Владивостокский инцидент (мир ИВС-RIP-1929) ¶
Приморский край, аэродром Воздвиженка, 11 июня 1933 4 часа утра
Алексей Добролеж плохо спал всю ночь. Он знал, что выспаться надо, что предстоящий день, возможно, будет самым долгим днем его жизни, но заснуть все равно удалось с трудом. Белый биплан Р-5 прилетел в расположение вверенной ему бригады вчера утром, привезя приказ, приказ который он одновременно ждал и боялся. На Дальнем Востоке угроза войны витала в воздухе уже не первый год и если в центре СССР года с 1927ого, если не раньше, война воспринималась как что-то отдаленное, хотя и возможное, что-то о чем пишут журналисты или о чем рассуждает на страницах «Правды» Бухарин в своих посвященных международному положению передовицах, то здесь к войне были готовы ежеминутно. Военная угроза проявлялась в беспрестанных стычках на границе, в трехсменном строительстве укреплений, дорог, аэродромов, военных городков, в сухих военных сводках боев в Южной Маньчжурии и Жэхе, в рассказах сослуживцев, сопровождавших караваны с оружием бесчисленным правительствам, генералам, революционерам и просто откровенным бандитам в Маньчжурии и Китае.
С марта месяца Алексею стало ясно, что именно его 28ой тяжело бомбардировочной бригаде в планах правительства и командования уделяется особая роль. Тогда, в трескотне газетных сообщений о росте промышленности, успехах сельской кооперации, подготовке к выборам делегатов на очередной, XVII съезд, перемежающихся с бесконечными выступлениями Кирова, Рыкова, Куйбышева, Бухарина, Калинина и прочих вождей, проскочила весьма важная, но скучная и неинтересная большинству заметка о совместном заявлении Чичерина и Хэлла о приверженности и США и СССР принципам «политики открытых дверей» в Китае. Вряд ли это было простым совпадением, что после данной заметки пограничные стычки стали происходить едва ли не ежедневно, как явствовало из зачитываемых на совещаниях у командующего Блюхера сводок. Да и в 28ую, и раньше не обделенную вниманием вышестоящих инстанций, с этого момента блага посыпались как из рога изобилия. У кого есть хотя бы один тяжелый тягач ярославского завода? Мало таких бригад. А у т. Добролежа этих тягачей двадцать штук. У кого автомашин-пускачей по штату? Правильно ни у кого, а вот вот у него, с апреля месяца – полный комплект. У кого на всех воздушных кораблях есть рации, да еще качественные, немецкие? Только у 28ой т. Добролежа. Где краслеты получают регулярно премии и надбавки не быстро обесценивающимися совзнаками, а червонцами, на которые можно прикупить такие товары, какие по карточкам и при коммунизме, наверное, будут редкостью? Опять же в его бригаде. Кстати, о карточках, далеко ведь не везде их можно полностью отоварить, скорее даже нигде. И опять, 28ая имени Седьмого Конгресса Коммунистического Интернационала тяжелая бомбардировочная бригада Морских Сил Дальнего Востока являет собой приятное исключение.
И, конечно, сами воздушные корабли. Когда он впервые увидел новейший бомбовоз, ТБ-3, он решил что больше самолета и быть не может. И был изрядно поражен, когда услышал что он считается линкором второго класса. Больше двух лет среди красвоенлетов ходили слухи о будущих линкорах первого класса. Перевооружение одной за другой тяжелобомбардировочных бригад на новые ТБ-3, усиление посадочных полос, строительство новых аэродромов позволяли надеяться, что эти слухи уже скоро превратятся в металл. Так что когда 7 ноября 1932 над Красной площадью в окружении троек ТБ-3 и эскадрилий истребителей, проплыли два огромных воздушных корабля, все причастные к ВВС даже особо не удивились. Опять же именно его бригада, похоже, первой получила эти корабли. Первые три линкора первого класса, шестимоторные К-7, прилетели в расположение бригады в начале марта прямо из столицы Советской Украины, Харькова. Вторая тройка присоединилась к ним в конце того же месяца, образовав вторую эскадрилью. А первая эскадрилья состояла всего из одного звена. Но какие это были машины! АНТ-26. Если калининского монстра в шутку называли «летающим госпромом», намекая на огромное здание в котором размещался Чубаревский СНК УССР, то по сравнению с АНТ-26 даже он казался маленьким. 20 тонн боевой нагрузки, крылья размером с футбольное поле, 5 эрликонов и десяток пулеметов. С другой стороны, когда первоначальные восторги прошли, в глаза стали бросаться и недостатки машины. При таких размерах она была медленной и чудовищно неповоротливой. Даже сил 10 мощных итальянских моторов не хватало, чтобы разогнать ее быстрее 250 километров в час.
