Ромейская сверхдержава (мир василевса Георгия Маниака)

РОМЕЙСКАЯ СВЕРХДЕРЖАВА (МИР ВАСИЛЕВСА ГЕОРГИЯ МАНИАКА)

Предисловие, или «аналитическая записка».

Как упоминалось в предыдущей теме, в X веке Малую Азию, уже давно безопасную от арабских вторжений, закономерно постигло аграрное перенаселение со всем его следствиями — измельчание наделов, разорение крестьян, снижение собираемости налогов и рост помещичьего землевладения. Императоры упорно боролись с этим, закрепляли за общиной преимущественное право выкупа продаваемого общинником надела, конфисковывали незаконно скупленные участки – и общем сумели сильно затормозить процесс разорения общинников, но не сумели остановить его. Основной базис прежней империи, с которым она устояла перед арабскими нашествиями – крестьянская община, и основанная на ней милиционная армия, в которой стояли рядом в строю и жили в одной палатке «родственники и свойственики» члены деревенской, а то и большесемейной общины – разлагался.

На армии это сказывалось пагубным образом – многие стратиоты разорялись, и встал вопрос о переводе армии на регулярную, или хотя бы полурегулярную систему. Никифор Фока велел переписать стратиотов с цензом более 12 литр золота (владельцев 20 обычных крестьянских наделов), предоставил им льготы и подъемные, и сформировал из них штатную тяжелую конницу – катафрактов, которых обучал таранной атаке в сомкнутом строю. При Василии Болгаробойце все стратиоты, зачисленные на штатную службу, стали получать регулярные денежные выдачи из казны.

Разорившиеся крестьяне пытались заработать на жизнь ремеслом. Многие бедняки, продавая наделы, уходили в города, превращаясь в подмастерьев и наемных рабочих – мистиев. Стремительный рост монетного обращения в 950-1060 говорит о масштабном росте ремесленного производства и торговых оборотов. К середине XI века Константинополь уже перестает быть единственным промышленным центром империи, происходит быстрый рост провинциальных городов. Если VIII—IX вв. городами, являвшимися средоточием ремесла и торговли, были лишь Константинополь и несколько других крупнейших центров, сохранявшихся в основном от ранневизантийского времени, то начиная с X в. и особенно интенсивно в XI—XII столетиях, многие византийские города-бурги и города—епископальные центры превращаются в центры ремесла и торговли. Причем характерно, что если в Контантинополе деятельность торговых и ремесленных корпораций, снабжение, норма прибыли были жестко регламентированы, а главы корпораций хотя и избирались, но фактически оказывались должностными лицами, подчиненными епарху (префекту) Константинополя – то во вновь возрождающихся провинциальных городах подобная регламентация отсутствовала, а основой ремесленной деятельности были не имевшие монопольное право на данный вид деятельности цехи-корпорации, как в Константинополе, а свободные объединения ассоциативного типа – кинонии, причем имелись так же и свободное ремесло одиночек, и «рассеянная мануфактура» среди сельских ремесленников. Регламентировалась лишь внешняя торговля в приморских городах, и то в интересах местного купечества – иностранные купцы не могли свободно скупать ромейские товары на территории города и провинции, равно как и торговать там, а могли только заключать оптовые сделки с местными купцами в специальных пунктах – «митата», аналогичным западным фондако, в которых таможенный чиновник осуществлял контроль над торговлей и сбор пошлин.

Провинциальные города снова превращались из «кастронов» в «полисы». В городах того времени складываются свои учреждения — советы, собрания граждан и вооруженные дружины. Так в понтийском городе Амасии созывалось народное собрание, которое историк Вриенний называет античными терминами «экклесия» или «булевтерий», на нем главную роль играли динаты городского округа – «ктиторы», пришедшие на место древних куриалов; экклесия в Амасии решала важнейшие дела — к ней, в частности, обратился византийский полководец с просьбой о средствах, но амасийцы встретили его просьбу криком и грозили поднять восстание, если он посмеет требовать с города деньги. Некоторым провинциальным городам были пожалованы грамоты, закреплявшие за ними те или иные привилегии, прежде всего податные. Тексты жалованных грамот городам XI—XII вв. до нас не дошли, но в некоторых нарративных источниках встречаются упоминания о них.

Константинополь все еще сохранял позиции крупнейшего производственного и торгового центра империи. Все деньги империи крутились через него, налоги, которые щедро лились в Константинополь, стимулировали развитие столичного ремесла; вся аристократия провинций стремилась в Константинополь, константинопольские мастера и торговцы имели обеспеченную клиентуру и пользовались покровительством центральной власти. За это, правда, они расплачивались потерей своей самостоятельности, строжайшим подчинением всей их деятельности контролю городского эпарха. Однако до поры до времени преимущества, вытекавшие из системы покровительства и контроля, оказывались более существенными, нежели недостатки ее: константинопольские купцы и владельцы ремесленных эргастириев могли спокойно пожинать плоды столичной финансовой монополии: им не надо было искать новых рынков или заботиться о новых методах производства и торговли — традиционная система давала им обеспеченную прибыль.

Население Константинополя достигало 500 000 жителей. Из-за прилива разорившихся крестьян город был перенаселен, жилье стоило очень долго, и императору в плане вспомоществования бедным гражданам нередко приходилось массово оплачивать долги квартиросъемщиков. Многие бедняки могли найти себе лишь сезонную работу. Безработица была огромной, город был переполнен нищими, которые спали на улицах и площадях. Цены на хлеб держались в 1/8 номисмы за модий — это означало, что на дневную зарплату мистия можно было купить всего 4 кг немолотого зерна. Рабочая сила стала столь дешевой, что рабство перестало быть выгодным – в XI веке рабов массово отпускают на свободу.

Василий Болгаробойца, подавив ряд мятежей, сокрушил могущество земельной провинциальной аристократии. Он провел поземельно-имущественную перепись, сопровождавшуюся частичной конфискацией земель динатов. Сорокалетний срок давности по приобретенным динатами общинным землям был отменен – отныне община могла требовать выкупа ранее принадлежавшей ей земли в любой срок. Массовое обеднение и разорение крестьян резко снижало собираемость налогов, и император нашел оригинальный выход — динаты были включены в налоговые переписи округов, где находились их поместья, и, согласно восстановленному принципу круговой поруки должны были платить недоимки по налогам бедных общинников. Эта своеобразная форма подоходного налога (аллинлегий) позволила стабилизировать финансы империи – к концу правления Василия в казне был золотой запас в 200 000 литр золота. Стабилизация финансов позволила увеличить армию – стратиоты стали получать регулярные денежные выдачи, а так же была резко увеличена регулярная составляющая армии. Численность столичных, гвардейских тагм при Василии достигала 24 000 солдат, из которых 6000 составляла варяго-русская дружина, и дело шло к восстановлению «мобильной армии империи».

Главное событие царствования Василия – завоевание Болгарии – имело главной целью захват «жизненного пространства» для разрешения напряженной демографической ситуации в Малой Азии. Со времен Симеона болгары оттеснили византийцев к побережью Эгейского моря. Бесконечные войны с болгарами, а во времена мира – набеги венгров, которых болгары пропускали через свою территорию, не только привели к опустошению остававшихся под контролем Византии Балканских территорий – вплоть до Аркадиополя и Фермопил – но и делали невозможным их восстановление и хозяйственное освоение. Завоевание Болгарии должно было дать толчок к освоению запустевших земель, и в какой-то степени разрядить напряженную демографическую и продовольственную ситуацию в Византии. Уже в 970ых годах Иоанн Цимисхий, завоевав северную Фракию, переселил в Загорье и долину Марицы десятки тысяч крестьян из Малой Азии, создав многочисленные военно-земледельческие колонии. Та же политика продолжалась и при Василии. На очереди была греческая колонизация древней Мизии – земель между Балканами и Дунаем. Эти наиболее опустошенные войнами и нападениями печенегов земли Василий не включил в состав «катепаната Болгарии», образовав из них отдельную провинцию Паристрион (Подунавье).

В последние годы правления Василия, в 1023-1026 разразились засуха и голод. Василий снял недоимки за два года, организовывал поставки продовольствия, открывал военные склады, и готовил колонизацию завоеванных территорий. С той же целью в последний год правления он предпринял завоевание Сицилии. Авангард имперской армии уже высадился на острове, как император скончался и поход был прекращен.

Василий умер скоропостижно, не оставив детей, и у власти автоматически оказался его официальный соправитель – брат Константин. При Василии он не принимал никакого участия в делах, посвящая все время развлечениям, и так же вел себя, когда пришел к власти. Административная система пока фунционировала четко — Константин пожинал плоды страха, посеянного Болгаробойцей. Подозрительный и трусливый Константин подавлял малейшее недовольство, особенно охотно прибегая к ослеплению своих действительных и мнимых врагов. Репрессии обрушились прежде всего на потомков Фоки и Склира. Способных, дельных людей, окружавших Василия II, сменили соучастники кутежей разгульного старика. Щедрость василевса по отношению к своим любимцам и льстецам была неслыханной. Золотой запас, собранный Василием, утекал на роскошь и празднества, раздачи столичному плебсу, подачки фаворитам.

Беспримерное расточительство государственных средств сочеталось с чрезвычайным усилением налогового гнета. В последние два года правления Василия II и в начале царствования Константина VIII была страшная засуха, царил голод. Василий снял недоимки за два года, а Константин приказал взыскать налоги за все голодные годы. Возросли поборы и с населения городов. В 1026 г. восстали жители Навпакта. Стратиг города, притеснявший горожан при взыскании податей, был убит, его имущество разграблено. Нечего уже и говорить о том, что проекты колонизации Подунавья были свернуты – на них не оказалось свободных средств.

Началось брожение среди военной аристократии. Возникли заговоры Никифора Комнина, потомков Фок. Больной Константин срочно выбирал себе преемника. У него не было сыновей. Из его трех дочерей старшая, рябая Евдокия, давно была монашенкой. Младшая, Феодора, отказалась от брака. Мужа подыскивали для средней — 50-летней Зои.

Первым кандидатом в мужья Зое и в преемники Константина был любимец покойного императора Василия – Константин Далассин, катепан Антиохии (в нашей АИ ему еще предстоит сыграть немалую роль). Константин происходил из акритского рода Далассинов, получивших фамилию по местности Даласса на Ефрате, на арабской границе, где располагались их владения и замки. В 995 году, когда в рамках борьбы Василия с динатами тогдашний катепан Антиохии Михаил Вурца попал в опалу, Василий назначил на его место отца Константина, Дамиана Далассина. Дамиан занимал эту должность до 998, предпринял ряд походов в Сирию, до Дамаска и Триполи, и погиб в 998 в сражении с армией Египетских Фатимидов при Аппамее. Василий передал катепанат Антиохии его сыну Феофилакту Далассину, старшему брату Константина. Феофилакт, будучи одним из наиболее доверенных сотрудников Василия, в 1022 году разгромил мятеж малоазийских динатов против Василия, который возглавляли Никифор Фока-внук и Никифор Ксифий. После его смерти в 1023 году Василий назначил своим наместником в Сирии самого Константина Далассина.

Возможно вопрос о браке Константина Далассина с Зоей и о наследовании им трона по смерти Константина VIII поднимался еще при жизни Болгаробойцы. Во всяком случае когда сам Константин VIII подыскивал себе преемника, кандидатура Далассина обсуждалась первой. Пселл позднее так характеризовал Далассина: «среди прочих выделялся тогда некий муж по имени Koнстантин, вида несравненного, происходящий из знаменитой местности Даласа, который, казалось, самой природой был создан для бремени власти. Ему не исполнилось еще и десяти лет, как молва уже сулила ему высшую долю; императоры опасались Константина и закрывали ему доступ во дворец, а Михаил Пафлагонец даже заключил его под стражу из страха не столько перед ним самим, сколько перед льнувшим к нему народом — ведь при одном виде этого человека город приходил в волнение и готов был ради него на что угодно.»

Но как столичная бюрократия, при неспособном императоре прибравшая в лице своего коллективного органа – синклита – всю полноту власти в империи, так и возникшая при Константине VIII придворная камарилья ни за что не желали допустить к власти Константина Далассина. Ни тем не другим не нужен был на троне военный, который неизбежно возродил бы политику Василия. Камарилья опасалась за свое положение, синклит – роста влияния восточной военной аристократии в ущерб собственной власти. В результате интриг кандидатура Константина Далассина была отвергнута, и в мужья Зое был избран представитель столичных бюрократических кругов – Роман Аргир, занимавший важнейшую должность епарха Константинополя.

Роман III Аргир (1028—1034), осознавая непрочность своего положения на троне, начал с уступок. В первый же год правления Роман отменил аллиленгий. Он вернул из ссылки крупнейших представителей военной знати и наделил их землей. Тесно связанный с клерикальными кругами (Роман был одно время экономом св. Софии), император богато одарил константинопольский клир. Чтобы снискать популярность у населения столицы, Роман освободил должников из тюрьмы, уплатив их частные долги и простив государственные, выкупил пленных, захваченных печенегами. Начало царствования Романа было благоприятным. В первый год его правления собрали богатый урожай.

Скоро, однако, начались затруднения. У слабовольного, увлекающегося императора не было никакой реальной программы. Боясь военной знати, он не решался опереться на ее мощь; мечтая о многочисленном войске, он пренебрег зарождающимся византийским рыцарством — возвышенными Фокой и Болгаробойцей мелкими вотчинниками-катафрактами, лишив их привилегированного положения в армии. Рассчитывая на силы крестьянского ополчения, Роман в то же время ослаблял деревню неслыханным налоговым гнетом. Император стал, говорили современники, не самодержцем, а практором. Неумолимо взыскивались даже старые недоимки, «долги отцов». Крестьяне разбегались.

Ни о каких переселениях безземельных крестьян на свободные земли и колонизации окраин речь уже не шла. В 1026 г. печенежская орда впервые переправилась через Дунай и устремилась на юг, все сметая на своем пути. Через несколько лет печенеги совершили новый опустошительный набег. В 1036 г. они вторгались в пределы Византии трижды и с тех пор в течение полувека держали константинопольский двор в непрерывной тревоге за западные владения. Паристрион, за исключенем нескольких крепостей практически контролировался печенегами, и превращался в пустыню. Не шла речь даже о продолжении колонизации Фракии – наоборот, когда в последние годы царствования Романа обнищавшие крестьяне восточных фем продавали детей в рабство и бежали во Фракию, император силой принуждал их возвращаться обратно.

Собранные средства тратились на бессмысленное, пышное строительство. Духовенство столицы процветало. Праздное монашество увеличивалось.

Среди военной аристократии против Романа один за другим возникли четыре заговора. Потомки известных полководцев в союзе с провинциальным духовенством группируются вокруг Феодоры, сестры Зои. При активном участии Зои, очень не любившей сестру, Роман постриг Феодору. Молчали лишь синклитики. Правительство не скупилось на подкуп высшего чиновничества.

Еще при Константине определились две противостоящие друг другу силы – провинциальная военная аристократия и столичная чиновная бюрократия. При Романе в империи проявилась третья сила – богатая столичная буржуазия. Она состояла из членов четырех столичных корпораций – табуллариев (нотариусов), трапезитов (менял), аргиропратов (ювелиров и монетчиков) и вестиопратов (оптовая торговля шелковыми тканями). Члены этих 4 корпораций держали в руках большую часть обращавшегося в империи частного капитала, монополизировали ссудно-кредитные и инвестиционные операции. Из их среды правительство уже при Константине вербовало финансистов, крупных подрядчиков и откупщиков налогов.

