Рассказ на тему сосновоборской катастрофы ¶
На параллельном форуме недели три назад появилась тема "Ленинграду быть пусту". Благодарен автору и вообще всем, кто ее развивал — меня она тут же вдохновила на рассказ (правда, названия так и не придумал — нейжели будет банально-деревянное как отчет: "Сосновоборская катастрофа"?)
Суть: 26 апреля 1986 года происходит авария на ЛАЭС. Масштабы, реакция властей и прочее аналогично РИ.
Главный герой рассказа Игорь Бутурлин из этого параллельного мира.
Читать лучше всего в сопровождении музыкальной темы из Ванессы Мей http://slil.ru/27997179 КОНТРАДАНСА
Ночной поезд мчался где-то в районе Харькова. Игорь маялся от бессонницы на верхней полке, скорчившись на боку и выглядывая встречь движению в окно, которое заботливый учитель географии задернул от сквозняков кожаной шторкой, но учащиеся вскоре шторку отдернули, спасаясь от очумелой духоты в вагоне, и лицо Игоря время от времени озаряли огни полустанков. Где-то под ним слышны были стоны и ворчание спящих: битком набитый ленинградскими учениками школы № NNN Кировского района – один из 28 вагонов скорого поезда Ленинград-Евпатория уносил их прочь от радиации, взорвавшейся атомной электростанции, брошенного города. Игорь ушел из дому в родную школу (эвакуация осуществлялась по всем правилам многочисленных тренировок по Гражданской Обороне) утром 2 мая в пятницу в чем был: в школьной форме и светло-голубой рубашке. Всю предыдущую ночь работники ЖЭКов и милиция обходили дома и оповещали граждан, что надо срочно эвакуироваться, но эвакуация временная, и через дня три, максимум, через неделю, они вернутся домой. Никаких вещей с собой брать не разрешалось. Любых домашних животных: от хомячка до крупного кобеля тоже следовало оставить. Двери квартир опечатывались, а люди налегке выходили во дворы и ждали несколько сонных часов, пока не приедут грузовики, и их не повезут на авто и железнодорожные вокзалы. Утро было дивно хорошим: наметившаяся белая ночь без проблем уступила место сияющему дню. На небе ни облачка! Воздух свеж, и лишь небольшой, слабо уловимый привкус гари придавал ему запах весны (правда, многие потом говорили, что во рту явно чувствовался привкус металла, но Игорь точно ничего не чувствовал). По Ленинскому проспекту мчались грузовики, иные и не скрывали за брезентом целые полуроты военнослужащих и курсантов. У некоторых шоферов нижняя часть лица была покрыта ватно-марлевыми повязками, а два милиционера на перекрестке одевали респираторы. Во всем было ощущение чего-то большого и страшного. Ольга Николаевна – мама Игоря – томясь неопределенностью, дождалась своей очереди у телефона-автомата и позвонила своему бывшему мужу. Матерый метростроевец уже был в курсе масштабов катастрофы. Он сказал ей, что эвакуация, похоже, будет длительной, и попросил не болтать, иначе начнется паника. Мама отозвала Игоря в сырой предрассветный полумрак арки и под большим секретом рассказала услышанное, и тоже приказала молчать ("а то опять будет, как со Вьетнамом"). Эта история с Вьетнамом давно была настоящим жупелом для Игоря. Еще во втором классе он как-то во всеуслышанье сказал (а откуда он это взял, ни одному богу не известно), что вьетнамская война закончилась тем, что вьетнамцы стали собирать трупы американских солдат и сбрасывать гробы с ними на американские города. Вот американцы войну и прекратили. Сказал бы, да и все, но это уловили уши учительницы младших классов (молоденькой, но с прибабахом), которая пожаловалась маме Игоря (ужасная манера: чуть что – жаловаться маме – учителю литературы той же школы). Зато Игорь все-таки успел прихватить из дому электронную игрушку – часы, на экране которых волк ловил яйца (ее подарили ему на новый 1986 год). Все остальное осталось в опечатанной квартире. Впрочем, что он потерял тем ясным питерским утром, когда не верилось, что с каждым вдохом в организм человека проникают радиоактивные частицы (ведь радиацию руками не потрогать – это особенно подчеркивали телевизионные комментаторы)? Красивые и дорогие игрушки: железная дорога: 3 паровоза, 27 вагонов и 6 метров 16-миллиметровых путей; восемьдесят семь "объемных" солдатиков ("индейцы", "пираты", "викинги", "ковбои", которые раз за разом когда-то разыгрывали под управлением Игоря бесконечный сериал "Остров сокровищ" на фоне декораций – вырезанного из обувной картонной коробки и аккуратно раскрашенного в коричневый цвет блокгауза) уже полгода как потеряли очарование: виной тому были подростковые поллюции фантастических снов или игры с друзьями в футбол на школьном стадионе, или и то и другое вместе, а также книги, которые Игорь теперь читал запоем. Хотя Игорь никогда: ни в прошлом, ни в будущем не интересовался модой, как раз к весне 1986 года у него был неплохой "прикид": белый свитер-курточка на молнии, черный кожаный пиджачок, что-то еще... Нет, наш герой не сожалел ни об одной утерянной в неразберихе эвакуации вещи. А все остальное было (как и в случае древнегреческого баснописца) при нем, и ничто не могло отнять это.
