Итак, мальчик из морской семьи. Отец и дядя — знамени-тые боевые офицеры. Мальчик нервный, больной, а его отда-ли в Морской кадетский кор-пус. Кадетский корпус Петр Шмидт ненавидел. Он писал, что это «обиталище зверей», что военная служба — это ад. Окончил корпус, и первым его самостоятельным поступком была женитьба на женщине, как выражались раньше, «лег-кого поведения», известной всем гардемаринам корпуса, — неразвитой, безграмотной...
Шмидт немного послужил в бе-реговых частях и по причине душевного расстройства был уволен. Лечился в Москве в психиатрической клинике. Дедушка оставил ему наследство. Внук уехал в Париж, в Италию. Наслед-ство быстро промотал. Оказался конторщиком в банке. Это было очень скучно, и Шмидт попросил-ся обратно на военную службу. Его дядя, полный адмирал, сена-тор, устроил это. Шмидт послу-жил в Петербурге и оказался на Дальнем Востоке. Нигде, ни на одном корабле, больше чем два месяца не задерживался. Он приобрел репутацию офицера склочного, вздорного, недисцип-линированного. Когда эскадра стояла в Японии, в Нагасаки, у него был такой приступ болезни, что его под конвоем увезли во Владивосток и заперли в психи-атрической лечебнице. Это был 1897 год...
Девятьсот четвертый год. Началась война с Японией. О чем думали люди, которые ве-дали комплектованием кадров, неизвестно: офицер, который дважды был уволен по причине психиатрической болезни, призывается на военную служ-бу вновь!
Шмидта назначают помощ-ником командира на угольный транспорт, а потом этот транс-порт из Либавы отправляют в составе эскадры на Дальний Восток. В пути с ним сделались такие нервические припадки, что, когда они дошли до Порт-Саи-да в Египте, у входа в Суэцкий канал командир просто его списал — как больного — во французский военный госпи-таль. А эскадра пошла дальше. Все они погибли в Цусимском сражении. Счастливо избежав этой участи, из госпиталя Шмидт прибыл в Севасто-поль... И вот уже трижды офи-цер списан по психической бо-лезни, а его назначают коман-диром маленького миноносца в Измаил, стеречь Дунай от ту-рок. Небольшое судно, коман-да двадцать человек... Тогда был такой порядок, что всеми закупками распоряжался ко-мандир и у него находились все денежные средства. А пи-тание команды этого минонос-ца стоило сто рублей в месяц. Шмидт совершает двойное преступление. Во-первых, он, командир, в военное время по-кидает свой корабль и уезжает в самовольную отлучку. А во-вторых, похищает все налич-ные средства миноносца — три тысячи рублей, огромные день-ги. Куда эти деньги делись, не-известно. Есть предположе-ние, что Шмидт проиграл их в Киеве на бегах. Возможно, ре-шил поправить свое состоя-ние. Думал, что возьмет эти деньги, поедет на бега, выигра-ет миллион, вернется — и ни-кто этого не заметит. В общем, его отстраняют от должности, отдают под суд. Причем это страшный позор: он украл у своих матросов...
Но тут настает октябрь 1905 года. Манифест. И Шмидт начи-нает выступать на севастополь-ских митингах. Он стал звездой севастопольских митингов. Первое его выступление совпа-ло с манифестом о свободах: телеграф разнес имя Шмидта по всем газетам России. Офи-цер •—революционер! Олстал в один миг знаменит на всю Рос-сию. И тут его голова закружи-лась настолько,, что он опять очутился в психбольнице. Тем временем дело решили замять. И его уволили со службы. Надо заметить, что Шмидт был уво-лен с позором: он в документах именовался не отставной лей-тенант, а «бывший лейтенант, прогнанный со службы»!
Что делает в эти дни этот бывший лейтенант? Он шьет себе мундир капитана второго ранга. И во всех последующих событиях фигурирует в погонах капитана второго ранга. Шмидт совершенно упоен со-бой. Он уверен, что перед ним громадное будущее. Он торо-пится ехать в Москву. Ему нуж-но быть возле Милюкова, лиде-ра партии конституционных де-мократов. Шмидт уверен, что его выберут в Государствен-ную думу и он будет говорить с ее трибуны...
Вот в этом упоении Шмидт оказывается на борту крейсера «Очаков». Причем совершенно случайно. Тогда была всеобщая забастовка, и поезда не ходили. Он нанимает извозчика на яли-ке и плывет на пароход, кото-рый отвезет его в Одессу. Шмидт плывет мимо крейсера «Очаков» и случайно к нему при-стает. А «Очаков» — единствен-ный крейсер, на котором про-изошло восстание. Подлинные герои этого восстания — это ун-тер-офицеры Частник, Гладков, Антоненко. Они были расстре-ляны вместе со Шмидтом = и кто их сейчас помнит?..
Шмидт объявляет себя ко-мандиром крейсера «Очаков» и... командующим Черномор-ским флотом. Настоящий командир крейсера съехал, а офицеры арестованы матроса-ми и посажены в кают-компа-нию. Шмидт объявил их залож-никами. В своей речи он ска-зал, что отрежет Крым от Рос-сии. Он превратит Крым в рес-публику. Он будет президен-том Крымской республики. Он заставит царя собрать Учреди-тельное собрание... Но при этом Шмидт подчеркивал, что он — монархист, что без царя дело не пойдет, он объезжал эскадру под гимн «Боже, царя храни!»...
Что же происходило на сева-стопольском рейде 15 ноября 1905 года? Один крейсер «Оча-ков» — против него вся верная правительству эскадра. Но на «Очакове», к несчастью, име-лись боевые снаряды, потому что он только что пришел со стрельб в открытом море. А ря-дом с крейсером в Южной бух-те стоит минный заградитель «Буг», на котором несколько со-тен морских мин. И Шмидт за-явил, что, если не выполнят его требования, он откроет стрель-бу по «Бугу». Если бы взорвал-ся «Буг», то весь Севастополь был* бы просто'стерт со своих холмов!
