Победоносная Ливонская война.

Леший пишет:

Первая (Крымская), командующий Иван Бутурлин, численность ...
Вторая (Азовская), командующий Богдан Бельский

А почему они? Где Хилков, Хворостинины, Серебряные??? (Хворостинины еще могут командовать). Шуйский наконец??? Из молодежи — Телятевский, Кашин, Морозов, Воронцов?

Леший пишет:

Другая – Черноморская армия, во главе с князем Федором Ивановичем Мстиславским.

А он-то почему? (глубокое ИМХО — армию загубит).

Радуга пишет:

А почему они?

Предлагайте кандидатуры. Таймлайн будет меняться.

Радуга пишет:

Хилков

Василий Дмитриевич? Можно и его. Правда староват.

Радуга пишет:

Хворостинины

Андрей Хворостинин на Кавказе (на Тереке)

Дмитрий уже скончался, а о его сыне Юрии я не имею информации.

Радуга пишет:

Серебряные?

Кого именно? Честно говоря, кроме братьев Серебряных, что служили при Грозном я больше из их рода никого не знаю.

Радуга пишет:

Шуйский наконец???

Пожалуй можно, вместо Мстиславского. Правда тут все упирается в возраст. Сколько ему лет на тот момент (даты его рождения не нашел)?

Леший пишет:

Кого именно?

Я именно о них. Василий относительно молод (под Казанью он один из самых молодых). А род — пресекся ( у обоих в РИ детей не было).

Леший пишет:

Андрей Хворостинин на Кавказе (на Тереке)
Дмитрий уже скончался, а о его сыне Юрии я не имею информации.

Я об Андрее и Петре (братьях Дмитрия). Если Андрей на Кавказе — вопросов нет. Петр в РИ весьма сильный воевода как раз "южного направления". Он в РИ умер в 1592 НО — тут нет ливонского плена (весьма суровых условий), может и прожить поболее.

Федор кстати еще жив, но он больше "осадник" (в оборонах проявил себя) и скорее дипломат и администратор.

P.S. У Дмитрия 3 сына было. Более известен не Юрий (который более известен по отцу и сыну), а Иван. Но он еще молод.

Леший пишет:

Василий Дмитриевич? Можно и его. Правда староват.

Может и староват, на в 1601 — еще на воеводстве.

Леший пишет:

Пожалуй можно, вместо Мстиславского. Правда тут все упирается в возраст. Сколько ему лет на тот момент (даты его рождения не нашел)?

Её нету. Но он старше Бутурлина ненамного (тот упоминается в 1574 но уже известным воеводой, а Шуйский — в 1566 еще просто в свите царя без полка, т.е. — нет и 20).

Конечно по Бутурлину есть непонятки (еще один зомби, блин). Кмита его в 1580 убивает, а потом он до 1604 командует)... Может родственники, может громя литовцев Кмиты только ранением отелался — кто его знает.... Но если это он — Шуйский вполне командовать могет.

А как у Бельского сложились отношения с кубанскими черкесами? Часть из них, по любому, встанет за татар (скорей всего темрюкские), а часть (бесленеевские) могут и русских поддержать.

Сварга пишет:

А как у Бельского сложились отношения с кубанскими черкесами?

С кабардинцами положительно — они в этой АИ уже давно подданнные русского царя. Адыги... с ним вопрос. С одной стороны к татарам они теплых чувств не испытывают — те частенько их грабили и угоняли в полон, так что вполне могут начать делать набеги на ногайско-татарские стойбища. Но вот дружить с русскими они вряд ли будут. Скорее всего, первоначально будет дружественный нейтралитет, а потом, когда по правобережью Кубани возникнут казачьи хутора и станицы займутся обыденным делом — набегами, что, как и в РИ, спровоцирует казаков на ответные действия и начнется Кавказская война (к сожалению в историографии Закубанский ТВД Кавказской войны обходили стороной, акцентируя внимание на дагестанско-чеченских событиях).

Надо еще решить вопрос с "литвинским" полководцам. Я ввел в таймлайн троих из РИ — Претвича (в истори известен как один из самых активных литвинских военачальников), Ивана (Януша) Острожского (в РИ вроде как себя на военном поприще не проявил, но и дураком кажется не был — ИМХО, должен справиться) и Константина Вишневецкого (вроде как опыт полевого командования у него был).

А Кинбурн-то в то время точно был? Вроде его уже русские построили против Очакова.

Олег пишет:

А Кинбурн-то в то время точно был? Вроде его уже русские построили против Очакова.

Для меня это тоже был вопрос. Но есть такая инфа:

На самой Кинбурнской косе сейчас находится 3 рыбацких деревеньки, расположенных довольно далеко друг от друга, где можно купить молоко и какие-то самые необходимые продукты. А когда-то в 15 веке на оконечности косы находилась турецкая крепость Кинбурн. На ее месте сейчас маяк.

M. Назаров. Путешествие по Крыму с 29.07 по 15.08 /2002 года

Единственно, что знаю точно, что крепость Кинбурн уже существовала еще в 1735 году (ее брали русские войска во время русско-турецкой войны 1735-39 гг.).

см. А.А. Михайлов. "Первый бросок на Юг"

Олег пишет:

А Кинбурн-то в то время точно был? Вроде его уже русские построили против Очакова.

Не был, так будет. Единое польско-литовско-русское государство требует усилить Причерноморье.

По замечаниям коллег внес изменения в следующие куски таймлайна:

12 июня 1595 года русские войска заняли селение Темрюк, после чего предприняли попытку захвата построенную турками в 1573 году (после потери Азова) в устье реки Кубани крепости Аджи. Но уже первые столкновения показали, что турецкий гарнизон (6 тыс. чел.) гораздо сильнее, чем предполагалось (2 тыс. чел.) и русские, убедившись что с наскока крепость не взять, были вынуждены перейти к планомерной осаде.
16 июня начался массированный обстрел крепости.
23 июня турецкий гарнизон впервые решился на крупную вылазку. Из крепости вышло свыше шестисот пеших и конных воинов, которые напали на русский обоз, находившийся под защитой всего лишь сотни конвойных. Которые, однако, не растерялись и, выстроив из повозок вагенбург, отбивались до тех пор, пока к ним на помощь не подоспели казаки. Через два дня, 25 июня турки вновь произвели вылазку. На этот раз в ней участвовало пять сотен пеших янычар и свыше тысячи конников. Главный удар противника был нацелен на на редуты с артиллерией, наносившей крепости сильный ущерб. Но, несмотря на все усилия нападавших, взять редуты им не удалось. В этом бою погибло более 100 турок, а русские потеряли 37 человек. Наконец, 5 июля на вылазку вышел крупный отряд крымских татар, но он попал в засаду, устроенную донскими казаками, и был вынужден спасаться бегством. После этих трех неудачных вылазок защитники крепости на некоторое время отказались от активных действий.
9 июля русские перешли к активным действиям. По направлению к крепости стали копать узкие рвы с насыпями по обеим сторонам, предназначенные для безопасного приближения атакующего к фронту крепости или для прикрытия сообщений. Увидев это, турки сразу же сделали вылазку, но были отбиты.
На следующий день к Аджи прибыл Азовский флот привезший припасы и крупнокалиберные орудия. Получив осадную артиллерию, русские войска с 13 июля приступили к усиленным бомбардировкам противника. Через три дня после этого, янычары предприняли одну из самых массированных за все время осады вылазок. Из крепости вышло более двух тысяч пеших и конных воинов, которые напали на левый фланг позиции, и стали теснить русскую пехоту. Положение спас сам Бельский. Он лично повел в атаку пятьсот стрельцов и сотню дворянской конницы, обошел нападавших с фланга и погнал их к крепости. Бой продолжался пять часов. С русской стороны были убиты около сотни человек. Еще около 460 человек были ранены.
22-23 июля в Керченский пролив попыталось прорваться около сотни турецких галер во главе с самим капудан-пашой (главнокомандующим турецким флотом). Но русский флот расположился в самом узком месте пролива, благодаря чему турки не смогли реализовать имевшееся у них численное превосходство. После ''ленивой баталии'', которая свелась к короткой перестрелке, турецкий флот удалился, так и не выполнив поставленной задачи.
3 августа турки сделали вылазку и вновь были отбиты. У русских погибло 132 человека, получили ранения 823 воина. Но защитники крепости так и не смогли остановить осадных работ. К 4 августа русские рвы находились всего в сорока шагах от земляного укрепления, прикрывавшего подступы к крепости.
К 10 августа рвы достигли основания укрепления. Желая ускорить ход событий, Богдан Бельский приказал готовиться к открытому штурму вражеских укреплений. Исполнение этой задачи было возложено на специальный отряд в составе трехсот немецких наемников и семисот стрельцов. В ночь с 17 на 18 августа, под прикрытием артиллерийского огня со всех батарей и стоявших в проливе шебек, штурмовая колонна двинулась вперед. Турки отчаянно защищались, но, с немалым трудом и с боем прикрывающее Аджи укрепление было взято. Потери русских во время атаки были: 350 человек убитыми, 1700 человек ранеными.

