РОМАНТИЧЕСКОЕ НАСТРОЕНИЕ
Я слышу без конца весёлые призывы...
за веру, за царя и прочие активы!
Их правила игры известны, между прочим,
но надеемся на то, что может быть иначе…
Иллюзия свободы — приходит время грустных дум,
нас не спасает сердце и не спасёт холодный ум.
тревога нарастает — её никак нельзя унять,
мы падаем всё ниже — не догнать!
они нам говорят: "как скажем — так и будет!»
Затянем пояса — Россея не забудет!»
мы подпираем вертикаль горизонталью!
мне надоело быть бракованной деталью!
Иллюзия свободы — приходит время грустных дум,
нас не спасает сердце и не спасёт холодный ум.
как было, так и будет?! и ничего не изменить?!
но что мы будем делать?! и как нам быть?!
НАИВ
Дима сидел, полуосвещенный, в романтической полутьме небольшого ресторанчика где-то между Невским и Дворцовой набережной. Рядом с ним девочка пятнадцати лет в первый раз в своей наивной жизни пыталась посолить из солонки сложной конструкции поданное суперприветливой официанткой блюдо испанской кухни (паэлья с креветками). Дима смотрел на эту девочку: она сняла темно-бордовую курточку и стала еще наивнее и инфантильнее. Они были знакомы меньше суток, но Дима уже знал – как люди просто знают, что трижды три – девять – что уже никогда не сможет жить без этой девочки, без ее глаз, без ее бровей, удивленно сходящихся на переносице, когда ей говоришь что-то удивительное, без ее детских ручек, на которых сверкали в темноте металлические кольца. Прямо перед ними – над огромным аквариумом с крупными рыбами на большом плазменном экране солистка группы «Тату» спускалась по пожарной лестнице к своей подружке, примчавшейся на автомобиле. За соседним столиком молодой человек положил своей девушке голову на колени, а она гладила его по волосам, а из-за угла – плохо заметные из их ниши – шумели полдюжины испанцев или итальянцев (Дима пока плохо различал их говор). Дима отпил от бокала с полынным ароматом и погладил девочку Сашу тыльной стороной ладони по щеке. Кивнул ей.
Вчера Дима проснулся довольно поздно в своей однокомнатной квартирке на набережной Мойки, которую снимал уже много лет у бывшей сокурсницы по университету, которая годами безвылазно пропадала в Португалии, а ему изредка давала короткие советы, как жить в квартирке, по мобильному телефону с подозрительно хорошей межпланетной связью. Встал. Выкурил последнюю сигарету (решил все-таки бросить курить). Позавтракал. Сел за компьютер (на свежую голову лучше работалось). Димина работа с некоторых пор заключалась в поиске и скачивании для некоей фирмы свежих рефератов из Сети, небольшой переделке их и оформлении для дальнейшего использования. Этой работе он отдавал хмурые утра, когда неприветливое, уставшее за лето Солнце нехотя смотрится из-за пелены туч в рябь Мойки, а по проулкам бродят худые кошки и бомжи. Еще два дня в неделю Дима должен был дежурить в офисе фирмы (близ Финляндского вокзала, в совершенно неприспособленном для этого помещении, куда надо было проникать через салон продаж секонд-хенда) и принимать заказчиков (испуганные неотвратимой близостью сессии студентки, заочницы – жены новых русских с обостренным чувством собственного достоинства, но напускная щедрость искупала это, сердитые мамы непутевых студентов); всю эту публику следовало обработать нужным образом, получить задаток (а лучше 100-% предоплату), и если заказ был уж особенно нестандартен (например, позавчера пришла меланхоличная студентка со своим молодым мужем – менеждером гостиничного бизнеса и заказала «Специфику педагогических приемов при обучении слабослышаших детей рисованию»), отзвонить какому-нибудь подручному студенту-ботанику, приросшему к компьютеру, и пущай к завтрему все сочинит! Бухгалтерша фирмы хотела было привлечь его внимание, но у Димы с детства – когда он впервые