Статистика верующих

Пойташ пишет:

Только в Башкирии -1% буддистов.

А кто именно башкирские буддисты?

А кто именно башкирские буддисты?

ВЛАДИМИР 1% буддистов относится к русским, в основном жители Уфы и Стерлитамака, конретно по центру буддистов в Уфе — нет сведений.

В общем — очень пестрая картина.

Ув. банзай

То что Вы выложили — очень интересно, я слышал об язычниках, но на офицальных культурных сайтах Татарстана про язычников не говорят!!! Возможно, местная власть, язычников сливает в атеисты.

В общем — очень пестрая картина.

Такая картина наблюдается в основном — Башкортостане.

Пойташ пишет:

на офицальных культурных сайтах Татарстана про язычников не говорят!!!

есть упоминание о последователях тенгрианства, хотя официально оно как бы не одобряется, но в символике Татарстана используются тюркские тенгрианские мотивы. Ак Барс это вовсе не исламский символ.

Ак Барс это вовсе не исламский символ.

Вы правы, просто ислам в Татарстане — не только форма религиозного сознания, но и в значительной степени проявление самоидентификации национального сознания. Тезис "братья мусульмане" здесь на "Ура!" не пройдет, а будет восприниматься формально. Круг "братьев" для татар Татарстана(масло масленное) — это круг национальный, в том числе включ. и принадлежность к исламу как важный, но не единст. и не доминирующий признак.

Пойташ пишет:

Круг "братьев" для татар Татарстана(масло масленное) — это круг национальный, в том числе включ. и принадлежность к исламу как важный, но не единст. и не доминирующий признак.

там все очень интересно. Помню еще в школе у нас историк патетически заявлял " Я русский сын татарского народа"

В Казани все очень перемешалось, исламский ренессанс последних лет идет в основном от интеллегенции и за счет деревни. Горожане в основном индифферентны. Помню статью в газете московский татарин жалуется, что в Казани почти нет халяльных продуктов, а в татарском ресторане подают свинину. Вот такой ислам Да и пьют татары не меньше русских

а в татарском ресторане подают свинину. Вот такой ислам Да и пьют татары не меньше русских

У нас в Перми — та же картина.

Ув. банзай

Если Вас не затруднит посмотрите тему ВЛАДМИРА "Духовная гармонизация народов России".

Вероисповедание по этносоставу Башкортостан:

Русские

Православие — 30%

Мусульманство — 2%

Католицизм, протестантизм — менее 1%

Буддизм, индуизм, кришнаиты — менее 1%

Язычество – менее 1%

Атеисты – 65%

Татары

Православие – 10%

Мусульманство – 50%

Атеисты – 40%

Башкиры

Православие – 5%

Мусульманство — 65%

Язычество – 1%

Атеисты – 30%

Остальные народы

Православие — 20%

Мусульманство — 30%

Католицизм, протестантизм — менее 1%

Буддизм, индуизм, кришнаиты — менее 1%

Иудаизм — менее 1%

Язычество – менее 1%

Атеисты – 45%

Вероисповедание по этносоставу Татарстан:

Русские

Православие — 40%

Мусульманство — 10%

Атеисты – 50%

Татары

Православие – 10%

Мусульманство – 60%

Атеисты – 30%

Остальные народы

Православие — 30%

Мусульманство — 30%

Атеисты – 40%

Вероисповедание по этносоставу Мордовии:

Русские

Православие — 35%

Атеисты – 65%

Татары

Православие – 10%

Мусульманство – 40%

Атеисты – 50%

Мордва

Православие – 30%

Язычество – 20%

Атеисты – 50%

Остальные народы

Православие — 30%

Мусульманство — 5%

Язычество – 15%

Атеисты – 50%

Вероисповедание по этносоставу Марий Эл:

Русские

Православие — 35%

Атеисты – 65%

Татары

Православие – 5%

Мусульманство – 50%

Атеисты – 45%

Марийцы

Православие – 35%

Язычество – 15%

Атеисты – 50%

Остальные народы

Православие — 30%

Мусульманство — 30%

Атеисты – 40%

Вероисповедание по этносоставу Удмуртия:

Русские

Православие — 35%

Атеисты – 65%

Татары

Мусульманство – 40%

Атеисты – 60%

Удмурты

Православие – 30%

Мусульманство – 5%

Язычество – 20%

Атеисты – 45%

Остальные народы

Православие — 30%

Мусульманство — 10%

Язычество – 15%

Атеисты – 45%

Вероисповедание по этносоставу Чувашия:

Русские

Православие — 45%

Атеисты – 55%

Чуваши

Православие – 45%

Мусульманство – 10%

Язычество – 10%

Атеисты – 45%

Остальные народы

Православие — 20%

Мусульманство — 20%

Католицизм, протестантизм — 5%

Язычество – 10%

Атеисты – 45%

Пойташ пишет:

Татары... Православие – 10%

Крящены?

ВЛАДИМИР пишет:

Крящены?

Слишком много. По оценкам Института этнологии РАН кряшен в современной России насчитывается приблизительно 300 тысяч человек. Тут же в Башкирии, Татарстане, Мордовии и Марий Эл явно больше выходит.

Значит, в частном порядке — по всей видимости члены смешанных с православными семей.

Но вообще это все очень показательно. Обычно мы берем все "традиционно-мусульманские" этнические группы России — от татар до дидойцев, суммируем их (14-20 млн.) и откинув "небольшой процент атеистов и иноверных" — точнее даже округлив цифру, заявляем о количестве мусульман (хоть Гейдар Джемаль, хоть светское социологи, некритично воспринимающие тезисы о всеобщей и твердой религиозности "традиционно мусульманских" народов). На самом деле — мало того, что среди татар, башкир много атеистов, так еще и отмечается сохранение языческих верований в среде многих якобы априори мусульманских народов Северного Кавказа: адыгейцев, кабардинцев и даже осетин.

ВЛАДИМИР пишет:

тезисы о всеобщей и твердой религиозности "традиционно мусульманских" народов

Отрицание этого тезиса на основании научных данных и есть "оскорбление чувств верующих". Так что если вы до сих пор не знали, что такое "оскорбление чувств верующих", вот это оно и есть.

На этот счет я написал в "Религиях и осевом времени":

Первым гностиком вполне можно назвать Сократа с его демоном. Платон развил именно гностические стороны сократовского учения (интересен спор об Атлантиде Платона и Аристотеля: Аристотель прославился впервые тем, что ходил по Афинам и ругал на чем свет стоит платоновские выдумки – его знаменитая фраза: "Платон мне друг – но истина дороже!" именно об Атлантиде; не то чтобы Платон не понимал, что Атлантида – всецело его выдумка, но она отлично вписывалась в его концепцию объективного идеализма – иными словами, если мы в это верим, значит это существует; Аристотель же занял позицию критического рационализма, которую позднее называли воинствующим безбожием и удивлялись, как таких людей вообще земля носит – это и было научное мышление). Поэтому совершенно бесплодны попытки не только какого-то симбиоза между наукой и религией, но и сам диалог между ними невозможен, потому что они говорят на принципиально разных языках (в разных семантических системах). Религия утверждает, что достоверным может считаться все, что угодно, даже то, что 2+2=38, но для осознания этой достоверности необходимо просто поверить в это, причем поверить искренне и даже связать свою личную судьбу (козырь, который религия считает беспроигрышным!) с этой формулой. Наука на это отвечает: давайте проверим. Религия с негодованием возражает: нельзя проверять, надо верить! И никогда эти два меча (как в арабской пословице) не сойдутся в ножнах. Тезис религии о том, что наука, подобно религии, опирается в свою очередь на ряд известных аксиом, ложен. Во-первых, научные аксиомы давным-давно проверены в десятках экспериментов (ведь девиз науки: «Давай проверим»), а во-вторых, круг научных аксиом ограничен, в отличие от аксиом религиозных, которые распространяются порой даже на самые мелкие частности верований, причем, если богослов, к примеру, берется за «светскую» науку, он начинает мыслить в ее рамках религиозно – т.е. наивно принимать на веру любые гипотезы, не обращать внимания на явные противоречия концепций, метафизически оценивать изучаемые явления, некритично относиться к любым источникам, отождествлять желаемое и действительное, придавать научным фактам спасительно-аксиологический характер – точно так же, как он мыслил в рамках религии. В итоге, как и следовало ожидать, получается не научный труд, а часослов (примеры того, как духовные лица – Пристли или Дарвин – становились великими учеными, говорят как раз об обратном: они мыслили строго научно, а не догматически). Разумеется, догмат о том, что наука и научное мышление современности произошли из религии, неверен не только рационалистически, но и исторически – наука, как рационалистический способ познания реальной действительности (а вовсе не воображаемых духовных сущностей) появляется на базе натурфилософии древних греков, индийцев и китайцев, а вовсе не в Древнем Иране или Древнем Израиле. И если уж искать ее истоки, то они – в «язычестве». Научные знания Шумера и Древнего Египта следует отличать от рациональной науки античности, они всецело эмпирические – т.е. без методики обобщения. И лишь на следующем этапе религии древних персов и евреев окунулись в античную культуру и восприняли ее образ научного мышления (все сколько-нибудь образованные греки были утонченными интеллектуалами), который с грехом пополам синкретизировали со своим наследием. В итоге получилось то, что получилось. Иудаизм от столкновения этих двух миров вообще перешел в гностическую фазу.