(увеличил численность русских потерь)

Однако, вскоре произошла трагедия. 9 мая, передовой полк русской армии из-за несогласованности русских воевод ушедший далеко вперед и оторвавшийся от основных сил наткнулся на 20-тыс. татарскую орду двигавшуюся ему на встречу. Завидев неприятеля, татарская конница немедленно бросилась в атаку. Выставив вперед копейщиков, русские успели перестроиться к бою и открыть по противнику огонь. Но численное превосходство татар сыграло решающую роль. К тому моменту как подошла на помощь, большая часть передового полка была уничтожена.

Так же сменил некоторых военачальников. Вместо Ф. И. Мстиславского вставил И. П. Шуйского, а вместо И. К. Острожского — А. А. Телятевский.

Кстати, Леший — помните вы спрашивали кто из русских воевод в то время был "техническим" (т.е. — осады, подкопы, пушки и т.д.)

Я таки нашел такого. Серебряный Василий под Казанью вел подкопы и минимрование.

Понимаю, что очень поздно (три месяца прошло), но ... вдруг пригодится.

Леший пишет:

увеличил численность русских потерь

Угу. К осаде Аджи претензий больше не имею В принципе в других местах компании тоже самое бы сделать. Не обязательно в каждом бою потери увеличивать. Часть можно и оставить. Но нарисуйте хоть одно поражение

Den пишет:

Но нарисуйте хоть одно поражение

А я и нарисовал — разгром русского авангарда во втором Крымском походе Бутурлина.

Однако, вскоре произошла трагедия. 9 мая, передовой полк русской армии из-за несогласованности русских воевод ушедший далеко вперед и оторвавшийся от основных сил наткнулся на 20-тыс. татарскую орду двигавшуюся ему на встречу.

Чуть дальше в таймлане будет еще одно — разгром татарами молдавско-русского войска.

Если вы считаете, что этого все равно мало, то предложите свой вариант, где бы вы в выложенной части таймлайна русско-турецкой войны сделали бы поражение русских.

По предложению Den-а внес еще одно небольшое изменение в таймлайн. Теперь один кусок таймлайна про штурм Днепровских городков будет таким: Бутурлин не стал разорять Тавань, а наоборот, превратил крепость (''переименовав'' его в Таванск) в свой опорный пункт в котором оставил около тысячи казаков. После чего планировалось послать в Крым через Сиваш казачьи отряды. Но тем временем вышедшее из Перекопа 15-тыс. крымское войско под командованием калга-султана Фети-Гирея начало заходить в тыл русской армии, грозя перерезать ей сообщение с Левобережной Украиной. Несколько небольших русских разведывательных отрядов было уничтожено. И опасаясь быть отрезанным от тыловых баз Бутурлин, оставив в Таванске русский гарнизон, вместо атаки на Крым начал отступление к Кодаку. Чем не преминули воспользоваться турки и татары, чье 30-тыс. войско в начале августа взяло в осаду Таванск, стремясь отбить у русских захваченные ими прежде крепости в низовьях Днепра. Однако гарнизон Таванска отразил все приступы, продержавшись до 10 октября, когда на помощь им подошли войска под командованием Ивана Бутурлина и Якова Претвича, что вынудило крымско-турецкую армию отступить.

Нужны данные по Константину Острожскому. Это не значит, что их нет в литературе. Их как раз таки много, и все они разные.

Так, например, по одним данным Константин Острожский имел во владении 100 городов, местечек и замков, 1300 деревень, а ежегодный его чистый доход 1 млн. 200 тысяч злотых, а подругим известиям — даже до 1 млн. золотых дукатов.

По другим данным ему принадлежало 25 городов, 10 местечек, 670 деревень, а ежегодный доход был около миллиона злотых.

По третьим данным примерно тоже, чтолько кол-во городов и местечек указывается как 24 (а не 25).

По третьим данным у него было 35 городов и местечек и 671 селение, кроме тех, которые розданы были во владение церквам, монастырям и архиереям. Ежегодные доходы князя простирались до десяти миллионов польских злотых (около 1800000 серебряных рублей). — взято из "История Русской церкви" митрополита Макария.

Так где же правда?

Леший пишет:

Так где же правда?

Думаю миллион золотых дукатов можно вычеркивать смело... Вообще с владениями

магнатов полная неразбериха, часть может принадлежать другим членам семьи или например

зависимой шляхте...

Кампанию 1597 года открыл молдавский воевода Стефан Резван, который со своим 7-тыс. войском, усиленным 10 тысячами присланных ему в подмогу казаков двинулся 1 марта в Буджак, чтобы уничтожить это ''гнездо шершней'', заселенное разбойничьей татарской ордой. 5 марта отряды Резвана разгромили под Белгородом-Днестровским спешно собранные силы буджакских татар, а затем уничтожили огнем и мечом резиденцию орды. Но в начале апреля у небольшой крепости на правом берегу Днестра, на них напал калга-султан Фети-Гирей с буджакскими татарами и 10-тыс. крымской ордой, которая из-за захвата русскими Перекопа не могла вернуться в Крым. Битва закончилась победой татар. Разбитые войска Резвана отступили под прикрытием обоза к Яссам.

15 апреля Молдавская армия форсировала Днестр и вступила в Молдавию. Правда, очень скоро выяснилось, что обещанные Резваном припасы заготовлены в недостаточном количестве. Да и сама господарская армия была невелика. Главным источником снабжения оставались обозы идущие из Подолии, что сильно замедляло продвижение русского войска и ставило снабжение армии под угрозу. Тем не менее Дмитрий, рассчитывая на обещанные припасы Михая Витязула и подход своего польского подкрепления, продолжил путь к Дунаю. Взяв по пути, после трехдневной осады турецкую крепость Браилов, Дмитрий в 17 мая вошел в Валахию, где наконец-то смог дать отдых своему утомленному маршем войску, а заодно получив наконец в достаточном количестве припасы для своей армии.

Однако, вскоре Дмитрию пришлось столкнуться с новыми неприятным сюрпризом.

Во-первых, хотя Королевство Польское должно было выставить 4000 гусар, 12500 тяжеловооруженной кавалерии, 4000 легкой конницы, 9000 пехоты и 3000 драгун, но Сенат неожиданно затянул выделение на нужды армии требуемых 33500 ставок денежного довольствия, выделив оные только на содержание 1000 гусар, 3000 кавалеристов, 1500 легкой кавалерии, 500 человек пехоты, 1500 драгун. Таким образом, вместе с королевским квартовым войском на усиление армии, вместо ожидаемых более 30 тыс. человек, пришел только 10-тысячный корпус.

В-вторых, хотя Михай и провел мобилизацию, но валашская армия явно не дотягивала до оговоренных 30 тыс. человек, насчитывая едва половину этого числа.

В-третьих, из-за задержки в Молдавии турки успели провести мобилизацию своих сил и в первых числах июня к Дунаю подошла 60-тыс. турецкая армия ставшая лагерем у Силистрии.

Вследствие всех этих факторов дальнейшее наступление стало бессмысленной затеей. Но и отказ от наступательных планов был очень тяжел по психологическим причинам. Поэтому, было решено не отменять наступление, а перенести его на осень, когда турки будут вынуждены распустить большую часть своих сил. Выведя свое войско из Валахии в Молдавию русский царь раздраженный неудачей сместил Стефана Резвана, обвинив его в неспособности выполнить взятые на себя обязательства, что во многом и привело к провалу Дунайского похода 1597 года. И на молдавский престол был возведен Пётр сын Ионы Водэ, с которым Дмитрий заключил договор по которому Молдавия признавала себя русским вассалом.

Однако, будучи оправданными с точки зрения достижения конкретных практических результатов, в перспективе подобные действия привели к тому, что недовольный и встревоженный этим шагом русского царя Михай Витязул взял курс на отход от союза с Россией и вступил в тайные переговоры с императором Рудольфом II о переходе Валахии под императорское покровительство.

Не радовали сообщения и с других фронтов. Пока армия под командованием Дмитрия находилась в походе к Дунаю, Иван Бутурлин с другой армией шел в Крым. Столкнувшись южнее Перекопских укреплений с 60-тыс. татарской армией блокирующей перешеек, Бутурлин решился на рискованный шаг. Он разделил свою армию на две части. Одна осталась у Перекопа, а другая двинулась в Крым по Арбатской косе в обход татар. Узнав об этом Казы-Гирей был вынужден удалится к горам, преследуемый по пятам поместной конницей и казаками. Известие об отступлении неприятеля заставило и Бутурлина свернуть к горам с целью встретиться с ханом и, если представится удобным, дать ему сражение. А попутно, двигаясь к Карасу-Базару русская армия разоряла села по рекам Салгир и Индаки, вынудив хана с 15-тыс. отрядом выступить навстречу русским и 12 июля атаковать на реке Салгир их авангард. Произошло очень упорное сражение, и только прибытие на поле боя самого Бутурлина с тремя конными и шестью пехотными полками заставило татар отступить. В сражении татары потеряли убитыми около 600 чел. Потери русских были немногим меньше.

