Специфика альтисторических сценариев 1900-1950 гг.

После некоторых раздумий и общей занятости решил жить на два стола: на тпрежнем и на новом сайте. Надеюсь, никто не осудит. Да, да, заражен толерантностью. Лечиться надо... Ладно. Мои очередные теоретические мысли:

Если посчитать удельный вес альтисторических сценариев на форуме, то значительная часть (если не половина) относится к периоду «индустриального общества» — т.е. приблизительно к 1900-1950 годам. Законы развития для этого периода едины и даже универсальны для всех народов: это количественные соотношения производственных мощностей, производимого ими вала продукции и ее качественных характеристик, позволяющих если не победить в войне, то хотя бы выиграть одну-две битвы, пока противник не догонит. Уровень развития производительных сил в свою очередь определяется доступом к источникам стратегического сырья, ибо самый супердемократический и «гуманистический» режим стоит ровно столько, сколько стоят его запасы нефти (и проч.), а равно определяется степенью национальной решимости в борьбе за обладание этими источниками и прочими стратегическими позициями (в т.ч. имеющими «символическое» значение: историческими землями и т.д.) Когда думаешь об этом процессе, невольно вспоминаются слова ремарковского Ризенфельда о «резиновой совести» и «чугунных локтях». Вообще, кто-нибудь из читающих эти строки верит ли в «возвышенные» цели хотя бы одного из правительств индустриальных стран (я вовсе не хочу сказать, что правительства неиндустриальных эпох «нравственнее», но быть может у них есть больше оснований для добросовестного заблуждения)? Что хотя бы одна страна вступала хотя бы в одну войну исключительно из бескорыстия и во имя каких-то там отвлеченных идей? Такое могла себе позволить одна лишь Дания, да и то она практически в этот период ни с кем не воевала (кроме Норвегии, да и то не за «идею человечества», а за контроль над Гренландией). Идеологическое обоснование вышеупомянутых конфликтов – особая тема, но, кстати… а ведь ни один режим из боровшихся за место под солнцем в 1900-1950 гг. нельзя однозначно закрасить лишь одним цветом – все правительства, какие бы решения ими не принимались, стремились действовать во благо подвластного населения (как бы замысловато ими не представлялось это «благо», и через какие бы «пустыни» они не пытались перевести возглавляемую нацию). Т.з. что в истории действуют «хорошие» и «плохие» нации, а тем более, что одна нация – «хорошая», а все другие – «плохие», годится разве что для военных агиток (и то – для полуграмотного простонародья), а на уровне исторической науки (даже времен Геродота и Фукидида) есть в лучшем случае идиотизм, а в худшем – еще более худшее. Нет и не было такого политического режима, который ставил бы перед собой «отрицательно-онтологические» цели, то, что воспринимается как таковые – всего лишь средства достижения «положительно-онтологических» целей – обеспечения населения всем необходимым и его защита от враждебных сил. Этот порядок мыслей един для Москвы, Лондона, Берлина, Токио, Рима, Парижа, Вашингтона и прочих городов. Ведь и Наполеон искренне желал для европейских народов прогресса и процветания и даже свободу печати мог допустить, но, разумеется, под своим личным скипетром и без малейшей надежды на отделение от этого наполеоновского Общеевропейского Дома, а «варварам» в степях и лесах вокруг Римской империи процветание ее 80000000 граждан и даже неграждан обошлось слишком дорого, хотя формально раскопки показывают рост уровня материальной культуры ее соседей (подобно тому, как эра европейской работорговли в Тропической Африке археологически обозначена увеличением количества находок стеклянных бус и перочинных ножиков). А раз мы не признаем превосходства ни одного народа над другими ни в расовом, ни в религиозном, ни в иных отношениях, приходится признать, что все они в равной степени заслуживают процветания и побед.

