Продолжение. В сер.. ¶
Продолжение.
В середине XI столетия Палермо являлся одним из крупнейших торговых и культурных центров мусульманского мира. Каир, несомненно, превосходил его по размерам, Кордова затмевала его величием; но по красоте окружающего ландшафта, приятности климата и разнообразию всевозможных удовольствий, которые составляют арабский идеал "сладкой жизни", с Палермо не мог сравниться ни один другой город. Существует описание, оставленное арабским географом Ибн Хаукалем. Он рисует картину оживленного торгового города, гордящегося по меньшей мере тремя сотнями мечетей — самая большая из них прежде была христианским храмом, и в нем, по слухам, находились бренные останки Аристотеля, подвешенные в гробу под крышей, — бесчисленными рынками, меняльными лавками, улицами мастеров и ремесленников и одной из первых бумажных фабрик в Европе. Вокруг раскинулись парки и сады с журчащими фонтанами и бегущими ручьями. У нас нет точных сведений о количестве населения, но усердный аббат Деярк, основываясь на утверждении Ибн Хаукаля, что в гильдию мясников входило семь тысяч человек, оценивает численность населения Палермо XI в. примерно в четверть миллиона.
Примерно в середине апреля Маниак с основными силами ромейской армии подошел к Палермо и разбил лагерь в паре миль от города, там, где маленькая речка Орето впадает в море. В этих местах располагались богатые дворцы и увеселительные заведения; здесь, среди садов и апельсиновых рощ, богатые купцы искали отдохновения после жары, шума столицы. Василий Феодорокан, дождавшись в Мессине союзного пизанского флота адмирала Джакопо Кьюрини, должен был прибыть со дня на день, следовало подыскать удобное место для стоянки и обеспечить его безопасность. В устье Орето стояла маленькая крепость, известная как замок Яхьи, которая прикрывала подходы к Палермо с востока и преграждала путь вражеским кораблям, пытавшимся войти в Орето. Она не доставила грекам много хлопот. Замок, получивший новое имя — замок святого Иоанна, стал ромейской крепостью.
В этот момент быстроходный усиако, прибывший с Пелопонесса, доставил в Мессину известия о появлении египетского флота в Эгейском море. Получив это известие, император приказал Василию Феодорокану с половиной эскадры немедленно отбыть в Архипелаг. Но положения Палермо это нисколько не облегчало – присоединение пизанцев целиком компенсировало ослабление ромейской эскадры в западных водах, и хотя Муизз сосредоточил в гавани Палермо все наличные военно-морские силы Ифрикии и Сицилии, превосходство оставалось на стороне христиан.
По прибытии флота император дал приказ о немедленном наступлении. Суда должны были перекрыть вход в гавань; сухопутное войско образовало огромную дугу, медленно наступая на бастионы города. Палермцы были готовы. На авангард ромейского войска, приблизившийся к укреплениям, обрушился дождь камней и стрел.
Таким образом по прошествии полугода после падения Сиракуз грекам пришлось вести новую осаду — но сей раз ставки были неизмеримо выше, так как призом была столица мусульманской Сицилии. Сарацины постоянно совершали вылазки, но их мужество им не помогало. Не преуспели они и на море. Император по совету пизанского адмирала Джакопо Кьюрини, который в прошлом уже предпринимал нападение на гавань Палермо, отказался от старой идеи выстраивать постоянное заграждение из кораблей, перекрывая проход в гавань, ибо в отличии от Сиракуз в силу топографических особенностей реализовать ее здесь, в Палермо, не представлялось возможным. Вместо этого он сосредоточил большую часть своего флота в устье Орето, повелев капитанам оставаться в полной боевой готовности. Это оказалось мудрым решением. В июле объединенный сицилийский и африканский флот вышел из Палермо. Сперва битва складывалась не в пользу христиан, казалось даже, что сражающиеся с мужеством отчаяния мусульмане, которые натянули над своими кораблями полотнища красного войлока для защиты от копий и стрел, добьются на море победы. Однако греки и пизанцы постепенно сумели склонить чашу весов на свою сторону, в конце дня уцелевшие сарацинские суда отступили к Палермо со всей скоростью, на которую были способны их уставшие гребцы. Палермцы попытались натянуть новую огромную цепь — взамен той, которую пизанцы забрали с собой при предыдущем нападении Кьюрини, — загородив вход в гавань, но греческие и пизанские корабли прорвались в порт, и греческий огонь завершил полное уничтожение мусульманского флота, обеспечив христианам полное господство на море.
