Эмигрант. (Африканец).

Выкладываю свои зарисовки.

Предыстроия такова: на параллельном завязалась творческая битва на тему специфического АИ. Своими зарисовками отметились Тру Голорд и Каминский. Получилось неплохо.

Возникла идея оттоптаться на свежей полянке. Так родился сюжет.

Большая просьба к коллегам открыть тему на хунтистком форуме в литературном разделе и дать там ссылку, либо скопировать текст.

пусть тоже читают.

Эмигрант. (Африканец)

В небе летели три синих кита.

Ненавижу приключения. При моем образе жизни от приключений один вред, лишние расходы и благородная седина на висках. Я их не ищу, они меня сами находят.

Двое новых посетителей бара сразу показались подозрительными. Белые, прилично одеты, на туристов не похожи, один сразу занял пустой столик у двери, второй направился к бару. Судя по недовольной роже Хуана, гринго заказывает что-то копеечное, чисто порядка ради. Говорят тихо, из-за телевизора ни чего не слышно. Угу. Бармен разливает по стаканам березовый сок из банки. Характерный маркер, на местном языке жестов это означает презрение. Достойному человеку Хуан бы налил из сифона, или из графина.

Людей в помещении мало. За барной стойкой две чики в крайне экономных нарядах. В зале скучают два негра и латинос. Еще одна милашка ждет добычу за столиком. Молоденькая, загорелая, симпатичная девица сидит ко мне вполоборота, стреляет глазками. Ножку красавица положила на стул, и без того сверхкороткая юбочка задралась. С моего столика открывается прекрасный вид на складки и курчавую растительность в укромном месте, видимо чике так жарко, что даже трусики не одела.

— Мистер Дональд Кейси? – приключения не обошли меня мимо. Носитель неприятностей бесцеремонно ставит на мой столик два стакана сока и садится сам.

— Если да, то что?

— Есть дело. Один мой хороший друг пишет роман о жизни замечательных людей. Ему нужна консультация.

Оригинальное начало. Так меня еще не вербовали. Любопытно, что это за люди? Так сразу и не определить. Человек напротив меня средних лет, черты лица грубые, взгляд маленьких серо-стального цвета глаз неприятен. Пиджак на боку нехорошо оттопыривается. Его напарник оставил столик и переместился к бару, что-то выспрашивает у Хуана. Спорю, на улице еще двое с машиной.

— Я очень плохой рассказчик. Вашему другу будет не интересно.

— Серьезно? Один наш общий друг, наоборот очень Вас хвалил, как необычайно интересного, замечательного человека. Думаете, мистер Карлос загнул?

— Мало ли на Кубе Карлосов. Я только в Гаване знаю троих.

— Согласен. Вы хорошо ведете переговоры. Мистер Карлос из Сиэтла считает Вас своим другом и лучшим партнером по бизнесу. Его рекомендация очень дорого стоит.

А вот это уже плохо. Дело в том что, с Джоном мы не вели ничего противозаконного, банально пошив одежды. Не слишком удачно, надо сказать. Мои линейки комбинезонов и туристической одежды особого фурора не произвели, больших денег мы не заработали, хоть и удалось отбить вложения. Честный бизнес. Значит, они копнули глубже. Но кто они и зачем?

— Перейдем к делу. Мой хороший друг ищет интересных людей и готов им заплатить. В частности его интересует история, связанная с одной фотографии – собеседник достает из кармана бросает на стол крупное фото.

Мне достаточно одного взгляда. Но беру фото и делаю вид, что внимательно его рассматриваю. Фрагмент грубой материи в большом увеличении. В шов вшита матерчатая бирка. Код производителя, стандартная пиктограмма с утюгом и четная надпись латиницей «Pakistan». Гм. Неприятно конечно. Надо было внимательнее работать с образцами.

— Что мне это должно сказать? – роняю фото на стол и сплетаю пальцы перед собой.

В этой истории одно радует, стрелять они не будут. Если сразу не устроили силовой вариант с медикаментозным солнечным ударом, то рассчитывают на вербовку. Все же, кто они? На Кубе в начале 21го века можно встретить кого угодно. Правительство патронирует серьезный бизнес и не мешает людям жить. Визовый режим сверхлиберальный уведомительный, запретов на валютные операции нет, туристов толпы, много приезжих. Не удивительно, на этом чудном тропическом острове сплели гнезда разведки всех ведущих стран мира, не считая двух дюжин мелких хищников. Янки на этот гадюшник внимания не обращают, сами активно ловят рыбку в мутной воде.

— Вы благоразумный человек – стандартная фраза, после которой идет стандартный силовой нажим. Так и есть – от Вас зависит продолжение разговора. Либо Вы, мистер Кейси, идете с нами добровольно, либо нет.

— Хорошо. Кого вы представляете?

От ответа многое зависит. Не только они способны на силовой вариант. У меня в левом кармане пистолет. Маленький дамский «Тульский-5» недооценивают, а зря. Слабый патрон не помеха при стрельбе в упор. Игрушка очень компактная, пиджак не оттягивает, карман с ней не оттопыривается. Прекрасное средство для неожиданного превращения застольной беседы в заупокойную службу.

Хуану меня рекомендовали очень уважаемые люди. Бываю у него часто, с завсегдатаями на короткой ноге. Публика в баре тот еще контингент. Половина марксисты, половина просто не любит чужих. Будь сейчас вечер, эти двое живыми бы не ушли, достаточно было бы мигнуть ребятам с одухотворенными лицами потомственных барбудос, а потом поставить им выпивку.

Если ведешь дела в Гаване, приходится заводить нужные знакомства на каждом шагу. Чужаки не всегда это понимают. Бармен не зря протирает бутылки со спиртным. Местный ром штука опасная, когда бьет в голову. Второй вербовщик как раз очень удобно сидит, повернувшись спиной к бармену. К счастью для заведения, я пока надеюсь уладить проблему без шума.

Девица за столиком сообразила что, на меня рассчитывать не стоит, отвернулась к окну и потягивает дешевый коктейль. Что-то ее привлекло на улице.

— Вам не стоит беспокоиться. Я уполномочен пригласить Вас к частному лицу. Эксцентричный миллиардер очень интересуется артефактами из несуществующих государств. Безопасность гарантируется. Гонорар в любой валюте, через любой банк.

— Предпочитаю старую добрую наличку – при моих словах оппонент расслабляется. Раз торгуюсь, значит внутренне согласен.

— Я уполномочен предложить полмиллиона долларов.

— Миллион и немецкий паспорт. – Кажется, мне удалось его удивить. Коммунистический режим далеко не лучшее место для желающих тишины и спокойствия. Вход доллар, выхода нет.

— Деньги получите. Дополнительный гонорар мистер Воронцов назначит, если ему понравится рассказ. Паспорт Германии будет, но не быстро. Понимаете, придется серьезно работать с Хартманом.

— Идет. – С фамилией заказчика он меня разумеется обманул. Это не русские. Ни кто не будет обещать сделать настоящий немецкий паспорт, кроме самих немцев, или вольных грандов с материка. Вторые сами через одного связаны с коммунистами. Упоминание фамилии германского атташе должно было усыпить мою бдительность, но на самом деле только усилило подозрения.

С сожалением гляжу не недопитое пиво. Жалко оставлять. Допить можно, но не нужно. И вообще не стоит пока брать в руки тяжелые предметы.

— С барменом рассчитается мой друг. На улице ждет машина.

— Деньги в машине? – я дурак, примитивный недалекий парень из глубинки. Я клюнул на наживку и сам лезу в капкан. Искренне надеюсь, они поверили.

— Зайду отлить – киваю в сторону двери в глубине помещения.

— Не стоит никому звонить, мистер Кейси.

Больше мне не препятствуют. Второго выхода из туалета нет. Закрываю за собой дверь. Пора валить. Я и так собирался уходить. Увы, кое-что осталось недоделано. Не хватило буквально недели закрыть последние сделки, вывести деньги и подчистить хвосты. Жаль покидать этот мир так рано.

Закрываю глаза. Представляю себе крутящийся волчок. По жестяному корпусу бегут спирали. Красная. Синяя. Белая. Опять синяя. Порядок цветов произволен. Полосы скручиваются в точку. Время ускоряется. Гул волчка нарастает. Восемь! Одна только мне понятная частота вращения игрушки. Синхронизируемся. Всё. Открываю глаза.

Я стою в крошечном обшарпаном туалете. Кажется, ни чего не изменилось. Надо же! Повезло. Я опасался, что попаду в закрытое помещение, или вообще выбросит на улицу, прямо под колеса трамвая.

Маленькие отличия есть. Лампочка над головой из светодиодной превратилась в галогеновую. Исчез держатель для бумаги. На плитке над бачком трещины.

Из туалета выхожу в бар. Ба! Почти то же самое. Хуан с невозмутимым видом готовит коктейль. Две длинноногие чики активно охмуряют юнца в джинсовой куртке. Негр и латинос глядят в окно. Перед ними на столике пустые бокалы и тарелка с останками закуски.

Вежливо киваю бармену и выскакиваю на улицу. Быстрее, пока до него не дошло, что из бара вышло на одного больше, чем зашло. Улица тоже почти не отличается от оставшейся в другом мире. Иду быстро. Сворачиваю за угол. Через два квартала поворачиваю направо. Места знакомые. Через полчаса открываю двери в одну из многочисленных гостиниц приморского района.

— Добрый день, господин Смирнов! Ваш номер в порядке – метрдотель встает при моем появлении.

— Спасибо, Крис. Меня спрашивали? – разговариваем на английском.

— Нет. За последние пять дней Вас не спрашивали.

— Прекрасно.

