Удача дама себе на уме, никогда не знаешь, каким лицом она тебе улыбнется в следующий момент. В этот же день Фортуна долго заигрывала с ротой гауптмана Шеренберга, манила, вертела хвостом, стреляла глазками и заманчиво улыбалась. Понемногу настроение мрачной решимости найти и задавить неуловимых бандитов передалось всем солдатам.
Ближе к вечеру Хорсту Тохольте выдалось проверить отдаленный хутор, спрятавшийся в паутине оврагов и перелесков. Просто во время очередной рекогносцировки взводный ткнул пальцем в карту и поднял глаза на первого попавшегося ему командира отделения.
— Много их не будет. Ты главное не заблудись. Дорог много, леса маленькие, но между ними легко потерять ориентировку.
— Так точно! – унтер-фельдфебель щелкнул каблуками, развернулся и побежал к своему Ганомагу.
Задача несложная. Главное, тут лейтенант Тислер прав, не запутаться и выйти именно к нужному хутору, а не в ближайшее болото к примеру.
— А что если там целая банда сидит? – резонно заметил Руди Киршбаум, — а нас всего отделение?
— Разговорчики! – рыкнул Тохольте – отделение солдат вермахта на броне разорвет любую банду. По машинам!
Бойцы послушно полезли в боевое отделение бронетранспортера. Короткий отдых закончился. Курт Вахтель завел двигатель и выжал сцепление. Хорст Тохольте развернул на сиденье пулеметчика карту и сосредоточенно водил по ней пальцем, пытаясь понять, соответствует она местности или нет. Да, в диких отдаленных районах бывает и так: вроде нарисован мост, а его давно нет, или не было, местный барончик вытребовал деньги, благополучно их украл, а доложил, как будто все построено.
Через два километра броневик свернул на заросшую, давно неезженую дорожку. Отделенный командир посчитал, что так будет быстрее. Мехвод был с ним согласен, Курт вообще считал, что там где прошла одноконная телега, там и Ганомаг-600 проедет. Машина мощная, проходимая, не танк, но дает фору любому гражданскому внедорожнику.
— Вижу следы привала – выкрикнул Ганс, махнув рукой вправо.
— Тормози!
Курт Вахтель выполнил команду буквально, машина буквально врылась колесами в землю. Хорст Тохольте чудом успел в последний момент ухватиться за сиденье, но все равно его чувствительно приложило черепом о бронестекло.
— Урод! Свин Болотный! – с чувством произнес ефрейтор Киршбаум, вылавливая с полу свой штурмгевер.
Неожиданное происшествие почти не повлияло на боевой дух солдат. Хотя Гансу досталось за всех. Выяснив, что следы привала представляют собой старое кострище и брошенный в десятке метров от дороги дырявый котелок под которым еще обнаружился мирно спящий свернувшийся спиралькой уж, унтер-ефрейтор Тохольте устроил солдату разнос всеми путями и во все отверстия. Впрочем солдат воспринял начальственный гнев спокойно, без обиды, молча козырнул и ответствовал, что больше так не повторится.
— Командир, тормозил Вахтель, а растоптал ты другого – негромко проговорил Киршбаум, когда солдаты возвращались к машине.
— Кричал громко, мехвода напугал – заявил унтер-фельдфебель. – Давай, поехали. Время идет.
На этом приключения закончились. Дорога была правильной, ровно три километра по лесу, затем она вышла на нормальную укатанную грунтовку. Тохольте распорядился бдеть в оба, до хутора оставалось совсем ничего. На этот раз отличился Рудольф Киршбаум. Ефрейтор заметил сквозь бинокль шевеление на опушке леса. Да еще за кустами поблескивали стекла машины.
Бронетранспортер, урча мотором, свернул с дороги и понесся напрямик через поле яровой пшеницы. Бойцы приготовились десантироваться. Помня недавнее приключение, парни предусмотрительно с сидений не вставали, одной рукой держались за поручни. Отделенный командир сложил карту и взялся за штурмгевер.
В полусотне метров от края леса Вахтель повернул машину налево и снизил скорость. Парни без напоминания посыпались через задний борт. Перекат. Подняться на ноги и пригибаясь легко трусцой к лесу. Рудольф еще успевал бросать короткие взгляды искоса по сторонам на своих людей: не отстает ли кто? Нет, отделение вытянулось ровной цепочкой.