Вот только не всем везет.  К 1900 году «участники регаты» были в разных стартовых условиях, причем крайне трудно установить какие-либо общие закономерности, типа «последние стали первыми», «вызов отставания стимулировал ответ».  В XIX веке и Испания, и Германия были в хвосте технологического развития, однако, дальнейшие их судьбы резко отличны.  Япония бросила вызов великим державам, Китай даже не помышлял об этом, хотя потенциально имел больше ресурсов.  Великобритания имела едва ли не контрольный пакет акций в этот период, но под конец его лишилась почти всего, США лишь усиливали свою роль.  В общем, как и в случае любимой поговорки известного некогда политкомментатора: «Большая война – это большая нефть», единого критерия нет, и для создания правильного представления о геополитических процессах первой половины ХХ века необходимо учитывать минимум полтора десятка критериев.  Если около 1900 года мы видим множество «империалистических хищников» разного размера и степени «голодности», которые уже почти разделили весь остальной мир на колонии и сферы влияния, но пока что относительно мирно уживались в Европе.  Во главе всех великих держав (не исключая и России) стояли просвещенные либералы, выступавшие за дальнейшее прогрессивное развитие своих стран, к тому же они не верили в возможность сколько-нибудь масштабного военного конфликта на территории цивилизованной Европе.  Многочисленным договорам «страховки и перестраховки», которые заключались в последние десятилетия XIX века, придавалось значение скорее дипломатическое, нежели военное.  Представлялось, что вероятность попытки нарушения какой-либо державой сложившегося европейского равновесия ничтожно мала.  В этой ситуации состав будущих противоборствующих коалиций отнюдь не был предопределен (с т.з. авторов фантастических романов того времени о будущем, лишь франко-германский конфликт представлялся неизбежным, остальные линии напряженности – русско-германская, русско-австрийская, итало-французская и кстати, англо-французская – не представлялись фатально ведущими к вооруженному конфликту, тем более на европейской земле).  Таким образом, все альтернативы с иной группировкой держав в первой мировой войне вполне обоснованы: например, позиция Италии вполне могла быть и антиантантовской.  То же самое относится к Румынии и Греции, где правили германские династии.  Поскольку ни одна страна в 1914-1918 не понесла решительного поражения на поле боя, но все побежденные понесли поражение в результате выхода внутриполитической ситуации из под контроля правительств, вполне вероятно предположить и альтернативное развитие событий: революции 1917 года не только в России, но и во Франции, а возможно и в Италии.  Личный фактор во флуктуациях исторического процесса лучше всего проявился в позиции Троцкого на переговорах в Брест-Литовске (его отсутствие там в тот момент могло в корне изменить историю первых лет советской власти).  В случае победы Центральных держав вполне естественно сохранение их политических режимов (в Германии – вне всякого сомнения; просто антантовский читатель уже доброе столетие кормится слухами о «реакционности» и прочих грехах германской политической системы начала ХХ века, однако, в реальности германская политическая система не была менее «демократична», чем ей современные системы Италии или Великобритании, а в плане эффективности немецкая бюрократия превосходила английскую, а тем более итальянскую), зато политические режимы их противников (в первую очередь Франции) обречены.  Остается дискуссионным вопрос о судьбе русской монархии в случае быстрой победы Германии в 1914 (поскольку в 1918 многие российские монархисты и антимонархисты всерьез верили, что Германия стремится реставрировать монархический строй в России, позже появилась альтернатива: Вильгельм – спаситель Николая II); впрочем, на мой взгляд, это очень маловероятно: ни Гитлер, ни Вильгельм не нуждались в сильной России, пусть даже союзной Германии.  Побежденные Франция и Италия надолго становятся ареной классовых битв, не меньшей интенсивности, чем события 1917-1920 в России.  Во французском случае вероятен даже распад ее колониальной системы в случае прихода к власти достаточно левого правительства.  Победа Германии совершенно перекраивает дальнейшего историю Ближнего Востока: вместо англо-французского раздела мелких арабских эмиратов и джамахирий сохраняется Османская империя в границах 1914 года, а при полной победе Германии ее владения простираются на весь Аравийский полуостров.  Младотурки упрочивают свои позиции и консолидируют общество вокруг идеи умеренного и германоориентированного этатизма.  В гражданской войне в России они более активно (и как знать? может быть, даже небезуспешно) поддерживают движения тюркских народов.  Рядом с этой Великой Турцией существует Египетский султанат – протекторат Германии.  Интересна судьба СССР в Мире Победившего Кайзера.  Допустим, Италия и Румыния перешли на сторону Германии, во Франции в мае 1917 вспыхнула революция, и она капитулировала, а Великобритания после оккупации германскими войсками всей континентальной Европы и Ближнего Востока вынуждена пойти на довольно таки позорный мир к концу 1918.  Брестский мир в этих условиях неизбежен в те же сроки, но я не вижу ничего, что могло бы заставить Троцкого усомниться в его концепции революционной войны в ожидании перманентного революционного взрыва в Центральной Европе.  Значит, к лету 1918 года получаем прогерманские режимы в Финляндии, Прибалтике, Польше, Белоруссии, на Украине и в Грузии.  Судьба Баку будет уже зависеть от исхода англо-германского противостояния в регионе в 1918 году, но обе стороны заинтересованы в отторжении Азербайджана от России.  Для Германии приемлемым был бы вариант с протурецким пантюркистским режимом в Баку и германскими концессиями в нефтяном секторе.  Временный мир с Германией оказался для Ленина длительной перспективой, и пришлось строить социализм на том участке земной поверхности, который остался в его распоряжении: без Донбасса и Баку.  Но нет худа без добра: в условиях стабильной западной границы с Германией и ее сателлитами единственным серьезным противником советской власти будет англосубсидируемый Колчак, а с ним справятся в первые месяцы 1919 года.  Получается «большая РСФСР», отрезанная от бакинской нефти и украинского продовольствия и угля.  Это, естественно стимулирует освоение поволжской нефти и казахской целины еще в 20-х гг.  Естественно, эта красная Россия будет обязательным участником любой антигерманской коалиции в преддверье второй мировой войны, а русская эмиграция на 90% окажется за германским лимесом, что предопределит ее политические и прочие симпатии (к тому же борьба с большевизмом, не выезжая из Киева или Минска, — совсем не то, что борьба с ним же из Парижа или Берлина).  Лавируя между «двумя лагерями империалистической буржуазии», Советская Россия попытается выжить и расширить свою сферу влияния за счет Германского сектора. Прибалтика, Белоруссия и Украина (в меньшей степени Грузия и Финляндия) остаются задворками Второго Рейха, хотя режим будет куда мягче начала 40-х (см. альтернативно-фэнтезийный рассказ Г.С.Злотина «Волчья доля»:

«Вольф Вукович Люпин, известный во всей Европе настройщик роялей и композитор-любитель, прибыл в город пятичасовым поездом. С годами у него выработалась привычка крепко спать в пути: как и все хищники, по-настоящему он оживлялся только к вечеру. У дальних родственников его покойной жены, происходившей из местной ветви Остен-Сакенов, был старинный "C.Bechstein", который, как явствовало из недавно полученного письма, нуждался в его заботливом вниманьи. До мызы было совсем рукой подать, но пускаться в путь на ночь глядя было негоже. Люпин прописался в единственной городской гостинице, оставил в номере саквояж и отправился осматривать провинциальные достопримечательности.

Уже в летах, Вольф Вукович был настоящим, породистым волком: выдержанным, безупречно светским и необыкновенно хорошо воспитанным. Его только начинавшие седеть бакенбарды изящно сочетались со строго-серым деловым сюртуком, дополняя пристальный взгляд серо-стальных глаз из-за стекол золотого пенсне. Он был застенчив и близорук — таким его сделала необходимость, по роду службы, внимательно вслушиваться в нечто, отделенное непроницаемой стеной, недоступное взору. Он охотно слушал Брукнера и Франка, летом езживал на рижский штранд или на Рюген, а зимы проводил в Биаррице или на Минорке. В травоядной части Курляндии он не был с детства.

Городишко располагался на самых задворках герцогства: вдали от Аренсбурга, от хлопотливых пристаней Либавы и Виндавы, и уж тем более — от пышных митавских дворцов, не утративших своего великолепия и после великой войны. Назывался он Хазенпотт, что в переводе с остзейского означало что-то заячье. Волки, должно быть, заглядывали сюда нечасто: так или иначе, Люпин чувствовал себя странным образом неуютно и одиноко» http://zhurnal.lib.ru/z/zlotings/thewolfslot.shtml.

Единственно, чего не понял — при чем тут волки?

