«И не только трудно и опасно было, по мнению Кутузова, затевать новую войну с Наполеоном, но и вовсе это не нужно. Русский народ отстоял себя, победил непобедимого, добыл себе бессмертную славу. Зачем освобождать и усиливать этим англичан и немцев, соседей, а потому возможных опасных врагов в будущем?». Е.Тарле, «Нашествие Наполеона на Россию».
Откуда пошла эта легенда о нежелании Кутузова «затевать новую войну» и чуть ли не о готовности отдать «стоп-приказ» на границе? Основных источника два: представитель английской армии при главной квартире Вильсон и адмирал Шишков. Упоминают еще сообщение Воейкова о том, как Кутузов ответил Беннигсену после Тарутинского сражения, когда тот уговаривал его действовать активнее: "Мы никогда, голубчик мой, с тобою не согласимся: ты думаешь только о пользе Англии, а по мне, если этот остров сегодня пойдёт на дно моря, я не охну". Но Воейкову это рассказал сам Беннигсен.
То есть получается, что Кутузов откровенничает со своими сугубыми недоброжелателями (Вильсон, Беннигсен), а вот с близкими соратниками эту тему не поднимает. Не странно ли?
Что касается «Разговора Шишкова с Кутузовым о походе 1813 года», то «при анализе этого текста становится ясно, что убежденным сторонником остановить дальнейшее продвижение русской армии в Европу был как раз Шишков, а главнокомандующий лишь вяло соглашался с его доводами» (Безотосный). Ну да, как опытный царедворец Кутузов прекрасно умел говорить или по крайней мере «вяло соглашаться» с тем, что от него хотел услышать собеседник, в данном случае член госсовета Шишков.
Когда же Кутузов имеет дело с более-менее «проверенными» собеседниками, то картина несколько другая. Вот в марте 1813 года он получает письмо от друга и родственника Л.И.Голенищева-Кутузова, сомневающегося, как и Шишков, в необходимости Заграничного похода. 28 марта Кутузов отвечает: «Я согласен, что отдаление от границ отдаляет нас от подкреплений наших, но ежели бы мы остались за Вислою, тогда бы должны были вести войну, какую вели в 1807 году. С Пруссиею бы союзу не было, вся немецкая земля служила бы неприятелю людьми и всеми способами, в том числе и Австрия».
Писем же и записок Кутузова императору с предложением «не затевать новую войну с Наполеоном» никто до сих пор почему то не представил. Да, были разногласия между Кутузовым и Александром по оперативным вопросам. В декабре 1812-го фельмаршал считает нужным сделать остановку главными силами на Немане дабы армию «привести в желаемое состояние и с лучшими успехами действовать потом на неприятеля». Царь же полагает, что «настало время действовать не стесняясь обыкновенными правилами искусств, дабы воспользоваться с быстротой совершенным превосходством, нами приобретенным». У позиции Александра есть свои резоны — критически важно сдвинуть с места нерешительного прусского короля. Но даже в ситуации вынужденного простоя в начале февраля Кутузов пишет Витгенштейну: «Чтобы не оставить неприятеля в покое, нужно назначить большое число малых партий, которые, перейдя Одер, наносили бы ему страх... до самой Эльбы».
Все это чуть ли не копия стандарных разногласий в отношениях между Ставкой и командованием фронтами в Великой Отечественной: делать оперативную паузу или наступать без продыха. Но никто ведь не пишет, что советские генералы имели виды остановиться на границе СССР.
При этом речь о том. чтобы добить Наполеона "до смерти" поначалу не посещала умы не только «истинно русских людей», но и куда более «безродных космополитов». Вот одна из записок, поданная на высочайшее имя: «Война, возникшая между нами и Францией, не может быть рассматриваема как предприятие, начатое нами с намерением освободить Европу... Верно понятые интересы России, очевидно, требуют мира прочного и крепкого, после того как успехи ее против французских армий упрочили ее жизнь и независимость». Кто это? Шишков? Кутузов? Нет, это Нессельроде, то самое «немецкое проклятие российской внешней политики». По его прикидкам, вполне можно удовлетвориться ситуацией, когда Франция уйдет за Рейн и Шельду. Да вот беда — Наполеону, когда эти условия мира Наполеону вскоре будут предъявлены, он не подпишется. В итоге и пойдет война на добивание.
Сам Шишков признавал, что главным его мотивом его тогдашних сомнений было опасение, чтобы «Россия, жертвуя собою для других... не подверглась каким-либо новым злоключениям». Каковые опасения, признает адмирал, «последовавшие события опровергли». Действительно, после Вены-1815 в Европе рулил концерт держав, в котором Петербург имел очень солидный вес. Пожалуй, 1815-1852 гг. можно назвать пиком влияния императорской России в Европе. В срединной Европе её мнение вообще было решающим, (см. например, «Ольмюцкое унижение Пруссии»).
Неизвестно, сколько еще проработал бы отстроенный Александром механизм, но Николай Павлович его в последние пару лет своего царствования порушил собственными руками. А когда кинулись искать причину той ямы, в которой оказался пост-Крымская Россия, то среди прочего решили поревизовать итоги Заграничных походов. Ага, это не мы виноваты, это Александр не послушал Михайлу Илларионыча. А потом к вечно "гадящей англичанке" прибавилась угроза от некогда «освобожденной» Миттельейропы, и в юбилейном 1912 году великий князь Николай Михайлович в «Александре I» припечатал: «Будущее показало весьма скоро... что России последующие войны принесли мало пользы, а скорее даже вред».
Однако этого "весьма скоро" хватило на 40 лет — почти столько же, сколько СССР держал под собой Восточную Европу. Что ж, видимо, и Красную армию надо было останавливать на границе в 1944-м?
http://www.vif2ne.ru/nvk/forum/0/archive/2274/2274604.htm
"Don't talk to me about naval tradition. It's nothing but rum, sodomy, and the lash. " (с) W.L.S. Churchill