Между деревьями мелькает оранжевая куртка. Не стрелять! Это могут быть люди. Чуть дальше, за кустами бузины стоит машина. Легковушка.
Рудольф бежит к машине. У второго дерева остановиться и оглядеться. Кажется, мы их застали врасплох. Выстрелов и криков не слышно. Только из-за кустов доносятся странные звуки.
— Иоганн, Ганс, догоняйте оранжевого! – командует Киршбаум. – Не увлекаться! Глядеть в оба!
Парни расходятся цепью, занимают опушку леса, двое бойцов выдвигаются вперед. Еще двое по команде ефрейтора бегут вслед за неизвестным. Выстрелов не слышно. За спиной урчит мотором бронетранспортер. Хорст Тохольте готов в любой момент прикрыть людей пулеметным огнем.
Десять шагов вперед. Обойти кусты. Вот и машина. Ядовито-зеленого цвета «Фиат», нечто гражданское и новое, машина сверкает свежей лакировкой, протекторы почти не стершиеся, на стеклах ни единой царапины. Ефрейтор заходит за машину и останавливается. Глаза невольно расширяются и лезут на лоб. Штурмовая винтовка опускается, а в штанах наоборот чувствуется пробуждение.
Открывшаяся взору солдат картина впечатляла. У машины на гобеленовой накидке расположились трое молодых людей. Естественно, они совершенно ничего не слышали, рев мотора БТР, треск сучьев под ногами солдат остались за гранью их восприятия. Двое мужчин без штанов и одна, совершенно голая девушка. Все трое на коленях. Девица расположилась на карачках между мужчинами. Один драл ее естественным путем, а второй вгонял в рот. Глаза парней горят огнем, видят только спину подружки.
Рудольф Киршбаум заставил себя оторвать взгляд от порнографической картины и оглядеться. Следы пикника. На газетке нарезанная колбаса, сыр, бутылка вина, четыре стаканчика. Рядом скомканные коричневые брюки и форменный китель гражданского чиновника. На зеркале боковом машины висит фуражка.
— Я следующий – громко заявил Отто Форст. Старший солдат широко улыбался, всем своим видом демонстрируя, что непрочь принять участие в забаве.
При этих звуках один из мужчин, тот что был сзади дернулся и выпучил глаза на солдат. Рудольф с садистским наслаждением отметил про себя, что человека остановили в самый последний момент, в двух шагах от пика.
— Продолжайте, пожалуйста, мы подождем – грустным голосом вежливо предложил ефрейтор, показывая кулак Отто Форсту.
Не помогло. Мужчина наоборот отстранился, поднялся на ноги и, прикрывая руками обвисшее достоинство, затравленно озирался по сторонам.
— Вот они! – с этими словами мужчина рванулся к машине и выловил из-под бампера полосатые подштанники.
Его товарищ оказался крепче. Он только схватил готовую вскочить девицу за волосы и продолжил вгонять ей в глотку. Глаза парня налились багровым, из глотки вырывался звериный рык. Девица прекратила вырываться и вернулась к своему прямому делу, благо держали ее крепко, а кричать не получалось ибо рот занят. Мужчина последний раз двинул тазом, остановился и, отпустив девушку, вытер пот со лба.
— Добрый день, извините за неприличный вид – человек развел руками и вежливо кивнул. Совершенно не стесняясь наготы, он поднялся, нашел свои штаны, оделся и повернулся к ефрейтору Киршбауму.
— Чем обязан? – держался человек ровно, с чувством собственного достоинства.
В процессе короткого разговора выяснилось, что трое друзей решили провести прекрасный летний день на природе. Взяли машину, подцепили по дороге девочку и покатили в лесок. Рудольф Киршбаум усомнился, что для того чтоб покататься на смазливой девице и выпить немного вина надо забираться в такую глушь. С ним согласились. Эрвин Готенберг, тот самый что драл девицу в рот, рассмеялся и рассказал как все было на самом деле.
Простой инспектор Министерства Народного Образования — да вот и китель мой – отправился с инспекцией по вверенным его попечению школам. Все просто как старшеклассница, проверка подготовки школ к началу учебного года, проверка заявок и проверка учебных программ. Обычная работа инспектора. Сегодня утром Эрвин проезжал через деревню Липскирх, встретил своего старого друга Макса работавшего директором школы и решил это дело отметить на природе.
