Император Велизарий-2

На западе тем временем все было готово для большой войны. Остготы, вестготы, австразийцы, лангодарды, франки, гепиды собирали войска. Был тайно заключен союз Лотаря, гепидов и кутигуров (северный союз). Кутигуры при помощи союзных антов должны были нанести удар по Империи, сковав ее войска. Гепиды – ударить в спину лангобардам. Франки – отразить готов и помочь гепидам. Конечно, скрыть приготовления от имперской разведки не удалось, но их посчитали оборонительными, а раскрыть опасный союз ромеи уже не успели.

Северный союз расчетливо начал войну зимой. Пиренейские перевалы становились труднопроходимыми для конницы, а через замерзший Дунай легко было переправиться в имперские земли. Тем более что зима 558-559 гг. выдалась суровой. Сын Лотаря Хариберт был послан с войском блокировать пиренейские проходы. Гепиды вместе с союзными славянами внезапно обрушились на земли лангобардов, чьи войска были рассеяны, а лучшая их часть была собрана на западе, против Лотаря. Гепиды, чья важда с лангобардами стала кровной, жгли и убивали без пощады. Брунгильда спаслась только чудом, ее служанок насиловали и убивали у нее на глазах, пока подоспевшие телохранители не вызволили ее. Погибли десятки тысяч лангобардов, в основном женщин и детей. Тысячи были захвачены в рабство. Королю Вахону с небольшим отрядом удалось вырваться из ловушки и отступить в Австразию, где он собрал войска и потребовал помощи от Храмна. Лотарь, оставив другого сына, Гунтрама против остготов, ударил по Австразии с запада. Вскоре Лотарь успешно соединился с гепидами и 5 января 559 г. состоялось генеральное сражение вблизи Меца. Лотарь возглавил центр, где стояли нейстрийцы, Сигиберт – левый фланг, возглавляя бургундцев. На правом фланге стояли гепиды во главе со своим королем Кунимундом. Многие рядовые франки не горели желанием сражаться, проливая без меры кровь соплеменников. Противники Лотаря собрали большие силы, сражаясь на своей земле. Центр, где стояли австразийцы, возглавил Храмн. На левом фланге стояли лангобарды во главе с Вахоном, на правом – союзные тюринги и бавары. Битву начали лангобарды, которые перед сражением поклялись друг другу покинуть строй только мертвыми. Они первыми бросились в бой и сцепились с гепидами. Сигиберт, жаждая воинской славы, повел в бой бургундцев. Воины центра пока оставались на месте. Наконец, Лотарь и Храмн лично двинули вперед свои дружины. Лангобарды выполнили клятву – они дрались молча и свирепо, не обращая внимания на раны. Вахон сражался в первых рядах, запретив телохранителям выносить его из боя, он был ранен четырежды. Гепиды вначале не уступали, но затем ненависть превозмогла злость и они дрогнули, а затем побежали. Лангобарды преследовали и убивали их. На другом фланге Сигиберту удалось потеснить тюрингов и баваров, а в центре бой свелся в основном к единоборствам, хотя дружинники Лотаря и Храмна упорно пытались достать вражеского вождя. Лотарь, которому донесли о разгроме и бегстве правого крыла, приказал отступать. Австразийцы его не преследовали. Битва фактически закончилась вничью, а ополчение франков и с той, и с другой стороны настаивало на перемирии. Перемирие было заключено – Лотарь признал Храмна королем Австразии, Храмн обязался не помогать готам.

В январе 559 г. кутигуры сместе с союзными славянами и антами вторглись в Империю. Перейдя по льду замерзший Истр (Дунай), он вторглись во Фракию, производя страшные опустошения. Пограничные ромейские части были разбиты. Кутигуры разделили армию на три части. Лучшая конница во главе с их вождем Заверганом прямиком двинулась на Константинополь. Второй отряд, во главе с Хиниалоном, был направлен разорять Македонию. Третий, где были славяне и анты под командованием кутигур, захватил Херсонес Фракийский и продолжил опустошать Фракию. Вторжение было неожиданным, в Константинополе царила паника. В этой кризисной ситуации Велизарий вновь проявил себя воином. Он запретил переправу на азиатский берег Босфора, дворцовая охрана патрулировала улицы, хватая паникеров. Население было мобилизовано для охраны «длинной стены». Были немедленно вызваны войска из Малой Азии. Троглита, на которого падала главная вина за недосмотр, попал в опалу. Нарсес потребовал отправить его командовать войском, выполнив давнее обещание. Получив разрешение, он немедленно отбыл в Македонию. Кутигуры дошли до стен столицы, но на штурм, естественно, не пошли, ограничившись грабежами. Когда в феврале Велизарий во главе спешно собранной армии выступил против них, они отступили. Проблема ромеев состояла в том, что лучшие конные части были сосредоточены на персидской границе, в поход выступила в основном пехота. Нарсес, спешно собрав македонские гарнизоны, стал громить по частям отряды Хиниалона, рассыпавшиеся по стране для грабежа и отягощенные добычей. Хиниалон предпочел отступить. Заберган вернулся во Фракию, где укрепленные города оборонялись стойко, а сельская местность была страшно разорена. Узнав о подходе Велизария, конница кутигуров с добычей и пленными ушла за Дунай, бросив славян и антов. Тем отступить не удалось – Велизарий настиг их на северном берегу Истра и разбил в упорном сражении. Фракия и Македония понесли ужасный экономический урон от вторжения кутигур. Имперское правительство спешно укрепляло дунайскую границу, был организован специальный конный корпус для ее охраны. Весной к утигурам было направлено посольство, которое упрекало их в том, что они не выполняют своих обязательств и не противодействуют нападению на союзников. Утигуры, которым не досталось ничего из богатой добычи соседей, получили крупные дары золотом, вином и тканями.

На западе вестготской коннице не удалось преодолеть Пиренеи. Тейя сражался с франкскими отрядами на границе Прованса, но весть о перемирии Лотаря и Храмна остудила его пыл. Тем более что в его собственном тылу было неспокойно – бунтовали кафолики, подогреваемые папской пропагандой. Жители Рима изгнали готский гарнизон. Весной 559 г. Лотарь двинулся на юг с крупными силами и в марте близь Лугудуна нанес Тейе поражение. Впрочем, большей части армии остготов удалось отступить. Лотарь разграбил Прованс и отступил, заключив с Тейей перемирие и получив дары. Тейя вернулся в Италию, где навел порядок. Он был вынужден предоставить италикам ряд новых привилегий. Той же весной, в мае, Атанагильд, мобилизовав много судов, в том числе наняв и византийские, посадил на них войска, высадился вблизи Нарбона и внезапным ударом разбил франков. Сын Лотаря, Хариберт, пал в бою. Вестготская конница баз помех опустошила Септиманию, захватив богатую добычу. Но генерального сражения Лотарю Атанагильд решил не давать, зная о неудачах союзников. Таким образом, Лотарь, невзирая на потери, мог считать себя победителем – опасный «южный союз» практически распался, Австразия была ослаблена. Не забыли и папу – Лотарь торжественно даровал ему постройки в Орлеане и земли вблизи него, церковь получила богатые дары.

Летом 559 г. кутигуры решили повторить удачное и прибыльное нападение на Византию. На сей раз имперская разведка не дремала – через утигуров сообщение о готовящемся вторжении было получено заблаговременно. Троглита, горя желанием оправдаться за зимний провал, упросил базилевса поручить ему командование конным корпусом на дунайской границе. Армию усилили отборными катафрактами, вызванными из Сирии, воинственными исаврами и славянскими федератами. У кутируров же славяне и анты не выставили своих отрядов, чувствуя себя обманутыми. В июле 559 г. кутигурская армия подошла к Истру. Вторжение было хорошо подготовлено – запасен фураж, средства для переправы. Кутигурам дали беспрепятственно переправиться на южный берег, где Заверган и Хиниалон вновь разделились. 14 июля 559 г. близь Сердики армия Хиниалона внезапно столкнулась с основными силами ромеев. Удар катафрактов рассеял кутигур, а подоспевшая пехота окружила значительную их часть и полностью истребила. Пал и Хиниалон, сраженный молодым фракийским воином, Феоктистом, дальним родичем самого Велизария. За свой подвиг он получил титул иллюстрия. Остальные бежали к Завергану, преследуемые имперской армией. Кутигуры отступили, но оказалось, что византийский флот под командованием друнгария Сергия вошел в Истр (Дунай) Мелким отрядам все же удалось переправиться на северный берег, но дружина Забергана была прижата к реке и сдалась на милость победителей, каковой не последовало. Кутигуры были разоружены, а затем перебиты на радость фракийцам. Забергана увезли в Константинополь и после пыток публично казнили.

Тем временем утигуры, пользуясь тем, что основные силы соседей отправились в поход, нанесли по ним удар. Собрав большое войско, в состав которого вошли союзные им готы-тетракситы, утигуры разбили кутигур. Забрав в качестве рабов много их жен и детей, утигуры вернулись домой. Тысячи византийских пленников, находившиеся в рабстве у кутригур, воспользовавшись этим разгромом, беспрепятственно бежали на родину. Вождю утигуров Сандилху была выплачена огромная сумма в сорок тысяч золотых солидов, не считая прочих даров. Могущество кутигуров оказалось бенадежно подорванным. Они не забыли соседям разгрома и в следующем, 560 г., начали с ними истребительную войну. В этот момент авары, успевшие усилиться за счет покоренных и привлеченных воинов, нанесли удар в спину утигурам. Те были разгромлены. Кутигуры подчинились аварам. Однако те, опасаясь тюрок, двинулись на запад. В 561 г. молодой аварский каган Баян умертвил посла дулебов Межамира и завоевал их страну. Часть авар осталась в землях между Пиретом (Прутом) и Днепром, где принялись разорять и порабощать антов. Другая двинулась дальше на запад, огибая Карпаты с севера. Часть антов двинулась на юг, к Истру и просила их принять в имперское подданство. Антов расселили в опустевших местах Фракии и Македонии, множество их поступило на стратифемную службу.

В 562 г. лангобарды заключили с аварами союз против своих кровных врагов, гепидов. Удара с двух сторон те не выдержали. В результате погибло несколько десятков тысяч гепидов, многих авары взяли в плен – лангобарды пленных не брали. В сражении погиб и король гепидов Кунимунд со своими родичами. Авары поселились в Паннонии, где они могли вести привычное им кочевое хозяйство. С Империей они заключили договор, обязуясь не нарушать ее границ и передав ей Сирмий. Авары также обязались не пропускать через свои земли славян, иначе как по соглашению с имперскими чиновниками.

В том же 562 г. умер Лотарь. Шестидесятидвухлетний король скончался от лихорадки, поразившей его после охоты. Смерть во время охоты франкских королей становилась доброй традицией. Немедленно началась распря между наследниками Лотаря. Впрочем, до войны дело пока не дошло. Храмн сохранил Австразию, Гунтрам получил Нейстрию, Сигиберт – Бургундию, младший, Хильперик – Париж с округой. Воспользовавшись ситуацией, Атанагильд совершил новый набег на Септиманию.

В следующем, 563 г., умер правитель Химьяра Абдраха. Престол перешел к его сыну, Яксуму, который заручился поддержкой Империи и Аксума, подтвердив выплату дани и лояльность. При помощи Византии в Санаа — старой столице Сабейского царства, началась постройка большой церкви. Однако в самом Химьяре было неспокойно – местная родовая знать была недовольна и Абдрахой, и его приемником, опиравшимися на верных аксумитов и подвергавших население, особенно богатую иудейскую общину, поборам.

Примечание. Здесь и далее я употребляю термин солид, оставшийся с римских времен, и принятый в отечественной исторической литературе, хотя в реале в самой Империи в основном фигурировал термин статир.

Последние годы правления Велизария были мирными. Базилевс прилагал большие усилия для укрепления границ и поддержания дружественных союзов. В Магас – столицу западных аланов, отправилось в 562 г. посольство с дарами. На Кавказе удалось заключить договор с гуннами-сабирами, который был действительно очень важен, поскольку это был народ воинственный и хорошо знавший осадное дело. Сабиры могли бы стать угрозой для Внутренней Армении. В Крыму, который частично принадлежал империи, чувствовалась степная опасность. В Крым отправился Мусоний, который построил или восстановил многие укрепления, прежде всего в Херсонесе и Боспоре.

В столице произошли большие перестановки в правительстве. К власти пришло новое поколение, выросшее при Велизарии. На пост магистра оффиций вместо Троглиты в 560 г. был назначен его заместитель Геронтий, очень опытный и сведущий дипломат. Квестором священного дворца, то есть главным юристом Империи, вместо тяжело больного Маркелла стал Зимарх, руководивший судебными процессами в Египте. Иоанн, сын Дометиола, ранее служивший в префектуре претория, стал одним из двух комитов, ведающих финансами. Постаревший Нарсес тоже готовил себе замену в лице Константина — квестора священного дворца. Феоктист, герой войны с кутигурами, стал магистром священного дворца – в 563 г. эту должность переименовали в куропалата. В том же году Велизарий официально усыновил Феоктиста, которого готовил себе в преемники.

Троглита стал магистром милитум Запада, Амантий, заместитель Мартина — магистром милитум Востока. Был создан новый пост – магистр милитум Юга, в ведении которого находились Северная Африка (кроме Египта) и островные владения в Средиземноморье. Им стал Евсевий, ранее комит федератов. Новым комитом федератов стал Ильгидис, друг и знаток славян. Сергий, сын Вакха, получивший сан патрикия, был назначен великим друнгарием – начальником всего византийского флота.

Продолжала развиваться система экзархатов – к ним прибавились Фракийский и Эпирский. Во всех экзархатах развивались стратифемные округа. Несмотря на разорение Фракии и Македонии, финансовое положение Империи было стабильным – процветали южные и восточные провинции. Годовое поступление золота в казну Империи составляло в среднем 8 млн. солидов. (около 37 тыс. кг. золота). К имперскому фонду, который остался еще от Анастасия, прибавились новые суммы, так что наследнику Велизарий оставил громадную сумму в 26 млн. солидов (120 тыс. кг. золота).

В 564 г. была перестроена Халка — мини-дворец, вход в Большой императорский дворец. Она была украшена сценами войн и битв при Велизарии, запечатленными в мозаике и скульптуре.

В 565 г. была закончена Церковь Святых Апостолов (в дальнейшем – «БольшаяЦерковь»), построенная Анфимием из Тралл и Исидором из Милета. Церковь имела форму креста с четырьмя равными сторонами и центральным куполом между четырьмя другими куполами. Центральный, громадный купол в 31 метр окружностью на высоте более пятидесяти метров от поверхности земли, был покрыт золотом. Четыре малых соответствовали четырем стихиям: земле (зеленый), воде (голубой), воздуху (белый) и огню (красный) и таким же цветам цирковых партий, символизируя единство народа Империи. Перед храмом находился обширный двор-атриум, окруженный портиками, посреди которого был прекрасный мраморный фонтан. Внутри по обеим сторонам центрального нефа были построены двухэтажные арки с богато украшенными колоннами. Пол и колонны были сделаны из многоцветного мрамора; им же была выложена часть стены, которую украшали также прекрасные мозаики. Особенно глубокое впечатление производил на молящихся громадный крест у вершины купола, блиставший на мозаичном небе, усеянном звездами. Велизарий, особенно в последние месяцы жизни, когда ему нездоровилось, любил бывать на строительстве великого собора, ставшего достойным памятником его правления. 28 июня 565 г. было торжественное освящение собора и положение мощей св. Андрея, Луки и Тимофея.

1 февраля 566 г. император Велизарий скончался и был похоронен в Церкви Святых Апостолов, что была местом захоронения византийских императоров, начиная с Константина Великого. Велизарий Великий стал ему достойным соседом в Вечности.

Пух пишет:

Папа Пелагий разослал послание, где обвинял базилевса в гонениях на церковь, а епископа Исайю называл «мучеником».

Пух пишет:

Den
Сегодня и здесь отвечать на вопросы по методологии не буду — предлагаю вам как модератору открыть специальную тему и туда материал перенести

Сделано. Продолжение: http://alternativahist.borda.ru/?1-1-0-00000231-000-0-0-1170195023

Den пишет:

Сделано.

Благодарствую!

Коллеги, жду отзывов и предложений!

Что хотелось бы обсудить?

Во-первых, снова авар. Насколько корректно пока в таймлайне решается их проблема? И каковы перспективы создания сильного аварского государства в Паннонии? Напомню, что Баян действует и в таймлайне, а это личность выдающаяся.

Во-вторых, проблему эфталитов. Персия в таймлайне сильнее, чем в реале. То есть эфталиты могут быть разбиты успешнее и полнее, чем в реале, еще до 568 г. И вполне может произойти очень крупное столкновение с тюрками Истеми.