В номер поднимаюсь по лестнице. Замок послушно щелкает, стоит только коснуться его картой ключа. Привычно закрываю за собой дверь на замок. Обхожу номер. Все чисто, прибрано, в душевой свежие полотенца, окна закрыты. Полный порядок. Если у меня и были гости, кроме горничной, то следов не оставили. В холодильнике нахожу хороший ассортимент выпивки и пачку сигарет. Невольно улыбаюсь, представив себе реакцию персонала, отнюдь не каждый гость охлаждает сигареты. С другой стороны, самое удобное место для хранения. Меня устраивает.

На балконе закуриваю. С этой минуты начинаю новую жизнь. Вру, конечно. Поздно начинать все с нуля, да и не хочу. И не нужно. С людьми «господина Воронцова» буду разбираться не сегодня, и не в этом месяце, и не на Кубе. Это уже вчерашняя проблема. Я вернулся на неделю раньше, буду эту неделю отдыхать. Это Куба, черт подери! Хватит работать, иногда нужно отдыхать.

Первым делом я переодеваюсь. Всю старую одежду, включая подштанники, убираю в отдельный пакет. Чистая одежда в гардеробе на вешалках. Все аутентичное, куплено в этом мире, пусть в разных странах, но это не компромат. В сейфе меня дожидаются документы, двухадресный телефон, портатиб, банковские карточки, деньги, разумеется. Отдельно кобура с «Береттой» и запасные обоймы.

В гнезда телефона вставляю две нужные мне адресные чеки, ставлю на место аккумулятор, защелкиваю крышку, включаю. Минуты через три, аппарат загружается, подключается к сетям. Тук-тук. Тук-тук. На телефон сыплются текстовки. Две банковские выписки, отчеты об автоматических платежах, предупреждение о шторме, уже устаревшее, одно сообщение от Майкла. Остальное вульгарная реклама.

Чуть было не нажимаю на набор номера. Нет. Рановато. Сначала раскрываю и включаю портатиб, втыкаю в разъем провод интерсета. В нашем веке шага нельзя сделать без вычислителей и всемирной сети. Мне это не нравится, но отказываться от благ цивилизации преждевременно. В моем случае опасно для жизни.

Захожу в почту, нахожу письмо от Майкла. Мой капитан отчитывается о закупе топлива и выплате зарплаты матросам. Хорошо. «Силестрия» дожидается хозяина на старой стоянке. На борту порядок. В конце письма Майк интересуется: когда выходим в море?

Пробегаю по новостным лентам. Суета. Суета сует, всё суета. Из интересного только старт русской трансмарсианской экспедиции. Репортажи из Учкудука и Симферополя. Кадры торжественного старта громадины «Князя Владимира» с лунной орбиты. Улыбающиеся лица космонавтов. Экспедицию год готовили, но не все верили, что они полетят. И вот, свершилось!

Новость вызывает у меня законное чувство гордости за наших. Пусть я эмигрант, но уже как год полноправный подданный Российской Империи. Этот паспорт у меня абсолютно подлинный, честно заработанный. И дело не в принципах, а это был наиболее простой путь получить надежный документ. Удачно попал под Указ о соотечественниках.

Неделя пролетает незаметно. Куба и в этом мире одно из лучших мест для бесшабашного отдыха на пределе здоровья. Формально независимое государство, демилитаризированная зона, реально арена битвы русских и американских корпораций. Открытый визовый режим. Минимальные торговые пошлины, от чего все очень дешево. Прекрасные улыбчивые люди. Симпатичные девушки. Очень легкие нравы.

Я закрываю дела. Деньги перевожу в российские и шведские банки. Фирму закрываю. Налоги и счета оплачиваю. Яхту переоформляю на Майкла. Без разговоров. Пусть «Сильвестрия» это всего лишь старый флотский тральщик, купленный четыре года назад за бесценок, но для моего капитана это настоящее сокровище. Это его первый собственный корабль. Что он будет делать с судном, не знаю. Скорее всего, подрядится катать туристов или займется мелким фрахтом на грани закона.

Ну, вот и все. Со второго этажа аэропорта открывается хороший вид на летное поле. Таможенный досмотр пройден. Багаж сдан. Через пять минут объявят посадку. Турбореактивный лайнер «Гражданфлота» прогревает турбины. Всё. На этот раз я действительно начинаю новую жизнь. Становлюсь добропорядочным гражданином. Как меня примет новая родина?

Открываю паспорт. Да, подданный Российской Империи. Моя фотография с орлиной печатью. Смирнов Герхард Георгиевич. Год рождения 1973. Место рождения Нортхэм, Южно-Африканский Союз. Русский. Православный. Холост. Детей нет. Чистые страницы.

Мне нравится эта машина, большая снаружи, стремительные и одновременно солидные очертания. Мощный приемистый мотор. Подвеска жесткая и надежная, непробиваемая. На трассе скорость не чувствуется, с места рвет, как истребитель, дорогу держит как кошка добычу всеми четырьмя колесами. Салон полная фантастика, Весьма немаленькое авто внутри больше чем снаружи. При моем росте у кресла остается запас, еще можно подвинуть на два вершка. Потолок не задеваю, брюки о пороги не пачкаю. Обзор великолепный, зеркала большие, вижу в них все. Рычаги, кнопки, приборы на своих местах, они словно сами прыгают под руки, когда нужно.

Да, коробка механика. Я так привык с юности. Есть робот, достаточно щелкнуть рычагом и он включается в работу. Не знаю, как это сделали, но два режима независимы, ни чего не мешает, все работает как надо. Чорт побери! Я влюбился как мальчишка. Влюбился в машину. Влюбился как только увидел в салоне эту довольную, уверенную хромированную морду с громадными прямоугольниками фар, четко очерченными линиями бампера, дополнительными воздухозаборами на капоте и крыльях.

Еще больше понравилось обслуживание. Менеджер по продажам, здесь их по сих пор называют приказчиками, грамотный, с чувством собственного достоинства, без нужды под руку не лезет. Мне все показали, рассказали, сразу назвали настоящую цену, без этих рекламных трюков. Кредит не навязывали. В этом мире, похоже, до сих пор потребительский заем понимания не находит. А вот наличку уважают. Ни кого не удивляют пачки купюр в дамской сумочке или портфеле мужчины.

Меня все устроило. Комплектация без лишних наворотов, дешевых фиговин за большие деньги. Есть всё, что нужно человеку. Мотор 170 лошадок. Полный привод отключаемый. До всевозможных электронных систем безопасности здесь еще не докатились. Всё благородная механика и сервоприводы, без компьютеров с которыми не знаешь, ты ведешь машину, или она тебя. Цвет мой любимый красный металлик. Кондиционер попросил не ставить, а вот музыкалку заказал с дублированным на руль управлением. Подфарники, подсветка пепельницы, очечник, защита картера и бензобака все есть. Сигнализация с дополнительными блокировками и контурами безопасности.

Раз решил осесть в столице, нужна нормальная машина. Это не понты, это жизненный опыт. Машина сильно экономит время. Свою красавицу забрал через две недели после того как внес аванс. Номера повесили в салоне. Там же зарегистрировали. С тех пор прошло полгода. Машина ни разу не подводила. Чудо. Мотор на холостых почти не слышно. Дергаются стрелки, зажигаются индикаторы. Ход сцепления плавный. Трогание плавное. Моя «Двина» как любимая женщина. Отзывается с одного касания. На скорости буквально сливаюсь с машиной. Непередаваемые впечатления. Мотор моментально реагирует на касание педали. Переключаюсь, прибавляю газ и чувствую, как машина отзывается в ответном ритме.

Она обнимает меня теплой чуточку шершавой поверхностью кресла. Чувствую всем телом, как там внутри пульсирует горячее масло, насосы гонят по жилам трубок бензиновую кровь, в цилиндрах взрывается смесь, поршни разгоняют валы, механика коробки и передач как кости и мышцы разгоняет стальное стремительное тело машины. Поворачиваю руль, прибавляю газ, она послушно вписывается в вираж, ускорение вжимает в кресло, шумы меняют тональность. И опять на прямой – торжествующий, уверенный тихий гул стального сердца, шорох шин, бегущая на тебя серая лента дороги.

Она великолепна, неутомима. «Двина» на нежность отзывается чувством. Входя на ней в ритм движения не думаешь, всё на древних как этот мир инстинктах. Это настоящее. Порой весь мир вокруг исчезает, растворяется, остаемся только я и она. Она – моя неутомимая, горячая, отзывчивая и чуткая «Двина».

По выходным движение в городе слабое. Пробок мало. Все кто мог, ранним субботним утром поразъехались по пригородам. Интересно наблюдать за жизнью большого города. У меня чуть было слезы умиления не выступили, когда проезжая утром по кольцевой, наблюдал сплошной стальной поток на Московском, Витебском, Нарвском шоссе. Какая знакомая картина. В моем родном мире точно так же. Пусть застройка вокруг проспектов сильно отличается, трасса кольцевой сдвинута, качество покрытия отличается, но сами субботние пробки на выездах стабильны, неизменны, вечны.

Середина мая. Тепло. За спиной поднимается яркое весеннее солнышко. Погода великолепная. Наплевать на всё и свернуть на Залив. Найти уютный пятачок, бросить машину у трассы и просто загорать на песке под шум волн, наслаждаясь тягучим смолистым ароматом соснового бора и лесных трав. Сосны, песок и море. С возрастом начинаешь ценить балтийский берег. Мягкий приятный климат. Самое то для человека моего возраста и биографии.

На радиоволне энергичные ритмы «Белого катафалка» сменились выпуском новостей. Политика, визиты, переговоры, очередные громкие и бессмысленные заявления. Скучно. А вот это интереснее: разгромлена крупная банда в Колумбии. Глава дон Жуан Перейро убит в перестрелке. Труп уже опознан, залит консервантом и специальным бортом отправлен в Боготу.

— Эх, дон Перейро, интересный ты был человек, хоть и сволочь из выкрестов.

