Анекдоты.....маразмы.......в общем смешинки (старая темка закрылась) (продолжение)

На правах рекламы. Меркава Мк4[HTML_REMOVED] модель 2009 года в полной компектации.

Тоже, на правах рекламы...

http://gremlinkremlin.livejournal.com/

Можа кто не видел...[HTML_REMOVED]

Саурон на троне ухмыляется

Вновь надев кольцо на палец свой

Среднеземье мраком заполняется

Слався подвиг чёрных боевой

Скатертью-скатертью чёрный мрак стелется

И извергается прямо в Валинор

Каждому чёрному в лучшее верится

Вновь возвращается старина Мелькор

(сорри за [:|||||||||||||||:] )

Буквально несколько дней назад мне уже задавали этот вопрос.

Есть у меня друг — Кимчи. На самом деле он — Дима, но его в Корее все Кимчи зовут. На Филиппка похож. Тоже лет за сорок. С залысиной и пивным брюшком. Тоже музыкант и композитор. И тоже любит матом крыть. Разница только в том, что когда он трезвый (что бывает редко) он матерится по-русски, а когда пьяный, то только по-корейски и на всю улицу. И тоже, как все композиторы, любит на свою задницу. Поэтому его редко можно увидеть без фингала или пластыря на физиономии. В Сеуле есть такой злачный район, Итевон называется. В аккурат напротив главной американской базы. Сплошные ночные клубы, бордели и бары. Нормальный кореец туда ночью не сунется, потому как, либо пьяные морпехи с базы морду набьют, либо нигеры заставят наркоту купить, либо сутенеры в бордель затащят. Поэтому там в основном белые и черные тусуются. Ну вобщем иду я по Итевону в три часа ночи в поисках развлечений и от нечего делать, отмахиваясь от нарко-ниггеров и филиппинских проституток, хватающих меня за рукава и на ломаном английском назойливо предлагающих "саки-саки, факи-факи! камон, дарлинг! Ай кэн фак ю вери вэлл! Ай мэйк ю хэппи!"

И тут слышу до боли знакомый голос:

— МетаМал!!! ! Какие люди, нах!

Смотрю. Так и есть. Кимчи. Пьяный в жопу. Жрет китайскую лапшу на уличном лотке. Весь в пластырях.

— Че у тебя с физиономией в очередной раз?

— , ты не поверишь!

Поверить было не трудно. Потомучто с Кимчи возможно все. Выяснилось, что три дня до этого, все на том же Итевоне Кимчи нажрался с русскими проститутками в русском клубе "Ностальгия". В два часа ночи он решил выйти на свежий воздух. На выходе из клуба, в проходе два больших ниггера в черных футболках с толстыми золотыми цепями на толстых шеях били одного ниггера поменьше и поинтеллигентнее, перегородив проход.

— Какого вы загородили проход? — относительно вежливо поинтересовался у них Кимчи на корейском языке.

Два больших ниггера уронили нигера поменьше на пол и недоуменно посмотрели на Кимчи.

— Какого вы загородили проход? — поинтересовался Кимчи уже на русском.

— Ду ю хэв эни проблемз, бадди? — вежливо поинтересовался один из больших ниггеров, придерживая ногой ниггера поменьше, чтобы тот не уполз.

— О ! Иммигранты ! Понаехало, , ! Всю страну засрали! — и на этих словах Кимчи неожиданно метко заехал большому ниггеру ногой по яйцам. Большой ниггер свалился на маленького. Второй большой ниггер от неожиданности замешкался и получил с размаху в нос. Началась обычная итевонская потасовка. Из "Ностальгии" на шум вышел покурить вышибала Коля. Если большие ниггеры были под два метра ростом, то Коля у нас два на полтора на полтора метра и очень не любит шум на вверенной ему территории. Молча выкуривая сигарету он принимал важное тактическое решение: кому давать в первую очередь. В результате он здраво рассудил, что вероятно ниггеры по чем зря до его лучшего друга Кимчи, и поэтому надо сначала дать ниггерам, а потом уже Кимчи. Потушив сигарету о каблук и бросив ее в урну, Коля взял ближайшего ниггера и начал давать ему . Какая-то сука вызвала полицию и через несколько минут прибежало два корейских полицейских, один из которых зачем-то начал оттаскивать Кимчи от большого нигера. Через какое-то время Кимчи это начало раздражать и он врезал по морде полицейскому. Корейские полицейские очень маленького размера и они здраво рассудили, что им с тремя большими ниггерами и двумя большими белыми явно не справиться. По рации они вызвали армейский патруль с американской базы. Через три минуты примчался армейский джип с двумя очень большими ниггерами в касках и белым офицером. В горячке боя Кимчи с Колей начали путать негров и в результате набили морду американскому патрулю. В конце-концов кто-то метко заехал Кимчи прикладом винтовки М16 в лоб и на этом Кимчи отрубился.