Оптимисты утверждали, что скоро появятся новые, советские моторы, сконструированные согласно самому передовому учению и тогда даже такие огромные машины как АНТ-26 легко обгонят лучшие зарубежные истребители. Алексей относился к таким прогнозам с крестьянским пессимизмом, по крайней мере, пока ТБ-3 с импортными итальянскими моторами были на 20-30 км/ч быстрее и обладали на 500 километров большей дальностью, чем с советскими. Однако красноармейцы из аэродромной команды, в отличии от них — профессионалов, относились к воздушным линкорам с благоговением. После АНТ-26 другие самолеты для них были и не самолеты вовсе, а так, одно недоразумение. Ему докладывали, что рядовые бойцы из наземных команд заставляли салаг выучивать наполовину официальное, наполовину выдуманное ими самими полное название машины. Пока боец, обычно полуграмотный деревенский парень, не мог без запинки отбарабанить, что он обслуживает «28ой тяжелой бомбардировочной бригады имени Седьмого Конгресса Коммунистического Интернационала Морских Сил Дальнего Востока линейный первого класса, конструкции инженера Туполева 26ой модели, ордена Красного Знамени, десятимоторный бомбовоз «Вацлав Воровский»», то своим он не считался. Он велел смотреть на такую практику, хоть она и была не уставной, сквозь пальцы. Гордость своей частью хотя и не коммунистическое чувство, но лишней не бывает. Тем более как рядовые красноармейцы, так и летчики и техники куда лучше выучили особенности всех трех гигантских бомбовозов первой эскадрильи: «Вацлав Воровский», «Иосиф Сталин», «Петр Войков», чем обстоятельства героических биографий павших большевиков, именами которых оные бомбовозы были названы. Даже организованные политчастью кружки по изучению боевого пути павших героев не переломили ситуации.
Однако и ребенку было понятно, что такое внимание оказывается их бригаде не просто так. Когда в середине апреля первый раз на своем белом Р-5 прилетел лично командующий т. Алкснис и показал ему план операции «Подарок к XVII съезду» он был потрясен. Но подтвердил, что оказанное ему высокое доверие оправдает. Если и раньше они летали куда чаще других бригад, то после визита командующего они практически перестали вылезать из кабин. Полеты. Полеты над тайгой. Полеты над морем. Полеты в облаках. Даже полеты ночью. Бригада получила нескольких прекрасных пилотов и штурманов из гражданского флота, имеющих богатый опыт полетов над морем и ненаселенной местностью. Операция была совершенно секретной, даже комэскам приходилось только гадать, к чему они готовятся.
Съезд прошел, но приказа на операцию так и не поступило. Алексей уже начал думать, что ее никогда и не произойдет, когда белый Р-5 Алксниса прилетел опять. Командующий не отказал себе в удовольствии лично отдать приказ и лично наблюдать за его выполнением. Хотя Добролеж и знал, что бога не существует, но он не смог удержаться от старорежимного «Слава Богу» про себя, когда понял что командующий будет только наблюдать, но не вмешиваться. Вчера же приказ был доведен до сведений комэсков. Сегодня утром – до летчиков. Известие что цель – Токио вызвало у них ошеломление, но не панику. Японцы, если нигде не произошло утечки, не могут, не должны ждать налета. А воскресным утром большинство их летчиков, скорее всего, будут дома, у жен и любовниц, а некоторые и вовсе с похмелья.
