Форум «Альтернативная история»
Продвинутый поиск

Сейчас онлайн: Maximusss7752, Reymet_2

Любимый город (АИ-повесть) (продолжение)

Ответить
moscow_guest
альтистории тайный советникъ
Цитата

Александр пишет: Ра..

Александр пишет:

Ранее упоииналось про то,что будет аналог Суворова,правда пока он весьма молод,но это первая война в которой он возможно как-то себя проявит

Александр Васильевич и его коллега пан Ксаверий грядут.

Александр пишет:

А где тогда?

К концу войны как раз освободится некий престол неподалёку от границы, ну и некой державе срочно потребуется та кого-то посадить в качестве вассала. Спойлер, однако...

moscow_guest
альтистории тайный советникъ
Цитата

Пляска стали (продолжение)

Пляска стали (продолжение)

Но бранденбургский театр войны не был главным. Основные интересы обеих держав пересекались там же, где и сто, и даже сто пятьдесят лет тому назад – в Прибалтике. Мирная передышка закончилась, теперь соперники намеревались вырвать победу любой ценой. Преимущество во внезапности было у Цесарства – Швеция намеревалась атаковать только после истечения официального срока перемирия.

Одновременно с вторжением Левальда в Бранденбург в шведскую Ингрию вторглись несколько украинских полков под командованием генерала Тараса Кургоченко. Нерегулярная украинская кавалерия была дополнительно усилена калмыками, с достаточно экзотическим для этой эпохи вооружением – луками и стрелами. Естественно, казаки и калмыки не представляли и не могли представлять внушительной силы, способной захватить и, тем более, удержать Ингрию, но их набеги на беззащитные мызы и маленькие городки наносили Швеции заметный ущерб, заставляя тратить деньги на оборону там, где они привыкли получать их от торговли. Мирное население бежало от "черкесских разбойников" под защиту городских стен крупных городов, что создавало в них дефицит продовольствия и обостряло проблемы со снабжением.

Для борьбы с набегами Кургоченко в Ингрию были направлены из Финляндии дополнительные пехотные и кавалерийские части. Но скоро оказалось, что они физически не способны остановить налёты "иррегуляров" – казаки избегали прямых столкновений с более-менее крупными частями неприятеля, нападая на мелкие населённые пункты, где не было шведских гарнизонов. Даже для того, чтобы отвезти товары, к примеру, из Нотеборга в Ниеншанц или же из Ниеншанца в Ямборг или Юханстад, следовало вначале сформировать крупный обоз, который мог отправиться в путь под охраной не меньше, чем батальона пехоты или нескольких эскадронов кавалерии. Естественно, это крайне усложняло снабжение войск в Прибалтике сухопутным путём.

А Прибалтика нуждалась в помощи – всё в том же апреле 1757 г. в окрестностях Риги появилось цесарское войско под командованием ни кого иного, как Кароля-Станислава Радзивилла. Соратник цесаря Александра желал непременно попробовать свои силы в настоящем сражении с реальным противником. Цесарь пошёл навстречу своему другу детства и, присвоив ему чин генерал-лейтенанта, назначил его командовать Прибалтийской Армией – которой предстояло нанести шведам решающий удар и решить исход кампании 1757 г.

Назначение "Пане Коханку" многим не понравилось. Во-первых, естественно, против была питавшая к нему ненависть цесарская тётка Мария Сапега. В письмах племяннику она не щадила желчи и "искренних беспокойств за столь важную должность столь недостойной персоне дарованную". Во-вторых, это был её брат граф Александр, считавший, что князь Кароль не имеет достаточного опыта для выполнения столь ответственного поручения. Если с этим замечанием Александр был готов согласиться, то предложенные "графом Олеком" альтернативные кандидаты – князь Мартин Чекельский и гетман Станислав Понятовский, цесаря не устраивали совершенно. Первый – поскольку он был слишком тесно связан с "неблагонадёжной" Украиной, а второй – из политических соображений. Преждевременный отзыв посла из Бранденбурга мог бы уничтожить весь "эффект внезапности", на котором Александр и строил свои планы наступательной войны.

