. «курганы с усами», вместо более ранней их сакской атрибуции. Пока еще с осторожностью к такому населению начинают относить распавшуюся накануне рубежа эр кулажургинскую культуру, имевшую тесные связи с Алтаем и Тувой, связывая её с населением откочевашим на средний Иртыш из Горного Алтая при экспансии хуннов Модэ. Имеется мнение, что позднетасмоленские погребальные комплексы коргантасского типа имеют на самом деле слишком мало общего с сакским населением и более находят аналогии в хуннских памятниках Монголии и Забайкалья. Среди покоренных хунну племен на крайнем северо-западе, помимо динлинов и гянгуней, называются цюйше, кюйше, возможно расселившиеся под хуннским давлением в вплоть до Иртыша и западных предгорий Алтая, подчинив большереченское население. «Вэй люэ», в III-IV веке отмечает разделение ареала древних киргизов, хегу, цигу на восточных енисейских и западных, где то рядом с усунями в Восточном Казахстане. Возможным движением алтайцев-«огнепоклонников» на запад объясняют аналогии из таштыкских склепов в памятниках с трупосожжениями в Канга-кала, Куня-уаз и Чаш-тепе в Хорезме, сравнивая с описанным Марцеллином похоронами хионитского царевича.

Примерное расположение племен в начале II века в момент последних китайских сведений о хунну. сакские союзы тиграхауда, сакараука и массагетов для этого времени понятно уже давно анахронизм, на карте это скорее условное обозначение некоего уже малочисленного, но еще существующего постсакского населения

Но вернемся снова к гуннам, восточную группировку которых можно думаю пусть условно назвать акацирами, лесными людьми аgac-ar (хотя если западную еще более уверенней признавать «сарматоидной», то возникает закономерный вопрос, а где же тогда гунны?). Зимой эти племена торговали и брали дань с земледельцев-джетыасарцев и других оазисов(возможно враждуя за этих данников с Кангюй), воспользовавший некоторым исходом кенкольцев «дома Чжаову» южнее в богатые земли переживающей не лучшие времена кушанской «федерации». Похоже малозначительные передовые группы именно этой конфедерации уже появляются в европейских степях в течении II века , что и мельком зафиксировали первыми Дионисий и Клавдий.

Тем неожиданней греко-римские авторы откровенно упускают появление гуннские полчища на границах Империи, строя даже много после разнообразные гипотезы. Они не замечают их дисперсные части под толстым слоем постоянных алано-сарматских пришельцев из Азии, неотличимых по облику, оружию и образу жизни. Для того Марцеллин задним числом вводит долгую войну меж гуннами и аланами, где первые непрестанными мелкими нападениями измотали вторых, неких аланов-танаитов, меж тем Танаис в этот период подвергается единственному разгрому в 250-51 годах и связан он с готами, далее он непрерывно функционирует уже как варварский город , обслуживающий запросы региона по крайней мере всё гуннское время. И вроде как враждующие племена гуннов и алан(и алан-маскутов), по сообщениям вполне надежных Агафангела, Бардесана и Бузанда проводят совместные походы в Закавказье, задолго до некоего перехода через Волгу в 370е. Моментом истины для жителей Римской Империи, который уже было невозможно заметить стал приход в Европейскую Сарматию основных племен Арало-Приуралья, с заметно большей долей монголоидности. Вероятно, её носителем были кето-самодийский субстрат вытесняемый идущими в той же волне древнетюрскими огурскими племенами из Притяньшанья и Алтая. Помимо большей доли монголоидности и принесшими за Волгу уже упомянутый раннетюрскиий обычай погребений с конем и кремаций. Несмотря на то что основная сарматская масса продолжала преобладать, новый экзотичный для европейцев фенотип вытеснил всё остальные эмоции. Отсюда столь экспрессивное сообщение Марцеллина, не лишенное драматических преувеличений, литературных штампов и нестыковок. Но что же вызвало смену кочевий гуннского объединения, ксеротерм ведь не обрушился внезапно, климатические факторы имеют большую инерционность в течении нескольких поколений людей. Да и приишимская и приуральская лесостепь остается благодатным краем в любом случае. Обстоятельства кочевания не изменились, ведь гунны Атиллы после смерти своего вождя и поражения при Недао вновь вернулись в эти же степи, что видно по возобновлению археологических материалов в постгуннский период V-VI века. Хотя новый цикл увлажнения степи начался только в следующем VII веке. При естественном ходе событий цивилизованные народы быть может остались бы в туманном неведении о неких гуннах на краю мира. Гунно-сарматы по прежнему бы постепенно и незаметно для писателей цивилизованного мира инфильтровывались в сарматский мир европейских степей, какую то бы часть вытеснило к земледельческим оазиса Средней Азии, многие бы осели по кромке уральских и сибирских лесов, на смену саргатцам. Но вдруг в третьей четверти IV века происходит нечто, толчок, и западноказахстанские степи снова обезлюдевают, количество памятников резко падает, что же заставило гуннов сняться с места, оставив уже ставшими родовые кочевья? Очевидно произошел всё тот же «эффект домино» из какого то «эпицентра» и новое кочевое население вытеснило гуннов из основного их ареала на запад в европейскую степь. Эпицентр, что же такое и где случилось в середине IV века? А ведь какое то имя в связи с этим уже звучало точно.