Пришел в себя Кимчи в госпитале, будучи совершенно не в состоянии вспомнить, как он туда попал. Вместо корейских докторов он непонятно почему обнаружил у своей койки двух америкосов в военной форме с накинутыми поверх белыми халатами.

— Из какой части, рядовой? — спросил один из америкосов у Кимчи.

— Не рядовой, а сержант, — обиженно поправил его Кимчи, вспомнив свою армейскую молодость.

— Из какой вы части, сержант? — назойливо повторил вопрос офицер.

Кимчи посмотрел в окно и до него доперло, что он на американской военной базе. Он еще немного подумал и до него доперло, что если он скажет им правду, то его выпрут из госпиталя и еще заставят платить за лечение.

— Пятый вертолетный полк.

— Имя, Фамилия?

— ... Не помню, — улыбнулся Кимчи широкой наглой улыбкой.

— От дерьмо! Сержант, я отдам вас под трибунал!

— Валяйте, суки!

После такого ответа американские офицеры лишились дара речи и вдвоем вышли из комнаты, а Кимчи решил поспать еще.

Вечером после кормежки Кимчи решил, что уже достаточно вылечился и пора сваливать. На выходе ему перегородил дорогу часовой с глупым вопросом, куда Кимчи собрался.

— Домой, нах! — ответил ему Кимчи по-русски.

Часовой почти не растерялся и вызвал все того же офицера.

— Куда вы собрались, сержант?!

— Домой!

— У вас все в порядке с головой, сержант?

— А ты чего, слепой, не видишь? — ответил Кимчи тыкая пальцем в свою забинтованную голову.

— Сержант, назовите свое имя и я сдам вас вашему командиру!

— Я лучше назову вам телефон российского военного атташе в Корее!

— Нахрена мне телефон российского военного атташе, сержант?

— Ты чего, тупой? Потомучто вы, суки, незаконно удерживаете сержанта российской армии Дмитрия Штефана на территории американской военной базы и нарываетесь на международный скандал с партнерами по антитеррористической коалиции!

Офицер бросился куда-то звонить. Через пол-часа он вернулся свирепый и раскрасневшийся и приказал часовому выдать Кимчи его личные вещи и вывести с территории базы.

— Мы напишем ноту протеста российскому послу! Вам это с рук не сойдет, сержант!

— Фак ю! — попрощался с офицером Кимчи, показывая фигуру из одного среднего пальца.

Через пять минут позвонил российский консул.

— Дима, что случилось?

— Все нормально уже. Америкосы незаконно удерживали меня на территории базы. Суки!

— Кимчи, ! Ну как же ты меня заебал! Ну сколько я еще буду иметь из-за тебя проблемы?!

— Да ладно, Петрович. Ну извини, блин. Ну не прав. Исправлюсь. А эти ..

— Да иди ты на !

Кимчи дожевал китайскую лапшу, вытер руки о джинсы и осторожно потрогал пальцем опухшую скулу.

— И знаешь, МетаМал, что самое прикольное во всей этой истории?

— Чего?

— А то, что я на следующий вечер того интеллигентного нигера встретил, которого мы тогда и.

— И чего?

— А то, что оказалось, что он тоже музыкант и классный чувак! Мы с ним закорешились. Будем вместе сидюк записывать. Дуэт "Black & White"! Будем попсу на корейском языке! Прикинь! Крутая идея! Вся Корея с этого!

— .

— Бля, как башка-то болит. МетаМал, у тя вонючки есть?

(Вонючками в Корее называются корейские деньги — воны.)

— Есть еще.

— Давай водки выпьем?

— Где?

— А по . Вон какой-то клуб еще открытый.

Мы зашли в какой-то клуб и приземлились за барной стойкой.

— Аджоши! Водка туге палли чузео! (Парниша! Две водки и быстро!)

Подбежал тощий смазливый корейский бармен с какой-то дурацкой прической, серьгой в ухе, в белой рубашке, и поклонился:

— Мианхэ. Водка опсоё. Мэкджу тырилькаё? (Извините, но у нас водки нет. Будете пиво?)

— Айш-ш-ш! Квэнчана! Палли! ( ! Ладно, с ним, давай пиво! Только быстро!)

Кимчи схватился за голову:

— Вот козел! Водки нет! Ну не , а? — обратился ко мне Кимчи с риторическим вопросом.

— Точно ! Посмотри на его походку!

— Что за жизнь, ! Кругом одни ! — на этих словах мы развернулись в сторону зала...

В зале были одни .

— Кимчи, сука, ты куда меня привел?!!!!!

— !!! Я же забыл! "Рио" теперь в гей-клуб переделали!

— ..

Мы развернулись обратно к барной стойке.

— Ну и чего? Будем теперь как здесь сидеть?

— А они тебя ?

— Я сам кого хочешь .