влюбился в героиню детского фантастического фильма – была дурная привычка самому выбирать себе любимых женщин. Выловив несколько новых рефератов по экономике, он отложил их редактирование на потом, а сам побродил по интернету: портал новостей из Ирака по прежнему закрыт – последняя новость где-то за ноябрь 2004 года, «Демоскоп» выложил новые данные о численности инфицированных СПИДом, на портале [http://www.aids.ru/](http://www.aids.ru/) какой-то дебил написал статью о новой чудодейственной вакцине от СПИДа, на сайте ЦИК ничего нового, да и сама страничка не открылась, отличный сайт Лены Руденко, посвященный Древнему Египту! На сайте альтисториков ВЛАДИМИР, которого Дима знавал еще в студенческой дали начала 90-х, опять комбайном выкашивал поле, уничтожая христианство Александра Меня ровно с тем же самым азартом, с которым 15 лет назад утверждал совершенно обратное (когда Дима последний раз случайно встретил его – под дорической колоннадой станции метро Автово – Владимир сразу же ответил на Димин немой вопрос: «Почти все идейки, которым я считаю нужным перекрыть кислород, не вызвали бы у тебя – философа конца ХХ века в духе православного романтизма – ничего, кроме отвращения»). Дима, не вникая в суть спора, скачал себе всю страницу, а потом добавил в запас еще две темы – «Вторая мировая война без Гитлера» и «Османская империя до наших дней». Потом ответил на два письма, пришедшие на мыло. Солнце так и не выглянуло из-за серой пелены облаков, а когда Дима отправил на ящик фирмы последнюю отредактированную курсовую и собрался прогуляться до ближайшего метро, снаружи уже стемнело. Его новая куртка порвалась вчера об огромный железный штырь на двери того самого секонд-хэнда (хоть подавай в суд!), поэтому Дима надел древнюю косуху своих алисоманских времен. Он оставил машину – видавшую виды «Ладу» и пошел пешком, немного размахивая коротким зонтиком. Теплый сентябрь пах гарью и старинными домами. Людей почти не встречалось, пока Дима не вышел на переулок Гривцова: здесь уже мчались автомобили и собирались у киосков бродяги. Дима купил хорошей колбасы, килограмм белого винограда у зевающей азербайджанки в палатке, приценился к большой беспроводной мыши в компьютерном магазине направо, но почему-то не купил ее, потом зашел в видео, аудио и прочее магазин на другом конце площади. Рассмотрел новый диск группы «Приключения электроников» «А ну-ка, девушки!» с физкультурниками, чья сущность была слита с существованием, достал с верхотуры большой диск с 10000 мелодий для мобильников и хотел его купить, но тут почувствовал на себе взгляд…
На него смотрела девушка, почти девочка в зеленоватой курточке. Еще минуту назад он краем глаза заметил, что она собиралась выходить из салона, между двух бдительных антенн радаров контроля за покупателями, но она вернулась и теперь смотрела на него. Она была рыженькая и с неподражаемо удивленным выражением лица, которое, действительно, нарочно не изобразишь. Рыженькие девочки не каждый день смотрели на Диму, стоящего к ним в древнерусский профиль, и поэтому Дима хотел…
--Вы не могли бы меня проводить до дому?—девочка первая нарушила три секунды молчания (Диме они показались целой минутой).
--Конечно,--он улыбнулся.
Странная просьба, в странном месте, в странное время (не было и девяти вечера). На сколько или во сколько девушка была младше Димы, которому недавно стукнуло 36, а впереди ждало едва ли меньшее жизненное пространство?
--Ничего не подумайте,--продолжала девушка, когда они вышли.—Просто мне очень грустно сейчас. А вы же приличный человек?..
--Постараюсь,--Дима снова улыбнулся и поцеловал ее в щечку. Девушка моментально сориентировалась в ситуации и протянула ему руку.—Как тебя зовут?—спросил Дима.
--Саша.
--А меня – Дима. Я тоже недалеко тут живу.