Роман Аргир, будучи до воцарения епархом Константинополя, имел обширные связи с этими кругами. Придя к власти, Роман возвысил  своего банкира — выходца из Пафлагонии евнуха Иоанна, прозванного впоследствии Орфанотрофом. Сын менялы и преуспевающий столичный банкир, Иоанн взял в свои руки дела казначейства и постепенно приобрел огромную власть при дворе. Возвысились и его братья: Михаил, Константин, Никита и Георгий.

Политика Орфанотрофа была направлена на союз с синклитом, который Орфанотроф всячески стремился задобрить и подкупить. Именно благодаря ему в царствование Романа происходит переворот огромного значения. Столичная чиновная знать ранее жила государственным жалованием, и потому была заинтересована в сохранении общинного крестьянства как основного источника налоговых поступлений. Это было естественно во времена до аграрного перенаселения, когда рабочих рук не хватало. Но в ситуации перенаселения стало выгоднее владеть землей, для обработки которой всегда можно был найти и батраков-мистиев, и арендаторов-париков. В ситуации перенаселения бюрократия уже давно с алчностью взирала на доходы динатов, и служа орудием императоров для борьбы с динатами, сама уже мечтала занять их место. Железная рука Фоки, Цимисхия и Болгаробойцы держала чиновничество на его законном месте. При Романе бюрократия получает возможность скупки земель, приобретая не только отдельные поместья – проастии – но и обширные массивы земель разорившихся общинников. Бюрократия при высочайшем покровительстве начинает масштабную «приватизацию» государственного земельного фонда. Старое соперничество чиновной знати столицы и землевладельческой аристократии провинций таким образом превращалось в борьбу за власть двух группировок землевладельческой знати — сенатской и военной аристократии. Земельная рента как основной вид доходов приобретала все большее значение как для первой, так и для второй группировки. Получение государственной должности все определеннее связывалось не только с денежной ругой, но и с приобретением недвижимости в качестве императорского пожалования.

В то же время Орфанотроф принял меру, которая открывала столичной буржуазии дорогу во власть, объективно ведя к сращиванию верхушки буржуазии с сенатской аристократией – ввел продажу должностей. Отныне константинопольские богачи могли приобретать должности чиновников и офицеров, вплоть до стратегов.

Заручившись поддержкой синклита, Орфанотроф прямо пошел к захвату власти. Ведя далеко рассчитанную интригу, Иоанн приблизил своего младшего брата Михаила к Зое. Забытая императором, лишенная денег и удовольствий, развратная и своенравная Зоя скоро вступила в тайную связь с молодым красавчиком-пафлагонцем.

11 апреля 1034 г. больной император направился в баню, и там преданные Зое и пафлагонцам слуги утопили Романа III. Приглашенный той же ночью во дворец патриарх выразил недоверие к версии о естественной кончине императора, но благоволение сребролюбивого владыки и клира св. Софии было попросту куплено Орфанотрофом — бракосочетание совершилось.

Весть о воцарении Михаила IV разнеслась по городу. Многие выражали откровенную радость, но военная аристократия была недовольна. Бывший при Константине VIII кандидатом в мужья Зои Константин Далассин открыто возмущался предпочтением «худородного» «благородным». Испуганный Орфанотроф спешно наделял синклитиков высокими чинами, устраивал для горожан массовые бесплатные раздачи. Ему удалось хитростью заманить Далассина в столицу и держать его фактически под арестом.

Михаил IV, став императором, установил за Зоей строгий надзор. Без ведома Орфанотрофа она не могла не только выходить из дворца, но и передвигаться в нем. Родственники и клевреты пафлагонцев наводнили дворец.

Политика пафлагонцев отвечала интересам синклитиков. Пселл с удовлетворением замечает, что Орфанотроф превосходно разбирался в сборе налогов, что Михаил IV ничего не менял в синклите и благоустраивал города. Импонировало синклитикам и отношение Орфанотрофа к провинциальной военной аристократии. Вверив Орфанотрофу финансы, Михаил первоначально сохранил за собой контроль над армией. Однако из-за прогрессировавшей эпилепсии император все более отходил отдел, удовлетворяясь «призраком власти». Орфанотроф начал смещать с военных ростов провинциальных магнатов, назначая вместо них своих родственников и преданных ему гражданских лиц. Его «стоглазая стража» зорко следила за военной знатью. В 1034—1035 гг. восстало население Антиохии. Причиной восстания были непомерные налоги и произвол сборщика. Он был убит. Брат императора Никита расправился с восставшими. Восстание в Антиохии было использовано Орфанотрофом для новых преследований видных представителей военной знати. Удалось будто бы доказать, что антиохийцы затеяли мятеж в пользу Константина Далассина. Он был сослан на о. Плату, сослали и его многочисленных родственников. Репрессиям подверглись также другие крупные полководцы.

Борьба принимала острый характер: конфискуя владения опальных магнатов, Орфанотроф передавал их имущество своей родне. Его неспособные ставленники старались следовать примеру корыстолюбивого временщика. Многие из них стали военными благодаря введенной Орфанотрофом практике продажи должностей. Новоявленные «полководцы» грабили население, отбирали у воинов оружие и коней, присваивали казенные деньги. Особенно бесчинствовали братья Иоанна Никита и Константин. Своих людей устраивал Орфанотроф и на епископские посты, а сам мечтал о престоле патриарха.

Поглощенный болезнью, впавший в богомольный экстаз император был далек от «мирских» забот. Он крестил детей, лечил больных, раздавал милостыню, одарял монахов. До него доходили слухи о бесчинствах братьев; но у него не было сил для решительного вмешательства в ход дела.

Всеобщее негодование трудового населения вызывала налоговая политика Орфанотрофа. Был восстановлен аэрикон, состоявший теперь в уплате денег (от 4 до 20 номисм с деревни). Эти деньги должны были идти на экипировку разорившихся стратиотов. Были введены и другие новые налоги, которые, как говорит Скилица, «стыдно и перечислять». В завоеванных Василием II славянских провинциях взимавшийся ранее натуральный налог был переведен на деньги (1 номисма). Коммутация налога сопровождалась его значительным повышением. Рост налогового гнета совершался в условиях почти непрерывных стихийных бедствий. Почти каждый год страну поражали то засуха, то град, то налеты саранчи, то проливные дожди, то эпидемии, то землетрясения. «Нет пафлагонцам божьей милости», — говорили в народе.

Михаил IV, пишет Пселл, «благоустраивал города». Может быть, это верно в отношении Константинополя. Но во всяком случае, политика пафлагонцев вызывала ненависть населения провинциальных городов. В 1037 г. после страшной засухи выпал град, уничтоживший то, что пощадил зной. В столице начался голод, вызвавший народные волнения.

В 1040 г. в ответ на коммутацию и увеличение налогов вспыхнуло восстание Петра Деляна в Болгарии. Оно быстро охватило почти половину западных владений империи. Византийские власти были изгнаны с огромной территории (от Дуная и Моравы до Фессалоники и Афин, от Диррахия до Сердики). Местное население оказывало повстанцам активную поддержку. К восставшим болгарам примкнули албанцы, сербы, греки. Перешли на их сторону стратиоты фемы Диррахий. присоединилась вся фема Эпир (кроме Навпакта). Против восставших отправился сам Михаил IV, с трудом превозмогая тяжелый недуг. Восстание было подавлено в 1041 г. вследствие раскола среди восставших и измены части болгарской знати, участвовавшей в движении.

По всей вероятности, налоговая реформа Орфанотрофа, проведенная одновременно на огромном пространстве славянских провинций, привела к падению цен на хлеб на провинциальных рынках. Можно предполагать, что Орфанотроф, вышедший из торгово-ростовщических кругов, провел свою реформу в интересах торговых коллегий Константинополя, получивших возможность по дешевке закупать продовольствие в провинциях у крестьян, нуждавшихся в деньгах для уплаты налогов и сбывать его со значительной выгодой в столице. Буржуазная клика ознаменовала свой приход к власти беспощадным грабежом провинций.

С торговцами и моряками столицы Орфанотроф был связан и через своего зятя, мужа сестры пафлагонцев Стефана Калафата («Конопатчика»). Инженер-кораблестроитель и преуспевающий предприниматель, владелец судоверфи, Стефан Калафат стал не много ни мало генерал-адмиралом империи — друнгарием флота.

(В судьбе нашего героя Георгия Маниака Стефан Калафат сыграл самую печальную роль. Он командовал флотом, который поддерживал с моря армию Маниака, воюющую на Сицилии. Как стратег-дилетант, следующий рекомендациям военных теоретиков, Калафат предоставил «золотой мост» эмиру Сиракуз, позволив ему отплыть в Африку, тогда как Маниак считал необходимым уничтожение блокированного в Сиракузах арабского войска. Ссора между генералом и адмиралом дошла до кулаков, что, учитывая физические параметры Маниака, закончилось для Калафата очень печально. Калафат нажаловался Орфанотрофу и обвинил Маниака в намерении мятежа, что имело следствием отозвание и арест Маниака, а затем – потерю Сицилии. )

Поддержка синклитиков и некоторой части торговцев и моряков Константинополя не спасла, однако, Орфанотрофа, когда против него поднялись широкие слои столичного населения. Константинопольцы настолько возненавидели братьев за лихоимство, произвол и жестокость, что мечтали об истреблении всего их рода. В последние два года правления Михаила заговоры возникали один за другим. Был раскрыт заговор полководцев в Малой Азии во главе с армянским князем Григорием Таронитом, в мятеже был заподозрен стратиг Диррахия Василий Синадин, в столице внезапно ночью сгорел прямо в Золотом Роге императорский флот, в Италии был обвинен в посягательстве на престол Георгий Маниак, перебежали к Деляну из Фессалоники несколько придворных сановников Михаила, увезя с собой императорский обоз с казной и гардеробом. Решилась на заговор и столичная чиновная знать во главе с Михаилом Кируларием и Иоанном Макремволитом. Явную враждебность проявлял и патриарх Алексей Студит, недовольный вмешательством Орфанотрофа в назначение епископов и распространением симонии.

Раздоры вспыхнули среди самих пафлагонцев. Орфанотроф, предвидя близкий конец Михаила, добился усыновления Зоей племянника пафлагонцев, сына Стефана Калафата—Михаила. Император возвел его в достоинство кесаря. Михаил оказался в центре интриг, связанных с вопросом о преемнике Михаила IV. 10 декабря 1041 г. Михаил IV умер, его преемником стал Михаил V Калафат. Зоя в третий раз вышла из своего уединения на политическую арену. Михаил V униженно называл ее «матушкой и повелительницей». Его положение было весьма непрочно.

Официальная историография до недавнего времени пренебрегала этим коротким, но на самом деле весьма интересным царствованием, и самой личностью молодого императора буржуазного происхождения. С особой неприязнью хронисты говорят о том, что Михаил V тотчас принялся «все менять». К сожалению, известия о его мероприятиях крайне отрывочны и неясны. Орфанотроф был удален из дворца в окрестности Константинополя. С ним отправилась, пишет Пселл, «толпа синклитиков». Это была демонстрация недоверия Михаилу со стороны столичной знати. Действительно, Михаил, по свидетельству Атталиата, лишь «вначале» выказывал почтение к синклиту. Он не проявил, говорит Пселл, благоволения к сановникам, замышляя сместить многих из них с занимаемых постов, «для народа же добиться свободы, чтобы пользоваться защитой многих, а не немногих». По современным гипотезам, Михаил V собирался вернуть былые права и привилегии димов, допустив столичные корпорации к власти в городе. Благодаря этому вышеупомянутые 4 корпорации – буржуазная элита – приобрели бы общегосударственное значение. По крайней мере столичная буржуазия была в восторге от молодого императора – когда в первое воскресенье после пасхи, 19 апреля 1042 г., он совершил торжественный выход, направившись в храм Апостолов, представители высших корпораций разостлали под ноги императора дорогие материи и украсили его коня шелками. Михаил рассчитывал на поддержку «видных горожан и тех, кто живет, толкаясь по рынкам и занимаясь ремеслом». Он оказывал им благоволение, и они, пишет Пселл, «были его приверженцами». Сторонники Михаила были богаты. Атталиат называет их «первенцами рынка» (οι της αγορας προεξαρχοντες).

Брат покойного государя Константин, получивший сан новелиссима, стал ближайшим наставником своего племянника. Михаил и Константин поспешили расправиться с остальными своими родственниками. Император смещал их с постов, оскоплял, ссылал. По-видимому, расправа с ненавистными пафлагонцами была с восторгом встречена населением.

Намерения императора вызвали резкую оппозицию как части синклита, которая, по выражению Пселла, «боялась претерпеть непредвиденное и утратить влияние», так и военной аристократии, которая не могла для себя ожидать от «младореформатора» ничего хорошего – как впрочем и все провинции, которым грозила участь превратится в «хинтерланд» Константинополя. Если синклитики группировались вокруг Зои, то военная партия объединялася вокруг своей давней покровительницы – Феодоры. Опасаясь Константина Далассина, Михаил приказал постричь его в монахи (в то же время он ...

... освободил Маниака, дал ему армию и направил в Италию). Но постриг не помешал Далассину принять участие в заговоре. Патриарх Алексей Студит, тесно связанный с Феодорой и военной партией, так же примкнул к ним.

Молодой император решил нанести удар по оппозиции, обезглавив ее. В ночь на 20 апреля Зоя была сослана на Принцевы острова и пострижена. Патриарх был выслан в один из пригородных монастырей. Но Калафат переоценил свои силы. Имя представительницы Македонского дома было символом политики, благоприятной для столичного населения. Сами права Михаила на престол основывались лишь на авторитете его приемной матери Зои. Мероприятия же, выгодные широким слоям населения города, о которых помышлял император, еще не были осуществлены. Пафлагонцы оставались ненавистными. Расправа Михаила с некоторыми из них не была радикальным средством. К тому же место Орфанотрофа фактически занял лихоимец Константин.

Утром 20 апреля начались волнения. Михаил докладывал синклитикам, что Зоя посягала на его жизнь. Некоторые поверили. Но патриарх, удаленный из города Михаилом, ослушался приказа и вернулся в столицу непримиримым врагом василевса. Напряжение нарастало. Утром 21 апреля эпарх города читал толпе императорский указ об изгнании Зои. Но эмиссары патриарха уже были в толпе. Внезапно раздался крик: «Не желаем Калафата, крест поправшего, императором! Хотим законную нашу наследницу, матушку Зою!». Толпа взорвалась единым воплем: «Поломаем кости Калафату!» Эпарх едва успел укрыться в св. Софии. Столы менял были опрокинуты, ножки выломаны. Люди набивали карманы камнями, вооружались чем попало. Дома многих пафлагонцев подверглись разграблению. Народ устремился ко дворцу. Несмотря на град стрел и копий, встретивший безоружные толпы, восставшие не ослабляли натиска. Народ прорвался в один из покоев дворца, расхитил найденные там ценности и уничтожил налоговые списки.

Меж тем патриарх и примкнувшие к нему синклитики отправили посланцев за Феодорой в монастырь Петрий. Вечером она была коронована патриархом в Святой Софии.