— Ну и с ними... МетаМал, ты мне лучше скажи, ты какую музыку слушаешь? — Кимчи задавал мне этот вопрос каждый раз, когда мы вместе нажирались до скотского состояния. Я никакую музыку не слушаю, поэтому отвечал каждый раз первое, что приходило в голову.

— Velvet Underground

— Что за ты слушаешь, МетаМал? — задал Кимчи свой традиционный риторический вопрос, — приходи ко мне в студию! Я дам тебе послушать настоящий саунд, настоящий драйв, МетаМалище...

Я почувствовал, что Кимчи пора отвлекать, иначе этот традиционный композиторский затянется, как минимум, часа на два. Как и все композиторы, Кимчи мог часами и кого угодно. На мое счастье в бар ввалились бог весть откуда взявшиеся и явно, так же как и мы, ошибившиеся дверью американки.

— Кимчи! Смотри, бабы!

— Где?

— Да вот, ёпт!

— Какие же это бабы, ? Это толстожопые американки!

— Они тебя ?

— Ты за кого меня принимаешь, МетаМал?!

Вопрос остался без ответа, потомучто толстожопые американки нагло подошли прямо к нам.

— Хай, га-а-йз!

Мы с Кимчи посмотрели на американок, а потом друг на друга.

— Какого им от нас надо, МетаМал?

— What do you want? — вежливо поинтересовался я у американок.

Американки были потные и возбужденные. Видимо от танцев, алкоголя и от "экстази", или еще какой-нибудь . Наверняка они привалили с дискотеки "Холливуд", которая только что закрылась. Одна американка была килограмм на 90 с невменяемых размеров грудью и мощными фермерскими ручищами, в супер-мини-кожаной-юбке. Вторая чуть поменьше и поскромнее.Та, что поскромнее и поменьше села рядом с Кимчи. Первая женщина-монстр склонилась надо мной алкогольным перегаром, запустила свои пальцы-сардельки в мои волосы и плюхнулась мне на колени своей необъятной жопой. Я сразу остро ощутил свои берцовые кости.

— Ай лайк ю! — заявила женщина-монстр и впилась в мой рот своими влажными пухлыми губищами, обхватив ими пол-моего-лица.

Я чуть не поперхнулся пивом и машинально уперся в нее руками, пытаясь освободиться. Руки мои погрузились в ее необъятные грудищи, и на мое горе она поняла это совершенно превратно:

— М-м-м-м-м! Бэд бой! Ю вонт ми, битч! — и схватила меня за яйца.

Я чуть не подпрыгнул. Мне все же удалось отлепить ее башку от моей.

— Ты знаешь, что это за клуб, сука?! — как можно вежливее поинтересовался я.

— Что это за клуб, сладкий мой? — равнодушно спросила она отхлебывая из горла мое пиво.

— Это — гребаный гей-клуб!!!

Американки первый раз огляделись по сторонам и поняли, что это правда.

— Ты — педик? — серьезно спросила женщина-монстр, и наконец-то отняла свою пухлую ручищу от моих яиц.

И вот тут, Филиппок, я первый раз в жизни не знал, как лучше ответить на этот простой вопрос!!!

Отсюда[HTML_REMOVED]

Мат поскипан почти весь — Заинька

Вот вам расово верный пример истинного [del][/del] негра. Во!

[HTML_REMOVED]

РыдалЪ

На злобу дня.

Я вас приветствую! Хррр. Хрррр. Ххуррагх!

...проблема советского исторического кинематографа произошла от того, что умер тов. Сталин. Тов. Сталин был мудр житейской мудростью, и понимал, что человек в кино хочет видеть не тонкое раскрытие темы, а тыщ-пыщ — наши победили. Он, человек, уе...ся на работе, а в кино идет отдохнуть, и лучшим отдыхом для мужчин (порно мы пока оставим за кадром) является просмотр картин про то, как Наши, АКА Добро, вырвали печень Ненашим, АКА Злу, и сожрали эту печень у Зла на глазах. Для женщин все это могло сопровождаться и сопровождаться "Орел-Степной-Казак-Лихой" и свадьбой в финале.

Но тыщ-пыщ должен был быть обязательно, Наши должны были всем вломить, и под это можно было ненавязчиво пустить и какое-то правильное нравоучение, и отражение эпохи, пусть и искаженное в целях художественно-идеологических, и даже чтобы попы покадили или обличили блудницу — Венецианскую республику.