В-третьих, проблему наследников. Велизарий лицо реальное, известное. А вот дальше... Я пока вижу три пути

1. Отражение. То есть базилевс таймлайна отражает в той или иной степени базилевса реала. Сомнительно.

2. Конструирование. То есть базилевс просчитан на основании условий среды и авторского домысливания.

3. Экспорт. В таймлайн переносится деятель реала того времени, учитывая отсутствие традиции прямого престолонаследия в Империи.

   Хотелось бы обсудить сильные и слабые стороны этих путей.

Пух пишет:

И вполне может произойти очень крупное столкновение с тюрками Истеми.

Ну в общем персы били тюрок довольно уверенно в реале, так что не думаю, что это для них станет такой уж серьезной проблемой...

Пух пишет:

снова авар

Не вопросов — все логично.

По момему государство появится, какое-то время (недолгое) будет сильным.

Пух пишет:

И вполне может произойти очень крупное столкновение с тюрками Истеми.

Тюрки оказываются посильнее чем при столкновении с персами в РИ. Но и персы — тоже сильнее. ИМХО — результат столкновения — на усмотрение автора. Единственное — его отсутствие маловероятно.

Пух пишет:

проблему наследников

Ну, я последовательный сторонник теории отражения.... Туда добавляется конструирование (поскольку полное отражение нереально)...

Пух пишет:

1. Конструирование. То есть базилевс просчитан на основании условий среды и авторского домысливания

Разумеется этот путь самый правильный. Но немногие справляются. Остальные два лично для меня сильно снижают привлекательность таймлайна ибо не очень реалистичен первый и более чем один раз применение второго тоже. С другой стороны тех кто идет вторым путем часто обвиняют в произволе. Я и обвиняю

Внимательно читаю и учитываю отзывы коллег, спасибо.

Проблема пока вот в чем — на момент смерти Велизария деятелей реала, которых поддержали бы и армия, и народ, и сенат, просто нет. Оба Юстина, естественно, в таймлайне отсутствуют. Велизарий, как сильный правитель, в условиях Византии вполне способен передать трон пасынку — обычная практика. Этого пасынка пришлось придумать. Но дальше — не знаю. Велик соблазн воспользоваться условиями реала — а это эпидемия оспы 570 г., затронувшая и столицу, и прописать смерть Феоктиста, а дальше выдвинуть кого-то из реала. Я напряженно думаю о Маврикии — отличный, в принципе, базилевс. За пять лет его можно в принципе "вытянуть" из безвестности.

Как и планировал, пишу кой-какие дополнения к имеющемуся таймлайну. В форме бесед. Прошу, кстати, оценить стиль — это первый опыт.

Часть первая. Стратиг.

Полуденное солнце припекало вовсю. Два всадника, выехавших в путь с восходом, судя по их измученному виду, нетерпеливо подстегивали коней. Их целью была богатая усадьба, уже видневшаяся за поворотом дороги. Старший из всадников, с виду слуга, спешился у ворот и помог слезть второму, более молодому. Тот, слезая с коня, невольно поморщился. Видимо, долгий путь верхом дался ему нелегко. Подойдя к воротам, он уверенно постучал, а потом негромко назвал свое имя привратнику. Ворота отворились, и слуга, повинуясь кивку своего спутника, повел лошадей в конюшню. Молодой путешественник с интересом огляделся вокруг. Окруженная крепкой стеной, усадьба состояла из множества построек. Вокруг богатого дома с куполом, опиравшимся на колонны, шла открытая терраса. Слева располагался сад и цветник. Управляющий – крепкий старик, при ходьбе слегка подволакивающий ногу, с поклоном предложил путнику привести себя в порядок после дороги. В отведенной ему комнате тот, смыв пыль с рук и лица, переоделся, надушил воротник и привел в порядок прическу, придирчиво оглядывая себя в большом бронзовом зеркале. Затем слуга провел его во внутренний дворик и с поклоном удалился. Дворик был полон цветов. Мраморный фонтан в центре источал приятную прохладу. У стены, под навесом, стоял резной стол и два кресла. В одном из кресел сидел просто одетый старик. Повинуясь его знаку, молодой человек подошел и учтиво поклонился.

— Почтенному Иоанну, стратигу сирийскому, привет. Дозволено ли будет мне…

— Ты Михаил? – перебил его старик, — я получил твое письмо. Садись. Обойдемся без церемоний.

Михаил осторожно опустился в резное кресло. Не рискуя начать беседу первым, он исподволь оглядывал своего собеседника. Перед ним сидел старый, но еще крепкий человек с властным и грубым лицом. Полностью лысый бугристый череп, худое лицо, изрезанное глубокими, похожими на шрамы морщинами. Щеку и скулу пересекает застарелый рубец. Из-под кустистых бровей цепко смотрят маленькие черные глаза. Одет хозяин усадьбы был просто – в потертые шерстяные штаны и белую льняную тунику. Плащ был скреплен обычной бронзовой фибулой. Но золотая пряжка пояса и массивный золотой перстень указывали на немалый ранг. Старик тоже рассматривал гостя, но делал это открыто, склонив голову к плечу, точно пес. Он и сам напоминал Михаилу пса – старого, заматерелого в боях, греющего кости на солнце, но еще способного испить крови из вражьей глотки. Старик, видимо, был удовлетворен увиденным. Перед ним сидел молодой, не старше четверти века, мужчина, одетый с продуманной тщательностью. Его хитон был украшен вышивкой, носки сапожек щегольски загнуты, фибула плаща серебряная, тонкой работы. Темные волосы тщательно расчесаны. Поза дышит врожденным изяществом, лицо слегка женственное. Но взор его ясен и смел, он смотрит прямо и открыто.

— Что за дело у тебя ко мне? – спросил наконец старик.

— Почтенный Иоанн, я скромный хронограф, ученик и помощник достославного Прокопия, прошу соизволения расспросить тебя о событиях прошлого, коих ты был участник и свидетель.

— Достославного Прокопия? – хмыкнул хозяин дома. – Что ж, знаю его. Видел не раз. Читали мне его труды. Молодец, боек. Хоть и наврал немало.

— Прошу почтенного Иоанна простить меня, но Прокопий из Кесарии славен своей дотошной честностью в описании минувшего! Чему и я по мере сил моих пытаюсь у него научиться. Не зря почтил его своим доверием сам базилевс Велизарий, провидя в нем достойного последователя Геродота, Фукидида и иных древних светочей исторического искусства!

— Ишь, взвился, птенчик. Что, обидно стало? Не всякий сын так защищает отца. Может, мне звать тебя Прокопианом? – лукаво усмехнулся старик. – Что ж ты ко мне явился, раз твой Прокопий все ведает?

— Мне ведомо, что ты, почтенный Иоанн, был верным спутником и соратником базилевса Велизария в его державных и ратных трудах. И после кончины великого базилевса, оплакиваемого всеми ромеями, решено собрать свидетельства о нем, дабы сохранить их в назидание потомкам. Я прошу разрешения расспросить тебя о славных временах, свидетелем которых ты был.

— Охотно помогу тебе. Старики вроде меня болтливы. Любят повспоминать. Но вначале, — хозяин сделал знак незаметным прежде слугам, — дай-ка угощу тебя. На пустое брюхо дело не делается. Здесь, на воздухе, и перекусим.

Расторопные и молчаливые слуги быстро и бесшумно собрали на стол. Видно было, что хозяин их строг и требователен.

— Ешь, не стесняйся, — обратился к гостю старик. – Как говориться, "за столом не может быть слишком короткой руки". (Реальная византийская пословица. – Прим. авт.)

Михаил, изрядно проголодавшийся в пути, охотно последовал совету, благо стол гостеприимного хозяина был обилен, а повар искусен. Ел он быстро, но аккуратно. Вначале отдали должное салатам. Артишоки, шпинат и морковь были щедро приправлены лимонным соком и оливковым маслом.

— Мне врач говорит есть побольше мальвы и асфодели, — Старик поморщился. – По мне, добрый кус мяса слаще всего. Доктора уморили больше народу, чем повара.

Подали свинину с фригийской капустой, доставали ее из жира в горшке – хозяин рукой, а гость вилкой о двух рожках. По знаку хозяина слуги гостю налили вина из амфоры, а ему самому – из глиняного кувшина.

— Пей, вино с Хиоса, доброе. Сам-то я люблю кислое ливийское вино. Утоляет жажду и в голову внезапно не бьет.

Подали курицу, начиненную миндалем, а к ней – легкое эвбейское белое вино. Затем, сполоснув руки, сотрапезники приступили к рыбе. Михаилу подали лиманду, приправленную корицей, гвоздикой, уксусом, сельдереем и дикой мятой. Иоанн хлебал густое пюре из трески. После наступил черед сыров. Михаил отметил, что сыр у стратига был наилучший — пафлагонский. Последними на столе очутились фрукты — яблоки, груши, дыни, гранаты, фиги. Хозяин посоветовал отведать напиток, смешанный из яблочного сока, воды и меда

Сам он отхлебнул поданного слугой теплого вина и поморщился.

— Вот мерзкая дрянь! И кто только выдумал – настаивать вино на укропе? (В Византии такое вино считалось лечебным, например – мочегонным. – Прим. авт.) Пью по совету врача. – старик сардонически усмехнулся. — Вот уж не гадал в былые годы, что стану мечтать спокойно отлить.

Движением руки он отослал слуг.

— Что, сыт? Ну и хорошо. Прежде давай-ка я тебя расспрошу. Откуда ты родом?

— Из Византия, моя родня живет там уже несколько поколений.

— Это у вас, столичных умников, «Византий». А для меня — Константинополь! – старик гневно посмотрел на гостя. – Тот, кто сделал захолустный городишко столицей мира, достоин и имя свое ей дать!

— Не сердись, почтенный Иоанн, прошу тебя! – Михаил склонил голову. – Мы привыкли к этому древнему имени, не умаляющему достоинства великого града.

— То-то же. Продолжай.

— Я выучился на грамматика в столице, после поехал в Афины постигать философию. Вернувшись, как-то раз у Цесарского портика, где по вечерам по старой традиций встречаются библиофилы и философы, в книжной лавке встретил школьного товарища. Он трудился у достопочтенного Прокопия и свел меня с ним. И вот уже два года я помогаю ему в трудах.

— Ясно. Что ж, теперь можешь спрашивать сам.

— Я слышал, доблестный, ты знавал базилевса еще по войне с персами?

— Нет, я был тогда с Ситой. Умелый был стратиг. Вот твой Прокопий ничего о нем почти не пишет, а зря. Кабы не Сита, персы бы на мир не пошли. В Армении он здорово им вдарил.

— Но в столице ты был с Велизарием, когда началась Ника?

— Да, приехал повидать мать. А свояк пригласил меня в дружину Велизария. Мы, исавры, крепко держимся друг друга. Так я стал букелларием, декархом.

— Ты застал самое начало восстания против узурпатора?

— Да. И даже был на ипподроме, когда толпа начала кричать Юстиниану. Чтож, Божий суд есть Божий суд. Надо было не протирать зад в канфисме, а помиловать тех четверых. А потом услать на границу, где те сами бы и подохли.

— Говорят, гибель Юстиниана была странной, ему в голову попал камень, или даже плод…

— Брехня. Я сам видел труп – весь в дырах. Юстиниана истыкали ножами как свинью. Поделом – не мог завести надежную охрану! Эскувиты-то покинули свои посты.

— Почему?

— Им немало заплатили, да и за шкуру свою те опасались.

— Скажи, доблестный, а мог ли Юстиниан тогда победить?

— Мог. Надо было меньше слушать свою шлюху. И либо отступить из города, а после собрать войско с границ, либо сделать, как предлагал Нарсес. Хитрая бестия, он ведь говорят предложил раздать золото венетам и натравить их на прасинов.

— «Разделять и властвовать», по примеру древних?

— Точно, иначе не удержаться. Всяк человек думает допрежь всего о себе. И ближнего своего любит ох как редко.

Старик снова отхлебнул целебное вино и поморщился. Михаил тем временем делал пометки на вощаннице.

— Скажи, доблестный Иоанн, а что тогда делал Ипатий?

— Ипатий? Ничего не делал. Когда димоты провозгласили базилевсом Велизария, он был рад-радешенек. Стащил цепь, которой его увенчали вместо короны, да и уехал в имение. Доживать. Слабому нечего делать на престоле – сожрут.

— Что же было потом?

Я с десятком патрулировал улицы вместе с виглаторами, за порядком следил. Велизарий щедро отплатил букеллариям. Эх, как мы потом погуляли! А через год я уже получил таксис. (Отряд из 128 воинов, входит в состав каталога – Прим. авт.) Хороших ребят подобрал, своих исавров да фракийцев еще. (Виглаторы – ночная стража, дозорные. – Прим. авт.)

— Скажи, почтенный Иоанн, что они говорили о базилевсе? Велизарий, ходят слухи, сам был не фракийцем, а склавином?

— Болтали разное. Мать его точно была фракиянка, а вот отец – из-за Истра. Он и имя сыну дал свое, не ромейское. Умер он вскоре после рождения первенца. Но фракийцы считали Велизария своим, да и он их всегда жаловал.

— Я знаю, что армия тогда просила базилевса устроить поход на вандалов.

— Может, набольшие наши и просили, а я – нет. Мне и в Константинополе было неплохо. Да и стратиги опасались трудностей похода. Сдается мне, Велизарий сам хотел подраться и обрести славу, вот и рискнул. Сильно.

— А разве риск был так велик?

— Войны без риска вообще не бывает. А тут – посуди сам. Царь Гелимер не ждал нас, услал войско против маврусиев, а флот – против Годы. А если бы флот вернулся? Если бы нас перехватили до высадки? Мы все кормили бы рыб. Да и успей мы высадиться, без флота нельзя отступить.

ПРОДОЛЖЕНИЕ.

— Слышал я также, что к Велизарию явилась депутация кафоликов из вандальских земель, на коленях умоляя базилевса защитить их от притеснений.

— Были посланцы. Только кто их там притеснял? Захотели власти. Так же и Года – отложился на Сардинии от Гелимера, а базилевс послал ему воинов и золота. Гелимер и клюнул.

— Ты, доблестный, был тогда в по-прежнему в пехоте?

— Да. И пехоты было тысяч десять, а конницы вдвое меньше. Конницей командовали Руфин, Мунд и Эган. Эган был гунн родом, никто лучше него не сидел в седле. А пехоту вели Архелай, Феодор и Терентий. Суда собирали в спешке, собрали сотни четыре с малым. На нашу хеландию (просторечное название одного из видов дромона. – Прим. Авт.) втиснули три таксиса, а она вмещала хорошо если два. Да, нелегко пришлось ребятам. Мы-то, начальники, спали на палубе, а что в трюме творилось? Кто постоянно блевал, кто боялся утопнуть и портил воздух… А было лето, жара. Вот так мы и плыли.

— И войско не бунтовало?

— Ворчали, было дело. Но Велизарию верили, а он не допускал бунта. За драки посадил на кол нескольких воинов. Остальные и приумолкли.

— На Сицилии Прокопий оказал армии важные услуги…

— Ага, и расписал их. Не знаю, не знаю. Готы не хотели воевать, они боялись, что наш флот явился по их душу. Так что рады были дать провианта и сплавить нас в Африку.

— Царь Гелимер вас не ждал?

— Пленные говорили, что ждали нас осенью. Что ж, знай мы, каково плыть летом, так бы и было. А так высадились, и ни одной вандальской лоханки не видели. Был у начальствующих большой спор тогда. Многие боялись засады вандалов, а особо – их флота. Вот и предлагали плыть в Сирт, захватить там укрепленное место. А потом уже к Карфагену идти. Но Велизарий удила закусил. Велел высаживаться в Стагноне. Гавань это, добрая гавань, от Карфагена стадиях в сорока.

— И с ним согласились?

— Не все. А что делать – приказ. Да и боялись, что ветер перемениться, и будем в море болтаться. Вот и высадились мы. Ни одной стрелы по нам не выпустили. А то после моря-то многих и ноги уж не держали… Высаживались мы целый день, а назавтра выступили на Карфаген, до него как раз было рукой подать.

— Гелимер позволил вам сделать его?

— А что ему оставалось? Войско за два дня не собрать. Да и против Годы были отправлены лучшие. Наскакивали на нас, было. Но наша конница получала плату не зря. Отбили. А вечером мы уже обложили Карфаген и устроили лагерь. Велизарий велел нескольким судам выброситься на берег и мы их разобрали.

— Зачем, почтенный Иоанн?

— Те места бедны лесом, нужно было дерево – строить осадные машины. Многие, понятно, ворчали. Боялись без судов-то остаться… Осадный припас готовили два дня. Ну а потом начался штурм.

— Карфаген был сильной крепостью?