Сверившийся с картой унтер-фельдфебель Тохольте согласился с версией, Липскирх находится в десятке километров к северу, по дороге получается километров с пятнадцать. Совершенно верно. Но друзья еще проскочили через какую-то польскую деревню, выбрали понравившуюся девицу и двинули дальше.
— Неужели здесь так просто? – удивился Рудольф.
— Вы недавно в генерал-губернаторстве? Польки очень сговорчивы, всем конечно не дают, но если Вы ей понравитесь, то за пару марок, а то и дешевле можно хорошо провести время.
— А я думал, здесь все закостеневшие католики! – изумился Тохольте.
— Старое поколение, а молодежь еще в школе теряет девственность и учится ублажать настоящих арийцев – оскалился Эрвин. – Сразу говорю, не ищите целок из тех кому за шестнадцать. Если хотите редкое удовольствие – берите школьниц. Они быстро взрослеют. Самое лучше: молодость и одуряющий аромат гормонов.
Пока солдаты допрашивали инспектора, его товарищ спокойно курил у машины. Но стоило ему заметить ухмылку на лице кого-то из солдат, так директор школы сразу же краснел и отводил взгляд в сторону. Человеку было стыдно, не мог успокоиться, после того как его поймали без штанов и в самый пикантный момент. А вот девица и не думала смущаться. Сидела себе на траве в одной юбочке чуть выше колен и наброшенной на голое тело, не застегнутую рубашку. Молоденькая, стройная, с нежной кожей и небольшой упругой грудью полька беззастенчиво стреляла глазками. При этом как бы невзначай пододвинулась к Отто Форсту. Явно крепкий, светловолосый солдат с квадратным мужественным подбородком и открытым взглядом ей понравился.
Иоганн и Ганс вернулись с пустыми руками. Шофер оказался достаточно прытким и оторвался от преследователей. Что ж, с точки зрения ефрейтора Киршбаума это уже проблема не наших солдат, а инспектора Готенберга. Ничего, если не заплутает в ближайшем овраге, вернется. Машина то под его ответственностью, как расписался в гараже перед выездом, так должен вернуть в целости и сохранности.
Пока Хорст Тохольте расспрашивал гражданских обо всём что они видели или могли видеть по дороге, пока солдаты глазели на красотку, ефрейтор обошел вокруг машины, невольно любуясь железной лакированной красавицей. Да пожалуй, после отставки тоже надо будет купить себе машину. Вдруг внимание Рудольфа привлекло что-то лежащее на заднем сиденье и прикрытое газетой.
Киршбаум огляделся по сторонам, поправил висевший на груди штурмгевер и осторожно приоткрыл дверцу. Газета отлетела в сторону, открывая бельгийский пистолет-пулемет. Решение пришло мгновенно. Ефрейтор отступил в сторону и поднял свой СГ-56. Мгновение, доля секунды. Готенберг по глазам Киршбаума понял, что его разоблачили. Рука инспектора нырнула за пазуху. Стеснительный школьный директор Макс бросил папиросу в лицо Вальтера Горбрандта и прыгнул к переднему сиденью машины.
Доля секунды. Готенберг выхватывает пистолет. Гремят выстрелы. Перед глазами Рудольфа стоит изумленное лицо Иоганна Миде, парень летит на землю, зажимая рукой рану на груди. Палец ефрейтора жмет на спусковой крючок. Короткая злобная очередь бьет инспектора в грудь. На груди расплываются красные пятна. В стороны летят брызги, какие-то ошметки. Школьный директор не успевает дотянуться, выхватить из-под сиденья автомат, как ему в спину впиваются пули из пистолета Хорста Тохольте.
Все произошло очень быстро. Половина солдат даже не сообразила что к чему, парни даже не успели поднять штурмгеверы, только присели, отшатнулись в сторону или упали на землю. Девица поднялась на деревянных ногах, шагнула к телу Эрвина, остановилась, подняла на Рудольфа круглые полные ужаса глаза и пронзительно завизжала.
— Я не понял, откуда у него пистолет – растерянно произнес Хорст Тохольте, разводя руками.