14 июля армия двинулась дальше. В тот же день русские достигли города Карасу-Базара, без боя захватив его и полностью сожгли. После этого, казаки и кавалеристы рассыпались по окрестностям для грабежа и захвата пленных, а армия тем временем отступила в лагерь, к своим обозам. 15 июля перед русским лагерем появилась 40-тысячная татарская армия. Хан горел желанием отомстить за разрушенный город и собирался атаковать, но Бутурлин его опередил. Он выслал вперед 16-тысячный отряд Криштофа Косинского, который перешел реку Карасу четырьмя верстами выше татар и напал на них с тыла. Одновременно татар атаковали ''в лоб'' и основные русские силы. После очень упорного боя, войска хана отступили.

Победа на р. Карасу открывала перед русскими войсками весьма заманчивые перспективы. В 50 верстах от Карасу-Базара находилась Кафа, а в 130 верстах – Керчь. Захват этих городов имел бы важное политическое значение. Не говоря уже о том, что обладание Керчью сделало бы Азовское море русским озером. Но играли роль и другие факторы. Недостаток воды и летняя жара вновь грозили развитием эпидемии. Это заставило Бутурлина собрать 16 июля военный совет для решения вопроса о дальнейших действиях. После непродолжительного обсуждения, воеводы пришли к выводу, что нужно отходить. Одновременно с этим казаки и поместная конница разъежали по окрестностям и жгли татарские поселения. Русскими было захвачено до 30 тысяч волов и свыше 100 тысяч баранов. Неприятель, со своей стороны, тревожил армию во время ее похода и захватывал в плен фуражиров. В общем, этот поход русской армии нельзя было назвать уж очень удачным. Так и не достигнув поставленных задач 25 июля русские войска вынужденно вернулись к Перекопу.

Примерно в это же время Черноморская армия перешла Буг. Основной целью ее наступления была мощная турецкая крепость Бендеры, расположенная на высоком правом берегу Днестра в 80 верстах от его устья.

15 июля состоялось сражение Черноморской армии с частями турецкого гарнизона. Турки отошли в крепость, но попытка Шуйского преследуя отступающих взять крепость штурмом закончилась неудачей. После чего Шуйский решил взять Бендеры правильной осадой. Для этого главные силы армии форсировали Днестр. Но отдельный отряд русской армии оставался на левом берегу Днестра с целью принять участие в осаде из-за Днестра.

Осадные работы начались 18 июля, а к 20 июля на левом берегу Днестра в строю уже было шесть осадных батарей.

22 июля по единому сигналу все батареи открыли огонь по предместью и крепости. В результате чего противник был вынужден оставить предместья и отойти под защиту крепостных стен. 23 июля русские заняли предместье, где поставили еще две батареи. Поняв свою ошибку турки предприняли попытки вернуть предместье, но под воздействием артиллерийского огня были вынуждены отойти в крепость, которой непрерывная бомбардировка причинила большие разрушения. Гарнизон так же нес большие потери. Огнем артиллерии левобережного русского отряда ему был отрезан доступ к источникам воды, что оказало влияние на моральное состояние гарнизона и жителей.

Однако вскоре стало ясно, что огня артиллерии недостаточно для полного разрушения крепости и капитуляции гарнизона. Поэтому Шуйский приказал начать минную войну.

Противник, стремясь воспрепятствовать минным работам, усилил артиллерийский огонь. Однако русские войска все ближе и ближе подводили подкоп к крепости. С 5 на 6 августа была взорвана мина, но сделать пролом в стене не удалось. Русская артиллерия еще более месяца продолжала вести редкий огонь, а войска готовились к штурму, сигналом к которому должен был послужить взрыв мины в 400 пудов пороху.

На рассвете 15 сентября мощный взрыв потряс крепость. Русские войска пошли на штурм. Когда были захвачены стены крепости, началось сражение на узких и кривых улицах города. Уличные бои продолжались почти сутки, и лишь к 8 утра 16 сентября остатки гарнизона сдались на милость победителя.

Однако победа далась столь тяжелой ценой, что не смотря на то, что после взятия Бендер перед Шуйским открывался свободный путь в Буджак, он начал отвод армии, ограничившись лишь взятием города.

Не радовали и австрийские союзники, на фронте у которых после Керестеша образовалось временное затишье. Только испанцы смогли достичь более мене значительного успеха – второй поход против Алжира наконец-то увенчался успехом. После долгой бомбардировки высаженный с кораблей десант взял город штурмом, тем самым положив начало покорению Берберии испанцами.

И в этой ситуации в России наиболее остро встал ''польский вопрос''. После того, как царевич Фёдор Иоаннович был объявлен Государем и соправителем своего брата Польское королевство оказалось без принцепса, который представлял интересы монарха в Короне, которая из-за этого оказалась в прямом подчинении у царя. Но Дмитрий держа свой ''стол'' в Киеве мог бывать в Польше лишь наездами, что привело к фактическому сосредоточению власти в руках Сената. На первых порах Дмитрия устраивало подобное положение – польские дела его интересовали мало. Но практически прямой саботаж его распоряжений во время Дунайского похода заставил царя пересмотреть свою позицию. В июле 1597 года он внезапно приехал в Краков, где тут же столкнулся с противодействием Сената своим попыткам мобилизовать ресурсы польской короны на осеннюю кампанию против Османской империей. Привыкнув к своей неограниченной самодержавной власти в Российском государстве и не имея, в отличие от своего отца, опыта борьбы с магнатской оппозицией Дмитрий растерялся и сделал безусловно ошибочный шаг – надеясь обрести себе опору среди польского мелкопоместного дворянства он пошел на сближение со шляхетской партией назначив ее лидера Яна Замойского новым канцлером. Тем не менее, когда царь вновь внес на рассмотрение вопрос о вотировании средств на содержание армии, Замойский не оказал ему никакой поддержки, вместо этого он стал увязывать выделение необходимых средств с рядом серьезных уступок со стороны царя. Поняв, что подобным образом он ничего не добьется, Дмитрий изменил тактику, пойдя на радикальный шаг – опубликовал указ, по которому на территорию Польского королевства распространялась введенная несколько ранее в Российском царстве государственная монополия на экспорт хлеба за рубеж.

Экономически Польша была намертво связана с Северными странами. Уже с конца XV века, когда до неё докатилась революция цен, определилась форма интеграции Польши в резко консолидировавшееся европейское экономическое пространство: поставка на экспорт лесных товаров, некоторых видов технических сельско — хозяйственных культур (лён, пенька), а самое главное — хлеба. Соответственно из промышленных регионов Западной Европы в Польшу поставлялись в очень больших количествах весьма качественные орудия труда, без которых фольварочное экспортное производство в имевших место размерах было бы невозможно, новые производственные технологии и сельско — хозяйственные культуры, ткани, металлы (в том числе драгоценные), оружие и новые приёмы ведения боевых действий. Сама по себе революция цен, как известно, заключалась в резком росте в странах Западной Европы цен на продовольственные товары и сельско — хозяйственное сырьё при менее быстром росте цен на промышленные и ремесленные изделия. Данный процесс происходил вследствие:

1. быстрого роста незанятого в сельском хозяйстве населения: ремесленников, солдат, чиновничества, моряков и жителей колоний, которых поначалу снабжали всем необходимым из "старого света". А этот рост, в свою очередь, стимулировался Великими географическими открытиями и связанными с их освоением затратами: строительством флота, изготовлением вооружения, содержанием флота и колоний.

2. Притоком из колоний, прежде всего из Америки, очень значительных масс драгоценных металлов. Эксплуатация данных колоний длительное время являлась фактической монопольной привилегией двора Габсбургов. Потому имелась возможность расходования колониальных доходов на большие проекты: строительство огромных флотов, заведение значительных армий и чиновничьего аппарата, финансирование деятельности крупных мануфактур, рудников, металлургических заводов и суконных фабрик. Колониальное серебро и золото выступало своего рода кредитором экономического рывка стран Западной Европы.

3. Отторжения или опустошения в беспрестанных боевых действиях вследствие Турецкой экспансии от стран Западной Европы ряда традиционных регионов, являвшихся ранее традиционными поставщиками сельско — хозяйственных продуктов и сырья: Балканского полуострова, Дунайских княжеств (теперь более жёстко привязанных к Турецкому рынку), Малой Азии, Египта. Это были регионы, ещё от античных, а иногда и доантичных времён специализированные в первую очередь на производстве хлеба. Турецкое правительство вело жёсткую борьбу с контрабандным вывозом из страны того же хлеба, ибо и у Турции было немало горожан, солдат и чиновников. И, конечно, хотя контрабандная или через посредников сельскохозяйственная торговля Турции с Южной Европой велась, но она уже не значила для Региона того, что было когда-то.

   В этой связи красноречив факт событий 1590 года в Северной Италии. Тогда расположенные там государства оказались на грани голода. Из Турции хлеб подвести было невозможно. И в Краков прибыло посольство с намерением организовать переброску хлеба в эту часть Италии из Польши на огромных баржах по Европейским рекам. Этот проект оказался слишком сложным и хлеб отправили в Италию морем, на кораблях через Гибралтар.

К данной проблеме добавилось изменение экономического районирования Европы в связи с Великими географическими открытиями. К концу XVI века центр экономической деятельности переместился из Южной Европы на побережье Атлантического океана. Соответственно, северные города искали более удобных поставщиков необходимого сырья и более удобные рынки сбыта. На этой изменившейся экономической конъюнктуре расцвела Балтийская торговля и Прибалтийские страны. В том числе Польша.

