Если бы не Витте ¶
Подписание японо-китайского мирного договора было назначено на 8/20 апреля 1895 г., мирные условия стали известны в Петербурге в середине марта и, при невыясненности позиций Франции и Германии, совсем определилась позиция Англии. С самого начала поведя двусмысленную игру закулисного подстрекательства то одной, то другой стороны, английская буржуазия теперь открыто в своей прессе приветствовала возможность противопоставить России сильную Японию и, разумеется, отклонила русское предложение о вмешательстве в ход японо-китайских переговоров.{43} И вот 25 марта князь Лобанов (министр иностранных дел) так поставил вопрос перед Николаем: надо выбирать между Китаем и Японией как возможными союзниками России в будущем, и «если настоящее наше положение на Дальнем Востоке нас удовлетворяет», и если Россия там не будет вести активной политики, то слабый Китай будет лучшим ее союзником. Но если Россия будет искать удовлетворения своих «насущных потребностей» на Дальнем Востоке посредством «наступательных действий», то необходимо соглашение с Японией. Таких «насущных потребностей» Лобанов указал две: 1) приобретение незамерзающего порта в Тихом океане и 2) присоединение части северной Маньчжурии, необходимой [32] для более удобного проведения Сибирской ж. д., — но «у Китая нет порта, который мог бы быть уступлен России», а части Маньчжурии он добровольно не отдаст. Иными словами, Лобанов предлагал отступить перед агрессором и приступить к дележу Китая совместно с Японией на основе полюбовного соглашения. И Николай согласился не требовать изменения японских мирных условий и высказался за приобретение (по соглашению с Японией) незамерзающего порта на юго-востоке Кореи, который соединялся бы с русской территорией «полосой земли».{44}
Но в ближайшие затем дни положение круто изменилось. Германия, стремясь заручиться русской поддержкой в намеченном ею захвате какого-либо «опорного» пункта в Китае, заявила о своей готовности присоединиться к любому шагу, который Россия сочла бы нужным сделать, чтобы заставить Японию уйти из Маньчжурии. Франция же вызвалась «сообразовать свои действия с нашими». При этих новых данных вопрос о дальнейшем образе действий России перешел (30 марта) на обсуждение Особого совещания царских министров. Решительным противником соглашения с Японией и уступки ей южной Маньчжурии выступил Витте, представлявший буржуазную тенденцию в русском правительстве и искавший развязать и использовать теперь капиталистическую стихию на службе самодержавию, в частности на международной арене империализма на Дальнем Востока.
Он заявил, что настоящая война направлена прямо против России, что «если мы теперь допустим японцев в Маньчжурию, то для охраны наших владений и Сибирской ж. д. потребуются сотни тысяч войск и значительное увеличение нашего флота, так как рано или поздно мы неизбежно придем в столкновение с японцами», — и потребовал предъявления Японии ультиматума об очищении южной Маньчжурии, так как «нам выгоднее решиться на войну теперь, [33] ибо иначе России придется в будущем нести гораздо большие жертвы».
Понятно, что такое убеждение в неизбежности, в будущем, столкновения с Японией делало для Витте неубедительным возражение (в. кн. Алексея Александровича, легендарного по части растрат и взяток, шефа морского ведомства), — что на этом пути Россия наживает себе «вечного врага» и заставляет японцев «силою обстоятельств быть заодно с англичанами». Для Витте вечного врага из японцев делал самый факт постройки дороги к Владивостоку. И в совещании министров Витте настоял на своем, пригрозив, что, «в случае неудачного решения этого вопроса, мы рискуем потерять все, что с таким трудом сделано для упорядочения наших финансов». Но стоило спустя каких-нибудь два дня французскому послу намекнуть на возможное ведь в таком случае и выступление Англии в защиту Японии, — и Николай (вопреки решению особого совещания) еще раз подтвердил, что он против изгнания японцев из Маньчжурии, ради приобретения теперь же незамерзающего порта в Корее. Потребовался личный нажим Витте на царя, чтобы тот, наконец, согласился свернуть с корейского курса на курс маньчжурский и пригрозить Японии войной с соединенными силами русско-франко-германской коалиции.{45}
Если бы при этом в расчет Витте входило во что бы то ни стало открыть теперь военные действия против Японии и довести дело до такого положения, которое вывело бы ее из игры на все время постройки дороги — это одно. Но расчет строился на то, что до войны-то дело как раз и не дойдет, а Япония откажется от занятия маньчжурской прибрежной полосы — и только. Так оно и случилось, и этот претерпевший жестокое дипломатическое поражение «вечный враг» остался при полной возможности на завтра же пустить в ход свою бешеную программу вооружений против России на колоссальную [34] (для японского бюджета) сумму не менее 500 млн иен, так называемую post-bellum programme («послевоенная программа»), принятую японским парламентом в декабре 1895 г. с расчетом выполнить ее к 1902 г.{46}
Но и останься тогда Япония при своем маньчжурском захвате, — львиная доля китайской контрибуции, легшей в основу этой программы, была бы вложена немедля в такую железнодорожно-строительную программу на маньчжурско-корейской территории, которая обеспечила бы Японии непрерывное сообщение от Фузана на юге Кореи до самого Пекина и поставила бы японскую «монополию военной силы» в Китае вне конкуренции всех прочих империалистов. Об этом плане проскочили сведения в китайскую прессу накануне подписания первоначальной редакции Симоносекского договора.{47}
Такова была крупная веха, от которой и пошел уже сплошной, хоть и извилистый, путь подготовки к русско-японской войне. Теперь Япония сосредоточила все свои усилия на практическом осуществлении упомянутой post-bellum programme.
http://militera.lib.ru/research/romanov_ba/01.html
Развилка: Лобанов был настойчевее или Витте был в отъезде/приболел/был менее убедителен или у французов с немцами тёрки не вовремя вышли или Англия слишком определённо в пользу Японии высказалась.
В связи с чем Россия договаривается с Японией, мирно достраивает Транссиб и соревнуется с японцами в освоении китайского рынка (потому что остальным европейцам в таком раскладе ничего особо не светит).