Вместе с тем у "Пане Коханку" нашлись и сторонники. Как ни странно, ими оказались польские масоны. После "стальной революции" члены масонской ложи "Красное братство" оказались в двусмысленном положении. Свергнутый Август-Александр Чарторыйский был их "креатурой" – и поэтому общественное мнение связывало масонов с ненавистным режимом "золотой вольности". В первое время после его падения быть масоном стало примерно так же опасно, как сеймовым послом – в новом "стальном" Сейме даже появился законопроект о запрете масонских лож на территории Цесарства.

В сложившейся ситуации спасти "вольных каменщиков" могли только радикальные меры, способные убедить монарха в их лояльности. Не дожидаясь принятия "антимасонского" закона лидеры "каменщиков" объявили о роспуске ложи "Красное братство", а также отправили к Александру делегацию наиболее видных "братьев" с декларацией о раскаянии в своих ошибках и полной лояльности Цесарю. "Каносса" принесла эффект – цесарь убедил послов отозвать "опасный" законопроект.

Теперь масонам нужен был влиятельный покровитель при дворе – такой, присутствие которого среди членов "братства" исключало бы все толки о "заговоре масонов против цесаря". Поэтому они приложили все усилия, чтобы во вновь созданную ложу "Три звезды" (1755 г.) вступил член Цесарского Совета князь Кароль-Станислав Радзивилл. Интерес был взаимным – "вольные каменщики" рассчитывали, что "Пане Коханку" обеспечит им безопасность "сверху", а князь Кароль – что Ложа обеспечит ему поддержку "снизу". Он не просчитался – члены ложи "Трёх звёзд", среди которых было достаточно генералов и высокопоставленных сановников, поддержали его назначение в Прибалтику.

Итак, Прибалтийская Армия осадила Ригу. Внезапность нападения и численное превосходство обеспечили ей успех. Попытки шведов деблокировать столицу Ливонии не принесли им успеха, наоборот, генерал-майор Румянцев разбил шведские отряды под стенами Трайденского замка и занял лежащий неподалёку город Зегевольд.

Однако под стенами самой Риги дела Радзивилла пошли не так хорошо, как он надеялся. Взять город "с налёту" не получилось – кавалеристы полковника Браницкого не сумели ворваться в открытые ворота. Пришлось приступить к регулярной осаде. Город был полностью блокирован с суши, но со стороны моря для шведского флота был открыт путь по Двине. Позитивным моментом для шведов было сохранение контроля также над контролирующей устье Двины крепостью Дюнамюнде на западном берегу реки. Из-за наносов песка к середине XVIII в. крепость оказалась слишком далеко от главного фарватера, но всё равно, достаточно близко к реке, чтобы помешать полякам построить там своё укрепление, воспрещающее кораблям проход в Ригу.

Комендант Риги генерал-лейтенант Вольтер Штакельберг не собирался сдавать сильно укреплённый и снабжённый продовольствием и порохом за то время, пока он принадлежал шведам, город. На Ратушной площади горожанам регулярно читали письма короля Фредрика, где он обещал им помощь. Уже упоминалось, что в Риге было полно запасов продовольствия, так что единственное неудобство рижанам приносили регулярные обстрелы артиллерией Радзивилла. Но отлаженная работа пожарных команд не допускала распространения локальных пожаров, так что город держался, а в своих неприятностях жители Риги винили только осаждающих поляков, но никак не своего коменданта – боевой дух был высок.

Фредрик Молодой не обманул надежд рижан – в августе 1757 г. после четырёх месяцев осады он лично прибыл под стены города. В устье Двины вошёл сильный шведский флот, который высадил десант южнее Риги и главного лагеря войск "Пане Коханку". Теперь дорога снабжения самого Радзивилла оказалась отрезана. Уже получив известия о поражении под Ораниенбургом и не будучи уверен в своей способности разбить самому "того самого короля Фредрика", как и взять Ригу до его атаки на лагерь (никто не сомневался, что она последует в ближайшее время – шведские корабли уже начали обстрел лагеря, расположенного слишком близко к реке), командующий Прибалтийской Армией предпочёл не рисковать и снять осаду, отступив к захваченному Зегевольду