— Сила крепости допрежь всего в гарнизоне. А он был мал. И брат Гелимера, Аммата, резал своих – Ильдериса и прочих. Нет бы готовиться к штурму. Горожан было много, но биться они боялись. И опыта обороны крепостей не имели. А многие прямо ждали нас. И стены-то у вандалов пообвалились. Они привыкли сами нападать. Так что мы пошли на приступ со всех сторон, бились целый день – то тут, то там. А к вечеру резерв взял часть стены. Спустились они с боем, и открыли ворота. Ими Валериан командовал, тогда-то он и выдвинулся. Мой таксис держал ворота, а конница ворвалась внутрь. Так что Карфаген пал за день, редко так бывает. Еще день мы брали добычу, а потом явился и Гелимер с сильным войском.

— Их было вчетверо больше вас…

— Вражье войско всегда кажется больше собственного, особливо конное. Но нет, столько у Гелимера не было. Велизарий не стал сидеть в Карфагене, он вывел войско в поле и сразился. А дальше Прокопий твой верно пишет – атаковала их конница крепко, но нас они не прорвали. Я сам, как простой ипаспист (щитоносец. – Прим. авт.) стоял в строю. Конница страшна, очень страшна, когда налетает.

— Но прорвать строй пехоты ей на под силу, верно?

— Глубокий строй. И если в достатке копий. И если никто не побежит. А устоять трудно, ой как трудно… — Старик пристально посмотрел прямо в глаза Михаилу. – Знаешь, что тут главное?

— Прошу доблестного просветить меня.

— Главное знать, что ты, пока не сдох, должен прикрывать бок товарища слева. И тот, кто справа, тебя прикроет, даже если наложит в штаны. А коли убьют тебя — те, кто сзади, постараются достать твоего убийцу. Вот тогда и можно выстоять.

Старик замолчал, погрузившись в воспоминания. Михаил опасался беспокоить его, да и самому ему следовало подумать. Прежде он видел воинов издали и войну себе представлял по книгам.

— Даа, — протянул наконец Иоанн, — крепко мы бились. Я потерял дюжину ребят, а еще пятеро умерли от ран. Но Гелимера мы побили. А назавтра устроили славный пир.

— Прокопий пишет, что после битвы Велизарий обратился к вам с речью…

— Не было такого. После битвы не до речей. В бою боли почти не чувствуешь, а после все болит – любая рана, любой синяк. Ноют от усталости руки. А надо еще узнать потери, позаботиться о раненых, выставить посты. Время для речей – назавтра, и то я не слыхивал длинных. Среди воинов мало говорунов. – Старик прочистил горло. – Так вот, назавтра мы пировали в Дельфике – это был пиршественный зал Гелимера. Велизарий каждому сказал ласковое слово, и мне тоже. Воины порой как дети – им нужна ласка… Велизарий запретил грабить, обласкал вандалов и мы стали укреплять стены. За ворота пока не высовывались – конница вандалов крутилась поблизости. А потом в город прибыли посланники от Цазона, который взял Сардинию. Велизарий отослал их назад, предлагая Цазону присягнуть ему.

— А что делал тогда Гелимер?

— Пытался собрать войско, к маврусиям послал. Но те не помогли ни ему, ни нам. А еще Гелимер послал к Цазону и тот приплыл с войском ему на выручку. Они стояли у Трикамара в сильно укрепленном лагере. А мы двинулись против них. Если бы вандалы остались в своем лагере, нам было бы трудно их взять. Но они вновь решили биться в поле. Говорили потом, что стыдились прятаться за рвом, подобно детям. – Иоанн покачал головой. – Да, мы, ромеи, превосходим варваров своим умением биться в укреплениях. Используем то, что выгодно. Варвары часто нас за это презирают, но побеждает-то кто? Так вот, мы выстроились для боя. Дружину свою Велизарий поставил в центре, слева были федераты, справа конница. Вандалы медлили начать бой, тогда наши стрелки выдвинулись да стали осыпать их стрелами. Тут вандалы напали и пошла резня. Сам Цазон был убит, а Гелимера схватили маврусии и выдали нам за плату. Тогда и вандалы, которые отступили в лагерь, впали в уныние. И сдались. Велизарий не велел убивать пленных. Так что мы только брали добычу. И она была хороша! Никогда после я столько добра не видел. Золото, серебро мешками, золотые кубки, троны, повозки, груды драгоценностей. Воины обогатились, набрали пленных. Дисциплина ослабла. Нет, не ослабла – кончилась. И если бы базилевс не пообещал, что уплывет обратно с дружиной, а остальных оставит здесь, не знаю, что было бы. А так Велизарий спокойно уплыл с добычей в Константинополь. В Карфагене он оставил Терентия. То был добрый воин и стратиг, но правитель никудышный. Это при нем вандалы восстали. А мы с Архелаем отплыли на Сицилию.

— Навести порядок в Лилибее?

— Взять Лилибей с боем. Готы не хотели его отдавать, хотя по праву после вандалов он принадлежал нам. Мы все дуумали, что снова придется драться. Но нет, готы отдали Лилибей и окрестности. Не пойму, почему… А потом мы вернулись домой. Тогда я женился первый раз, дом купил. И жил спокойно до похода на арабов.

— Ты не скучал по боям, доблестный Иоанн?

— Тогда скучал. Молод был, кровь играла. С вандалами бился – к боям пристрастился! Но того, что будет в Аравии, чтоб ей сгореть, представить не мог.

— Поход был столь тягостен для тебя?

— А то! Ладно, до Александрии плыли морем, к нему я привык. А потом на юг пешком. Ох, настрадались мы… Колодцев было мало. Лучшая вода шла коням. Конь, видишь ли, от плохой воды слабеет и дохнет. – Старик пожевал губами. – Чудно, как подумать. Слаб человек, а сколько вынести может. Ни одна тварь столько не вынесет… Ну вот. Вода, взятая с собой, протухала. Половина моего таксиса мучилась кровавым поносом, многие остались в песках. У меня резало глаза так, что смотреть было больно. Шел, держась за плечо помощника.

— Прокопий пишет, что арабы радостно встречали имперское войско…

-Прокопий сидел в Константинополе, книжку писал. С нами его не было. А арабы… Они, видишь ли, крепко меж собой не дружны. Кабы объединились, нам пришлось бы худо. А так – часть арабов мы разбили, часть уговорили, часть купили. Хорошо, что с нами шел старый Габала. То был добрый воин и верный федерат. Ну, и платили ему немало. Он вел переговоры. Велизарий запретил грабить, за припас платил золотом. Поэтому мы достигли арабских городов без больших боев. Ятриб сдался сразу – там много иудеев, они не хотели драться, когда базилевс пообещал сохранить их имущество и молельни. А вот Мекка затворила ворота. Пришлось начать осаду. Но до штурма не дошло, договорились. Потом часть войска пошла на юг – попугать Абдраху, а часть отдыхала. Мы и без боев потеряли немало. Благо, усилились арабами.

— Доблестный Иоанн, скажи, а насколько хороши арабские воины?

— Разные есть. Они ловки верхом, метко стреляют, копьем бьют умело. А мечники плохие. Доспехов добрых у них нет. Так что нападают внезапно и быстро отступают. Воюют по-скифски. Хороши их верблюды, в Аравии эту лучшая тварь.

— А что ты думаешь об их конях? Сейчас многие их заводят и очень хвалят.

— Кони резвые. Но быстро утомляются и не могут нести воина в броне. Наши киликийские лучше. Но они хуже переносят зной.

— Я знаю, ты оставался в Аравии до нападения персов?

— Нет. Отправился с посольством к аксумитам. Меня назначили в охрану со всем моим таксисом. – Старик рассмеялся. – Вспомнил, как ребята рабовались. Ходили слухи, что у аксумитов девы доступны, за честь считают отдаться любому. Мечтали поразвлечься. Ан нет, те оказались целомудренны, народ то христианский. Но зато козлятина их хороша, хоть поели вволю.

— Ты, почтенный, был на приеме у негуса?

— Негуса? Ах, да. Вспомнил. У аксумитов четыре царства, но они соединены договором. Правит ими царь царей, как у персов. Негус нагаста. Приняли нас с почетом. Устроили знатный прием, хотя обычаи индов отличны от наших. Царь их был наг, только чресла и бедра покрыты богатой тканью. Расшита она была золотыми и серебряными нитями. На запястьях его были золотые браслеты, а на голове – разделенный надвое золотой пучок с четырьмя шнурами по обеим сторонам. Это их корона. На шее у него было золотое ожерелье. Вообще, те края богаты золотом. Царь ехал на высокой повозке, покрытой золотыми листьями. А по сторонам шли четыре слона под ярмом. Царь индов был с маленьким золоченым щитом и двумя копьями, также золочеными, в руках. А следом шли его приближенные с оружием в руках. И слуги дули в трубы, издавая приятные звуки. Посол вручил богатые дары, а царь его отдарил, и всю свиту тоже. Я сам получил шкуру леопарда хорошей выделки и золотое кольцо. После был пир, и наутро я еле встал — так коварно их вино. Пробыли мы в городе аксумитов неделю, а после вернулись в Аравию. А потом началась война.

— Нападение персов было внезапным?

— Нет, его ждали. С персами вели переговоры, но поскупились заплатить дань. Хосров просил тридцать тысяч номисм в год, не так уж и много. Персы беднее нас, вот и угрожают оружием, чтобы получить плату. Но Велизарий замыслил иное – он разбить Хосрова хотел. Хотя и тот мог его разбить.

— Ты полагаешь, доблестный, что Хосров мог тогда победить?

— А что тебя удивляет, Михаил? Такова уж война! Военное счастье переменчиво. А силы Велизария и впрямь были невелики. Помогло ему вот что – Хосров, не знаю уж почему, рассорился с Аламундиром, арабским царем, федератом персов. Пренебрег его советами. Говорят, что он заподозрил его в сговоре в базилевсом. А еще он не послушал Мевода, тот был тогда персидским шпахбадом. По нашему это магистр милитум. Мевод был из Суренов, древний это род, его предок разбил дурня Красса. Ну да тогдашний царь персов слушал его советы. А тут Хосров выступил весной, в мае. Войско его сильно утомилось дорогой, особливо катафракты. А арабы, хоть помогали, но выставили мало всадников.

— Ты участвовал в битве при Велизарии?

— Тогда она еще Ятрибом звалась. – Старик мечтательно улыбнулся. – Эх, славная была битва! Сам Велизарий объехал войска, ободряя нас. Лагерь наш был крепок, хоть леса было мало. Насыпали вал. Рассыпали триболы там, где почва потверже. Многие воины получили длинные копья, чтобы не подпускать конницу. Бой был упорным, персы дрались как бешеные. Мой таксис выстоял под ударом их катафрактов, хотя полегло немало. Я сам получил копьем в грудь. Хоть броня и спасла, потом харкал кровью неделю. Но свалил троих. Да, сломался мой верный ромфей. (Короткий однолезвийный меч. – Прим. авт) Потом из добычи взял себе добрый спафион, им и колоть, и рубить сподручно. Еще прикупил позже броню – когда персы ползли назад, без воды, дохли как мухи, бросали доспехи, арабы их собирали и продавали нам. Две номисмы всего отдал. Эта броня спасла мне жизнь в Иллириии. А в той битве меня заметил сам Велизарий. Видел, как мы стояли. Ну и я видел, как он самолично вел в бой катафрактов, после персы-то и побежали. Так что я получил серебряную пряжку и сразу каталог. Правда, не в дружине базилевса, а номерной. Но ребята у меня были что надо, сам отбирал.

Появившийся слуга с поклоном подал Иоанну серебряную клетку и блидце с зерном. Старик с видимым удовольствием вынул оттуда белую голубку, осторожно расправил ей крыло, подул, внимательно осмотрел. Голубка спокойно сидела в его больших огрубелых руках. Насыпав ей зерна, прошептав что-то ласковое, хозяин вернул клетку слуге.

— Вот, повредила крыло, сейчас выхаживаю. Через седмицу уже сможет летать. – Старик пристально посмотрел на Михаила. – Небось, удивлен? Михаил смущенно опустил глаза.

— Да, старый живорез, а люблю таких вот тварей Божьих. По мне, они лучше большинства людей. Верь, я-то насмотрелся. И на войне, и в смуту.

Радуга спасибо. Вы комментировать не стесняйтесь...

А сейчас продолжу.

Старик задумчиво поглаживал подбородок и хмурился своим воспоминаниям. Наконец, вздохнув, он вновь поднял глаза на Михаила и с усмешкой сказал:

— Ладно, расспрашивай дальше. Вижу, невтерпеж тебе.

— Скажи, доблестный Иоанн, — Михаил замялся, подыскивая нужные слова, — Какой она была, смута?

— Смута… — Старик откинулся в кресле, посмотрел вверх, в безоблачное сирийское небо. — Смута страшна. Подобно диким зверям или бесам становятся люди. Кровью ближних упиваются. Проклятье тем, кто смуту лелеет! Ведь все эти патрикии, богачи – что потеряли при Велизарии? Власть? Их и Юстиниан не особо жаловал. Добро? Тогда имений не отбирали. Веру? Никто не мешал им молиться как хотят. Жадность и зависть, зависть и жадность – вот что смуту породило.

— Но, — осторожно заметил Михаил, — в смуте участвовали не только знать и богачи…

— Верно. Тем и плоха смута, что всякий сброд спешит дорваться до чужого добра и крови. А остальные им следуют. Худшие из народа становятся поводырями и пастырями. Плохо, что смуту не удалось предупредить…

— Нападение на базилевса было внезапным, — заметил Михаил.

— И да, и нет. В столице было неспокойно, многие роптали. Венеты на улицах оскорбляли воинов. Когда были в большинстве, конечно. – Иоанн усмехнулся. – Пару раз мои ребята здорово взгрели крикунов. И Велизарий знал о ропоте. Он собирался на ипподроме объявить о большом празднестве, раздать народу подарки. Но вот о заговоре патрикиев о и впрямь не ведал. Не думал, что они решаться. Он ведь и в столице-то мало жил до того, в основном был с войсками. А воины не бунтуют внезапно. Главная вина на этом трусливом осле, Мине.

— Почему на нем? – удивился Михаил.

— Потому что он знал о заговоре. Пленные в Фессалониках немало порассказали. Мине предлагали анафематствовать Велизария с началом бунта. Он промолчал. И базилевсу ничего не сказал. Выждать решил, падаль! Жаль, не прирезали его под шумок… Так что если бы не Хорсамант, заговорщики могли победить.

— А ты, доблестный, знал Хорсаманта?

— Знал. – Иоанн довольно усмехнулся. – Эх, славный был воин! Как он играл копьем, как сидел в седле! В бою Хорсамант был страшен. И базилевсу предан как пес. Проклятые патрикии и представить себе не могли такого человека, плевка его не стоили!

— А что вы делали после нападения на базилевса? – поинтересовался Михаил, делая на вощанице пометки.

— Мой каталог держал арсенал.. Не тот, что во дворце, а городской. Мятежники были не дураки – они штурмовали на трижды. Если бы не подтянулись гунны, мы бы не устояли. Толпа сильна числом, напором. Пока режешь передних, задние напирают, не чуя смерти. А гунны стали стрелять навесом, увивая и средних, и задних. Тут-то они и побежали. А потом мы дрались на улицах, бок о бок с верными прасинами. Тогда резня шла по всему городу.

— Народ сам стал убивать предателей. – вставил Михаил.

— Говорю тебе, — нахмурился Иоанн, — смута неразборчива. Кровь льется без меры и без цели. Я и видел, и слышал потом. Один венет, управляющий в крупном проастии, хозяин его был из вожаков мятежа, уцелел. Когда его схватили, он заголил зад и присел, вопя, что хочет посрать перед смертью. Его со смехом отпустили. А моему соседу, купцу, размозжили голову, хоть он и кричал, что прасин и монофизит. Мой племянник тоже погиб – ему на улице воткнули нож походя, не разбираясь. Грабили, насиловали, убивали. И обычные люди словно обезумели тогда.

— А после подавления мятежа в столице, доблестный, ты воевал на севере?

— Да, — кивнул Иоанн, еще с Терентием. Думали, легко разобьем мятежников. Но Герман оказался не промах. И местные крепко ему помогали. Он подстерег нас на марше и атаковал лагерь, плохо укрепленный. Терентий погиб от стрелы почти сразу, началась паника. Нас резали, как овец. Мы, дефензоры, успели собраться и отступить в порядке. И часть конницы вырвалась. А вот курсоры полегли все. Пало тысяч шесть, не меньше. А ведь у Германа было мало закаленных воинов…

— Но поэтому он и проиграл. – сказал Михаил.