Горы Конка-д'Оро, которые в прошлом часто защищали столицу Сицилии, теперь выступали в противоположном качестве: они позволяли ромейской армии держать под контролем большую территорию, чем было возможно в любом другом случае. Все подходы к Палермо с юга и с востока были перекрыты войсками, а с западной стороны патрули, в чьи обязанности входило пресекать любые попытки подвезти к городу припасы, действовали столь же результативно, как и пизанские корабли на северных рейдах. При таких обстоятельствах ромеи могли бы спокойно ожидать неизбежной капитуляции города, но возникли сложности. В сентябре прибыли гонцы с тревожной новостью — западный император Генрих III перешел через Альпы и с войском вступил в Италию. Надо было как-то ускорить ход событий.
В центре старого города Палермо лежит квартал Аль-Каср — "Крепость". Он представляет собой скопление базаров и лавочек, теснящихся вокруг большой Пятничной мечети и обнесенных своей собственной стеной с девятью воротами. На рассвете 5 сентября 1046 г. греческая пехота атаковала Аль-Каср. Последовавшая битва была долгой и кровавой. Со всей решимостью отчаяния защитники выбежали из ворот и сами обрушились на нападавших. Вначале благодаря своему большому численному перевесу и боевой ярости они обратили греков в бегство, но в этот момент подоспел Эрве со своей кавалерией и спас ситуацию. Теперь уже сарацины обратились в бегство, преследуемые нормандцами. Они могли бы укрыться в городе, но стражи, видя, что не смогут впустить своих воинов, не пропустив их преследователей, захлопнули перед ними ворота. Так храбрейшие из защитников Палермо оказались зажатыми между нормандской кавалерией и неприступными бастионами собственного города. Они сражались, пока не погибли все до одного.
Теперь к стенам подтащили семь огромных осадных лестниц. Греки предприняли отчаянный штурм, но в конце концов были отброшены. Император понял, что надо сменить тактику. По числу фигур в тюрбанах, стоявших на крепостных стенах, он понял, что в городе не хватает людей для обороны. Оставив у Аль-Касра Исаака Комнина и велев ему не ослаблять натиск, он с отрядом варанги отправился на северо-восток. Здесь, между Аль-Касром и морем, располагался новый квартал Аль-Халеса, административный центр Палермо, состоявший главным образом из общественных зданий; здесь находились арсенал, тюрьма, здание, где собирался совет; дворец эмира важно возвышался посередине. Этот квартал также был укреплен, но хуже, чем соседние ; теперь, как и предвидел Маниак, он остался практически без защиты. Снова пошли в ход лестницы, и вскоре варяги проникли в город и открыли ворота. Но до победы было еще далеко. Защитники крепости, охваченные паникой при известии о вторжении и разгневанные оттого, что дали себя провести, бросились в бой. Началась еще одна жестокая битва; в сумерках последние уцелевшие мусульманские воины отступили по узким устланным телами улочкам, к все еще неприступной темной громаде Аль-Касра.
В эту ночь защитники Палермо поняли, что они проиграли. Некоторые даже теперь хотели продолжать борьбу во имя своей веры, но благоразумие взяло верх, и ранним утром следующего дня делегация знатных горожан явилась к императору, чтобы обсудить условия сдачи города. Георгий обещал удержать своих воинов от мести и дальнейших грабежей, сохранив горожанам их жизни и собственность. Сам он желал их дружбы и требовал от города только лояльности и выплаты ежегодной подати; в обмен на это греки воздержатся от вмешательства в дела мусульманской религии и не будут препятствовать соблюдению исламских законов.
В октябре 1046 г. состоялась официальная церемония вступления императора Георгия в Палермо. Василевс и его свита проехали через город до древней базилики Святой Марии, поспешно освященной, после того как она двести сорок лет использовалась в качестве мечети . Там архиепископ Палермо отслужил благодарственный молебен по греческому обряду, и, если верить написанному на взятие Палермо панегирику Пселла, «сами ангелы небесные присоединили свои голоса к голосам паствы».
Главная цель была достигнута, у императора имелись все поводы для радости, тем более что весть о падении Палермо привела к спонтанной капитуляции многих других городов и областей, наиболее важной из которых являлась Мазара на юго-западе. Правда покорение острова еще не завершилось: на западном побережье Трапани, а на восточном Тавромений продолжали отстаивать свою независимость, не говоря уж о неприступной Энне в центре острова, где молодой Никифор Вотаниат пока шла осада Палермо в течение шести месяцев изматывал Хаваса постоянными набегами и вылазками, мешая ему послать войско на помощь Палермо.