Но товарищ Сталин умер, и наш исторический кинематограф стремительно покатился в унылое говно, окончательно упокоившись в нем к концу 10-х — 80-м годам. Картины 50-х еще можно смотреть, а вот дальше пошел лютый отстой. Во-первых, был забыт главный завет вождя: не делать докуя картин в год, а делать десять-двенадцать, но чтобы все усрались и ходили по нескольку раз на сеанс. Говномастеров говнокультуры развелось как тараканов, и каждый стремился выразить себя, изблевать свое многобразное творческое "я", как Тарковский в "Рублеве". Вместо правильного тыщ-пыщ началась демонстрация Акуенно Богатого Внутреннего Мира, вместо разумного сочетания красочных доспехов и знамен с норотными зипунами, как в "Александр Невский" (я знаю, что он черно-белый, но это мне никогда не мешало увидеть великолепие княжеской дружины и знатных новгородских падонкаф) пошла достаточно унылая "достоверность". Поскольку платили за метраж, фильмы стали растягивать на многосерийные, вставляя глубокомысленные сцены, типа "идет снег", "ковыль символизирует", "грязь грязная". Те же бесконечные сериалы про Петра, в которых нещадно эксплуатировался роман А. Н. Толстого, пали жертвой этих пороков: минимум тыщ-пыщ, максимум трепа, невнятных сцен ни про что, норот, который ходит туда-сюда и прочего символизма.

Даже природу разучились снимать: вспомните обалденные кадры из "Ильи Муромца", особенно когда гусляр проникновенно задвигает, что де Родина-мать, сцука, одна, талибы одолевают, вставайте люди русские, кому-то надо пасть порвать. И сравните их с ужасающим отстоем типа: снимем ка мы подмосковный лесок из сосновых посадок с чахлыми деревцами 10 см в диаметре.

Но главная беда, конечно, была с сюжетами. Ну нельзя было снимать целый сериал про Ломоносова. Он, конечно, смальту варил и бездну звезд полнУ воспевал, но, сцуко, ему бы хватило фильма — максимально наполненного, конечно, действием: открытиями там всякими, молниями, чучелами крокодилов под потолком, и чтоб в финале он чего-нибудь мудро достигал. Вместо этого сняли зануднейший сериал (ну да, в нем были постельные сцены, но этого мало, чтобы оправдать всю тягомотину), при том, что огромные пласты действительно драматического тыщ-пыщ у нас оставались неохваченными.

Ну и нищебродство — ужасающее нищебродство во всем: в декорациях, массовке, каскадерах, все это превращало наш исторический кинематограф в жалкое подобие левой руки. Пока запад снимал себе пеплумы (вполне окупающиеся), масштабные исторические полотна, у нас весь пар уходил в свисток бесконечного отстоя.

Конечно, были и объективные причины: огромные деньги уходили на воспевание Подвига Народа (отстойнейшее на 90%) и бесконечное пережевывание красно-белых разборок в которых угадывались перелицованные вестерны, но именно исторический кинематограф был в загоне.

Можно много говорить про то, что де про Беринга сняли, но эта поделка ни в какое сравнение идет с четырех, что ли, серийным фильмом про колумба, который показали в начале 90-х. Ну не идет и все. И это тем более обидно, что таки и про Беринга, и про Дежнева, и про Хабарова можно было снимать офигенный тыщ-пыщ с индейцами, вулканами, океанскими волнами в 15 метров высотой, айсбергами и белыми медведями. Это было бы невероятно окуенно, но это надо было именно снимать полотно, а не АБВМ.

Плохо все было с историческим кинематографом. От "Героев Шипки", "Минкина и Поджарского", "Ушакова" и прочих "скандербегов" скатиться в такое УГ — "вайли, вэйли, вэйли!"(с) Пратчетт

И. Кошкин

Ольга Вервольфмарине Превосходно.

Уже и про попаданцев и межмировых пробиванцев анекдоты пошли:

— У нас на днях клиент звонил — спрашивал, можно ли отправить деньги в Чехословакию. Мы ненавязчиво намекнули, что можно или в Чехию, или в Словакию. Если придет, постараюсь аккуратно рассказать о распаде Союза...

Великий Рассказ о Величайшей Победе.

Увиденное человеком голубое небо никак не равняется

услышанной им же фразе "небо голубое" (Я)

Заклокотало. Массивные железные створки разошлись по извилистой линии, оттуда вырвались клубы белёсого пара. В клубах возникли две человеческие фигуры. Чуть побольше и чуть поменьше. Фигуры выступили вперёд.

Одна из фигур... какая именно, побольше или поменьше, я говорить не стану по причинам, которые читатель уразумеет несколько позже... была вооружена титанических размеров огнестрельным оружием. Оружие разрасталось вдоль глушителями на всех трёх стволах, вширь — магазинами и прицелами. Другая фигура выглядела почти штатски и вооружена была чемоданчиком, в котором сторонний наблюдатель резонно заподозрил бы лэптоп. Лица фигур были знакомы всей стране.

Блеск и шипение фотовспышек чем-то напоминали артподготовку.

Журналисты, которых охрана с трудом удерживала за хрупкой на вид оградой высотою по пояс, волновались и кричали. Фигуры устало, почти синхронно помахали десницами собравшимся. Фигура с огнестрельным оружием и лицом Премьера легко переложила смертоубийственный агрегат в шуйцу и отдала его подлетевшему референту, тут же согнувшемуся вдвое, когда стальная тяга пригласила его к земле. Фигура с лэптопом и лицом Президента лэптоп никому не отдала.