Даже жаль. Пять лет назад мы встречались. Я даже называл его своим другом. А попробовал бы не назвать одного из влиятельнейших донов Колумбии! Там такое не прощает. Горячие южные кабальеро, для них если не друг, то враг. А врагов живыми не отпускают. С Перейрой меня свела судьба на почве общего интереса к одному предприятию, которое я начал, и даже вовремя закрыл, свалив живым и с деньгами.

Помню наш последний разговор с доном Жуаном, он тогда очень эмоционально в красках с красноречивыми жестами рассказывал, что хочет со мной сделать. Хороший он был человек. От попытки немедленного воплощения планов в реальность его уберегали веревка на шее и револьвер в моей руке. Я ведь так и не смог ему объяснить происхождение контейнера с героином редкого высокого качества. А если бы объяснил, то пришлось бы его брать с собой в чудный мир, где в Колумбии доллары любят больше марок и рублей. Я этого не хотел. Пришлось расставаться по жесткому варианту.

Гм, а местная полуфеодальная вольница в предгорьях Анд везде одинакова, по крайней мере, мне приходилось работать в этом регионе в трех мирах. Различия несущественны, только в адресах штаб-квартир банков, через которые местные отмывают деньги.

Следующая новость, мятеж племен в Бельгийском Конго. Сам мятеж не новость, но сегодня утром негры освежевали православную миссионерскую миссию в полном составе. Упокой, Господи, души детей твоих. Хотя, сами виноваты, нечего было переться в дебри спасать человеческие души там, где люди почти и не встречаются. И вообще, я, как и большинство подданных Империи, неодобрительно отношусь к миссионерству среди диких племен. Навидался. Спасибо, видеть их больше не хочу. В России и так слишком много христиан со всеми правами и обязанностями, больше не надо.

На развилке перед дамбой сворачиваю с трассы. Через поворот под мостом ухожу налево на Копорское шоссе. Трасса ведет мимо усадьб Большой Жоры, мимо Лебяжьего прямиком на Валдай. Здесь в поселке у меня встреча с одним человеком.

Что и говорить, легализовавшись надо думать о постоянном заработке. Даже не денег ради, они у меня есть, заработал на межмировых турне достаточно, а для души, чтоб руки и голова без дела не оставались. Жизнь рантье, старого помещика не для меня. Чувствую, затянет болото, не замечу, как разленюсь, мозги жиром заплывут. А оно мне надо?

Телефон вопит голосом Ди Снайдера. Это Жанна. Намеренно поставил такую мелодию, уж больно она соответствует человеку.

— Привет. Как дела. Ты где?

— Привет, Милая. Всё хорошо. Как у тебя? Что делаешь?

— Дома. Уроки проверяю. Вчера «шестерку» получили. Надо исправлять.

— Ясненько. Какие планы на вечер?

— Нету планов. А у тебя?

— Просто погулять.

— Один? – голос выдает ее с головой. Не получается у Жанны нейтральный тон.

— С одной милой, симпатичной, любимой дамой. Жанна, поехали в Ботанический, погуляем, посидим в кафе, потом еще что придумаем.

— Приглашаешь? Звучит многообещающе. Что мы придумаем?

— Не знаю, — делаю паузу, затем хриплым шепотом: — Помню тебя в том красном атласном комплекте с кружевами. Ты была восхитительна и возбуждающая.

— Хм. Надо подумать.

— Я тебя не видел целых два дня.

Ботанический сад в мае хорош. Все цветет, зеленеет, распускается. Мы гуляем по дорожкам, взявшись за руки, как гимназисты. Ловлю красноречивые взгляды моей дамы. А ведь она ревнует. Как вспыхнула, когда мой взгляд задержался больше необходимого на парочке студенток!

— Герд, иди сюда – Жанна утягивает меня в глубину беседки.

Тянется на носочки, обнимает, впивается в мои губы жарким поцелуем. В голове туман. Вижу только ее глаза, стискиваю хрупкую фигурку, прижимаю к себе. Хочу ее. Чуть отстраняюсь и опять притягиваю к себе. Нежно целую. Ласкаю языком ее губы.

— Любимый – выдыхает женщина. – Я ждала тебя всю жизнь.

— Любимая – ограничиваюсь одним словом. В мозгу зажигается красная лампочка. Аларм!

В глазах любимой женщины читается всё. Открытая книга. Сигнал тревоги не умолкает. Я опять зашел за флажки. На миг ловлю себя на мысли: а не слишком ли я перестраховываюсь? Так до нервного расстройства докатиться можно.

Кафе откладываем на вечер. Как студенты бежим к машине, перепрыгивая через лужи. Руку в карман. Нажимаю кнопку брелка. Фары мигают, щелкают замки. Моя стальная красавица готова впустить меня в себя. Ключ в узкую щель замка. Ремень я не пристегиваю. В этой стране еще не докатились до повальной видеофиксации.

После Аптекарского моста попадаю на «зеленую улицу». Машин мало. На перекрестках успеваю проскакивать на зеленый. Да и мало светофоров на прямом как стрела Суздальском проспекте. Заранее перестраиваюсь на Выборгский. Под светофором целую даму в плечо, она кокетливо подставляет шейку. Чувствую ее пальчики на бедре. Нежное поглаживание.

Светофор мигает. Рука сама опускается на рычаг. Первая и мягкий старт. Вторая. Третья. Сразу пятая. Руль резко влево, буквально втискиваюсь в щель между синей «Шкодой» и серебристым «Корсаром». Извините, я спешу. Эйфория. Грудь разрывает от чувств и острого как огонь желания.

Поворот на Ольгинскую дорогу. Район считается не самым лучшим, местные снобы кривятся от серийных многоэтажек. А мне понравилось, и среди соседей недовольства не наблюдается. Удобно, практично, место хорошее, метро рядом, выезд на СКАД близко, старый парк прямо под носом. Планировки в домах на любой вкус. Квартиры меблированные. И всё это счастье весьма недорого, для столицы, разумеется.

Сворачиваю к дому, паркуюсь напротив парадной. Пока лифт идет на девятый этаж, обнимаемся и целуемся. Я хочу ее прямо здесь, сейчас, всю без остатка. Глаза Жанны горят страстью, ее руки обнимают меня, прижимают. Сам бесцеремонно запускаю руки под жакет, задираю юбку, мну, тискаю ее попку.

Двери лифта открываются. Дама успевает одернуть юбку, смотрит на меня с укоризной и этаким лукавым задором. На площадке пусто. Мы вваливаемся в квартиру. Щелчок замка за спиной. Всё. Мы одни.

— Любимая. Милая моя, нежная.

Подхватываю Жанну на руки. Туфли падают на пол. Тонкие руки обнимают мою шею. Губам становится жарко от поцелуя. Наощупь, почти не видя ни чего вокруг, несу свою добычу в спальню.

— Герд.

— Любимая.

— Ты мой. Мой. Мой.

Мы оба отдаемся порыву страсти. Не раздеваясь. Без остатка. Бедная кровать еле выдерживает бешеный ритм дикой скачки. Стоны моей женщины подливают масла в огонь страсти. Мне буквально сносит крышу.

— Герд, что это было?

— Ты прелесть.

Наклоняюсь к любимой и запечатываю ее губы поцелуем. Ласкаю ее грудь через блузку. Высокая, острая, совсем как у юной зрелой девушки.

— Подожди – Жанна садится на кровати. Ее пальчики на моих бедрах.

— Ты хочешь? – риторический вопрос, плоть говорит сама за себя.

Медленно нежно ласкаю мою милую. Жанна выгибается, прижимается ко мне. Блузка и лифчик летят на пол. Боже мой! Какая она у меня красивая! Хрупкая, стройная, не смотря на возраст, кожа чистая, животик плоский. Острые груди манят, завораживают. Помогаю Жанне освободиться от юбки.

— Теперь я тебя – тихий шепот в ухо.

Не сопротивляясь, падаю на спину, тяну любимую за собой. Мы незаметно переходим к следующему раунду.

— Герд, мне хорошо с тобой.

— Да, любимая.

Голова дамы покоится на моей груди. Ножка переброшена через мое бедро. Тереблю пальчиками каштановые локоны, ласкаю нежное ушко. Расслабуха. Мне хорошо.

— Мы всегда будем вместе.

— Конечно. – Отвечаю на автомате. В голове взрывается молния. Опасность! Пение сирен затянуло меня на минное поле. Еще немного, еще один шаг и я уже не вырвусь из ловушки. Дверь стальной клетки захлопывается. Тихо. Без паники.

— Герд, тебе понравилось? Ты останешься сегодня у меня?

— Ты неповторимая. Прелесть – на второй вопрос пока не отвечаю.

Пока Жанна принимает душ, курю на балконе. Пусть я живу один, но стараюсь не курить в комнатах. Климат в столице мягкий, комфортный, даже зимой морозы не чувствуются. Нет проблемы в том, чтобы набросить куртку и выйти на балкон даже в жуткие для аборигенов пятнадцать градусов по Цельсию.

Весна. На улице не холодно и не жарко. Самое лучшее время года. Небо чистое, прозрачное. Хочется раскинуть руки и взлететь. Весна. Хочется чего-то большого, чистого и светлого. Мне грустно. Жизнь идет, я в этом мире один одинешенек. Хочется встретить близкого человека, ту единственную, верную, близкую, как мои Наташа и Вика. На миг становится страшно, вдруг всё тщетно? Может быть, не там ищу? Или хуже того, встречу, а она меня не ждет, у нее уже есть свой единственный, которому она верна? Я не знаю. А к черту всё! Главное ввязаться в драку, потом разберемся.