--А почему ты решил, что я недалеко живу?
--Интуиция,--сказал правду Дима. Ему зверски захотелось курить, но впереди был только продуктовый магазин, из дверей которого вещало радио (уже было девять вечера): «Его Императорское Величество Георгий Михайлович принял государственного канцлера Российской Империи Владимира Владимировича Путина. Государственный канцлер доложил Его Императорскому Величеству о завершении подготовки к официальной коронации в Успенском Соборе Кремля. Россия ждала этого знаменательного события четыре года, но теперь…» Они прошли мимо.
Она жила, действительно, недалеко – в дальнем конце Проспекта Римского-Корсакова, но прежде чем они добрались, он узнал, что ее зовут Саша, что она учится в десятом классе гимназии (с момента реставрации монархии в 1999 году гимназиями назвали все бывшие средние школы полного цикла, но как были они средними школами – так и остались: только родителям добавилось забот – покупать гимназическую форму), что она – киноманка, но сейчас ни с кем не тусуется, что она все свободное время просиживает на сайтах знакомств, но «там сейчас никто не знакомится, а так просто – треп…», что она никогда в жизни не выезжала за пределы Санкт-Петербурга и даже не была ни разу на море. Лет ей оказалось шестнадцать. «Скоро будет» — прибавила она без особой уверенности. К концу пути Диме показалось, что они уже больше никогда не увидят друг друга, и он попросил ее дать номер мобильного телефона. Она согласилась, и когда Дима набирал на своей клавиатуре 11-значный номер, прижалась к нему – так просто и естественно, как прижимается доверчивый ребенок. Она хотела рассказать ему еще очень много-много всего, но вспомнила, что мама ждет ее, а Дима, взяв Сашу за обе руки, спросил:
--Что ты делаешь завтра?
(Завтра была суббота).
--Учусь до трех. А потом – ничего.
--Давай встретимся.
--Где?
--А там, где мы познакомились.
--И все?
--Пока все.
--У меня, действительно, много тараканов, но сейчас многие из них уже передохли…
Дима снова поцеловал ее, и она ответила ему, и тогда он проскользнул рукой под куртку, под свитерок… дальше уже ничего не было.
Она была скорее удивлена, чем испугана. Наверное, с ней никогда не было ничего подобного.
Не то чтобы Диме не везло в личной жизни (как раз наоборот; отсюда и его невнимательность к окружающим женщинам своего возраста и старше), но сейчас – сидя в романтическом синеватом (от экрана, на котором Та и Ту наконец-то нашли друг друга) полумраке, он ощутил вершину своей мужской привлекательности, толкнувшей эту наивную рыженькую девочку, годившуюся ему в дочери, в его объятья. Дима вспомнил, как его друг и земляк – тоже с Полтавщины – Игорь Бутурлин недавно заявил с очень довольным видом: «По поводу взаимоотношений Украины и России моя точка зрения неизменна – Украина и Россия должны любить друг друга, как группа Тату!» Хотел рассказать эту байку Саше, но вместо этого спросил:
--Ну, как – понравилось?
--Меня еще никогда не водили в ресторан,--Саша таяла от его прикосновения к ее плечу. Она одела на свидание самое лучшее, что у нее было – длинную черную юбку и темно-красную курточку, с переливами в разном освещении, и это очень шло ей.
Клип Тату сменился одним из давних клипов Милин Фармер, где она боксировала на ринге, а в перерывах там же танцевала в нижнем белье.
--Вот, не будет у меня работы, и я так буду танцевать. От безденежья,--Саша кивнула на экран. В эту минуту Диме хотелось похитить ее, улететь на край света и там любить безумно и умереть с ней вместе в одну безумную ночь. Он не имел опыта общения с малолетками, но сейчас чудесным образом находились слова и удавались жесты. А может, это все от лукавого, а на самом деле, когда люди влюблены с первого взгляда, условности уже не требуются (ведь ими как заплатами люди зачастую скрывают свое безразличие или отвращение друг к другу).