Крящены?

по всей видимости члены смешанных с православными семей.

И то, и другое — верно! Доминирует — второе.

Самый романтический образ участи человека на земле предложили гностики. Только представьте: мы — последние искры истинного Божества в злом и порочном мире, где хозяйничает неумелый и самолюбивый Демиург. Верховный Бог, сжалившись над нами, послал своего Сына, чтобы указать путь прочь из прогнившего мира. Окружающее тем временем становится все хуже и хуже, каждая новая эра страшней предыдущей (от золотого века — к железному). Большинство современников тонет в повседневности, как в болотной жиже. А ты всепобеждающе стремишься к небесам, призывая на головы несовершенных ублюдков огненные стрелы всадников Апокалипсиса. Подобные идеи живучи не потому, что они опираются на какую-либо эзотерическую истину (как хотели бы представить дело Геннон, Джемаль и прочие их единомышленники), а потому, что отвечают самым низким страстям наших растерянных соплеменников. Мир органический, животный, природный погряз во зле, и задача отнюдь не жить в нем, не просветить его, а вырваться, вырваться, вырваться — любой ценой. На основании таких убеждений на наших глазах возникает особый слой людей — своего рода мистических, скорее "душевных" (дело именно в психологии), даже не "духовных", эмигрантов, желающих "спастись любой ценой", бежать "куда угодно, но прочь из этого мира", — как писал Бодлер.

Один мой приятель, талантливый и успешный журналист, наблюдая нынешний финансовый кризис, заявил — что человечество (и Россия, его непременная часть) нуждается в новой идеологии, — не национальной, не классовой, а эсхатологической. Провозглашая свою готовность заняться (с друзьями) созданием такой идеологии, он рассчитывает в тысячу первый раз наделить людей смыслом, однако на самом деле придумывает очередную постмодернистскую схему. Весь комизм ситуации в том, что в 20 веке мир, разумеется, ждал (так и не дождался) глобальной социальной альтернативы (типа коммунизма), но предыдущие девятнадцать веков он ждал (так и не дождался) Второго Пришествия. В начале 21 века можно сколько угодно говорить о грядущей катастрофе (глобальном потеплении и пр.) или преображении (коммунистических идеалах; впрочем, и о том и о другом вкупе), но все эти слова останутся цитатой, припевом поизносившейся песенки.

Неужели невозможно придумать ничего нового? Надежда существует, пусть она столь же стара, сколь стары страхи. Видеть другого, уважать себя в нем и его в себе. Не мы создаем Бога, это Он ежеминутно созидает нас по своему образу и подобию. Но описываем его мы, смертные и одинокие люди, поэтому и выглядит Он так похожим на нас. На нас, но только таких, какими бы мы сами хотели бы себя видеть.

В этом есть разнообразие, потому что каждая судьба уникальна, и, обращенный к вечности, человек теряет свою уязвимость. В этом есть смысл, потому что истина присутствует, но молчит, — за нее говорят люди, и верное понимание вырастает из их разноголосия. В этом есть победа, потому что, давая свою интерпретацию истины, каждый из нас одновременно намечает и собственный путь к ней.