Испуганный Михаил тотчас вернул Зою и показал ее народу с балкона. Но восставшие забросали императора камнями и не слушали императрицу. Михаил остался в одиночестве. Стала покидать его и дворцовая стража. Отчаявшись, он бежал вместе с Константином в Студийский монастырь, но в тот же день оба были схвачены и ослеплены.

Итак, Калафат был низвергнут совместными усилиями военной и сенатской аристократии. В его лице потерпела поражение рвавшаяся к власти столичная буржуазия. Символом ее поражения стал немедленно проведенный через синклит закон об отмене продажи должностей.

Но интересы военной и гражданской знати были непримиримы, и следующие полтора месяца были заполнены борьбой между этими группировками. Военные оказались на чужой почве – в Константинополе, где народ был предан «матушке» Зое, всецело поддерживавшей сенатскую аристократию. Лидер военной партии, монах Константин Далассин, представил проект реформ, который пришелся не по вкусу ни сенатской знати, ни Зое, которая, по словам Пселла, получив власть принялась безудержно транжирить казну.

Напрасно патриарх отстаивал права Феодоры – сила в лице наемных отрядов и столичной толпы оказалась на стороне Зои и синклита. Константин Далассин был выслан в свое имение в феме Армениак, патриарх вскоре смещен, Феодора лишена реальной власти. Плоды народного движения против налогового гнета и произвола пафлагонцев были пожаты сенатской аристократией.

Синклитики решили выдать Зою замуж, на что 64-летняя императрица без колебаний согласилась. Она вспомнила о своем бывшем фаворите, сосланном Орфанотрофом, Константине Мономахе — знатном и богатом константинопольце. Не прошло и двух месяцев после низвержения Калафата, как правление сестер окончилось. Трон занял третий супруг Зои.

Победа сенатской аристократии над военными не была окончательной. Она еще вылилась в ряд мятежей при Константине Мономахе, блестящее, но увы короткое царствование Исаака Комнина, целенаправленное сокращение военных расходов и развал фемных войск при Константине Дуке, и наконец измену Андроника Дуки при Манцикерте и крах империи.

Наша развилка будет состоять в победе военной партии тогда, когда она и в РИ была чрезвычайно близка.

Пселл пишет:

Этот Георгий Маниак не вышел сразу из носильщиков в полководцы и не так, чтобы вчера еще трубить в трубу и служить глашатаем, а сегодня уже командовать целым войском, но, как по сигналу, начал он медленно продвигаться вперед и постепенно, поднимаясь со ступени на ступень, достиг высших воинских должностей. Однако стоило ему добиться успеха, как он тут же, украшенный победным венком, попадал в оковы; он возвращался к царям победителем и угождал в тюрьму, его отправляли в поход и отдавали под начало ему все войско, но по обе стороны его уже становились молокососы-военачальники, толкавшие его на путь, идти которым было нельзя, где все должно было обернуться и против нас, и против него самого. Он взял Эдессу, но попал под следствие, его послали завоевывать Сицилию, но, чтобы не дать овладеть островом, с позором отозвали назад.
LXXVII. Я видел этого человека и восхищался им. Природа собрала в нем все, что требовалось для полководца: рост его достигал чуть ли не десяти стоп, и окружающие смотрели на него снизу вверх, как на холм или горную вершину, видом он не был изнежен и красив, но как бы смерчу подобен, голосом обладал громовым, руками мог сотрясти стены и разнести медные ворота, в стремительности не уступал льву и брови имел грозные. Да и в остальном он был такой же, а молва еще и преувеличивала то, что было в действительности. И варвары опасались Маниака, одни — потому что своими глазами видели его и удивлялись этому мужу, другие — потому что наслышались о нем страшных рассказов.
LXXVIII. Когда у нас отторгли Италию и мы лишились лучшей части империи, второй Михаил отправил его воевать с захватчиками и вернуть государству эту область (под Италией я сейчас имею в виду не весь полуостров, а лишь часть его, обращенную к нам и принявшую это общее наименование). Явившись туда с войском, Маниак пустил в ход все свое военное искусство и, казалось, что скоро он уже прогонит завоевателей и меч его послужит лучшей защитой от их набегов.
LXXIX. Когда же Михаила свергли и власть перешла к самодержцу Константину, которого я ныне описываю, новый царь должен был бы оказать Маниаку честь всякого рода посланиями, увенчать тысячами венков, уважить его иными способами, но он ничего такого не сделал, дал ему повод для подозрений и, таким образом, с самого начала потряс основы царства. Когда же Маниак сам о себе напомнил, подпал под подозрение и был уличен в мятежных замыслах, то и тогда Константин не обошелся с ним, как следовало бы, не притворился, будто ничего о его планах не знает, а ополчился на Маниака, как на открытого мятежника.
LXXX. Царь послал людей к Маниаку с приказом не угодить полководцу, не смягчить и не наставить его на путь истинный, но, можно сказать, погубить его, или же, говоря мягче, выбранить его за враждебность и разве только что не высечь, не заключить в оковы и не изгнать из города. Возглавлял же посольство не человек, опытный в таких поручениях и состоявший долгое время на военной или гражданской службе, но один из тех, что с уличных перекрестков сразу попадают во дворец.
LXXXI. Когда этот человек высадился в Италии, Маниак уже начал мятеж и стоял во главе войска, и потому он с тревогой ожидал царского посланника. Тот же никак не предуведомил его о мирных своих намерениях, да и вообще не известил о своем приходе, а незаметно для людских глаз явился к Маниаку и неожиданно предстал перед ним верхом на коне; при этом он не произнес и слова умиротворяющего, не сделал никакого предисловия, чтобы облегчить беседу, а сразу осыпал полководца бранью и пригрозил страшными карами. Воочию видя, как сбываются его подозрения, и опасаясь еще и тайных козней, Маниак воспылал гневом и замахнулся на посла, но не для того, чтобы ударить, а только испугать. Тот же, как бы на месте преступления уличив Маниака в мятеже, призвал всех в свидетели такой дерзости и прибавил, что виновному уже не уйти от наказания. Маниак и его воины решили, что дела плохи, поэтому они набросились на посла, убили его и, не ожидая уже ничего хорошего от императора, подняли мятеж.
LXXXII. К этому отважному и непревзойденному в воинской науке мужу стекались толпы народа, причем не только те, что по возрасту годились для военной службы, но стар и млад — все шли к Маниаку! Он, однако, понимал, что трофеи воздвигаются не числом, а искусством и опытом, и отобрал только самых испытанных в бою воинов, с которыми разорил многие города и захватил немало добычи и пленных; вместе с ними он незаметно для сторожевых постов переправился на противоположный берег, и никто не решился выйти ему навстречу. Все боялись Маниака и старались держаться от него подальше.
LXXXIII. Так обстояли дела с Маниаком. Самодержец же, узнав о смерти посла и безрассудстве мятежника, сколотил против него многотысячное войско, но позднее стал опасаться, как бы будущий военачальник после победы не возгордился своим успехом, не обратил против государя оружия и не учинил мятежа еще более грозного (ведь армия под его началом соберется огромная и к тому же только что разгромившая противника), и потому поставил во главе воинов не какого-нибудь доблестного мужа, а одного верного себе евнуха, человека, который никакими особыми достоинствами похвастаться не мог. С многочисленным войском тот выступил против узурпатора. Когда Маниак узнал. что на него движется вся ромейская армия, он не испугался ее численности, не устрашился натиска, но, ни о чем уже, кроме мятежа, не помышляя, попытался застигнуть врага врасплох и неожиданно напал на него во главе легко вооруженных отрядов.
LXXXIV. В конце концов нашим воинам все-таки удалось построиться в боевые порядки, но и тогда они оказались скорее в роли зрителей, нежели соперников Маниака, а многим он даже и взглянуть на себя не позволил: слепил их, как молния, оглушал громом боевых команд, врывался в наши ряды и сеял ужас везде, где только появлялся. Благодаря своей доблести он сразу одержал верх над нашим воинством, но сам отступил перед высшим решением, смысл которого нам неведом. Когда Маниак приводил одни за другим в замешательство наши отряды (стоило ему появиться, как сомкнутые ряды разрывались и строй воинов подавался назад) и весь строй уже распадался на части и приходил в смятение, в правый бок полководца вдруг вонзилось копье, которое не только задело кожу, но проникло в глубь тела, и из раны тут же хлынул поток крови. Сначала Маниак вроде бы и не ощутил удара, но, увидев текущую кровь, приложил руку к месту, откуда она струилась, понял, что рана смертельна, и распрощался со всеми надеждами; сначала он сделал попытку вернуться в свой лагерь и даже отъехал на некоторое расстояние от войска, но, почувствовав слабость во всем теле, не смог управлять конем. Перед его глазами поплыл туман, он тихо, сколько позволяли силы, застонал, сразу выпустил из рук поводья, вывалился из седла и — о, скорбное зрелище! — рухнул на землю.

Заметим, что пассаж «к этому отважному и непревзойденному в воинской науке мужу стекались толпы народа, причем не только те, что по возрасту годились для военной службы, но стар и млад — все шли к Маниаку» — не может относится к Италии, где начался мятеж. В Италии Маниак был крайне непопулярен как беспощадный усмиритель – в начале кампании ему даже пришлось выдерживать осаду от объединенных сил норманнов и местных лангобардов в Таренте. То есть массовый прилив местного населения в войско Маниака мог произойти только после его высадки на Балканах, а именно – в феме Дирахрий и Болгарской Македонии. На этих землях всего три года назад было подавлено восстание Петра Деляна, и принять в свое войско Маниак мог бывших повстанцев.

Итак, развилка произошла – в сражении при Острово в Нижней Македонии летом 1043 года копье лишь скользнуло по панцирю Маниака. Сражение продолжало идти как шло – то есть армия Иоанна Севастофора была наголову разгромлена, значительная часть ее сдалась Маниаку и перешла на его сторону.

Через несколько дней сдалась Фессалоника, которая и без того благодаря налоговой политике центра была на грани восстания. Армия Георгия Маниака, усиленная отрядами восставших болгар и подразделениями разбитой армии Севастофора, по древней Via Egnatia стремительно маршировала к Константинополю

Продолжение следует.

georg пишет:

Продолжение следует

Ждем!

Академик Литаврин, анализируя источники, сравнивал мятежи Маниака и Льва Торника как «разнохарактерные». Торник, подняв фракийских динатов против Константина Мономаха, не пытался завоевать симпатии населения, наоборот, все разорял на своем пути к Константинополю, опустошил и пригороды столицы с их полями, садами и виноградниками, вызвав ненависть населения Константинополя. Это был тот вид мятежа, когда узурпатор, по словам Атталиата, «выжимает из поселян не денег, но крови потоки».

Напротив, мятеж Маниака изначально носил ярко выраженный народный характер. Высадившись в феврале 1043 года в Диррахии, Маниак объявил об отмене вновь введенных тяжелых налогов, что «обеспечило приток к нему множества добровольцев на пути от Диррахия до Фессалоники». Болгария, где всего два года назад было пдавлено восстание, полыхнула. Толпами шли к Маниаку болгары ветераны недавно разгромленного восстания Деляна, коим было обещано приведение налогообложения в нормы, существовавшие до реформ Орфанотрофа.

Победа под Островой привела Маниака под стены Фессалоники. Балканские города уже давно выступали против империи. Городские восстания в 1030ых-1040ых уже имели место в Навпакте, Месапактах, фессалийской Ларисе, Никополе и Диррахии. Литаврин и Сюзюмов, анализируя требования и действия восставших, называют эти городские восстания «борьбой за итальянский путь развития» — города восстанавливали полисное самоуправление.

Маниаку, высадившись на Балканах, пришлось иметь дело с горожанами Диррахия, где несколько лет назад было подавлено городское восстание. Маниак объявил о даровании городу полисных вольностей, городом должен был управлять совет — «буле» — во главе с выборным протевонтом. Для Фессалоники сей пример оказался заманчивым, так что второй город империи сразу открыл ворота перед Маниаком.

Города Греции переходили на сторону мятежника. На севере признал Маниака императором его старый товарищ по сицилийской войне Катаклон Кевкамен, на тот момент являвшийся стратегом фемы Паристрион. В конце апреля 1043 года армия Маниака подошла к Константинополю.

Константин Мономах готовил город к обороне. Войск у него было мало, варяго-русская дружина почти в полном составе находилась в армии Маниака, будучи приданной ему покойным МихаиломV при отправке в Италию. У Мономаха оставались только гвардейские тагмы схолариев и экскубиторов, но их было слишком мало. Главной силой, способной удержать город, оставалась городская милиция. Императрица Зоя, используя свою популярность, призывала константинопольцев защищать законную власть, и при подходе Маниака к столице горожане в общем готовы были обороняться, а укрепления Константинополя давали возможность удерживать город и такими силами. Так что Мономах еще не считал свое дело потерянным – население столицы было лояльно ему, флот во главе с адмиралом Василием Феодороканом – тоже, азиатские провинции, большая часть которых уже управлялась не стратегами, а гражданскими губернаторами – преторами, назначаемыми из состава синклита – так же проявляли лояльность. Мономах был намерен оборонять Констанитнополь, и в то же время – сколачивать в Азии новую армию. Правда боеспособных войск в Азии оставалось мало – большая их часть была направлена протии Маниака, и после сражения под Островой перешла на его сторону – но Мономах рассчитывал, подтянув оставшиеся войска, твердо удерживать Город и не пускать мятежника в Азию, а далее набрать наемников, привлечь союзников….. В Азии оставались нетронутыми силы Сирийского и Иврийского катепанатов. В Ивирии (верхнем Тайке) был начат сбор войска во главе с Михаилом Иаситом для похода в Армению – как раз в это время по смерти царя Иоанна-Смбата Византия предъявила претензии на Анийское царство. В Сирии располагались наиболее боеспособные из восточных войск. Стратиоты Антиохийского катепената состояли в основном из нескольких арабских бедуинских племен, ранее восставших против Хамданидов, перешедших на сторону Византии, принявших христианство и отлично сражавшихся с бывшими единоверцами. Особенно славились сирийские всадники как конные лучники. Катепаном Антиохии на тот момент был Никита Пафлагонянин, родной брат Орфанотрофа и Михаила IV, и на него Мономах возлагал особые надежды.

Восточные военачальники из старинных воинских фамилий были на тот момент по большей части в опале. Стратегами назначали синклитиков и евнухов. Константин Мономах отдавал себе отчет в абсолютной неспособности назначаемых им военачальников, но он боялся, что опытный и видный полководец, получив значительные силы, тотчас восстанет против него. Восточные фемы были настроены резко оппозиционно – даже оказавшийся в РИ «победителем» Маниака евнух Иоанн Севастофор вскоре затеял заговор в пользу стратега Мелитены Льва Спондила.

Получив известия о победе Маниака, магнаты востока из старинной военной аристократии – Лев Спондил, Михаил Вурца, Никифор Малеин, братья Комнины – съехались в имении Константина Далассина в феме Армениак. Старый военачальник не смотря на свое десятилетнее заточение и пострижение в монахи, оставался безусловным лидером и знаменем восточной знати. Не все из аристократов востока готовы были принять незнатного Маниака как императора, но Далассин как монах взойти на трон не мог, а другого явного лидера небыло. Старик Константин Далассин сам убедил магнатов поддержать Маниака – своего бывшего выученика – убедив их, что они сумеют при Маниаке оградить свои интересы.