Ну фэхнтэзи... Чего взять... Волки здесь — некий тотем, а также то, что отделяет обрусевшего немца Люпина от ненемцев Курляндии (больная тема национального самосознания современной Прибалтики — прежде всего Латвии и Эстонии, много сказано о норманистском режиме в России, но это вопрос дискуссионный, а то, что в Прибалтике немцы правили эстонцами и латышами 700 лет — общепризнанный факт, и все бароны были немцами, а свои — доморощенные — лишь "серые бароны")

Ну мир победившего кайзера возможен разве что в случае, если Германия (и германская дипломатия) будет действовать более вменяемо и не станет лезть на Украину и в прочие метсности. Как этого добиться -- не знаю.

Dorei пишет:

Ну мир победившего кайзера возможен разве что в случае, если Германия (и германская дипломатия) будет действовать более вменяемо

Да тут в ПМВ союз с Россией нужен. Впрочем, на старом форуме было немало таких развилок.

И вото еще почти в тему:

«Что бы вы сказали, прочитав, к примеру, такое?

...Спичкой, поднесенной к пороховому погребу европейской политики, стало покушение на некую высокопоставленную особу на Балканах. Не прошло и месяца, как в опустошительную войну оказались втянуты все крупнейшие державы: Германия в союзе с Италией, Австро-Венгрией и Турцией и противостоящая им коалиция Франции. России. Бельгии и других стран (включая Сербию, с которой все началось). Англия, по обыкновению, хитрила и до поры до времени не объявляла войну Германии, предпочитая, чтобы другие таскали каштаны из огня. В скором времени война охватила весь евразийский материк — от Французской Ривьеры до Владивостока... Поначалу успех сопутствовал немцам: сражаясь на два фронта, они смогли связать действия русской армии в болотах Польши и нанести решительное поражение французам в Бельгии. После того как войска кайзера вошли в Париж, родилось мощное движение Сопротивления; позже оно вышвыряет оккупантов из страны и коренным образом переломит ход военных действий в Европе...

Стоп-стоп, тут что-то не так! Начало, худо-бедно, соответствует знакомой со школьной скамьи истории военных действий в 1914 году. А в конце... Словом, фантазия у автора не в меру разыгралась.

Совершенно верно, фантазии хоть отбавляй. Впрочем, и начало тоже ведь чистейшей воды выдумка! В это трудно поверить, но вы только что познакомились с «конспектом!» научно-фантастического произведения под названием «Большая война 189.. года: прогноз», написанного группой военных экспертов и журналистов во главе с контр-адмиралом Филиппом Коломбом. Впервые роман был опубликован на страницах английского иллюстрированного журнала «Блэк энд Уайт» в 1892 году – за двадцать с лишним лет (!) до рокового выстрела в Сараеве».

Вл.Гаков «Ультиматум» М.,1989, с 35-36.

Фактор феминизма в развитых обществах 1900-1950 гг. также определялся гонкой индустриализации, хотя очевидно, что здесь катализатором послужила первая мировая война, которая потребовала использования огромного числа женщин на тыловых работах и в фронтовых госпиталях. Принципиально новая женская мода – короткие юбки, только намечавшаяся в предвоенные годы, именно с 1916-го завоевала женские гардеробы (впервые в истории Запада женщины стали демонстрировать свои ноги: в 1916 приблизительно до колен, а после 1920 – и до верхней трети бедра; можно только догадываться, какой шок испытали наши прадедушки, увидев выставленным напоказ то, что скрывалось свыше тысячелетия; для сравнения представьте на офисных женщинах вместо деловых блузок совершенно прозрачные вуали при полном отсутствии лифчиков). Не случись первой мировой войны (или случись она до осеннего листопада), эти процессы, конечно же, происходят, но растягиваются на десятилетия. С другой стороны вовсе не стоит возводить некий водораздел между дофеминистической и феминистической эпохами в истории человечества: и в прошлых веках властные и инициативные женщины добивались власти над мужчинами, да и сейчас не так уж трудно найти наивную девочку необезображенную «равноправием».