Еще затемно могучие ЯГи стали выволакивать громоздкие туши бомбовозов на взлетную полосу. Машины были заправлены и проверенны еще с вечера, заправка даже ТБ-3, не говоря уже о линкорах первого класса, занимала не один час. В половине седьмого, вместе с первыми лучами солнца, экипажи заняли свои места. Алексей первым ловко влез по лесенке мимо стойки шасси, пробежался по просторному, тускло освещенному несколькими лампочками коридору внутри крыла, мимо трех ближайших к фюзеляжу моторов, и занял командирское кресло. Под трели боцманской дудочки за ним заняли свои места все остальные 18 человек экипажа «Вацлава Воровского». Многочисленные эрликоны и пулеметные спарки повели стволами при последней предстартовой проверкой. Закрутились все десять винтов бомбовоза, отъехали обе пусковых ЗиР-5, и машина тяжело покатилась по длинной, больше километра, взлетной полосе. Отрыв! Под крыльями промелькнули ангары, склады, здания военного городка, потом промелькнуло поле ТОЗ имени Сырцова, и потянулись покрытые лесом сопки. Тяжелый бомбовоз медленно, очень медленно набирал высоту, однако минут через сорок поднялся на свои три тысячи метров.
Добролеж обернулся. Слева от него шел «Иосиф Сталин» Леваневского, справа «Петр Войков» Водопьянова. Шестерка К-7 второй эскадрильи Молокова следовала чуть сзади, а за ней шли 24 ТБ-3 третьей и четвертой эскадрилий. Звенья воздушных крейсеров Р-6 занимали свое место по углам строя, а выше и ниже армады летели три десятка И-5. Бригада шла строем, как по учебнику. Таким строем они должны проследовать над Владивостоком, являя трудящимся несокрушимую мощь Рабоче-крестьянской Красной Армии и ее воздушных сил. Однако сразу за заливом Петра Великого красивый строй должен был распасться. Истребители никак не могли бы их сопровождать и должны были покинуть их. Эскадрилья крейсеров, с другой стороны, для того и включалась в состав бригады, чтобы сопровождать ее именно в таких дальних рейдах. Дальних, но не сверхдальних. Если ТБ-3 с импортными моторами, с топливом в перегруз, с перебранной обшивкой мог преодолеть, хотя и с трудом и на пределе возможностей 2500 километров, то для Р-6 это было полностью исключено. А потому – и крейсеры должны их покинуть. А потом встретить бригаду (или ее остатки, но Добролеж предпочитал об этом не думать) на обратном пути. Если, конечно, сумеют ее найти, режим радиомолчания разрешалось нарушать только в случае массированной атаки противника.
Шесть часов полета над морем промелькнули незаметно и наконец впереди показался берег. Экипажи жадно всматривались в никогда не видимый ими ранее берег чужой метрополии. Под крыльями краснозвездных машин медленно проползли рыбачьи поселки, потом начались горы. Бомбовозы медленно ползли между облаками. Первый японский самолет встретился им минут через 20 после того как появился берег, тренировочный биплан толи их не заметил, толи принял за своих, толи решил не связываться. Незнакомый город с чужим названием Нагано остался где-то справа и примерно через час впереди замаячили знакомые по картам контуры токийского залива. Добролеж отдал команду и Сергей, его радист-сигнальщик, встал на специальную тумбу и, стоически игнорируя бьющий в лицо ветер, засигналил флажками другим машинам.
Ровный строй бомбовозов рассыпался по звеньям. Через открывшиеся створки бомболюков посыпались агитационные боеприпасы, рассыпая сотни тысяч листовок над японской столицей. Содержание их было немудреным, но доходчивым – второй раз вместо увещеваний СССР сбросит не бумагу, а фосген и зажигалки, так что отвечать за художества своих генералов придется именно вам, дорогие японцы. Лучший способ этого избежать – самим сбросить своих буржуев или хотя бы заставить их вести миролюбивую, по отношению к первому в мире государству рабочих и крестьян, политику. Лучшим свидетельством того, что угроза реальна было само количество листовок – немногим меньше сотни тонн, 15 миллионов листовок. Они покрывали город белым ковром, ложились на поверхность Токийского залива, ветер нес их над городом как милые японскому сердцу лепестки сакуры.