Знамя мятежа в Армениаке было поднято. Как напишет позднее Пселл:

«Жили они на востоке, в стороне восходящего солнца, на небольшом расстоянии друг от друга и по этой причине уже через несколько дней смогли собраться в одном месте и приступить к осуществлению своих планов. Не успели они устроить заговора, как уже собралось у них большое войско, и к тому же стеклось множество знатных людей, готовых оказать им поддержку. Когда же разнесся слух, что у них утвердился доблестный военачальник, что поддержан он самыми могущественными родами и что имена заговорщиков известны, никто уже и мгновенья не медлил, но все устремились к мятежникам и, подобно хорошим бегунам, старались обойти один другого.»

Михаил Иасит и Никита Пафлагонянин хранили верность Мономаху, и выступили со своими войсками на помощь императору. Константин Далассин выступил против Никиты. Воинов у Далассина было значительно меньше, да и по качеству они сильно уступали сирийским всадникам, но Далассин знал что делал. Его популярность в Сирии, коей он некогда управлял и войсками которой командовал, все еще была огромной. Меж тем Никита пользовался в своем катепанате почти тотальной ненавистью. Свое управление в Сирии он начал с подавления городского восстания в Антиохии, причем 100 человек по его приказу были посажены на кол. Славный, как и все Пафлагонцы, лихоимством, Никита притеснял стартиотов, присваивал себе казенное жалование.

В мае 1043 войска мятежников столкнулись с корпусом Никиты у Кесарии Каппадокийской. Как только Далассин выехал перед строем, сирийцы массово устремились к нему. Войско сирийского катепаната в полном составе перешло на сторону мятежников, Никита Пафлагонец, пытавшийся бежать, был убит. После этого и Михаил Иасит, имея против себя превосходящие силы, присоединился к мятежу. Константин Далассин двинулся к Босфору, подчиняя азиатские фемы на имя василевса Георгия.

Маниак в апреле подошел к Константинополю и осадил город. На штурм он не шел, не желая класть воинов под неприступной стеной Феодосия; к тому же в случае, если бы войска ворвались в город, неизбежны были бы эксцессы, которые надолго бы испортили отношения нового императора с населением Константинополя. Маниак уже получил известия о том, что на востоке началось движение в его пользу, и мог не торопится. В Константинополе известие о том, что популярный в столице Далассин присоединился мятежу, вызвало переворот в настроениях населения. Патриарх Алексий Студиит, сыгравший столь важную роль в низвержении Михаила V, был сторонником Далассина и Феодоры, и теперь развернул в столице агитацию в пользу Маниака.

Мономах ощущал, как почва уходит у него из под ног. В отчаянии он обратился к патриарху с просьбой о посредничестве в переговорах. Патриарх отправился в лагерь Маинака, и вернувшись, объявил Зое, что может гарантировать законной императрице сохранение ее положения и все подобающие почести. Когда же Константин Мономах обратился к патриарху с вопросом, что гарантируют ему, патриарх ответил: «Царство Небесное».

30 мая Константин Мономах постригся в монахи и выехал в монастырь на острове Прот. В этот же день через Золотые ворота Георгий Маниак вступил в столицу. Синклит и народ присягнул ему. А через 2 дня Константин Далассин пересек Босфор и въехал в город, приветствуемый огромной толпой. Георгий торжественно встретил своего старого командира, пообещав «почитать его как отца». Даласину был дан титул «василеопатор» — царский отец – некогда измысленный Львом Премудрым для своего тестя Заутцы.

Имевший место в РИ в этом же году русский морской поход на Константинополь не состоялся. Низвержение Мономаха изменило ситуацию – объявленное им расформирование варяго-русского корпуса, как опоры покойного Калафата и мятежного Маинака, естественно не состоялось, а значит не произошло и связанного с этим событием выселения всех русичей из Константинополя и разорения русской пристани и складов. За «знатного русса», убитого на рынке, была заплачена вира, торговые привилегии русских купцов подтверждены, и с Русью заключен новый договор.

Не состоялся и поход в Армению. Маниак планировал наведение порядка в Южной Италии и завоевание Сицилии, и намерен был бросить все силы на запад. Армянский царь Гагик был приглашен в Константинополь, присягнул императору и как вассал принял от него корону Анийского царства.

Задачи, стоявшие перед новым василевсом, были весьма обширны. Меж тем императора-воина на троне подстерегали большие опасности. Наиболее показательна в этом отношении в РИ была судьба позднее победившего узурпатора-военного – Исаака Комнина. Преклоняясь перед памятью своего воспитателя – Василия Болгаробойцы, Исаак попытался вернуться к его системе, не учитывая произошедшие в империи социально-экономические изменения. В результате последовательно восстановил против себя синклит, доходы членов которого урезал, корпорации, контроль над которыми был ужесточен, Церковь – благодаря конфискации части монастырских земель, и даже бывших соратников, военную аристократию востока – попытавшись отнять у нее незаконно приватизированные земли. В результате Исаак Комнин оказался в изоляции и лишился трона.

Маниака, который по энергии и пылкости нрава на уступал Комнину, подстерегали те же опасности. Но его огромным бонусом оказалось наличие рядом Константина Далассина. Опытный администратор, многолетний лидер восточной военной аристократии, имевший готовый план преобразований, Далассин оказался незаменимым советником для императора Георгия. Можно было сказать, что в первые годы царствования Маниака вместо не имевшего государственного опыта василевса-воина реально управлял Далассин, меж тем как Маниак сразу занялся военными преобразованиями и подготовкой армии для войны на западе.

Требовалось реформировать армию, укрепить социальные опоры императорской власти, наладить отношения с горожанами столицы, и при этом — учесть интересы аристократии. Проводить прежнюю политику ущемления динатов не было никакой возможности – за отсутствием социального слоя, готового служить для императорской власти инструментом такой политики. Бюрократия, служившая таковым орудием при Болгаробойце, теперь переродилась в таких же динатов, расширявших свои владения при первой возможности.

Симпатии Далассина целиком были на стороне военных, «плотью от плоти» коих он являлся, в то время как его отношения с верхушкой синклита были весьма напряженными. Но и независимо от этого опора на военных представлялась в текущей ситуации оптимальной. Военная аристократия желала закрепления за собой своих землевладений и легализации своего фактического положения сеньеров в своих владениях, а так же – активизации внешней политики, что сулило им добычу, пожалования и щедрые выдачи из казны. Синклитики же наоборот боялись правления императора-воина, так как активизация внешней политики должна была привести к сокращению доходов чиновничества и уменьшению его политического веса. К тому же начатые новым императором попытки оздоровить государственный аппарат задевали интересы широкой касты лиц, привыкших за время правления пафлагонской клики видеть в государственной власти неограниченный источник для личного обогащения.

Исходя из этого, первым делом нового правительства был разгром верхушки синклита. Многие синклитики были лишены ранее приобретенных поместий, и им не могли помочь щедрые хрисовулы прежних императоров, гарантировавшие их собственность. Отнятая земля передавалась фиску. Группировка синклитиков, составлявшая правящую группу при Пафлагонцах, была разгромлена, на нее обрушились ссылки и конфискации. Проэдр синклита, первый министр и фактический правитель империи Константин Лихуд, спасаясь от репрессий, постригся в монахи. В то же время Далассин привлек на свою сторону «болото» синклита, тех, что не входил в правящую группировку, и перед кем теперь открылся доступ к важнейшим должностям.

Сам способ легализации власти Георгия Маниака подчеркивал, на кого намерена опираться новая власть. Зоя, вокруг которой группировались синклитики, сохранила за собой дворец Буколеон и приличное содержание, но была задвинута на второй план. Снова была вызвана вторая сестра-императрица – Феодора, многолетняя покровительница военной партии, тесно связанная с Далассином. Именно Феодора должна была легализовать власть нового императора, усыновив его.

1 июля 1043 года в святой Софии произошел торжественный обряд усыновления Георгия Маниака императрицей Феодорой, после чего патриарх Алексий увенчал Маниака короной василевсов.

Феодора обосновалась в Магнавре, получив высший официальный статус. Ничего не понимая в государственных делах, «императрица-мать» и не вмешивалась в них, довольствуясь своим официальным статусом и тем что ей удалось задвинуть ненавистную старшую сестру. Сам же император немедленно занялся подготовкой военной кампании на западе, устроив на северо-западной окраине Константинополя военный лагерь, где обучались таксиархии воссоздаваемой регулярной пехоты Василия Болгаробойцы – нумеры, и куда стягивались из фем отряды всадников, годных к катафракторной службе. Сам император обосновался поблизости, во Влахернском дворце. При упадке значения синклита роль правительства играл личный совет при императоре, так называемые «ближайшие», аналог римского «consilium». Из военных в него вошли в частности Катаклон Кевкамен и Исаак Комнин, а из гражданских – бывший зять Далассина Константин Дука, вскоре назначенный логофетом геникона (министром финансов), и выдвиженец Феодоры синкелл Лев Параспондил, «человек разумный и опытный, который ввел строгий порядок в государственные дела» (Аттал., 51 сл.), назначенный великим сакелларием (генеральным контролером) и принявший на себя задачу «разшлакования» государственного аппарата. Во главе совета фактически встал Константин Далассин.

Маниак метался между дворцом и лагерем, отдавая основное время подготовке армии. Гражданское управление фактически оказалось в руках Далассина, который руководил работой секретов, предлагал законопроекты, а Маниак по ознакомлении как правило утверждал их, постепенно входя в курс управления ромейской державой.

Помня события восстания против Калафата, Далассин и Маниак стремились заручится поддержкой населения столицы. В этом отношении оптимальным было признано частичное осуществление мер, запланированных покойным Михаилом Калафатом. Строгий контроль над производством, особенно над шелкоткацкой промышленностью, в былые времена был оправдан тем, что объемы производства носили весьма ограниченный характер, рынок был узок, а на внешнем рынке дорогие ткани служили средством воздействия на окрестных «варваров», и правительству было выгодно поддерживать их дефицитность. Но с ростом производства в Византии и ростом платежеспособного спроса на дорогие ткани на внешних рынках, связанном с экономическим подъемом в Европе (где уже не варвары, но развитые государства оказались соседями империи), государственный контроль превратился в «тормозящий» фактор. Согласно Литавриту, замысел Михаила Калафата заключался в ликвидации или ограничении корпоративного надзора, в даровании экономических и торговых привилегий видным купцам и владельцам ремесленных эргастириев в целях оживления ремесленной и торговой активности, а так же в предоставлении указанным городским кругам определенных политических прерогатив.

Разумеется пришедшие к власти военные не собирались давать представителям буржуазии какие-либо «политические прерогативы». Но «ослабление корпоративного надзора», выгодное большинству, должно было дать новому правительству весьма значительную популярность среди горожан, и представлялось выгодным. Вызванные во дворец представители купечества представили, какой доход государство в будущем сможет получить с торговых пошлин при ожидаемом в случае либерализации торговли тканями росте производства и торговых оборотов. Кроме того активизация внешней торговли должна была обеспечить приток в империю звонкой монеты – в связи со стремительным ростом товарно-денежных отношений оборачивающейся в империи монеты не хватало, так что казне приходилось прибегать к ее порче.

В конце 1043 года император Георгий подписал хрисовул, согласно которому ремесленные корпорации Константинополя получали право самостоятельно определять объемы производства и реализации, а так же уровень цен. Эпарх сохранял право надзора за качеством и за соблюдением законности в действиях корпораций (в частности – предотвращения всевозможных монопольных соглашений, ведущих к неоправданному вздутию цен на внутреннем рынке). Прежняя регламентация и руководство эпарха сохранялись только в отношении тех корпораций, которые занимались поставкой, производством и реализацией в Константинополе продуктов питания – в городе, переполненном бедняками и наемными рабочими правительство не могло выпустить из рук контроль за снабжением города продовольствием и за уровнем цен на него на городских рынках.

В тоже время император, сдерживая обещания, отблагодарил поддержавшие его восстание балканские города, даровав им «закон градский». Эти города получали самоуправление. Главным органом управления являлся совет – «буле», состоявший из местных «ктиторов» — богатых горожан. Во главе города стояли два архонта, один из которых являлся императорским наместником, а другой избирался жителями города. В важных случаях созывалось народное собрание — экклесия. Экклесия имела право издавать постановления, вносимые городом в свой «градский закон» — при условии непротиворечия имперскому законодательству. Права эти получили только несколько городов – в первую очередь Фессалоника, Диррахий и Навпакт – как особую императорскую милость, но в дальнейшем полисные права городов постепенно распространились по империи, причем нередко богатые города покупали себе самоуправление.

В политике относительно землевладения Маниак под влиянием Далассина целиком вернулся к традициям Никифора Фоки. Все законы в пользу крестьянского землевладения были сохранены, но законы эти отнюдь не спасали крестьян от разорения – в ситуации перенаселения измельчание наделов было объективным процессом. Крестьяне приселялись в имения крупных землевладельцев и монастырей на правах париков, и на огромном пространстве Малой Азии быстро восстанавливались отношения, весьма близкие к позднеримскому колонату. Выход из положения новое правительство видело в завоевании новых территорий, колонизация которых помогла бы решить демографические проблемы. Плодородная Сицилия должна была стать такой территорией, и подготовку к завоеванию острова Маниак вел с момента воцарения.

Маниак, уже столкнувшийся в Италии с норманнами, хорошо понимал необходимость увеличения тяжелой кавалерии. Меж тем все фемы империи в совокупности выставляли всего 4000 полноценных катафрактов, экипировка которых не уступала западной рыцарской; остальная фемная кавалерия была легкой. Было очевидно, что рыцарскую экипировку может потянуть лишь хорошо материально обеспеченный землевладелец. Отсюда следовала неизбежность поднятия стратиотского ценза и покровительство обогащению стратиотов. Фактически был снова взят некогда начатый Никифором Фокой курс на создание слоя мелких помещиков-рыцарей, каковой слой в будущем должен был стать главной опорой государственной власти. Стратиоты, ценз которых был близок к катафракторскому, получали казенные субсидии на экипировку, а получаемое в походах жалование и добыча способствовали обогащению всадника до нормального стратиотского ценза. Каждому стратиоту, земельная собственность которого достигала 20 зевгаратских (обрабатываемых парой быков) наделов, даровался статус катафракта и податная экскуссия на 20 полноценных париков-зевгаратов (иными словами катафракт мог осадить на своей земле 20 хозяйств арендаторов и не платить с них никаких налогов – на эти доходы он должен был экипироваться для рыцарской службы). Стратиот имел право в рамках законной процедуры покупать землю, и по истечении 30 лет прежний владелец терял право на выкуп. В то же время собственные земли стратиота-катафракта в рамках тех самых 20 экскуссированных наделов отчуждаться не могли даже за долги, так как обеспечивали служебную годность воина. Катафракты имели так же особую подсудность военным судам, юрисдикция претора провинции на них не распространялась.

Личные дружины магнатов – так называемые гипасписты или букелларии – находились на полулегальном положении, но играли важную роль в военных кампаниях на востоке. Магнаты так же имели податную экскуссию на часть своих париков, ранее дарованную за различные заслуги. Теперь воинская повинность, связанная с податной экскуссией, была распространена на магнатские землевладения. Магнат с каждых 20 экскуссированных хозяйств париков должен был выставлять полностью экипированного катафракта. При этом количество предоставляемых землевладельцу податных экскуссий (и соответственно частных войск) определялось государством.