Балтийское море превратилось в наиболее оживленный экономический регион Европы. В течение XVI века откристаллизовалась экономическая специализация разных Прибалтийских регионов. Так, Швеция поставляла на Европейский рынок преимущественно металлы; Россия – меха, воск, кожи; Польша и Литва (Понёманье и Подляшье) — хлеб; Малороссия — хлеб, волов (мясо), кожи; Белоруссия — лесные товары и технические культуры и т.д.

Центром Европейской торговли того времени и вообще экономическим и финансовым центром Европы в течение XVI века стали Нидерланды. Именно эта страна была самым значительным потребителем экспортных товаров Польской Короны и основным посредником для их реализации в других странах Европы. На её же кораблях Польша и перевозила свой экспорт и импорт.

Однако Польша имела всего один значимый морской порт, а именно Гданьск, который к концу XVI века был достаточно серьёзно специализирован в качестве огромного Европейского хлебного, зернового порта. То есть в него стекался со всей континентальной части Польши товар определённого типа, тут он скупался оптовыми партиями, а то и заранее ещё на корню брался купцами — монополистами, а потом обычно на нидерландских кораблях отправлялся либо в Антверпен, либо по полученным оттуда инструкциям туда, куда уже был продан сидящим на Антверпенской бирже оптовиком. А оттуда, по той же схеме в Гданьск приходили нагруженные крупными партия ремесленных товаров такие же обычно нидерландские суда и выгружали эти оптовые партии изделий тут же и раздавали их оптовикам — скупщикам сельско — хозяйственных товаров, которые развозили их далее по своим регионам.

В конечном счёте, процесс экспорта — импорта наиболее важных предметов польской торговли был в глубине своей настолько организован, что тяжело говорить о нём, как о торговле. В слишком больших масштабах всё было организовано и монополизировано. Речь идёт скорее о процессе распределения, где на обменный курс влиял не столько сам рынок, сколько геополитические, нерыночные факторы.

Даже внешне это выглядело подобно огромному конвейеру: 2 раза в год весной и осенью в Гданьск прибывала из Нидерландов огромная флотилия в 400 — 500 судов, которые в течение примерно 2 недель разгружались от ремесленных изделий, загружались хлебом и вместе организованно уходили через Зунд на Запад. А в самом Гданьске служащие Нидерландских оптовиков, как бы эти служащие не назывались, хоть магнатами, опять начинали сбор урожая от своих контрактников и должников в свои огромные амбары. Таким образом экспорт хлеба являлся главным источником доходов польской знати, которая естественно восприняла введение государственной монополии на этот вид деятельности как открытое объявление войны со стороны короля.

По призыву Замойского срочно собрался экстренный сейм, который потребовал от царя отмены его решения. Но придя в ярость от самоуправства знати (созыв сейма без разрешения Государя) Дмитрий арестовал главарей сеймовой оппозиции и выслал их в Россию. Этот поступок русского царя вызвал возмущение части польского общества, и в ноябре 1597 года недовольные, собравшись в Радоме (Малая Польша), образовали ''конфедерацию'', объявили Дмитрия низложенным и принялись расширять восстание. Собрав 6-тыс. войско Дмитрий одержал верх над мятежниками в прямом бою под Кельце. Однако скопища конфедератов, рассеявшись перед царскими войсками, вновь собрались в других местах. Дмитрию удалось взять штурмом замки некоторых мятежных магнатов, но сломить сопротивление конфедератов не удалось. Тем более, что вскоре Дмитрию пришлось срочно покинуть Польшу – из Москвы поступили известия о тяжелой болезни старшего брата Фёдора и его возможной близкой кончине. Оставив дела на Симеона Бекбулатовича царь отъехал в Россию.

А положение тем временем продолжало ухудшаться. Искры мятежа стали перекидываться и на соседние территории. Введение царем монополии на внешнюю торговлю хлебом вызвало недовольство не только в Польше, но и в ряде Западно-Русских областях, где тамошнее дворянство так же жило за счет хлеботорговли. Во-главе этого движения недовольных стал князь Константин Острожский, который публично декларировал себя в качестве покровителя шляхетских свобод, к тому же он обладал рядом владений в Белоруссии (например, Туровом на Полесье) и в Поднепровье в частности (Копысь на Днепре недалеко от Могилева), а также значительным политическим влиянием в некоторых регионах, особенно на Волыни, где он обладал грандиозными земельными владениями: они располагались достаточно компактно и охватывали примерно 40% территории Волынского воеводства. Их центром выступал город Острог (примерно 10 тысяч населения, как Могилёв, Полоцк или Витебск). Большая часть волынской шляхты находилась в той или иной степени зависимости от Константина Острожского или была с ним связана своими политическими и материальными интересами. Именно этим объясняется его предводительство над нею. Экономическая мощь старого князя казалось необъятной: 25 городов, 10 местечек, 670 деревень, ежегодный чистый доход 1 млн. 200 тысяч злотых.

На территории его волынских владений была успешно проведена фольваризация и налажено широкое экспортное производство, ориентированное на Гданьск. Оно преимущественно осуществлялось через особо специализированную на хлебном транзите пристань Улугбек на Западном Буге. Кроме того, Константин Острожский стремился поставить под свой экономический контроль транзитную торговлю Малороссийскими, Молдавскими и Валашскими волами, а также в целом международную Малороссийскую торговлю. Ещё больший экономический интерес и перспектива Острожского располагались в направлении колонизации целинных причерноморских степей по обоим берегам среднего течения Днепра. И этот экономический приоритет волынского магната во многом обеспечивала его должность Киевского воеводы.

На территории своих владений Константин Острожский установил жёсткие порядки и централизованное управление фольварками и городами. По сути на его землях было установлено реальное крепостное право, жёсткий экономический и внеэкономический контроль за циркулированием экспортных продуктов, а также транзитной торговлей. Имелись свои войска, эффективная администрация, разветвлённая система общественного самоуправления, собственные учебные и научные заведения, а также – двор, насчитывавший около 2000 человек.

Постоянные вооружённые силы князя достигали нескольких тысяч человек, а компактно расположенный массив Волынских владений Константина Острожского гарантировал ему исключительную по масштабам России политическую и экономическую мощь. Фактически княжество Константина Острожского с находящимися под его влиянием окрестными шляхтичами и территориями представляли из себя своего рода абсолютистское государство с обширной сферой политического и экономического влияния, собственной культурой, внутренней и внешней политикой.

И в конце 1597 года Константин Острожский решил воспользоваться моментом, когда Киев остался без надзора – царь в Москве, Симеон Бекбулатович в Кракове, ввёл своих вооруженных сторонников в город и заявив, что восстает против “беззаконной тирании” призвал остальных магнатов и шляхтичей поддержать его. Нельзя сказать что его расчеты строились на песке. Среди знати было немало недовольных централизаторской политикой царя. Как введением государственной внешнеторговой хлебной монополии и законодательным ограничением фольваркизации сельского хозяйства – создания и расширения личного хозяйства крупных землевладельцев за счет отъема земли у крестьян. Так и введением на территории бывшего Великого княжества Литовского рядя московских юридических норм, некоторые из которых довольно больно били по знати. Особенно это касалось закона, по которому в случае отсутствия у скончавшегося вотчинника прямого наследника – сына, его владение переходило не ближайшим родственникам, а к государству. Причем из наследования исключались даже жены и дочери, которым полагалось выделять лишь часть наследства. И за прошедшие примерно двадцать лет, после объединения Великого княжества Литовского и Русского царства только в делах наследования крупных вотчин этот закон применялся дважды. В 1592 году умер Ян Кишка, один из самых богатых людей России, имевший в собственности около 70 городов и местечек и 400 деревень. Центрами его владений выступали расположенные в Понеманье города Лоск, Ивье, на Подляшье — Венгров. Немалыми территориями он владел и в Жмуди (Жемайтии). И большая часть которых отошли к государству, за исключением ''вдовьего удела'' оставленного его жене.

В том же году скончался и последний мужской представитель рода князей Олельковичей, владевших Слуцко-Копыльским княжеством, которое лишь незначительно отставало от Острога по экономической мощи и численности населения. И хотя по принятым в бывшем Великом княжестве Литовским правилам наследницей считалась представительница женской линии рода – Софья Юрьевна Олелькович-Слуцкая, тем не менее княжество так же было изъято в казну, а сама княжна по малолетству взята на воспитание ко двору царя.

Однако, вопреки ожиданиям, широкой поддержки движение Острожского не получило. Даже среди магнатов не было единства. Так к мятежу не примкнули князья Вишневецкие на поддержку которых Острожский весьма расчитывал. Вишневецкие, владели огромными компактными массивами в среднем Поднепровье, в основном по реке Суле. Однако они всё же базировали свою мощь на ещё мало освоенных землях, где сельское хозяйство только становился на ноги, в отличие от Острожского, опиравшегося на давно колонизированные земли Волыни, находившиеся к тому довольно далеко от сферы постоянных нападений крымских татар. Что вынуждало их сохранять лояльность царю и воздерживаться от выступлений против него. Поэтому, вместо соединения с мятежниками Вишневецкие заняли непримиримую к ним позицию и, собрав собственную частную 7- тыс. армию, удержали Левобережную Малороссию за Дмитрием.