— Армия поддержала Велизария, он ее никогда не обманывал и сам был солдатом. – Иоанн отхлебнул вина и продолжил, — А вот Герман, говорят, брал деньги из воинской казны, еще во времена своего дяди. Надо было утопить щенка, но он оказался ловок – бежал на Афон, прикинулся больным, там и пересидел. Притворялся молитвенником, смиренником.

— Ты, доблестный, знаешь о штурме Фессалоник? – спросил Михаил.

— Только с чужих слов. Я был с Нарсесом. А Фессалоники взяли быстро – помог Анфимий, Анфимий из… Откуда ж он…

— Из Трал, — подсказал Михаил.

— Верно. Добрый мастер. Механик знатный. Он соорудил осадные машины под Фессалониками. А мы плыли на встречу с франками.

— Тогда многие их боялись, считали непобедимыми. – заметил Михаил.

— Непобедимых не бывает. – Иоанн посмотрел на гостя скептически. – Впрочем, ты-то не воевал. А франки что ж – воины добрые, умелые бойцы. У меня тогда родился первенец, хотелось жить, так что и я побаивался. Да и Нарсесу тогда не доверяли. Многие порицали базилевса, что он доверил начальствовать над войском евнуху, книгочею.

— А что ты думаешь о Нарсесе теперь, почтенный Иоанн? – спросил Михаил.

— Отменный полководец. Муж не ложа, но битвы. Как умело он выстроил войска против франков! Как подробно рассказал нам, начальникам отрядов, об их приемах боя! И книги бывают полезны. – Иоанн улыбнулся. – Я до того их не ценил, после велел себе читать. И Цезаря,и Вегеция. Много у них почерпнул доброго. Воистину, мудрость книжная для умного человека как вода для дерева. Да, так что франков мы уже почти не боялись.

— Франков было сто тысяч. – заметил Михаил.

— А, снова своего Прокопия вспомнил? – рассмеялся Иоанн. – А кто их считал? И уж точно не было их впятеро больше. Это Прокопий врет, как и многие до него. Оно и понятно.

— Почему понятно, доблестный?

— А потому, Михаил, что человек себя пугает тем, что ему близко. Вот умники – им близки буквы, они и пугают себя буквами. И тем большим числом, что те передают. Читали мне Геродота. – Иоанн снова рассмеялся. – Как насочинял, историк! Миллион с лишним персов, виданное ли дело! Чем кормить столько, да и откуда взялись? Геродота число сто тысяч не испугало, так он миллион написал. А не испугал бы миллион – написал бы десять! Вот так. А воина, — тут Иоанн назидательно поднял палец, — пугает не буква, а другой воин. Один-единственный вражеский воин способен напугать до мокрых штанов.

— Я слышал, что ты был тяжко ранен в битве с франками? – спросил Михаил, которого задели рассуждения хозяина.

— Мой каталог стоял в центре, у нас самая резня и была. Франки страшны в рукопашной, хотя строя тогда у них уже не было – спасибо готам. Мне ударом Франциски раздробило ключицу. Спас добрый доспех, иначе быть бы мне разрубленным. А так депутаты оттащили в тыл. Сутки в беду метался, думали, что все – отбегался Иоанн-исавр, ан нет. Выжил. Хотя рука и сейчас порой болит. Я потому в Сирию и просился – сухо здесь, рука меньше ноет.

Хозяин замолк и дал знак слугам, чтобы те принесли вина и фруктов. Старик с видимым удовольствием выплеснул из чаши целебное вино и налил чистого, проигнорировав укоризненный взгляд управляющего. Предложив гостю не стесняться и наливать себе, он отпил вина, поудобнее устроился в кресле, отхлебнул из кубка и зажмурился.

— Да, хорошо… Приятно вспомнить старые денечки. Знаешь, Михаил, я скучаю порой по тем временам, по битвам и походам. По молодости скучаю. Сейчас вот тихо, но надолго ли? Хосров хоть и постарел, но пыла не утратил. Я ведь после Сплита тоже отправлен был на восточную границу, в Армению. Меру получил. Войны вроде как не было, а стычки были. Щупали нас персы, проверяли. Вот и сейчас… — Стратиг оборвал себя на полуслове, — Ладно, то дела нынешние, тебе не интересные.

Михаил мог бы возразить, но не решился. Вместо этого он спросил:

— Почтенный Иоанн, а ты был в походах против готов?

— Нет, оставался на востоке. Служил, как и в начале, с Ситой. В большом походе участвовал только с Троглитой, через пять лет. Воевал со склавинами в Иллирии.

— А что ты думаешь о силе склавинских воинов? – спросил Михаил.

— Им не хватает доспехов и конницы, а так воины они добрые. Ловки в засадах и внезапных нападениях, хорошо держат строй. Быстро учатся у нас, ромеев. Да и в моей мере было потом немало склавинов. Держаться заедино, не хуже исавров. – Иоанн усмехулся, — Подарили мне медвежью шкуру, сплю сейчас на ней. У меня тогда, уже в Аравии, был петух, красавец, голосистый, будил по утрам. А раз смотрю — слушают мои склавины петуха и что-то меж собой говорят, словно жалуются. Ну, я спросил, что мол такое – у них уже многие декархи понимали нашу речь. Вот говорят, не достать петухов в округе. Уж не знаю, на что им был петух. Ну я и подарил своего. Те не забыли – отдарили шкурой, специально из-за Истра им ее привезли.

Хозяин взял с блюда грушу, с хрустом вгрызся в сочную мякоть, утер рукавом подбородок, а после продолжил:

— Вернувшись в столицу, охраняли мы Собор. Тогда я с Велизарием лично беседовал. Он уставал от богословских споров, вызывал нас, военачальников, говорили о войне, вспоминали былое.

— Ты мог бы рассказать о Соборе, доблестный. – попросил Михаил.

— А что рассказывать, я простец в богословии, понимал мало. Тогда и на улицах спорили так, что я ничего толком не понимал, что уж говорить о епископах. — Иоанн рассмеялся. – Вот лучше я тебе случай расскажу. Был у нас в мере священник один, Фемелом звали. Боевой, свойский, и выпить любил. И вот вел он как-то службу в малом лагере, когда напали арабы. Прорвались внутрь, пошла резня. Так этот Фемел не струсил, схватил тяжеленное паникадило и давай им арабов бить — а был он муж крепкий. Нескольких убил, других обратил в бегство. Потом епископ отстранил Фемела от священнодействия. Дескать, совершил тот тяжкий грех убийства и запятнал кровью святые одежды. Хорошо, доложил я в столицу, Велизарий сам написал патриарху Иерусалимскому, простили Фемела. Вот такие были у нас в армии священники! – гордо заключил Иоанн.

— Знаю я, что и ты, доблестный, — склонил голову Михаил, — проявил себя не только в Аравии, но и во время спасения столицы от гуннов.

— Тяжкое то было время, юноша. Кутигуры подходили к самому Константинополю. Я был с Нарсесом, упросил меня взять по старой памяти. Му разбили два отряда кутигур, отбили много добычи и пленных. Кутигуры ловки с луком, метко бьют на скаку. Я сам тогда получил стрелу в бедро. Это был мой последний большой поход. Потом был некоторое время в столице, пока базилевс в Сирию не назначил.

— Скажи, доблестный, а ты знал тогда базилевса Феоктиста? – осторожно спросил Михаил.

— Знал, — Иоанн торжественно кивнул, — о нем в армии много говорили, восхищались его храбростью и военным искусством. А потом и познакомился лично. На коне он сидит как влитой, немногие ромеи так могут. Я посылаю ему коней из наилучших, базилевс их любит.

— Ходят слухи, базилевс, да будет он здоров и удачлив, готовиться к войне…

— Об этом ты не болтай-ка понапрасну, — строго посмотрел на Михаила Иоанн. — Я тебе о прошлом рассказываю.

— Тогда, почтенный, позволь задать последний вопрос… — Михаил замялся. – Ты был счастлив в жизни?

— Счастлив? – Иоанн отхлебнул вина и задумчиво повертел в руках кубок. — Счастлив… Я прожил много лучше и уж точно много дольше, чем рассчитывал в молодости. Всякое видел. Достиг немалого. Сейчас вот стратигом заделался. Жена моя два года как умерла. Старший сын погиб во Фракии, младший – беспутный гуляка, позорящий имя отца. Дочь в столице и вроде бы довольна мужем. Одинок я, оттого и с тобой разболтался.

Иоанн поднялся с кресла, поспешно вскочил и Михаил.

– Ладно, юноша, заговорились мы. Ты, небось, утомился. Ступай в баню, а после приходи в трапезную, поужинаем. Но обо мне больше ни слова. Расскажешь, как там в столице поживают.

Михаил поклонился, собрал принадлежности для письма и отправился вслед за слугой. Мысленно возвращаясь к беседе, он остался доволен услышанным. В столице ему говорили, что сирийский стратиг вряд ли примет его, не говоря уже о том, чтобы откровенничать. Но старик и впрямь оказался общителен. Неужели, спросил себя Михаил, таково неизбежное свойство старости? И не будет ли он таким же на склоне лет, до которого, впрочем, целая вечность…

Примечание. Депутаты – в византийской армии аналог санитаров. Солдата, предназначенные для эвакуации раненых с поля боя.

Это конец первой части. Пока планируются еще две — первая по религиозным проблемам, вторая — по деятельности спецслужб. Хватило бы времени...

Пух пишет:

Это конец первой части. Пока планируются еще две — первая по религиозным проблемам, вторая — по деятельности спецслужб

Ждемс! Спасибо за зарисовки. Читается очень хорошо.

В этой теме будет идти продолжение таймлайна, в старой http://alternativahist.borda.ru/?1-1-30-00000197-000-0-0-1171999031 — дополнение уже созданного.

После кончины Велизария Великого Империя находилась, казалось, на вершине могущества. Ее население составляло приблизительно 22 миллиона человек, уступая только Китаю. К Империи были присоединены побережье Северной Африки, включая богатые и населенные вандальские владения, Иллирия и Далмация, ряд кавказских земель, Хиджаз. Вторжения варваров были успешно отбиты, смута преодолена, казна наполнена. Даже эпидемия чумы затронула Империю меньше, чем можно было бы ожидать.

Активно развивалась византийская экономика, особенно в средиземноморском бассейне. Объектами средиземноморской торговли были предметы роскоши, пряности, папирус, а также и металлы, соль, оливковое масло. Зерно и вино из Сицилии и Карфагена доставлялись в центральные области Империи, а также — в Галлию и далее на север. В Нарбонне, Арле, Тулоне, Марселе возникли колонии византийских купцов. Одновременно интенсивный обмен осуществлялся с Пиренейским полуостровом. Из земель франков и готов вывозились лес, шерсть, рабы. Александрия в Египте, Антиохия в Сирии, Эдесса на Евфрате, Двин в Армении, множество малоазийских городов, Херсонес в Таврике, Фессалоника на Балканском полуострове были процветающими торгово-ремесленными центрами. Но всех затмевал второй Рим, мировая столица. Константинополь, политический, административный, торговый и культурный центр империи, который был огромным городом. Население его вместе с приезжими достигало более 300 тысяч человек. Сюда стекались товары с самых отдаленных мировых рынков. Шелк-сырец (в основном вырабатываемый в эргастериях фиска), воск, пушнина и мед из-за Истра, миндаль и финики из Сирии, греческое вино, сирийские ткани и ковры, египетское и карфагенское зерно, золотой песок и слоновая кость из Африки, свежая и соленая рыба со всего Средиземноморья и Черноморья, скот из Малой Азии, табуны лошадей из Фракии, оливковое масло из Малой Азии, Пелопоннеса, Африки, и множество прочих товаров стекались в столицу и там обрабатывались, потреблялись, перепродавались. Первенство Византии в торговле кормило городское население и наполняло казну.

Вместе с тем внутренний мир в Империи не был прочным. Социальная, религиозная, этническая рознь поутихли при Велизарии, но не исчезли. Вновь присоединенные земли, а также ряд старых провинций проявляли тенденции к сепаратизму. Варвары из-за рубежей Империи жадно следили за ее процветанием и были готовы силой урвать часть его. На востоке старый соперник – Персия, настороженно наблюдала за ростом могущества соседа, готовая положить ему конец оружием. В этих условиях многое зависело от личности нового базилевса, от его способностей и окружения.

Феоктисту в момент восшествия на престол шел двадцать седьмой год. Природа наделила его безусловной смелостью, открытым и веселым нравом, ясным умом и энергией. Престарелый Велизарий много сил потратил на воспитание приемного сына и приобщение его к государственному управлению. Феоктист усердно трудился, радуя приемного отца своими успехами и безусловной преданностью, доходящей до обожания. Эта преданность, основанная на искреннем восхищении великим земляком и родичем, а также на благодарности, как выяснилось, обманула надежды. Феоктист имел очень мало склонности к каждодневному упорному труду правителя, государственные дела внушали ему в основном скуку. Друзьям он признавался, что только ради Велизария «истязал себя» трудами. Феоктист застал Империю в упорядоченном состоянии, поэтому искренне верил, что все во внутренних делах государства может идти само собой, без участия базилевса, которому остаются ратные подвиги. Вот к ним Феоктист стремился всем сердцем, причем видел себя в гуще сражения, лично повергающим врагов. Он вынашивал план заключить союз с аварами и всей мощью обрушиться на север, наказав кутигур и подчиненных им славян за набеги на родную Фракию. Ясно, что Феоктист мог бы стать славным военачальником и дурным базилевсом, и принести Отчизне много бед, искренне заботясь о ее величии. К счастью, новый базилевс получил в наследство не только трон, но и тех, кто его окружал – а именно людей способных, и не склонных к авантюрам. Первым среди них был Нарсес, взявший на себя большую часть текущих дел. Нарсес, невысокий и сухощавый, закаленный походной жизнью, и в старости сохранил бодрость тела и духа. Большое влияние оказывал на Феоктиста патриарх Константинопольский Иоанн, который поразил его своей ученостью и красноречием. Ближайшими же друзьями Феоктиста стали, во-первых, его земляк-фракиец и сослуживец Тиберий, во-вторых, прибывший в столицу Ильгидис, принц лангобардов. Тиберий, высокий и сильный, был постоянным партнером Фектиста в военных упражнениях. Он отличался бескорыстием и ничего для себя не просил, что базилевс очень ценил. Феоктист назначил Тиберия командиром одной из схол эскувитов. Ильгидис же поразил Феоктиста своей бесшабашной удалью и охотничьим мастерством, а также знанием лошадей. Он исподволь пытался внушить базилевсу мысль поддержать его права на лангобардский престол. Когда информация об этом достигла Нарсеса, тот немедленно встретился с Ильгидисом и в самой дружеской форме сообщил ему, что в столице скрываются лангобардские лазутчики, намеренные убить Ильгидиса, помешать чему очень и очень трудно. Ильгидис, долго проживший в Византии, все понял правильно, и о своих правах на престол более не заикался. Однако с его подачи базилевс Феоктист отправил к новому лангобардскому королю, Альбоину, посольство с дружеским посланием и дарами.

Истинной страстью Феоктиста были кони. Часто он впопыхах завершал заседание совета, чтобы поспешить к стойлу любимой кобылы, собравшейся рожать. Он из своих рук кормил ячменем, изюмом и сушеными фруктами своих отборных коней. В императорских конюшнях стояло более двух тысяч лошадей из Фракии, Каппадокии, Аравии, на покупку и содержание которых не жалели средств. Увлечение базилевса было, впрочем, небесполезно — его трудами была выведена новая порода верховых лошадей на основе аравийской.

Воцарение Феоктиста не было совсем уж безоблачным. Сенатская аристократия была ослаблена, но не смирилась, партия венетов сохранила влияние в столице. Заговор, однако, созреть не успел — Нарсес принял превентивные меры. За «оскорбление величества» он предал суду Еферия и Аддея, членов Сената. Аддей, как знали многие в столице, был деторастлителем, а Еферий расхищал имущество благотворительного ведомства. Осуждение таких людей, разумеется, было встречено всеобщим одобрением. Впрочем, Аддей как раз к намечавшемуся заговору не принадлежал, будучи человеком предельно трусливым. Но многочисленные родичи и приятели Аддея получили хороший урок.