Что же касается обедневших стратиотов – они в тот период постепенно двигались к переходу в податное сословие. Уже в X веке былые вторжения арабов в Малую Азию, когда каждая фема находилась под угрозой и крестьяне были вынуждены поддерживать свою воинскую готовность ради выживания, отошли в прошлое. Враг давно не ступал на земли внутренних районов Малой Азии. При Василии Болгаробойце внутренние фемы были переведены в статус гражданских провинций, управляемых гражданскими губернаторами – преторами, за стратегами же этих фем осталось только командование гарнизонами и судебная юрисдикция над стратиотами. Военное правление оставалось только в пограничных землях, где были организованы своеобразные военные генерал-губернаторства, «катепанаты», объединявшие несколько фем. Возглавлявший их катепан в ранге дуки объединял в своих руках всю полноту власти в катепанате и военное командование. По периметру границ империи тянулись катепанаты – Италия, Болгария и Паристрион в Европе, Ивирия-Васпуракан, Месопотамия и Сирия (Антиохия) в Азии. На землях пограничных катепанатов стратиотские ополчения в составе тяжелой и легкой кавалерии и пехоты поддерживались в списочном составе, сохраняли боевую готовность (не в последнюю очередь благодаря частым военным действиям, набегам и мелкой пограничной войне) и получали ежегодные денежные выдачи. В то же время в гражданских провинциях крестьяне-стратиоты быстро теряли боевые качества. Легкая кавалерия фем, состоявшая из стратиотов с имущественным цензом в 3-4 литры, некогда отлично сражавшаяся с арабами, не годилась ни для войны против западных рыцарей, ни для действий против тюркских кочевников, ибо уступала кочевникам в искусстве стрельбы из лука. Пехота во внутренних фемах утратила характер регулярно, ежегодно созываемых (не только в походы, но и на регулярные учения) частей, и использовалась только при действительно крупных кампаниях (когда приходилось срочно подтягивать эти части до требуемого уровня), в основном же – для несения сторожевой, гарнизонной и полицейской службы в своей феме.

В этой ситуации стратеги не стремились привлекать на службу обедневших стратиотов, экипировка которых требовала затрат со стороны казны, а нередко – и со стороны самого стратега. С другой стороны сами крестьяне-стратиоты внутренних фем, утратившие боевой дух, предпочитали крестьянское хозяйство войне. Эта ситуация уже в X веке дала толчок процессу «фискализации стратий». В XI веке уже было законодательно утверждено, что у владельца стратии есть возможность выбора – либо личное участие в походе с экипировкой за свой счет, либо внесение денежной суммы и освобождение от участия в походе. Если в X веке к воинской службе бывало принуждали тех, кто не имел средств для ее несения, то в XI веке случалось, что стратиотов принуждали вносить деньги, отказывая в приеме в войско.

Курс на поддержку состоятельных стратиотов и создание из них тяжелой кавалерии, принятый Маниаком, послужил дополнительным катализатором процесса «фискализации стратий». Казенные субсидии и привилегии получали те, кто мог хотя бы частично оплатить экипировку тяжеловооруженного всадника. У Маниака не было иллюзий относительно боеспособности пехотных ополчений внутренних фем, которые теперь фактически переводились в податное сословие. Был воссоздан существовавший про Болгаробойце 10-тысячный корпус регулярной пехоты – «нумера»; вместе с варяго-русской этерией он составил 16 тысяч регулярной пехоты. Кроме того существовала еще акритская пехота пограничных катепанатов, наборы же пехотных частей во внутренних фемах прекратились. К концу столетия стратиотами назывались почти одни катафракты; поскольку воины пограничных катепанатов носили название «акриты», понятие «стратиот» получило элитарный характер, став практически синонимом испанского «идальго», французского «шевалье» и германского «риттер».

Маниак и Далассин понимали, что данные военным права могут привести к дальнейшему росту частного, в том числе магнатского землевладения. Для нейтрализации негативных для государства последствий этого Далассин, будучи сам одним из крупнейших магнатов империи, пошел по тому пути, который подсказывали его положение и опыт, и которым позднее шли в РИ Комнины – начал по всей территории империи увеличивать количество императорских доменов. В руках государства находились значительные земли — конфискованные землевладения опальных вельмож, земли ведомства дрома, дворцовые имения, и наконец – земли «впусте лежащие». Таковых было много в Болгарии и Фракии, но и в Малой Азии таковых последнее время оказалось большое количество. Ситуация была парадоксальной – в перенаселенной стране имелись свободные земли. Дело в том, что когда разорившийся крестьянин-собственник покидал деревню, его участок был 30 лет неотторжим – предполагалось, что крестьянин может заработать, поправить свои дела и вернуться в деревню. На эти 30 лет община могла взять участок в аренду у государства. В византийской крестьянской общине пахотная земля находилась в частной собственности крестьянина (общинной собственностью являлись только луга, пастбища и прочие «угодья». Таким образом брошенный владельцем участок по истечении 30 лет считался ничейным и переходил в собственность государства. Обычно общине предлагалось выкупить и поделить эту землю, и в былые времена так обычно и было. Но в последние десятилетия наделы измельчали, общинники обеднели, часть крестьян не имела денег на участие в выкупе, а те что сводили концы с концами – не желали приобретать землю и платить за нее налоги. Продавать землю динатам государство не желало, и такие участки – «класмы» — оказывались «впусте лежащими». Теперь государство как способствовало приобретению класм стратиотами, которые могли подняться до катафракторского ценза, так и перепродавало и обменивало их с целью концентрации земель для создания императорских доменов.

Наиболее крупные домены были созданы во Фракии и Болгарии, где в этих доменах велось масштабное скотоводческое хозяйство, в частности разводили лошадей для регулярных кавалерийских тагм. В Малой Азии создавалсь цепь земледельческих императорских хозяйств. Разорившиеся крестьяне предпочитали оседать в качестве париков в императорских имениях, так как там им сразу предоставляли не только подъемные, но и статус «наследственного держателя», квази-собственника получаемого участка, меж тем как на частных землях парик мог добиться такого статуса лишь по истечении 30 лет аренды данного участка. К концу правления Маниака императорские имения в Азии достигли таких масштабов и процветания, что можно было провести армию от Босфора до Ефрата, целиком снабжая ее за счет императорских хозяйств. Доменами управляли особые чиновники – «кураторы», подчиненные «великому кураторию».

В конце 1043 года скончался патриарх Алексий Студиит. В РИ патриархом избрали Михаила Кируллария. Кирулларий, принадлежавший к знатному сенатскому роду и постриженный в монахи за участие в заговоре при Романе Аргире, был ставленником синклита, посему в данной АИ его кандидатура даже не рассматривалась. Император предложил клиру и народу Константинополя кандидатуру смиренного инока Константина Далассина на патриарший престол.

В предложении этом ничего экстраординарного не было. Мирские вельможи нередко возводились на патриарший престол, из них в частности происходили столь выдающиеся патриархи как Тарасий и Фотий. Причем возводились они прямо из мирян, Далассин же уже 2 года был монахом, и демонстрировал вполне «благочестивое житие», что в его возрасте было нетрудно. Не будучи выдающимся богословом, Далассин был прекрасно образован, а его популярность в столице обещала поддержку народа. Значительное сопротивление по началу оказал константинопольский клир, опасаясь подчинения Церкви интересам государства. Но император частично рассеял эти подозрения. Если ранее эконом константинопольской Церкви подчинялся императору, который таким образом контролировал церковные доходы, то теперь было обещано переподчинение эконома патриарху. В итоге оппозиция клира раскололась и Далассин был избран. Прослужив 12 дней в сане диакона и 12 – в сане священника, Константин Далассин был 1 января 1044 года рукоположен в патриархи Константинопольские, причем хиротонию совершал его старый друг со времен бытности его катепаном Сирии, патриарх Антиохийский.

Вскоре клирики убедились, что прогадали. Уже в феврале император издал хрисовул, согласно которому незаконно приватизированные монастырями земли были отобраны в казну. Сторонники императора связывали и это мероприятие с защитой мелких собственников, которые теперь были освобождены от притеснений со стороны монахов и от страха потерять свои владения.

Впрочем последствия того, что Далассин возглавил Церковь, были куда более значительными. Столичная знать, поголовно состоявшая из этнических греков, уже с X века, с началом «македонского ренессанса», культивировала идею греческого превосходства, и если негрек достигал высокого положения и оказывался достойным его – это отмечалось как особый, заслуживающий удивления случай. Отношение к славянам было полупрезрительным. Большое количество армян, переселенное в восточные фемы Малой Азии после аннексии Болгаробойцей Тарона и Васпуракана, рассматривалось чуть ли не как варвары, и во всяком случае как еретики – монофизиты. Болгаробойца стремился обеспечить им свободу вероисповедания и нормальное положение – ведь чуть ли не большая часть восточных акритских войск формировалась из армян, и монофизитов среди них было немало. Таковой они и пользовались — культ оправлялся свободно, епископы-монофизиты хотя и имели в Малой Азии официально лишь статус хорепископов, но сохраняли полноценную организацию, браки между православными и монофизитами заключались невозбранно.

В РИ патриарх Михаил Кирулларий, прийдя к власти, немедленно развернул преследование монофизитов, сопровождающееся закрытием храмов. В рамках этого гонения и разразился пресловутый «спор об опресноках». Армяне придавали опреснокам монофизитскую христологическую символику – символ единой во Христе божественной сущности. Латиняне не вкладывали в опресноки никакой христологической символики, и просто служили на опресноках «по древнему обычаю», но им была инкриминирована христологическая ересь. Это имело следствием закрытие Кирулларием церквей латинского обряда в Константинополе, насаждение греческого обряда в Апулии, конфликт с Римом и схизму 1054 года.

В данной АИ, где Маниак и Далассин (тюрк и армянин по происхождению) явились в Константинополь с болгарскими, армянскими и сирийскими войсками, а синклитики к ужасу своем увидели рядом с собой на скамьях синклита славян, армян и арабов, облаченных в скарамангии высших чиновников, где патриархом стал предводитель тех самых восточных акритов – ни преследования монофизитов, ни «спора об опресноках» разумеется не произойдет. А значит – не будет и Схизмы 1054 года.

Пока старик Далассин, воплощая в жизнь нереализованные идеи, амбиции и энергию, скопившуюся за 10 лет заточения, развил бурную деятельность в государственной и церковной сфере, император большую часть времени отдавал подготовке армии.

В сущности для похода в Италию собиралось войско, которое в дальнейшем должно было стать регулярным и содержаться на постоянной основе. По штатам ориентировались на войска, которые содержал на постоянной основе Василий Болгаробойца. Основой создаваемой кавалерии стали гвардейские части, подвергшиеся переформированию. Регулярной кавалерии по штату было всего 8000, и она разделялась на 4 полка (тагмы), имеющие древние и славные имена – экскубиторов, схолу, арифмос и иканатов. Тагма экскубиторов, основанная императором Львом I, составляла теперь элитную часть, личную гвардию императора. По замыслу Маниака тагма должна был пополнятся наиболее отличившимися воинами из катафрактов, в бою они должны были составлять личную охрану монарха, в управлении – быть способными послужить чрезвычайными императорскими эмиссарами. Служба в тагме экскубиторов предоставляла блестящие карьерные перспективы.

Схола, или тагма схолариев, была самой древней из гвардейских тагм. Основана она была еще императором Диоклетианом. По замыслу великого императора эта тагма должна была служить высшей офицерской школой (отсюда и название – «схола»), но позднее обратилась в обычный гвардейский полк. При Маниаке она вернула себе былое значение «схолы» — катафракты из фем, сменяясь, по очереди служили в ней по 2 года, проходя своеобразную «срочную» с полным курсом обучения.

Арифмос и иканаты теперь формировались из легкой кавалерии, как элитные части конных лучников. В основном они вербовались из тюрков и напоминали подразделения гулямов в соседних мусульманских странах.

Регулярная гвардейская пехота должна была составить 16 000. 10 000 греческих воинов составляли теперь как при Василии регулярный пехотный корпус – «нумера». Он состоял из 10 таксиархий, в составе каждой из которых имелось 100 менавлатов, 4000 контофоров, 300 аконтистов и 200 токсотов.

Менавлаты представляли собой род пеших воинов, созданных Никифором Фокой и предназначенных специально для борьбы с тяжелой кавалерией. Менавлаты носили кольчужный доспех, щит, 2 меча – длинную спату, и котроткий, утяжеленный к концу и заточенный с одной стороны контарион. По физическим параметрам и боевой подготовке это были элитные воины, гренадеры средневековья. Основным противокавалерийским оружием им служила менавла – мощная рогатина общей длиной в 3 метра. Древко менавлы, толстое и прочное, было сделано из оглобли или ствола молодого дерева, наконечник – из наиболее качественной стали, широкий и сужающийся к концу, длиной 40 см. (при случае этим наконечником можно было и рубить). При атаке тяжелой кавалерии противника менавлаты выдвигались в первую шеренгу. Упирая задним, заточенным концом менавлу в землю, и иногда опускаясь на колено, они принимали на нее рыцарского коня, словно медведя на рогатину. От копья всадника менавлата прикрывали более длинные копья сзади стоящих товарищей, задачей которых было отбить копье всадника и по возможности достать его самого. Приняв коня на рогатину, меналат как правило бросал менавлу с насаженной на нее тушей, и обнажал меч.

За менавлатами при кавалерийской атаке стояли в 4 шеренги контофоры, вооруженные 4-метровыми пиками — контами. Конта удерживалась двуручным хватом в боковой стойке в пол-оборота, щит же подвешивался на ремнях и висел на плече Далее строились лучники (токсоты) и аконтисты. Лучников набирали в пограничных катепанатах, где искусство стрельбы из лука сохранялось среди акритов. На вооружение был принят лучший в то время в Европе венгерский лук. При атаке противника лучники производили массированные залпы, причем впереди стоящие пикинеры опускались на колено, а затем вели стрельбу навесом. Аконтисты носили по два одноручных метательных копья, меч (бою которым были отлично обучены) и щит. В бою с пехотой они выдвигались в первую шеренгу. Из защитого вооружения у всех пехотинцев, кроме манавлатов, были кавадии – стеганки из вареной кожи, хлопчатой бумаги и шелка, клепаный шлем. Кавадий в силу своих амортизирующих свойств прекрасно гасил рубящие удары, защищал от стрел на излете, но был плохой защитой против проникающих колющих ударов – в этом отношении воины более полагались на щит.

Мартозабарбулы, они же плюмбаты, были на вооружении у всех, кроме лучников, и носились по нескольку штук в специальных креплениях в щите. Дротики этого типа отличались не только свинцовым утяжелителем, как это можно понять по их названию, но и очень малой длиной древка — около 45 сантиметров. Такое устройство упрощало ношение, но вместе со свинцовым грузом сильно смещало центр тяжести к острию, что делало необходимым применение для стабилизации оперения. Существовали как легкие (0.2 кг), так и бронебойные (более 0.7 кг) образцы этого оружия. Метались «свинчатки» на дистанцию до 60 м.

Как обучал Маниак свое войско, можно понять по выдержкам из «Тактики» Льва.