Мы едем обедать. Тихий спокойный ресторанчик близ «Удельной». Уютная обстановка, хорошая кухня, расторопные половые. Мне нравится это место. Потом мы катаемся по городу, гуляем в Алексеевском парке. Разумеется, ночую я дома и один. Жанна еще раз предложила зайти. Нет, отказался. Слишком хорошо знаю, к чему это приведет. Нельзя оставаться там, где не хочешь. Она хороший человек, милая, чувственная, она хорошая мать для своей дочки, но она не для меня. Эмоции, цветы, ночные прогулки, страсть – это есть. Серьезных отношений нет. И уже не будет. У нас слишком разные представления о жизни и цели.

Что мне нравится в этой России, так фантастическая свобода, отсутствие того навязчивого надзора за гражданами, как в моем родном мире. Да и в других мирах в 21-м веке не лучше. До вездесущих видеокамер, сканеров, турникетов, контроля на каждом шагу здесь не дошли.

Билет на самолет оформляю через интерсет. Но мог бы купить в аэропорту или у агента. Причем, фамилия и паспортные данные в билет не вписываются, при посадке документы не спрашивают. Досмотра в аэропорту нет вообще. Это внутренние линии. У пассажиров даже оружие не опечатывают, только стюардесса с улыбкой предупреждает, в самолете лучше не стрелять, при разгерметизации салона всем мало не покажется.

Когда-то очень давно меня удивляла и напрягала такая безалаберность. Потом понял, на безопасность досмотры и просвечивания не влияют. Террористическая угроза и здесь потенциально существует, но истерии с ней нет. Вообще, люди в этой России другие, более уверенные, сильные, самодостаточные.

На любые попытки каких-либо банд идеалистов навязать обществу свою волю посредством террора общество реагирует быстро и жестко. Полиция, спецслужбы и простые неравнодушные подданные открывают сезон охоты. Суды присяжных как всегда единодушно на стороне демократического большинства. На визги маргиналов у нас внимания не обращают. Потому террористы, сепаратисты, националисты, марксисты и прочая мразь молча сидит под веником. Знают, стоит пролить кровь, и их самих утопят в крови родственников, сородичей и подельников.

Я лечу в Константинополь. Удивительный город во всем его многообразии. Я видел в разных мирах и турецкий, и русский, и греческий Константинополь. Он всегда в 21м веке большой, шумный, пестрый, разноязычный. Удивительно, но даже при самом жестком подходе он не поддается полному отбеливанию. Азиатское в нем въелось в плоть и кровь, проросло сквозь асфальт и камни. Столетия турецкого владычества не вытравить из души города.

Мечетей в городе нет вообще. Последнюю синагогу снесли еще до Второй Мировой. Исторический центр перестроен и разрублен широкими магистралями. Город в 20м веке заселен заново. И все равно, нет, да выглянет из тени небоскреба дом с характерным куполом, встретится перестроенная из мечети церковь, попадется на глаза табличка, вывеска с арабской вязью. Нет даже не так, это невозможно объяснить, надо самому почувствовать — сама атмосфера Константинополя пропитана духом востока.

Дворцы, старые здания, сады, кусочки старинных улочек это только внешнее, суть гораздо глубже, она осязаема, но нематериальна. И эта суть проявляется постоянно в самых разных, кажущихся несвязанными вещах. Так необъяснима любовь константинопольцев к базарам и уличным торговцам. Местные обожают торговаться. Городская среда пронизана суевериями, мифами и обычаями. Откуда это взялось? Почему вдруг в глазах местных многие православные святые вдруг обрели атрибуты и характеры дохристианских азиатских божков? Сие неведомо.

Я в городе не задерживаюсь. Прямо из аэропорта в порт. Там беру билет на первый паром на Кипр. Судно отходит через полтора часа. Удачно. Расписание рейсов мелких перевозчиков весьма условно. В отличие от серьезных компаний, это ребята графиков не придерживаются. Но зато и с регистрацией у них проще.

Мне подвернулся паром греческой компании. Старая посудина николаевской постройки, о чем с гордостью говорилось в рекламном проспекте. Комфорт конечно на «Кареозисе» относительный, но зато одноместная каюта всего за сорок рублей, кормежка входит в стоимость.

Контроль на греческой таможне сущая формальность. В Константинопольском порту хотя бы проверили декларацию и прибили паспортные данные по базе. Здесь же всем все равно. Чиновник даже не смотрит в паспорт, ему вполне достаточно вида двуглавого орла с имперскими коронами на документе. Чисто формальные вопросы:

— Наркотики, валюта, золото, запрет на въезд?

— Нет. Именно за этим я и приехал – широко улыбаюсь.

— Тогда желаю избежать неприятностей на русской таможне. Они не приветствуют провоз героина.

И не понятно, кто над кем пошутил.

Зато при виде двоих армян чиновник преобразился. Куда только делся благодушный увалень, глаза прищурились, нос заострился. Паспорта грек провел через сканер, чуть было не обнюхал, заставил обоих туристов вывернуть карманы и раскрыть чемоданы. Что ж, у малых стран свои заботы и разборки. Отголоски давней греко-армянского торговой войны дают о себе знать до сих пор. Либо у чиновника свои претензии к многочисленной и сплоченной армянской диаспоре острова. Кто знает?

От Лимассола до Киринии добираюсь на такси. Машину заказываю через агентство, потому у таможни меня встречает приличный «Рено» с кондиционером и чистым салоном. Водитель молодой хмурый абрек ведет машину уверенно, без столь характерного южного раздолбайского лихачества. Дорога долгая. Разговорились.

На стандартный вопрос я не стал врать, честно сказал что, на острове не в первый раз, на Материке тоже бывал. Это избавило меня от стандартных басен о прелестях Кипра, пространного описания всем известных достопримечательностей и попыток впарить всякую хрень по бешенной цене. Парень неплохо говорил по-русски.

Какой формат планируется? Роман?

Мир уцелевшей РосИперии, мир социалистической Германии... Минимум три мира доступны, скорее больше.

Ждем проды.

На стандартный вопрос я не стал врать, честно сказал что, на острове не в первый раз, на Материке тоже бывал. Это избавило меня от стандартных басен о прелестях Кипра, пространного описания всем известных достопримечательностей и попыток впарить всякую хрень по бешенной цене. Парень неплохо говорил по-русски.

Нормальный незатейливый треп позволил скоротать дорогу. Абрек, кстати, его звали Умаром, жаловался на жлобство и разгильдяйство местных властей, не способных даже дороги привести в человеческий вид. После того как я вспомнил что в России за последний год бензин подорожал на две копейки, Умар воспринял меня как родного. Обсуждение цен на топливо, ремонта, качества дорог и дорожных поборов сближает самых разных людей.

Откуда Умар знает русский? Его предки еще в 20м году прошлого века бежали из России в Турцию. Печально известное Кутеповское «умиротворение». Время было такое. Недавно закончилась Вторая Отечественная, в бюджете одни долги, народ злой, в стране безработица, военные заказы аннулированы, а тут еще мятеж горцев, грабежи, набеги, осада станиц и прочие радости жизни. Да еще характер у государя-императора сильно испортился, говорят, после того как его в феврале 17-го свергнуть пытались.

Все закончилось очень печально, для горцев. Наскоро переброшенные на Кавказ войска и казаки получили недвусмысленный приказ подавить мятеж в кратчайшие сроки, не считаясь с условностями. Одновременно, в чью-то светлую голову пришла идея перевести кавказские полки на самоснабжение из благих побуждений экономии бюджета. Горцы выдержали ровно два месяца, а потом запрягли коней в арбы, погрузили скарб, посадили сверху детей и побежали в Турцию под крыло единоверцев.

На Анатолийском полуострове время веселое. Останки Османской империи рвали кому не лень. Мустафа Кемаль с младотурками пытался удержать за собой хотя бы огрызок страны. Жизнь разметала мигрантов по всему восточному Средиземноморью. Кто-то даже попал в Египет. Многие осели в Курдистане. А дед Умара после долгих мыканий уехал на Кипр. Нашелся клочок пустующей земли, а может быть и прирезали бывшего хозяина, горцы занялись разведением овец и виноградарством. Так и прикипели к земле. Третье поколение это уже коренные.

Из той беды киприотские абреки вынесли необычный обычай – русский язык учили как родной. Старые обиды давно минули в прошлое, а уважение к русским осталось. Помнили и хлеб с полевых кухонь, и защиту от кавказцев, которые очень непрочь были раздеть до гола беженцев в Закавказье.

В Киринии я расплатился с Умаром рублями по льготному курсу. Грех было обижать хорошего человека. Приморский городок предоставлял отели на любой вкус и кошелек. Мой выбор пал на небольшое уютное заведение на окраине. Приличный номер с террасой и кондиционером, персонал говорит на английском, тропинка к пляжу, рядом роща, что еще нужно для отдыха? Я лично отдыхать не собирался, но не говорить же о своих планах всем встречным и поперечным. Пусть всё выглядит, как должно быть.

Сейф в номере мне понравился, добротное, надежное механическое изделие итальянских мастеров. Не факт, что у хозяина нет универсального кода, но хоть какая-то гарантия от излишнего любопытства. В дорогу я собрался на утро. Потертые джинсы, легкая ветровка, хорошие ботинки. Универсальный костюм на все случаи жизни. В карманах документы, деньги, банковские карточки.

Свой паспорт Российской Империи я оставил в сейфе, там же карта «Северо-Западного банка», телефон и наличка. После долгих раздумий, надел плечевую кобуру с «Береттой». Пусть не самое лучшее оружие, но зато воистину универсальное. В свое время меня удивило, что некоторые модели оружия изобретались и получали распространение сразу в нескольких мирах. Так и с этим пистолетом. Там куда я иду, патроны к нему купить можно в каждом оружейном магазине. Или почти в каждом.

Осталось глянуть в зеркало на прощанье. Так, ни чего не забыл. В роще за гостиницей нашлась старая беседка. Тихое укромное место. Закрываю глаза. Перед внутренним взором крутится волчок. Бегут полоски.

