Петя почти затемно вернулся в пещеру. По его лицу Слава и остальные сразу поняли, что он ничего не нашел. За время его отсутствия Слава и Игорь наловили крупных чаек (может, это альбатросы) и зажарили трех из них, а также опять набрали под дождем яиц. Слава едва не сорвался со скользкой скалы, но Игорь спас его, и Слава даже испытывал угрызения совести – ведь он собирался так подло обмануть его с Мырзей. Дождь продолжал хлестать по скалам и деревьям.
--Нигде нет. Но он был! Был за день до того, как мы сюда ушли, -- Петя сел у костра и начал греть свои продрогшие конечности. Ксюша стала осторожно сушить собачью шкуру над огнем.
--Точно?
--Да… Значит, он пропал вчера или позавчера ночью.
--А может, -- Игорь подсел к нему, -- его кто-то сп…л?
--Ты думаешь? – Петя повернулся к нему и встретился взглядом еще и со Славой.
--Ну, вот ты – Мент – давай, призвание у тебя такое, -- Слава вышел на вчерашний боксерский ринг и осмотрел свое племя.
Игорь поморщился. А куда еще было идти ему после школы, как не в школу милиции? Он знал, что будет милиционером, подобно родителю, еще в младших классах. Одно время думал об адвокатуре, но нет, не нравилось ему это – каждый раз выходить из здания суда и говорить журналистам, что все судьи обкурились, а его подзащитный – невинный теленок, больной к тому же какой-нибудь неизлечимой болезнью, которая мигом проходила, стоило его освободить из КПЗ.
--Так, -- Игорь стал рядом с ним (а то еще кто-то выскочит из пещеры под шумок). – Народ! Все здесь? – он сделал эффектную паузу и продолжал. – Какая то… у меня слов нет… украла фотоаппарат. Это точно. Или просто, н…й, выбросил его. Мы не можем его найти…
--Значит, так, б…ь! – Слава моментально пришел в бешенство, глядя на испуганные лица в отсветах пламени очага. – Мы все равно найдем, кто сп…л, но если эта мразь не выйдет сейчас и не признается, я… я не знаю, что я с ней сделаю! Мы тут все на виду. Вещей мало. И этот… украл, как Ходорковский, мать его!.. (батя как-то раз популярно объяснил Славе суть дела ЮКОСа, когда они гуляли по байкальской тайге). В общем, считаю до трех… Если никто не выйдет, смотрите, п…ры!.. Раз… Два… Три…
«Мырзя» -- подумала в этот момент Вера. «Верка» -- подумала в тот же момент Мырзя. Но обе в следующий момент подумали: «А нахрена это ей?»
--Стой! – Вера подалась к нему. – Ты на кого думаешь?
--На кого думаю, сейчас узнаем. Сядь, Верка… Значит, никто не признается… Будем выяснять. Но учтите, теперь пощады не будет. Начнем с парней.
--Да, я тоже думаю, что сп…л парень, -- согласился Игорь.
Слава и Игорь смотрели на остальных. Пауза затягивалась. Мара спряталась за Вадика – хоть на что-то сгодился! У Маши опять зудела десна, и она полулежала на своей охапке травы (они с Веркой и присоединившейся к ним Мырзей нарвали еще, чтобы лежать было легче и высушили над огнем). Петя первым почувствовал невыносимость молчания:
--Ну, мне-то зачем красть у самого себя? Фотоаппарат-то мой. И вообще когда я что-то у кого-то крал? Или не давал, если просили?
--Да, нет, Петька. Все в порядке. На тебя я бы не подумал…
Действительно, Петя, хотя его родители отнюдь не были самыми богатыми, славился на весь класс щедростью. Когда ему давали карманные деньги, платил в «Макдональдсе» за всех, а однажды одолжил Витьке Римскому триста рублей на DVD-диск с каким-то японским анимэ, и забыл об этом. И Витька забыл.
--Фоток жаль, -- потупился Петя. – Там такие классные были. Еще с круиза. А диски у меня потонули.
--А вы то сами с Ментом? – КиШ испытывал отвратительное чувство, когда его обвиняют в том, чего он не делал, а он не может доказать свою невиновность.
--Мы..., -- Слава не знал, как это сформулировать. – А нам это нахрена?
--А мне? Ты докажи, что это я сп…л, а не выпытывай. Я с Ботаном никогда не п…я, на фотках нормально получился… только вот футболка с КиШем ни к черту…
--А может, это какая-то баба сделала, которая там х…о получилась? – предположил Игорь.
--Хм… Запомним, но лично я сомневаюсь. Попросила бы просто стереть…
--Хэ! А другие бы попросили не стирать!
--Хм… Запомним, но сначала разберемся с парнями, -- Слава сел на камень, который он специально притащил себе с пляжа под Птичьими Скалами. – У меня есть подозрение на две дерьмовые личности… Но ладно. Петька, спроси у Эндрю насчет этого дела.
Петя повернулся к Эндрю, который что-то уже понимал – больше по лицам, чем по устам присутствующих:
--Эндрю, самбади столен… хэз столен дзе камера. Ю ду нот нау ху?
--Не «столен», а «стоулэн», -- поправила Юда.
--Ноу, ай ду нот нау, бат ай со дзе камера ин де монин оф дзе дэй, вэн ви сэнд хиа, вэн ю фо тугэда олрэди эвэй хеа.