Конница:

Когда банда кавалерии будет распределена по указанным акиям, то есть рядам, и выстроена надлежащим образом, назначенный мандатор должен провозгласить следующее: «Когда произойдет столкновение, никто не должен покидать свое место, никто не должен вырываться вперед, пока не начнется преследование врагов. Если ты вышел за линию фронта, следи за знаменем. Соблюдай, стратиот, свое место в строю; соблюдай его и ты, бандофор, когда произойдет столкновение с врагом, чтобы можно было следовать за знаменем. Если же ты выступишь за лицевую линию строя, не устремляйся слишком быстро в открытое поле, чтобы не ломать свой строй».
Тренировка каждой в отдельности тагмы кавалеристов заключается в том, чтобы по какому-нибудь сигналу привести ее в быстрое движение упоря¬доченным строем или вскачь, и таким же образом остановить. Когда желательно привести ее в движение, необходимо дать определенный сигнал либо голо¬сом, либо сигнальным горном, либо движением фламулы — и пусть она дви¬жется. Когда же желательно ее остановить, следует дать другой сигнал либо го¬лосом, либо звоном щита, либо тубой — так ныне называют сигнальный горн, либо рогом. — Это первое движение.
Следующее движение состоит в том, чтобы одновременно перемес¬титься на некоторое расстояние по сравнению с первоначальным; для этого по¬дается команда: «В равнении, марш!».
Следующее движение состоит в том, чтобы сомкнуться к флангу наиболее удобным способом, равно как и сомкнуться к тылу. Сомкнуться -значит встать теснее, приблизившись бок о бок и плечо к плечу один к другому. Подается команда: «К флангу сомкнись!», по которой декархи сближаются с декархами, пентархи с пентархами, тетрархи с тетрархами. В результате все смыкаются, сближаясь, как уже сказано, бок о бок друг с другом. Можно смы¬каться не только к флангам, но и к середине строя, то есть к бандофору, чтобы оказаться от него и по одну, и по другую сторону. Такое смыкание происходит быстро и упорядоченно. Когда декархи встанут рядом друг с другом на перед¬ней линии точно таким же образом в последнем ряду следует встать и тетрар¬хам, то есть урагам.

Следующее движение состоит в том, чтобы сомкнуться к тылу. Ведь следует уплотнять не только ширину боевого строя, но и его глубину, тесно сближая солдат плечом к плечу.
Следующее движение состоит в том, чтобы после тщательного уп¬лотнения, особенно смыкания к флангу, двигаться сомкнутым строем. Когда нужно будет начать стрельбу из лука, подается команда; «К бою!», по которой декархи и пентархи, наклонившись вперед, прикрыв щитами свои головы и час¬тично шеи своих лошадей, опустив копья и прикрывшись щитами, идут в наступление в полном порядке только галопом; те солдаты, которые расположены позади них, ведут стрельбу из лука навесом.
Следующее движение состоит в том, чтобы преследовать врага ино¬гда наскаку в качестве курсоров, которые ныне называются прокластами, ино¬гда же при сохранении строя в качестве дифензоров, которые ныне называются экдиками. И если нужно двигаться в качестве курсоров, подается команда: «Преследуй наскаку!» — и солдаты одну милю мчатся вскачь. Если же нужно двигаться в качестве дифензоров, подается команда: «Преследуй строем!», и они двигаются организованно, сохраняя строй.
Следующее движение состоит в том, чтобы немного отступить, а за¬тем снова устремиться вперед. И когда ты желаешь отвести курсоров, подается команда: «Отойти!», по которой они отступают наскаку на расстояние одного или двух полетов стрелы. Когда они приблизятся к дифензорам, снова подается команда «Кругом, угрожай!» — и они как бы вновь обращаются против вра¬гов. Такое движение следует осуществлять в различных вариантах, и не только при движении вперед, но и вправо, и влево, и назад, по направлению ко второй линии, развертываясь иногда в ее промежутках, иногда же в ее тылу, и после этого сплоченно, то есть совместно с ней, вновь устремляться на врагов. При этом упражняющимся следует держать копья поднятыми вверх, а не наперевес, чтобы во время скачки не сковывать движение лошадям.
Следующее движение заключается в том, чтобы организованно пе¬ремещаться влево и вправо — это касается плагиофилаков и гиперкерастов, то есть тех, которые для обхода вражеской паратаксии располагаются с правой стороны в качестве крыла. И если желательно переместиться влево, подается команда: «Сместись влево!» — и они переместятся влево; если же желательно переместиться вправо, подается команда: «Сместись вправо!» — и перемещают¬ся соответственно. Если банда одна, то это касается ее одной, если же банд не¬сколько, то подобно тому, как перемещается одно подразделение, пусть и ос¬тальные действуют точно так же, как и одна банда.
Следующее движение состоит в том, чтобы развернуться кругом, иногда оставаясь на прежних местах, иногда же поменяв фронт паратаксии. Ес¬ли враги неожиданно подступят с тыла, то есть сзади, подается команда: «Кру¬гом!». Тогда солдаты, оставаясь на своих местах, обращаются лицом в тыл, и только бандофоры вместе с архонтами переходят на прежнюю тыловую линию. Если же сзади появится большая масса врагов, подается команда: «Сменить фронт!» — и тогда происходит общее перемещение вслед за знаменем.
Упражнять войско необходимо не только тогда, когда оно упорядо¬чено по протяженности, но и когда оно свернуто в клубок, чтобы обучать его нападениям по прямой линии и различным круговым движениям, в первую очередь отходам и обратным поворотам, после этого отражениям неожидан¬ных вражеских нападений, и. наконец, срочному оказанию помощи тем, кто бу¬дет в ней нуждаться. Ведь если тагмы будут приучены к этому, то они будут го¬товы выстраиваться и в качестве курсоров, то есть прокластов и промахов, и в качестве дифензоров, то есть экдиков или помощников, и для всякой другой потребности.
Кроме того, необходимо приучать банды к взаимодействию друг с другом и расположению в составе единой паратаксии, но чтобы при этом, как уже было сказано, все построение не стало известным врагам. Поэтому только ради тренировки никогда не следует до начала сражения выстраивать весь строй целиком, то есть определять и первую, и вторую боевую линию, и пла¬гиофилаков, и гак называемых гиперкерастов, и тех, которые будут нападать клубком и скрытно или размещаться в энедрах, то есть в засадах. Общие дис¬позиции являются скорее областью стратегии против врагов, чем тактики, так что делать их известными заранее в ходе тренировок нецелесообразно: они должны определяться по мере возникновения необходимости.
Итак, необходимо комиту банды, командиру друнги или турмы или же тому, кто занимается тренировкой всего войска, разделить тренирую¬щихся на три части. И если банда упражняется отдельно от остальных, боль¬шинство солдат в строю следует сделать курсорами. По десятку кавалеристов в развернутом строю следует поставить тем же фронтом по одну и по другую сторону от них в качестве дифензоров, а немногих других кавалеристов, до де¬сятка человек, разместить напротив, повернув лицом к ним. чтобы разыгрывать с ними сражение.
Двигаясь к ним якобы для сражения, курсоры должны наскаку выйти вперед, отделиться от дифензоров, продвинуться по прямой на одну или две мили, вернуться назад примерно на половину этой дистанции, совершить пере¬мещение либо вправо, либо влево и проделать это три или четыре раза; затем, повернувшись кругом, снова напасть, а после всего этого возвратиться в тот интервал между дифензорами, откуда они вышли, и действовать вместе с дифензорами в едином строю, продвигаясь навстречу своим преследователям.
Таким же образом следует, действовать при тренировке друнги: одни ее банды следует выстраивать как курсоров, а другие как дифензоров, а затем менять их, так чтобы курсоры становились дифензорами, а дифензоры курсо¬рами, чтобы они были готовы действовать в любых условиях.
Точно так же следует действовать и при тренировке турм первой и второй паратаксии. При обучении курсоров нападениям с круговым поворотом, в которых принимают участие различные банды, следует предусмотреть, чтобы они были разделены на две команды и попеременно нападали одна на другую, и из этих двух команд одна должна двигаться уступом вперед, другая же уступом назад, чтобы кавалеристы не столкнулись.
Плагиофилаков и гиперкерастов, то есть солдат, расположенных с правой стороны и предназначенных для охватов, следует тренировать отдельно от тех, которые свернуты в клубок, то есть уплотнены, предназначены для на¬падений и скрыты в том же месте но причине, о которой мы упомянули ранее, чтобы они, если паратаксия врагов более протяженна, сравнялись бы с ней и не допустили охвата со стороны врагов. Для действий по охвату более короткой вражеской паратаксии следует выстроить в развернутом строю не¬многих кавалеристов силою в одну или две банды в качестве врагов, а затем приказать гинеркерастам, действующим против них, первыми обойти их, то есть осуществить охват. После этого взаимодействующие с ними солдаты, свернутые клубком, то есть тестообразным строем, и расположенные скрытно там же, должны, в свою очередь, неожиданно выйти на быстром скаку и на¬пасть на тыл, то есть на заднюю линию строя врагов.
Такие упражнения достаточно просты. В них легко тренироваться многим тагмам совместно или, наоборот, по отдельности, но пусть при этом боевой порядок останется неизвестным врагам. Тебе, стратиг, следует дать письменные предписания об этих тренировках подчиненным тебе турмам и ос¬тальным тагмам, упражняющимся самостоятельно.
Следует приучать к таким тренировкам не только на местности от¬крытой, но и на труднопроходимой, возвышенной и низменной. Хорошо также проводить тренировки в знойное время и приучать стратиотов к нему. Никто ведь не знает, где случится сражение и каким образом оно будет происходить.
Следует организовать учение так, как если бы это была война. По¬этому нами и было рассказано здесь то, что наиболее полезно во время войны. Все это готовит стратиотов стать более мужественными перед лицом опасно¬стей.

Пехота:

После того, как мы дали указания о тренировке кавалеристов, следу¬ет точно также дать тебе предписания относительно тренировки пехотных тагм.
Итак, прежде всего следует определить акии пешей тагмы, как выше нами обозначено, чтобы разместить некоторые из них слева, а некоторые спра¬ва от знамени или от архонта. После того как архонт выдвинется вперед вместе с бандофором, мандатором и горнистом, к ним присоединятся, как нами было предписано, лохаги, то есть протостаты или декархи, сначала с левой стороны, а затем с правой.
Когда они окажутся на месте тренировки в паратаксии, пусть встанет на свое место архонт, а вместе с ним бандофор и кто-нибудь еще из тех, кому это положено. По одну и по другую сторону от них следует выстроить акии, как уже нами было сказано, первоначально на разреженной дистанции по 16 чело¬век в ряд, то есть в глубину, имея псилов (лучников) позади и держа копья наконечниками вверх, чтобы они не мешали. Впереди лицевой линии должны курсировать мандатор и кампидуктор; второй из них является проводником, который разведует местность и определяет маршрут движения; первый же передает распо¬ряжения, отдаваемые архонтом.
Ему не следует вступать в схватку с врагами; также не следует, что¬бы в каждой мере звучал какой-то другой сигнальный горн, кроме одного лишь горна мерарха. если мера состоит из одной турмы, или двух горнов, если турм больше, даже если горнов имеется много, иначе из-за возникающего шума трудно будег услышать распоряжения. — Так следует выстраивать пеших гоплитов или скутатов.
Псилы же, или акроболисты, как их называли древние (ныне они на¬зываются токсотами или сагиттаторами, размещались в различных местах: иногда позади каждой акии в соответствии с численностью наличных сил, то есть к 16 скутатам 4 псила, чтобы когда акия скутатов разделится до 4 человек, позади них оказался бы один токсот; иногда в глубину акий попеременно один скутат и один токсот; иногда же, если псилов много — в акиях на крыльях боевого строя, то есть на внешних сторонах паратаксии, а именно в промежут¬ках между пехотной паратаксией и кавалеристами, а зачастую и вне их, на не большом расстоянии, вместе с немногими скутатами, предназначенными для зашиты кавалеристов, стоящих снаружи пехотного строя.
Те, кто имел на вооружении дротики, или секиры, или бардуки , размещались либо позади акий скутатов, либо па крыльях паратаксии, но не в середине; пращники — всегда на крыльях паратаксии. Ныне же в целях обуче¬ния мы размещаем токсотов и остальных аконтистов позади акий, или же там, где потребуют обстоятельства.
Кавалеристов тебе следует построить па флангах пехотной паратак¬сии, причем более мужественные тагмы вместе с их архонтами — на самых кра¬ях. Если кавалеристов много, то есть более 12 тысяч, то по 10 человек в глуби¬ну, если же меньше этого количества — то по 5 человек. Если окажется избыток кавалеристов, следует оставить их в резерве позади, с внешней стороны пово¬зок, чтобы в том случае, когда некоторые из врагов покажутся сзади, они бы их отразили; в противном случае и они должны быть размещены на флангах.
Размешать их первоначально следует на разреженной дистанции, чтобы они не мешали друг другу, если возникнет необходимость изменить строй.
Следует приказать кавалеристам не бросаться на врагов и не уда¬ляться на большое расстояние от пехотной паратаксии, даже если враги обра¬тились в быстрое бегство, чтобы по ним не ударили какие-либо скрытые заса¬ды, иначе в этом случае, находясь на удалении от пехоты, они оказались бы под угрозой, будучи в меньшинстве или в ослабленном состоянии. Но если, как это случается, они будут отброшены врагами, то для своего спасения они должны отступить в тыл паратаксии пехоты.
Если ты захотел бы выстроить войско, но сражаться предстояло бы не в этот день, и враги оказывали бы давление на кавалеристов, а те не выдер¬живали бы — им не следует оставаться на крыльях паратаксии, но лучше отой¬ти назад, а именно в промежуток между паратаксией и повозками. Но если это случится, то необходимо, чтобы пространство этого промежутка было значительным, чтобы меняющие свое место кавалеристы не стесняли друг друга, как это случается, и чтобы вражеские стрелы не причиняли им вреда.
Так следует действовагь во время сражения, и именно для этого осуществляется тренировка.
Имея в виду указанные построения, нам следует представить и объ¬яснить тебе распоряжения как в отношении пешего, так и конного строя.
Когда части боевого строя войсковых тагм будут выстроены для тре¬нировки, пусть мандатор провозгласит следующее: «Выполнять все распоряже¬ния в полном молчании! Не двигаться! Соблюдать свой строй! Следовать за знаменем! Никому не оставлять знамя и не преследовать врагов!». Услышав это, пусть все совершают движения спокойно и молча, чтобы не возникало да¬же никакого шепота.
Надлежит приучить их по определенному сигналу голосом или ма¬новением руки следующему: приходить в движение и останавливаться: умень¬шать, то есть делить на части глубину акий; двигаться в равнении и упорядо¬ченно лицом вперед, то есть по прямой линии; уплотняться, то есть сжиматься по глубине и протяженности в местах закрытых и неудобных; двигаться «чере¬пахой»: вести условное сражение, соблюдая схему боевого порядка и используя либо палки, либо обнаженные мечи.
Надлежит обучить их следующим приемам: разделяться па двойную фалангу и вновь соединяться; поворачиваться направо и налево; перемешаться к флангу, то есть правую сторону; продвигаться вперед и возвращаться назад; защищаться в двухстороннем строю и снова возвращаться в исходное положе¬ние; перемещаться направо и налево; разрежать и растягивать, то есть увеличи¬вать глубину рядов; обращаться лицом к тылу и вновь возвращаться в исходное положение. Эти приемы используются в различных условиях по мере возник¬новения необходимости.
Итак, солдаты двигаются и останавливаются по какому-либо звуко¬вому сигналу или по мановению руки. Когда необходимо начать движение, камнидуктор дает сигнал либо горном, либо рогом, либо голосом и солдаты приходят в движение. Если же необходимо остановиться, подается сигнал либо тубой, которая представляет собой малый горн, либо голосом, либо мановением руки — и они останавливаются. Необходимо приучить к такому звуку или сиг¬налу в условиях звона оружия, пыли или тумана.

