«В жестких, террористических по своей сути, действиях властей – в условиях Гражданской войны и присущего ей крайнего ожесточения нет ничего необычного. Для любой из сторон. Вопрос в эффективности и возможности взять террор под контроль.

В целом можно сравнить жесткость (или жестокость) красной и белой власти при подавлении крестьянских восстаний – на двух вышеприведенных примерах.

Имеем – Енисейскую и Тамбовскую губернии. Численность первой на 1897-й год – 570 тыс. человек, допустим к 1920 году – около 700 тысяч. Численность Тамбовской губернии – 3,4 млн. человек, или в 5 раз больше.

В первой имеем количество только расстрелянных по приказам ген. Розанова около 10 тыс. человек, или 1,75% населения. Отметим, что это именно расстрелянные по приказам, без учета тех, кто проходил как погибшие в ходе боевых действий В Тамбовской губернии имеем 1,5 тысячи расстрелянных – взятых в плен повстанцев, заложников, дезертиров, расстрелянных за укрывательство и т.п. Я допускаю, что среди 11,8 тыс. повстанцев, убитых в боях – также имелись расстрелянные в горячке после боя, те кого не брали в плен (ожесточение с обеих сторон было действительно велико), «случайно» погибшие местные жители – но число их вряд ли велико. Потому что повстанцев в любом случае должно было погибнуть гораздо больше чем регулярных войск – вследствие лучшей технической оснащенности последних (в том числе артиллерия, бронетехника и авиация), лучшей в среднем по больнице выучке и организации, сколоченности боевых частей. Соответственно на 4 тыс. погибших в боях красноармейцев повстанцев в любом случае погибло скорее всего не менее 10 тыс. человек. И хотя за белых мы такие «случайные» потери не считаем – пусть в Тамбовской области погибло «случайных» плюсом к расстрелянным еще тысячи полторы – всего мы имеем 3 тыс. жертв именно террора. Или 0,09% от населения. Пусть будем считать – что в восстании активно участвовала треть губернии – соответственно доля жертв красного террора вырастет до 0,27%.

Это все без учета боевых потерь и с той и с другой стороны.

Сравнение ситуации по разоренным и сожженным крестьянским хозяйствам дает еще более печальную картинку. По Тамбову сейчас не помню точно, или в итоговом отчете Антонова-Овсеенко, или в докладе Тухачевского была цифра в 250 сожженных и разобранных изб за период действия приказов 130 и 171 – т.е. период наибольшей репрессивной активности красных войск. Но пусть даже будет 500 изб, или 600 – с 12 000 хозяйств, сожженных розановскими войсками это никак не сравнится – разница раз в 20. Я уж молчу о том, что аналогов «белым» сибирским докладам, навроде в такой-то волости сожжены все деревни, кроме домов , занятых под оккупационные войска – по Тамбову и близко нет. Я нашел только ЕМНИП два документа с показательным сожжением бандитских деревень. Я не исключаю, что их может быть и больше, но разве что еще 1-2 — и явно не наберется и одного десятка.

Один из пермских ЕМНИП историков как-то сказал, что красные победили потому, что были организованнее во всем, в том числе и в терроре. И я с этим утверждением соглашусь.

Если у белых террор де факто полностью вышел из под контроля, и нисколько не ограничивался в реальной жизни начальством – то это вело лишь к дальнейшему росту взаимного ожесточения сторон, население в Сибири видело бессмысленный и необъяснимый, неконтролируемый стихийный террор, оно не понимало – где его границы и как можно его избежать – и само в итоге отвечало тем же.

Красные же умело сочетали политику кнута и пряника – во всех документах того же Тухачевского сквозит стремление разделить активных повстанцев и основную крестьянскую массу, стремящуюся к спокойной жизни и уставшую от войны, лишить первых поддержки вторых. Все репрессивные мероприятия направлены с одной стороны на то, чтобы показать неизбежность и жесткость наказания, то, что советская власть контролирует ситуацию и врагов своих достает в любом случае, всегда и везде, ровно как и обеспечит поддержку своим сторонникам, и в то же время – как только крестьянин встает на сторону советской власти, он сразу же должен получить ее защиту.

Тамбовский крестьянин видел и понимал, что если он встает на сторону советской власти – он наказания избежит и получит ее защиту, и что наказание он получит только в противном случае – сибирский крестьянин не мог быть в этом уверенным (чего стоят казни поверивших в амнистию да и просто лояльных белой власти крестьян тем же Красильниковым). Сибирские крестьяне видели массовые и бессмысленные репрессии, тамбовские – относительно ограниченные и направленные конкретно против врагов соввласти. Исключение – заложники – но расстрелы заложников точно также прекращались как только крестьяне вставали на сторону красных и выдавали активных участников повстанческого движения. Именно отсюда все те «не делать невыполнимых угроз, но сделанные угрозы доводить до конца» и при этом же крайне строгие меры к мародерству и самоуправству со стороны красноармейцев, здесь же постоянное указание на необходимость привлечь на свою сторону основную массу крестьянства.

Красные в Тамбовской оказались жестокими, но умными. Белые в Сибири – просто жестокими, и не сумели ни остановить террор, ни определить его разумные границы. Интенсивность красного террора наверное была сопоставима с белым, но красный террор длился буквально 2 месяца с копейками (конец июля – начало августа) – за которые красные сумели усмирить восстание и прекратить дальнейшие жертвы, а белый – с весны 1919 года и до глубокой осени, до появления красных в Сибири, причем сопротивление органам власти в Белой Сибири только нарастало».