Журналистский гомон превратился в нечто птичье благодаря слову "как", выкрикиваемому с частотою не менее двух герц. Фигуры сделали синхронный успокаивающий жест: мол, потерпите пару минут, сейчас всё прояснится.

Фигура с лицом Премьера улыбнулась и вытерла пот со лба рукавом камуфляжной куртки. На лбу остался кровавый след — камуфляж был изгваздан кровью до невероятия. Впрочем, вряд ли это была кровь фигуры с лицом Премьера.

Фигура с лицом Премьера была непобедима.

В стенах громадного вестибюля, где фигуры встретились с журналистами, открылось множество других дверей. Оттуда явился сонм референтов, охранников, один или два священника (два, если они всё время стояли очень близко друг к другу), складных скамеек, столиков и микрофонов. За спинами фигур вознёсся крупный экран, на котором тут же появились они сами. Ожили, несколько раз кашлянув, динамики под высоким потолком, неуловимо сместился спектр прожекторов, размещённых вперемешку с динамиками.

— Ну, здравствуйте, — наконец сказала голосом Премьера фигура с лицом Премьера. Фигура с лицом Президента молча улыбнулась. — По очереди. Как нормальные мужики.

Очередь возле высокого микрофона перед журналистской оградкой образовалась с быстротою, которая человека циничного могла бы навести на мысли о хорошей тренировке. К счастью, циничных людей, судя по лицам собравшихся, здесь не было.

Первый вопрос, разумеется, оказался весьма общим — "как всё прошло". Опять же, по обычаю, вопрошаемые не стали отвечать обще, ограничившись техническими подробностями.

— Портал сработал прекрасно. Технологии академика Грызлика... как их называют в нашей блогосфере, "грызлотехнологии"... в очередной раз успешно преодолели время. — Фигура с лицом Президента возложила лэптоп на стол и подняла крышку. — Торсионный кикбэкинг не только помогает нам попасть в прошлое, но и обеспечит будущее России в рамках успешной модернизации на инновационной основе.

— А вообще, подташнивает, — сказала фигура с лицом Премьера. — Но нормальному мужику нипочём.

Второй вопрос тоже оказался общим и тоже звучал "как всё прошло". На этот раз фигуры поделились подробностями.

— Завершена разработка планов Царицынской операции. Прошло предложение окружить фашистские войска на Волге и уничтожить их. Хорошая работа, ваши благодарность и надежды помогают рабочей вахте российского правительства в 1942-м году защищать историческую Россию от коричневой чумы.

На экране за спинами фигур в разные стороны географии поползли коричневые и красно-сине-белые стрелки.

Фигура с лицом Премьера ничего не сказала. Стрелки на экране сменились кадрами хроники. Камера прыгала, по изображению шёл "дождь", привычный нам по старым фильмам, однако цветопередача была отменной.

Из-под крови кое-где выглядывали сугробы.

Верзила в долгополой красной куртке с надписью "Заградотряд №4 им. тов. Ежова" через всю спину лупил ружьём каких-то маленьких, грязных, в пилотках, копошащихся и жалостливо стонущих. На заднем плане покосившийся ларёк с маленьким красным флажком над ним, битыми стёклами и недописанным фанерным плакатом "Военторг. Патронов нет. Слава товарищу..." объяснял, почему ружьё верзила держал за ствол.

Камера стремительно развернулась, мелькнули какие-то красные полотнища на горизонте; после секундной сумятицы камера зафиксировалась на бегущей фигуре с лицом Премьера.

Приблизившаяся фигура лёгким касанием отправила в свободный полёт заградотрядовца — баллистическая траектория завершилась в ларьке, не перенесшем прямого попадания мерзавца. Затем фигура обернулась к камере, явив лицо Премьера, сказала: "Ну что, мужики? Сделаем им обрезание за Россию, чтобы ничего больше не выросло? А то выть хочется!" — и стащила со спины громадное огнестрельное оружие.

Началось побоище. Красные полотнища оказались прицеплены к танкам, которые горели и взрывались от прямых попаданий. Грохотали очереди. Каждые пять секунд панорама прерывалась лицом фигуры с лицом Премьера или крупным планом огнестрела и его трёх вращающихся стволов калибром не менее 125 миллиметров каждый.

Маленькие и грязные кидались на фашистские танки и пробовали перегрызть гусеницы. Кроме зубов, оружия у них не было. Журналисты рыдали в голос, когда один из маленьких и грязных поднял фашистский автомат и долгие секунды соображал, что это такое. Однако сзади на него накинулся вылезший из блиндажа комиссар, отобрал автомат и бросил маленького и грязного на вражескую амбразуру: настильно, через все триста метров нейтральной полосы.

Волны фашистских танков не иссякали.