Затем новый базилевс с подачи своих приближенных предпринял меры по повышению своей популярности. Он простил столичной бедноте недоимки, а затем распорядился изъять и сжечь расписки у многих ростовщиков и отобрать у них заклады. В 566 г. был издан новый закон о ростовщичестве. Наибольшая сумма процентов по этому закону равнялась 12°/о годовых. Был запрещен прием закладов, превышающих сумму займа. Были установлены проценты, которые могли взиматься при заключении контрактов, а также всякого рода денежных операциях. Для владельцев поместий и эргастериев, или ведущих какую-либо законную торговлю допускалось получение 8% в год. При заключении контрактов лицами, имевшими звание иллюстрия, сан патрикия, занимающих высокие административные должности, не разрешалось получать больше 4% в год. Для всех прочих лиц устанавливалось законом 6% годовых. При получении прибылей сверх установленных законом было предусмотрено повышенное налогообложение, а также «добровольные» взносы на государственно-полезные дела — в алиментарный фонд, городское благоустройство, дорожное строительство. Закон также запрещал накапливать большие запасы монеты. Вторым законом от того же года был закон о энапографах. Это была разновидность колонов, «приписные», которые были бесправны, не имели земли, были приписаны к налоговому цензу имений, где они жили. Только малая их часть занималась производительным трудом. По закону энапографское состояние должно было быть ликвидировано в течение пяти лет. Энапографы становились юридически свободными людьми, и либо переходили в состояние слуг, за которых владелец должен вносить налоги, либо получали владельческие права на небольшой участок земли, арендуя у прежнего владельца остальную. Исключение делалось для пленных, но только на срок в десять лет, считая с момента плена.

В столице и крупных городах Феоктист продолжил большое строительство. Он построил много мостов, цистерн, водопроводов, бань и больниц, а также монастырей. Особое внимание новый базилевс уделил родной ему Фракии, где дополнительно сооружались укрепления.

13 мая 566 г. социальная рознь в столице, оформленная системой цирковых партий, очередной раз показала себя. В этот день, как обычно, проводился праздник города. Когда закончились ристания на ипподроме, прасины подверглись оскорблениям со стороны каких-то людей из числа венетов, завязалась драка. Сторонники венетов напали на прасинов, вспыхнули столкновения в разных местах столицы. Венеты стали жечь приморские склады, а если кто-нибудь принимался их тушить, сторонники венетов пускали стрелы. И прасины со своей стороны не бездействовали. Они сожгли несколько богатых особняков. Столкновения происходили даже на Месе. Сражение продолжалось до глубокой ночи, пострадали сотни людей. Феоктист был вынужден двинуть на подавление беспорядков гвардию. В итоге эпарх столицы был смещен, полномочия столичной стражи расширены.

Тем временем внешнеполитическая ситуация понемногу накалялась. На западе все было относительно спокойно. В этом, 566 г., там состоялось три свадьбы франкских правителей. Гунтрам, король Нейстрии, женился на Остерхильде, Сигиберт, король Бургундии – на Теодехильде, Хильперик, король Парижа – на Ингунде. Все три невесты были из знатных франкских родов. Папа Пелагий лично провел все три обряда венчания, воспользовавшись случаем укрепить свое влияние. Во франкских землях воцарился мир, поскольку ранее беспокоивший Септиманию Атанагильд, король вестготов, подчинял племена саппов и кантавров в Северной Испании, война с ними затянулась. Однако с новой силой разгорелся конфликт папы и императора. Пелагий с искренней радостью встретил известие о кончине Велизария, и немедленно отправил посольство в Константинополь. В своем послании папа призывал нового базилевса «восстановить единство апостольской церкви», понятно, во главе с папой римским. Он заявлял, что всякий кафолик обязан быть верным доктрине Льва I, особенно же это касается «восточного клира». Послание папы вызвало острое недовольство. Иоанн, патриарх константинопольский, Макарий II, патриарх иерусалимский, Иоанн III, патриарх антиохийский, Аполлинарий, патриарх александрийский и Домнин, патриарх Иерусалимский составили совместное послание к кафоликам, где обвиняли Пелагия в гордыне и забвении соборного принципа Церкви. Базилевс заявил посланцам папы, что папу, избранного римским клиром и народом, можно посвящать лишь после утверждения императором. Папа Пелагий, не добившись своего, не посылал более в Константинополь своего представителя. Африканские епископы, с его подачи, собрали собор, на котором осудили решения Вселенского собора 554 г. По распоряжению базилевса карфагенский дукс разогнал собор. Четверо епископов бежали к франкам. Далее Феоктист тоже отправил к папе посланников. Они везли с собой «подарок» — теленка с пятью ногами, помещенного в бочку с уксусом. В своем послании Феоктист прежде всего извинялся, если его дар немного протух – по его словам, посланцы потратили слишком много времени, обыскивая Рим в поисках его «епископа». Далее говорилось, что означенный дар непременно натолкнет папу на благочестивые размышления о соотношении нужного и лишнего. Намек был ясен – Империя может обойтись и без пятого, мятежного патриарха. С папой Пелагием от гнева едва не случился удар. Он и без того презирал «безродного» Феоктиста, поскольку сам происходил из римского сенаторского рода. Теперь же презрение переросло в ненависть. Посольство было, в сущности, мальчишеской выходкой, о которой базилевс не счел нужным поставить в известность никого их высших сановников.

В том же 566 г. окрепшие авары разгромили Тюрингию и столкнулись с франками. В сражении Храмн был разбит и попал в плен. Но при посредничестве лангобардов был отпущен за выкуп и заключил мир. В следующем, 567 г. авары в союзе с лангобардами добивают остатки гепидов и подчиняют ряд славянских племен. Авары к тому времени прочно овладели долиной Тисы. Одаренный и деятельный каган Баян искал новые объекты для завоеваний. Пока что он делал вид, что является верным союзником Империи. Наметилось охлаждение между прежними союзниками, лангобардами и аварами. Авары стремились полностью очистить для себя Паннонию и подчинить прилегающие земли. Зная о союзе Храмна и лангобардов, они отправили к Гунтрамну и Сигиберту тайное посольство. Впрочем, Империи на Дунае пока ничего не угрожало. Напротив, авары служили щитом против славянских отрядов. Те приходили в Империю с целью поступить на службу, а не воевать с ней.

А вот на востоке положение складывалось отнюдь не мирное. Шахиншах Хосров наконец ощутил, что руки у него развязаны. В прошлом, 555 г., тюрки разгромили эфталитов при Несефе. Персидские войска, в свою очередь двинулись на эфталитов и нанесли им поражение, напав на их основную территорию — Тохаристан и восточный Афганистан. Причем знатных пленников Хосров повелел закопать живьем во рву, в память о том, что шахиншах Фируз нашел свою смерть во рве, вырытом царем эфталитов. Правда, мобеды потом тайно откопали тела, не желая рисковать гневом богов. Персидские войска заняли большую часть Согдианы. В 566 г. состоялся фактический раздел державы эфталитов между Персией и каганатом. Теперь Хосров мог позволить себе вплотную заняться византийскими делами, благо Велизарий, которого он опасался и которому втайне симпатизировал, сошел в могилу.

Хосрова на самом деле беспокоили успехи византийского оружия, а также оживленная строительная деятельность, предпринятая Велизарием на границе с Персией. Он полагал, что западный сосед стал слишком силен и продолжает усиливаться, так что рано или поздно станет весьма опасным и может угрожать вторжением. Далее, Хосров беспокоился о состоянии казны. Конечно, за годы своего правления он реформировал и упорядочил налоговую систему, хозяйство Персии процветало. Но постоянная армия требовала больших расходов, а поступление звонкой монеты сократилось, поскольку византийцы активно осваивали аравийский «путь благовоний», плавали по Красному морю, а далее до Цейлона. Вдобавок в Империи наладили производство собственной метаксы! Могло случиться так, что собираемые персами торговые пошлины сойдут на нет, особенно если тюрки окончательно договорятся с ромеями, соответствующие тревожные донесения разведки поступали неоднократно. Хосров с сожалением вспоминал времена отца, Кавада, когда Империя исправно выплачивала дань полновесными солидами. Интересы двух сверхдержав пересекались в Аравии и на Кавказе. Шахиншах уже долго ждал удобного момента, чтобы напасть наконец на Византию. Формировались армии, были заблаговременно подготовлены склады продовольствия и военного снаряжения в крепостях от Ктезифона до месопотамской границы, строились новые военные суда. Посланцам Хосрова удалось связаться с аварами и указать на возможность поживиться в Империи после начала войны на востоке. Однако Хосров вполне отдавал себе отчет в трудности задуманного. Византийская армия при Велизарии изрядно укрепилась и могла быть, за исключением гарнизонов, сосредоточена против Персии. Месопотамская граница была хорошо укреплена, а осадная техника персов, отнюдь не передовая, не позволяла взять ее быстро. Единственным вариантом было отвлечь Империю, распылить ее силы на большом по протяженности фронте. Следовало сделать так, чтобы конфликт выглядел «естественным», а не спланированным персами, чтобы в нужный момент можно было нанести точный и неотразимый удар. Хосров разрабатывал планы лично, не доверяя даже ближайшим советникам. Для начала он решил воспользоваться ситуацией в Йемене. Там началась эпидемия оспы, которая была тогда впервые занесена в Аравию. Умер и наследник Абдрахи — Яксум и престол перешел к его брату, Масруку. Химьяритская знать, ненавидевшая эфиопов, обратилась за помощью к персам. В качестве посредника был использован царь Лахмидов, дружественные отношения которого с языческими и иудейскими группировками Химьяра были давними. Посол химьяритов, Ибн Зу Язан, в 565 г. вступил в переговоры с Амром ибн Хиндом, сыном царя Альмундира Лахмиды были обязаны ежегодно являться ко двору в Ктезифон, с ними отправились и химьяриты. Ибн Зу Язан поставил шахиншаха в известность о сложившемся положении, жаловался на притеснения эфиопов и просил военной помощи уПерсии. Ибн Зу Язан даже сочинил в честь Хосрова касыду, которую перевели на фарси. Хосров сделал вид, что стихи (и впрямь недурные) поразили его в самое сердце, что стало основанием для арабской легенды. Не решаясь послать регулярные войска в рискованную экспедицию, Хосров, по предложению мобедан мобеда, набрал в качестве войска находившихся в тюрьме преступников. Заодно в случае неудачи можно было попытаться представить их беглецами, действующими на свой страх и риск. Во главе войска был поставлен старый и опытный полководец Вахриз, в помощь ему выделены инициативные офицеры. Было оснащено тридцать кораблей, каждый вмещал 100 воинов. Лахмиды в случае неудачи должны были прикрыть отступление или, напротив, поддержать Вахриза. Экспедиция отплыла из Тигра в начале 567 г. Четыре корабля погибли в бурю, а остальные пристали на побережье Хадрамаута. С войском плыл сын Ибн Зу Язана, Мадикариб. Он немедленно связался со своими сторонниками, и армию персов усилили местные контингенты. Хотя войска Масрука все еще значительно превосходили противника, действовали они крайне неудачно. Масрук проявил беспечность и даже не выставил боевых слонов, которые пугали если не привычных к ним персов, то хотя бы химьяритов. В бою Масрук был убит, после чего его войска не выдержали сопротивления и были разбиты. Персы взяли огромное количество пленных и добычи. Вахриз дошел до Санаа, оттуда он послал Хосрову самую ценную часть добычи, деньги. Следуя полученным указаниям, Вахриз не тронул византийских торговцев и не стал осаждать Аден. Во главе Йемена был поставлен Мадикариб. Вахриз вернулся в Персию, но часть персидских войск была оставлена в Йемене, который обязан был выплачивать шахиншаху подать. Феоктист послал Хосрову посольство с требованием объяснений, но Хосров ответил, что химьяриты сами сбросили эфиопское иго, вздорные слухи об участии персов недостойны внимания его царственного брата, а Мадикариб является его, Хосрова, другом и союзником. Константинополь не обманули этилицемерные заверения, так что втайне началась подготовка к переброске войск в Аден, а к эфиопам было послано посольство. Мадикариб тем временем жестоко расправлялся с эфиопами, уничтожая их поголовно. Однако те сумели заманить его в засаду и убить. По всему Химьяру шла резня. Вахриз был вновь послан туда с персидским войском, одержал победу и сам стал правителем. Хосров через своих агентов подогревал также недовольство в Хиджазе. В Велизарии, где наиболее крупной общиной была иудейская, арабы из родов Аус и Хазрадж вели с ней борьбу, получая от персов помощь деньгами и оружием. Войска Лахмидов, которым были выплачены крупные субсидии, сосредотачивались в Недже.

Империя не могла остаться безучастной к этим событиям. В Аден был послан морем крупный контингент во главе с Аматием. Отряды Гассанидов были переброшены из Сирии в Хиджаз, гарнизон в Велизарии усилен отборными частями. Феоктист стремился начать войну и поставить персов на место, только влияние Нарсеса сдерживало его порывы.

Следующим шагом Хосрова стало разжигание конфликта на Кавказе. Войско восточных алан, зависимых от Персии, в 567 г. совершило поход на Восточную Грузию, заставив ее подчиниться Ирану. Далее шахиншах принялся за персидскую Армению. Он послал туда марзбана с 2 тысячами отборных всадников, доставившего приказ построить храмы огня за счет армян. Протесты католикоса были им грубо отвергнуты. Тогда католикос и часть армянской знати тайно отправили к Феоктисту послов с просьбой принять их в подданство Империи. Хосров рассчитал все верно – осторожный Нарсес не мог пренебречь просьбой соплеменников. Базилевс Феоктист согласился на просьбу. Тогда армяне перебили пограничные персидские заставы и под предводительством Урдана, который славился происхождением и опытностью в военном деле, перешли в Империю в количестве нескольких десятков тысяч человек. Армянам были отведены для поселения земли в Македонии и Каппадокии, базилевс почтил их вождей богатыми дарами и установил отмену подати на 3 года. Хосров немедленно отправил посольство с требованием вернуть изменников и захваченное ими царское имущество, но получил отказ. Теперь у Хосрова был законный повод для войны. В том же 567 г. тюрки начали завоевание степей и предгорий Северного Кавказа, где войска кагана Истеми покорили болгар, беленджерцев и хазар, после чего даже осаждали Дербент, впрочем, безуспешно. К Хосрову они отправили посольство, но шахиншах, которому слова посла показались высокомерными и наглыми (какого-то там «кагана» ровней себе он отнюдь не считал), без чести отослал посольство назад. Тюрки пока проглотили обиду, но отнюдь ее не забыли. В следующем, 568 г., они отправили посольство уже в Империю. Тюркские послы, возглавляемые согдийцем Маниахом, заключили с Империей торговый договор, позволявший им осуществлять контроль над Великим Шелковым Путем, и военный союз, направленный против Персии. Базилевс Феоктист в августе 568 г. направил вместе с возвращавшимся через территорию Алании Маниахом полководца Зимарха Киликийца. Каган Истеми ласково принял византийского посла и утвердил договор. Правда, сил для немедленного удара по Персии у него не было, но союзники полагали, что обладают инициативой и смогут спокойно подготовиться к войне.

Зимой 568 г. византийские войска неспешно сосредотачивались во Внутренней Армении и Лазике. Имперская разведка получила сведения, что шахиншах собирается совершить поломничество в Ганзак, где стоял храм, посвященный одному из трех великих огней, которым поклонялись в Персии – «шахскому огню», Адхур Гушнасп. Одновременно в персидскую Армению направлялись новые части. Это свидетельствовало в пользу прежних расчетов об основном ТВД – кавказском. Но эта информация, как оказалось, была получена в результате тонкой игры Хосрова. Только теперь он раскрыл приближенным весь свой замысел. Многие из них отнеслись к нему отрицательно, полагая, что Империя слишком сильна и рисковать большой войной с ней – безумие. Против войны резко выступил престарелый Йазд-Гушнасп, клторый был главным представителем шахиншаха при византийском дворе. Однако Хосров не пожелал прислушаться к возражавшим ему. Более того – он заключил Йазд-Гушнаспа в Анушбард («Замок забвения»), который служил местом заточения высочайших особ. В марте 568 г. конные корпуса персов форсированным маршем выступили из окрестностей Ктезифона и нанесли удар в Месопотамии. Отборные персидские части сумели внезапным ударом захватить Варвалис — крепость на берегу Евфрата. Теперь в руках персов оказалась стратегически важная переправа через Евфрат. Хосров немедленно послал один конный корпус во главе с марзбаном Адармаханой в рейд по сирийским землям. Адархамана дошел до предместий Антиохии, разоряя округу. Слабые ромейские гарнизоны не могли ему противостоять. Главной опорой Империи в Месопотамии была сильная крепость Дара. Персидские войска быстро обложили ее, рассчитывая встретить сравнительно немногочисленный гарнизон. Однако сирийский стратиг Иоанн каким-то образом почуял неладное и буквально за несколько недель до нападения перебросил в крепость подкрепления, а также военное снаряжение и продовольствие, и сам возглавил гарнизон. Первый штурм персов, рассчитанный на внезапность, был отбит с большим для них уроном. Когда подошли основные силы во главе с самим Хосровом, тот убедился, что Дару легко не взять, а оставлять ее в тылу опасно. Пришлось начать осаду. Под присмотром Мермероя, опытнейшего полководца, началось сооружение насыпи и осадных машин.