Кроме того, против Острожского выступил и его личный враг князь Збаражский, тем самым внеся раскол в ряды волынской аристократии. В результате чего другие знатные семьи, такие как Чарторыйские или Сангушко, так же не стали примыкать к мятежу. Из крупных магнатов Острожского поддержал только Берестейский (Бресткий) воевода Огинский, собравший под своими знаменами около 6 тыс. человек. Тем не менее мятеж продолжал разрастаться.

В начале 1598 года численность польских конфедератов насчитывала уже около 10 тыс. чел. А их расположение на юге Польши у Жешува и Тарнува являлось стеснительным для королевской армии, вынужденной действовать с оглядкой на турок. В феврале 1598 года Симеон Бекбулатович разбил скопища конфедератов у Тарнува, вынудив бежать их за Дунаец.

Тем временем в Москве происходили не менее судьбоносные события. 6 января 1598 года скончался бездетный Государь и Великий князь Московский Фёдор Иоаннович. Прибывший незадолго до этого в Москву царь Дмитрий теперь становился единоличным правителем Российского государства. Первым делом он устроил разбор Думе, большую часть которой включил в состав Государственного совета, тем самым вновь объединив управление страной в одних руках. Другая, меньшая часть Думы подверглась опалам, лишению чинов и высылке из столицы. Совершенно по особому сложилась судьба Бориса Годунова бывшего при Фёдоре практическим правителем Великого княжества Московского. Первоначально казалось что ему пришел конец. По приказу царя он был смещен с должности конюшенного, а сам этот чин вновь упразднен. Против него началось следственное дело, очень скоро собравшее материал по поводу его злоупотреблений, особенно по поводу самовольного захвата им в свою собственность государевых земель. Но мятеж в Польше и ряде Западно-Русских земель вынудил Дмитрия смягчить позицию. Годунов был вынужден вернуть в казну незаконно занятые им земли, выплатить крупный денежный штраф, после чего был оставлен в составе правительства в качестве главы Сибирского приказа. Остальные члены семьи Годуновых хотя и были несколько понижены в иерархической лестнице, но сохранили свое положение.

А на юго-западе русские оправившись от первой растерянности перешли в наступление. Командующий Крымской армией Иван Бутурлин, оставив крупные заслоны на случай прорыва татар из Крыма в начале 1598 года начал разворачивать свою армию против Острожского. Весной, не дожидаясь окончательного сбора армии, и имея в наличии 15 тыс. казаков и 4 тыс. поместной конницы он двинулся в сторону Белой Церкви, которая принадлежа Острожскому служила ему главным опорным пунктом в этом регионе.

Иван Острожский, сын Константина Острожского узнав об этом, собрал 10-тыс. войско и двинулся на встречу русским войскам предполагая разбить Бутурлина до того, как он соберет свои основные силы.

15 мая 1598 года силы противников сошлись под Корсунем. Отряд русской конницы атаковал левое крыло боевого порядка сил Острожского. Завязался бой. Несколько раз мятежники осуществляли вылазки из обоза и под натиском конницы отступали обратно.

К вечеру Бутурлин расположил свои войска полумесяцем на высотах, показывая, что собирается атаковать противника всеми силами. Одновременно в тыл ему командующий направил сильный отряд (6 тыс. человек) под начальством казачьего полковника Северина Наливайко, которому было приказано занять березовую рощу в урочище Кривая Балка, устроить в лесу засеки, перекопать дорогу глубоким и длинным рвом по узкому оврагу, на противоположном краю оврага расположить артиллерию и устроить засаду по обеим сторонам лесной дороги. В течение ночи Северин Наливайко выполнил свою задачу.

Разногласия среди войск мятежников усилились. На собранном военном совете одни требовали как можно быстрее отступать, другие говорили, что следует выйти в поле и атаковать русских всеми силами. В конце концов Иван Острожский приказал приготовиться к отступлению. Разногласия высших военачальников оказывали на рядовую шляхту деморализующее влияние. Отсутствие единого мнения способствовало возникновению разрозненных действий.

16 мая еще до наступления рассвета войско мятежников свернулось в походную колонну и двинулось в направлении Богуслава. Обоз был построен прямоугольником, в котором каждый боковой фас состоял из четырех рядов повозок.

В середине колонны шла артиллерия, с внешних сторон — пехота, арьергард составлял конный отряд.

За походной колонной мятежников в небольшом удалении двигались казаки и русская конница, не беспокоя противника. Марш и постоянное ожидание нападения казаков физически и морально изнуряли отступавших. В такой обстановке они прошли около 10 верст.

Когда Бутурлин убедился, что враг достаточно уже измотан, он приказал начать непрерывные нападения на противника. Казаки стремительно бросались на обоз, давали залп из пищалей и затем отступали на небольшое расстояние. Такие атаки они повторяли многократно. В этой обстановке войско Острожского прошло еще 5 верст.

Отступавшей колонне предстояло пройти через лес. Приходилось перестраивать походный порядок, чем решил воспользоваться Бутурлин, приказав начать общую атаку с тыла и флангов. В лесу оказались завалы из срубленных деревьев. Поэтому походная колонна двигалась очень медленно, а атаки ее с тыла уже посеяли панику. Многие оставили походную колонну и попытались вырваться самостоятельно, но в большинстве своем погибли.

При выходе из леса дорога круто спускалась в лощину, а затем поднималась в гору. Отряд Наливайко по дну лощины выкопал длинный и глубокий ров, который нельзя было объехать. На противоположном высоком краю лощины была установлена артиллерийская батарея.

В походной колонне мятежников позади идущие возы подталкивали передние, которые устремились с горы вниз. Ни возы, ни пушки невозможно было остановить, и все они стремительно спускались в ров и перевёртывались. Русские пушки открыли огонь, нанося противнику большие потери.

В четвертом часу утра разгром войска мятежников был завершен. В руки русских попали богатые трофеи и — что было особенно ценно — артиллерия. Иван Острожский оказался в плену.

Разгром войска его сына под Корсунем заставил Константина Острожского отказаться от дальнейшей борьбы и сдаться на милость царя. Впрочем, наказание ему было довольно мягким. По нему князь Острожский обязывался признавать все законы и уставы Российского государства и государевы указы, добровольно сложить с себя должности волынского предводителя дворянства (киевского воеводства он был лишен указом царя), отписать в казну треть своих городов, местечек и деревень и выплатить крупный денежный штраф.

Капитуляция Острожского открыла русскому войску путь в Польшу и Бутурлин в начале июля занял Львов, и подошел к Замостью, где были сосредоточены крупные силы мятежников. Но не приняв боя те покинули крепость, которая сдалась русским без боя. Казалось восстанию наступает конец.

Но в это же время очаг партизанщины разгорелся в люблинском районе, где действовал Замойский с 5000 отрядом, имея противниками 3000 гусар Константина Вишневецкого и 500 стрельцов. Сам Бутурлин после взятия Замостья двинулся в сторону Берестья, где 13-го сентября наголову разбил коронного гетмана у Кобрина. Восстание в Литве было подавлено.

Тем не менее в Польше волнения продолжался. В ноябре 1598 года отряд Замойского попытался пробраться в Белоруссию, в надежде вновь зажечь там пламя мятежа. Но Вишневецкий преградил ему путь на Берестье, а Бутурлин, настигнув его банду у Влодавы, разгромил ее.

Не смотря на это положение в Польше продолжало оставаться нестабильным. В 1599 году конфедератов считалось до 12000.

Кампания 1599 года открылась наступлением конфедератов на Галицию. Слабые отряды Бутурлина, разбросанные от Вислы до Львова, не могли оказать должного сопротивления, и конфедераты в короткое время овладели Краковом и другими важными пунктами. Однако анархизм поляков не замедлил сказаться и здесь: между вождями их возникли раздоры.

Тем временем Бутурлин двинулся со своим отрядом из Люблина и наголову разбил мятежников под Ландскроной. Затем он обратился на Замойского, снова пытавшегося пробраться в Белоруссию, разбил его у Замостья и отбросил его в Галицию. Этими двумя боями Польша, за исключением краковского района, была совершенно очищена от конфедератов.

Оставался лишь краковский очаг конфедерации. Здесь конфедератам удалось овладеть в январе 1599 года краковским замком, но уже 25-го января под Краков прибыл князь Андрей Телятевский и осадил замок. Все усилия поляков заставить Телятевского снять осаду оказались тщетными. Попытки деблокады замка вождями конфедерации тоже не увенчались успехом: они не скоординировать свои действия и были разбиты порознь. 12-го апреля Краковский замок сдался и война против польской конфедерации окончилась. Движение это, будучи в конце концов ''панской'' затеей и лишенное сколько-нибудь популярных вождей — отклика в массах польского народа не встретило.