— Дураки и провокаторы что-то говорят о списках "Форбс", о миллиардерах. Их миллиардеры, может, жулики и воры, а вы посмотрите на наших. Нормальные мужики, — сказала фигура с лицом Премьера — не та, что на экране скинула с себя огнестрел и камуфляж, оставшись в поношенном кимоно, а та, что сидела за столом перед экраном.

В битве начался перелом.

На поле брани ворвались джипы с тонированными стёклами, оттуда посыпались люди в форменных собольих шубах и, развернувшись в цепь, ринулись на врага. Задорно торчали носы, бесстрашно топырились уши. Стреляли богато инкрустированные помповые ружья. Грохотали разрывы лимонок Фаберже.

Второй волной, на подмогу шубам уже неслись люди в дорогих костюмах, с упитанными ласковыми лицами думского большинства. Забегали тени от мигалок.

Фигура с лицом Премьера на экране провела образцовый сасаицурикомиашихараи, после чего поверженный комиссар всё же сумел подняться и с визгом попробовал убежать. Метко брошенная лыжная палка настигла жестокого опричника.

— Это была критическая точка 1942-го года. Прорвись фашисты здесь, Россия бы погибла. Я уже подписал указ о награждении медалью "За спасение России" от пятой до восьмой степени всех участников этого сражения, — фигура с лицом Президента снискала шквал аплодисментов.

— Как нормальных мужиков, — добавила фигура с лицом Премьера и снискала свой шквал. — Россия у нас одна, и её надо беречь.

— Нам даже пришлось снять охрану с дачи Неупоминаемого Тирана, — вступила фигура с лицом Президента. — Слава богу, из-за своих природных трусости, некомпетентности и неэффективности он не воспользовался этим и не бежал из-под ареста, чтобы и дальше заваливать фашистов мясом российского народа.

Журналисты издали вой презрения. Вой закончился ойканьем, гомоном и неразберихой. Через ограду, легко оттолкнув охранников, перевалились два человека и страшно закричали, бросившись на колени перед сборным столом.

— Не погуби, батюшка! — кричал один. — Я таки требую справедливости! — провозглашал другой. Фигуры с лицами Президента и Премьера переглянулись.

Далее коленнопреклонённые говорили одновременно. Разобрать что-либо было очень трудно, за исключением фразы, которую оба произносили синхронно: "десятки сотен тысяч миллионов жертв". Кажется, один хотел храмов и роспуска колхозов, а другой свободы слова и предпринимательства. Насчёт судьбы Неупоминаемого Тирана консенсуса тоже не было в силу излишнего богатства злонамеренной фантазии.

Кто-то из стенающих, забывшись, назвал Неупоминаемого Тирана по фамилии, — то ли Сватин, то ли Скалин — и лица Президента и Премьера на соответствующих фигурах слегка перекосились.

Ровно через три минуты тридцать секунд стенающие поблагодарили фигур с лицами Президента и Премьера за спасение из ГУЛага в самый последний момент: просившего не погубить собирались подвергнуть ритуальному выцеживанию крови на мацу, а требовавшего справедливости уже почти бросили голодным белым медведям. Многие из собравшихся плакали. Затем стенающие позволили охранникам уволочь себя за ноги.

По плиткам пола прощально отзвенели вериги.

На экране, откуда уже исчезла реклама "Пепси-колы", появился академик Грызлик в тоге и лавровом венке и начал рассуждать о темпоральных парадоксах, выводя маркером примерно по одному замкнутому кругу каждые три секунды.

— Ну, вот нельзя ничего сделать, — сказала фигура с лицом Премьера. — Этих спасли, а остальных никак. Они умерли. Однако правительство работает. Всем, кто дожил до ста двадцати двух лет, пенсия будет повышена. На пятьдесят рублей. С тридцатого февраля. И храмов тоже будет больше. И свободы. Как у нормальных мужиков.

Собравшихся охватил восторг. Фигура с лицом Президента утёрла скупую мужскую слезу на лице Президента и обменялась рукопожатием с фигурой с лицом Премьера.

Академик Грызлик на экране увлечённо возился с макетом холодного термояда — из холодильника высотою в два президентских роста торчали вышитый подол тоги и ступни на котурнах.

— Видите, мы не можем покарать Неупоминаемого Тирана за массовые преступления против российского народа во избежание темпорального парадокса, — грустно изрекла фигура с лицом Президента. — Когда мы одержим Величайшую Победу и окончательно покинем то время, Тиран припишет все заслуги себе и нескольким приближённым палачам. На страну вновь опустится кровавая пелена, и только через десятки лет потомки увидят в журнале "Форбс" список из двадцати восьми вексельберговцев, дравшихся за Москву с тысячами фашистских танков. Только через десятки лет станет известно о том, как наш уважаемый Премьер бился на берегах Волги и лично пленил фельдмаршала кровавых латышских стрелков Паулса. Только через десятки лет станет известен и мой скромный вклад в разработку планов Курской битвы и операции "Наполеон". До того, как возродиться, России суждено пройти через многие испытания, и даже грызлотехнологии, покоряющие пространство и реформирующие время...

