Мой новый рассказ " С опорой на собственные силы" ¶
Рассказ посвящается ув. Паше — (Шварцу Миротвору). Но посвящение не в иронии по поводу места действия и фабулы рассказа (хотя в этом меня можно заподозрить), а в том, что я попытался подражать пашиной новеллистической манере. Насколько удачно — судите сами.
Добавлю лишь, что действие происходит в начале 2000-х гг в Америке, которая одна осталась оплотом свободы и демократии.
С ОПОРОЙ НА СОБСТВЕННЫЕ СИЛЫ
Посвящается ув. Шварцу Миротвору
Джон сидел на веранде своего дома в плетеном кресле и курил, стряхивая пепел вместо пепельницы в разрубленную топором банку кока-колы. Перед ним стояла совершенно целая и даже еще не начатая банка пива, но думы его были далеко от нее. Осень опускалась на его запущенный сад, с каждым днем листья желтели и опадали, и ручей в дальнем углу уже обжигал руки ледяным холодом. Начало ноября. Он – Джон Роджерс – бывший служащий риэлтерской фирмы уже два месяца не имеет работы. Сунулся туда, сюда – не берут. В прошлом году ему исполнилась роковая цифра – стукнул 51 год. А ведь, чтобы преуспеть и состояться, необходимо иметь не более 35 от роду. Существовать на пособие, конечно, можно, но это существование крестьянина XIX века – без электричества и с камином вместо центрального отопления. Последние недели проживали проданную и еще бывшую в довольно приличном состоянии машину. Вот так и сиди сумерками, пока не придет с работы Синди и не соберет скромный ужин. Она – единственный источник дохода в семье. Служит прожектористкой на военно-воздушной базе в полутора часах езды от их городка. И вторая статья дохода – тоже от нее. По каким-то дальним родственникам (в общем, седьмая вода на киселе) Синди – немка, точнее австрийка, и некая германская арийская благотворительная организация со штаб-квартирой в Венесуэле высылает ей ежемесячно несколько десятков рейхсмарок (их потом можно обменять на несколько тысяч долларов – как раз хватает на оплату аренды этого старого дома). Сын – Эверард. Вот и все семейство. С родственниками из Калифорнии Джон отношений почти не поддерживал; его троюродный брат состоял членом Коммунистической партии США, а с этой вражеской организацией Джон не хотел иметь ничего общего. Не хотел и все. Имел право.
Мысли Джона прервали. Слева зашуршал шинами школьный автобус – это приехал со школы Эверард. А с другой стороны весело задудел «Фиат» — это подруга завезла на своем автомобиле Синди со службы. Обое – жена и сын взошли на веранду с двух сторон почти одновременно. Синди принесла большой пакет с продуктами из супермаркета (в их квартале недавно открылся магазин-«центовик» для безработных и малообеспеченных, но эти продукты были явно из специализированного супермаркета для военнослужащих ВВС США, работавшем при базе – об этом, помимо всего прочего, говорила яркая картинка на полиэтиленовом пакете – «Дядя Сэм» тыкал пальцем в зрителя с немым вопросом: «Что ты сделал для усиления наших военно-воздушных сил?») и сразу начала хлопотать на небольшой кухоньке слева. Эверард поставил связку учебников на полку шкафа, в котором Джон хранил свои запасы отличных, но увы, дефицитных французских вин (это было его хобби – пить французские вина; и как человек, по натуре щедрый, он иногда приглашал разделить угощение своего соседа на участке слева – бывшего полицейского Джона Алардайса). Эверард рос необычным мальчишкой: тихоней, задумчивым и нелюдимым. Не играл в бейсбол, почти не интересовался девчонками, не смотрел диснеевские мультики и комиксы. Часами изучал географические карты, мечтал о путешествиях в экзотические страны, не пропускал ни одной передачи из закупленного в Германии уже довольно старого сериала «Живая природа пяти континентов» за авторством директора берлинского зоопарка Бернарда Гржимека. В общем, не такой как все. Джону это импонировало. В детстве он тоже не был таким как все, хотя, как и большинство светловолосых американских мальчишек 70-80-х, «переболел арийством», что выражалось в тайном прослушивании радиопередач на английском языке из Гамбурга (там базировался Всемирный комитет антиамериканских действий, созданный еще в годы последней мировой войны Эзрой Паундом, заочно приговоренным в США к смерти за предательство) и в поиске на базарных развалах контркультурных атрибутов аудиокассет с записями музыки и ритмов эдельвейсов, а в его письменном столе был спрятан портрет Чарльза Линдберга. Все это прошло.
Двенадцатилетний Эверард тем временем подсел к столу. Было видно, что он хочет завести о чем-то разговор, и Джон с готовностью кивнул ему – он любил беседовать с сыном – так легче коротать скучные вечера безработицы.