Отто наотмашь хлестнул девицу по лицу, чтоб заткнулась. Рудольф привычным движением поставил штурмгевер на предохранитель и забросил его за спину. Настроение было паршивым, хотелось напиться и забыть все как страшный сон. Двое парней наклонились над бедолагой Миде. Парню повезло, выпущенная в упор из спортивного пистолета остроконечная пуля пробила грудь навылет. Кровь конечно хлестала, как из свиньи, но это дело поправимое солдатская аптечка для таких случаев и предназначена.
В машине «педагогов» нашли небольшую американскую рацию на русских аккумуляторах. В салоне обнаружились два автомата и армейский пистолет. В карманах мертвецов были документы на имя Эрвина Готенберга и Макса Готфрида фон Штраале, немного наличности, сберегательные книжки Банка Берлин. Вот и все. Налицо застреленные террористы, один раненый и зареванная девица.
Вот она то была самая настоящая, ни за кого себя не выдававшая Вика Нуркевич шестнадцати лет отроду, католического вероисповедания, дочь батрака и продавщицы из села Вукобары. Покойных панов она раньше не знала, никогда не видела, а если бы и знала, то ни за что бы с ними не поехала. Эрвин мужчина был ничего, обстоятельный, интересный, да и деньги лишними не бывают. Родители зарабатывают сущие гроши, отец с утра до ночи пропадает в поле, пашет как негр, денег нет, да еще половину получки спускает на самогон.
Мать тоже с утра до позднего вечера в лавке. Двое братьев пока не работают, маленькие еще. Вот денег и не хватает, а молодой девушке хочется одеться, в люди выйти, мужа себе хорошего, непьющего, перспективного да удачливого найти, вот и приходится подрабатывать. В деревне знаете как, платят совсем ничего, а пан Эрвин такой красивый, да мужественный улыбался, конфетами угощал, сразу заплатил три марки за троих мужчин.
— Надо таксу запомнить – хмыкнул себе под нос Хорст Тохольте.
На закономерный вопрос: почему бы девушке не наняться работать в публичный дом? девица ответствовала, что у них так не принято. Полька никогда не будет работать проституткой. Свободная любовь, да еще когда за это деньги платят это одно — можно согласиться, можно отказаться. Приличная девушка сама выбирает с кем провести время и стоит ли позволить нечто больше поцелуя. А вот когда с кем попало, продавать себя первому желающему это позор. Торговля своим телом это большой грех.
Командир отделения вовремя вспомнил, что задача не выполнена, в перестрелку попали, на руках два трупа, раненый солдат, девка и по лесу где-то бегает подельник убиенных бандитов. Связываться с взводным Тохольте решил с рации на бронетранспортере. Она мощнее карманной, и ребятам лучше не слышать, как командиру выволочку устраивают. В том, что взводный разорется, Хорст был уверен. Живыми надо было диверсантов брать, тогда бы все оказались героями, а так….
Унтер-ефрейтор ошибся, лейтенант Тислер выслушал доклад, поинтересовался состоянием Иоганна Миде и спросил: точно ли шофер далеко убежал? Получив утвердительный ответ, лейтенант приказал оставить с раненым и девкой одного солдата, а отделению галопом нестись и выполнять задачу.
— Чтоб за четверть часа доехали и все там обыскали! – рыкнул Вильгельм Тислер. – За людей не бойся, я высылаю броню. Миде заберут и отвезут к врачу.
— Слушаюсь – Тохольте постарался выдавить из себя чуточку энтузиазма, специально для взводного. Получилось плохо.
Выполнить приказ буквально, добраться до проклятого хутора за четверть часа не удалось. Пока собирались, рубили лапник под лежак для Иоганна Миде, прошло минут пять, на дорогу до хутора потратили еще двадцать. Однако успели, лейтенант Тислер вызвал по рации командира отделения как раз в тот момент, когда бронетранспортер подкатывал к воротам поселения, а ребята готовились спешиваться. Взводный радировал для того чтоб сообщить, что Миде забрали, с солдатом все в порядке, его везут в больницу.
Трое бойцов побежали вокруг забора в поисках лазеек или задней калитки. Тохольте вразвалочку подошел к воротам и пару раз как следует стукнул прикладом по калитке. «Открывай давай»! Ответом ему послужил только истошный лай собаки. Хорст уже подумывал, не стоит ли перелезть через забор, благо он не высок, два метра и поверху доски не заострены, а наоборот обшиты планками.