Переход занимает секунды. Открываю глаза, оглядываюсь и прислушиваюсь. Гм, стою в кустах, в двух шагах от дорожки. Слышны голоса. Мимо меня проходит компания чрезвычайно скудно одетой молодежи. Трое парней и две девушки, все без верха, даже дамы. Да, я уже забывать стал некоторые недурственные обычаи свободного мира. Увы, мода на топлекс в мире, где я осел, отнюдь не повсеместна, наоборот, в большинстве развитых стран она не находит понимания у граждан. А жаль. Молодые красивые тела голая загорелая грудь не портит. Совершенно не портит. Зуб даю.

Дождавшись, когда компания скроется за поворотом, выхожу на дорожку. Миную гостиничные корпуса и выхожу на улицу. Дальше полверсты по тротуару. Вот он неприметный скромный домик за высоким забором. Судя по мусору у калитки, ее не открывали несколько недель. Заразы! За что я, спрашивается, плачу деньги клининговой компании?

Калитка открывается кодовым замком. Во дворе следы запустения. Дорожки засыпаны песком и листвой. Почтовый ящик завален наполовину. Деревья и кусты разрослись. Н-да, есть своя особая красота в картине запустения. Жаль, сегодня не до любования пейзажами. Времени нет.

Кодовый замок отзывается на прежний пароль. В доме та же грустная атмосфера пустоты. Вроде, не грязно, все на месте, а чувствуется, люди здесь не живут. Воздух затхлый. Обхожу свои владения. Следов на пыльном полу не наблюдается. На люстре в спальне висит одинокий бюстгальтер. При виде этого предмета ухмыляюсь. Следы старых развлечений. Так и не удосужился снять после того свидания с Лаурой. Ну и пусть висит. Говорят, в холостяцкой берлоге обязательно должна быть хоть одна женская вещь, атмосферности и уюта ради.

Свет пока не включаю. Только проверяю щиток. Нет, автоматы включены. Все в порядке. Обойдя владения, удостоверившись что, за мной не следят, возвращаюсь в кабинет и открываю замаскированный сейф в стенной нише за столом. Мобильник даже не разрядился. Батарея показывает половину заряда. «Симки» пока не вставляю. Только втыкаю зарядник. Не к спеху. Пока компьютер загружается, курю на веранде.

Надо будет не забыть позвонить в клининговую компанию и дать им втык. Даже заброшенное жилье требуется регулярно чистить. Не хватало мне еще в следующий приезд обнаружить битые окна, птичьи гнезда на шкафах и лианы на гардинах. Любо вообще кострище на полу гостиной и следы бивуака хипстеров, а в душевой кабинке разложившийся труп наркомана.

— Добрый день! – над калиткой появляется голова в бежевой шляпе.

— Привет, Никандрос, — эту наглую рожу невозможно не узнать. Быстро он, однако.

— Дональд, я не видел машины.

Открываю калитку и впускаю Филатоса на территорию. Обнимаемся. Никандрос из тех людей дружелюбие которых немного пугает. Он сходу интересуется, нужно ли мне что-то, предлагает помощь, приглашает на ужин.

— Нет, нет, Мне сегодня не до того. Приехал буквально на пару дней, проверить дом, разобраться делами.

— Вы янки всегда спешите. Заботы, дела, деньги, работаете, как проклятые, — сосед рубит воздух ладонью – а жить не успеваете.

— Ради этого и приехал. Харчевня Андеаса над обрывом еще открыта? – быстро вспоминаю хорошее тихое местечко, дабы не огорчать друга отказом от ужина.

— У него всегда открыто. Сам знаешь, сыр ему привозят самый лучший, а вино делает его сын.

Исчерпывающая характеристика. На Кипре почти в любом мире есть такие уютные патриархальные харчевни, где хозяин сам ведет дела, привечает гостей, знает по имени всех завсегдатаев, где подают молодое вино в глиняных кувшинах, а кормят настоящей деревенской едой. Пусть несколько однообразно, все заливают оливковым маслом, но зато порции отваливают от души. Там не найдешь пластиковой мебели, только настоящее дерево. Там до сих пор недовольно косятся на увешанных гаджетами чудаков, там люди разговаривают друг с другом, а не сидят, уткнувшись в экраны. И там нет этих дурацких запретов на курение. Там все настоящее для настоящих людей.

— Грязно у тебя. Знаешь, «Вигерсы» развалились три месяца назад. Людей уволили, контракты отменили.

— Дерьмо! – сплевываю сквозь зубы. – Они мне денег должны.

— Звони адвокату. Пусть катает иск.

С трудом прощаюсь с Филатосом, до того как он намерился пересказать все местные новости за последний год. Характерный грек, у них свои отношения со временем, ни когда не спешат, ни чего не делают вовремя. Когда-то меня это бесило, потом привык, нашел свою прелесть в работе с такими людьми.

Мы с Никандросом одно время занимались контрабандой. Привозили ширпотреб из Египта и Сирии, клеили итальянские и сербские ярлыки, продавали через нужных людей в материковой Греции. Бизнес неплохой, но много денег мы не заработали. Ползучая экспансия глобализации идет и в этом мире. Беспошлинной торговлей с дешевыми странами промышляют серьезные корпорации. На этом делаются громадные барыши. Конкуренция убивает мелких посредников, честных борцов против таможенного беспредела, вытесняет с рынка или загоняет в откровенно криминальный бизнес.

Следующий час разгребаю почту. Оказалось, «Вигерсы» меня не кинули, честно вернули аванс через банк и даже порекомендовали пока живую клининговую компанию. Увы. У меня принцип: на такие рекомендации смотреть с осторожностью. Лучше сам найду уборщиков через хороших людей, тот же Филатос точно подскажет местных ребят, которые молча делают работу и не болтают на каждом углу.

Сразу заказываю билеты в Марсель. Использую свой североамериканский паспорт. Он у меня надежный и почти настоящий. Не стоит умножать сущности сверх необходимого. Привычка слишком часто менять имена до хорошего не доводит. Два банковских счета в порядке. Какого-либо нездорового интереса к моей личности не обнаруживается. Пока не обнаруживается. Это не значит, что его нет. Слишком хорошо я помню тот интересный разговор в Гаване.

Кипр в Греции это особая территория со специфическим налоговым и таможенным режимом. Здесь прописаны штаб-квартиры международных корпораций, миллионы приезжих, огромный оборот капиталов. Кипр это один из немногих офшоров на планете. Как и у всех «особых территорий» у него есть хозяева. Официально держит флаг и отвечает за безобразия Греция, а финансовыми потоками рулят русские и французы при участии англичан.

К нам американцам относятся благосклонно, если не лезем куда не просят и не пытаемся ухватить жирный кусочек. Меня такое положение вещей в высшей степени устраивает. Тихая гавань, откуда можно в любой момент улететь или уплыть на другой конец света, а со многими странами существует безвизовый режим. Очень удобно. Официально я попал в Киринию паромом из Смирны. А туда год назад прилетел из Флориды транзитом через Афины. Для особо любопытных, прошлый год я был в Турции, Месопотамии, Армении, Израиле. Нет, Израиль и Армению исключаем, могут быть вопросы о пограничном контроле.

А так весь маршрут безвизовый, отметок в паспорте не ставят, да их и нет. И вообще, последний штамп пограничников у меня аж пятнадцатого года с перехода на канадской границе. Есть свои достоинства у открытых границ. Не меньше чем у системы международных переводов и дебетовых карт.

В Марсель прилетаю в десять дня по местному. Все планы сразу летят коту под хвост. Чертовы «Красные бригады» этой ночью взорвали самолет в Испании. А может быть и не красные, а исламисты, баски, или еще какие борцы за все хорошее. Официальных заявлений пока нет. В аэропорту в честь фейерверка полиция устроила светопреставление. Досматривают абсолютно всех. Как я успел заметить, вожделенным «зеленым коридором» пропускают только французов.

Три часа убил в очереди. К тому моменту, когда я дополз до стойки, настроение в конец испортилось, появилось сильное желание взорвать этот аэропорт к чертовой бабушке вместе с тупыми полицейскими, таможенниками, баранами в очереди, и вонючим нигером, целых два часа сопевшим у меня за спиной.

С чиновником разговариваю на английском, еле сдерживаю раздражение. Достали они все. К счастью, таможенник тоже вымотался и не стремится продолжить общение сверх необходимого.

— Откуда прилетели? Цель поездки? Срок пребывания?

— Кипр. Греция. Переговоры с партнерами. Три дня.

— Вы можете жить без регистрации месяц. Потом придется обратиться в префектуру.

— Спасибо – улыбаюсь через силу.

— Оружие, наркотики, алкоголь свыше одного литра, незадекларированные ценности?

— Нет.

В мой саквояж он даже не заглядывает. Декларацию смотрит по диагонали. Из принтера выползает бланк Разрешения. Два штампа. Печать. Закорючка подписи.

— Добро пожаловать во Францию – пытка закончена.

Пока я стоял в очереди, мне звонили трижды. Диспетчер исправно проинформировал о подаче такси и предупредил о надбавке за простой. Приятная девушка из «Агентства Второй Стол» напомнила о встрече, после того как я обрисовал ситуацию в аэропорту перенесла время и просила позвонить, когда буду подъезжать.

И еще звонил Эмиль. Он ничего не спрашивал, только уточнил, в силе ли вчерашние договоренности? Разумеется, все в силе. Я сказал что, жду его после восьми в том самом «бистро с видом на ножки».

— Лучшая парковка города? Я буду. – На этом разговор оборвался.

Кто не знает, не поймет. А ведь известное происшествие. Три года назад одна девица умудрилась въехать в бистро на машине. Посетители чудом не пострадали, но красоту ножек автоледи оценили. Кто не знает, не поймет.