--Пап, -- Эверард достал из своих книжек небольшой светло-серый атлас мира, -- учитель сегодня сказал нам, что Америка не имеет ни одного союзника в мире и находится в изоляции. Джек в это время кричал по-кошачьи, и весь класс ржал, но я спросил мистера Эннаунси, почему мы в изоляции, но он сказал, что не хочет об этом говорить. Почему он это сказал, пап?
--Не хочет, и все, -- Джон знал, почему, но зачем говорить ребенку обо всех хитросплетениях взрослого мира, например, о том, что за всем, что говорится на уроках, неусыпно следит влиятельный и грозный попечительский совет школы (Джон сам был его членом пару лет, и стал свидетелем изгнания из школы учителя «нэчурэл хистори», заподозренного в симпатии к итальянскому фашизму – да и бабушка его была из Италии; так что меньше болтаешь – лучше спишь).
--А ты, пап, знаешь? – с надеждой в голосе спросил Эверард.
Ну какой же родитель откажет ребенку в ответе на сложный и интересный вопрос?
--Видишь ли, сынок, -- начал Джон издалека (надо ведь подвести Эверарда к логически правильному выводу, а иначе прибавится полку германофилов и ариоманов, и в их дом через пару лет начнет заглядывать полиция – такое ведь бывает) – тебе надо понять одну очень сложную вещь. Дело в том, что мы живем в мире, где существуют либеральные ценности. Это такая идеология, которая воплотилась..., -- тут Джон немного запнулся, припоминая формулировку, которую он недавно слышал по телевизору из уст строгой дамы с патриотическим флердоранжем, приколотым к груди. – В общем, только мы во всем мире являемся носителями идеологии демократии и либерализма.
--Это я знаю, -- закивал Эверард. – Преподобный Патрик Хьюз очень подробно объяснял нам это на своих уроках и говорил еще, что Америка избранная Богом страна. Но почему же другие народы не хотят дружить с нами?
--Да, мы – единственная христианская страна в современном мире, -- Джон все-таки откупорил банку пива. Он, правда, вспомнил, что во всех справочниках написано, что латиноамериканские страны и такие страны, как Испания и Португалия опираются на ценности католицизма, но ведь все протестантские проповедники неустанно говорят о сатанизме и идолопоклонстве католиков, так что даже на американских католиков Джон смотрел в этом плане с подозрением. – Но дело в том, что другие народы находятся под властью ложных идеологических доктрин, и поэтому они не хотят с нами дружить.
--Неужели все-все-все? – Эверард даже удивился.
--Ну, вот смотри, -- Джон взял из его рук атлас, который Эверард вертел, выражая тем самым свое детское беспокойство. – Вот Европа. Там в ее середине находится Германский Рейх, где правят национал-социалисты. Это ужасные преступники и у них преступные законы. Ты бы и дня не смог прожить в Германии, потому что тебя бы тут же схватили гестаповцы и бросили в концлагерь.
--А за что?
--Например, за то, что ты не стал бы вскидывать руку в нацистском приветствии.
--А если бы я вскинул, то не стали бы хватать? – резонно спросил Эверард.
--Хм,.. ну, нашлось бы немало других причин. А на восток от Германии есть другая страна – ЮЭсЭсА. Вот она – розоватого цвета. Такая большая. Там вообще у власти коммунисты, ничего нельзя купить, если ты не член Коммунистической партии, и у них у всех общие жены.
Эверард как-то не по детски присвиснул:
--Боб бы сказал, что это здорово. Он мне как-то раз признался, что влюблен во всех девчонок в классе, и ему будет очень грустно, когда они выйдут замуж.
--Ну, секса в ЮЭсЭсА тоже нет. Там все в дефиците. Вот у нас часто бензина не бывает в свободной продаже, а у них вообще машин нет.
--Как же они ездят по такой большой стране? – Эверард умел задавать вопросы.
--На поездах, -- нашелся что ответить его отец. – А вот тут Италия. Там у власти фашисты. И вот их колонии по всей Африке. А вот тут правят исламо-фашисты. А в странах Латинской Америки – в каждой каудильо – марионетка Германии и Италии. И все делают, как те им прикажут. А вот здесь такие же англоговорящие народы, как и мы – англичане, ямайцы, тринидадцы, но они тоже фашисты.
--А Япония?
--Да ты что!! Это же наши главные враги. Они с нами воевали и разгромили наш флот в 1942 при Мидуэе. У них ужасная еда, они спят на полу, рожают детей, сидя на корточках, и делают себе харакири.
--Они фашисты или коммунисты?
--Нет, они – японисты. Считают, что Япония – самая главная страна мира, и их император божественен.
--А мы?