Уменьшать, то есть делить акии на части следует тогда, когда их глубина состоит из 16 человек, а ты желаешь увеличить протяженность пара¬таксии либо для внушительности, либо для того, чтобы уравняться со строем врагов. В этом случае подается команда: «Выйти!». Выходят те из двоих, кто рассчитался на первый-второй — глубина акий уменьшается, а протяженность паратаксии увеличивается; в результате глубина акии становится 8 человек. Ес¬ли желательна глубина по 4 человека, еще раз подается команда: «Выйти!», и точно таким же образом все выходят на одну сторону — или на правую, или на левую. Необходимо позаботиться о том, чтобы все выходили именно на одну сторону, а обратно входили также с одной стороны.
Совершать движение следует в равнении и при сохранении строя. Если некоторые вырываются из паратаксии вперед и двигаются неупорядочен¬но, подается команда: «Равнение по фронту!» — и фронт выравнивается.
Сомкнуться или уплотниться следует тогда когда наша паратаксия окажется на один или два полета стрелы от паратаксии врагов и предстоит столкновение. Подается команда: «Сомкнись!». Солдаты, уплотняясь, смыка¬ются к середине данного места по его глубине и протяженности, чтобы стоящие впереди, подавшись в одну сторону, сблизили свои щиты один с другим, а стоящие позади примкнули вплотную в затылок друг к другу. Такой прием мо¬жет быть использован в условиях и двигающейся паратаксии, и стоящей на месте.
Двигаться так называемой «черепахой» следует тогда когда после сближения нашей и вражеской паратаксии предстоит обстрел из луков, а те, ко¬торые расположены по фронту, не имеют кольчуг. В этом случае подается команда: «Уплотнись!». Солдаты, расположенные впереди по линии фронта сближают свои щиты до тех пор, пока они не сомкнутся друг с другом, плотно прикрывают свои животы до колен или же до голеней, а стоя¬щие позади них поднимают свои щиты и защищают ими стоящих впереди, при¬крывая их груди и лица, и таким образом вступают в сражение.

Когда паратаксия уплотнилась согласно данному предписанию, ока¬залась на один полет стрелы от врагов и полностью готова вступить в сражение, полается команда: «Готовься!», вслед за ней другая — громким голосом: «Помо¬ги!», и все как один отвечают одновременно и согласованно громким криком: «Боже!». Псилы ведут навесную стрельбу из луков, а скутаты, размешенные по фронту, если они воору¬жены мартозабарбулами или дротиками, при сближении с врагом метают их, положив копья на землю. Коли же такого оружия у них нет, тогда выждав, пока враги подойдут вплотную, они наносят удар копьями, выхватывают мечи и сражают¬ся в строгом порядке, сохраняя строй и не бросаясь в преследование врагов, даже если, как это случается, те отступят. Солдаты, стоящие позади них, при¬крывшись щитами, помогают длинными копьями передним.
Необходимо надежно защищать солдат, расположенных по фронту, до тех пор, пока они не вступят в ближний бой врукопашную, чтобы они не бы¬ли расстреляны врагами из луков, особенно если они не имеют панцирей или поножей.
Разделяться на двойную фалангу следует тогда, когда при движении паратаксии вперед враги обнаруживаются и спереди, и сзади. И если акия со¬стоит из 16 человек, а враги, приблизившись спереди, намерены вступить в ближний бой, подается команда: «Разделиться по 8!». По этой команде 8 чело¬век остаются на своих местах, а другие 8 поворачиваются кругом и выдвигают¬ся вперед, отделившись от остальных, в результате чего образуется двойная фа¬ланта. Если же глубина акии состоит из 8 или из 4 человек, подается команда: «Первым стоять, вторым выйти в двойную фалангу!» (вторые — это те, которых древние называли секундами, то есть эпистатами). Вторые номера, то есть те, которые состоят в команде декарха, поворачиваются и отходят на расстояние до 300 шагов, чтобы стрелы, пускаемые врагами с обеих сторон, не могли по¬ражать спины тех, кто обращен лицом к врагам, но падали на свободное про¬странство. Затем, если в этом возникнет необходимость, подается команда: «Возвратиться!», и они, возвратившись, снова устанавливаются по первона¬чальной схеме.
Если же, как это случается, с тыла, то есть сзади паратаксии появятся крупные силы врагов, а повозки паратаксию не будут сопровождать, пусть ос¬танутся на местах вторые номера, то есть эпистаты, а выйдут первые номера, то есть протостаты, состоящие в команде лохага.
Двойная фаланга образуется тогда, когда повозки не сопровождают паратаксию или когда повозкам, се сопровождающим, имеется угроза со сторо¬ны врагов. Повозкам следует всегда сопровождать пешее войско и находиться в постоянной боеготовности. Если войско бывает вынуждено следовать пешим ходом без кавалерии, то и в этом случае в его тылу должны быть либо повозки, либо другие средства защиты.
Солдаты сдвигаются вправо и влево, когда желательно удлинить па¬ратаксию по протяженности в одну сторону либо для того, чтобы по возможно¬сти растянуть паратаксию и охватить или окружить врагов, либо для того, что¬бы не быть охваченными или окруженными врагами, либо для приспособления к местности, либо для прохождения через теснину. И если желательно раздви¬нуть паратаксию вправо, подается команда: «Сдвинься к копью!» — и все гоплиты поворачивают туда. Затем следует команда: «Возвратись назад!» — и все возвращаются в исходное положение. Если желательно раздвинуться влево, по¬дается команда: «Сдвинься к щиту, марш!» — и вес остальное выполняется ана¬логичным образом.
Построение на два фронта производится тогда, когда враги, как это случается, внезапно развернувшись, оказались и спереди, и сзади, а паратаксия не успевает разделиться на двойную фалангу. Подается команда: «Остерегайся со всех сторон!». И половина солдат в рядах, оставаясь на месте, должна проти¬востоять врагам, подошедшим спереди, а другая половина должна обратиться лицом в тыл. Находящиеся в середине прикрывают соответствующим образом свои головы щитами.
Повороты фронта направо и налево производятся тогда, когда жела¬тельно повернуть фронт паратаксии, если, как это случается, в этом возникнет необходимость. Подается команда: «Смени фронт направо!» или, наоборот: «Смени фронт налево!». И когда каждая тагма одна за другой сменит фронт, вся паратаксия будет быстро обращена в данную сторону.
Размыкание или расширение паратаксии производится тогда, когда до этого она была сомкнута, а тебе желательно раздвинуть ряды, то есть сде¬лать их более редкими и тем самым растянуть паратаксию на большую ширину, чем было до этого. Подается команда: «Разомкнись в обе стороны!» — и солда¬ты размыкаются. Такой прием может быть использован как в движущейся, так и в стоящей паратаксии, когда два крыла подаются во внешнюю сторону, неза¬висимо от того, будет ли это одна мера, или же вся паратаксия.
Акии углубляются или удваиваются, когда они состоят из 4 человек, а ты желаешь их удвоить и усилить перед боем, уравняв по глубине с паратак¬сией врагов. Подается команда: «Войти!» — и в акии оказывается 8 человек. Ес¬ли желаешь сделать 16, снова подается команда: «Войти!». Солдаты входят на свои места, один за другим, все с одной стороны, как уже было сказано; в ре¬зультате акии удваиваются и в них оказывается по 1 б человек. Если желатель¬но, как это случается, образовать глубину акий в 32 человека (в чем, однако, нет необходимости), подается команда: «Ряд в ряд!». Ряды удваиваются ука¬занным способом, и паратаксия углубляется, а ее протяженность уменьшается.
Поворот кругом совершается тогда, когда во время движения пара¬таксии вперед враги совершают нападение на нее не с фронта, а с тыла. И если при глубине фронта в 16 человек желательно переменить фронт, то есть пере¬вести лохагов и протостатов в тыл, подастся команда: «Сменить место!». Лохаги, стоявшие впереди, разворачиваются крутом, проходят через глубину акий паратаксии, сопровождаемые всеми остальными, и образуют новый фронт про¬тив врагов. Так удобно поступать до уплотнения рядов. Если ряды уже уплот¬нены и переходить неудобно, подается команда: «Кругом!». И все, повернув¬шись на том месте, где они стояли, обращаются лицом в тыл, то есть в проти¬воположную сторону, так что впереди оказывается уже не лохаг, а ураг, стояв¬ший на 16 месте.
Таким образом, этими упражнениями можно подготовить стратиота к условиям войны и еще до ее начала приучить его ко всем приемам и движе¬ниям с использованием различного вооружения, кроме железного, обучив вос¬принимать приказания осознанно, без замешательства и смятения, особенно в тех случаях, когда тагмы, разделенные на две противоположные паратаксии, проходят тренировку или в составе отдельных тагм, или в более крупном мас¬штабе.

В мае 1044 года император Георгий Маниак выступил в поход в Италию. Армя состояла из 8 000 гвардейской кавалерии, 10 000 фемной кавалерии, 10 000 вновь сформированной пехотной «нумеры» из 10 таксиархий, как правило набранной из ветеранов фемной пехоты катепанатов, и 6 000 императорской «этерии» — варяго-русских дружинников. Флот отплывал на запад, чтобы принять на борт войска в Диррахии.

Официально на время отсутствия василевса государственное правление было вверено императрице-матери и святейшему патриарху. Фактически же все нити мирской и церковной власти сосредоточились в руках Далассина, который активно занялся претворением в жизнь вышеописанных реформ.

georg пишет:

Маниак объявил о даровании городу полисных вольностей, городом должен был управлять совет — «буле» — во главе с выборным протевонтом.

Это реал?

Леший пишет:

Это реал?

Это крипта. Учитывая что Диррахий недавно восставал, а теперь сразу сдался Маниаку — это весьма вероятно, тем более что дарование городам особых прав согласно "нарративным источникам" в ту эпоху в Византии случалось. Но по данному эпизоду конкретных сведений в источниках нет.

Как всегда — отлично. Прочитал с большим удовольствием

georg пишет:

А значит – не будет и Схизмы 1054 года.

Вы хотите вообще ее в данной АИ избежать? думаете не найдется другого предлога?

Den пишет:

думаете не найдется другого предлога?

Ну предлог и так найден (задолго до Схизмы), но подобного скандала (открытого

ибо эмиссары Папы во главе с Гумбертом оповестили весь Константинополь) избежать

можно). Открытый раскол произошел, когда его вынесли в широкие массы...

Вал пишет:

Открытый раскол произошел, когда его вынесли в широкие массы...

Я как раз к тому, что вряд ли это "вынесение" было чистым импульсивным порывом А следовательно вероятность того, что здесь "вынесут" чуть позже довольно велика...

Den пишет:

Я как раз к тому, что вряд ли это "вынесение" было чистым импульсивным порывом А следовательно вероятность того, что здесь "вынесут" чуть позже довольно велика...

Давить сихзму вполне получается без натяжек и с двух сторон. Ибо:

а) Столичный клир, в то время стремившийся утвердить вселенское значение патриаршей кафедры, и раде этого искавший у латинян как можно больше ересей, оттеснен от руководства. Следующим патриархом станет сириец, реальным же лидером Церкви — патриарх Антиохийский Петр. А он, как и крупнейший богослов эпохи митрополит Болгарский Феофилакт (земетьте, что кафедры обоих владык находятся в негреческих областях) как раз занимал наиболее взвешенную позицию — обрядовые различния неважны, филиокве — это действительно серьезно, но богословский компромисс по нему вполне достижим. Да и литургическое общение с латинянами в восточных патриархатах продолжалось и долго после 1054.

Приход во власть восточной аристократии пролагает дорогу к руководству Церковью для восточного духовенства, тем более что столичный клир в оппозиции. И это самое восточное духовенство готово и може успеть урегиулировать отношения с Западом.

2) Главное препятствие — "папский суперматизм" — в этом мире не возникает. Почитал я тут Герговиуса, "История Рима в средние века".... Без военной силы норманнов, которых Маниак вот-вот снесет с лица земли, римская аристократия придушит Гильдебранда и не поморщится. Его реформы не будет. И не смотря на клюнийскую оппозицию, модель германского цезарепапизма может прожить еще полвека. Потом, когда итальянские города начнут бунтовать против немцев — папство может присоединится, но поддержки ему придется искать именно у Византии.

georg пишет:

Потом, когда итальянские города начнут бунтовать против немцев — папство может присоединится, но поддержки ему придется искать именно у Византии.

Остается вопрос подчинения церквей на юге Италии...

Вал пишет:

Остается вопрос подчинения церквей на юге Италии...

Так ведь латинские епархии в Апулии и в РИ находились под папской юрисдикцией. Это Кирулларий начал претендовать на них, но Мономах, назначив Аргира катепаном Италии, ЕМНИП дал согласие на сохранение статус-кво. Греческие же епархии Калабрии и Отранто неважны — по крайней мере эти земли прнадлежат Византии со времен Юстиниана, и при прежних папах вопрос не вставал.

Вот когда Маниак отвоюет Сицилию — вопрос встанет вовсю. И тут будет зависеть от политических раскладов в Италии. Если Византия будет заинтересована в союзе с папой — вполне могут пойти на компромиссный вариант — Сицилия признается под папской юрисдикцией, епископы и митрополит избираются на месте клиром и мирянами, а папа просто присылает новоизбранному архиерею омофор.

После Даласина патриархом в утешение можно и Константина Мономаха сделать.

Александр пишет:

После Даласина патриархом в утешение можно и Константина Мономаха сделать.

Шутите? Патриарх в XI веке зело важная фигура, от него многое зависит. Вспомните какую роль сыграл Алексей Студиит в низвержении Калафата? А Кирулларий в РИ навязывал свою волю Константину Мономаху, сыграл решающую роль в низложении Михаила Стратиотика, и только Исаак Комнин справился с ним.

На этом месте желательно иметь человека, в котором можно быть уверенным. Следующим патриархом будет выдвиженец Петра Антиохийского, игумен с безупречной репутацией.

Обсуждение возможных в этом мире изменений в истории Руси на ФАИ приняло интересный оборот. Хотелось бы услышать мнение коллег здесь. Цитирую:

georg пишет:

По Тмутаракани — перспективно. В РИ Склир отравил Ростислава по собственной инициативе. В этом мире в Таврике не будет Склира — ни один Склир в Ромейской империи не будет занимать даже должность писаря. У них с Маниаком кровная вражда, которая дошла в былые времена даже до полномасштабной частной войны в Пафлагонии, где Маниак и Роман Склир владели латифундиями и имели вооруженные этерии. Склиру тогда пришлось бежать из своих владений, и тогда он натравил на Маниака императора Константина Мономаха через его любовницу — свою сестру Склирену.

Мало того, в РИ Византия во второй половине столетия проводила активную политику на Кавказе — анексия Анийского царства, захват Анакопсии в Абхазии, поддержка претендента на грузинский трон царевича Деметре. Здесь вектор экспансии развернут совершенно в иную сторону, и даже Армению оставили в покое.

