Головокружение от успехов
Известие об успехе на Дриксе, пришедшее в Киев, вызвало при цесарском дворе состояние, близкое к эйфории. "Тот самый" непобедимый Фредрик, попортивший за полтора десятилетия столько крови Цесарству, был ныне разбит наголову, повержен, уничтожен. Списки шведских пленных поражали – среди них был уже не один, а сразу несколько генералов. Поражало воображение количество захваченной артиллерии: 150 орудий – весь шведский артиллерийский парк, досталось в руки победителей. Особенный же фурор в Мариинском дворце произвела доставленная в Киев специальным курьером шляпа короля шведов. Не было такого придворного (или даже дворцового слуги), который бы не пришёл в Овальный Зал (один из залов дворца, где обычно выставлялись на обозрение привезённые из-за границы "раритасы"), чтобы посмотреть на вроде бы обыкновенный и даже покрытый пылью головной убор, накрывавший некоторое время тому назад голову злейшего врага Цесарства. Интерес к "шляпе короля шведского" был столь велик, что через две недели её перенесли в киевскую Ратушу, для всех желающих без ограничения, вместе с парой трофейных пушек, сабель и, разумеется, знамён разбитых при Дриксе полков.
По традиции, в Киеве и столицах комиссарий были устроены гуляния с фейерверками и раздача подарков от цесаря. Казалось, теперь для Цесарства не существует более преград. Александр отдал приказ генералу пехоты Радзивиллу (князь Кароль получил очередной чин) двигаться на Ревель и занять Эстляндию. Аналогичный приказ, только в отношении Гданьска, получил Левальд – цесарь стремился использовать победу до конца. Оба военачальника с энтузиазмом приступили к выполнению полученных заданий.
Гданьск поддался Левальду с ходу. Гданьщане были шокированы известием о катастрофе "их" короля и не решились оказать сопротивления, не доверяя собственным силам. На радостях, что всё прошло так легко, Левальд согласился "забыть прошлое". Из-под амнистии был изъят только адмирал Фербер. Командующий гданьским флотом, впрочем, не стал дожидаться окончания переговоров и вместе с подчинённым себе флотом отплыл в Швецию. Появление гданьского флота подняло настроение пребывавшего в самом мрачном настроении короля Фредрика и наполнило его новой энергией. Сам Фербер получил за верность короне титул графа.
Не так успешно пошло дело Радзивилла. Победитель также понёс на Дриксе большие потери и был значительно ослаблен. Кроме того, по дороге в Эстляндию он был вынужден оставлять гарнизоны в расположенных по дороге городах и крепостях. В результате, под Ревелем в его распоряжении оказалось только 35 тысяч человек – и это включая "летучий корпус" и украинцев. В Эстляндии же сопротивление шведов возросло – укреплённые города уже не сдавались без боя, и их приходилось блокировать, ослабляя главные силы. В довершение всего, возникшее между "Пане Коханку" и таким же столь решительным, сколь и заносчивым Кургоченко к прямой ссоре генералов – заявив, что он подчиняется исключительно воле цесаря, и вообще – "не будут какие-то литвины приказывать вольным черкесам", украинец отделил своих людей от людей князя Кароля и перестал поддерживать с ним контакт. А Ревель, непрерывно получавший помощь из-за моря (прямо "напротив" него располагался шведский Гельсингфорс) продолжал оставаться неприступным.
В начале октября положение в Эстляндии ухудшилось ещё более. Под Ревель прибыла набранная в Финляндии и Ингрии свежая армия генерала Августина Эренсверда. В мирное время Эренсверд прославился возведённой им крепостью Свеаборг (т.е. "шведская крепость"). Расположенная на острове Ретусари в Финском заливе цитадель надёжно перекрыла ведущие к устью Невы морские пути. После её постройки король мог не опасаться за стратегически важный Ниеншанц, "запиравший" сухопутную дорогу в Финляндию – никакой флот (а тем более слабый Балтийский флот Цесарства) не смог бы безнаказанно пройти мимо свеаборгских тяжёлых пушек. Совсем недавно Эренсверд получил из Стокгольма известие об утверждении королём его плана строительства ещё одной "морской цитадели" на островах, прикрывающей на этот раз базу флота в Гельсингфорсе, так что он был крайне недоволен отвлечением себя от любимого дела и назначением в Эстляндию. Разумеется, в его планы входило закончить свою миссию как можно скорее – и как можно более успешно.
Эренсверд был обстоятелен и твёрд – так же, как возводимые им крепости. Он знал, что Эстляндия разорена рейдами Кургоченко и Румянцева, и позаботился о том, чтобы взять с собой достаточное количество продовольствия. Финны продвигались медленно, но упорно. Партизанские действия "летучего корпуса" (украинцы фактически самоустранились от военных действий) не могли нанести им существенного ущерба – на армию, девизом которой в этом походе могло бы стать "всё моё ношу с собой", партизанские атаки лёгкой кавалерии действовали не сильнее, чем укусы комаров на крестьянского вола. Не будучи в состоянии что-либо противопоставить неумолимой медлительности Эренсверда, Радзивилл снял осаду Ревеля и удалился на зимние квартиры в Ливонию. Шведский генерал выполнил приказ своего короля дословно – занял всю шведскую Эстляндию вплоть до Валка и тоже расположился на зимние квартиры. Следует отметить, что этого важного успеха шведы достигли, не дав ни единого значительного сражения.