В соседнем отсеке справа (купе это назвать было нельзя ни при каком виде) громко и раскатисто храпел молодой географ; на полке слева сопел Алексашка (этот успел, как всегда, франтовато одеться и даже прихватил отцовский офицерский атлас, по которому они следили за своим маршрутом, уныло считая километры и притихшие станции). Из отсека слева, где ехали девчонки слышался громкий шепот Верки Воробьевой (ее мама – геолог – как раз была в длительной командировке на плато Путорана и, наверное, даже еще не знала о катастрофе). Поезд мчался почти безостановочно, на крупных станциях осовевших детей выпускали только на 5 минут и давали пройтись по перрону под неусыпным надзором учителей, но после того, как в Туле два друга из 7-Гэ все-таки отстали от поезда (было громкое разбирательство, учительница рыдала) выпускать перестали, и дети, облепив узкие щели открытых окон, рассматривали добротно выкрашенные вокзалы и на ходу поезда ловили легкими прохладу воздушных струй.
Игорь перевернулся на другой бок. Он всегда мечтал о великих подвигах, славе, ликвидации катастроф, отражении врагов. Вот он – прекрасный как майский день – занимает города, творит суд и расправу над мародерами, руководит полками, пишет приказы, получает награды. Сам Горбачев узнает о юном гении и приглашает его в Кремль. Назначает на ответственный пост. И вот в руках Игоря нити управления судьбами мира, он пишет конституции, принимает меры, играет на огромной политической карте мира и добивается успеха, а простодушный генеральный секретарь с улыбкой старого наставника интересуется: "Ну как? нравится управлять государством?" Убог тот, кто не мечтал о таком в 12 лет.
И вот случилось. Авария (может быть, самая масштабная в истории СССР) произошла у него под боком. Они мчатся к южным морям. Второй город нашей страны спешно эвакуируется. Сотни тысяч ликвидаторов борются с атомной стихией. А они, с горлом, намазанным йодом, дремлют в душной темноте. И что будет дальше?Самое яркое впечатление человека, впервые въезжающего в Крым по железной дороге, это, конечно, солончаки. Далеко на несколько километров простираются огромные белые поля – будто вдавленные в землю колоссальные чаши. Соль не блестит на солнце, но сразу же понятно, что это геологическая формация. Шесть мальчишек из 5-Вэ, поглядывали в окно, отрываясь от 125-й партии в карты. В подкидного и переводного дурака (первый раз не переводим!) В Мелитополе, где поезд простоял три часа (что-то начало разлаживаться во всесоюзной схеме движения поездов, а на ленинградских направлениях уже за 500 километров до города стояли железнодорожные пробки), их все-таки выпустили на огороженный заборчиками, какие обычно ставят вокруг ремонтируемых канализационных люков, перрон. Одна учительница умудрилась позвонить с вокзала в Ленинград своей престарелой маме (коренной ленинградке, которая забаррикадировалась в квартире и доедала запасы сухарей, которые по блокадной привычке хранила в кладовке). Игорь услышал краем уха, как она рассказывала их классной: бегство из города стало всеобщим, магазины не работают, телецентр прекратил вещание, первым делом эвакуируют детей, молодых и беременных женщин, но несколько школ Смольнинского района в ожидании ночевали прямо в своих зданиях, на матах в спортзале и на партах, подстелив газеты; рабочих целого предприятия везли морем до Таллина на палубе огромного сухогруза; вообще в городе царит неразбериха, ходят ужасные слухи: будто, весь Финский залив, видно из космоса, светится розовым – это радиоактивный ил. Классная – англичанка (эта разновидность преподавателей всегда выделяется из педколлектива: нечто вроде государства в государстве; какие-то они странные…) слушала с немым ужасом. Она никак не могла вспомнить, отключила ли газ, убегая с сыном-младшеклассником из дому. Зато вспомнилась две очень дорогие импортные куртки, шведские, вельветовые. Теперь все это радиоактивно. Наслушавшись передач о ядерной угрозе, классная знала, что теперь все это в лучшем случае можно будет носить по истечению периода полураспада (лет через 25).