--А мы знаем, что мы живем в стране с самой правильной идеологией. У нас либеральные ценности свободы и демократии. И мы не можем предать их…
--Не забивай ребенку голову такими сложностями, -- на веранде появилась Синди с подносом. Ужин получился прекрасным! Отличная ветчина с яичницей, бутерброды, чай и на тарелке уже очищенные бананы.
--О! – Джон не ел бананы уже полтора года. – Бананы. Это вам в спецмаг завезли?
--Да. Эфиопские.
--Пап. – Эверард решил проверить одну из своих гипотез. – А у нас потому редко бывают бананы, что мы в плохих отношениях с Италией (он специально проверил по атласу, что Эфиопия, откуда в американскую глубинку добрались чудный, будто фарфоровые бананы, принадлежит Италии)? А если бы мы отказались от своей идеологии, бананы были бы почаще?
--Нет, Эверард. Идеологию, конечно, на хлеб не намажешь, -- Джон с удовольствием откусил кусочек хлеба с маслом, прожевал его и продолжал. – Но идеология дает нам нечто более ценное, чем все эти «дары мира сего», как говорят телепроповедники. И мы не можем отказаться от нашей идеологии. Хотя бы потому, что они вон – не отказываются же. Если бы отказались, тогда еще можно было подумать… Но и тогда нет, потому что если бы они отказались от своих античеловеческих и преступных идеологий, мы бы распространили свою идеологию демократии и либеральных ценностей по всему миру. Вот так вот.
--Опять дебатируете, Роджерсы, -- это раздался бодрый голос бывшего полисмена Джона Алардайса, который зашел к ним на огонек.
--Да, вот Синди достала бананы, и их появление на нашем столе вызвало идеологическую дискуссию.
--А что бананы? – Аллардайс присел на свободный стул ближе к двери в дом, откуда шло тепло от камина. – Не в бананах счастье. Ты плохой агитатор-пропагандист, Джон. Либеральные ценности – это да. Но это не главное. Главное, что в случае отказа от изоляционизма мы потеряем даже то, что имеем. Франция потребует Луизиану, Испания – Флориду, Раша – Аляску, Мексика – Калифорнию и Аризону. Снова поднимут голову техасские и виргинские сепаратисты. А вчера (ты в курсе?) этот кретин Штакеншнейдер – рейхсминистр информации и пропаганды Германии орал по новостному каналу, что Нью-Брансуик (по-немецки, Новый Брауншвейг) когда-то был немецкой колонией, а поэтому и т.д.
--Но ведь германский фюрер обещал, что Германия никогда не нападет на Америку, -- Джон смутился.
--И тем не менее. У них же там нет свободного выражения своих мнений, поэтому если член правительства что-то озвучил, значит нет дыма без огня.
--Какое неблагодарное человечество! -- поддержала гостя Синди, угощая гостя отличным флоридским чаем, из каких-то местных индейских травок. – Преподобный Бэнни Хилл каждое воскресенье в прямом эфире молится Богу за все народы Земли, стонущие под гнетом западных тиранов и восточных деспотов, а они…
--Вот поэтому мы должны хранить наш суверенитет – неколебимый американизм, раз против нас весь мир.
--Пап, я, кажется, нашел одного союзника США, -- вмешался в разговор Эверард, который внимательно изучал атлас. – Это Канада.
--Ну, сказал – Канада, -- развел руками Джон. – Это карманная заграница.
--Да, -- согласился Алардайс, -- Канада – считай северный штаты США. Только еще холоднее и даже яблони не растут, -- он в свое время отслужил в американской армии на далекой станции НОРАД на Бафиновой Земле и, как у теплолюбивого человека, у него не осталось никаких хороших воспоминаний о том периоде своей жизни. – Там, Эверард, -- Аллардайс взъерошил ему волосы своей загрубевшей от многих трудов рукой, -- у власти те британцы, которые бежали из Великобритании и не захотели жить при фашизме Мосли. Королева.
--А что там с ее внуками? – поинтересовалась Синди.
--Сбежали в Англию – к фашистам. Оба – Вильям и Гарри.
--Так они всегда симпатизировали фашизму. Помните ту историю на вечеринке?
--Еще бы! А все мамаша их! Бывшая принцесса Диана. Она первая продалась исламо-фашистам. Променяла ценности Свободного Мира на нефтяные миллиарды. Вот Господь и покарал ее – погибла в автокатастрофе в Париже. А жила бы скромнее…
--Посмотрим, что по телеку, -- Алардайс на правах давнего друга семейства сам включил небольшой телевизор на шкафу напротив стола. – Выборы ж на носу.
На экране появилась заставка передачи «Голоса мира», а затем физиономия ее ведущей – очень идеологически подкованной Бьянки Шварцман. Она беседовала с какой-то гостьей в студии.
