Во внутренней политике в эти годы правительство продолжало наступление на собственность и привилегии церкви. Для чего царь пошёл на соглашение с нестяжателями, бывшие во времена регентства его матери в оппозиции правящему режиму. Правда политика сближения с нестяжателями требовала от власти уступок, в качестве которых, было освобождение из-под стражи и возвращения ему вотчины молодого князя Владимира Андреевича Старицкого, а также перевод из «тесного затвора» в Троице-Сергиев монастырь Максима Грека. После чего в конце мая 1547 года, после кончины митрополита Даниила, Иван IV выдвинул на первосвятительскую кафедру связанного с нестяжателями настоятеля Троице-Сергиева монастыря Иоасафа Скрипицына. В том же 1547 году на рязанскую и казанскую епископальные кафедры были поставлены нестяжатели Кассиан (а реальной истории иосифлянин Михаил) и Филипп (из рода Колычевых).
В июне 1547 года на созванном Земском соборе был составлен новый законодательный кодекс (в общий чертах повторяющий Стоглав 1550 года реальной истории), который заменил устаревший Судебник 1497 года.
Почти одновременно с разработкой нового законодательного кодекса правительство принимало меры к подготовке секуляризации церковно-монастырского землевладения. Уже давно нестяжатели, например такие как Нил Сорский и Вассиан Патрикеев, идеологически обосновывали необходимость ликвидации земельных богатств церкви. Представитель крайнего течения нестяжателей – старец Артемий сначала говорил Ивану IV, а затем и писал в послании к церковному собору, что следует «села отнимати у монастырей».
15 сентября 1547 г. правительство обсуждало с митрополитом Иоасафом вопрос о церковно-монастырских слободах, стремясь конкретизировать общие положения нового Судебника, касавшиеся запрета ухода в заклад к монастырям торговых людей и ремесленников, выходящих таким образом из-под «тягла». Не смотря на яростное сопротивление духовных лиц, им запрещалось основывать новые слободы, хотя старые за ними сохранялись. Из «белых» (освобожденных от государственных податей) слобод на посад выводились бежавшие туда посадских люди закладчики. Запрещалось впредь приём в эти слободы городских людей новоприходцев (кроме казаков). В запустевшие слободы разрешалось сзывать людей, но из сельских местностей (за неделю до и после Юрьева дня), а не с посада. В те же сроки разрешался выход слободским людям на посад или в деревню. Кроме того, в церковно-монастырских слободах запрещалось ставить новые дворы (за исключением случаев семейного раздела), а также предусматривалось решением суда включение существующих слобод в государево «тягло» путём изъятия из юрисдикции беломестца.
С таким настроем правительство начало подготовку к новому церковно-земскому собору, созванному в январе 1548 года. На нём были приняты специальные постановления, касающиеся укрепления церковного благочиния, в том числе о церковных службах, обрядах и внутреннем распорядке в церквах, о порядке церковного пения и колокольного звона. Введено было беспрекословное подчинение священников и дьяконов протопопам, которые вместе с «поповскими старостами» обязаны были следить за исправным отправлением церковных служб и поведением церковного клира. Непослушание протопопам, пьянство, небрежность в церковном богослужении наказывалась отлучением от церкви. Подтверждено было запрещение служить в церкви «вдовым» попам, а также строгое наказание за симонию, т. е. поставление на церковные должности «по мзде».
С целью подготовки грамотных кадров священников и дьяконов постановлено создать специальное училище в Москве и других городах. Было отдано распоряжение священникам поддерживать в сохранности иконы и проверять «исправность» церковных книг путём сравнения их с «добрыми переводами».
Строго установлены были Собором некоторые пошлины, взимавшиеся священниками, например «венечная» за совершение обряда бракосочетания, за освящение церкви.
Ликвидировался институт владычных десятников, которые собирали пошлины с церквей. Отныне «святительскую дань» должны были собирать и отдавать епископам и другим владыкам в церковных десятинах земские старосты и «десятские» священники. Старосты поповские и «десятские» собирают теперь «венечную» пошлину.
Собор провозгласил, что преступления против нравственности (в том числе «содомский грех», непослушание родителям и др.) будут караться суровым наказанием, ибо от них происходит «укоризна нашей православной христианской вере». Тяжёлым преступлением признавалась и дача ложной присяги (крестоцелование). Запрещено было носить магометанские «тафьи», т. е. тюбетейки, приглашать на свадьбу скоморохов и «глумов». А вот запрет на бритье бород, в отличие о реальной истории, в соборное постановление внесено не было. Воспитанный своей матерью Иван IV более терпимо относился к подобному нарушению «древнего благочестия». Церковное проклятие грозило всем «волхвам» и «чародеям», гадающим по звёздам или астрологическим книгам. Запрещено было под страхом церковных наказаний чтение всяких еретических и отречённых книг.
Бездомные старики и прокаженные должны были помещаться в специальных богадельнях и над ними устраивался специальный надзор.
Большое внимание на Соборе было уделено распорядку монастырской жизни. «Духовные пастыри», т. е. игумены и архимандриты должны были заботиться о «монастырском строении» по уставам «святых отец», а монахи должны были во всём повиноваться своим настоятелям. В монастырях пьянство считалось недопустимым. Запрещалось взимание «посулов» игуменами и прочие злоупотребления властью. Вводился строгий контроль над монастырскою казною. Архимандриты и игумены должны были избираться самою «братьею», а их избрание утверждалось царём и епископом «ни по мзде», но по церковным правилам.