Пойташ пишет:

Самый романтический образ участи человека на земле предложили гностики. Только представьте: мы — последние искры истинного Божества в злом и порочном мире, где хозяйничает неумелый и самолюбивый Демиург. Верховный Бог, сжалившись над нами, послал своего Сына, чтобы указать путь прочь из прогнившего мира. Окружающее тем временем становится все хуже и хуже, каждая новая эра страшней предыдущей (от золотого века — к железному). Большинство современников тонет в повседневности, как в болотной жиже. А ты всепобеждающе стремишься к небесам, призывая на головы несовершенных ублюдков огненные стрелы всадников Апокалипсиса.

Для того, чтобы быть гностиком, не обязательно быть Геноном или Джемалем, просто достаточно считать мир "злым и порочным", а также "прогнившим", повседневность — "болотной жижей", окружающих — "ублюдками". Мне никогда не принять (хотя я могу понять) эту логику, и дело даже не в том, что я никогда так не считал, но еще и потому, что большинство людей все-таки так не думают.

И в христианстве, к счастью для него, есть немало солнечных людей, которые довольны "божьим миром", не смотря ни на что. Вот хотя бы этот человек — http://news.mail.ru/society/2448599/

который имел все формальные причины ненавидеть мир.

А так — я считаю, что все, кто не любит мир, должны быть подвергнуты смертной казни, избавляющей их от столь нелюбимого.

я считаю, что все, кто не любит мир, должны быть подвергнуты смертной казни, избавляющей их от столь нелюбимого.

ВЛАДИМИР — жестокий, но справедливый!

Виктор Лютый пишет:

А вы не когда не задумывались, что иудаизм Моисея и тот иудаизм, который был во времена Христа — это разные вещи?

Вам виднее.

ВЛАДИМИР социологи говорят, что поколение меняется раз в пятнадцать — двадцать лет. Но, как кажется, здесь не стоит быть в плену цифр и демографических выкладок. Начиная со второй половины прошлого века, каждое десятилетие несет с собой новую атмосферу. А теперь, возможно, и эти сроки сжимаются, ибо модели компьютеров модернизируются быстрее, чем модели автомобилей, а расширяющееся виртуальное пространство действует на сознание сильней и определенней, нежели открытые границы...

Английский писатель Р.Олдингтон заметил, что свои лучшие мысли человек формулирует в шестнадцать лет, а потом на разные лады повторяет, варьирует, переиначивает их, сопрягая с чужими соображениями. Не будем обсуждать эту идею по существу. Возможно, природа и более гуманна к старшим. Но на формирование ценностей на мой взгляд, на образ одногодков, решительное влияние оказывает именно атмосфера ранней юности — ее идеи, ее нравы, ее авторитеты. Поэтому в России 1991 год становится решительным водоразделом — те, кому исполнилось шестнадцать или даже двадцать пять после крушения СССР выросли, почти не ощущая давления системы, — старая рухнула, новая была слишком слаба, — но зато испытали на себе все прелести смешения мифов и понятий.

Другие временные границы четко провести очень сложно. Здесь царствует субъективность, ибо порой кажется, что люди, которых разделяет десятилетие, принадлежат к одному поколению, а почти ровесники — к разным. И это понятно. Ценности выбирают, социальный опыт многообразен, и каждый волен разделить образ жизни старших или младших, учителей или учеников, хотя такой переход и сопряжен со многими потерями (прежде всего потерями социального статуса в среде "своих"). При всем при том хронологические пределы таинственным образом подталкивают общественные изменения — у каждого десятилетия свое лицо, у всякого столетия — свои радости и свои печали.

У меня из темы "Статистика верующих" начинает вырисовываться тема, рабочее название — "Пять поколений современной России", можно начать дискуссию если есть желание. Но хочу завершить логически наши предыдушие темы, прежде чем начать новую.

Пойташ пишет:

"Пять поколений современной России",

Прекрасно! Давно уже думал об этом.

Давно уже думал об этом.

ВЛАДИМИР основа у меня готова, на днях ещё заканчиваю тему "Современые праздники" (рабочее название). Могу вылажить на мыло, если есть желание.

Да давайте уж сюда — на всеобщее обозрение.

Хорошо все-таки что мы с Вами разбавили этот техноград. А то были сплошные ТТХ — танков, самолетов, кораблей и людей...