Период индустриализации был еще (по некоторому, может быть и не случайному! – совпадению) периодом господства идеологий.  Эту тему приходится, к величайшему сожалению, начинать с констатации того, что почти все наши нынешние знания об идеологиях индустриального периода взяты из откликов их идеологических врагов, а иногда – из откликов только одного-единственного врага.  Это весьма затрудняет объективный анализ, лишает представления о действительных причинах зарождения и восхождения конкурирующих идеологий.  Иногда кажется, что мы должны быть отделены от описываемых событий самое малое веком, чтобы попробовать объективно оценить ситуацию.  С другой стороны можно с большой долей уверенности утверждать, что идеология – детище конца XVIII века и условием ее появления стал процесс распространения грамотности и развитие СМИ (пока что в виде газет и памфлетов).  Можно, конечно, найти отдельные признаки идеологической обработки населения и в предшествующие эпохи (например, «Русские ведомости» Петра I как раз и создавались специально с целью пропаганды реформ), но это лишь отдельные признаки, а с массовой идеологизацией население столкнулось только в начале ХХ века.  Религиозная идеология с одной стороны была свойственна церковной практике на протяжении тысячелетий, а с другой – многие идеологические приемы середины ХХ века позднее были восприняты религиозными организациями (прежде всего сектами).  Хотя обычно говорят о трех основных типах идеологий первой половины ХХ века – демократии, фашизме и коммунизме, в реальности все было гораздо сложнее.  В 1900-1950 гг. можно выделить не менее десяти типов идеологических систем:

Во-первых, монархо-бюрократическая система – закономерный этап развития просвещенного абсолютизма в Центральной и Восточной Европе – прежде всего в Германии, Австро-Венгрии и России и в подражающих им новых королевствах Балкан. Революции 1917-1918 гг. разрушили эту систему, а ее последние айсберги дожили до второй мировой войны на Балканах (Югославия 1929-1941, Албания 1928-1939, Болгария 1923-1944, отчасти Румыния). Как это не странно, общая тенденция тоталитаризации всех сфер жизни в 30-х гг. давала этим режимам определенный шанс: Югославский режим около 1940 года выглядит вполне жизнеспособным.

Во-вторых, традиционно-консервативная система, ассоциирующаяся с правыми силами XIX века – католическим клерикализмом, немецким консерватизмом, консервативными силами Латинской Америки и т.д. Из действовавших режимов сюда относятся португальский 1926-1974, франкистский 1936-1975, а также предшествующий ему режим Примо де Риверы 1923-1930, польская «санация» 1926-1939, правые режимы Прибалтики, клерикальный австрийский режим 1933-1938, «белый» режим в Венгрии 1920-1944 и т.д. Высказывание Ллойд Джорджа, что, дескать, «поскреби консерватора, найдешь фашиста» (перефразированное высказывание Кюстрина насчет русских и татар), конечно слишком полемично, но не будем забывать, что в 1900-1950 гг. мы имеем дело со старым консерватизмом, эпохи предшествовавшей деятельности М.Тетчер и Х.М.Аснара.

В-третьих, либеральная система, которая переживала расцвет в XIX веке, но уже в первые годы после Великой войны оказалась отодвинута на задний план «буржуазными партиями нового типа»: в Великобритании в 1910 либералы имели в парламенте 300 голосов, а в 1935 – всего 53, в Германии представительство либералов сократилось в 1912-1932 гг. с 13 до 2% депутатских мест в Рейхстаге; аналогичная картина наблюдалась и в других странах Европы: в Швеции либералы за первые 36 лет ХХ века потеряли 65 мест из 92. Лишь в США, Канаде и Австралии (либерал-консерваторы Национальной партии) либерализм сохранил в 30-е годы господствующее положение. Это не случайно. Падение авторитета либеральных движений в странах Европы можно (хотя и не совсем продуктивно) сравнить с вымыванием либералов из российской Думы в 90-х гг. Идеи либералов в 20-30-х гг. ничего не говорили ни уму, ни сердцу среднего европейца (в лучшем случае их воспринимали как «прекрасное далеко»), к тому же либералы ориентировались на структуру общества максимум конца XIX века, а на дворе был уже ХХ. Интересно, что и после 1945 года либералы долгое время довольствовались в Европе ролью младшего партнера консерваторов (в Великобритании возрождение либеральной партии произошло лишь в последние годы). В 60-х либерализм оседлал правозащитное движение почти во всех странах мира, и это спасло его от полного исчезновения.