Фигура с лицом Президента продолжала говорить.

На лица журналистов было страшно смотреть — восторг, патриотизм, горькое сожаление и светлая печаль возникали на них в неслыханных доселе масштабах и мешались в невиданных доныне пропорциях.

Речь лилась легко — говорилось о чудотворных иконах, об огромных военных расходах Фонда Многонационального Благополучия Будущих Поколений, о непопулярных мерах, затягиваемых поясах, страданиях и жертвах, о нетленном и непреходящем величии России. Но более всего, конечно, о грядущем празднике.

— ...и мы приглашам всех на Парад Величайшей Победы, который состоится 9 мая на Красной площади города-героя Москвы. Пожалуйста, покупайте билеты и удостоверения участника парада в театральных кассах города или заказывайте их через Интернет.

На экране за спинами фигур академик Грызлик танцевал канкан, изображая лично им уловленный бозон Хиггса. Перед фигурами появились телефоны и интернет-адреса. Затем поплыл список спонсоров.

Широкий, во всю стену экран погас. Рука, волосатые пальцы которой унизывали перстни белого золота, отложила ленивчик в сторону.

— Нет, вообще неплохо, — с неуловимым акцентом произнёс плотный черноглазый человек с наголо обритым черепом. — Видно, что старались. Это нарезка?

— Да, вашество, — сказала фигура с лицом Президента. Обе фигуры, выглядевшие гораздо меньше и потрёпаннее, нежели на экране, сидели рядом на мягком широком диване, который в кабинете служил креслом для гостей.

Впрочем, кабинетом этот номер "люкс" имел право называться временно, в силу присутствия в нём плотного черноглазого человека и его перстней белого золота.

— Исходного материала, вашество, конечно же, гораздо больше. Десятки часов.

— Неплохо, неплохо, — повторил хозяин кабинета. — Разбросаем по сети. Как с заказом мест?

— Лучше, чем в прошлом году. Волжская Умма, нефтяники, угольщики, ингерманландские йолоупуккисты — их в прошлом году не было, сейчас заказывают свои коробки для прохождения. Традиционные нетрадиционные заказчики из Берлина и Сан-Франциско уже внесли авансовый платёж. Патриархия, как обычно, хочет всё получить даром, за благословение — если не заплатят, пустим их между берлинскими и сан-францис.. цск.. в общем, этими всеми, которые с перьями. Кроме того, они нам ещё должны процент по заказам на облёт городов с чудотворными иконами. За год. Тянут, говорят, неразбериха в бухгалтерии. Посодействуйте, вашество?

— Посмотрим, — неопределённо сказал плотный черноглазый человек. — Что с военными?

— Будут все четыре сотни. Вся российская армия. Огромное спасибо вам за то, что нашлась земля под военный городок, а то идти уже некуда было. Позор ведь, если четыреста генералов по метро песни поют или бомбят... в смысле таксуют. На Арбате табуретки от ВС РФ упали в цене, китайцы со своими подделками достали уже. Опять же, недавно какие-то местные ввалились в ту времянку, где Генштаб, и спьяну сожгли карты... охрану бы там усилить, вашество. И другую времянку, где депутаты живут. У меня семеро замёрзли прошлой зимой, ещё двое угорели. Вот эти двое оппозиция, сейчас разговоры идут о политическом убийстве, и я их не контролирую, они шабашат в Волоколамске, договорятся до импичмента, я не знаю...

— Посмотрим, — всё с той же неопределённой интонацией. — Техника?

— Техники будет меньше, с ремонтом муляжей "Тополя" и С-28500 не успеваем. Проектором сделаем на небе пролёт истребителей, бомбардировщиков и этого... аэрокосмического... ну, который в проекте.

— "Не успеваем", — с еле заметной угрозой в голосе произнёс плотный черноглазый человек. — Опять средства разворовали?

Фигура с лицом Президента сделала отчаянное лицо Президента.

— Вашество... принципал. Великий имам. Я клянусь... всё по смете. Это не мы.

— Не клянись. Вы полвека клялись. Я знаю, опять на бирже играл. Если выгоню, куда пойдёшь? Скажу, что хватит этой России, федерация-конфедерация, снимаем вывеску, что делать станешь? Вот так и напишу: великий имам Московского Принципалитета отказывает российскому правительству. И все подпишутся. Таджикское подмосковье подпишется, вьетнамское, сибирские концессии, уральские, Умма подпишется. Эти психи с оленями тоже подпишутся. Куда пойдёте? Где ваши парады делать будете? А то иди, дорогой, вон сколько пустой земли, где деревни были. Паши землю на своих генералах. Парады Величайшей Победы делай. В ООН жалуйся, пешком ходи.