Они успели развернуться и лечь на обратный курс, прежде чем их настигла первая контратака опомнившихся японцев. Девять бипланов, опознанных по таблицам как флотские Накаджимы догнали бригаду и с ходу атаковали сзади-сверху. Их встретил концентрированный огонь десятков пушек и пулеметов. Головной биплан получил 20мм снаряд эрликона и камнем понесся вниз. Еще три машины дымя, отвернули. По крылу «Вацлава Воровского» хлестнула пулеметная очередь, промахнуться по машине таких размеров было сложновато, однако значительного ущерба она, судя по всему не нанесла. Через минут 20 их нагнали еще 12 Накаджим, как позже выяснилось один из японских авианосцев, Акаги, возвращался на родные острова с маневров и известие о налете застало его экипаж в частичной готовности. К ним присоединились 4 машины из первой волны. Атаковали на этот раз с двух направлений, пытаясь выбить концевые машины. Один из ТБ-3 задымил и стал отставать от строя. Из 4ого двигателя на левом крыле «Иосифа Сталина» вырвались языки пламени, но вскоре они погасли, экипажу Леваневского, судя по всему удалось потушить пламя и огромный бомбовоз сохранял место в строю и на девяти моторах.
Еще через пять минут на глазах потрясенных краслетов линкор «Товарищ Артем» из второй эскадрильи был протаранен. Японский биплан казалось попытался его атаковать в лоб и пройти над ним, поливая пулеметным огнем. Но в последний момент он не отвернул, а ударил прямо в крыло «Товарища Артема», между первым и вторым моторами, около крепления одной их хвостовых балок. Несколько мгновений Алексею казалось что громадный Калинин-7 выдержит и такой удар, однако вдруг правая часть самолета-летающего крыла отломилась вместе с куском одной из хвостовых балок и, кружась как осенний жухлый лист, полетело на землю. От разваливающегося бомбовоза отделились крошечные комочки над которыми вскоре распустились белые купола парашютов. Их было всего семь, из 14 находящихся на борту. Добролеж надеялся, что хотя бы тех, кто смог выпрыгнуть из «Товарища Артема» удастся обменять и вернуть в строй, если, конечно, разъяренные самураи не убьют их на месте.
Однако это была последняя атака. Еще 3 или 4 японских машины ушло в землю, а остальные, либо получив серьезные повреждения, либо расстреляв боезапас, либо решив не пытать счастья в неравном бою отстали. После пересечения береговой черты Добролеж увел бригаду в облака и отвернул на юго-запад, а затем сделал еще пару изменений курса. Как позже выяснилось это спасло его от неприятной встречи с 2 свежими японскими эскадрильями в спешке высланными на перехват, однако окончательно погубило поврежденный сорока минутами раньше ТБ-3. Дымящая машина на двух моторах и так быстро отставала от строя, вырабатывая последние остатки горючего, а после пролета через облако пропала окончательно. Место упокоения бомбовоза и его экипажа так и осталось загадкой.
Возвращение прошло без приключений, сесть успели засветло, единственно, что у одного из поврежденных ТБ-3 подломилось шасси при посадке. Однако экипаж отделался лишь ушибами, да и сам самолет, по уверениям техников, был ремонтно пригоден. Дальше последовал рапорт Алкснису, письменный краткий отчет, рапорты комэсков и командиров экипажей, построение и объявление благодарностей, визит в медчасть к раненым и лишь утром нового дня Алексей смог позволить себе забыться глубоким сном.
А в Москве тем временем посол Японской Империи Ога Тамзкити был вызван в НКиД, где лично наркомом Чичериным ему была вручена нота, в которой СССР требовал вывести японские войска из Жэхе, предоставить Маньчжурии автономию, вернуть контроль над КВЖД советскому персоналу. После столь впечатляющей демонстрации силы советские дипломаты были уверенны, что у Японской Империи нет другого выхода кроме как принять их просьбу. По их мнению, конфликт на Дальнем Востоке был исчерпан. А, по мнению японцев – только начинался.