В то время как король Фредрик ещё готовился к походу на Митаву, генерал де Карналль вступил в Киль. Датчане оставили порт без боя – слава "сабли Фредрика" (как прозвали де Карналля после его побед и молниеносного карьерного взлёта) бежала впереди него, и фон Мольтке вполне основательно опасался встречи со шведским генералом на поле боя. Он отступил в Готторп, а затем, когда к городу шведы появились и в окрестностях Готторпа – в Шлезвиг. Карл-Ульрих вернулся к себе в Гольштейн, где долгожданного "доброго герцога" ждал восторженный приём. Разумеется, не со стороны супруги – герцогиня София, забрав с собой сына, покинула Киль вместе с датской армией.
Но и здесь им не удалось перевести дух – де Карналль не задержался в Готторпе и шёл к Шлезвигу. Королевский фаворит, столь неосторожно влезший в "игры Марса", был близок к панике. Он то собирался остановить армию и дать шведу генеральное сражение, то, наоборот, порывался бросить всё и скакать в Копенгаген. Как ни парадоксально, но датская армия не развалилась исключительно благодаря Софии фон Гольштейн. В присутствии женщины (тем более, такой красивой, как София-Фридерика-Августа) датские генералы боялись демонстрировать свой страх и неуверенность. Фактически, именно она занималась всеми текущими делами (от имени практически не выходившего из своей палатки Адама фон Мольтке). Вообще, вид женщины с ребёнком, делящей с армией все тяготы перехода и при этом сохраняющей спокойствие, действовал на солдат успокаивающе. Ходили слухи о "связи" Адама фон Мольтке с очаровательной герцогиней Гольштейна. Неизвестно, правда ли это, но несомненно, что в сложившейся ситуации София пошла бы на всё, чтобы только не попасть в руки своего мужа.
Шлезвиг остался позади. Датская армия находилась в Обенро, когда пришло страшное известие – высадившиеся в Орхусе шведские войска Ферзена движутся на юг. Одновременно оказалось, что и де Карналль вовсе не собирается ограничиваться Шлезвигом и находится уже в пяти милях к югу от Обенро. На военном совете говорили много, но к единому решению так и не пришли. Под конец, когда уже многие начали склоняться к капитуляции, вмешалась герцогиня. За время похода офицеры настолько привыкли к её вмешательству (и обычно положительному) во все организационные дела армии, что никому не пришло в голову попросить её удалиться из комнаты, где проходил совет. София обрушилась на офицеров – чисто по-женски. "Вы королевские офицеры или подлое трусливое мужичьё?!", – воскликнула она. "А Вы, господин фон Мольтке", – обратилась она к разодетому, как всегда, в пух и прах командиру, – "Вы датский рыцарь или лягушка в жабо?!". Упрёки дамы сделали своё дело – пристыженный фон Мольтке приказал продолжить отступление. Пока что – на Кольдинг.
Вообще, тем, что Дания не сложила тогда же, в июне 1759 г., оружия, она была обязана в первую очередь двум женщинам. Для Южной армии героиней стала герцогиня София фон Гольштейн, а для Копенгагена – королева Анна-Кристина. 3 июня шведский флот снова приступил к бомбардировке Копенгагена. Из Ютландии приходили вести о наступлении Ферзена и де Карналля. Король растерялся и снова, как и три года назад, хотел бежать из столицы. И тогда вперёд выступила королева. "Вы можете покинуть Вашу столицу, государь – но я остаюсь. Я королева Дании, и сама возглавлю мой народ, раз король его бросает". Присутствовавшие при этой сцене офицеры преклонили колена. Не перед королём – перед королевой. Поддавшись общему энтузиазму, Фредерик V остался в Копенгагене и приказал готовить город к обороне от возможного десанта.
Через неделю с небольшим всё переменилось. Получив сообщение о поражении на Дриксе, шведские войска стали покидать датскую территорию, беспокоясь о собственной Померании, куда мог со дня на день вступить, воспользовавшись общим замешательством, Левальд. До Южной армии эти известия дошли во Фредерисии, на самом берегу моря, куда отступил фон Мольтке после появления полков де Карналля под стенами Кольдинга. Теперь карта перевернулась – де Карналль отступал, фон Мольтке (по-прежнему в сопровождении блистательной герцогини Софии) преследовал его по пятам (сохраняя, впрочем, между ним и собой безопасную дистанцию). Ферзен эвакуировался из Орхуса при помощи того самого флота, который обстреливал Копенгаген. Только он направлялся не на Зеландию, как по-прежнему опасался Фредерик, а в Штеттин.
Датские поэты посвящали свои многочисленные патетические стихи случившемуся "чуду Ольденбургского дома" (как сразу начали называть столь чудесное избавление Королевства Датского от чужеземного нашествия), а также писали бесчисленные оды в честь мужественной и царственной Анны-Кристины – "спасительницы датской чести" и "благородной матери отечества". Адам фон Мольтке снова обрёл уверенность в себе и снова, как ни в чём ни бывало, сыпал комплиментами в адрес Софии фон Гольштейн. Пятилетний Пауль-Фридрих смотрел широко открытыми глазами на свою мать, не желавшую отпускать его от себя, и спрашивал: "Когда мы вернёмся домой, матушка?". Ему не пришлось ждать долго – 18 июля 1759 г. герцогиня снова вернулась в Киль, усердно делая вид, что она не знает и знать не желает о торжественной встрече, устроенной домочадцами её супругу несколько месяцев тому назад.
Де Карналль и фон Ферзен готовились к польскому вторжению в Померанию. Но Левальд не спешил – он стоял под Гданьском и принимал прибывавшие подкрепления. Готовым он почувствовал себя только осенью. В октябре он вступил в Померанию и занял её восточную часть вплоть до реки Штольпе (а также северный Ноймарк). Здесь он расположил войско на зимние квартиры, намереваясь продолжить кампанию весной. Де Карналль не препятствовал ему в этом намерении, рассчитывая, что к тому времени ситуация изменится в его пользу.