Петька и Васька сидели на берегу омута и ловили рыбу. 
Кусты за спиной раздвинулись, высунулась тощая, какая-то мятая и тусклая физиономия. 
В выцветшей защитной пилотке. 
За ней показалась ещё физиономия — в фуражке, лицом покруглее, но тоже вся какая-то мятая и блёклая.  
Шустрый Петька краем глаза уловил движение, повернул голову  и малость офигел… 
«Мля! Сборы же уже давно закончились! Все «партизаны» неделю назад разъехались,  в автобусы погрузили тушками после прощальной попойки – и в город отвезли… 
А эти чё — неделю в лесу в запое белку ловили…!!!? 
И опять будут допытываться про «немцев в деревне»?... 
Ну, погодите, дяденьки, я тоже приколы люблю…» 
«Слышь, паренёк, немцы в деревне есть?» — спросили негромко из кустов. 
У Петьки заныли зубы. 
Он скорчил плаксивую рожу и гнусаво затянул : 
«Ой, дяденьки – красноармейцы, знамо дело есть окаянные, как не быть…» 
Краем глаза зацепил изумленную рожу Васьки и ткнул локтем ему в бочину – «подыгрывай, балбес». 
И продолжил тем же тоном деревенского дурачка: 
— третьего дня индо понаехали Фрицы и Гансы – три полных «мерседеса». Везде лазают. «Яйки, млеко, курка, хлебушка свежего» — только и слышно…» 
Обе физиономии в кустах заскрипели зубами. 
Петька вовсе не соврал – и за Гансом и за Фрицем (вот назвали же папа с мамой) и за смуглым Ахмадом и за маленьким узкоглазым и желтеньким Ван-Бан-Зяном , да и за всей прочей «немчурой» бабы бегали с горшками молока, вареными цыплятами и яйцами и прочей снедью , наперебой предлагая гостям поесть. Все робкие отговорки тощих евродиетиков — типо «это есть много холестерин» решительно отвергались… 
— ну а чего фрицы делают? – спросили из кустов. 
— дык, в основном про своих беспокоятся, блиндажи, окопы проверяют, копают… 
Опять же немчура свои машины чинит, ругается. У нас, дескать, вездеходы, мы всю Европу объехали без остановки, а на ваших дорогах все машины убили.
— Так им и надо. Понять должны, у нас тут не европы, без остановок не получится. И убъют не только машины – чуть более радостно отозвались из кустов…  
ДА… двое вот батюшке Евлампию часовню подновляют, а то скоро их фрицевский епископ с нашим, этим, (прикалываться так по полной — Петька, напряг память — ведь на той ещё неделе по Интернету реферат скачивал для урока Закона Божьего, как звали того — с 41 года…) – ДА! – митрополитом Сергием Прибалтийским, Псковским и прочая, — приедут на совместный молебен. 
 Он с фрицами вась-вась. Они его за своего держат.
«…» — нецензурно отозвались из кустов. 
— да, ладно, всё равно ведь шлёпнут потом – миролюбиво сказал Петька. (Интернет – сила! Так на шару и в пророки подписаться можно – ухмыльнулся он про себя) 
В кустах помолчали. 
— ну а комсомольцы есть в деревне? 
— Уй, дядь, ну ты сказал! – резко вошел в тему Васька. 
— какие комсомольцы. Давно и дух пропал. Нынче эти – молодые Ихниешисты, ну их ещё в народе называют …(начало слова в кустах не расслышали — не поняли) …югенд»… 
Они бесперечь возле Синего озера партайтаги устраивают. 
Рассуждают про будущее Великой России.
Как бы ещё буржуям хари шире откормить, а с рабочих и крестьян ещё три шкуры содрать». 
В кустах молчали. 
Только через несколько секунд, совсем тихо спросили: 
— Ну, а, коммунисты как? 
— Ха, Ха – наперегонки хихикнули мальчишки. 
— Кто партбилет принародно жёг, кто в землю закопал – опередил Петька. 
— Может, кто из дедов красную книжку за иконы запрятал – поехидничал Васька. 