Выкладываю на суд коллег "Пять поколений современной России", жду от Вас уважаемые конструктивные замечания и пожелания.

В современной России живет и активно действует пять поколений. Конечно, они существуют не обособленно, разумеется, они постоянно пребывают в общении друг с другом, но языки их столь сильно разнятся, что порой это разговор глухонемых, где всяк сетует на непонятливость и глупость собеседника.

Самые старшие — те, чья юность пришлась на 50-е годы — люди 1930 — 45 годов рождения. "Дети ХХ съезда", они выросли в постоянном диалоге с Большой Системой и ее ценностями. Многие из них стали классическими шестидесятниками, с известным пристрастием к пафосу преобразований, диспутов, общественного служения. Вместе с тем в большинстве своем они приняли правила игры, предложенные их отцами, страх оставил только некоторых избранных, а временная спаянность и корпоративные связи объединяли их быть может даже сильнее, чем фронтовое братство — солдат Второй Мировой войны. Это было последнее поколение, боровшееся за ключевые позиции в советском обществе. Оно их завоевало, но слишком поздно, слишком дорогой ценой, и потому, в силу собственной сплоченности и в соответствии со своими идеалами, никого больше к ним не подпустило, став, таким образом, коллективным могильщиком Совка. Были среди них и люди, с удовольствием глядевшие на быт наших западных соседей, увлеченные европейским кино и европейской музыкой, но все это пока еще существовало где-то на втором плане, эмиграция казалась изгнанием и часто воспринималась сквозь призму порой ностальгического, порой хулигански издевательского патриотизма, — от "На Васильевский остров я приду умирать" у молодого Бродского — до "В общественном парижском туалете есть надписи на русском языке", — у зрелого Высоцкого.

1991 год шестидесятники встретили восторженно, но ожидали от него чего-то совершенно иного, того, что скудная реальность не могла даже предположить ввиду недостатка воображения. Ельцин был почти их президент, но выбрал в помощники себе людей помладше. Ему явно не хватило опыта кухонных посиделок.

В итоге ситуация разрешилась совсем не по их стандартам, и даже самые лучшие из них так и не вышли в безусловные эпические герои. А нашим шестидесятникам этого очень хотелось, они же мерили по себе костюмы Гражданской и Великой Отечественной, бездонных сталинских сроков и восторженной кубинской герильи. И ныне все они печальны — от Андрея Вознесенского до Сергея Ковалева и Михаила Горбачева.

Сменившие "шестидесятников" персонажи 1945 — 1955 годов рождения, чья молодость как раз пришлась на конец 60-х — 70-е, выглядят уже совершенно иначе. Их, наверное, с наибольшими основаниями можно назвать советским "потерянным поколением". В 70-е годы, когда они только начинали активную социальную жизнь, Система состарилась, и все соблазнительные места были заняты. К тому же семидесятники окончательно отвергли советские мифы и ценности, причем либо предпочли им западные, навязанные полуподпольной литературой и коротковолновыми радиостанциями типа "Голоса Америки" и "Би-би-си", либо укрылись за ширму иронии и ушли в тотальное отрицание (в личных судьбах одно смешивалось с другим во взрывоопасную смесь). Именно этому поколению более всего свойственно презрение к пафосу и уничижение восторга. Уставшие от лакировки и лжи времен их юности, они обратились к малой правде попоек и саморазрушения. При этом более или менее благополучно состоялись персонажи, имевшие конкретную техническую специальность, хотя докторов и кандидатов наук и тут было гораздо меньше, нежели в среде их старших товарищей. Куда солоней пришлось гуманитариям и людям искусства. Их культурные герои, преимущественно аутсайдеры предыдущей эпохи — от Вениамина Ерофеева до Людмилы Петрушевской (своими ровесниками семидесятники интересовались лишь в пределах малых групп) — проповедовали отчаянную дерзость вскрытия всех и всяческих подноготных, и после этих крутых хирургических операций во всей Вселенной, казалось, не оставалось живого места.

В среде семидесятников впервые слово "уехать" стало звучать как "облегчить бремя". Многие заметные представители этого поколения большую часть жизни провели вне России, но никакой ностальгии, столь свойственной их старшим товарищам, не описали. Можно сказать, что они были первыми русскими (не беря в пример большевиков, случай совершенно уникальный), часто ощущавшими свое русское происхождение лишь как балласт.