В агентстве меня приняли сразу. Спокойно выслушали, все записали, два молодых человека в шортах гоняли передо мной на экране картинки, пока не составились приличные фотороботы. Контракт подписали сразу. Условия на удивление весьма приличные. Я рассчитывал на худшее. Все расходы оплачиваю авансом, премия зависит от результатов.

Представившийся как месье Валенса человек с усами щеточкой сразу предупредил, шанс очень маленький. Сам понимаю, очень трудно найти двух человек, побывавших на Кубе полгода назад, только по словесному описанию. Легенду придумывать не пришлось. Все честно и открыто. Я плачу деньги. Агентство ищет. Что я буду делать с информацией о тех людях, сыщиков не интересует. Как говориться, это уже другой контракт.

До бистро «с парковкой» добираюсь с пересадками. Меняю такси, пересекаю парки и кварталы пешком, катаюсь на автобусах. Потому вместо получаса трачу два часа. Оно того стоит. Эмиль не тот человек, знакомство с которым стоит афишировать. В заведении немноголюдно. Выбираю столик за ширмой с хорошим видом на входную дверь. Пока жду, решаю поужинать как следует. Терпеть не могу диеты, на пустой желудок у меня портится настроение. Хотел заказать жаркое, но глядя на другие столики, выбираю чисто морской ужин.

Человеческий мозг удивительная штука. Подсознание не выделяет похожие предметы числом больше трех. Если все едят кальмаров в белом соусе, то бифштекс с кровью на одном столике сразу бросится в глаза. Если в кафе все белые, то запомнят двух негров, и красивую девушку. А если в заведении одни девушки, все стройные, длинноногие, в обтягивающих платьях, то запомнится единственная в цыганской юбке до пола и в платке. Пусть даже она страшная, как смертных грех.

К чести Эмиля, он пришел без охраны. Скорее всего, оставил бодигардов в машине. Вопрос приличия, раз я один, то не вежливо ему будет появляться с компанией мордоворотов.

— Здорово! – встаю и протягиваю руку.

— Рад тебя видеть! – вслед за рукопожатием обнимаемся через столик.

Эмиль выглядит посвежевшим, свежий южный загар, белозубая улыбка, довольное выражение лица. Одет с иголочки, серебристый костюм, оранжевый галстук, белая рубашка, заколка для галстука с крупным сапфиром, серьга в ухе. Прикид характерный для поп-музыканта, сутенера или наркоторговца. Ни тем, ни другим, ни третьим Эмиль не занимается. Считает недостойным мужчины.

К столику подбегает официант. Эмиль заказывает чай, настоящий чистый екатеринодарский, стоящий как хороший коньяк, и пирожные.

— Ты где пропадал? Давно не видел.

— Латинская Америка. Постепенно отхожу от серьезных дел.

— Не рановато на покой? – Эмиль хорошо говорит по-английски. Чистое кембриджское произношение. – Ты, Сергей, способен на многое.

— Иногда надо на время уйти в тень. Слишком многие интересуются моей скромной персоной. Да, меня зовут Дональд Кейси. Американец из Пенсильвании.

— Не слишком подходящее гражданство. Американцев у нас недолюбливают.

— Зато очень удобный паспорт. Минимум вопросов на границах, минимум проблем в Карибском бассейне. За моей спиной стоит Атлантический флот.

— Все равно ты остаешься русским. Ты говоришь как русский, ужинаешь перед встречей как русский, одеваешься как русский. Суть не изменить.

Эмиль ворчал порядка ради. Когда-то давно я ему объяснил, почему мне будет тяжело получить российский паспорт. Одна из настоящих правдивых версий, связанная с не теми взглядами родителей, вынужденной эмиграцией и мстительностью русской политической полиции. Увы, в определенных условиях эта биография была выгодной, а потом прикипела к моей шкуре, так что отодрать можно только с мясом.

— Эмиль, ты сам как? Как твой Марсель?

— У меня все хорошо. В Марселе не все в порядке.

— Проблемы?

— Это все слишком глобально. В городе много приезжих. Голодные дикие люди из колоний. Здесь становится опасно и мне это не нравится.

— Ты сам помогал «черноногим» обустраиваться во Франции.

— Разные вещи. Белые французы из колоний, мигранты из Греции, Палестины, Италии это все белые люди. Они говорят понятные вещи, думают, как мы, они нашей культуры, цивилизации. Даже полудикие сарды неплохие в общем-то люди, понимают законы и понятия, умеют договариваться. Сейчас к нам приезжает все больше настоящих дикарей. Да ты сам знаешь. Они не такие как мы, они не хотят принимать наши законы и порядки.

— Я слышал – тяжело вздыхаю. На юге Франции, в благодатных солнечных провинциях стало слишком грязно. Единственное, мой наивный друг не понимает, ему еще повезло, мигрантов еще мало, они пока наводят свои порядки в трущобах и еще не превратили Марсель и Париж в каменные джунгли со своей родины.

— Проблема ведь не в мигрантах, а в тех, кто открывает им двери. Так?

— Ты прав, Сергей – Эмиль даже не стал извиняться, назвав меня старым именем. – В столице слишком благодушно настроены и не видят проблемы. Там считают, что любого можно сделать человеком. Ты представляешь, наши молодые политики уже не стесняются цитировать Тельмана и Бронштейна на публику.

— Уроды.

— Вы русские ненавидите марксистов. Это бросается в глаза.

— Мы слишком хорошо помним, что они творили в 41-м в западной России.

В действительности я не могу это помнить, но хорошо знаю этот мир, почти врос в него. Так что, я не слишком то и слукавил. Тем более, Эмиль знает меня как русского, сына бежавшего от правой диктатуры директора школы. По легенде мой дед дрался с коммунистами на Западном фронте. Осенью 41го оборонял Смоленск. В декабре брал Менск и Барановичи. Погиб в 42-м, освобождая Львов.

Может быть, это ложная память, для меня нормальное дело, но я как будто вживую видел, что творилось на освобожденных территориях. Знаменитый приказ «Об эксплуататорах», «Положение о порабощенных народах» исполнялись комиссарами с рвением и истинной классовой ненавистью. Как «эксплуататоров» немцы расстреливали крестьян, учителей, врачей, инженеров и даже мелких лавочников. При этом «освобожденных» рабочих и батраков коммунары обдирали как китайцев. Увы, но с поляками они обошлись куда лучше.

— Эмиль, я слышал, во Франции есть правильные люди. Франсуа де Артуаз и его «Национальный фронт» стоят на правильной стороне.

— Франсуа мой хороший друг. Я и мои люди ему помогаем. Но знал бы ты, как нас мало.

— Остальные не хотят видеть и не хотят оторвать задницы от кресел?

Наконец, выговорившись, мы переходим к делу. Может быть и не стоило того, но здесь в Средиземноморье так принято. Даже в сверхскоростном 21-м веке беседа по душам стоит дорого, а попытка сразу перейти к делу расценивается, как бестактность. Юг это отдельный мир. Здесь до сих пор все решают отношения и репутация, а не формальные законы.

— Эмиль у меня к тебе просьба. Нужно найти одного человека, эксцентричный миллиардер, интересуется странными вещами, иногда его называют «мистером Воронцовым».

— Может быть лучше обратиться к Сахарову?

— Я не хотел бы в этом вопросе иметь дело с русской диаспорой – дипломатичный ответ. На самом деле я пока не хочу подключать Дмитрия Сахарова и его ахаровцев, уж слишком много немцев крутится в его окружении. И у меня с Сахаровым разные представления о морали, этике и границах допустимого.

Пересказываю Эмилю тот разговор в Гаване. Отдаю ему распечатки фотороботов. Разумеется, умалчиваю не относящиеся к делу нюансы. Эмиль человек чести, но ему не нужно знать о камуфляжных штанах из волшебного Пакистана. Не поймет ведь. А если поймет, то это еще хуже.

— Хорошо. Я поспрашиваю людей. Результат не обещаю. Если они немцы, то дело глухо. Да, Сергей, как ты с ними расстался?

— По-английски. Видишь ли, они вели себя не вежливо, разговаривали без почтения, предлагали деньги, а не дружбу. У меня нет желания вести дела с этими людьми.

— Друзья у тебя есть и без Воронцова. Я постараюсь его найти. Не люблю тех, кто якшается с коммунарами.

За время разговора мы выпили весь чайник. На мою попытку расплатиться за ужин Эмиль бурно отреагировал. Обвинил меня в попытке нанести ему смертельное оскорбление. Пришлось поднять руки. Куда нам северянам против горячего южного темперамента. А вот от машины я отказался. Дело не в недоверии, я слишком независим, даже в таких вопросах.

Кто сказал, что в самолете неудобно спать? Вылет ночью. В Марселе не задерживаюсь ни на минуту. Сразу после взлета отключаюсь. Разбудили меня перед посадкой. Всё. До вечера мне хватит. А большего и не надо.

Следующие два дня провожу в Киринии. Арендованная машина. Пляжи. Трактирчики в горах. Прогулки по живописным местам. Остальное время улаживаю дела. Телефон и скоростной интернет великие вещи. Не нужны офисы, личные встречи, даже подписываться под документами не нужно. Это конечно если не касаться пары интересных депозитов на предъявителя в двух мирных странах на букву «S». То неприкосновенный резерв. Закрывать буду только, если совсем обнищаю, либо ровно за пять минут до атомной войны.

На юге всегда быстро темнеет. На тропинке через рощу останавливаюсь и прислушиваюсь. Звенят цикады. Кто-то мелкий шуршит в кустах. Издали доносится музыка. Ныряю за кусты, делаю десять шагов. Перед глазами бегут полоски.

