Даже плотная водоотталкивающая ткань не спасала от порывов злого, стылого ветра. Лодка подпрыгивала на пятибалльной волне, натужно тарахтя мотором, и клочья пены то и дело летели Моргану в лицо. Отвернуться он побаивался – за неполный год на станции ему не выдалось повода как следует изучить воды у северного побережья острова, и проверять на прочность алюминиевое дно суденышка не хотелось совершенно. В этих водах и так хватало утопленников, особенно после войны тридцатилетней давности.
— Связи по-прежнему нет? – спросил он сидящего по левому борту Дэйва Нейсмита, перекрикивая мотор и плеск.
— Даже со станцией! — мотнул головой тот. – За Фортуной что-то еще шипело на длинных волнах, затем – как отрезало!
— А Завадовский? – Хью и сам знал ответ, но затянувшееся молчание давило ему на нервы. Словно не хватало мрачной небесной феерии прямо по курсу.
Ихтиолог вновь покачал головой. Он и прежде-то не был болтлив, а после катастрофы уподобился объектам своего научного интереса в плане молчаливости.
Неудивительно… Морган прекрасно осознавал, как им повезло. Повезло, что допотопный сейсмограф был в рабочем состоянии. Повезло, что Чарли оказался возле него, когда стрелка прибора дернулась, фиксируя первые толчки. Повезло, что они, спотыкаясь на крутых склонах, обдирая руки о камни, успели подняться в гору, прежде чем пенная стена ворвалась в залив.
Старая церквушка, здание музея, офис начальника порта (по совместительству главы миграционной и таможенной служб) – волна сожрала все. Как и их станцию. Разнесло в щепки причал и оба музейных китобойца. Катер уцелел чудом – его латали неделю назад, и он кверху днищем лежал в отдалении от берега. Не пощадила волна и остатки казармы морпехов, пустующей с того момента, как Королевский Флот официально передал захолустную базу под эгиду Би-Эй-Эс.
Брошенные давным-давно рыбачьи деревушки тоже не пережили удара цунами. Как Морган не вглядывался, он не мог заметить ни единого признака развалин на берегу. Неудивительно – если не уцелел ежегодно латаемый к мизерному притоку туристов поселок.
Так что причина молчания юаровских метеостанций была, увы, очевидна.
А вот объяснить исчезновение из эфира всех полярников или мощных передатчиков Южной Америки было тяжелее. Дейв дал на выбор два объяснения.
«Первое – цунами. Страшнее, чем мы ощутили. Опустошено все побережье в пределах радиослышимости…» — его прервало дружное хмыканье геолога и двух метеорологов сразу.
«Я тоже не верю. Второе – эта нечисть в небесах» — и все девятнадцать выживших как по команде уставились в небо. Пасмурное. Светлое. Затянутое баллов на девять слоисто-кучевыми башенковидными, сквозь разрывы на восточной стороне пробивается солнечный луч. Черное. Чистое. Идеально ясное. Непривычно густо покрытое звездами – глаз с трудом находит знакомые созвездия, с трудом отыскивая даже Южный Крест.
И распухшая Луна.
И ровная, как циркулем очерченная граница облаков – перечеркнувшая зенит облачная полусфера. Светлый восток. Черный звездный запад.
Их с Дейвом поход был, по меркам нормальной экспедиции, глупостью. На утлой лодке плыть по неспокойному морю – а Stratocumulus castellatus над головой стремительно превращались в Cumulus congestus, не суля ничего хорошего – навстречу небесному безумию? Все руководства на такой случай твердили – сидеть на месте. Обустроить временный лагерь. Вызвать помощь. Помочь раненым.
Но рация молчала. Сломанные ноги и вывихнутые руки были вправлены и забинтованы. Уцелевший скарб приютился в пещерке у подножия горы.
Тогда заявили о себе две эмоции. Страх. И неизбывное научное любопытство.
Ждать помощи под черно-белым половинчатым небом было страшнее, чем двигаться, действовать, идти страху навстречу. И вполовину не так интересно.
А нормальной экспедиция перестала быть с того момента, как пришло цунами, ночь нагло вторглась в дневное время суток и черная тень сожрала пол-небосвода.
Камни на побережье залива Черч были жесткими. Твердыми и надежными. Пусть за них было не слишком удобно цепляться, стоя на четвереньках и приказывая содержимому желудка оставаться на месте.
— Хью! — голос ихтиолога резал как металлом.
— Сейчас, — с трудом выдавил из себя в вой ветра Морган. Стиснул зубы.