1991 год "семидесятники" восприняли как свою революцию, их лидеры нынче вполне на плаву во всех сферах социальной жизни — от бизнеса до искусства, но все, что они — и Пригов, и Чубайс — делают, скорей всего относится к сфере интерпретации, перепланировки и перепродажи. Вынужденные нонконформисты, всегда сокрушавшиеся о пределах своих возможностей, с невероятным трудом создают эти люди новые позитивные ценности и, добившись успеха, менее всего склонны им делиться.

Судьба поколения 80-х, — то есть людей, рожденных где-то между 1955-м и 1968 годом, — оказалась еще более сложной. Советский миф времен их ранней юности, добросовестно превращенный старшими товарищами в серию анекдотов, вовсе не давал возможности серьезного приятия Системы и мировоззрения "отцов" в целом. Здесь многие проводили юность с несколько циническим ощущением, что только с них все и начинается, что они умней, образованней и талантливей своих учителей. Из этой ситуации существовало несколько вариантов выхода: выраженная асоциальность (самые известные советские хиппи, панки и рокеры встретили на рубеже тысячелетий свое сорокалетие), альтернативный социальный, явно ориентированный на Запад, тип социализации, и, наконец, цинически конформистский путь: "Я, мол, профессионал, и делаю карьеру, когда надо — совру, когда не очень надо — смолчу". Это поколение впервые поголовно слушало рок-н-ролл и известную часть информации черпало из ТВ и видео. Между тем наши "восьмидесятники" — в отличие от своих американских сверстников, еще отнюдь не тв-чада. Вспомним, что советское телевидение было весьма специфическим источником информации, а коллективный просмотр иностранных фильмов долгое время подпадал под статью УК. Так что они пока еще читали книги, преимущественно восточные или западные. Среди их культурных героев сначала идут китайцы Лао Цзы и Ван Вэй, потом американцы Керуак и Сэллинджер, и только потом уже свои собственные Гребенщиков и Науменко. Чуть позже именно в этой среде популярной стала французская постмодернистская философия от Фуко до Бодрияра

1991-й год был для большинства "восьмидесятников", так же, как и для их старших товарищей — "нашей революцией". Однако в новую Систему легче встраиваются те, кто имел опыт взаимоотношений со Системой старой. Многие политики и политологи — от Гайдара до Павловского, бизнесмены, — от Мамута до Абрамовича, и деятели культуры, — от Макаревича до Пелевина принадлежат к этому поколению, и несут на своей деятельности отпечаток его сильных и слабых сторон.

Участь людей, родившихся где-то между 1968 и 1976 годом определил август 1991 — го. Они почти не работали, не жили взрослой жизнью в советское время, но вполне еще успели воспринять и переварить полумертвый миф Совка. Это первое откровенно не книжное поколение России. На время их взросления пришелся видео-бум, на время их молодости — эпоха гласности и расцвет электронных СМИ. Однако, когда им исполнилось 16, и даже когда им стукнуло 20, персонального компьютера на столе у большинства еще не было. Не существовало и интернета. Таким образом, не имея никакой отдушины, кроме вдруг ставшей свободной сферы социальных игр, эти ребята бросились в нее с единственной задачей — преуспеть. Большинству из них — бандитам, полубандитам и совершенно законопослушным гражданам, и доныне абсолютно невдомек, что помимо успеха на потребительском рынке есть какие-то иные ценности. Но от этого они нисколько не страдают, ибо никогда не открывали Камю и словосочетанию "экзистенциальная ситуация" предпочитают другое, не более удобопроизносимое — "маркетинговое исследование".

Больше всего российские двадцатипятилетние первой половины 90-х похожи на американских молодых городских профессионалов — яппи: с тем же удовольствием носят дорогие деловые костюмы и бахвалятся своим социальным статусом. Отличает их от яппи только одно — отсутствие серьезного образования. В кризисные 1991 — 95 -м им нужно было деньги зарабатывать, а не по библиотекам сидеть.