Моментально восстанавливаю ориентацию в пространстве. Справа темнеет беседка. Светятся окна гостиницы. Тихо, спокойно. Нет, беседка явно занята. Оттуда доносятся весьма интересные звуки. Повезло же, чуть им на голову не свалился. Полный страсти женский стон заставляет меня покраснеть, чувствую себя школьником застуканым за подглядыванием в женской раздевалке.

Аккуратно, стараясь не шуметь, выхожу на дорожку и быстро иду к гостинице. На крыльце курит компания отдыхающих. Вежливо киваю, проходя мимо. При этом «не замечаю» протянутую бутылку вина. Трое молодых парней, мускулистые, белозубые, короткостриженые. Улыбки дружелюбные. В другое время не отказался бы перекинуться парой слов и выкурить сигарету за незатейливым трепом. Увы.

— Извините, мы приглашаем Вас отпраздновать этот великолепный вечер на этом острове чудес.

— Спасибо – отвечаю на автомате по-немецки. Именно на этом языке ко мне и обратились.

— Вы давно приехали? По путевке ШтрассерСоюза?

— Нет – улыбаюсь в ответ – частное лицо.

— Ого! – парни явно впечатлены. И почему эти нацисты сразу приняли меня за своего?

Наскоро желаю им приятного вечера и скрываюсь за дверью. Интересуюсь у администратора последними новостями. Девушка за стойкой воспринимает вопрос как должное. Здесь все давно привыкли к гостям, потерявшим счет дням. Выясняю что, пятеро немцев приехали сегодня днем. Организованная группа по партийной путевке. Ладно. Это соседство мне не мешает.

В номере чисто. Сейф не трогали. Включаю телефон. Среди текстовок сообщение от господина Мягкова. Антон Павлович просит подтвердить последние договоренности. Без проблем. Время еще не позднее. Звоню, сообщаю что, вернусь в столицу через неделю. С поставками товара вопросов нет. Лавку откроем в июле, как и договаривались. У Антона Павловича все разрешения и регистрация на руках.

Хорошо. Всё очень хорошо. Скоро я сменю образ жизни искателя приключений и контрабандиста на респектабельное дело торговца. Чем торговать буду? Разумеется, антиквариатом и экзотикой. Специфические колониальные товары хороши тем, что не портятся и на них всегда есть спрос.

Den пишет:

Какой формат планируется? Роман?

Как получится. Это чисто наброски в формате мастер-класса

Утро приносит нехорошие новости: по стране объявлена «Ядерная тревога». Оповещение населения у нас хорошо организовано. Пришли текстовки на обе адресные чеки телефона. В интерсете на всех страницах русских поисковиков выскакивает обращение Императора. Включаю телевизор, русские каналы каждые полчаса передают обращение Императора, за ним следуют трансляции выступлений военного министра и канцлера.

Переключаюсь на немецкий имперский канал, там канцлер Гейдрих в форме штурмовика Второй Отечественной на фоне красного полотнища со свастикой. Немец хорош, четкие рубленные фразы: «Мы требуем», «Великая Германия гарантирует…», «Военная тревога», «Полная готовность к нанесению удара», «Мы не допустим повторения…», «Ультиматум трех держав», «Плечом к плечу». Красавец.

Наш Роман Владимирович говорил более сдержано, больше ссылался на пункты Гаванской конференции 47-го года, но тон уверенный. От его слов стало немного страшно, при всем внешнем лоске, глаза светились холодом. Рык голодного шатуна спокойным голосом. Умеет же так сказать.

Приглушаю телевизор. Через стену слышен яркий эмоциональный мат. Оказывается в соседях у меня немцы. Судя по голосам, протрезвели они моментально. Представляю их чувства, когда только продрал глаза, и на тебе! Путевка и отдых накрылись медным тазом. Если работают на государство, а судя по их вчерашним фразам, так оно и есть, то из отпусков отзовут уже сегодня.

— Причудливо тасуется колода – цитирую Михаила Булгакова. В этом мире он тоже написал «Мастера и Маргариту», но текст и подтексты отличаются от привычного мне романа кардинально. Хотя судьба произведения схожа. Сразу после публикации роман разошелся огромным тиражом, вызвал сильное неудовольствие Алексея Второго, усмотревшего грязные намеки на Романовых и его реформы. Неканонический образ Христа вызвал закономерный гнев церковников. Дошло до того, что на автора наложили анафему, а его самого пытались подвергнуть экзорцизму черносотенцы. Долгие тридцать лет книгу не переиздавали, а потом политика изменилась, и опять пошли тиражи. Престарелому Булгакову даже орден дали. Сам он по поводу опалы не переживал, практиковал врачом в Малороссии, писал книги, катался по конференциям.

Это все хорошо, но у меня появились проблемы. Я планировал слетать в Алжир, восстановить старые контакты по одному интересному делу. Ничего криминального. Была идея наладить поставку фиников и других сухофруктов из Африки в Россию. Торговая наценка будет не велика, но при хороших объемах можно выиграть на цене перевозки и таможенных пошлинах. Контакты с местными чиновниками и вождями берберов у меня были. Осталось только встретиться, договориться и можно фрахтовать сухогрузы. Увы. Не успел. Как я понимаю местную политику, Петербург и Берлин уже назад не сдадут.

О! А вот и Лондон подключился. Король не опускается до мелочей, всю ответственность берет на себя премьер. Джордж Уинслоу на экране выглядит воинственно, говорит коротко. Суть его речи можно передать одной фразой: «Нарушителей монополии он не простит. Покусились на святое».

Дела плохи. Всем российским подданным настоятельно рекомендуется воздержаться от поездок в Японию, Францию и на зависимые от них территории. Находящимся на территории этих стран советуется как можно быстрее уехать, тем не менее, не нарушая законы, если нет угрозы для жизни и свободы. Аналогично рекомендуется не спешить с транзакциями, переводами и платежами. Весьма любопытный подход. После такого поневоле преисполняешься чувством гордости за свою страну.

За завтраком ко мне подсаживается один из немцев. Завязывается разговор. Дирк грязно ругает подлых лягушатников и япошек. Постепенно вытягиваю его на откровенность. Он и его товарищи рабочие из Бреслау. Путевка всем досталась за смешные деньги, разницу компенсирует Штрассерсоюз. Это нечто всенемецкой государственной профсоюзной организации. Бюрократия и проституция, конечно, полные, но какая-то польза от Союза есть. Все льготные путевки, направления в санатории, детские лагеря распределяют штрассеровцы. Союз же выделяет льготы многодетным, неимущим, платит пенсии по инвалидности, распределяет социальное жилье. Все за счет государства.

Путевка на Кипр дело редкое, дефицитное, вторую такую возможность Дирку ждать лет двадцать. На следующее лето ему максимум светит профсоюзная база на Балтике. Я только поддакиваю. Между делом замечаю что, в России такого социалистического рая, как государственные путевки и санатории вообще нет. У нас только на детей компенсируют летние лагеря, и то, не всем, не во всех губерниях и не на всю сумму. О социальном жилье и говорить нечего. У нас оно есть, но ужас несусветный. Панельные коробки с потолками два с половиной метра, совмещенными санузлами, узкими коридорами и лестницами, без парадных, с нормой в десять квадратов площади на душу.

— Так вы зарабатываете в три раза больше – парирует Дирк. – Можете по всему миру кататься.

— К твоему заработку надо прибавить все, что государство бесплатно или за сущие пфенинги добавляет.

Нацист со мной не согласился. Почему нацист? – Так партийный значок он даже на футболке носит. В разговоре Дирк признался, его дальний родственник эмигрировал в Россию. Часто пишет и звонит на родину. Так что, есть что сравнивать.

— Подданный или житель? – вопрос не так прост, от этого многое зависит.

У нас в Империи две категории гражданства. Налоги платим примерно одинаковые. Просто жителей почти двадцать процентов из 460-и миллионов населения страны, это инородцы нехристианских верований, отсталые, дикие народы. Принятие подданства для них практически невозможно, да к этому и не стремятся. Есть причины.

Да, государь-император из своих средств содержит больницы и школы для подданных. Да, на государственную службу принимают только цивилизованных людей, христиан, а на государственных предприятиях инородцам не светит должность выше десятника. Да, только у нас есть право избирать и быть избранными в земские органы власти, Думу и в гражданские комитеты. У подданных есть право на боевое оружие, инородцам положено только охотничье, и не дай Боже, даже направить ствол на человека – суды присяжных всегда на стороне большинства. В России давно царствует демократия.

Но за всё приходится платить. Мы платим налог кровью. Мы обязаны служить. На срочную призывают по жребию. Все остальные подданные с девятнадцати лет зачисляются в ополчение. Участие в губернских военных сборах обязательно, а это по три месяца каждые пять лет. Пока инородцы торгуют на рынках, растят урюк и пасут оленей, мы в казармах и поле учимся защищать нашу страну. Мы принимаем на себя удар во время войны. Только мы и наш император. Мы проливаем кровь на дальних рубежах, мы служим в полиции, жандармерии и пограничной страже. Только христиан могут в любой момент призвать, выдать форму, штурмовую винтовку и бросить в прорыв после атомной подготовки.

Инородцам это не нужно. Им достаточно жить по дедовским заветам, молиться своим демонам, сохранять свои варварские языки и культурные обычаи. Их детям достаточно национальных школ с бережно сохраненными традициями времен Авицены и Парацельса. Им достаточно своей народной медицины. Они не приемлют европейскую культуру, гигиену и образ жизни. Даже наша одежда их стесняет, кажется неудобной, холодной или жаркой, быстро рвущейся и маркой.

Но при всем этом они счастливы. Их девственные мозги не нагружают непривычными вещами, их не приучают насильно к чуждой им культуре, не заставляют мыться и не пичкают антибиотиками, у них не забирают насильно привычные им наркотики и алкоголь. Наоборот, их культуру и обычаи бережно сохраняют. И они счастливы.