В Константинополе сообщение об ударе персов в Месопотамии встретили с тревогой. Приходилось распылять сила между тремя далеко отстоящими друг от друга фронтами. Вдобавок тяжело заболел престарелый Троглита, один из лучших полководцев Империи. Немедленно началась переброска подкреплений в Сирию и Армению. Первоначально Нарсес планировал возглавить армянскую армию, а во главе сирийской поставить Евсевия. Однако Феоктист твердо заявил, что сирийскую армию возглавит он сам и никто другой, чтобы лично разбить Хосрова. Нарсес, зная горячность и малую опытность Фектиста, здраво решил, что оставлять его без присмотра немыслимо, поэтому стал заместителем базилевса, готовя войска в столице и удерживая Феоктиста от желания немедленно выступить в Сирию. Евсевию же нужно было время, чтобы из Карфагена добраться до Армении, так что пока начальство над армянской армией было поручено Аратию, племяннику Нарсеса. Тот прибыл к войскам как раз в то время, когда персы нанесли удар. Причем не в Армении, а в Лазике. Персидскую армию усилили восточные аланы и часть савиров. Они разоряли страну, поэтому Аратий спешно двинул армию в Лазику. Он нарушил инструкции Нарсеса – не ввязываться в полевое сражение, полагаться на укрепленные лагеря и ждать подкреплений. 7 апреля состоялась битва, в которой персы фактически застали Аратия врасплох. Удар персидских катафрактов сбил его конницу, а пехота смешалась под градом стрел. Сам Аратий пал в бою вместе с правителем Внутренней Армении, Артаваном. Пало и более десяти тысяч ромейских воинов. Остатки армии сумели спастись только благодаря Харангису, который был родом из Армении, являлся таксиархом, ранее целым войском не командовал. Будучи уже престарелым и издавна хромая на обе ноги, он не мог ездить верхом, но лишения переносил стойко, а любившие своего командира воины носили его на носилках. Харангис личным примером ободрил отступавших, собрал беглецов и отступил к Двину. Командующий армянской армией персов Нахогаран стремился, пользуясь благоприятной ситуацией, завоевать Лазику. Но получил от Хосрова распоряжение разделить армию и отправить большую ее часть в Армению. Хосрова интересовали прежде всего фарангии («рудники»), которые находились на границе византийской и персидской Армении. В тамошних горах добывалось много золота, которое должно было пополнить пустевшую персидскую казну. Нахогаран захватил рудники, после чего возвратился на зимние квартиры в Атрпатакан (Азербайджан). В Химьяре Аматий тем временем начал наступление против войск Вахриза. В нескольких стычках он одержал победы, а после прибытия подкреплений из Эфиопии приступил к осаде Санаа. Но вспышка оспы в лагере вынудила его снять осаду и отойти к Адену. На этом кампания 568 г. завершилась.

Продолжение.

В 569 г. обе воюющие стороны готовились к решительному столкновению. Отдельные персидские отряды продолжали тревожить Сирию, Дара была в осаде, так что имперское правительство вынуждено было перебрасывать основные силы в Сирию. Византийская южная армия в начале года сосредоточилась возле Эдессы, возглавлял ее лично базилевс Феоктист, главным советником его был Нарсес. Во Внутреннюю Армению прибыл с подкреплениями Евсевий, возглавив северную армию. Аматий получил приказ удерживать Аден и ожидать прибытия подкреплений из Аксума. Хосров же, использовав запасы персидской казны, собрал дополнительные силы для весеннего наступления. Были отправлены подкрепления в Армению и к Лахмидам.

В марте южная имперская армия двинулась на Дару с целью деблокировать эту важнейшую крепость. Феоктист постоянно торопил Нарсеса, а тот рисковать не желал – армия двигалась медленно, сооружая укрепленные лагеря и высылая далеко вперед конную разведку. Тиберий, осознавая справедливость опасений Нарсеса, по мере сил пытался воздействовать на базилевса. Персы вовремя получили сведения о выдвижении противника. Оставив небольшие силы для осады Дары, возглавляемая Хосровом армия выдвинулась вперед, навстречу ромеям. Армии сошлись 14 марта 569 г. Сражение длилось два дня, но ни одна из сторон не добилась перевеса. Персы не смогли прорвать византийский строй, опирающийся к тому же на укрепленный лагерь, а имперская пехота оказалась неспособна успешно атаковать пехоту персов. Византийские клибанарии показали себя хуже, чем персидские катафракты. Обе стороны сочли за лучшее отвести войска. Это больше устраивало Хосрова, который намеревался достичь успеха на флангах фронта, сковав основные силы противника в центре. Феоктист же отозвал обратно в Сирию войска Габалы, опасаясь дальнейших нападений персидской конницы.

В апреле 569 г. началось персидское наступление в Армении и Лазике. Действуя мелкими отрядами, персы вынуждали Евсевия распылять силы. Ромеям остро не хватало конницы для маневренной войны. В одной из стычек Евсевий был сброшен с коня и сломал бедро, а через две недели скончался от воспаления. Дезорганизованные византийские войска отступили в укрепленные города, а персидский командующий Нахогаран, собрав силы в кулак, осадил Двин. Феоктист, пришедший в ярость при известии о новой неудаче, назначил командующим северной армией Тиберия. Персы прочно обложили Двин и начали осаду. Нападая на город, они делали подкопы и, сооружая лестницы, приставляли их к стене, посылая на штурм набранное в Армении и Атрпатакане ополчение. Но были успешно отбиты ромейским гарнизоном. Тогда персы сделали высокую деревянную башню, снабженную бойницами и тараном, по ромейскому образцу и придвинули ее к стенам Двина. Обороной Двина руководил Иоанн по прозвищу Дакик, каппадокиец по происхождению, он распорядился разбирать деревянные части домов и из них возвести внутри крепости башню, еще выше персидской, установив внутри метательные машины.

Когда персы сражались с башни, находившейся вне крепости, а ромеи отражали их с башни, построенной внутри ее, то одной из машин было удачно запущено бревно, которое разрушило башню персов, уничтожив одновременно много людей. После этой неудачи Нахогаран снял осаду и отступил. Прибывший в Двин Тиберий, снабженный крупными средствами, стал энергично собирать войска. Он нанял савиров и привлек лазов, которые были злы на персов за их грабежи и насилия.

В мае 569 г. началось вторжение в Хиджаз. Армия Лахмидов, усиленная персами, превосходно снабженная всем необходимым, внезапно появилась под Велизарией. Арабы из родов Аус и Хазрадж немедленно подняли восстание и сумели открыть ворота лахмидской коннице, после чего начали без пощады убивать ненавистных им иудеев. Иудеи, вначале остававшиеся индифферентными, оценили расклад и пришли на помощь ромейскому гарнизону. Бои на улицах шли двое суток, но постепенно перевес лучше вооруженных ромеев и многочисленных иудейских ополченцев позволил вытеснить врага из города. А вот Мекка сочла за лучшее открыть вороты лахмидам, договорившись о неприкосновенности жителей. Символический ромейский гарнизон был перебит до последего человека. Феоктист был вынужден снова отправить Габалу в Аравию, подкрепив его частью конницы. Переход был долгим и нелегким, учитывая время года.

В Армении же наступил перелом. Прежде всего, имперской дипломатии удалось заключить союз с тюрками. Те нанесли удар по восточным аланам, которые должны были направить персам подкрепления, и наголову их разбили. Пополнив армию, ромеи начали активные боевые действия. 17 июня 569 г. имперская армия, возглавляемая Тиберием, и персидская, возглавляемая Нахогараном, сошлись в битве у Фазиса. Местное население сочувствовало ромеям, поэтому выслало проводников, которые вывели ромейский отряд, возглавляемый каппадокийским армянином Ираклием, в тыл персам. Внезапный удар с тыла решил дело – персы дрогнули и бежали. Хосров же, как только он узнал, что случилось, а именно — что Нахогаран бежал с поля битвы, тотчас отозвал его. А затем предал жесточайшей казни за трусость. В присутствии шахиншаха Нахогарану, надрезав с шеи кожу, ободрали ее всю до обеих ног, отделили от тела, а затем перевернули ее внутрь, и надутую слегка наподобие кожаного меха, повесили на шесте для всеобщего устрашения. Командующим в Армении и Лазике стал Артаван. Теперь уже ромеи, превосходя числом противника, атаковали его. Ромейские отряды в течении лета 569 г. очистили от персов Лазику. Хосров убедился, что он не в состоянии воевать против Империи в Лазике, так как они, владея морем, легко посылали туда припасы и подкрепления, персы же были вынуждены с величайшим трудом длинными путями посылать в свои лагеря припасы при помощи носильщиков и вьючных животных. Хосров скрепя сердце приказал Артавану сосредоточиться на обороне персидской Армении. Войска стояли по линии протяженностью примерно в 200 км от Феодосиополя. до Мартирополя с центром в Кифаризоне. Дело пока ограничивалось стычками. Такие же стычки происходили и в Сирии. Персы постоянно «прощупывали» Страту мобильными конными частями, немедленно отходя при приближении крупных имперских отрядов.

Все силы Хосров бросил против Дары. Для начала он обратился с посланием к коменданту крепости, Иоанну. Тому предлагался свободный выход вместе с воинами и – втайне – крупная сумма золотом. Персидский посланник дожидался под стеной крепости ответа старого стратига. Тот не замедлил последовать – Иоанн коротко кивнул сопровождавшему его воину, такому же исавру. Исавры не зря славились метанием копий – брошенное сильной и верной рукой, оно угодило точно в центр груди перса, пробило пластинчатый доспех и вышло из спины на целый локоть. Разьяренный Хосров собрал военный совет и заявил, что оставляет шкуру Нахогарана ему на память, а сам возвращается в Ктезифон, где будет ждать вести о падении Дары. Или же… Совет понял шахиншаха верно и работы были ускорены.

Всю осень шли стычки в Сирии, Месопотамии и Армении, конница Гассанидов нападала на персов в Хиджазе, а тем временем воздвигаемый персами вал все ближе придвигался к стенам Дары. Наконец, в ноябре начался штурм. Персы, десятками теряя людей под огнем гарнизона, ворвались на стену. Жестокий бой шел внутри города, бились за каждый дом. Персы и ромеи уничтожали друг друга в течение семи дней, пока Дара не наполнилась трупами, которые бросали в реку и в цистерны. Наконец, последние защитники во главе с Иоанном были уничтожены. Восхищенный мужеством противника, командующий персов Мермерой тайно отдал тело стратига для христианского погребения. Дара пала, и путь в Сирию был открыт. Однако потери при штурме оказались очень велики, а в Эдессу продолжали прибывать подкрепления, так что Мермерой предпочел отвести войска на зимние квартиры. Так завершилась компания 569 г.

Пух пишет:

Жестокий бой шел внутри города, бились за каждый дом. Персы и ромеи уничтожали друг друга в течение семи дней, пока Дара не наполнилась трупами, которые бросали в реку и в цистерны

Я ошибаюсь или Дара в общем-то небольшой город? Семь дней боев несмотря на все мужество гарнизона как-то не выглядят правдоподобными.

Пух пишет:

Иудеи, вначале остававшиеся индифферентными, оценили расклад и пришли на помощь ромейскому гарнизону. Бои на улицах шли двое суток, но постепенно перевес лучше вооруженных ромеев и многочисленных иудейских ополченцев позволил вытеснить врага из города

Вы знаете я не в курсе конкретной ситуации, но боевые качества иудейских ополченцев того времени вызывают серьезные сомнения.

Den пишет:

Я ошибаюсь или Дара в общем-то небольшой город? Семь дней боев несмотря на все мужество гарнизона как-то не выглядят правдоподобными.

А это реал. В таймлайне совмещены две реальные осады Дары — одна длилась без малого четыре месяца, а в конце — те самые бои с многочисленным гарнизоном, а другая длилась полтора года, а потом крепость пала за сутки — гарнизон был невелик, а в ходе осады еще и сильно уменьшился.

Назвать Дару городом на тот момент сложно — это большая крепость с сильным гарнизоном и обслуживающим его населением. В реале Юстиниан очень сильно укрепил Дару.

Den пишет:

Вы знаете я не в курсе конкретной ситуации, но боевые качества иудейских ополченцев того времени вызывают серьезные сомнения.

Ну, с теми же ромеями они в Палестине неплохо дрались во время бунтов (два в упомянутую эпоху). Да и сражение-то не полевое, а резня на улочках Велизарии (Ятриба). Численность играет большую роль, вот ее иудеи и обеспечивают. Вдобавок часть иудеев была воинами — у них была своя стража, вражда с арабами взята, кстати, из реала.

ПРОДОЛЖЕНИЕ.

В 570 г. границы Империи были охвачены войной. Поначалу положение не внушало тревоги – южная армия планомерно усиливалась и готовилась к решительному сражению после потери Дары, в Армении разбитые Тиберием персы перешли к глухой обороне, в Аравии удалось отстоять ключевой пункт – Велизарию. Однако Хосров стянул войска отовсюду, оставив на востоке слабые гарнизоны, собрав феодальное и племенное ополчение. В марте огромная персидская армия, выйдя из Ктезифона, достигла Дары и двинулась в византийские земли. Направлением главного удара была выбрана Амида, сравнительно слабо укрепленная. Мелкие отряды персов рассыпались по округе, захватывая добычу и пленных. Армия Феоктиста двинулась от Эдессы навстречу персам. Феоктист твердо решил дать генеральное сражение и разбить наконец противника. Намереваясь лично участвовать в битве, он своим указом назначил Тиберия кесарем, памятуя о превратностях сражения. 19 марта состоялась битва при Амиде, отличавшаяся небывалым ожесточением. Собрав огромные армии — до 100 тысяч у персов, более 80 тысяч у ромеев, командующие невольно угодили в ловушку. Разноплеменные, рыхлые части, управляемые часто командирами, у которых подчинение отнюдь не было в крови, они быстро нарушили план боя и не подчинялись приказам. Воины с обеих сторон были подогреты слухами (причем небезосновательными) об огромных богатствах, таящихся в царских обозах. Мермерой и Нарсес не успели толком выстроить войска, когда легкая конница сцепилась на флангах, а на помощь ей ринулись пехотные части. Началась свалка. Опытные воины обеих армий вспоминали потом это сражение с ужасом. В невыносимой давке, полуослепшие от пыли, персы и ромеи резали друг друга, раненых и не устоявших на ногах немедленно затаптывали. Хосров и Нарсес с трудом сумели удержать при себе только катафрактов и гвардию. Впрочем, Феоктист быстро повел их в бой, Нарсесу удалось только направить его не в самую гущу сражения, а на фланг. Хосров вывел войска навстречу. И вот рядом с бессмысленной кровавой мясорубкой основного сражения разыгралось другое – правильное, хотя и скромное по масштабам, с умелым маневрированием и взаимной поддержкой разных родов войск. В этом правильном бою победа осталась за персами, Феоктисту пришлось отступить. К вечеру распался и адский клубок основных сил. Воины из второй линии и немногие счастливчики из первой отошли, а наутро по молчаливому уговору стали хоронить павших. Персы на скорую руку воздвигли подобие погребальных башен, ромеи вырыли несколько рвов. Но отличить павшего перса от погибшего ромея было почти невозможно. Бесформенные куски плоти, смешанной с камнями и глиной — вот что осталось от первой линии. Пали десятки тысяч. В мрачном молчании армии отступили — ромеи назад к Эдессе, персы — к Даре, где у противников были склады. Немало воинов дезертировало, не вынеся ужаса битвы и погребения. Старики – Хосров и Нарсес, давно смирившиеся с собственной смертью, которая была не за горами, перенесли итоги битвы спокойно. Феоктист же впал в черную меланхолию, которую некому было развеять – Ильгидис пал в бою, Тиберий был далеко.

На остальных фронтах тоже происходили сражения. В Армении местное ополчение под командованием хитрого Урдана сумело в горном ущелье окружить и уничтожить крупный персидский отряд. Тиберий готовился вторгнуться вглубь персидской Армении, ожидая помощи от местных жителей, подогреваемых умелой пропагандой. В Аравии шли упорные бои. Мекка была в осаде, город держался в основном благодаря не силе укреплений, а недостатку у противника материала для сооружения осадных машин. Негус нагаста прислал новый крупный отряд на помощь Аматию. Осаждавших постоянно тревожили Лахмиды, пока не прибыли основные силы Гассанидов, подкрепленные конными ромеями. Против Мундара ибн Харита собралось все войско персидских Лахмидов, с ними вместе готовился к бою и персидский отряд. Когда Мундар узнал об этом, то он тотчас разослал разведчиков, приказав им выслеживать врагов в пустыне. Узнав, где стоят лагерем основные силы Лахмидов, Мундар в середине апреля тайно выступил из-под Мекки, напал на них, когда они этого совершенно не ожидали, и разгромил, показав себя достойным отцовской славы. Было захвачено множество пленных, лишь немногие из Лахмидов бежали. Далее Мундар направился в их основной лагерь, Хирту, уничтожил и сжег ее, и отправился обратно с большой добычей и многочисленными пленными. После этой победы многие роды отпали от Лахмидов и это непрочное объединение сильно ослабло.