В-четвертых, фашистская система. Увы, обыкновение коммунистов и либералов обзывать фашистом всякого оппонента (включая социал-демократов и консерваторов, ибо масоны таким образом клеймили клерикалов, а большевики – меньшевиков) серьезно препятствует выяснению реального удельного веса фашизма и национал-социализма в Европе 20-30 гг. (Аналогично, американские правые в 50-70-х гг. зачисляли в «коммунистов» всех местных левых и даже умеренных либералов, и если верить им на слово, в отдельные периоды до трети Конгресса контролировалось Москвой). В реальности фашизм впервые пришел к власти в Италии, затем возникла всемирная сеть фашистских организаций, ориентирующихся на Рим (около 1925 года), и в 1930-1933 германский национал-социализм перехватил инициативу и стал основным центром тяжести фашизма. Попытки фашистских движений прийти к власти в Прибалтике, Бразилии и Франции не увенчались успехом. Фашизм в США оказался слишком пестр: от расистских ку-клус-клановских группировок до обычных немецких и итальянских землячеств, чтобы сложиться в сколько-нибудь значительную политическую силу, независимую от двух господствующих партий (ранее это не получилось у американских социалистов). Переросли ли консервативно-клерикальные режимы Австрии, Венгрии, Португалии и Испании в фашистскую стадию? Использование ими фашистских методов организации общества (впрочем, не всегда: в Венгрии до 1944 сохранялась многопартийность) и националистическая внешняя политика (так ведь и Ш.де Голль был французским националистом, а Черчилль – британским) как будто подтверждают это, но генезис этих идеологий в корне различен: фашизм – правый крен революционной идеологии начала ХХ века, клерикал-консерваторы – контрреволюционеры по сути. Еще дальше от фашизма отстоят «монархо-фашисты» (тем более что они оказались в 1941 по разные стороны фронта: Югославия и Греция воевали на стороне Великобритании).

В-пятых, социал-демократическая система. Помимо мощных социалистических партий Германии и Франции, помимо лейбористов Великобритании, которые время от времени приходили к власти, но ни разу не сумели реализовать свои идеологические ценности, не стоит забывать о скандинавской модели социализма, которая формируется приблизительно в период между 1930 и 1940. Идеология социал-демократии периода 1900-1950 гг. по сравнению с идеологией послефранкфуртского периода была гораздо более левой и даже революционной, а репрессии против социалистов правых режимов Центральной и Восточной Европы еще более разогрели их радикализм. В принципе последующие режимы «народной демократии» в Восточной Европе формировались из этих кадров. Социалистический характер многих движений того периода вне Европы (гоминьдан, ИНК, национал-реформисты Латинской Америки) был данью моде и служил удобной вывеской для презентации на Западе. Сюда можно отнести и сионистов, которые, правда, в силу своего особого восприятия религиозной традиции курьезным образом сближаются с клерикалами, а эстетика у них фашистская (здоровый образ жизни, кровь и почва, тяга к сельскохозяйственному труду). Оказавшись в третьем мире, сионисты довольно сносно смотрелись на фоне однотипных баасистов, сторонников Неру и Сукарно, но попытки вернуться в сферу Запада вызывали совершенно однозначные ассоциации у европейских левых, на протяжении 50 лет воспитанных в сугубом отвращении к любым «кровям» и «почвам».

В-шестых, коммунистическая система. Догматизм и нетерпимость к малейшим отклонениям от генеральной линии привели к расколу достаточно перспективного движения на левых и правых, потом на сталинистов и троцкистов, а с 1948 года серьезный конфликт произошел между сторонниками советской и югославской модели. Подобно национал-социализму Германии, коммунизм мог предъявить действующую модель сталинского социализма – СССР. Что бы ни говорили антикоммунисты 20-30 гг., они вынуждены были признать то, что никак не желают признавать оголтелые антикоммунисты наших дней – советское руководство сумело провести в кратчайшие сроки модернизацию страны, создать мощную промышленность, вооруженную передовыми технологиями, мобилизовать ресурсы села, осуществить культурную революцию, выразившуюся в значительном повышении среднего образовательного уровня населения (даже младенческая смертность в 1900-1950 сократилась с 275 до 100 на 1000 живорождений). Пик влияния компартий в Германии приходился на 1932 год, во Франции – на 1936. Общий рост влияния коммунистической идеологии в годы второй мировой войны сделал коммунистическую систему единственным серьезным противником США, консолидировавшим Запад.