В то же время пришли благоприятные известия с востока. Поначалу вторжение египтян в Архипелаг вызвало панику. Патриарх Константин срочно рассылал указы о созыве стратиотских ополчений приморских фем, жители побережья спешили укрыться в крепостях. Арабский флот разорил ряд островов Кликлад, захватив в рабство часть населения, напал на Хиос и Лемнос. Но столь беспрепятственное продвижение не пошло на пользу египтянам. Мать халифа назначила командовать флотом не опытного адмирала, а одного из своих фаворитов, чернокожего евнуха, который в это время наряду с прочими функциями исполнял обязанности «морского министра» в Египте. После первых успехов новоиспеченный адмирал возмечтал о великой славе, и двинулся далее на север. Египетский флот вошел в Геллеспонт и напал на Абидос. Штурм был отражен, но египтянин ничтоже сумняшеся вошел в Мраморное море, разорил виллы константинопольской знати на Принцевых островах и показался в виду Константинополя. Прокрейсировав ввиду города (но не приближаясь к нему на расстояние выстрела из катапульты), чернокожий флотоводец, уверенный что теперь его имя войдет в анналы морских войн ислама, приказал возвращаться. Но на обратном пути решено было взять хороший трофей – египтяне высадились на Лесбосе и осадили богатую Мелитину.
Меж тем молодой стратег морской фемы Самос, Никифор Палеолог, развил бурную деятельность. С тех пор как морские набеги арабов прекратились, флот морских фем приходил в упадок, стратии «фискализировались», и в РИ в 1047 году император Константин Мономах упразднил фемный флот. Но в данной ситуации необходимо было оказать сопротивление вторжению, и оказалось, что морские фемы еще способны на это. Палеолог обратился к городам морских фем Самоса и Киверриотов. Входившие в эти фемы города Ионии и Ликии-Памфилии – Смирна, Эфес, Милет, Милитена, Родос, Мирры, Патар, Парга, Атталия – за последнее столетие расцвели и превратились в богатые эмпории. Теперь именно города за свой счет укомплектовали и снарядили фемный флот. Посланный императором из Мессины Василий Феодорокан, подойдя со своей эскадрой к Самосу, обнаружил фемный флот снаряженным и в боевой готовности.
Не медля Феодорокан двинулся к Лесбосу и атаковал египетский флот на рейде Милитены. Удар оказался полностью неожиданным для египтян, пока отряды зинджей, готовившиеся снова штурмовать город, грузились на суда, Феодорокан перекрыл выход из залива и атаковал египтян строем полумесяца, выставив в охавтывающие фланги огненосные дромоны, а центр усилив за счет кораблей фем. Прорваться сумели не более чем 2 десятка кораблей, остальные были сожжены и потоплены. Остатки египтян, бежавшие на берег, были блокированы в своем лагере и принуждены к капитуляции. Неудачливый евнух-адмирал попал в плен, вся захваченная добыча была отбита, греческие пленники освобождены.
Победа эта имела важные последствия для Византии. Маниак на Сицилии убедился в эффективности флотилий италийских городов-республик, и теперь та помощь, которую оказали города морских фем в отражении арабов, окончательно навела императора на мысль о реформе морских фем. Отныне содержание фемного флота было целиком переложено на плечи вышеупомянутых десяти городов. Города Ионии и Ликии-Памфилии обязаны были содержать за свой счет отряды боевых кораблей по старым штатам фем Самоса и Киверриотов, снаряжать их, комплектовать и содержать экипажи и отряды морской пехоты. Взамен эти города получали права городского самоуправления по «закону градскому» и выводились из подчинения фемных преторов, управляясь двумя архонтами, один из которых избирался городской эклессией, а другой назначался императором. В военном отношении оба архонта подчинялись носителю вновь введенной должности – дуке «морского катепаната», в котором были объединены прежние фемы Киверриоты (Ликия, Памфилия и Кария), Самос (Иония, Кликлады и Додеканес) и Крит, и который получил пышный титул «талассократор». Созданная таким образом «талассократия», в просторечии именуемая «Декаполис» (десятиградие) играла в дальнейшем немалую роль в империи.