ИМХО Ростислава Владимировича в этом мире никто не отравит. Мало того, у него есть все шансы прочно подчинить касогов и зихов, создав русско-черкесское царство, и основать династию — его потомки будут править не в Галиче, а наследственно в Тмутаракани.

georg пишет:

А вы в курсе, что стало с Тмутараканью в РИ, после того как Олег покинул ее? Были ли там после него русские князья — неветимо, но.. Арабский ученый XII в. ал-Идриси сообщает о том, что в 40-е и 50-е гг. XII столетия в "Матархе" правила черкесская династия; венгерский доминиканец Юлиан, проезжавший через Тмутаракань, утверждал, что она в 1237 году находилась в руках черкесского племени – зихов, или джихов — народности, населявшей черноморское побережье Кавказа до границ Абхазии. Причем княжество было неслабое — Идриси в середине XII в. описывал Матраху (Тмутаракань) как «вечный город, существующий с незапамятных времен, и неизвестно, кто его построил. Там есть виноградники и обработанные поля; его владыки очень сильны, мужественны, благоразумны и решительны. Их почитают за смелость и господство над соседями. Это большой город с множеством жителей, с процветающими областями; там имеются рынки и (устраиваются) ярмарки, на которые съезжаются люди из самых отдаленных соседних стран и ближайших округов».

Я так понимаю, что имено зихи в то время являлись главным этническим субстратом Тамани. На это указывает то, что Тмутаракань была резиденцией подчиненного Константинополю "Зихского" епископа — причем епархия Зихии основана еще при Фотии. Русскими были князья и часть городского населения. Княжество изначально было русско-адыгским — касоги составляют дружину Мстислава под Лиственом, о них же упоминается как о подвластных Мстиславу и Ростиславу племенах.

Логично, что когда Рюриковичи ушли — воскняжился кто-то из местной племенной знати.

Так что государство Ростислава отчевидно включит в себя земли адыгских племен, а город Ростиславль будет основан на месте Сочи.

georg пишет:

Коллега, идей много, и с ними я еще не определился. Так и роятся. В этом мире спектр последствий широко расходится.

Скажем к примеру один из вариантов — Святославичи бегут в Тмутаракань, Ростислав, на 1077 уже являющийся правителем сильного русско-адыгского государства, принимает их, и решает, плюнув на все правила лествицы, "поискать дедовского златого стола". Ведет на север мощную армию в союзе с половцами и выигрывает Нежатину Ниву. Дядюшки доблестно гибнут на поле брани. Все изгои получают свое — Ростислав Киев и Новгород, Святославичи Чернигов, Борис Вячеславич Смоленск, Давыд Игоревич Волынь.... а Мономаха отправляют с сильным войском отвоевывать наследство жены и освобождать угнетенных англосаксов.
(Это я шучу.)

georg пишет:

Ну, сей вариант кажется мне больно экзотическим. Да и у Радуги плагиатить не хочется.

Хотя Ростислав был без сомненья крут. И если бы он в этом мире выступил, и выиграл (что скорей всего) Нежатину Ниву — вся лествичная традиция престолонаследия оказалась бы враз поломанной наглым изгоем. И тогда — во избежание утверждения принципа "кто силен, тот и прав" пришлось бы срочно выдумывать что-нибудь новое. Для самого Ростислава принцип наследования по прямой конечно оптимален...

georg пишет:

Тут даже не ломка "расклада сил". Представте себе — Ростислав. Сын старшего сына Ярослава. Изгой, которого пихали по заштатным уделам. Который взбунтовался против закона и традиции, силой захватил себе княжение, и своим мечом создал государство.

Мечтает он подобно Мстиславу пойти на Русь поискать "златого стола" — хотя ни малейшего законного права на него не имеет? Несомненно да.

И вот в одночасье к нему прибывает целая толпа таких же изгоев — только молодых, Ростислав им всем, кроме разве что Романа, в отцы годится. Все они по праву и традиции лишены права на власть, но все без исключения готовы бороться, и попрать право и традицию. Терять им нечего.

Это ж может получится настоящая "революция изгоев". Которая приведет к полному слому лествичного права. У Ростислава, который конечно не раз думал "если бы мой отец не умер"...."а если бы право наследования шло по прямой, как в западных королевствах"... такой идеи не может не возникнуть. А юные изгнанники, у которых нет ничего, с готовностью присягнут Ростиславу. На условиях — Ростислав получает Киев и Новгород в наследное владение, вотчину и род, и за потомками Ростислава закрепляется великое княжение. Все остальные получают земли, которыми владели их отцы — так же в наследное владение и под верховной властью великого князя. Святославичи — Чернигов, Борис Вячеславич — Смоленск, Давыд Игоревич — Волынь.

Если результат — слом лествицы — игра стоит свеч?

Какие будут идеи?

georg пишет:

ИМХО Ростислава Владимировича в этом мире никто не отравит.

В принципе логично.

georg пишет:

Ну, сей вариант кажется мне больно экзотическим. Да и у Радуги плагиатить не хочется.

Хотя Ростислав был без сомненья крут. И если бы он в этом мире выступил, и выиграл (что скорей всего) Нежатину Ниву — вся лествичная традиция престолонаследия оказалась бы враз поломанной наглым изгоем. И тогда — во избежание утверждения принципа "кто силен, тот и прав" пришлось бы срочно выдумывать что-нибудь новое. Для самого Ростислава принцип наследования по прямой конечно оптимален...

Вы имеете ввиду, что Ростислав может попытаться захватить власть в Киеве?

Леший пишет:

Вы имеете ввиду, что Ростислав может попытаться захватить власть в Киеве?

Именно так. Победив при Нежатиной, сразу пойти на Киев.

georg пишет:

Именно так. Победив при Нежатиной, сразу пойти на Киев.

Тут, ПМСМ (сиречь ИМХО), все зависит от авторского произвола ибо как бы поступил реальный Ростислав предсказать точно невозможно. Он вполне может пойти на Киев, выиграть Нежатину Ниву и стать новым великим князем, сломав лествичную ситему наследования (ничего невероятного в этом не вижу). А может и остаться в Тмутаракани, строить "региональную сверхдержаву). В принципе, ПМСМ, первый вариант вполне реалистичен. Ростислав честолюбив, и вполне мог чувствовать себя обиженным (все же его отец был старшим сыном Ярослава и если бы не его ранняя смерть, то переспективы у Ростислава были бы покруче). И воспользовавшись случаем, вполне может попытаться исправить эту "несправедливость".

Ну , значит возникнет классическая европейская феодальная система с майоратом . Ростислав и его "изгои" всех князей со своих столов снесут . Хорошо , если Ростислав заставит своих сподвижников принести ему вассальную клятву верности на Св. Писании , в обмен на получение "изгоями" ленов . Примерно так-же как это делалось в европейских странах . Сами лены передаются по наследству старшим сыновьям "изгоев", при условии соблюдения ими вассальной присяги . Всё то взаимное разорение и поджигание которое творили князья при междуусобицах при таком повороте дел сильно сократиться ,и разорения крупных городов не будет . Русь будет явно сильнее чем в РИ . Кроме того и монголы имеют реальный шанс свернуть себе шею на Руси , столкнувшись уже не с отрядами отдельных княжеств ,а с общерусским войском .

Абрамий пишет:

Кроме того и монголы имеют реальный шанс свернуть себе шею на Руси , столкнувшись уже не с отрядами отдельных княжеств ,а с общерусским войском .

Это уже слишком далекая перспектива. Кроме того, общевенгерское, общечешское и т.д. войска успеха не достигли.

Леший пишет:

Он вполне может пойти на Киев, выиграть Нежатину Ниву и стать новым великим князем, сломав лествичную ситему наследования (ничего невероятного в этом не вижу). А может и остаться в Тмутаракани, строить "региональную сверхдержаву

Полностью согласен. Более того — одно в принципе не противоречит другому. Что мешает посадить Василько в Тмутаракани? Получающийся вариант лично мне очень симпатичен и кажется вполне реалистичным. Ростислав прекрасно знает как обстоят дела с наследованием в Европе. Хотя бы через мать и/или жену (по хорошему жена должна была ему плеш этим проесть Дочь короля надо думать хочет быть и женой короля ). Так что идея ему в голову просто не может не придти.

А у меня другой вопрос к автору по несколько более ранним годам.Как в связи с воцарением Георгия I изменится церковная политика Ярослава I.Будет ли поставлен на Святой Софии первый отечественный митрополит Илларион (что очевидно было следствием охлаждения отношений между странами в результате войны 1043 года.перед смертью Яросллава Константин Мономах с ним по каким-то причинам помирился и выдал дочь (не багрянородную) за сына.

По Тьмутаракани,Ростиславу-интересно,перекликается с моей темой-но раньше.Но если Ростислав победит-останутся дети побеждённых-Ярополк,Святополк,Владимир (Мономах) и Ростислав.Плюс Всеслав Волхв Полоцкий.Вариантов три располагаю по степени вероятности.

1.Дать им уделы-Ярополку-Туров,Святополку-Галичина (?),Владимиру-Переяславль,Ростиславу (Всеволодовичу)-Ростов.Насчёт последнего правда спорно,вроде сам Ростислав там княжил по смерти отца,может оставить себе.

Опасно,ибо это дети побеждённых захотят отомстить,объединятся.Но вроде лишать их уделов не по братски (а Рюриковичи ещё не настолько расплодились,все кузены)2.Изгои-тоже опасно (Ростислав сам таким был,знает-разбегутся в разные стороны,будут приводить врагов.Вариант-а)Полоцк.Всеслав Чародей (кстати по сведениям "Слова о полку Игореве-бывал в Тьмутаракани,что однако летописью не подтверждается,но возможна АИ-Всеслав правит в Тьмутаракани) их приютит,ему это тоже выгодно (возможно даже они "уступят ему права" на киевский престол,чтобы только он отмстил обидчикам.б)половцы-здесь становится туманна судьба самой Тьмутаракани,возможно Ростиславу Владимировичу придётся её им уступить).Вариант в-Европа-Венгрия отпадает,в Польше Болеслав свергнут Германом-не до этого,остаётся Богемия князь которой кстати в это время (1085) получает королевский титул.Русско-богемская война?

Так что по-любому новый виток усобицы и никакой стабильности.Многое зависит и от даты смерти АИ Ростислава (у него 3 сына).Впрочем и смерть реального Ростислава не была предопределена.Лучший вариант получается для него заняться созданием державы на Кавказе,один из его потомков женится на царице Тамаре и монголам,чтобы дойти до Руси надо преодолеть серьёзный барьер)

3.Физическое убийство (если победившие хотят быть новыми Святополками).Но зато все возможные угрозы снимает.

Александр пишет:

Но если Ростислав победит-останутся дети побеждённых-Ярополк,Святополк,Владимир (Мономах) и Ростислав.

Почему только дети? Если предположить, что в Нежатиной Ниве, как и в реале, погибнут Изяслав Ярославич и Борис Вячеславич, то остается Всеволод Ярославич. Он, скорее всего, сохраняет за собой и своим потомством, Переяславское княжество (+ Ростовская земля).

Ярополк Изяславич сохранит за собой Волыни, опираясь на которую (и своих польских союзников) будет пытаться позднее выбить Ростиславичей из Киева. При этом Олег (и Ольговичи) в этом конфликте будут на стороне Ростиславичей. ПМСМ, закончится тем, что Изяславичей окончательно выгонят с Руси.

ПМСМ, картина после Нежатиной Нивы будет примерно следущая:

Олег Святославич сядет в Черниговском княжестве, управление которым будет делить со своим братом Давыдом.

Ростислав Владимирович в Киеве, под властью которого находятся Турово-Пинское и Галицкое княжества. Святополк Изяславич бежит в Польшу. Его младший брат Ярополк удерживает за собой Волынь.

Поскольку главный претендент на Смоленское княжение Борис Вячеславич погиб в битве, то в Смоленске Ростислав ставит своего сына Володаря. Его старший сын отправлен в Новгород, а младший Василько "на хозяйстве" в Тмутаракани (правда он ещё несколько молод — род. предп. в 1067 году), но такую проблему в доме Рюриковичей давно решают благодаря институту "дядек".

Леший пишет:

Изяславичей окончательно выгонят с Руси.

Если их поддержит оставшийся в живых дядя Всеволод (он-то правда больше к Святославу тяготел),то вряд ли.

Александр пишет:

Как в связи с воцарением Георгия I изменится церковная политика Ярослава I.Будет ли поставлен на Святой Софии первый отечественный митрополит Илларион (что очевидно было следствием охлаждения отношений между странами в результате войны 1043 года

Скорее всего Иллариону не быть митрополитом. Что ничуть не помешает ему быть знаменитым проповедником.

Александр пишет:

Но если Ростислав победит-останутся дети побеждённых-Ярополк,Святополк,Владимир (Мономах) и Ростислав.

Вот по развитию событий после АИ-Нежатиной Нивы и хотелось бы поговорить.

Изъяславичи. Ярополк, судя по его личным качествам, несомненно оружия не сложит, и создаст изгоям "западный фронт". Будут военные действия между Ярополком и Давыдом Игоревичем на Волыни. В РИ Ярополк вроде был убит едва ли не своими людьми, причем в организации убийства обвиняли Давыда. Учитывая моральный облик сего князя (одна РИ-история с Василько чего стоит) — скорее всего так и было. Здесь у Ярополка те же люди, против него — тот же Давыд.... зело вероятно что и в этом мире Давыд не упустит случая, и Ярополк падет под ножами изменников.

Святополк. На момент Нежатиной был князем Великого Новгорода, но вроде был в то время в Киеве и участвовал в битве на Нежатиной (судя по "Слову о полку Игореве", которое упоминает, что именно Святополк привез в Киев тело павшего Изяслава). В силу своих личных качеств сей князь никогда не умел завоевывать популярность. Не любили его и в Новгороде — судя по тому сколь легко позднее в РИ Всеволод "свел" его с новгородского стола, заменив ребенком — своим внуком Мстиславом.

Ростислав несмоненно отправит "засланцев" в Новгород еще накануне вторжения, и как сын популярного в Новгороде покойного Владимира Ярославича, и сам практически "былинный богатырь" — имеет все шансы привлечь сердца. До Нежатиной новгородцы будут сидеть спокойно, но после явной победы Ростислава город скорее всего переметнется к нему. Святополку туда дороги нет. Он уйдет на запад, к брату. После же гибели Ярополка — если Ростислав предложит сохранить за ним тот же Туров (который в РИ дал ему Всеволод, выгнав из Новгорода) — вполне может покорится. Хотя — зависит от действий Всеволода.

Всеволод и его сын Мономах (младший, Ростислав, не в счет, он еще ребенок) — это главная проблема. Садится в осаду в Переяславле им нет никакого смысла. Очевидно будут уходить на север. Но в Смоленске вдруг узнают, что Новгород объявил себя за Ростислава. А рядом — Всеслав, который и отца и сына люто ненавидит — Мономах не столь давно разорял его земли, приведя с собой половцев.

И что с ними делать — не пойму. Если бы никого из Ярославичей не оставалось — изгои могли бы бесперпятсвенно навести на Руси свой порядок. Пока же Всеволод жив — он "живой закон" для многих и многих.

Колега Радуга в аналогичной ситуации "уморил" Всеволода "то ли от ран, то ли от нервного срыва" вскоре после Нежатиной, Мономах же попадает при Нежатиной в плен, и победители снаряжают его в Англию отвоевывать у Вильгельма наследие супруги. При таком ракладе и Переяславль вполне можно было оставить Ростиславу Всеволодовичу — все одно переяславцы до живота преданы дому Всеволода.

Но то у Радуги — там все сие входило в завязку развилки. А мне что делать с "пятиязычным чудом"?