Юда быстро и правильно перевела на русский.
--Отлично, -- Слава уже потирал руки, – одна дерьмовая личность отпадает, если конечно он не врет.
И Слава совершенно неожиданно кинулся на Диму и прижал его за горло к гладкой стене белого цвета, у которой тот стоял:
--Колись, дерьмо! Это ты?
Дима с неожиданной силой отчаянья и упрямства высвободился и отскочил к огню:
--Да, это я сделал! Я разбил его и выкинул в море! Да! Потому что вы все сволочи!
Первое желание Славы было кинуться на этого маленького паршивца и п…ь, п…ь, п…ь, пока тот не свалится замертво. Но он подавил это желание. С некоторых пор Слава стал мыслить как государственный человек. В его подчинении (о чем бы там они не договаривались с Игорем и Петькой, но он продолжал считать себя главным) было тринадцать детей, и он не мог терять авторитет. Он долго изучал Диму: мелкий, противный, тупой, трусливый (если б не Петька тогда, загрызла б его собака – у нее клыки какие были!), чмошный, и если Валька ему не дает, кто виноват, кроме него?
--Нет, какая б…ь! Я еще такой не видел, -- Слава отступил к Игорю и положил ему руку на плечо. – Мы с Игорехой, Ментом, друг друга будем еще сто раз п…ь, но он мне такого не сделает, и я ему, -- от волнения у Славы в глазах блеснула влага. – А он… Так подставить… здесь… Вот что я думаю: пшел вон! И что б я тебя больше не видел. Никогда, б…ь! Иди топись… А мы его еще спасали…
Дима, с ненавистью глядя на Славу, стал бочком выходить из пещеры, но Слава улучил момент и дал ему здоровенный пинок. Дима почти вылетел наружу, вскочил и убежал. Дождь усиливался. Опять сверкали молнии.
--А может, это он так сказал – набрехал, чтобы нас позлить? – Петя обнял и прижал к себе подошедшую Ксюшу (у нее нервное напряжение всегда приводило в его объятья).
--А мне н…ь! – Слава сел на камень и поглядел на всех злым взглядом. – Я сразу на него почему-то подумал. Х/з почему, не знаю, но было такое… Извини, Вадька, подумал еще на тебя…
Вадик рассмеялся немного истерическим смешком (сказывалось нервное напряжение) и развел руками. А Слава подошел к Эндрю, хлопнул его по плечу и стал вспоминать английский язык:
--Эндрю,.. гуд фэллоу! Ю май фрэнд, ай эм – твой фрэнд. Но не бойфрэнд! Не подумай. Ха-ха-ха!!!
--Все равно, жаль фотик, -- Петя взял отложенную для него порцию жесткого мяса альбатроса, но аппетита у него не было.
Засыпая в тот день, Слава прикинул, что Мырзя ему и в правду не нужна. И даже не потому, что иначе он подставит Игоря. Хотя… Если они поссорятся… И у него возник новый хитроумный план: перессорить Игоря и Мырзю, отдать Игорю Валю (раз она формально освободилась от этого п…а), а Мырзя… Мммммммммм!!
Петя на своем ложе гладил Ксюшу и сочинял, хотя на душе было препротивно, очередную запись в Летописи: «На Сорок Седьмой День (или на Сорок Восьмой? Или на Сорок Девятый День) обнаружилось, что Дима украл и разбил фотоаппарат, и все фотки пропали. Зачем он это сделал? Мы ему ничего плохого не делали. И его прогнали. Насовсем».
Пете приснился ужасный сон: будто он идет по широкой улице, но пройти трудно, так как вокруг множество людей, и все они гораздо старше его, более того – почти все они старики: шатающиеся походки, отвратительные морщинистые лица, уже не выражающие ничего, просто ничего. Не волосы, а чахлые заросли на головах совершенно неопределенного цвета, длинные уродливые носы, уродливые профили, кашель вокруг. Их голоса отдавались в затылке, будто в пустой большой комнате топаешь ногой. Он попытался растолкать идущих черепашьим шагом, но не тут то было: они не пропускали его. И Петя обнаружил, что он единственный молодой человек на всем пространстве, которое он озирает поверх голов. Но это замечают и окружающие. И начинают цепляться за него. Он почти бежит в толпе, бешено расталкивая всех, но улица все не кончалась. Было лето, и спертый воздух дрожал вверху со звуком, похожим на гудение подстанции. Но на столбах замерзла вода отвратительными соплеобразными сосульками. И тогда сверху со звуком бреющего полета стали падать красные метеоры, которые врывались в толпу и разрежали ее…
Петя проснулся. Пошевелился. Как болезнь вернулась удушливая мысль о пропавшем фотоаппарате. Дождь шумел где-то выше головы. Слышался где-то шепот Маши и КиШа: они что-то громко обсуждали, но что именно, Петя не мог расслышать. Петя сначала подумал, не прибежит ли сюда из джунглей какой-нибудь зверь, но тут же успокоил свой, было взвинтившийся мозг мыслью, что никаких зверей на острове нет. Повернулся к Ксюше: ее спящее личико красиво освещалось последними отблесками очага – ну разве можно не любить такую девочку?! Петя удобнее устроился на боку и заснул.