За воротами послышался шум, топот, кто-то уронил пустое ведро, собака успокоилась. Хорст обернулся, окинул оценивающим взглядом своих ребят и еще раз приложил по калитке, да так что чуть ее не вынес.
— Клац-клац, дома кто есть? – поинтересовался унтер-фельдфебель.
— Я бегу, пан солдат. Бегу – крикнули дребезжащим старческим голосом.
Задвижка щелкнула, и на пороге появился седовласый старец. Подняв на Хорста глаза, дед залопотал по-польски. Судя по интонациям, рассказывал что-то, или жаловался, без переводчика и не понять. Возникла заминка. Отодвинуть старика в сторону и пройти Тохольте стеснялся, а дед знай себе, трещал как сухие дрова.
— Дорогу, старый пень – не выдержал Рудольф.
— Пан солдат хочет зайти? – старик сразу вспомнил человеческий язык – только у нас ничего нет. Вудки нет, пива нет, браги нет, свинины нет, сосисок нет.
Дед еще долго бы перечислял чего у него нет, но двинувшийся вперед ефрейтор просто заставил его отступить в сторону. Во дворе Киршбаум первым делом обратил внимание на новенький трактор. Агрегат купили только в этом году, заводская краска не успела обтереться, крылья и боковины без вмятин. На нем даже почти не работали. Хм, если бауэр раскошелился на такое, просто удивительно, что у него в доме ничего нет. Хотя спиртного точно может и не быть. Некогда ему пить.
Выглянувшие из дома молодой паренек и девушка, почти девочка лет четырнадцати во все глаза глазели на солдат. А вот и кто постарше, из сарая вышел мужчина средних лет в замаранной рваной рубахе и испачканных навозом сапогах.
— Посторонние в доме есть? – поинтересовался Хорст Тохольте.
— Да, уже есть – ответствовал крестьянин упирая руки в боки.
— Кто?
— Пять немецких солдат.
— Я спрашиваю, кроме нас и твоей семьи посторонние есть? – Хорст свирепо вращал глазами, однако про себя и Тохольте, и Киршбаум были восхищены удачной незатейливой шуткой. Молодец поляк, не строит из себя темное тупое быдло из глубинки лишь бы отстали, знает себе цену.
— Нет. Посторонних сегодня нет, у меня гости редко бывают. Вот два дня назад торговец заглядывал, хотел урожай сторговать.
— Сторговал?
— Нет – кажется, слово «нет» было у крестьянина любимым. – Как соберу, подсчитаю, так и повезу закупщикам, а крапивное племя у меня гроша ломаного не получит, пусть дураков ищут.
Говорил поляк правильно, почти без акцента. Видно было, немецкий для него хоть и не родной, но и не чужой. Языковая практика регулярная. За последние дни Рудольф Киршбаум наслышался таких акцентов, такого косноязычного коверканья языка Гёте и Шиллера, что уши вянут, а язык сам по себе к нёбу прирастает. С этим же человеком поговорить приятно.
--
Удача дама непростая. Стоит расслабиться и она тебе преподносит очередной подарок, и тут уж не зевай, успевай уворачиваться. И не знаешь – радоваться или наоборот.
Зашедшие на хутор солдаты уже собрались было тихо, спокойно провести осмотр, ефрейтор Киршбаум уже заранее рассчитывал, что ничего подозрительного они не найдут, пошумят и уедут, как тут Фортуна выкинула очередной фортель. Из-за дома, со стороны заднего двора хлестнула автоматная очередь. Рудольф инстинктивно припал на одно колено и навел штурмгевер на крестьянина. Двое бойцов бросились к дому. Хорст Тохольте сбил с ног уже поднявшего руки поляка и нырнул в сарай. Оттуда донеслось недовольное лошадиное фырканье, глухой стук чего-то тяжелого по дереву, сдавленный крик, а затем дикая отборная ругань унтер-фельдфебеля.
Еще выстрелы. На этот раз бьет пистолет. Ему отвечает штурмгевер. Стрельба доносится из-за двора. Кажется вообще стреляют за забором. Ефрейтор Киршбаум послал Клауса Зидера проверить задний двор, а сам бросился к сараю. Навстречу ему выскочил заляпанный навозом по самые уши Хорст.