Разгром мятежа в Польше имел для страны немаловажные последствия. Прибывший в Краков Дмитрий был настроен самым решительным образом. По его приказу все не сдавшиеся мятежники безжалостно уничтожались. Их имения изымались в казну, а члены семей лишались шляхетского достоинства. Все члены Сената поддерживающие мятеж были казнены на главной городской площади Кракова. Сама Польша царским указом лишалась своей самостоятельности и вливалась в состав Российского государства. Все ее особые юридические уложения (вроде Радомской конституции) отменялись. Особенно свирепой была расправа со шляхтой. Учитывая тот факт что основу вооруженных сил мятежников составили безземельные шляхтичи, царь издал распоряжение, по которому все рыцарство не имеющее собственных поместий лишалось своего шляхетского достоинства, сохранить которое оно могло лишь записавшись на государеву службу в рейтары или гусары (где они были обязаны служить только за жалование, и только после 10 лет ''беспорочной службы'' им полагался собственный земельный надел).

Впрочем репрессии коснулись не только шляхты. Во время мятежа были волнения и в Гданьске, где многие купцы были недовольны установлением государственной торговой монополии. Правда до прямого мятежа дело не дошло – наличие поблизости русского флота заставило гданьских купцов сохранять осторожность, но многие из них оказывали серьезную финансовую поддержку восставшим и, после подавления мятежа, этот факт вскрылся вызвав ответные меры русского правительства. По приказу царя все уличенные в спонсировании мятежников гданьские финансисты были казнены, а их имущество конфисковано.

Наведя таким образом порядок в своих западных владениях Дмитрий наконец-то смог вновь повернуть свой взгляд на юг, где все это время события шли своим чередом.

28 марта 1598 года императорским войскам под командованием Миклоша Палфи и Адольфа Шварценберга удалось овладеть Дьером, захваченным турками 27 сентября 1594 года. Затем Палфи взял Тату, Веспрем и Палоту. А в октябре-ноябре 1598 года императорские войска даже занимали Пешт.

Осенью того же года в Тырново и некоторых других болгарских городах вспыхнуло антитурецкое восстание, помощь которому обещали Михай Витязул и император Рудольф II. Но успеха это выступление не имело. Михай действительно форсировал Дунай, но серьезной поддержки оказать не смог. А император так вообще не прислал обещанного 6-тысячного отряда имперской армии. Благодаря чему турки быстро подавили этот мятеж, а свыше 15 тыс. болгар были вынуждены бежать в Валахию. Но не успели турки подавить волнения в Болгарии, как у них запылали мятежи в других местах.

Начиная с 1588 года Анатолия стала ареной многочисленных восстаний. С 1595 года началось мощное, преимущественно крестьянское движение, которое получило название ''джелялийской смуты''. Самое активное участие в нем приняли левенды. Восстания охватили большую часть Малой Азии вплоть до Бурсы на западе.

В 1596 году к низам присоединилось значительное число тимариотом (турецких служилых дворян) со своими людьми во главе с Абдул-Халимом, еще известным под своим прозвищем Кара Языджи (''Черный писарь'').

Восставшие тимариоты принадлежали к числу недовольных центральной властью, которая отобрала у них лены за уклонение от выполнения воинских обязанностей во время длительной войны с Австрией, когда часть тимариотов просто не прибыло к месту сбора, а другая дезертировала с поля боя вместе со своими воинами.

Восстание во главе с Абдул-Халимом быстро распространялось и охватывало все новые районы. В октябре 1599 года Абдул-Халим имея уже 70-тыс. армию занял Урфу. Здесь он объявил, что к нему во сне будто бы явился пророк и известил о том, что ''правосудие и государство'' принадлежать Абдул-Халиму. Мустафа Селяники писал, что после этого Абдул-Халим стал рассылать во все концы империи османов свои указы, снабженные тугрой со словами "Халим-шах Победоносный".

В рядах повстанцев объединились весьма различные в социальном отношении силы. Основное ядро войска Абдул-Халима составляли крестьяне — чифтбозаны, но среди мятежников было и много лишенных владений тимариотов и займов (держателей зеаметов). В рядах повстанцев было также немало дезертиров из султанской армии, действовавшей против австрийцев и русских. Многие мелкие тимариоты примкнули к восставшим, будучи недовольны налоговой или финансовой политикой Высокой Порты. К Абдул-Халиму присоединились и некоторые бейлербеи и санджак-беи, по разным причинам недовольные центральной властью. В частности, к нему примкнул бывший санджак-бей Амасьи Хуссейн-паша, который взбунтовался против центральных властей весной 1599 году; он привел 8 тыс. воинов. В лагере повстанцев оказались даже три брата крымского хана, не поладившие с правителем Крыма и укрывшиеся от него в Анатолии. Абдул-Халим получил также поддержку ряда курдских и туркменских кочевых племен Анатолии, вожди которых были в тот момент недовольны попытками Высокой Порты установить более строгий контроль над кочевниками.

Султан направил против бунтовщиков армию под командованием одного из высших сановников империи — Мехмед-паши. Началась планомерная зачистка Малой Азии. Первоначально Мехмед-паша расправился с неорганизованными в крупные части повстанцами западной Анатолии. Пирамидами из отрубленных голов был отмечен путь карательных войск летом и осенью 1598 года. К зиме 1599 года Мехмед-паша продвинулся до Кайсери и Сиваса, разгромив наиболее крупные повстанческие отряды и нанеся под Сивасом поражение войскам Абдул-Халима. Но успех был непрочным — жестокости только увеличивали ненависть доведенного до отчаяния населения, а повстанческие отряды укрывались в горах и продолжали партизанские действия.

В феврале 1599 Мехмед-паша в решающем сражении разбивает Абдул-Халима. При поддержке войск, находившихся в распоряжении бейлербеев Халеба и Дамаска, а также отрядов некоторых курдских беев Мехмед-паша осадил Урфу. Осада длилась 73 дня. Войско Мехмед-паши усиленно обстреливало крепость из пушек, несколько раз неудачно штурмовало ее стены, неся огромные потери. Положение осажденных становилось критическим, боеприпасы были на исходе. Когда у них кончились запасы свинца, Абдул-Халим приказал использовать для отливки пуль медные монеты. В конце апреля 1599 года Мехмед-паша предложил Абдул-Халиму выдать на суд султана Хуссейн-пашу, а самому прекратить борьбу против правительства в обмен на управление санджаком Амасья. Абдул-Халим согласился. Он велел связать Хусейн-пашу, спустить его с крепостной стены и передать его воинам Мехмед-паши. В столице империи происшедшее было расценено как ликвидация мятежа. Абдул-Халим с войском покинул Урфу и направился в пожалованные ему владения, а Хуссейн-пашу позднее доставили в Стамбул, где он был казнен как изменник и зачинщик мятежа.

Но прибыв в Амасью, Абдул-Халим, вместо того чтобы смириться, продолжал выказывать неповиновение султану и Порте. Тогда войска Мехмед-паши сделали попытку ликвидировать отряды Абдул-Халима. Одна из кровопролитных схваток произошла в горах неподалеку от Сиваса. Положение Абдул-Халима было весьма трудным, но ему на помощь пришла суровая зима, приостановившая военные действия.

Положение Крымского ханства было не лучше. Походы Бутурлина с его политикой ''выжженной земли'' дали результат – большая часть полуострова была разорена, что вызвало среди татар сильный голод и эпидемии. Русские воска крепко засели на Перекопе, а также на Кубани, где они занимали Таманский п-ов и ряд укреплений на реках Кубань, Кирпили и Бейсуг. Главные силы Кубанского корпуса базировались в Копыле откуда Бельский руководил действиями против татар. Но начавшейся в Польше и Западно-Русских землях мятеж вдохновил местных ногайцев на наступательные действия. В конце июля 1598 года на реке Большая Ея около 10 тысяч ногайцев напали на небольшой русский форпост, охраняемый сотней стрельцов, которые все погибли после упорного сопротивления. Но задержка ногайцев позволила посланному русскому подкреплению настигнуть нападавших при отходе. Почти полдня продолжалось сражение. Ногайцы были разбиты и бежали. В это же время другой крупный отряд ногайцев подступил е Ейскому укреплению и в течении трех дней пытался взять его, но потеряв до 400 человек убитыми и более 200 взятых в плен, вынужден был отступить.

Однако это было лишь началом задуманного ногайцами крупного наступления на русских. Султаны орд договорились, что часть ногайских сил произведет опустошительный набег на донские селения, для того чтобы отвлечь внимание и силы донских казаков, а другая нападет на русские сторожевые отряды и, истребив их, откроет путь сосредоточенным в Анапе и Суджук-Кале (совр. Новороссийск) турецким войскам. Но этот план не удался. В то время, когда ногайцы быстро двигались к Дону, оттуда по требованию Б. Я. Бельского шли на Кубань три казачьих полка, встреча с которыми была для ногайцев неприятной неожиданностью. Внезапным ударом, 10 августа 1598 года казаки опрокинули орду и преследовали ее до позднего вечера.

Попытка другой части ногайцев захватить русские посты также не увенчалась успехом, им удалось лишь разорить становища тех ногайцев, которые выступали на стороне русских.

Вскоре большой отряд ногайцев вновь атаковал Ейское укрепление. Нападение было отбито со значительными потерями с обеих сторон. Однако ногайцы продолжали беспокоить русские посты, нападая на них и уводя пленных, за которых потом требовали большой выкуп.