Сейчас Игорь пересказывал услышанное. Он проиграл уже 48 раз, Колька – 25 раз, Боря Гусман (по прозвищу Гусь) – 17 раз, Симонов Андрей (по прозвищу Дюша № 1; был еще Дюша № 2) – 16 раз, Слава Чуйков – 12 раз, а Алексашка – всего 6 раз, и это потому, что он каждый раз ловко переводил под Игоря. Алексашка предложил было играть на лимонное печенье, которое им роздали по пачке в руки в Мелитополе. Но Гусь уже съел все свое, а Игорь выменял на пачку печенья на том же мелитопольском вокзале у местного мальчишки на большую кружку холодного кваса, который продавался на недосягаемом расстоянии – за углом ближайшего перекрестка, и пил до одури сладковатую жидкость, еще с утра не разогревшуюся в стандартной желтой бочке-прицепе. Поэтому играли просто так, чтобы убить последние часы езды. До сих пор они, хотя и дружили, но как-то виделись не круглосуточно, а теперь круглосуточная физическая жизнь каждого была выставлена на всеобщее обозрение. Друзья мужественно терпели соседа, враги возненавидели друг друга просто физиологически. Запах немытых тел, воняющих носков, пота и искусственной кожи полок. Прибавьте к этому духоту вагона, вонь из сортира и неприятно липкие подстаканники для чая. Форменную куртку асфальтово-синего цвета Игорь давно закинул на верхнюю полку. Он сидел, расстегнув очень грязно-голубую рубаху на груди, покрытой капельками пота, и время от времени отжимал пот с волос, проводя рукой по затылку. Пионерский галстук в нарушение правил болтался на голой шее. Напротив мальчишек их две одноклассницы – Вера Воробьева и Маринка Коробкова – на боковом месте играли в игру-часы, которую им дал Игорь (Вера, в связи с этим сменила гнев на милость; Игорь ведь любил ее, а она его – нет; и теперь, как в самом кошмарном Верином сне, Игорь спит всего в метре от нее, и ночью однажды они одновременно выглянули в коридор, привлеченные каким-то шумом, а Игорь умудрился едва не поцеловать ее и заметил: «А все же я тебя люблю»). Вагон продолжал мчаться на юг, увозя их, а они думали о катастрофе, о том, как же теперь жить (слух о том, что назад не вернуться, уже полдня ходил по поезду), и что вообще будет. Алексашка, Гусь и Колька считались знатоками физики (хотя этого предмета еще не было в 5 классе). Гусь утверждал, что все радиоактивное будут дезактивировать, Колька вяло с ним спорил, а Алексашка считал, что город закроют, пока радиация сама не «выдыхается». Игорь же думал о том, что плохо, что ему всего 12 лет. Вот был бы он взрослый и смог участвовать в ликвидации последствий аварии. И опять мечты уносили его в революционно-романтические и научно-фантастические дали. От темы аварии на ЛАЭС перешли к обсуждению романа Станислава Лема «Эдем». Игорь как-то зимой навестил болевшего Алексашку и принес ему почитать томик Лема. Потом – две недели спустя – Алексашка выздоровел и книгу отдал, они вместе навестили уже заболевшего Кольку, и Коля мигом конфисковал себе Лема. Потом – еще через месяц – точно таким же образом книга перешла к больному Гусю, которого тоже они пришли проведать с выздоровевшим Колей, и только накануне весны Игорь прервал это броуновское движение и, наконец, водворил книгу на полку (сейчас радиоактивные частицы осаждались на ее корешке). В романе Лема тоже повествовалось о радиоактивности, но Игоря больше занимали космические ракеты, и 12 апреля он принял участие в конкурсе проектов (который проводился с подачи классной), нарисовал на ватманском листе схему, долго объяснял, что к чему, у доски. За его проект высказались из 24 девчонок класса целых 12, в том числе Вера (Игорь очень этим хвастался, говорил, что