Оказалось, что отделенный командир неудачно попал под копыта взбрыкнувшей лошади. Повезло, удар скользящий, Хорст отделался парой синяков и нырянием в заботливо собранный в кучу конский навоз. Рудольф на крайний случай заглянул в сарай и не обнаружив там ничего подозрительного кроме пары лошадей и свирепо фыркающего быка, вернулся во двор.
Перестрелка прекратилась. Парни обежали весь двор, заглянули за дом, проверили сараи и риги, двое бойцов поднялись на второй этаж дома. Через пару минут во двор вбежал Отто Форст.
Старший солдат доложил, что патрулем перехвачен, перелезший через забор и пытавшийся скрыться, бандит. После предупредительной очереди поверх головы партизан начал отстреливаться. Затем Ганс срезал его очередью.
— Насмерть? – недовольно пробурчал унтер-фельдфебель.
— Две пули в голову. Разорвало как тыкву.
— Идиоты! Живым брать надо было. Бегом назад и принести сюда труп.
— Так он … — по инерции ляпнул Форст, уже понимая, что сморозил глупость.
— Живо!!! – зарычал Тохольте.
Солдата как ветром сдуло, только пятки засверкали. Ефрейтор Киршбаум тем временем распорядился все здесь обыскать, перевернуть вверх дном, но следы бандитского логова найти. Поднявшимся на ноги крестьянином занялся лично унтер-фельдфебель Тохольте. Пара ударов кулаком под дых и поляк рухнул на землю.
— Стоять, свинья – Рудольф дернул гада за ворот. Гнилая ткань не выдержала, поляк вырвался и отскочил в сторону, а в руках немца остался воротник. На помощь пришел Хорст. Поляк схватил было лопату, но командир отделения ловким движением ударил его прикладом по бедру и со всей души приложил кулаком в челюсть.
— Не убивай – Рудольф потрогал носком ботинка неподвижное тело – кого допрашивать будем?
Поляк застонал, попытался подняться. Удар ногой в живот подбросил его на полметра, крестьянин опять растянулся на земле.
— Будет лопату хватать – недовольно буркнул Тохольте.
В этот момент на голову унтер-фельдфебеля обрушилась палка. Рассвирепевший унтер развернулся и сходу дал нападавшему в торец. Рудольф дернулся было на помощь. Поздно и не понятно кому помогать. Старый пень, досаждавший солдатам у калитки, улетел в сторону, нелепо взмахнув руками и выронив палку.
— Прибил – констатировал Киршбаум.
Падая дедок налетел спиной на зубья бороны. Хорошо нанизался, как бабочка в альбоме. Помощь ему уже была не нужна.
— Отец!!! – крестьянин рывком вскочил на ноги и прыгнул на солдата. Шаг в сторону, и прикладом по спине. Все отработано до автоматизма. Пролетев лишние пару шагов, поляк пропахал носом землю и уткнулся в колесо трактора.
— Хватит бить – Рудольф недовольно поморщился. Ефрейтору было неприятно от вида избитого крестьянина и насаженного на зубья бороны старика. Слишком много грязи и крови. Омерзительный вид. Впрочем, Хорст выглядел тоже паршиво. Мундир заляпан дерьмом и грязью, лицо багровое, на виске свежая царапина, по щеке стекают капельки крови.
Бойцы сноровисто согнали всех местных обитателей в одну комнату и обыскали дом. В подполье обнаружилась старая громоздкая коротковолновая рация с полустертыми надписями на русском и нанесенными поверх химическим карандашом немецкими пояснениями. Два комплекта аккумуляторов немецкий и русский. В спальне на втором этаже в детской кроватке Отто Форст выловил «Парабеллум».
Обыск продолжился. Теперь перешли к дворовым постройкам. Перед сараем с лошадьми возникла заминка. После знакомства Хорста Тохольте с копытами, желающий повторить его подвиг не находилось. Вальтер уже поднял штурмгевер чтобы перестрелять агрессивную, опасную для человека живность, но вовремя вмешался командир отделения. Тохольте распорядился открыть ворота и выгнать весь крупный скот на природу. Пусть попасутся на свежей травке, пока мы с хозяевами разбираемся.