— Подданный – кивает Дирк. – Полное гражданство. Он хороший специалист. Мюнхенский университет. Работал при Фарбен-Индустри. Сейчас живет в Бондюгах, Казанская губерния. Работает на Менделеевском заводе.

— Химия? Оргсинтез? – к моему стыду не сразу вспоминаю, как называются Бондюги в моем родном мире.

— Нефтепереработка. Фридрих работает на установке фракционирования. Он уже один из лучших инженеров компании.

— Сам не собираешься переезжать?

— Зачем? Я немец. Моя жена кашубка. Моя страна Германия.

Вместо ответа молча протягиваю немцу руку. Рукопожатие у него крепкое мужское. К сказанному нечего добавить. Уважаю таких людей. Пусть его страна далеко от идеала, пусть он живет под диктатурой национал-социализма, но он живет в своей стране, он ценит свою нацию, свое отечество и своих сограждан. Кровь и почва – это главное.

Мы разговариваем о перспективах надвигающейся войны. Оба не хотим воевать, но понимаем, если не сейчас, то дальше будет только хуже. Через пять лет нас уже встретят атомными ракетами. А если учесть космический флот Японии, это будет страшно. Пока всех не собьют, они будут бомбить прямо с орбиты.

Во время Второй Мировой с 39-го по 46й Россия и Германия потеряли по миллиону человек. Жуткие потери. В России до сих пор каждый год первое сентября день траура по всем погибшим в обоих Мировых. Для нас это действительно очень много. Одна из самых малонаселенных развитых стран. У Японии больше миллиарда человек, у Британии не меньше. В Западной Европе сотни миллионов человек. Даже в США 300 миллионов граждан. На этом фоне наши 370 миллионов подданных смотрятся сущей горсткой на огромных пространствах трех континентов. В России после спада рождаемости у белых каждый человек на счету.

Днем беру машину и еду кататься по острову. Сегодня в минуте от большой войны пейзажи северного Кипра воспринимаются необычайно остро. А ведь для острова ничего и не изменится. Южный рай и тихая финансовая гавань нужны при любой погоде и любой политике любому победителю.

Слушаю новости. Сообщают о заторах на пограничных переходах. Вместе с русскими границы пытаются перейти тысячи китайцев и корейцев. В западных землях Германии военное положение. Русский Средиземноморский флот вырвался из узостей Дарданел и раскидывает щупальцами ударных групп в направлении французских колоний. Британский флот занимает исходные районы для ракетного и воздушного ударов. В Маньчжурской империи, Монголии и Джунгарском ханстве наблюдают массовую переброску войск. Разумеется, наших русских. Других там отродясь не было.

Переключаю радиостанции. На всех каналах сплошной милитаристский вой и грохот барабанов. Италия присоединяется к ультиматуму ядерных держав. США всецело поддерживают мирные инициативы России, решения Гаванской конференции и запрашивают разрешение на проход основных сил атлантических флотов Панамским каналом. Удивили вести из Швейцарии. Там рассматривают возможность заморозки активов атомных нарушителей.

— Охренеть! Дайте две! – такого от гномиков Мории никто не ожидал. Выходит, и в этом благословенном мире швейцарские банки не безупречны в части участия в раздевании козлов отпущения. Увы. Вот так и теряются юношеские иллюзии.

Достойнее всего себя повели жиды. Израиль первым выступил за мирное урегулирование и пригласил в Тель-Авив на переговоры всех причастных.

Забавная коллизия. Не только лишь все смогут понять. В мире без революции, с подавленными февральскими беспорядками и путчем генералов, история пошла естественным путем. Без массового наплыва «комиссаров в пыльных пейсах» и их многочисленной родни в столицы отношение к евреям осталось в пределах терпимого и допустимого.

Нет, их не стали считать равными, да они сами не особенно и стремились. Законы направленные на сохранение культуры отсталых народов поспособствовали сохранению в среде этого народа нормального национального самосознания без диких, характерных для моей родины, диких еврейских комплексов неполноценности. А вместе с этим не изменилось название этого народа. Как их называли на европейский манер жидами, так и называют. Что характерно, слово «еврей» считается оскорбительным. Дескать, презрительная кличка, подчеркивающая принадлежность к иудаизму и профессию брадобрея. «Из-за таких евреев вонючих нас жидов и ненавидят».

Останавливаю машину на площадке горного серпантина. За спиной скала. В метре от колеса обрыв. Перед глазами бескрайняя морская синева. Корабли на горизонте. Ползут маленькие такие, как игрушечные. Стою, облокотившись на дверцу, курю. Поверить себе не могу что, это все есть. Для меня выросшего в холодной стране, в сером мире социалистической уравниловки, в условиях вечного дефицита самых элементарных вещей, в привычной повсеместной бедности Кипр выглядит как яркая картинка из книги сказок.

Удивительно, сколько времени я провел на Кипре! Объездил полсвета. Жил и работал на Карибах, видел Южную Африку и с витрины, и с изнанки, бывал там, где белого на сто верст не встретишь, а без ШВС твоя жизнь рэнда ломаного не стоит. Недавно прилетел из блистательного Петербурга, жил в Париже и Марселе, работал в Лондоне. Целых три года мотался по Соединенным Штатам. Строил нефтепроводы в Персии и на Аляске. Мне давно за сорок. И до сих пор сохранилось полудетское восторженное отношение к Кипру.

Как тридцать лет назад открыл книжку, увидел картинку сказочного острова, зажмурился и шагнул прямо в книгу. Раз, и я прямо как сидел за партой, так и попал туда, где солнце и песок, ласковое море, крутые горы, джунгли и бананы прямо с пальмы. И ведь это все живое. Под ладонями горячий металл машины. Лицо ласкает ветерок. Ноздри улавливают запахи бензина, перегретого масла, трав и цветов. Под ногами утоптанная земля, рядом пустая бутылка, за кусты зацепился старый пакет, под кустами из листвы выглядывает пластиковая канистра. Это все живое. Я здесь и сейчас.

На площадке останавливается нижегородская «Акация». В машине двое мужчин неопределенной национальности. Они на ломанном английском интересуются, не нужна ли мне помощь.

— Нет. Спасибо! Я только остановился отдохнуть.

— Мотор цел? Бензин есть? По карте через десять километров отель. Мы можем отвезти.

— Спасибо! Ничего не надо – иногда хорошие люди слишком навязчивы.

— Вы француз? – вопрос как гром с ясного неба.

— Нет. Я русский – невольно набычиваюсь и добавляю яркую фразу, от которой у портовой шлюхи уши трубочкой сворачиваются.

— О! Россия! Империя! Россия и Рим вечный союз!

О, Господи! И как я сразу не узнал итальянцев? Недостойные наследники вечного Рима. Хорошие люди, но слишком эмоциональные. Вечно чувствую себя с ними не в своей тарелке. Может быть еще общее тревожное настроение наложилось. Ребята чувствуют мое нежелание продолжать разговор. Коротко прощаемся, и итальянцы резво стартуют с места.

Я сажусь на край обрыва и свешиваю ноги. Если не слышать шум машин, кажется что, сижу на краю мира. Стоит немного подождать, и из-под обрыва высунется хобот слона, мелькнет внизу чешуйчатая шея мировой черепахи. Вон там, на линии горизонта тускло поблескивает хрусталь небесной сферы. Я на самой границе бытия. Это бодрит. И щемящее чувство тоски по тому самому искреннему детскому восприятию. Как бы хотелось опять пережить те самые чувства, впечатления, когда перед тобой открывается огромный многогранный мир.

Да, то самое лето. Пыльный город, светлые коробки серийной застройки, широкие проспекты, выгоревшие под солнцем газоны. Я шарахаюсь по стройке в поисках монтажных патронов, карбида и других интересных вещей. От нечего делать вспоминаю старый волчок у бабушки. Большая такая металлическая юла, раскрашенная масляной краской. Вспоминаю, как раскручиваю волчок, как бегут перед глазами полоски….

Я тогда испугался. Был на стройке, а оказался в чистом поле. Вокруг тяжелые спелые колосья на подсыхающих стеблях, вдали лесопосадка, города нет, только в километре от меня аккуратные деревенские домики. Что меня тогда поразило, так ощущение чужеродности, прямо идущее от деревни. Слишком она ухоженная, непривычная, прямолинейная. Крыши все металлические, даже на сараях. Дома двухэтажные, как барские усадьбы. Так не бывает. Ну, что еще простой советский мальчишка восьмидесятых мог подумать, увидев издали обычную небогатую деревеньку Вятской губернии Российской Республики? Вот именно.

С того лета я часто бродил по ближним мирам. Подружился с ровесниками из Красного Ключа. Мальчишки везде одинаковы. Не важно, откуда ты и кто твои родители, главное – что ты за человек? Так я узнал, что мой мир не ограничивается одной плоской страничкой. Со временем научился зарабатывать на соседних мирах. Я еще иногда захожу в родной мир. Там слишком многое осталось. Нельзя все забыть и все бросить. Нет, можно, но тогда ты потеряешь кусок себя, еще на один шаг приблизишься к тупой машине. Приходится возвращаться, пока не смогу окончательно забрать все своё.

Хм, "три кита" это три мира?

Коллега вы смотрю творчески развили свои выкладки в этой теме

Den пишет:

вы смотрю творчески развили свои выкладки в этой теме

Положим, любое хронохождение приводит к необходимости зарабатывать себе на жизнь, и желательно с икрой и яхтой. Мигранта сама жизнь творчески наталкивает на благородный промысел контрабандиста, разрыв в технологиях между мирами прямо таки подталкивает.

Den пишет:

Хм, "три кита" это три мира?

Ну что Вы! Я не настолько высокодуховен и непорочен, чтоб так незамутненно интерпретировать "Три кита на которых стоит АИ". Старый добрый СИГ.