Рассуждая о том, что теперь будет в Киргизии, какие внешние силы станут бороться за влияние в самой бедной из центральноазиатских республик, обычно называют Россию и США (либо шире – страны НАТО), а также Узбекистан. Понятно, что влияние того или иного государства зависит от интересов, которые оно имеет в Киргизии. Интерес России – политический: Киргизия была наиболее лояльной Москве страной региона. После того, как Душанбе настоял на выводе российской 201-й дивизии и пограничников из Таджикистана, усилилось значение Киргизии в качестве барьера на пути афганского наркотрафика в Россию: если наши части, прямо скажем, не слишком успешно, но все-таки сдерживали героиновый поток на Пяндже, то таджикские войска, по-видимому, будут не столько пресекать, сколько "крышевать" наркоторговлю, вытесняя из этого бизнеса конкурентов – памирскую мафию, таджикский МЧС и полевых командиров бывшей оппозиции, ставших законной властью в Припамирье. Значит, юг Киргизии станет ключевой точкой в переброске наркотиков, и если пытаться остановить контрабанду, нужно брать под жесткий контроль Ошский, Баткенский и Джалал-Абадский районы Киргизии. Однако трудно представить ситуацию, при которой Бишкек пустит наши войска на юг своей страны, да и Москва вроде бы таких предложений Киргизии не делала. Значит, совместная с киргизской стороной борьба с наркотрафиком лежит в области благопожеланий. Получается, что интересы России в Киргизии не столь существенны. Об экономических интересах – о совместных проектах или о российских инвестициях в киргизскую экономику ничего не известно. Поэтому можно ожидать постепенного падения активности России на киргизском направлении.
То же самое, и даже в большей степени, можно сказать о странах Запада. За исключением одного золотого рудника западных инвесторов в Киргизии пока ничего не заинтересовало, а геостратегическое положение маленькой республики не столь важно, чтобы брать ее на содержание. Да, под Бишкеком есть крупная военная база НАТО, но на нее никто и не покушается. Можно построить и новые базы в сопредельных странах, это может быть даже выгоднее – Киргизию-то в 2001-м американцы выбрали как единственную
центральноазиатскую страну с устойчивым демократическим режимом. Теперь это уже не имеет никакого значения.
С Узбекистаном все сложнее: это государство имеет амбиции регионального "центра силы", самое многочисленное население и довольно успешно развивающуюся экономику. Ташкент – довольно тяжелый сосед, который пытался и пытается до сих пор превратить Таджикистан, Туркмению и Киргизию в вассальные государства: узбекские войска участвовали в гражданской войне в Таджикистане, а потом, когда Душанбе стал проводить самостоятельную политику, ставленник Узбекистана, полковник таджикской армии Махмуд Худойбердыев, этнический узбек, совершил несколько военных мятежей. С Туркменией в прошлом году Узбекистан чуть не начал войну из-за спорных территорий в долине Амударьи.
А на маленькую и слабую Киргизию Узбекистан вообще давит постоянно и жестко: то спорные участки в Ферганской долине занимает, то границу минирует. В киргизской части Ферганской долины, помимо наркомафии, концентрируются исламские радикалы, вытесненные из Узбекистана, где их преследуют с крайней жестокостью. Ташкент имеет в Киргизии очень большие интересы – это доступ к дешевой электроэнергии, вырабатываемой киргизскими ГЭС, нефтегазовые месторождения Джалал-Абада, но в первую очередь – необходимость военно-политического контроля над населенным узбеками югом страны. Нет сомнений, что любая активизация исламских экстремистов в Киргизии вызовет интервенцию узбекских войск. Но севером Киргизии Ташкент практически не интересуется.
Самые большие интересы в горной республике имеет Китай, которого по непонятным причинам не упоминают в качестве серьезного игрока на центральноазиатской сцене. Киргизские нефтегазовые месторождения Китаю очень интересны, китайские компании почти безраздельно господствуют на киргизском рынке, челноки из Киргизии постоянно ездят в Синьцзян, поднимая местную экономику на свои кровно заработанные доллары.
Быстро растет и количество китайцев в Киргизии, причем не только в городах: во многих приграничных аулах они уже давно составляют большинство населения. Есть у Китая и политические интересы: в Киргизии живут десятки тысяч уйгуров и дунган – эмигрантов из Китая. В конце 90-х уйгурские исламисты, связанные с афганскими талибами, и националисты из Революционного фронта освобождения Восточного Туркестана создали на киргизской территории партизанские базы, откуда они совершали рейды в Китай. В 2000 – 2002 гг. базы были ликвидированы киргизскими войсками, но деятельность уйгурских сепаратистов в республике не прекратилась: известно, что они обложили "революционным налогом" предпринимателей в уйгурских кварталах, жестоко карают "отступников" и тех уйгуров, которые отказываются помогать "освободительной борьбе". В Пекине прекрасно понимают, что киргизская полиция, армия и контрразведка слишком слабы, чтобы самостоятельно справиться с многочисленным и прекрасно организованным уйгурским подпольем, и наверняка хотели бы получить в этой стране "свободу рук" для собственных спецслужб.
Китай быстрыми темпами восстанавливает Великий шелковый путь – проект
инфраструктурного, торгового и инвестиционного проникновения в Центральную Азию, установления контроля над месторождениями полезных ископаемых, превращения этого региона в сферу исключительного влияния Пекина. Для успеха такой политики у Китая есть все составляющие: экономическая и финансовая мощь, дипломатический опыт.
Надо отметить, что уже есть прецеденты удачной "ползучей экспансии" Китая: вместо грубой агрессии, которая была основным инструментом давления на соседей в 50 – 80-е годы, теперь используются экономические методы – захват рынков, инвестиции, государственные кредиты, гуманитарная помощь, военное сотрудничество. Таким способом Лаос уже превращен в зону безраздельного китайского влияния, в зависимость от Китая сейчас попала и Монголия. Такая же судьба может ожидать и другие небольшие и бедные страны, расположенные в сфере китайского влияния, и Киргизия стоит в списке под № 1. Скорее всего, пока Россия и Запад рассуждают о судьбах Киргизии, она постепенно превратится в одну из "станций" на китайском Великом шелковом пути.