В Риге короля-освободителя приветствовал колокольный звон и цветы от рижан. Но тот не стал надолго задерживаться в городе, а двинулся вслед за отступающим Радзивиллом. Неподалёку от Зегевольда произошло крупное сражение между польской и шведской армиями. Ни одной стороне не удалось одержать окончательной победы, но положение Радзивилла вынудило его продолжить отступление – на этот раз на юг, к Юкскюлю, где он надеялся переправиться через Двину, чтобы выбраться из ловушки, в которую себя так неосторожно загнал. Сам Юкскюль был предварительно занят вовремя получившим приказ Радзивилла полковником Островским. По совету Румянцева (ставшим в этом походе вторым человеком после командующего) кавалеристами Браницкого производилась глубокая разведка в направлении движения армии. Это позволило вовремя выявить движение шведов из Риги на Юкскюль (Фредрик хотел отрезать Радзивилла от Двины и заставить сдаться).

10 сентября командовавший шведами генерал Штакельберг (оставивший Ригу на своего заместителя полковника Густава Клодта) попытался с ходу захватить Юкскюль и выбить оттуда Островского, но совершенно неожиданно для себя попал под удар Браницкого. Интересно, что полковник атаковал шведов в противоречии с обязывавшим на тот момент уставом, предписывающим кавалерии атаковать противника, используя в первую очередь, огневой бой с лошади. Браницкий предпочёл действовать "по-шведски" – то есть атаковать противника холодным оружием на галопе. Надо сказать, что польских всадники имели в этом отношении худшую подготовку, чем всадники шведские, но под Юкскюлем хватило самого фактора неожиданности – прозевав появление Браницкого со своей кавалерией, Штакельберг "пропустил" удар во фланг, что имело роковые последствия не только для возглавляемых ним полков, сколько лично для него. Во время конной атаки на шведский штаб Штакельберг был зарублен, по легенде, лично полковником Ксаверием. Юкскюль остался в руках цесарских войск, что позволило главным силам Радзивилла спокойно переправится на левый, "польский" берег Двины (13 сентября).

Подоспевшему на следующий день Фредрику осталось утешать себя тем, что хоть ему и не удалось уничтожить армию своего противника, удалось, по крайней мере, заставить её покинуть его владения. Оставшиеся осенние месяцы 1757 г. он потратил на возведение на левом берегу Двины, напротив Риги, укреплённого лагеря, который намеревался использовать на следующий год для наступления на курляндскую столицу Митаву.

Радзивиллу пришлось втайне признать правоту своих противников – он, действительно, не смог переиграть "рационального" короля Швеции. Но цесарь оценил по крайней мере его успешное отступление, позволившее сохранить войско и не допустить разгрома. Героями кампании стали также Румянцев и Браницкий (получивший за битву под Юкскюлем чин генерал-майора). Кроме того, Александр Собесский сделал из в целом неудачной для Цесарства кампании 1757 г. ряд важных практических выводов, призванных сыграть в дальнейшем важную роль.

moscow_guest
альтистории тайный советникъ
Цитата

Пляска стали (продолжение)

Пляска стали (продолжение)

Первым из них был вывод о необходимости военной реформы. То есть необходимость приведения войска в порядок после его катастрофического ослабления в эпоху Регентства была видна давно, и меры, даже значительные, в этом направлении принимались. Во-первых, было значительно увеличено финансирование, позволившее (как уже говорилось ранее) сделать войско независимым от "укладов" командующих с руководством комиссарий. Во-вторых, солдат (по этой же причине) перестала отвлекать от воинских учений необходимость заниматься (иногда на это уходило больше, чем полгода) различными промыслами и ремеслом, чтобы прокормить себя. В-третьих, кавалеристы получили возможность заменить своих одряхлевших лошадей на молодых (в 1743 г. в целях экономии средств срок службы кавалерийских лошадей был установлен в 15 лет, что значительно снижало боеспособность этого рода войск). Теперь срок службы конского состава был сокращён до 8 лет.