Ши Лэ происходил из племени цзи, цзиху, одного из племен южных хунну спрятавшихся за Великой стеной от гнева сяньби еще в последние ханьские десятилетия. Цао Цао предполагал использовать их в качестве федератов против застенных варваров и поселил их в пределах северных провинций, разделив их на пять частей –«було» — разместив ставку южного шаньюя в Пинъяне. Время шло, Цао-Вей, сменила династия Цзинь семейства Сыма, наконец и она дрогнула, погрузившись в пучину междуусобной восстания князей-родственников. Очередной шаньюй китайских хуннов Лю Юань, посчитал что можно уже и самим править китайцами. И поднял пять варварских племен против Цзинь, объявив династию Северная Хань. Тогда же он привлек в своё войско сначала разбойника и затем удачливого степного командира Ши Лэ. Похоже Ши Лэ был достаточно верен Юаньхаю, фактически став независимы властителем северо-восточной части Китая, поссорившись с Лю Яо объявил собственную династию Познюю Чжао со столицей в Сянго. Эти первые опыты кочевой знати по «двоединому» управлению китайским земледельческим населением создание были еще неудачны, привлекаемое китайское чиновничество продолжало питать глухую ненависть к инородческому засилью. Первая попытка сбросить чужеродное правление Цзинь Чжуня не удалась, но патриоты вполне отыгрались при наследниках Ши Лэ. Усыновленный семьей Ши, китайский генерал Жань Минь тайно ненавидел своих покровителей и не упустил своего шанса. Он захватил власть, преследовал и казнил членов семьи Ши, заодно и вообще всех варваров и продержался два года против соединенных сил всех варваров, хуннов, цянов и сяньби.