--Мы погуляем по Невскому, а потом поедем ко мне,--говорил Дима, гладя ее по спинке. Димина «Лада» стояла в десяти шагах от ресторанчика – еле втиснулся между крутым Мерседесом и Жигулями какого-то прозаика.
--Надо моей маме что-то сказать..,--Саша задумалась, как школьница над трудным вопросом в контрольной работе, но вскоре нашла правильный ответ.—Скажу, что я у подружки. И буду завтра… Только,--она кивнула ему,--пока не надо говорить, что ты меня старше на 20 лет. Она не поймет. Лучше скажем, что тебе 26.
--Да, как сейчас помню,--Дима жестом светского льва съел последний кусок свинины по-каталонски и отодвинул тарелку в распоряжение проходящей официантки. Это была почти уже другая Россия, Россия ельцинской безнадежности, инфляции, бедности и апокалиптических настроений. И с этим оказалась намертво спаянной его молодость. Иногда ему казалось, что его обокрали, как обкрадывали вкладчиков, акционеров и просто прохожих на улице, но только не на деньги, а на годы жизни. Он что-то потерял, что — он и сам не знал, а теперь лишь начинал догадываться. И Дима – православный монархист, избрал самую радикальную форму противодействия этому – вступил в РНЕ. Но даже тогда, когда он познал горечь поражения – дважды: в октябрьской Москве 1993 и в июльском Петербурге 1996, Дима не смог бы даже предположить, что его заветная мечта – Православная Монархия обернется фарсом, и он будет искать политическое прибежище в рядах Национал-Большевиков (неисповедимы пути Господни!) Назвавши Диму представителем православного романтизма, Владимир совершенно справедливо оценил пропорции Диминой личности, ибо православие было для Димы сияющим солнечным днем меж восхода и заката, где радость человеческого бытия живет на перекрестье времени и пространства. А республику он ненавидел.
Сегодня днем Саша завела его в рок-подвальчик где-то у площади Восстания, попутно рассказывая о своем киноманском детстве: даже на могиле Цоя ночевала два года тому назад. Маскировочная сетка на потолке, черепа в нишах, атрибутика, плакаты, девушки с проколотыми животиками и мальчики с негритянскими косичками произвели на Диму впечатление чего-то давно забытого, но должного существовать где-то в определенном измерении, чтобы в подходящий момент можно было извлечь и оживить. Дима подарил Саше новый диск «Арии» — «Армагеддон», а себе купил сборник родной группы «Воплi Вiдоплясова». Потом они фотографировались в сквозных дворах-колодцах, на галерее Гостинки, куда заглядывало вечернее небо, обложенное розово-серыми тучами, у колонн Казанского собора, которые держали удивительное по своей пропорциональности сооружение: «Смотри: Собор Святого Петра в Риме (видела в новостях? ну, там, где бывают репортажи о папском благословении паствы и показывают площадь перед собором?) портят слишком длинные колоннады – как две макаронины изгибаются. А наш Казанский удивительно пропорционален – мое любимое здание в городе». И, наконец, оказались здесь.
Дима положил в кожаное портмоне 1100 рублей и прибавил от себя «чаевые» — 50 рублей (все, как полагается – 5%). Потом взял девочкину ручку.
--Мне тут очень понравилось…
--Такой красноватый отсвет когда-то использовали в оформлении европейских борделей, но сейчас и в приличном заведении допускается – для создания романтической атмосферы.
--Ах!.., -- Саша прижалась к нему и обвила его шею обеими ручками.
--Допивай и поехали…
Удивительно, но центр Санкт-Петербурга – второй столицы Российской Империи вечером вымирает буквально по часам. В десять часов людей на улицах в десять раз меньше, чем в девять, а в одиннадцать – тоже в десять раз меньше, чем часом раньше. Автомобильный поток тоже иссякает как по мановению. Теплый влажный воздух врывался в открытое окно машины, когда они проехали по Большой Морской и свернули на Фонарный мост (Дима подумал, что зря гонял машину сегодня по центру города — пешеходному пространству трех-четырех квадратных верст, да и аккумулятор уже садится; но вспомнил своего бывшего однокурсника, который жил у Василеостровской – работал на Площади Труда и, тем не менее, каждый день проезжал эти полтора километра на «вольво». Эх, престиж!…)
Дома было непривычно тихо. Фонарь с улицы заглядывал в окно кухни рукотворной луной.