— Жалко божью тварь – смущенно пробасил унтер-фельдфебель в ответ на недоумевающие взгляды солдат.
Пристыдил. Одним словом поставил людей на место, пробудил в них совесть. Не зря. Мало того что парням не пришлось потом таскать тяжеленные туши, чтоб добраться до тайников, так еще подал личный пример, каким должен быть немецкий солдат – без излишней жестокости, в должной мере милосердным. Как раз самое главное в сарае и находилось. У задней стенки нашелся тайник с двумя СГ-56 и дюжиной снаряженных магазинов. Все ясно и просто, как жевать – база повстанцев, бандитское логово.
Унтер-фельдфебель Тохольте, заложив пальцы за ремень, прохаживался перед обитателями фольварка. Не велика у крестьянина семья: он сам, жена, ныне покойный отец, сын и две дочери одной лет пятнадцать, вторая на два годика помладше. Да еще на руках жены младенец сопит. Хорст Тохольте подошел к фермеру, взял того двумя пальцами за подбородок и поднял вверх лицо, криво усмехнулся разглядывая багровеющий с синими прожилками фонарь, ободранную нижнюю челюсть, запекшуюся у уголков рта кровь.
— Ну! Говорил, чужих в доме нет? – Хорст повернул голову поляка так, чтоб тот видел брошенный на пол труп бандита. Выглядело тело жутковато. Половина лица разорвана осколками черепа, глаз висит на ниточке. Одет беглец просто, в пятнистую туристскую штормовку, штаны американской парусины и добротные армейские ботинки. В таком наряде хорошо по лесу ходить тепло, практично, немарко и расцветка маскировочная.
— Не знаю. Может, через забор перелез, украсть чего хотел, да твои люди его спугнули – просипел поляк.
— Рация в доме, пистолет, штурмгеверы тоже воры подкинули?
— А как в лесу жить без винтовки? Как от гайдамаков отбиваться? Как детей да хозяйство защищать? Ваших то пока докличешься – держался крестьянин хорошо, разговаривал в меру дерзко, не теряя достоинства, да еще пытался улыбаться, хотя улыбка на его разбитом лице выглядела жутким оскалом.
— А радио в доме держать не запрещается. Уж какое купил, такое и слушаю. Хороший аппарат, не только местные, но и немецкие станции ловит. Новости то знать надо. Так без новостей в нашей глуши и помрешь медведем. Вдруг атомная война начнется?
Хорст Тохольте хотел было еще раз ткнуть наглеца под дых, уже сжал руку в кулак, но ему помешал пронзительный рев младенца.
— Заткни его – скривился Рудольф Киршбаум.
Горбрандт прикрикнул на бабу. Та прижала к себе младенца, взялась укачивать его, сюсюкать. Не помогало. Киндер орал как недорезанный. Наконец, Вальтер Горбрандт не выдержал, вызвал у женщины из рук младенца и, крутанув его над головой, со всей силы приложил о стену. Вот это подействовало. На миг в комнате установилась тишина, а затем начался сущий ад.
Жена крестьянина побледнела, тихо пискнула и рухнула на пол. Сам поляк отшвырнул державшего Зидера и прыгнул на Хорста Тохольте. Пальцы крестьянина железными клещами сжали горло унтера. Оба с грохотом рухнули на пол, при этом поляк умудрился ударить немца лбом в переносицу. Хорст поплыл.
Рудольф Киршбаум вовремя пришел на помощь товарищу. Штурмгевер висел за плечом, тянуться за ним – время терять. Зато пальцы сами нащупали на поясе саперную лопатку. Короткий удар. Рудольф с хеканьем рубанул поляка по шее. В лицо брызнула кровь. От неожиданности ефрейтор отшатнулся назад и выпустил лопатку из рук. Она так и застряла между позвонками.
Все было кончено. Жена крестьянина и обе его дочери лежали на полу с закрученными за спиной руками. При этом ножки старшей дочери соблазнительно оголились. Парнишка же успел схватиться за нож, но кинжал Отто Форста оказался быстрее. Сейчас парень лежал, свернувшись клубочком в углу. Крови почти не было. Колющий удар в сердце милосерден, от него почти не мучаются.