у него теперь «гарем»; тем более, что его оппоненты: Коля и Гусь собрали под своими проектами соответственно всего 7 и 5 голосов). Впрочем, Алексашка, пожав плечами и поглаживая галстук (Вера ему тоже нравилась), сказал Игорю, чтобы он не обольщался, ибо Вера так со всеми мальчишками: заигрывает, а потом – ничего… И сейчас Коля и Гусь заспорили о какой-то технической детали из лемовского романа, а Игорь, в очередной раз проигравши, вышел в тамбур, где Витька Рамзин курил, осторожно стряхивая пепел в окно (и где он достал папиросу?)Море. Самое настоящее море ярко-синего цвета раскинулось от одного мыса до другого. Перед обедом они наконец-то добрались до пионерского лагеря «Красный октябрь» на побережье близ Евпатории, но сразу же после обеда всех учителей и прочих сопровождающих вызвали на политинформацию, и кое-кто (в том числе Игорь, Алексашка и Колька) сбежал во время тихого часа окунуться. Они сбросили с себя жаркие форменные штаны (Коля в дороге успел их порвать о какую-то железяку) и бросились в накатывающиеся волны. Вода сначала показалась холодной, но это было первое впечатление, и вскоре их сопревшие тела не чувствовали ничего, кроме свежести и солености. На некотором расстоянии на якорях колыхалось заграждение, но они выбрались за него и долго плавали на большой глубине. Наконец, вернулись к берегу и рухнули без сил у кромки прибоя.
--Надо девчонок позвать…
--Да у них и купальников нет! Орать будут.
--Вера носит лифчик?
--А вот и проверим!
--Ха-ха!!!
Вокруг, на пустынном пляже почти никого не было: лишь три местные девчонки со своей престарелой бабушкой (в Ленинграде она вполне бы сошла за их маму). Игорь поднялся, пошел разыскивать свои брошенные штаны и приблизился к ним. Две помладше что-то требовали у старшей – третьей. Из их разговора Игорь узнал, что старшую зовут Виталина (проще, Вита). На вид ей было лет одиннадцать. А Игорь нашел в кармане штанов ключ от своей ленинградской квартиры. Он – подобно лемовскому герою в «Солярисе» — повертел эту отныне ненужную вещь в руках, и тут их взгляды с Виталиной встретились. Две младшие сестры продолжали у нее что-то требовать (денег на мороженное?)
Когда друзья вернулись в коттедж, перед ними туда входил местный завхоз, который спросил у них, где учителя. Оказалось, что учителя все еще сидят на политинформации, и Игорь (а он, при всей своей расхлябанности и беззаботности, умел, когда надо, обернуться ловким царедворцем) вызвался сбегать и позвать классную (вдруг засекли, что они на тихом часе купались? а так у него алиби). Из здания белого кирпича, где помещалось правление лагеря, доносился шум голосов и перекрывающий все бас лектора:
--…масштабы аварии, которые выясняются только сейчас, руководство заверяет, что город не будет брошен. Аварийно-восстановительные работы идут полным ходом. По последним данным, эвакуировано подавляющее большинство детей, молодых и беременных женщин. Удалось избежать многочисленных жертв…
Лектора прервал тенор географа:
--А когда можно будет вернуться? (у него в закрытой квартире осталась овчарка, которую забыли в суматохе)
--Этот вопрос будет решаться в ближайшие месяцы…
--Месяцы!? – этот голос принадлежал уже маме Игоря – классной 10-Гэ. – Говорили же, что на три дня!
--Работники коммунальных служб не владели информацией.
--В общем, Галька, --Ольга Николаевна, повернувшись к коллеге, уже выходила из правления, -- мне мой бывший муж сразу сказал, что тут дело серьезное, и эвакуация будет надолго, если не навсегда… Игорь! ты что тут делаешь?
--Я ищу Зинаиду Михайловну. Завхоз требует. Нам что-то выдать должны.