images free hosting

Жань Минь развернул невиданный террор против непосредственной опоры свергнутой династии, народности цзи, или булоцзи, и вообще всех хуннов в пределах государства. Как пишут хроники: «тогда погибло много варваров с возвышенными носами», сообщая о том что в одной столице было убито 200 тысяч некитайцев, Жань Минь обещал любому кто принесет ему 10 голов варваров внеочередной чин. Понятно что древние литераторы драматически преувеличивают, но масштабы бойни явно были по китайски масштабны. Великая Равнина ушла на новый очередной виток войн всех со всеми, приведших в итоге к возвышению табгачей. Больше о народе цзи и булоцзи в Северном Китае мы не услышим, лишь в Хэси-Гансуйском коридоре остались лишь их родственные «застенные» гансуйские цзиху. Лишь «Бэй-шу» фиксирует неких болочжи в составе племен теле: «К западу от Иу (Хами) и к северу от Яньци (Карашар) вдоль гор Байшань (Восточный Тянь-Шань) жили племена циби, болочжи, иде, супо, нахэ, уху, хэгу, едеу и юйниху". Устроенная коренными ханьцами «варфоломеевская ночь» произвела видимо неизгладимое впечатление на расселившиеся в долине Хуанхэ многочисленные кочевья южнохуннских племен. С этого же времени инициативу в чехарде варварских царств перехватывают сянбийские династии, древняя степная вражда на землях Великой равнины отнюдь не забылась. Мужун Цзюань подождал пока Жань Минь покончит хуннскими войсками во главе с уцелевшими принцами Ши, и увлекшись этническими чистками не успеет восстановить свои силы. И только затем нанес удар, уничтожил Жань Вэйи захватил весь Северный Китай кроме Чанъяни, где укрепился диский командир Фу Цзянь. Больше хуннские племена ничего жизнеспособного в пределах китайских земель не создали, за исключением Северной Лян в коридоре Ганьсу-Хэси, и она пала под натиском Северной Вэй. Остатки хунну Северной Лян отступили в Турфан(Гаочан) и продержались еще немного пока не пали под ударами жужаней, среди них вероятно были ашина, но это уже другая история. Бойня устроеная Жань Минем и наступление муюнов-сяньби вызвало отток значительной части кочевого населения из пределов Китая на запад вдоль ганьсуйского коридора в Джунгарию и на северную сторону Гоби.В 357 году племя «чиле» фиксируется в описании похода Ранней Янь, в 363 году муюнские вассалы тобасское княжество Дай нападает на впервые упоминаемых «гаоче»-высокие телеги. Как видно муюны-сяньби не успокоились и пытались преследовать своих бывших хуннских противников, тем самым отмечая для нас и их путь. Разумеется «принцип домино» продолжил свое действие, пришедшие в движение племена должны были провоцировать движение уже других племен. И путь этой миграции думаю можно косвенно проследить, в середине-конце IV века исчезают родственные друг другу шурмакская и кокэльская культуры постхуннского населения Тувы, характерные шурмакские мечи найдены после на Средней Оби в составе верхнеобской культуры. На самой Оби и лесостепном Алтае исчезает фоминский этап кулайской культуры, и лишь с перерывом на этих же местах появляется одинцовская верхнеобская культура «азов-аринцев», тесно связанная с этногенезом протокипчаков и карлуков. В Горном Алтае булан-кобинская культура переходит в последний уймонский затухающий этап. Вместе с кулайской в целом исчезает и саргатская культура лесостепной Сибири. Это движение в глубинных степях для внешнего зрителя завершается вторжением гунно-сарматского населения в Северное Причерноморье и далее на Дунай, вовлекая и оттесняя местные западносарматские и восточногерманские племена. Акациры шли во втором эшелоне, встали от Дона до Волги, бывшие уге Прибалхашья разместились на прежнем месте обитания этих ушедших племен, образовав огурский племенной союз. Тогда видимо где то в Притоболье и Поишимье появляется отмеченное в Бэй-ши этнополитическое образование Уи Бэй Го, буквально Северное государство угров. Через век уже их сдвигает на запад савирское объединение, коих в свою очередь некие «абары». Начинается миграционный процесс, обозначенный к концу VI века в Бей ши ремаркой: «Предки телэ -- это потомки сюнну. Племён очень много. На востоке от Западного моря, по горам и долинам < живут > повсюду»