Ну, здесь просто кладезь альтернатив (располагаю в хронологическом порядке):

Коммунистическая Италия 1920

Социалистическая Венгрия 1920

Социалистическая Болгария 1923

Распад Югославии 1929-1930

Фашистская Финляндия 1932

Социалистическая Чили 1932

Правая Швеция 1932

Коммунистическая Германия 1933

SА-Германия 1934

Фашистская Франция 1934

Коммунистическая Франция 1936

Фашистская Япония 1936

Христианско-фундаменталистские США 1937

Фашистско-интегралистская Бразилия 1938

Антиамериканская Мексика 1938 (в случае попытки англо-американской интервенции) И в целом рост антиамериканских настроений в Латинской Америке в 1938-1941.

Красная Испания 1939

Всегда интересовал вопрос — как можно было избежать ПМВ? Как "разрулить" ситуацию, чтобы избежать этой бойни?

Ответ — никак. Империализм В.И. Ленин охарактеризовал точно не убавить не прибавить.

Так, что на данном этапе индустриального развития глобальное военное столкновение "за передел мира" неизбежно. Причем процесс идет по нарастающей и даже не будь Сараево уже через год-два что-то другое будет.

Меня скорее интересует очень раннее начало ПМВ. Как у Лещенко в результате Самоанского кризиса.

Den пишет:

Меня скорее интересует очень раннее начало ПМВ. Как у Лещенко в результате Самоанского кризиса.

Ну этого сколько угодно. Например "военная тревога 1885 года".

Но, ИМХО, шанс избежать ПМВ все же был. И по моему мнению он связан с т.н. "морской партией" по Франции — после франко-прусской войны во Франции помимо "партии реванша" возникла и т.н. "морская партия", предлагавшая полностью отказаться от конфликта с Германие (и забить на Эльзас с Лотарингией) и повернуть всю экспансию за океан, на захват колоний. И это была весьма серьезная и влиятельная партия (был даже избран президент Республики от нее). Но в конце концов реваншисты победили и мир получил ПМВ. А возможная развилка — Россия не идет на союз с Францией и сохраняет дружественные отношения с Германией (хотя бы на почве антианглийских настроений). Во Франции, где сторонники войны с Германией во многом строили свои расчеты на "русском паровом катке" реваншисты более слабы (а тут еще конфликты с Англией — Сиамский, Фашодский). Побеждают "морские". И образуется "континетальная ось" С-Петербург — Берлин — Париж. На другом полюсе Британия, которая в одиночку просто не может выступить против.

Den пишет:

Как у Лещенко в результате Самоанского кризиса.

Читал. Но как-то неубедительно у него там это описано. Рискну предположить, что мой сценарий "Оч-ч-ч-чень турецкого гамбита" — ПВМ 1878- более реалистичен.

Есть, правда, еще один вариант — Советская Республика 1905 (или 1906 года), которая в ПМВ не вмешивается.

ВЛАДИМИР пишет:

Советская Республика 1905 (или 1906 года),

ИМХО, маловероятно. Не было на тот момент "руководящей и напрявляющей", рев. выступления хоть и были мощными, но разрозненными, между собой никак не связаные.

ВЛАДИМИР пишет:

мой сценарий "Оч-ч-ч-чень турецкого гамбита" — ПВМ 1878- более реалистичен

Не спорю. Но это Европейская война, а не ПМВ.

ВЛАДИМИР пишет:

Советская Республика 1905 (или 1906 года), которая в ПМВ не вмешивается.

Она не может не вмешаться. Ибо делят именно ее

Леший пишет:

"континетальная ось" С-Петербург — Берлин — Париж

Это нереально. У Германии и Франции слишком много обьективных противоречий.

Леший пишет:

Не было на тот момент "руководящей и напрявляющей",

А эсэры?

Den пишет:

Ибо делят именно ее

Ваш черный юмор бесподобен! Вырисовывается развилка: вместо ПМВ просто договариваются о разделе России.

ВЛАДИМИР пишет:

Вырисовывается развилка: вместо ПМВ просто договариваются о разделе России.

Я это и имел в виду. Китай делили довольно долго. России тоже лет на 20 хватит.

Другое дело, что я согласен, что успешная революция 1905 года это нереал.