В конце апреля наконец все было готово для штурма Мекки. Пользуясь этим, Аматий вел переговоры с верхушкой курейш, склоняя их к сдаче. Однако расчеты командующего спутали его воины. Гассаниды и эфиопы подчинялись ему только номинально, а они мечтали не о мире, а о бое. Эфиопы, разъяренные гибелью своих родичей в Химьяре, перенесли ненависть на «вероломных язычников арабов», у Гассанидов, как водиться, были свои племенные и родовые счеты с мекканцами, копившиеся не одно десятилетие. Так что войска в нескольких местах пошли на приступ, Аматий же решил, что делать нечего, надо получить свою долю славы и добычи и послал армию на общий штурм. Мекка была взята и подверглась беспощадному разгрому. Свирепые эфиопы рассеялись по улицам, поражая горожан копьями без разбора, ромеи и арабы грабили и захватывали пленных. Более половины горожан было перебито, остальные в основном пленены, за исключением крупных торговцев, сумевших откупиться. Их участь была не лучше — во время марша через пустыню большинство погибло в песках, оставшиеся были проданы в рабство. Укрепления Мекки срыли и из обломков соорудили сильную ромейскую крепость вокруг собора. Торговое и политическое значение Мекки было уничтожено на несколько десятилетий. Первенство в Хиджазе прочно перешло к Велизарии, контроль над «путем благовоний» захватили в свои руки сирийские и иудейские купцы. Правда, путь этот стал опаснее, так как связанные прежде с мекканцами бедуины нападали при случае на караваны.

Однако победа Империи принесла новую беду. И происходила она не от противника, а от природы. То была эпидемия оспы. Придя из Африки вместе с эфиопами, перенесенная в Сирию Гассанидами, она распространилась по всей линии фронта, словно по пороховому шнуру. Умерло множество воинов в лагерях и на стоянках. Сравнительно благополучные Персия и Империя пострадали в целом слабо, но когда оспа через Италию и Балканы пришла в Европу, она собрала обильную жатву. Потери были сопоставимы с закончившейся двумя десятилетиями ранее пандемией чумы. В июле заболел базилевс Феоктист, постоянно общавшийся с рядовыми воинами. Все усилия лучших врачей оказались тщетны – здоровье базилевса ослабили переживания после амидской бойни. Умирая, бездетный Феоктист официально усыновил Тиберия и назначил его своим наследником. В письме (трижды окуренном на глазах базилевса, а после тайно переписанном) он заклинал друга и пасынка закончить войну победой. 2 августа базилевса Феоктиста не стало. Получив известие об этом, Тиберий немедленно направился в столицу. Армия, сенат и народ поддержали выбор Феоктиста. Тиберий был известен добротой, прославлен успехами в Армении. Важную роль сыграла и поддержка могущественного Нарсеса, хотя многие опасались, что он будет препятствовать Тиберию. Но Нарсеса уже разочаровал тезка-племянник, а другой племянник, Аратий, пал в бою. К Тиберию же Нарсес питал теплые, едва ли не отцовские чувства, насколько они доступны евнуху. Тиберию сразу же пришлось столкнуться со множеством проблем. Налоги и поставки на армию сильно возросли и сельское население местами роптало. Немало жизней унесла оспа. А главное – пришла беда с запада. Баян пристально наблюдал за ситуацией в Империи, получая сведения через славян. Он отлично знал об огромных потерях имперских войск и решил, что настал удобный момент для удара. Обосновавшись в Среднем Подунавье, авары под руководством Баяна, безусловно талантливого и энергичного вождя, возвели систему «хрингов» — оборонительных сооружений, состоявших из концентрированных кругов укреплений. Сильная аварская конница была дополнена многочисленной пехотой из подвластных славян. Баян, считая безопасность державы обеспеченной, перешел к наступательной стратегии, представлявшей собой, в сущности, вымогательство в особо крупных размерах. В сентябре 570 г. совместно со славянами авары пытались взять приступом Сирмий, ключевой пункт Империи на Дунае. Внезапный налет благодаря бдительности гарнизона не принес успеха, и тогда авары оставили славян осаждать Сирмий, а сами вторглись в Иллирию, захватывая добычу, благо урожай в том году выдался отменным.

Тиберий, по совету Нарсеса, заключил с Хосровом перемирие на год, уплатив 45 тысяч солидов. Хосров пошел на это перемирие только потому, что ранее сработала имперская дипломатия, заключившая союз с тюрками. Пользуясь тем, что на восточной границе персы практически не оставили войск, тюрки под предводительством сына Истеми – Турксанфа, вторглись в персидские владения. Их конница дошла до Рея, разоряя округу, а многие согдийские города открыли им ворота. Хосров вынужденно назначил Мермероя на пост ханаранта, правителя востока Ирана – Хорасана, выделив ему крупные силы. Мермерой разбил один из тюркских отрядов, но существенного успеха не добился и, будучи в преклонных летах, умер во время похода. Тиберий же, собрав все силы, какие только мог, в октябре выступил к Сирмию. Авары вовремя соединили войска и под Сирмием дали ромеям битву. В ромейском войске прекрасно показали себя стратифемики, стойко выдержавшие атаку славян, а вот легкая конница на левом фланге бежала. Тиберий лично повел в атаку гвардию, чтобы выправить положение. Авары спокойно отступили, оставив славян, но те заранее припасли множество долбленых лодок и в большинстве своем отступили, переправившись через Сану. Сил на преследование у ромеев не было. Каган Баян вскоре прислал послов, и через них потребовал от Византии дань, цинично угрожая разорением её земель силами славян и кутригур. Он писал Тиберию: «Я таких людей пошлю на Римскую землю, потеря которых не будет для меня чувствительна, хоть бы они все погибли». Аварские послы получили щедрые подарки — золото, серебро, одежды, седла. Но от выплаты дани Тиберий отказался. Правительство Империи, трезво оценивая ситуацию, попыталось заключить антиаварские союзы, однако успеха не достигло. Откликнулась только часть антов, и то тайно. Австразйские франки помнили о своем поражении, а лангобарды в тот момент менее всего думали об аварах. Дело в том, что в Равенне умерла жена Тейи, Галсвинта. Ходили упорные слухи об отравлении, тем паче что Тейя увлекся одной служанкой и постоянно ссорился со своей вестготской супругой. Сестра Галсвинты, Брунгильда, нежно любившая сестру и вдобавок крайне властолюбивая, сразу стала настраивать мужа, лангобардского короля Альбоина, против остготов. Семя упало на унавоженную почву. Альбоин, который был привязан только к двум вещам – своему верному мечу и кубку, сделанному из черепа гепидского короля Кунимунда, мечтал о сражениях. Он начал деятельно готовиться к войне, привлек многих саксов, тюрингов и баваров. Зимой 571 г. союзное войско внезапно втоглось в Рецию и Норик. Большинство укрепленных мест было захвачено, остготские гарнизоны перебиты. Тейя стал спешно собирать армию, однако италики всячески уклонялись от поборов и службы, а готские силы уменьшились в числе после предыдущих поражений. Тейе, однако, удалось договориться с бургундскими франками, выплатив крупную сумму. Знатные франки Левтарис и Бутилин вступили в военный союз с остготами, хотя их король Сигиберт был против этого. Они были родными братьями из племени алеманнов, но достигли славы и могущества у франков. Весной 571 г. противники выступили навстречу друг другу, и 6 марта у города Аквилея состоялась битва, в которой остготы были наголову разбиты. Сам Тейя пал в бою. К большому огорчению Альбоина, ему разрубили черем секирой, так что новой чаши король лангобардов не получил. Левтарис и Бутилин вовремя оценили обстоятельства и, разграбив обоз, присоединились к победителям. Лангобарды вместе с союзниками разграбили местность до реки По, а после удалились в завоеванные земли. На территории Реции и Норика было положено начало сильному лангобардскому государству. Королем остготов стал Алигерн, младший брат Тейи. Он вынужден был заключить унизительный мир, уплатив большую контрибуцию. Сбор этой контрибуции вызвал волнение италиков, многие города закрыли ворота перед готскими сборщиками. Алигерн обратился к Империи и вестготам за помощью, однако не получил ее. Тиберий был занят аварской и персидской опасностью, положение Италии волновало его очень мало. А у вестготов король Атанагильд пал в одной из стычек с кантаврами. У вестготов немедленно началась борьба за власть, затянувшаяся на несколько месяцев. В апреле 571 г. умирает в Орлеане папа Пелагий, вскоре причисленный к лику святых. Его преемником был избран Иоанн III, римлянин. Слабый и нерешительный, он пользовался тем не менее поддержкой итальянского духовенства, которому обещал перенести апостольский престол обратно в Рим.

В мае 571 г. был заключен мир Персии с тюрками. Основной причиной была смерть Мугань-хана, наследником которого стал Тобо-хан. Турксанф был вынужден для обеспечения власти своего отца вернуться в Степь. Впрочем, мир был для тюрков выгоден – они получили большие дары от персов. Забавно, что большую часть полученного от ромеев золота Хосров был вынужден отдать их союзникам. Кроме того, многие согдийские общины стали платить дань и персам, и тюркам. А Тиберий, благодарный союзникам, дал им торговые льготы и снизил пошлины на шелк. И в Константинополе, и в Ктезифоне понимали, что приближается второй раунд борьбы. Стороны потеряли немало сил и средств, но каждая надеялась на победу. Хосров вдобавок осознавал, что жизненно важно воспользоваться передышкой на востоке, пока Империя была вынуждена оставить на дунайской границе крупные силы. Дара оставалась в руках персов, так что, действуя мобильными отрядами против Сирии и избегая генерального сражения, они могли принудить Империю к выгодному для себя миру, прежде всего – к выплате ежегодной дани. Хосров стягивал войска к столице, чтобы в удобный момент бросить их против Сирии. Тиберий готовился отбыть к войскам, но его задержал церковный конфликт. Иоанн, патриарх Антиохийский, в своем ответном письме на синодальное послание Константинопольского патриарха, который в феврале рукоположил Иоанна Александрийского, отозвался о нем оскорбительно, и за это подвергся церковной опале. Злить обидчивых сирийских кафоликов, да еще в прифронтовом районе, было опасно. Иоанн был временно лишен своей епископии, а рукоположен на место его Григорий, апокрисиарий. Иоанну было тайно обещано прощение по прошествии недолгого времени. Теперь Тиберий мог без помех заняться подготовкой войск. Большую помощь ему оказывал Маврикий, ставший его военным секретарем. Тиберий готовил припасы и снаряжение, он сделал большой набор с фракийцев, иллирийцев и исавров, что образовало ополчение почти в 30 тысяч отличных всадников.

Весной персы уже готовы были нанести удар, когда внезапно для них началось восстание в Армении. Предшествующие действия персов дали свои плоды – армяне поднялись всем народом. Нарсес, заблаговременно узнавший о планах восставших через католикоса, убедил Тиберия отправить им большую партию оружия и изменить план летней кампании, перенеся упор на северный фронт.

Во главе восстания стоял Вардан II Мамикоян, прозванный Малым для отличия от Вардана I. Он убил персидского марзбана Армении Сурена-Тчихр-Вшнаспа. Армяне по умерщвлении Сурены призвали к себе на помощь имперские войска и хотели с их помощью освободиться от владычества персов. Хосров немедленно осознал опасность потери Армении, опираясь на которую, ромейские войска могли угрожать центральным районам державы персов. Хосров лично, с большим войском, в том числе и со многими слонами, двинулся в Армению. Он отправился по области Артаз, прошел Багреванд, и остановился у города Карин. Там его ждали Вардан с армянским ополчением и имперское войско во главе с Тиберием и Нарсесом. Битва при Карине состоялась 8 ноября 571 г., в день Св. Дмитрия Солунского. Местность была неудобной для конницы, поэтому ромеи и персы в большинстве спешились. Хосров рассчитывал, что его слоны напугают армянских ополченцев, но вышло иначе — армяне яростно устремились вперед, поражая слоновожатых дротиками, а слонов пугая огнем. Часть слонов обратилась в бегство, сломав строй персов, куда ворвались армяне. Их длинные ножи были страшным оружием в схватке. На другом фланге ромейские каталоги, поддерживаемые стрелками, мерным шагом двинулись вперед, невзирая на град персидских стрел. Их пики пронзали щиты, доспехи и плоть. Не выдержав натиска, персидская армия с большою поспешностью обратилась в бегство, и скучилась на берегу Евфрата. Множество персов, в том числе и знатных вельмож утонуло при поспешной переправе, вместе с самим мобедан-мобедом. Хосров верхом на слоне едва не разделил их участь. Армяне овладели всем лагерем с царскими сокровищами, взяли даже «Машаперчан», как они его называли — золотой одр, стоящий многие таланты, унизанный драгоценными камнями и жемчугом, называемый персами «одром славы». Более того — они овладели также «гратом» (священным огнем) который всегда возил с собою шахиншах, почитаемый выше всякого огня, и называемый персами Атур. Это тяжкое и унизительное поражение стало для Хосрова страшным ударом. Он, терпя стыд, издал даже закон, чтобы в будущем никогда шахиншах лично не выходил на войну. Имперское войско воспользовалось персидской неудачей и проникло глубоко во внутренние области Персии, и учинило большое пленение и грабеж. В персидской Армении ромеи взяли Валаршакерт, Валаршапат, Аршат и осадили Двин. Отдельные отряды ромеев доходили до Гирканского (Каспийского) моря. А когда наступила зима 571-572 г., ромеи не вернулись на свои базы, а перезимовали прямо в Персии.

В том же 571 г. после пяти месяцев междуцарствия вестготы избрали королём Лиуву, человека слабого и нерешительного, компромиссную для местной знати фигуру. Однако Лиува вскоре назначил соправителем своего брата Леовигильда, который напротив, был муж решительный и твердый. Фактически Леовигильд полностью взял в свои руки власть. Он с самого начала проявил себя энергичным правителем. Левигильд первым делом смирил знать, а затем подчинил племена саппов и кантавров в Северной Испании, смыв тем самым неудачу Атанагильда. Был также подтвержден договор с Империей, Леовигильд зондировал почву на предмет союза против франков. А в Париже король Хильперик по надуманному предлогу развелся с Ингундой и женился на простой служанке, Фредегунде, с которой состоял в связи уже более года. На это событие никто не обратил особого внимания, а зря.

В 572 г. авары снова вторглись в имперские земли, однако не сей раз на границе стояло достаточно конницы, которой командовал Герман, сын Дорофея, еще совсем юноша, но отличающийся воинским духом, и приобретший в Армении опыт, далеко превышающий его возраст. Авары разграбили окрестности Сирмия и спешно отступили, потеряв в стычках немало своих. А в Месопотамии ромеев ждал неожиданный успех. Дело в том, что ромейский стратег, Мартин, тяжело заболел и реально командование перешло к его заместителю, таксиарху Акамиру, склавину-федерату. Акамир отнюдь не намеревался сидеть на месте. Он собрал остальных командиров на пирушку и, напоив как следует, изложил свой план. Персы ожидали, что ромеи станут осаждать Дару, предварительно подтянув осадные машины и обоз. В Даре они оставили сильный гарнизон, снабженный припасами на два года. Акамир же предложил собрать конницу, посадить на коней пехоту и идти вглубь персидской территории. Командиры в пьяном запале дали согласие. Протрезвев, они, естественно, постарались все отменить, но насмешки Акамира склонили их к походу. Он был полностью неожиданным для персов и вызвал у них панику. Персидский командующий, Артабан, решил, что перед ним передовой отряд основных сил ромеев, наносящих удар на Ктезифон. Поэтому, когда войска встретились возле города Перозшабор на рекеТигр, Артабан медлил с началом сражения до полудня, а среди его воинов потихоньку распространялись панические слухи о подходе неисчислимого вражеского войска. При этом персы реально превосходили ромеев минимум втрое. Видя такую пассивность противника, Акамир напал на сторожевой отряд персов и разбил его. Затем происходили легкие перестрелки и схватки отборных воинов один на один. Настал вечер, Артабан зажег множество огней и готовился уже к ночной битве – и вот тут ромеи ударили всеми силами. Акамир лично повел в бой центр. Персы растерялись, а после началась паника и они бежали. Имперские воины гнались за ними и убивали на протяжении двадцати стадий. Артаван послал в столицу паническое донесение (едва не стоившее ему головы), и Хосров распорядился отвести гарнизон Дары для обороны Ктезифона. Акамир же спокойно отошел, нагруженный добычей. За эту битву он получил сан патрикия и стал стратигом. Ромейские части спокойно заняли Дару, а в Армении после упорного штурма овладели Двином.