Теперь стало ясно, что, несмотря на некоторые положительные изменения, до совершенства цесарскому войску было ещё далеко. Успех кампании против татарских мятежников настроил Военную Комиссию (и даже самого цесаря) на благодушный лад, и только столкновение с действительно серьёзной европейской армией вскрыло качественные недостатки в подготовке почти всех родов войск. "Почти" – по той причине, что польская артиллерия была, несомненно, на достаточно высоком уровне, но вот кавалерия и пехота оставляли желать очень много лучшего.

"Рационалист" Фредрик строил свою армию, как объединённый боевой механизм. Индивидуальные качества солдат не играли роли – значение имели плутонги, роты и батальоны, как единое целое. По замыслу шведского короля (точнее, ещё его сурового отца) солдаты должны быть послушными исполнителями приказов своих офицеров, своего рода продолжением своих ружей – и ничем большим. "Не рассуждать, а исполнять!" – таков был основной принцип шведской армии.

Защитить разум шведских солдат от лишних мыслей должна была "палочная" дисциплина. За малейшую провинность солдат подвергали телесным наказаниям, так что повиновение вышестоящим вырабатывалось у солдат в качестве "условного рефлекса" – его отсутствие (или хотя бы неточное исполнение приказа) означало удар палкой со стороны унтер-офицера или даже "рукавицу" ("Gatlopp") – прогон виновного "сквозь строй" под градом ударов розог. "Солдат должен больше бояться своего унтер-офицера, чем неприятеля", – говорил Фредрик Молодой (как и его отец).

Такой "рационализм" позволял превратить в хорошего пехотинца любого, независимо от его исходных качеств. Одной из функций фредериканской шведской армии была функция "социального фильтра" – все вредные и опасные для общества "элементы" (бродяги, воры и т.д.) по приговору суда отправлялись "искупать свои грехи" службой в королевской армии. А уж там, попробовав вдоволь палок своих командиров и пройдя через ежедневную многочасовую муштру (и пару раз через "рукавицу"), они превращались в послушные воле офицеров "винтики" военной машины короля Швеции, готов и вендов Фредрика II Гогенцоллерна. "Винтики" хорошо смазанные – король следил, чтобы его солдаты всегда были сыты и здоровы – в шведской армии была организована лучшая на тот момент в Европе медицинская служба.

Шведские солдаты были великолепно подготовлены, что позволяло генералам свободно маневрировать своими силами на поле боя. Приученная к автоматическому выполнению команд офицеров, шведская пехота могла слаженно выполнять манёвры, недоступные её противникам.

У такой системы подготовки пехоты были и недостатки – так, после победы Фредрик и его генералы очень редко приступали к преследованию отступающего противника, справедливо опасаясь, что многие солдаты могут использовать погоню за неприятелем, чтобы дезертировать самим. Но это относилось только к войскам, набранным "на юге" (в Прибалтике, в Померании, нанятым в германских княжествах). "Национальное", "скандинавское" ядро шведской армии пользовалось полным доверием своего короля, помнившего о традициях армии Вальдемара II. Полки из собственно Швеции были отборными частями королевской армии (как отличившийся при Кегеле уппландский полк) и, зачастую, последним резервом Фредрика.

Несколько по-иному обстояли дела со шведской кавалерией. Комплектовалась она также "добровольно-принудительно", но для урождённого шведа служба в кавалерии была исключительно добровольной. Шведские (в этническом смысле) кавалеристы происходили из дворян – королевская служба для них была "делом чести", поэтому дезертирства оттуда почти не было (тем более, что за дезертира отвечала его семья). Даже больше, кавалерийские части на марше и в лагере, фактически, играли роль "конвоя" для пехоты.

А главное преимущество фредериканской конницы было в её тактике. Кавалеристы были приучены атаковать с применением холодного оружия, без ведения стрельбы. В конном строю основной формой атаки была атака на полном галопе в сомкнутом строе с использованием палашей или сабель.

Итак, главный вывод, сделанный цесарем после анализа положения дел, гласил: войско Цесарства качественно уступает шведской армии и его следует коренным образом реформировать, взяв за основу шведский опыт. Следовало при подготовке войск делать упор на строевую подготовку, чтобы польская пехота была на поле боя хотя бы вполовину так подвижна, как шведская. Вместе с тем монарх решительно воспротивился идеи копирования у Фредрика его тотальной "палочной" дисциплины – возможно, он был просто недостаточно проникнут духом рационализма, чтобы согласиться превращать своих подданных в бездушные машины.