--Проходи,--Дима поставил на стол бутылку отличного «Кортон Шарлемань», — они еще заехали в Гостиный Двор и перед самым закрытием успели купить что-нибудь на стол с поредевших после недавних проблем с акцизными марками полок (к завтрашней коронации в Москве администрация Гостинки выставила множество фигурных штофов в форме Герба Российской Империи, Храма Христа-Спасителя и даже Петропавловского Собора – остроконечная бутыль водки).
Квартира, когда в ней появляется такая молоденькая девушка, приобретает совсем другой вид: ее видишь как бы со стороны, как будто сам впервые пришел сюда. Саша быстренько разулась, повесила курточку на вешалку, прошла в комнату, щелкнув выключателем. Там она первым делом (как и все прочие женщины, которые когда-либо посещали его холостяцкую берлогу) рассмотрела книги на полках, потом взглянула на него:
--Ты это все прочел?
--Ну, не все, но… большую часть.
--Я хочу у тебя помыться.
--Пожалуйста.
В петербургских квартирах старого фонда и сейчас еще встречается допотопная система подогрева проточной воды до 40-42 градусов по Цельсию газовой колонкой, но у Димы цивилизация XXI века уже прочно завоевала сияющую кафелем ванную. Пока она мылась, Дима быстро достал два бокала, виноград на блюде и включил компьютер. Саша постучала в дверь ванной изнутри:
--Потри мне спинку…
Когда через много лет Дима будет падать в салоне самолета с десятикилометровой высоты над каким-то европейским городом, последнее, что он вспомнит, будет этот вечер – в середине сентября 2006 года. Она оказалась значительно выносливее, чем Дима ожидал, и теперь он лежал на спине в позе полного изнеможения (дополз только до компьютера и включил TV-тюнер: явилась программа «Вести», в которой заканчивался репортаж о подготовке назначенной на завтра коронации Георгия Михайловича в Успенском Соборе в Кремле; потом на экране появился лидер Либерально-монархической партии России Жириновский, который полностью одобрил коронацию и призвал Дмитрия Рогозина вернуться в журналистику, а краем объектива показали акции протеста Авангарда Красной Молодежи в Москве; на обратном пути Дима прихватил виноград и два бокала с бутылкой). Она сидела рядом с ним, поджав под себя ноги, совершенно обнаженная. Ее удивительно пропорциональное тело было прекрасно: тело девочки и женщины одновременно – белое и без единой родинки. Дима взял одну виноградинку и поднес к ее губам…
Экран вновь засветился новостями:
--Завтра в Успенском Соборе Кремля состоится коронация царствующего с июня 1999 года Императора Всероссийского Георгия Михайловича. Коронационная Комиссия, созданная на базе Геральдической Комиссии при Государственном Эрмитаже в Санкт-Петербурге, немного изменила традиционный для XVIII-начала XX века порядок коронации: Корона Российской Империи будет возложена на главу Государя Императора высшим иерархом Русской Православной Церкви – патриархом Алексием…
Дима переключил пультом на «Евро-Ньюс»:
«…жесточенные бои на южной окраине Тира. Израильская авиация наносит ракетно-бомбовые удары по всей территории Ливана. К северу от Тира подбито четыре израильских танка: экипаж одного из них сгорел живьем. Большая часть города превращена в руины… Не смотря на уничтожение израильскими войсками всех ракетных установок «Хизбаллы» к югу от реки Литания, за последние сутки более трехсот ракет обрушилось на израильские города: в Иерусалиме одна из ракет поразила левую часть здания Кнессета – в здании начался пожар; в Тель-Авиве ракеты падали в окрестностях аэропорта, в Хайфе…»
Дима зевнул и переключил дальше – на экране появился православный батюшка, который утверждал, что СПИД излечим постом и усердной молитвой… Дима быстрее переключил назад:
«Церковный Суд при канадском колледже «Сион» под руководством Чарльза Эджбастона вынес приговор президенту Франции Жаку Шираку по обвинению его в поддержке исламских экстремистов и других врагов Израиля…»
--Оба сдурели,--Дима наконец-то нашел умиротворяющую передачу о гепардах Восточной Африки.