Но первый удар приняла на себя Персидская империя Сасанида Шапура Великого. Буквально через несколько лет после бойни за Китайской стеной в 354-55 годах Аммиан Марцеллин сообщает: «Царь Персидский был запутан в войны с соседями и отгонял от своих границ дикие народы, которые в своем изменчивом настроении часто наступают на него, а иной раз, когда он идет на нас войною, оказывают ему помощь.» В другом месте он снова повторяет: «Персидские командиры, стоявшие в соседстве с составляющими границу реками, тревожили наши пределы грабительскими шайками, в то время как царь был занят в крайних областях своих земель. Они делали дерзкие набеги то в Армению, то еще чаще в Месопотамию». Лишь в следующие 356-57 года римские легаты в Месопотамии «узнали из достоверных и подтверждающих друг друга сообщений лазутчиков, что Сапор, несмотря на тяжкие понесенные им потери людьми, лишь с трудом отражает в крайних пределах своего царства враждебные народы, то попытались завести тайные переговоры через каких-то солдат с персидским военачальником Тамсапором». Они уговорили его послать письмо Шапуру и сообщить о намерении Рима заключить с ним мир, что поможет ему расправиться с этими далекими врагами. «Много времени прошло, пока это письмо дошло в область Хионитов и Евсенов, где проводил зиму Сапор» («eusenas» – «cuseni», т.е. кушаны). По окончании зимы 357–358гг. «царь персидский, все еще находившийся на приграничьях своего царства с самыми отдаленными народами, собрался уже вернуться домой, заключив союзный договор с Хионитами и Гелонами, отличавшимися особенной воинственностью. Тут он получил письмо Тамсапора». Некие гелоны упоминаются Марцеллином в конце книги в списке аланских племен(Амм., III, XXXI, 2, с.240), но возможно всё несколько проще, гилянцы это мятежные горцы Дейлема-Гиркании, вставшие на сторону степняков против персов. Шапур выдвинул неприемлемые для римлян условия и мир не был заключен. В 359 году Шапур вместе с царями хионитов, албан и отрядами «прочих соседних народов» перешел римскую границу и осадил Амиду, с этого момента и Аммиан Марцеллин. Он же застал гибель хионитского царевича, сына Грумбата, «высоким ростом и красотой превосходившего своих сверстников», далее следует подробное описание с кремацией так напоминающее позже похороны у киргизов и древнетюрских ханов. Шапур выиграл войну с римлянами, что позволило ему сильнее вмешаться в армянские дела, однако на восточной границе ситуация была отнюдь не безоблачная. Из-за постоянной тождественности у писателей кушан и хионитов( и последующих кидаритов с эфталитами) неизвестно что послужило причиной активизации населения быших кушанских владений — кушаншахра. Возможно, помимо действий племен хионитского союза паралельно кушано-юэчжийская общность получила мощную подпитку от родственных еще кочевавших где то в северных степях племен их круга. Так иначе в 370-71 году восстал некий сасанидский наместник, кушаншах из рода оставшихся аршакидов(кушанских?). Кушаны разбивают посланное Шапуром карательное войско, масштаб поражения был таков, что это сразу сказывается на борьбе персов с армянским сепаратизмом, и соответственно усилению римского влияния. Поведший было самостоятельную политику Пап был вызван Валентом в Тарс и там убит, на армянский престол была посажена римская марионетка Вараздат. Шапур оставался лишь пассивным наблюдателем, около 376 года сасаниды вели новую неудачную войну с кушанами. Наращивая давление на Армению Валент начал подготовку к масштабному походу против Сасанидов, всё вело к решительному пересмотру позорного «Иовианова мира» на фоне последних годов жизни дряхлеющего Шапура Великого. Но готы перешли Дунай и случился Адрианополь, и еще одно «если бы» не свершилось. Фактически полевая армия Восточной империи прекратила свое существование на долгие годы, но Шапур и следующие Сасаниды оказались совершенно не в состоянии извлечь из этого какие то дивиденты. Более того, наметилась длительная «оттепель» в отношениях двух геостратегических «заклятых друзей». У римлян были свои проблемы, персы же с большим трудом выдерживали прессинг своих северо-восточных соседей в Вароруде. И воюя с ними тоже не делали больших различий меж племенами этого единого посткочевого круга, так воеваший с «тюрками» Бахрам Гур утверждает должность наместника Хорасана «марзбан-и кушан», т.е. «хранитель границы с кушанами».