Создавшаяся ситуация вынуждала русское командование ускорить решение ногайского вопроса. На рассвете 1 сентября русские напали на ногайские стойбища около Малой Еи. Бой продолжался до полудня, пока в радиусе 30 верст не были уничтожены все ногайцы. После чего подобные ''зачистки'' последовали и в ряде других мест. Встревоженные этим ногайцы решили уйти в Закубанье, где некоторые черкесские князья обещали им защиту и помощь.

Получив известие о готовящемся переходе ногайских орд через Кубань, командование русских войск решило настигнуть их прежде, чем они уйдут в горы и станут практически недосягаемыми.

1 октября 1598 года недалеко от устья р. Лабы войска Бельского атаковали ногайцев. Несколько часов длилось сражение, закончившееся полным поражением последних. Пленных не брали. Дело дошло до того, что специальный отряд русских войск даже вошел в реку и развернувшись в сторону отступавшего противника бился с ним по пояс в воде не давая ему переправиться на другой берег.

Разгром ногайцев и полная очистка от них правобережья Кубани произвел сильное впечатление на население Северо-Западного Кавказа. Черкесские князья до этого поддерживающие ногайцев тут же прислали послов для заключения мира и дружбы с Россией.

В этих условиях неудивительно, что Дмитрий вновь воспылал идеей нового крупномасштабного наступления на Османскую империю, тем более что в июне 1599 года императорские войска достигли новых успехов – отряды гайдуков Миклоша Палфи совершили поход до Тольны, захватив турецкие суда с продовольствием. Гайдуки взяли Вальпо и сожгли часть моста в Эсеке. Кроме того массовые конфискации в Польше заметно пополнили изрядно опустевшую русскую казну, дав царю необходимые средства для дальнейшего ведения войны. Но задуманное на 1600 год наступление на Османскую империю так и не было осуществлено из-за событий в Дунайских княжествах.

После неудачи Дунайского похода 1597 года валашский господарь Михай Витязул принял решение переориентироваться на императора Священной Римской империи Рудолфа II, которому 9 июня 1598 года принес вассальную присягу. В ответ император обещал оплачивать содержание Михаем 5-тысячного наемного войска. 6 октября 1598 года Михай заключил мирный договор с Высокой Портой. Чье внутреннее положение исключало ее активное вмешательство в дела земель лежащих севернее Дуная, где разворачивались серьезные события. Правящий в Трансильвании князь Сигизмунд Батори будучи зажат между турками и Габсбургами, которые стремились установить свой контроль над этими богатыми землями, после Керестешского поражения не видя возможности продолжения войны без помощи Габсбургов, 23 декабря 1597 года заключил с Рудольфом II Габсбургом соглашение о передаче ему Трансильвании в обмен на предоставление Сигизмунду Батори в качестве компенсации силезских герцогств Оппельн и Ратибор и 50 тыс. талеров ежегодной ''пенсии''.

Подавив сопротивление оппозиции, Сигизмунд 10 апреля 1598 года передал власть представителям Рудольфа. Однако последний не торопился как с присылкой помощи против турок — чье нападение угрожало стране, так и предоставлением Сигизмунду обещанной компенсации. Зато императорские наместники в Трансильвании охотно видели в ней новый источник дохода для императорской казны и себя лично, жадно начав выгребать из Трансильвании все что можно. Тогда 20 августа 1598 года Сигизмунд тайно вернулся, выгнав представителей императора. Защитники крепости Надьварад, выдержав в октябре-ноябре 1598 года осаду турок, избавили страну от их вторжения. Но оказавшись в полной изоляции и не чувствуя себя прочно на престоле он начал переговоры о союзе с Россией. 29 марта 1599 года Сигизмунд передал власть кардиналу Андрашу Батори, жившему до того в Польше, а сам удалился в Россию. Заняв престол Андраш немедленно начал переговоры с царем о переходе Трансильвании под русский протекторат. Узнав об этом Мизай Витязул по соглашению с императором Рудольфом вторгся в Трансильванию и 18 октября 1599 года он разбил у Шелимбора (Шеллемберке) трансильванское войско Андраша, который был убит секеями во время бегства. 1 ноября 1599 года Михай занял Дьюлафехервар и установил свою власть над страной в качестве советника и наместника императора. В начале мая 1600 года Михай начинает военные действия в отношении Молдавии, где правил русский ставленник Петр Водэ. Страна была подчинена за три недели. 27 мая 1600 года в Яссах Михай провозгласил себя в официальном документе "Господарем Валахии, Трансильвании и всей Земли Молдовы".

Эти события заставили Дмитрия отказаться от идеи наступления в этом году и прекратить дальнейшее сосредоточение войск. Русским было вполне по силам вышвырнуть Михая Витязула из Молдавии, но поскольку тот выступал как представитель императора, то в Киеве предпочли занять выжидательную позицию – до урегулирования всех вопросов с Рудольфом II. Но долго ждать не пришлось. Трансильванская аристократия недовольная правлением Михая сумела убедить императора в том, что Михай намерен отложиться от Габсбургов и на основе Валахии, Трансильвании и Молдавии создать собственное государство. Встревоженный этим император приказал кашшскому ''капитану'' (главному коменданту) Георгию Басте отстранить Михая от власти. Опираясь на поддержку трансильванской знати Баста 18 сентября 1600 года разбил под Мирисло войско Михая, вынудив его отступить к Фэгэрашу. Воспользовавшись моментом, русские вступили в Молдавию, которую привели к присяге царю, и продолжили наступление на Валахию. Валашские бояре так же перешли на сторону русских и признали господарем Петра Водэ (которого русские посадили на валашский престол в качестве компенсации за отошедшее под прямую власть русского царя Молдавское княжество). Это определило печальный для Михая исход двух сражений с русскими и мятежными боярами.

Лишившись всех своих владений Михай уехал в Прагу, где смог оправдаться перед императором Рудольфом. Чему в немалой степени способствовал тот факт, что после изгнания Михая трансильванские дворяне опять избрали 4 февраля 1601 года князем Сигизмунда Батори, занявший враждебную позицию по отношению к Габсбургам и изгнавший генерала Басту. Эти события заставили Рудольфа пойти на сотрудничество с Михаем в целях подчинения Сигизмунда. Получив войско наемников и корпус генерала Басты, Михай вступил в Трансильванию. В это время бояре Бузеску, верные господарю, изгнали из страны Петра Водэ. 3 августа 1601 года у Гуруслава Сигизмунд Батори был разбит. Но воспользоваться плодами победы Михай Витязул так и не смог. Недолюбливавший Михая генерал Баста, вероятно заручившейся согласием императора, организовал заговор против Михая, в результате которого тот и был убит 19 августа 1601 года в лагере недалеко от Турды. После этого Сигизмунд Батори последний раз вернулся в Трансильванию (11 сентября 1601 года).

А в самой России властям пришлось столкнуться с еще иной проблемой. Летом 1601 года на всем востоке Европы зарядили холодные дожди. Уже в начале сентября выпал снег, и крестьяне смогли собрать лишь малую часть урожая – а то, что собрали, – это была ''зяблая'', недозревшая рожь. В принципе, само по себе это не было особенно страшным событием — у крестьян были запасы хлеба, один неурожай не смог бы вызвать голод. В реальной истории главной причиной голода 1601-1603 гг. стал не сколько неурожай, сколько то, что введенное из-за массовой убыли населения во время Ливонской войны крепостное право позволило помещикам увеличивать повинности и оброки крестьян, а из-за разорения в той же Ливонской войне мелкие и средние помещики были вынуждены отнимать у крестьян весь прибавочный продукт, не оставляя им никаких запасов. Но в этой, альтернативно реальности, повинности крестьян по прежнему строго регламентированы. Благодаря чему, когда следующей весной неожиданно грянувший мороз погубил посевы озимых и нужно было пересевать поля у крестьян, в отличие от реальной истории, оказались запасы семенного зерна, и им не пришлось производить пересев незрелыми, ''зяблыми'' семенами, благодаря чему был получен хороший урожай, не позволивший возникшей нехватке хлеба перерасти в голод.

Тем не менее, возникшие внутренние трудности вынудили Дмитрия временно отказаться от активных боевых действий против Османской империи, перейдя к оборонительной тактике. Правда нельзя сказать, что русские проявляли пассивность. Скорее их тактику можно было назвать активной обороной. Как раз на эти годы приходится всплеск казачьих набегов на территорию Турции и Крыма. Стаи казачьих ''чаек'' опустошающим вихрем проносились вдоль Черноморского побережья, грабя как турецкие торговые суда, так и небольшие прибрежные селения. Как писал европейский наблюдатель, активные морские операции казаков Черное море и Дунай оказались закрыты для торговли, а на средиземном море хозяйничали венецианские и испанские галеры и ''не было никакого подвоза продовольствия по морю'', то крайне осложнилось продовольственное положение Стамбула: ''Хлеб был настолько дорог, что люди погибали от голода...''

Ему вторил турецкий путешественник, который путешествуя от Синопа к Самсуну и прибыв к устью реки Кызыл-Ирмак, отметил, что там ''нет поблизости села, которое было бы возделано, из-за страха перед казаками''. Так же, по его словам, крымские татары открыто говорили ему: ''Избавте Крым от мучений, [претерпеваемых ими] от казаков. И тогда мы заставим поток сала вновь течь через Черное море [прямо] в ваш Стамбул. И каждый год мы станем отправлять несколько сотен тысяч баранов, а также сало на кухню цезаря-падишаха''.