--Кстати, --Дима погладил ее гладкую белую ножку,--как это ты меня вообще заметила?
--Ну, ты же был в косухе, как настоящий алисоман.
--Поразительно! Я случайно надел косуху (у меня порвалась куртка позавчера), и именно в этот момент мы увидели друг друга! — впрочем, Дима понимал, что и этого было бы недостаточно, что на самом деле в реторте случая смешались теплый вечер, яркое освещение видео-аудиомагазина, его древнерусский профиль, ее боязнь темноты, грусть и недоласканость в детстве, но и это в сумме еще не давало результата: надо добавить еще ее женское чутье, толкающее несовершеннолетнюю девочку в правильные объятья, а еще – его руки, гладящие изгибы ее тела.
--А говорил, что алисоман...,--Саша в шутку толкнула его кончиками пальцев.
--И сейчас тоже,--Дима встал, потянулся (обозначились красивые мускулы плеч) и, отключив TV-тюнер, завел в нутро компьютера диск с полным собранием сочинений «Алисы» и даже успел занять прежнее положение, прежде чем зазвучала его любимая композиция – «Театр теней». Ему так хотелось, чтобы она всегда сидела рядом с ним на белой простыне вот так – поджав под себя ноги и морщила нос, когда ей казалось, что он посмеивается над нею, и он бы всегда гладил ее — от детской груди до неожиданно полных бедер.
Зазвонил телефон. Это был Игорь Бутурлин (чего-то ему не спалось: время было за полночь).
--Привет.
--Привет.
--Как жизнь молодая?
--Да черт его знает! Хочу сейчас сделать часть страниц на своем сайте о конфессиях платными. Меня адресовали на сайт http://www.webmoney.ru/, а я там ничего не понял. Честное слово! Как, что и с чем сочетается…
--Ладно, так уж и быть – снизойду до твоего ламерства. Давай, я к тебе заскочу как-нибудь и покажу – там объяснить надо на месте.
--И еще – поздравь меня: я сегодня разбил-таки машину – эту проклятую жигулятину. Нет, не создан я для автотранспорта!
--Об какого-нибудь прозаика или Мерседес?
--К счастью – об столб. Мы с Любой отделались легким испугом: ездили в ДК Крупской. Кстати, ничего там интересного нет. Мне продавец всучил книжку, которую я совершенно не собирался брать…
--И куда машину дел?
--А!.. Вспоминать не хочу. Час загорали на Славе в ожидании эвакуатора… О, пардон, мне звонят по мобильнику! Давай завтра созвонимся.
--Вечером. Пока.
Дима положил трубку.
--Хочешь, сходим в гости к моему давнему другу?
--Кто он?
--Миллионер.
--Да? Интересно. У него там что – музей? Джакузи – жалюзи?
--Нет, он не владелец музея. Просто человеку повезло в лотерею.
Дима убрал остатки романтического вечера в холодильник:
--Давай спать, но сначала,..—Дима потушил свет.
Дима писал на широком белом листе на экране компьютера «Манифест Православного Романтизма»:
«Мир меняется, и мы не можем быть в стороне от борьбы за мировое господство. Запад и Ислам – две геополитические силы, две цивилизации схватились в битве апокалиптического масштаба, вцепились мертвой хваткой друг другу в глотку. Со стороны за ними наблюдают Китай и Индия, великие восточные цивилизации, которые наследуют землю после взаимного уничтожения Ислама и Запада. Но ведь есть еще мы – Православная Россия, которая есть вечный наследник Православного Мира от знойной Эфиопии до Ирландии Святого Патрика, от Святой Софии в Цареграде до затерянных в Японии скромных православных часовен. Это – наша зона российских интересов, и мы не можем вечно отсиживаться в нашей тайге.