--Вот и передача в руку! – Алардайс прибавил громкости.
--К американским избирателям, ко всем американцам, кому дороги идеалы свободы и демократии, хочет обратиться наша гостья – сбежавшая в зону Свободного Мира из Кровавой Совдепии Валери Новодворская.
--Уважаемые американцы, -- оператор осветил лицо гостьи из Раши, и Джон (не Алардайс, а Роджерс) поймал себя на мысли, что она отвратительна, отвратительна не только внешне, но и внутренне – и как муж ее терпит? А за этой мыслью пришла другая: что бы там ни было – какие бы неприятности не случались со Свободным Миром, а Джону очень повезло с женой. Какая Синди красивая и приятная, и годы не берут ее. И заботливая… Найдет, найдет он работу. Все будет о’кей.
--Уважаемые американцы, -- продолжала беженка из Совдепии, автоматически сопровождаемая синхронным переводом, -- я выражаю восхищение вашей мужественной стойкостью и непобедимостью. Вы последний бастион свободы и демократии в мире. Не поддавайтесь не провокации, смело стойте за идеалы либерализма, сжавши кулаки и стиснувши зубы, как спартанцы. А тех, кто рождается с неправильной головкой, в которую лезут каннибальские идеи коммунизма и фашизма, я бы – как тех спартанских детей – сразу после рождения бросала в пропасть. Не слушайте мягкотелых предателей, которые твердят о трудностях либерализма. Все ваши трудности временные. Посмотрите на остальной мир. Там живут гораздо хуже. В проклятом Совке даже поют песню:
Крокодил не ловится
Не растет кокос.
Видите! Комуняки, которые ничего не умеют, как только расстреливать людей, вынуждены закупать в Египте крокодилье мясо, и даже его не хватает. Даже оно по талонам. Вот поэтому вы ни в коем случае не должны идти на поводу у таких отвратительных личностей как Джекоб Уотсон, которые мечтают об открытой Америке. Съежится как еж и ощетинится иголками – вот истинный долг любого уважающего себя демократа и правозащитника в нашу эпоху. Америка должна жить с опорой на собственные силы. Тезис о том, что Америка лишена многих необходимых ресурсов и поэтому вынуждена идти на поклон к другим странам, неверен. А если бы он даже и был верен, то что же дороже вам, дорогие американцы – сытая и обеспеченная жизнь при тоталитаризме, или бедная, но гордая жизнь при свободе? Да и не может быть обеспеченной жизни при тоталитаризме по определению! Поэтому заклинаю вас, ни в коем случае не голосуйте за Уотсона. Он погубит и вас, и нас! За вашу и нашу свободу!
--От гром-баба! – хлопнул в ладоши Алардайс – Совсем как моя старуха. Той тоже как сбрендит в голову о политике трепать, пол дня не остановишь.
В продолжение этой речи Эверард, с некоторым любопытством следивший за полетом мысли заграничной тети, вспомнил, что читал в какой-то приключенческой книжке об экзотических странах, что крокодилье мясо – деликатес, и что в некоторых странах крокодилов действительно выращивают на фермах. Он попытался представить себе такой же вечер (вечер, когда у них в Америке еще утро) своего советского сверстника. Вот так же он – в детской буденовке – пришел со школы, точно также его мама хлопочет на кухне, безработный папа вальяжно сидит в старой качалке на веранде, по телевизору рассказывают о том, как плохо живется людям при демократии, кругом на многие тысячи миль тайга, а на столе (вместо яичницы с ветчиной) дымится блюдо из крокодила с приправами.
--Да, это вы верно подметили, -- закивала на экране красивая (особенно после физии гости) ведущая. – Мы должны хранить в неприкосновенности нашу демократическую территорию, чтобы им – из тоталитарных стран – было куда бежать.
--Хм, -- пожал плечами Джон, -- все это верно, но исполнение. Не могли подыскать более симпатичную беженку из Раши? Это же элементарный прием менеджмента, рекламных технологий. Если товар рекламирует молодая и красивая женщина, он и расходится лучше.
А про себя Джон Роджерс подумал: а смогла ли бы эта беженка бросить своего ребенка в пропасть, если бы он изменил делу свободы и демократии? Нет… Идеология – это идеология, а дети – это дети. Он – Джон – никогда бы так не поступил. Даже если его сын станет фашистом или коммунистом. Потому что дети дороже всех идеологических тонкостей. И он вполне одобрял в свое время выдачу Элиана Гонсалеса на фашистскую Кубу к его отцу. На месте кубинского отца он тоже был бы рад. Еще как!
"Я могу понять политиков, запрещающих людям свободно обсуждать и толковать прошлое. Не понимаю только одного: у них-то какие могут быть претензии к Гитлеру или Сталину?"
С.Б.Переслегин