После тихого часа выдавали одежду: мальчишкам – синие шорты, белые рубашки с коротким рукавом, девчонкам – такого же цвета юбки и белые кофточки. И тем и другим – желтые панамки одного фасона. Игорю вернул игру-часы, отданную девчонкам еще в поезде, какой-то парень из старшего класса, которого Игорь вообще в первый раз видел. Колька поинтересовался у завхоза:
--А купаться-то в чем?
--Трусы у вас есть? – спросил завхоз, недовольный вопросом.—А мы вообще в ваши годы и без трусов купались. И ничего!
Коля посмотрел на Маринку Коробкову и ухмыльнулся обезьяним оскалом (это была его девчонка, и остальные парни признавали здесь его сферу влияния).
Потом всех отправили на медосмотр. Лысоватый молодой врач с дозиметром. Потом еще брал кровь на анализ. Другой врач стучал молотком по колену. Лысоватый, которого все распирало желание поделиться своими знаниями, найдя в Игоре приятного собеседника, заметил ему:
--Жители некоторых регионов Земли с повышенным естественным фоном (например, в Бразилии, Индии, Иране и Китае) получают дозы облучения, равные примерно 100—200 миллизивертов за 20 лет. И живут себе.
--То есть, ничего страшного?
--С вами – нет. А кое-кто у меня вызывает опасения. Где вы вот лично были в момент аварии?
--В Нарве с мамой у ее знакомых на даче. С вечера пятницы до вечера воскресенья.
--А… ну все понятно. Вам крупно повезло, Игорь Сергеевич. Но вы все равно были в городе с воскресенья по пятницу. Так что кое-что у вас будет. Дожди были?
--Не-е-ет. Ни одного!
--Это хорошо. Там дождь был в субботу. Роза ветров… И это очень плохо… Ладно, это все между нами. Строго.
Дали еще какие-то лекарства (медсестра сказала, что йодистые).
За ужином Игорь снова столкнулся с пляжной девочкой (он уже знал, что она – дочь начальника лагеря). Он прошел мимо нее с тарелкой:
--А я знаю, что тебя зовут Виталина.
--А ты в тихий час бегал на море.
--И ты тоже.
--Мне можно.
--Мне тоже! Давай дружить?
Вита посмотрела на него, как на существо второго сорта, и спросила:
--Ты радиоактивный?
--Я – нет. Мне повезло.
--Это у тебя игра, где волк ловит яйца?
--Да. Хочешь поиграть?На четвертый день в лагере Игорь подрался. Вот как это произошло. Перед ужином он пробрался в кабинет начальника лагеря, и ему позволили посмотреть выпуск новостей. Сквозь бодрый тон дикторов («...как и в годы войны и блокады, вся страна спешит на помощь Ленинграду… Город Ленина пережил немало испытаний…») проглядывала горькая правда: («…эвакуация проходит успешно… авария не привела к серьезным перебоям в снабжении электроэнергией всего Северо-Запада… Общество «Финляндия – СССР» выразило искренние соболезнования Правительству Советского Союза и всему советскому народу в связи с трагическими…») Начальник лагеря (и по совместительству папа его возлюбленной: быстрый на чувства и эмоциональный Игорь уже успел влюбиться) говорил с молодым завхозом в очень красивом спортивном костюме цвета морской волны:
--У нас в Чернобыле реактор того же типа. И может точно также рвануть.
Потом Игорь сидел в столовой за тарелкой манной каши, посыпанной сахаром (в Ленинграде молотый сахар называется «песок», и когда одна девчонка, которая не любила манку, посыпанную сахаром, пожаловалась, что «здесь песок», обслуживающий персонал долго и удивленно рассматривал ее тарелку: «Да нет тут никакого песка. У нас все чисто!») и переживал новости. За столом напротив (там тоже говорили о «Сосновоборской катастрофе» — уже и название придумали) парень из параллельного класса вдруг заявил:
--Это Бог наказал людей.
Сказал он это уверенным тоном, каким обычно говорят, что Волга впадает в Каспийское море, и слово «бог» произнес с большой буквы.
--Чепуха! – громко откликнулся на это Игорь. – Это все из-за разгильдяйства людей. Но современная наука способна исправить ошибки человека.
--Вот потому и наказал, что человек – безбожник, забыл Бога и понадеялся на науку.