Дело доходило до того, что из-за активных действий казаков крымский хан иногда не мог переправить в Стамбул регулярные подношения султану, великому везирю и другим высшим сановникам государства. Как писал хан великому везирю: ''В соответствии с обычаями мы приготовили вам наши подарки и подношения, но между тем чайки казаков из Озю появились и проникли в гавань вплоть до пристаней. Мы сообщили вам через вашего слугу, что нас охватили страх и растерянность и что мы попросили прислать, по крайней мере, одну или две галеры, которых хватило бы, чтобы обеспечить перевозку подарков''.

В 1601 году крупная казачья флотилия пристала к берегу между Саркерманом (Херсонес), между Козловом и Балаклавой, и ''почали воевать крымские улусы, отходя от моря верст по десяти и по пятнадцати''.

Одновременно с этим казаки осваивались на Кубани. Командующий русскими войсками на Западном Кавказе Богдан Бельский прекрасно понимал, что этот край не удержать одной военной силой. Что для этого нужно оседлое население способное пустить корни в этих землях и тем самым закрепить их за Россией. Но попытка поселить на Кубани переселенцев из Центральной России завершилась неудачно. Набранные по ''разнарядке'' и поселенные на правобережье Кубани 1237 крестьянских семей вскоре большей частью покинули край, не выдержав тяжелых условий проживания из-за постоянной угрозы набегов со стороны ногайцев и черкесов. Тогда Бельский обратил внимание на казаков. Еще до войны казаки создали довольно многочисленную войсковую общину по р. Ея, которая не только успешно отражала набеги, но и сама часто ''щипала'' неприятеля. Но ее сил было явно недостаточно для удержания всего края. И тогда Бельский провел набор на Дону добровольцев на переселение на кубанские земли, коих собралось до 9,5 тыс. человек (вкл. членов семей). Помимо этого, по предложению Бельского был произведен набор в Малороссии, где особое внимание было уделено 15-тысячному ''Низовому Днепровскому казачьему войску'' (Запорожской Сечи). Долгое время правительство мирилось с существованием в низовьях Днепра самостоятельной войсковой казачьей общины, не подчиняющейся центральным властям. Но после захвата Перекопа и Очакова запорожцы перестали играть роль необходимого буфера между Россией и татарами. Более того, их община, оказавшись в окружении русских крепостей становилась помехой на пути дальнейшего освоения русскими Северного Причерноморья. Но и разогнать запорожцев правительство не могло – война с турками продолжалась и полностью отказаться от услуг ''вольных'' казаков правительство не могло себе позволить. В принципе запорожцы были готовы поступиться своими вольностями в обмен на принятие их всех на службу, но в ответ требовали полного наделения их землей. Однако в Северном Причерноморье с этим была проблема – слишком много было претендентов на земли Югороссии – и шляхта (дворяне), рассчитывавшая на щедрые ''дачи'' от царя в тех местах, и крестьяне, которые не дожидаясь окончания войны мощным переселенческим потоком устремившиеся на юг, и ''служилые казаки'' численность которых достигала только в Малороссии 40 тыс. боеспособных мужчин. В этих условиях идея переселить запорожских казаков на Таманский п-ов быстро приобрела популярность. Таким образом, в конце XVI – начале XVII вв. началась регулируемая правительством военно-казачья колонизация с целью обороны новой русской территории и ее хозяйственного освоения. Прикубанье заселялось двумя основными группами переселенцев – запорожскими и донскими казаками. Первые заселили северо-западную часть Кубани, вторые – ее северо-восточную и отчасти юго-восточную части.

Между тем Дмитрий готовил новую военную кампанию против турок. Политическая обстановка этому благоприятствовала. Весной и летом 1600 года Абдул-Халим и его брат Дели Хасан энергично готовились к новому выступлению против султанского правительства. Им удалось собрать более 20 тыс. человек. В сентябре Абдул-Халим в сражении, состоявшемся неподалеку от города Кайсери, разгромил направленное против него войско под командованием султанского везира Хаджи Ибрагим-паши. Султанское войско потеряло 12 тыс. человек убитыми.

В руки Абдул-Халима попала богатая добыча, в том числе военное снаряжение. После этой победы повстанцы стали хозяевами положения на значительной части земель Центральной Анатолии.

Около года после этих событий Абдул-Халим вел себя как независимый правитель. Из числа своих приближенных он назначил великого везира и даже шейх-уль-ислама, изгнал султанских чиновников и заменил их своими ставленниками, стал собирать налоги с населения, а порой и освобождать от уплаты налогов отличившихся в боях воинов. Так, Абдул-Халим выдал специальные грамоты об освобождении от всех налогов тем участникам битвы при Кайсери, которые проявили особенную храбрость. Но содержание собственного войска Абдуле-Халиму требовало немалых средств, а потому вождь повстанцев не только не освобождал крестьян от уплаты обычных налогов, но и сам прибегал к чрезвычайным сборам на нужды армии.

В тот период, когда Абдул-Халим контролировал значительную территорию в Центральной Анатолии, к нему присоединилось немало местных феодалов, в том числе ряд султанских санджак-беев, которые желали таким способом сохранить свои владения или должности. Сближение Абдул-Халима с этой группой участников восстания привело к постепенному возрастанию противоречий между ним и основной массой повстанцев — крестьянами, которые не могли не роптать, видя, как их предводитель окружает себя разного рода сановными людьми и распределяет между ними выгодные посты и должности. Все это скоро сказалось на боеспособности и стойкости армии Абдул-Халима.

Между тем султанское правительство тщательно готовило карательную экспедицию против повстанцев. Ее возглавил багдадский бейлербей Хасан-паша. В район Диярбакыра к началу 1601 года были стянуты войска из Багдада, Халеба, Дамаска и ряда других городов, входивших в состав арабских провинций империи. 15 августа 1601 года в долине Эльбистан к северу от Мараша произошло кровопролитное сражение между войском Абдул-Халима, насчитывавшим 30 тыс. воинов, и армией Хасан-паши. Повстанцы потерпели поражение, потеряв, по данным разных источников, от 10 тыс. до 20 тыс. убитыми. Раненный в сражении, Абдул-Халим с небольшим отрядом укрылся в горном районе между Токатом и Трабзоном. Здесь он и умер зимой 1602 года.

Но смерть вождя не прервала борьбу повстанцев с правительством. Своим новым руководителем они избрали брата Абдул-Халима — Дели Хасана. Ему удалось собрать новое войско из крестьян Центральной и Северной Анатолии. Во главе 20-тысячного войска Дели Хасан весной 1602 года вступил в бой с армией Хасан-паши и нанес ей серьезное поражение. Бейлербею пришлось искать убежище в Токате. Однако повстанцы вскоре овладели Токатом, захватили казну Хасан-паши, а его самого убили.

Отобранные у бейлербея богатства позволили Дели Хасану умножить ряды своих воинов и улучшить их снаряжение и вооружение. Затем Дели Хасан повернул свою теперь уже 30-тысячную армию на запад. В декабре 1602 года он некоторое время осаждал Кютахью. Дела складывались удачно для повстанцев, но суровая зима вынудила Дели Хасана прервать осаду и отвести войско на зимовку в район Карахисара.

В очередной раз кардинально изменилась ситуация и в Трансильвании. К этому времени сумела организовать свое войско антигабсбургская, протурецкая группа трансильванской знати. Её возглавил магнат Мозеш Секей, происходящий из знатной секейской семьи. 2 июля 1602 года он потерпел поражение от императорских войск при Тевише (Тейюше). 26 июля Сигизмунд Батори, передав власть Басте как представителю Габсбургов, окончательно покинул Трансильванию. В Венгрии 5 октября 1602 года императорские войска заняли Пешт и взяли в осаду Буду.

Успешно шли дела и у испанцев. Алжирцы из-за внутренней розни между различными группировками (алжирские паши и раисы – собственно пираты, янычарский корпус, алжирский бейлербей со своей гвардией, кабилы – чернокожие мусульмане и пр.) не смогли создать единый фронт борьбы с испанскими вооруженными силами, которые пользуясь этим успешно продолжали захваты в Алжире. К 1602 году в руках христиан находились все прибрежные алжирские города и крепости и испанская армия медленно, но верно начинала продвигаться во внутренние районы Берберии.

Одновременно с этим активизировался на востоке от Османской империи и персидский шах Аббас I, который наведя жесткой рукой порядок в своей стране наконец-то смог обратить свое внимание на запад, где планировал отвоевать у турок потерянные Ираном в 1590 году земли. В предверии свое войны с османами Аббас I развернул активнейшие дипломатические усилия по воссозданию антитурецкой коалиции, с целью совместного наступления Персии, России, Священной Римской империи, Испании и Венеции на Османскую империю.

Леший пишет:

тем самым положив начало покорению Берберии испанц

Ну покорение ВСЕЙ Берберии задача для Испании неподъемная (на тот момент), но установить

контроль над побережьем (и теи ликвидировать пиратов) это достижимо...

От коллеги Reinar-а с П-форума поступила интересное предложение — во время захвата русскими Таманского п-ва осаждать не Аджи, а Тамань. Кто за?