Самое молодое и хотя бы уже потому самое деятельное и перспективное нынешнее российское поколение — людей, рожденных между серединой 70 — х и серединой 80 — х годов, еще только входит в социальную жизнь. Его основополагающие черты проявятся позднее. Но уже сейчас можно говорить о некоторых особенностях.

Первое поколение ХХI века выросло в обнимку с персональным компьютером. Большинство знаний, — вне зависимости от школьных методик и оснащенности классов, — оно черпало из электронных источников информации, но не всегда при этом отбрасывало с остервенением книгу. Книга вернулась. Но в ходу теперь несколько иные жанры, так или иначе сопряженные с виртуальной реальностью — фентези, сценарии, романы-головоломки. У этих ребят все в порядке с фантазией, они почти уже вступили в сказку "нового средневековья". Они играют в ролевые игры и не исключено, что привнесут свои роли в жизнь "большого общества". Только не надо говорить, что все это свидетельства упадка, конца культуры. Является нечто новое, то есть хорошо забытое старое, Бердяев его предрекал, но конкретные обстоятельства представлял, разумеется, совершенно иначе.

Скорей всего нынешние двадцатилетние точно так же, как и их старшие братья и сестры, оденут костюмы, разучат социальные речевки, пойдут зарабатывать деньги. Вряд ли у них позиция аутсайдера будет так же популярна, как у семидесятников и восьмидесятников. Но опыт двадцати — тридцатилетней давности им по крайней мере интересен, они его знают и помнят, и свои чересчур важные дела они будут делать чуть менее всерьез. К тому же и хаос, кажется, кончился, и советская система, кажется, окончательно забыта. У нас уже во всей своей красе появилась западная Система — царство всеобщей страховки, кредита и законопослушания, структура, требующая уважения к частной собственности и к полиции. Она потребует своих защитников и своих бунтовщиков. И это будет новый вызов, предложенный всем ныне живущим российским поколениям.

Разумеется, возрастной срез весьма отдаленно соответствует задачам глубокого социального анализа. Да и конкретные живые персонажи совершенно не обязаны соответствовать общим характеристикам своего поколения. Однако пройдет пять лет, мы явимся на привычное место и застанем там уже совершенно иных людей. Они будут иначе разговаривать, иначе нас понимать, делать совершенно иные выводы из наших нестройных речей. "Новое поколение, — вздохнем мы. — Приходит род и уходит род. Не зря Моисей водил сорок лет свой народ по пустыне. Какие милые ребята! Они совсем не помнят, да и не должны помнить того, что когда-то случилось со всеми нами".

Изрядно!

Галковский (представитель поколения 1960 года) так ругал шестидесятников, что создавалось впечатление, что они его действительно серьезно обидели. Вытеснили. Обычная социальная конкуренция в наши дни отягощается банальной вещью — долгожительством. Если в Средние Века (да и позже — вплоть до XVIII века) предыдущие поколения к 50 годам вымирали самым естественным образом, освобождая место для своих потомков, то сейчас 50 лет — пик расцвета для среднего человека (особенно, если он успел преуспеть). И повторяется миф о Хроносе, пожирающем своих детей. И изменить здесь ничего нельзя, разве что уничтожить медицину и ее достижения.

Кстати, события в Чечне 1991-1996 можно рассматривать в плоскости гендерного измерения: восстание молодежи против "аксакалов".

события в Чечне 1991-1996 можно рассматривать в плоскости гендерного измерения: восстание молодежи против "аксакалов".

ВЛАДИМИР поясните: восстание чеченской или сев. кавказской молодежи? а может молодежи одного поколения против всех?

Прежде всего, чеченской. Вы же помните: наши властные структуры в 1994-1996 очень надеялись: договоримся со старейшинами, и они в два счета замирят Чечню, поскольку "испокон веков" на Кавказе "слушались старших". Известно, чем все эти надежды заканчивались. Метафизическое мышление всегда беспомощно. Подумать, что мы видим явный процесс этногенеза, вспышку пассионарности (почти по Гумилеву), ни "великий специалист по межнациональным отношениям" Старовойтова, ни ее единомышленники не желали. Еще бы! Гумилев — "красно-коричневый", не стоял на баррикадах Белого Дома (очень веское основание не доверять его теориям). И только в 1999-2000 наощупь нашли правильный подход.