Когда полуграмотная старушка крестится и со злобой уходящего поколения смотрит на «молодежь», это понятно и неудивительно, но когда на глазах у всех двенадцатилетний парень изрекает такое… Игорь сначала поколебался: может это просто шутка (так его миргородский друг, уже имеющий представление о том, откуда берутся дети, шутил: меня, мол, в капусте нашли, я там сидел-сидел (жест раздвигания руками зарослей), сидел-сидел…) И поэтому он просто поморщился:
--Да нет никаких богов.
--Есть! – задохнулся парень от желания высказать истину. – Он есть. И Он покарал людей.
--Это религиозное суеверие!
--Нет!
Слово за слово, они продолжали препираться, уже выйдя из столовой. Со стороны было видно, как оба кружили вокруг друг друга, сгибались в поясе, выкрикивали аргументы, которые им казались неоспоримыми:
--Люди! люди тысячелетиями боялись природы, не знали ее законов, и поэтому навыдумывали богов. А доказательства?
--Обратное тоже не доказано!
Ни тот, ни другой не были мастерами риторики, но Игорь будто призывал себе в поддержку всю десятитысячелетнюю историю человечества, и во главе этой армады нападал на оппонента, а тот, как степной броненосец, уперся в свою истину и не желал сдаваться. Игорь не мог отступить, не мог оставить это так (как и всякий советский человек, он не мог допустить, чтобы кто-то думал иначе, чем он) и продолжал забрасывать его доводами, а тот упрямо стоял на своем, отметая любые аргументы, и если бы Игорь сказал, что из формулы 2+2=4 следует, что бога нет, парень тут же ответил бы, что 2+2 не равно четыре.
--Злой какой-то этот бог! Он у тебя какой-то свирепый и злой. Если так карает.
--Нет, это Он карает отступивших от него. Чтобы они пришли к нему…
--Ну и дурак!
--Сам ты дурак!
Как всегда бывает в подобных спорах, спорщики перешли на личности:
--Это ж надо быть таким убогим идиотом! – Игорь даже рассмеялся.
На это парень из параллельного класса (Игорь видел его несколько раз еще в Ленинграде, в школе, но не обращал особого внимания) ответил таким оборотом, которого, по наблюдению Станислава Лема, не найти ни в ветхом, ни в новом завете. И тут они уже бросились в рукопашную. Ни тот, ни другой не были завсегдатаями секции карате, но Игорь обладал большей ловкостью, чем его противник, который имел то преимущество, что весил больше, и его было труднее повались. Захват головы. Увернулся! Оба упали на траву. Удар ногой в пах! Крики! Игорь получил нехилый удар в челюсть, хотя мог увернуться. Кровь стучала в висках, и исчезло ощущение времени.
Если бы это была рядовая драка, какие почти каждый день бывают в школе, когда соберется такой круг зрителей, а в центре двое тузят друг друга, и остальные подзуживают их в меру своей экспрессивности,.. но нет, дрались два мировоззрения, и поэтому богиня судьбы уже занесла над одним из них свой меч.
Сильная рука училки математики (жаловалась тут в апреле маме Игоря: «Ваш Игорь написал в контрольной работе по алгебре, ну собачью чушь! Но мало того: он же дал еще половине класса списать!..» «Не давал я ничего списывать…») оттаскивала их друг от друга:
--Разойдитесь!.. Что вы!.. Мммм… С ума сошли! Ребята помогите…
На лбу у Игоря красовались две шишки. Счесана щека. Его противник истекал кровью из разбитой губы и шипел от боли пониже живота. Напоследок они прокричали друг другу:
--… …, …!
--… …, … …, …!
Алексашка, оказавшийся рядом, схватил Игоря за руку:
--Все, парни, хватит!
Оправившись, Игорь сразу повеселел:
--Да ну его, этого убогого! Пошли… Умоюсь.
Виталина (волосы собраны в длинный хвост, юбчонка, загорелый лоб) в сумерках наблюдала финальную сцену драки с боковой дорожки. Ее даже посетила тщеславная мысль, что это дерутся из-за нее.
"Я могу понять политиков, запрещающих людям свободно обсуждать и толковать прошлое. Не понимаю только одного: у них-то какие могут быть претензии к Гитлеру или Сталину?"
С.Б.Переслегин
но тут все вполне в норме.