— Приятель, это не страшнее, чем стоять на склоне Сноудена, — пробормотал он себе вполголоса.
Вранье, конечно. Уэльс не перерезала надвое космическая пропасть. Он не был краем мира, как его представляли древние.
— Хью! — вновь окликнул его Дейв. – Посмотри!
Ветер давил, наваливался, бросался со всех сторон сразу. Облака над головой кипели водоворотом таких форм, для которых метеорология не подобрала названия. Штормовые волны рушились на берег, белая линия прибоя уходила на север и к горизонту. О судьбе катера и обратной дороге Хью старался не думать.
А впереди во тьме сияли звезды.
Морган не вставал. Нейсмит тоже остался коленопреклоненным – и их поза отлично подходила для чудовищного, величественного зрелища, что им открылось.
Залива Черч не было. Не было Элсхуля и видимого в ясную погоду Берда. Была черная пропасть. Открытый космос с мириадами звезд, которых больше не скрывала фата атмосферы. За полосой прибоя, за будто гигантским ножом обрезанным перешейком находилась пустота.
На коленях они стояли, впрочем, не из одного лишь благоговения. Шквалы усилились до того, что сбивали с ног – а до невероятного обрыва было рукой подать. Дейв нащупал камушек, подбросил – вверх и от себя. Камень поднялся вверх по параболе, нормальной, привычной, пересек границу Обрыва. Медленно поплыл ввысь по крутой диагонали.
— Гравитации нет? – шептал бессвязно Морган. – Количество движения сохраняется. А потенциальная энергия? Бред. Невозможно. И как мы дышим? Океан что-то удерживает. Атмосферу?
Он пополз вперед, ближе к Дейву. Остановился. Вгляделся в звездное небо перед собой.
На фоне космоса было что-то еще. Узкая светлая полуокружность, похожая на лунный серп. Не на старую добрую Луну – на новую, разжиревшую.
Оно висело прямо перед ними, выгнутой стороной обратясь вверх. Тонкий серпик клонился вбок, на северную сторону неба, примерно градусов на сорок. Показалось – или верхняя сторона странной луны светлее, чем нижняя, и кажется слегка размытой?
— Черт… — выдохнул он. Обернулся к Дейву:
— Держи меня! – проорал тому в ухо. Почувствовал, как впились пальцы товарища в ткань штормовки. И на выдохе сделал рывок вперед.
Острые иглы вонзились в уши, прошили череп. Хью схватил ртом воздух – втянув в себя пустоту. И усилием воли распахнул сжатые рефлекторно веки.
Бросок назад соединился с рывком Дейва. Оба рухнули на спину, забились ужом, отползая от пропасти.
Немало времени прошло, прежде чем судорожно дышащий человек обернулся к напарнику.
— Ты понял? – Морган прижался ртом к уху ихтиолога.
— Нет воздуха?
— Да! Там нет давления! Или есть, но слабое! Что-то держит воздух! И океан! Воздушная циркуляция нарушена, хоть воздух и не уходит! Этот шторм!
Но… воздух в моей глотке! Жидкость в моих тканях! Как? Я не понимаю, Дейви! Это безумие!
— А это? – рука Дейва указала в точку востока.
— Это? – Хью замолк. Картина выжглась в памяти намертво. Уходящая вниз и в стороны бесконечная стена – черно-скалистая под ним, черно-водяная справа и далеко-далеко слева – у противоположного берега перешейка в белой кайме облаков и прибоя. Сияющая нить полумесяца впереди в черноте космоса. И где-то далеко-далеко внизу – глаз теряется на таких расстояниях – выпирает из-под обрыва черно-алый горб. Край огромного планетного диска. По нему бегут, извиваясь, огненные трещины, кое-где сливаясь в магменные моря, подтачивая края черных пятен. Свет далекого планетарного пожара как будто бы ложится даже на стену, бросая на край обрыва огненные сполохи.
— Хью! Это… наша Земля?
— Земля? – Морган коротко засмеялся. – Нет, Дейв! Это один из ее кусочков! Один из обломков гигантского паззла! Нашу планету освежевали, как быка на бойне! Вон она, Земля, истекает кровью внизу под нами! Кто-то сыграл с нашим родом отличную шутку!
— Это… это ненадолго, — пробормотал Нейсмит, поднимаясь.
— ЧТО?
— Нашему роду недолго осталось. Ты сказал, циркуляция нарушена!
— Да! – Морган стиснул его руку. – Прощай, старая добрая Англия! Прощай, Европа с Азией! Господи Всемогущий, похоже, что и ты прощай, человечество!