И чтобы выиграть эту битву, мы не имеем права пред Богом отступить, уйти в небытие, мы обязаны быть на передовом рубеже. Мы должны быть умны, сильны и прекрасны. Никакой убогости и старообразности! Пусть нам будет сто веков, но мы вечно молоды…»
Дима сделал перерыв и полистал свои прошлые записи. «У Лескова человек неизменно оказывается в безвыходной ситуации, почти в духе греческой трагедии. Но он силен духом и он смело и уверенно идет дальше – в правильном направлении: никакой достоевщины!»
Вечером они снова гуляли по городу. Петербург вымер – все, кто мог и хотел (а таковых оказалось примерно поровну) уехали на коронацию в Москву. Дима и Саша зашли в «Сайгон» — тинэйджерский и не очень бывший аудиомагазин (с автографом Гребенщикова на огромном фотолисте у входа), а ныне всего лишь кафе. Озабоченная официантка сказала им, что сегодня – последний день кафе, которое закрывается, и они долго не могли найти в меню хоть что-нибудь реальное (все остальное уже не подавали).
--Вот,--сказал Дима Саше,--будешь теперь всем рассказывать: была в «Сайгоне» в последний день перед закрытием…
Это он сказал потому, что Саша принесла ему показать свою две фотографии – одну с выпускного в девятом классе, другую – на которой она с еще одной, но светло-рыжей девчонкой, у которой на лице было написано, что она любит быть любимой, и которую в этом смысле ожидало большое будущее, присела на корточки у могилы Виктора Цоя. И еще она рассказала, что познакомилась даже с солистом какой-то группы «под Цоя», который уж очень похож был на самого Цоя.
--А я?—спросил Дима и оттянул указательными пальцами кожу себе на висках, чтобы глаза стали хоть немного раскосыми.
Она рассмеялась и уже серьезно ответила:
--Ты должен помнить день его смерти.
Ах да! Дима как-то позабыл, что для этой темно-рыжей девочки исторический горизонт начинается максимум с дефолта 98 года, а в 1990 она только-только родилась.
--Да, я помню этот день,--ответил Дима, который как назло забыл в этот момент напрочь какого числа в августе погиб Виктор Робертович, хотя действительно помнил этот день – он тогда был в Махачкале у друга (заехали по дороге с дембеля). Зато он вспомнил, что его знакомый – студент Академии культуры написал большую социологическую работу о фанатах Виктора Цоя, но решил припрятать этот козырной туз на будущее.
Потом они гуляли по галерее Гостинки, дошли до Елисеевского, потом пошли обратно – в сторону Сенной. Дима рассказывал:
--У меня – как и у многих моих ровесников – мозг тормозил все остальное: мы, как те антигерои в проповедях Будды, удивленно рассматривали наконечник стрелы, поразившей нас, вместо того, что бы лечить рану. Нам все хотелось понимать… Что у тебя завтра?
--История, обществознание, литература и физика. И еще я должна Нинке – той девчонке, что рядом со мной у могилы Цоя – сотню за диск Шуры Би-2.
Дима плавным жестом извлек из внутреннего кармана сотню и дал ей. Она театральным жестом чмокнула его в щеку.
--Как хорошо, что ты есть на свете,--Дима обнял ее, воспользовавшись тенью подворотни.—Мы поедем в Крым следующим летом, если Украина окончательно не закроет границу.
--Хотелось бы… А меня пустят с тобой?
--Конечно. В крайнем случае, я на тебе женюсь – тебе же уже будет шестнадцать…
--Хорошо сказал! В крайнем случае!.. Дим, только когда будешь мне звонить домой, и моя мама возьмет трубку, говори, что ты мой одноклассник… А лучше звони на мобильник мне всегда. Хорошо?