Однако, охотно идя на встречу светской власти в вопросах наведения порядка в их собственных рядах, церковные иерархи, там где речь заходила об основах могущества церкви и своеволия «князей церкви» оказали царю упорное сопротивление. Иосифляне, составлявшие большинство освященного собора, твёрдо отстаивали незыблемость церковно-монастырского землевладения, а те, кто покушается на богатства церкви, объявлялись ими «хищниками» и «разбойниками». Столкнувшись с противодействием, власти были вынуждены пойти на уступки. Так, соборный приговор категорически объявлял, что церковные законы «не повелевают мирским судиям судити» священников, дьяконов, игуменов и других церковных людей. Только дела о душегубстве и разбое передавались в руки «градских» (т. е. царских) судей. Тем не менее, ослабление иосифлян в руководстве церковью позволило правительству добиться ряда успехов в борьбе за сокращение земельных привилегий церковных корпораций.
Приговором 11 мая 1548 г. покупка духовными землевладельцами вотчинных земель без «доклада» царю запрещалась под угрозой конфискации объекта продажи.
На царя отписывались поместные и «черные» земли, которые были захвачены монастырями у детей боярских и крестьян «насильством» за долги, а также все вотчинные владения знати, переданные монастырям за последние пятнадцать лет. Подтверждалось провозглашенное ещё уложениями Ивана III и Василия III запрещение «без докладу» давать в монастыри земли в Твери, Микулине, Торжке, Оболенске, на Белоозере и Рязани, а также продавать вотчины кому-либо «мимо тех городов» людей. Суздальские, ярославские и стародубские княжата не могли также «без государева докладу» давать земли в монастыри, а переданные ими земельные вклады были выкуплены казною и розданы в поместья.
Наряду с этим духовенству удалось сохранить за собой свои основные владения и добиться даже отмены родового выкупа для земель, полученных по вкладам от светских землевладельцев; выкуп мог состояться только в том случае, если вкладчик оговаривал это в своём завещании или данной грамоте.
В том же месяце, когда был издан приговор о запрете покупки земель духовными лицами, правительство осуществило не менее важное мероприятие, направленное против податных привилегий церкви. Соборное постановление утвердило новый Судебник. Но этот законодательный кодекс в одной из своих статей провозгласил ликвидацию тарханов. Пересмотр жалованных грамот, происходивший 17-18 мая 1548 г. и должен был реализовать решение Судебника. Существо пересмотра сводилось к повсеместному уничтожению основных податных привилегий духовных землевладельцев.
Без всяких оговорок обычно подтверждались жалованные грамоты, не содержащие освобождения от уплаты ямских денег, тамги, несения посошной службы. Остальные грамоты подписывались с формулой «опричь ямских денег, посошной службы, мыта и тамги». В грамотах на городские владения монастырей, кроме того, оговаривалось, что в дворах все люди, кроме дворника, судом и данью были «равны» с «чёрными людьми» (т. е. несущими государево тягло). Грамоты не подписанные в мае 1548 года, теряли свою юридическую силу.
На церковь накладывался особый постоянный налог – «полонячьи деньги», которые должны были браться из «владычной казны» и монастырей для выкупа пленных, попавших в руки «поганых» (в реальной истории иосифлянскому большинству собора удалось добиться раскладки этого налога на «всю землю», а не только, как первоначально планировалось, на церковно-монастырское землевладение). Запрещалось давать «в рост» деньги и хлеб из епископской или монастырской казны и отнималась «руга» (денежное пожалование) у тех священнослужителей, которые жили в монастырях, имевших значительные земельные и прочие владения.
Сокращение земельных и торговых привилегий монастырей-вотчинников происходило в обстановке реформы таможенной политики. Таможенное ведомство освобождалось из-под контроля наместников и сбор косвенных налогов передавался на откуп отдельным должностным лицам из центрального аппарата и предприимчивым деятелям из местного населения «на веру». Откупщики собирают тамгу, пуд и померное под контролем создающихся органов земского самоуправления. Ликвидированы таможенные привилегии монастырей. Были предприняты попытки реформировать и саму систему таможенных пошлин в сторону их унификации. Уже тогда был разработан проект «рублёвой пошлины», сводивший все многочисленные внутренние таможенные сборы к выплате купцами определенного процента со своих доходов. Но реализован он тогда не был. Другим немаловажным шагом правительства стала унификация мер и весов, благодаря которой, по словам одного иностранца в 70-х гг. XVI века, «по всей Русской земле, по всей его державе одна вера, один все, одна мера».
Последняя из реформ, к которой приступили в конце 40-х годов XVI века и которой суждено было позднее приобрести особенно важное значение, — это окончательное введение земских учреждений и переход к отмене кормлений. Вначале в ходе губной реформы были изъяты из ведения наместников дела о «ведомых лихих людях», затем из компетенции наместничего суда исключены были дворяне, по новому Судебнику суд наместников вообще ограничен участием на нём выборных представителей местного населения (десятских и пятидесятских) и, наконец, земская реформа должна была привести к окончательной ликвидации власти наместников путём замены её местными органами управления, выбранными из кругов черносошного крестьянства и посадских людей.
Необходимо также отметить, что именно в этот период в стране окончательно складывается «приказная система» — создание постоянных централизованных ведомств, «приказов», в ведение которых переходят функции прежних временных «боярских комиссий» и наместников.
Уф! Наконец-то с описание первого этапа реформ я покончил (как же тяжело он мне дался!). С следующей, II-й части, активизирую внешнюю политику.