— Вот днесь, Петрович Лукин Иван как из дома выскочил, с топором в руках, и, давать орать – «Все предатели! Страну проср..ли…, Сталина на Вас нет». Так и бегал по деревне почитай полдня, всех разогнал, все попрятались. Только потом с району полицаи приехали. Петрович и на них кинулся. Да, против «Нагана» с топором не попрёшь. Ногу прострелили. Заломали, да в кутузку в управу свезли. – подхватил Петька. 
— Теперь, как с «белки» стащат – пойдет на нары и в лагерь. А там сурово – за колючкой в бараке за миску баланды вкалывай. – продолжил он. 
— А там – туберкулез и кранты. В печку – в крематорий. – подхватил Васька. 
— Всё то вы знаете – мрачно отозвались из кустов. 
Вдруг сверху послышалось характерное тарахтенье слабенького самолетного мотора. В кустах судорожно дернулись, зашелестели, пригибая ветки. 
«совсем офигели от пьянки» — подумал Петька. Задрал вверх голову. Удовлетворенно кивнул. 
— Да вы дяденьки — без палева, это ж не немцы а испанцы – вон видите – красно-жёлто-красный знак, чай не черный крест. 
— Ну? Изумились в кустах. 
— Знамо дело – испанцы. Тоже своих ищут. Тут ведь в наших краях целая дивизия была. И мальчишки захихикали. 
— Чего ржёте-то — не догнали кусты. 
Мальчишки изобразили дуэт, тесно прижались друг к другу, сотворили мерзко-смазливые рожи и специально фальшивя затянули гнусными голосами с отвратно-томным придыханием в конце: 
«… А-А-а галуба-ая луна, а ГхалубА-ая…» 
и так надлежащее количество раз. 
В кустах  юмора не оценили, явно опять не догнали. 
— Ну, тут ведь была дивизия Франко из Испании. Так и называлась «Голубая Дивизия» — разъяснил Петька. 
Ладно. Видим, хорошие вы ребята. 
Скажите честно – партизаны где-нибудь поблизости есть? – спросили из кустов. 
— Дык, поздно вы спохватились. Вон за Куршинским бором – там партизаны почитай три месяца лагерем стояли. Целое лето по лесу шарились. Засады устраивали. Тоже, вечно из кустов выскочат, про немцев в деревне прикалывают 
Да много их было. Целый полк.  
— Полк? – изумились в кустах. 
— Знамо дело. У них даже танки были и пушки. Танки, правда, оба старые. Моторы сносились и сломались. Но – на вид – большие и железные – прям настоящие – сказал Петька. 
— Да и пушки тоже большие. Только стволы все расстреляны и снарядов нет – подхватил Васька. 
— Знакомо – мрачно отозвались кусты. Ну а где сейчас эти партизаны? 
— Команду дали – они с лагеря снялись и ушли. 
— Куда? 
— По местам постоянной дислокации. В основном в город.  
— Чёрт, опоздали – ругнулись в кустах. Ну а вообще где наши дерутся сейчас? 
— Да везде – безмятежно ответил Петька. Вот тут недалеко в Кондопоге наши с чёрными здорово дрались. На Северном Кавказе вообще – война цельная идет без остановки уж сколько лет. 
В Каспийске вот пограничников много погибло 
— Ну а Москва как? Держится? – дрогнувшим голосом спросили из кустов. 
— Да чё Москва?! Возмутился Васька. В Москве завсегда лучше всех устроятся. Можно подумать на Москве свет клином сошёлся. Москва ещё не вся страна. 
— Ну а Ленинград? 
— Это Питер что-ли? 
— ЧТО!!!??? 
— Дык уж давно Питер… 
— Значит пал Ленинград… 
— Знамо дело пал. Совсем низко. На днях Миллер празднует – самую высокую башню во всем Питере взгромоздил. 
В кустах долго молчали. 
Потом обе физиономии высунулись. Ребята пригляделись. Два не очень старых, но, видать много повидавших, мужика в военной форме. В глазах усталость, и ещё что-то. Что-то мрачно решительное и злое. 
— Ну, ладно, прощевайте, подсаны. Про нас никому не говорите. Пойдем на Восток. На Москву. Жаль патронов маловато. Ну да пробъёмся. 
И бойцы скрылись в кустах.