— Вашество, — пробормотала фигура с лицом Президента. — Не погуби.

— Что "не погуби"? Тебя "не погуби"? Ты не дурак. До тебя дураки были. Мумию продали. Где теперь мумия? В Пекине, никто денег не платит посмотреть. А ты хорошую вещь придумал с этим Грызликом, на себя переписать ту войну. Актёров нашёл. Компьютерщиков нашёл. Сценарий придумал. Всем польстил так, что деньги пошли. И опять всё портишь. Парад не отобьётся, что будет? Дальше во время уедешь? Польскую войну вспомнишь, Наполеона вспомнишь? Платить не будут. Я тогда с Шамилем договорюсь, кавказские войны доходнее. Площадь ему отдам, Грызлика отдам. Что молчишь?

Фигура с лицом Президента тоскливо посмотрела в широкое окно, за которым Галактикой расстилались ночные московские огни. Плотный черноглазый человек скривился.

— "Тополь" на параде будет. Эта Эс сколько-то там тысяч — будет. Краской замажьте, руками толкайте. Не будет — уши отрежу, будешь клонировать за свой счёт. Ещё раз узнаю, что на бирже играл — ещё хуже будет.

— Как нормальный мужик, — неожиданно вмешалась в разговор фигура с лицом Премьера. Плотный черноглазый человек слегка повернул обритую голову и постучал пальцем по столешнице орехового дерева.

— Что, всё так же? — спросил он. Фигура с лицом Президента вздохнула.

— Хуже, вашество. Дозу увеличиваем, но хватает только на съёмки. А так... посадишь — сидит, толкнёшь — идёт, рот раскроет — только "нормальные мужики" и иногда "россияне". Говорят, необратимо.

— Так уволь. Ты Президент или кто? Сделай правительственный кризис. Модернизацию свою замени на что поновее. У вас ведь там всё кругами: реформы-стабилизация-дефолт-возрождение-кризис... вот и давай следующий номер.

Лицо Президента фигуры с лицом Президента побледнело. Пальцы сжали колени, а речь опять превратилась в умоляющее бормотание.

— Не могу, вашество. Заведено уже так. Тандем, преемственность. Заведено так. Мы росли вместе, я его не могу в бедлам отдать. Я за него ручаюсь. Мы ещё долго продержимся. Это он всё дело с Величайшей Победой и придумал.

— Эээ, — сказал плотный черноглазый человек. Неясно, чего в этом "эээ" слышалось больше — презрения или одобрения. — Ну, смотри. Я с тебя спрашивать буду. Маклер. Так мы договорились, господин Президент. Чтобы техника была. С Патриархией посмотрим, с содержанием вашей армии и Думы тоже поглядим. Материал для роликов продолжайте снимать — дозы там, не дозы. Людям нравится.

— Безусловно, вашество, — отозвалась фигура с лицом Президента. — Мы сейчас снимаем много, нарабатываем материал на будущее. Кроме того, есть предложения на полнометражки в три-дэ — не от самых крупных компаний, и продакт плейсмент очень уж жёстко задан, но...

— Ну, давайте, — равнодушно согласился плотный черноглазый человек. — Держите меня в курсе. До свидания.

Фигура с лицом Президента вскочила с дивана как подброшенная вырвавшейся на волю пружиной и церемонно поклонилась плотному черноглазому человеку. Затем фигура с лицом Президента помогла подняться фигуре с лицом Премьера и направила последнюю в сторону двери, у которой неподвижно замер квадратный охранник с наушником.

— Эээ, — повторил плотный черноглазый человек с наголо обритым черепом, когда дверь номера закрылась. Подобрал со столешницы ленивчик и лениво поводил курсором по экранному меню.

На экране фигуры с лицами Президента и Премьера — одна побольше, а другая поменьше — стояли, положив руки на плечи друг другу, и дуэтом исполняли российский гимн. Уставился в небо трёхствольный огнестрел. За спинами фигур возникали снарядные разрывы, мелькали вёрткие самолётные тени, вились многометровые георгиевские шлейфы, рушились стены, шагали плотные коробки пехоты.

Когда отзвучало последнее "славься, страна, мы гордимся тобой", фигура с лицом Президента улыбнулась, достала из-за спины банку "Пепси-колы", с громоподобным всхлипом открыла её и приникла к дырке под торжественные аккорды. Сконденсировалась красно-сине-белая, облачной плотности надпись во весь экран: "9 мая. Приходите все. Мы ждём вас".

Плотный черноглазый человек нажал кнопку "mute" на ленивчике, встал и подошёл к окну, глядя сквозь односторонне прозрачное, мало чем пробиваемое стекло на московские огни — внизу, по сторонам, вдаль до горизонта. Он смотрел так несколько минут, пару раз медленно и важно кивнул.

А затем комнату наполнило мягкое мурлыканье телефонного вызова.

Дела звали.

Грустно...