[Шмидт — первый человек в истории России, который за-хватил заложников и объявил: за неисполнение его требований он будет убивать заложни-ков по одному, а именно — ве-шать офицеров крейсера пуб-лично на мачтах.
Далее события развивались так: командир «Буга» приказал открыть кингстоны, и судно уш-ло под воду. Севастополь был спасен!
Судьбой заложников коман-дующий флотом адмирал Чух-нин вынужден был пренебречь: он открыл по «Очакову» огонь, причем легкий, чтобы ни в ко-ем случае не губить крейсер. Шмидт сбежал первым. Насто-явший рядом маленький миноносец. И велел отчаливать. Ког-да подбили этот миноносец, он бросился вплавь — его вылови-ли из воды.
Кстати. Сами матросы назы-вали то восстание «забастов-кой», никто не хотел стрелять, и только Шмидт превратил его в кровавую бойню.
По делу о бунте на крейсере «Очаков» суду были преданы более сорока человек. И вот тут впервые в истории России явилась великая сила либе-ральной печати. Шмидт был объявлен героем. Единствен-ным героем. Больше ни о ком либеральная пресса не упоми-налатВ лучшем-случае-гевори -ли: «Шмидт и матросы». Партия кадетов купила пять лучших ад-вокатов России, самые гром-кие имена. Они защищали только Шмидта. Говорили: суд
был неправый и прочее... Де-сять человек вообще были оп-равданы. Какие-то были опре-делены к небольшим срокам тюремного заключения, а кого-то отправили в каторгу. Четы-ре человека были приговорены к смертной казни. В приговоре Шмидту формулировка была такая: он «использовал вос-ставшую силу для достижения своих личных целей».
Далее. Премьер-министр Витте докладывал Николаю: Шмидта нельзя казнить, ибо сообщают со всех сторон, что Шмидт душевно больной. Царь велел провести экспертизу. Тут воспротивились кадеты: как это — наш герой и вдруг сумасшедший! Нет уж пусть лучше его расстреляют! И экс-пертиза не была проведена. Шмидта расстреляли. Кстати, в ходе процесса безумно нажи-лись издатели, которые чудо-вищными тиражами печатали и продавали открытки с портре-тами Шмидта. Он такой, он ся-кой, он в белом кителе, он в черном кителе... Шмидт, как бы мы сказали теперь, стал брен-дом революции 1905 года.
Потом события пятого года подзабылись — в России было слишком много других. Нача-лась великая и страшная война. Но чужая посмертная слава — это валюта политиков. В ап-реле 1917 года Керенский, вы-ступая в Севастополе, объявил торжественно, что лейтенант Шмидт — это гордость и слава русской революции и Черно-морского флота. Шмидта и расстрелянных с ним на остро-ве Березань торжественно вы-копали, положили в серебря-ные гробы и повезли, как православные мощи, по горо-дам России. А затем захорони-ли в Севастополе.
Потом пришла новая власть, большевистская. А Шмидт был герой-одиночка, гордый рево-люционер... Вот именно таких любил товарищ Троцкий. И но-вая волна славы Шмидта — это благодаря Троцкому. Когда Троцкий стал наркомвоенмором, то есть главой армии и фло-та, то распорядился поднять Шмидта на щит. А поскольку тот был единственным революционным морским офицером-ге-роем; то в назидание всему морскому офицерству набереж-ная Невы возле Морского кадет-ского корпуса и мост, которые были переименованы в на-бережную и мост Лейтенанта Шмидта. Это было решением Троцкого и Зиновьева, партий-ного вождя Петрограда. Тогда же двенадцать (!) кораблей Рабоче-Крестьянского красного флота получили имя «Лейтенант Шмидт». Может, оттуда и пошло впервые выражение «сыновья лейтенанта Шмидта»?
На самом деле его, насколь-ко известно, единственный сын в семнадцатом году был юнкером какого-то училища подпрапорщиков. После фев-ральской революции он обра-тился к Временному прави-тельству с просьбой даровать приставку Очаковский к его фа-милии. Ну были же Потемкин-Таврический, Румянцев-Заду-найский!.. И ему разрешили: он стал Шмидт-Очаковский. По-том он воевал против красной власти и с войсками Врангеля отбыл в эмиграцию... Позже Ильф и Петров, которые тонко чувствовали политическую конъюнктуру, осмеяли не толь-ко жуликов — сыновей лейте-нанта Шмидта, но и самого Шмидта, потому что в 1930 го-ду это уже было можно. Ведь, когда мы говорим «дети лейте-нанта Шмидта», согласитесь, что нехорошая тень падает и на папу. И советская власть это позволила писателям, потому что Шмидт был уже не в цене. Именно поэтому про лейтенан-та Шмидта на долгие годы за-были.
В 1960-е годы партийная власть, не зная, чем купить мо-лодежь, сделала ставку на ро-мантизм. Вспомните стихи: «И комиссары в пыльных шлемах склонились молча надо мной...». Появился такой термин — «ро-мантика революции». Появилась пьеса о Шмидте — в ТЮЗе с большим успехом Георгий Та-раторкин играл Шмидта. И был фильм о Шмидте «Почтовый ро-ман», где снялся красавец Алек-сандр Парра. Появились востор-женные книги о Шмидте...
Вспомните про незабвенного лейтенанта Шмидта! Собственно в романе 
Ну хоть этот крейсер не потопят "злые самураи" 
Но характер у него был сложный, и с командиром не сошелся.