Таким образом, Империя отразила опасный натиск соседней великой державы. Тиберий, по совету Нарсеса, решил не истощать народ и казну и заключить мир на выгодных условиях. В Ктезифон во главе посольства отправился Иоанн, сын Дометиола, патрикий, ранее комит финансов. Мир был подписан 4 января 573 г. Хосров подтвердил братский статус базилевса и отказался от требований дани «навечно». Стороны обязались не заключать союза с врагами соседа. Были оговорены права купцов и таможенные ставки. Граница в Месопотамии осталась прежней. Аравия, за исключением области Лахмидов и Бахрейна, признавалась зоной ромейского влияния. Шахиншах обязался не помогать Лахмидам воинами и оружием. Основным камнем преткновения стал вопрос об Армении. В Константинополе долго решали, требовать ли присоединения завоеванной территории, но в конечном счете решили не делать этого. Вардан успел показать свое властолюбие, а Нарсесу было известно, что во Внутреней Армении есть желающие отложиться от Империи и воссоздать армянское царство в прежнем блеске. Поэтому Империя удовольствовалась присоединениями в Иберии – до рек Чарох и Кир, что обезопасило Лазику и улучшило связь с ней. Однако в договоре были строго оговорены права армян. Назначенный шахиншахом марзбан должен был управлять в согласии с собранием армянской знати, не допускалось распространение в Армении зороастризма, расширялись права католикоса. В Армении было много недовольных договором, но большинство народа устало от войны. Вардан же со своими воинами и приближенными продолжил сопротивление, успев занять после ухода ромеев несколько крепостей, в том числе и Двин. Хосров, не имея сил, на несколько лет фактически признал его власть над значительной частью персидской Армении.

А вот в Константинополе известие о долгожданном и выгодном мире встретили с восторгом. На время была забыта партийная и религиозная рознь, популярность нового базилевса взлетела до небес. Тиберий и впрямь выглядел настоящим правителем, располагавшим к себе с первого взгляда – высокий, статный, со звучным и приятным голосом, он был отмечен многими достоинствами. Приветливый и человеколюбивый, он совершенно не заботился о личной наживе, а видел свое счастье в том, что его подданные будут процветать и наслаждаться спокойствием. Во внутренней политике Тиберий проявил себя как достаточно терпеливый и мягкий правитель, хотя случавшиеся беспорядки в Константинополе и мятежные выступления в провинциях вынуждали его к строгим мерам и даже казням. Тиберий не отличался подозрительностью и злопамятством, он неодобрительно относился к преследованию донатистов, несториан и прочих «еретиков», чем часто увлекались провинциальные епископы.

В 573 г. Тиберий смог наконец приступить к мирным, гражданским обязанностям. Тяжелая война с персами стоила огромных сумм, были истрачены две с лишним трети имперского финансового фонда, экстраординарные расходы намного превышали поступления. При этом большая часть оплаченных профессиональных солдат погибла в боях, многие были изувечены. Эпидемия оспы, не нанеся большого ущерба в общем, сильно опустошила некоторые местности. Империя остро нуждалась в передышке и правительство это хорошо сознавало. Особенно сложной была ситуация в Константинополе – боясь персидских и аварских нападений, в столицу переселилось множество людей, население города выросло до полумиллиона человек. Тиберий прежде всего раздал войскам очень большой донатив, снял пошлины на ввозимые в столицу вино и масло, установил низкие цены на зерно, отдав для его перевозки часть военных судов, разрабатывал большие планы государственного строительства, и на ближайшее четырехлетие уменьшил на четверть государственные подати. Комиты финансов указали на опасность этих мер для казны, но базилевс считал, что скопленные ценой обнищания страны деньги лишь отягощают казну. «Зачем собрано столько золота, если народ душит голод?» — так заявил на совете Тиберий. Вместе с тем базилевс понимал, что предпринятые им меры принесут лишь временное облегчение. Поэтому в том же 573 г. он назначил своего военного секретаря Маврикия комитом экскувитов (пост, дающий немалый вес и прямой доступ к базилевсу) с поручением собрать полные сведения о военном положении Империи и разработать меры для его улучшения. Маврикий происходил из знатного каппадокийского рода города Арависсо. Покинув юношей родной город в 559 г., он прибыл в Константинополь, где поступил на государственную службу, начав с незначительной должности нотария. За десятилетия государственной службы Маврикий стал опытным управленцем, его отличали методичность и последовательность. Он немедленно принялся за дело, испросив несколько месяцев для работы.

В 574 г. авары вновь несколько раз перешли границу малыми подвижными отрядами. Они четко следовали давней степной традиции «дистанционной эксплуатации», стремясь вынудить Империю к выплате дани. Тиберий жаловался приближенным, что «состоять в дружбе с аварами — кочевниками и пришельцами, более тяжко, чем враждовать с ними, тем более, что дружба эта гнилая». Действительно, переговоры шли плохо, авары нарушали мир бесконечными стычками, а их требования были откровенно наглыми. Впрочем, большой войны Баян избегал, осознавая потенциальную силу противника.

В том же году умер старый Нарсес, сыгравший огромную роль в истории Империи. Искренне опечаленный Тиберий распорядился с почестями похоронить Нарсеса в Церкви Святых Апостолов, рядом с ромейскими базилевсами. Смерть Нарсеса вызвала давно намечавшиеся перестановки в правительстве.

На пост магистра оффиций был назначен Иоанн, сын Дометиола, заключивший мирный договор с Персией. Квестором священного дворца, то есть главным юристом Империи стал Петр Вораид, блестящий юрист и дипломат, автор трактата "О государственном устройстве" (Катастасис). Был создан новый пост – префект претория Империи, с широкими полномочиями, фактически контролирующий внутреннюю политику. Им стал Маврикий. Воспитанник Нарсеса, Константин, стал препозитом священной спальни. Произошли перестановки и в армии. Магистром милитум Запада стал Герман, сын Дорофея, не только прославившийся воинским умением, но и безусловно преданный базилевсу и не связанный с какой-либо группировкой. Аматий сохранил пост магистра милитум Востока. Магистром милитум Юга стал Геннадий – еще один выдвиженец Тиберия. Акамир получил пост комита федератов. Правда, для этого ему пришлось креститься, обряд проводил лично патриарх Иоанн. Акамир же, на вопрос, верует ли он в Христа, заявил, что из ромейских богов ему больше по вкусу Георгий, но это предпочли не заметить.

В этом же году Тиберий начал строить загородный дворец на Кесаревом острове, построил Церковь Святых бессребренников в урочище Дария. Он восстановил и перестроил общественные бани Тавра и назвал их «термы Анастасии», по имени своей жены. В столице были также сооружены несколько десятков домов для малоимущих. Особое внимание Тиберий уделил постройке укреплений. Прежде всего перестроили ключевые пункты – Дару и Сирмий. Было задействовано на каждом более тысячи строителей плюс солдаты и местные жители. Причем в Сирмии базилевс побывал лично, провел смотр войск, которые охраняли строительство. В декабре восстали несколько арабских племен Неджа, но были быстро рассеяны Мундаром, который после побед над персами и Лахмидами приобрел большую власть. К Гассанидам присоединились многие арабские роды Хиджаза.

В 575 г. началась подготовленная Маврикием военная реформа. Основой ее стал его доклад базилевсу, сделанный в декабре прошлого года. Маврикий подробно проанализировал ход персидской войны и пришел к выводу, что она в целом является «кадмовой победой». (греческое выражение, аналогичное нашему «пиррова победа» — Прим. Авт.) Затраты на наемные, профессиональные войска были очень велики, а войска милиционные отличались крайне низким боевым уровнем. Маврикий доказывал, что постоянное содержание прежних наемных контингентов непосильно для казны, а нанять существенные силы в случае крупного конфликта нелегко. К тому же угрожаемые пункты – персидская граница, Балканы, Аравия, Карфаген – расположены далеко друг от друга и проблема быстрой переброски войск фактически нерешаема. В итоге Империя, при кажущемся могуществе, неизбежно оказывается слабой в каждом конкретном месте на время, достаточное для успешного удара противника. Маврикий предлагал сократить наемные войска и изменить порядок комплектования милиционных. В качестве образца он указал на стратифемные округа, созданные Велизарием в экзархатах. Но эти округа оставались экзотикой, мерой обеспечения безопасности пограничных мест. Маврикий же предлагал распространить стратифемные округа на все возможные места Империи. Тиберий долго колебался, поскольку план Маврикия означал практически социальный переворот. Конечно, крупное землевладение было подорвано еще при Велизарии Великом, однако земледельцы контролировались городами, а также арендовали много земли, оставаясь зависимой частью общества. Тем не менее, Тиберий в конечном итоге дал свое согласие и наделил Маврикия необходимыми полномочиями.

Реформа производилась в 575-577 г. Первым указом базилевса ликвидировалась прежняя федеративная система, запутанная и неэффективная, а также все категории прикрепленных к земле воинов. Права федератов сохранялись только за Гассанидами и арабами Карфагенского экзархата. Было создано 26 стратифемных округов – 11 на Балканах (по 2 во Фракии, Мезии, Иллирии, Македонии, по 1 в Далмации, Эпире, Элладе), 10 в Малой Азии (2 во Внутренней Армении, по 1 в Киликии,Вифинии,Каппадокии, Галатии,Лидии, Исаврии,Ликии,и Понте), по 1 в Карфагене и на Сицилии, еще 3 стратифемы – на Архипелаге, в Сирии и на побережье Малой Азии, были «морскими». Египет, Пентаполис, основная Сирия, Месопотамия, Аравия остались пока вне реформы в силу организационных и социальных сложностей. Что же представляла собой стратифема? Особый военный округ, военная и гражданская власть в котором принадлежит одному лицу, получившему высокое звание стратига. При этом города из власти стратига исключались, сохранив прежнее управление. Стратифемное ополчение набиралось из свободных крестьян, причем упор делался на то, чтобы те состояли в общинах, но не были большинством в конкретной местности, иначе создадутся трудности с выполнением дорожных и строительных повинностей. Стратифемики были крестьянами, владевшими землей на условии несения военной повинности. Всадник выставлялся с участка стоимостью 4 либры, пехотинец — 2 либры, моряк — 3 либры. Учитывалась стоимость земли, построек, инвентаря и скота, при этом стоимость участка должна была составлять не менее половины суммы – чтобы отсечь неземледельцев. (Либра – это мера веса, составляла 327,45 граммов. Из либры золота чеканилось 72 номисмы – по 4,55 гр., такая монета называлась солид или статир – Прим. Авт). Таким образом, стратифемики были людьми зажиточными, достаточными. При этом они были освобождены от большей части налогов и повинностей. Участок стратифемика был неделим, как и имущество на оставшуюся сумму. При смерти или увечье с участка должен был быть выставлен новый воин из той же общины, преимущество было за детьми самого стратифемика. Стратиг и турмархи имели в своем округе поместья установленного размера, они, а также младшие командиры, получали жалованье. «Морские» стратифемы должны были давать моряков, кроме того они в складчину сооружали военные суда и несли патрульную службу. Стратифема делилась на турмы — от 2 до 5 (в среднем 3), каждой из которых командовал турмарх. Стратиг и турмархи назначались лично базилевсом по представлению командования. Турма состояла из нескольких банд (в среднем 5), во главе каждого из которых стоял комит, при этом комитов желательно было набирать из стратифемиков, прошедших службу в регулярных частях. Численность конного банда реально была 100-200 человек, но штатно конный банд должен был насчитывать около 200 воинов, а пеший — 400. Именно в стратифемах такое подразделение как банд стало доминировать. Банды делились на сотни — кентархии, полусотни — лохи, и десятки — декархии, которыми командовали кентарх, лохаг, и декарх. Турма должны были быть смешанными – конница и пехота, при этом приоритет отдавался коннице, из 5 банд не менее 3 должны были быть конными. Стратифемная конница и пехота были легкими, воины должны были иметь установленное вооружение и снаряжение. Всадник – двух коней, один из них боевой, щит, копье, лук со стрелами или дротики, меч или палицу, кинжал, шлем. Пехотинец – шит с копьем либо дротиками или лук со стрелами, меч или секиру, шлем. Впрочем, с мечами было туго. Обладатели доспеха или хорошего меча получали преимущества, например – денежные выплаты во время службы. Каждый год стратифемики являлись на смотр в своем округе, где присутствовали инспектора из столицы. Одна из турм по очереди должна была нести службу – на границе, или в охране округа. Срок службы в среднем был три месяца. Воины проходили регулярные тренировки под присмотром офицеров, особое внимание обращалось на обучение молодежи. В случае настоящей опасности стратифемики мобилизовывались полностью. В среднем стратифема могла выставить четыре тысячи воинов, из них две – конницы, что в общем давало около 90 тысяч. Это четверть от прежних вооруженных сил, но заметно лучшего качества, чем милиционные войска (прежде — две трети армии). Появилась также возможность улучшить снабжение и комплектование регулярной армии.

Разумеется, стратифемная реформа сталкивалась со множеством проблем. Не везде был необходимый земельный фонд, не всегда находились нужные люди. Маврикий честно признавал, что стратифемы – это «росток, добрые плоды которого придется еще ждать». Он настоял, что при отборе стратифемиков не будут учитываться прежнее состояние, то есть открыл путь в стратифемы прежде зависимым людям. Также предусматривался выкуп частновладельческой земли в случае необходимости или отторжение земель фиска. Особое внимание было уделено пустующим землям, которых было немало, особенно на Балканах. При организации там стратифемной общины ей давался полный налоговый иммунитет на 5 лет, а также, по возможности – ссуды зерном и деньгами для закупки скота и инвентаря. Дело не везде шло успешно, хватало и злоупотреблений, но в целом реформа пошла, земледельцы встречали ее с энтузиазмом. Легче всего стратифемные округа организовывались на границах, где население и так фактически пребывало в мобилизованном состоянии, только не имело с этого выгоды.

В 576 г. умирает Валдрада, жена Храмна. Их ьрак был бездетным, а от прежнего у Храмна остались дочери, так что немедленно встал вопрос, кто унаследует Австразию? На реальный контроль претендовал прежде всего Альбоин, усилившийся в Реции и Норике, создавший союз с рядом германских племен. Однако сами австразийские франки не любили высокомерного лангобардского короля. Гунтрам и Сигеберт колебались – они привыкли к миру, да и опасность со стороны вестготов не следовало сбрасывать со счетов. Ярым сторонником войны был Хильперик, король Парижа. Власть его была невелика, а честолюбие, умело разжигаемое властной Фредегундой – непомерно. Хильперик сумел заручиться поддержкой многих франков Австразии, а также приближенных своих братьев. И ему удалось связаться тайно с Баяном, договорившись о совместных действиях.

В Империи продолжалась военная реформа. В том же 576 г. Тиберий восстановил и улучшил великий водопровод Валента, поскольку выросшее население столицы остро нуждалось в воде. Также он построил церковь Пресвятой Богородицы, при этом окончательно определился ромейский архитектурный тип – крестовокупольное здание со стенами из чередующихся рядов камня и плинфы (плоского кирпича).

Летом 576 г. начались новые волнения маврусиев. Они даже сумели осадить Септем. Однако в Карфагенском экзархате стратифемики совместно с гарнизоном и арабскими частями наголову разгромили маврусиев и взяли большую добычу скотом. А осенью магистр милитум Юга Геннадий высадился в Септеме и также разбил противника.

В том же году новое посольство ромеев во главе с Валентином было отправлено к тюркам. Между двумя державами к тому времени наметилось охлаждение. Тюрки расширяли свое присутствие на северном Кавказе и уже претендовали на господство над всеми аланами, в том числе и западными – союзниками Империи. Они заключили союз с остатками утигуров и вели переговоры с савирами. Византийские послы в ставке Великого Кагана почтили память Дизабула, но переговоры окончились ничем. Осенью 576 г. тюрки осаждали Боспор, но после неудачного штурма и получения откупа ушли. Далее тюрки вторглись в Крым, но смерть Истеми заставила их удалиться. В 577 г. неожиданно умирает Сигеберт, король Бургундии. Его смерть стала катализатором большой войны. Бургундия досталась Гунтраму, который смог выделить Хильперику крупные силы. Тогда же умер и папа Иоанн, на его место был выбран Бенедикт I, римлянин. Он конфликтовал с епископами Медиолана и Аквилеи и очень мало влиял на ситуацию в западной церкви. В марте 577 г. на пиру убит Храмн – его задушили несколько приближенных, связанных с Хильпериком. Хильперик немедленно собрал войска и выступил в Австразию. Он занял ее, почти не встречая сопротивления. Однако Альбоин тоже собирал силы, он выдал одну из дочерей Храмна за своего телохранителя Хилмихиса и получил тем самым предлог для вмешательства.