А необходимые перемены в коннице уже начались стихийно юкскюльской атакой Браницкого – теперь Александр придал им новый импульс, издав новое наставление для кавалерии, придававшее "юкскюльским" тактическим приёмам официальный статус.

Но эти перемены, чтобы принести успех, требовали времени – и достаточно продолжительного. Война же, понятно, ждать не могла. Поэтому Александр Собесский принял решение использовать важное преимущество огромного Цесарства – преимущество в мобилизационных ресурсах. Инструкции с высочайшей подписью, разосланные Военной Комиссией, требовали от командующих армиями всячески избегать сражений с силами неприятеля, не имея как минимум двукратного (а лучше – троекратного) численного над ним превосходства.

Цесарь трезво оценивал возможности своих солдат в сравнении с противником. И намеревался в течение следующего 1758 г. сформировать достаточно новых полков, чтобы обеспечить выполнение своего требования.

moscow_guest
альтистории тайный советникъ
Цитата

Пляска стали (продолжение)

Пляска стали (продолжение)

Кампания 1758 г. началась со шведского наступления. В марте шведский флот блокировал, а затем, высадив десант, захватил порт в Либаве. Теперь шведы имели базу в самой Курляндии, опираясь на которую, намеревались организовать наступление на Митаву с двух сторон – из Либавы и из Риги. Войско Радзивилла не пыталось отбить город обратно, но, во исполнение инструкции Александра, уклонялось от битвы и готовилось к обороне столицы Курляндии. Густые леса должны были принести пользу обороняющимся – чтобы дать полевое сражение, король Фредрик (высадившийся в Либаве вместе со своей армией) должен был найти, как минимум, поле, что было не такой простой вещью в условиях подобной местности.

Одновременно, "Пане Коханку" подготовил диверсию на тылах противника. Для этого он выделил из своих сил специальный "летучий корпус" (часто употреблялся французский термин "corps volant"), состоящий из конницы, перевозимой на лошадях пехоты и лёгкой артиллерии (всего около 8 тыс.человек) под командой Румянцева. Корпус был направлен в Ливонию, что, вместе с продолжавшими вести "маленькую военку" украинцами в Эстляндии, должно было привести к полному расстройству шведских тылов.

Расчёт оправдался – шведским войскам под Ригой пришлось выделить значительные силы для борьбы с польским "летучим корпусом" и отказаться от поддержки королевского наступления на Митаву. Король же не мог сконцентрироваться на наступлении на курляндскую столицу, не обеспечив своих собственных тылов от нападений мелких польских отрядов. Пока время работало на поляков – к Радзивиллу продолжали прибывать обещанные цесарем подкрепления.

На Западном театре дела шведов шли лучше – войскам фон Шверина удалось окончательно вытеснить Левальда с земель Ноймарка и даже вторгнуться на территорию Короны. Одновременно достиг стратегического успеха де Карналль – неожиданным броском он захватил Пуцк, что привело к потере Цесарством контроля над участком Балтийского побережья западнее Гданьска и установлению сухопутной связи между Померанией и гданьским гарнизоном. Фредрик Молодой был в восторге от действий своего полковника. Он произвёл Карла-Константина в генерал-майоры и возвёл в графское достоинство.

Успех под Гданьском создавал, несмотря на задержку в Курляндии, возможность для успешного наступления на территорию Короны. Эту задачу король возложил на Шверина и де Карналля, которые должны были предпринять синхронное наступление вглубь польских земель с запада и севера соответственно. Фон Шверин двинулся из Ноймарка на Познань. Левальд пробовал задержать его испытанным методом, выпустив на его тылы партизан-кавалеристов. Успех был, тем не менее, только ограниченный – продвижение Левальда замедлилось, но не остановилось, ибо он парировал выпады польской кавалерии кавалерией бранденбургской – люди Цитена не без успеха выслеживали и нападали на цесарских гусар. Наконец, противники встретились под Буком (около 30 км на запад от Познани). Соотношение сил составляло 12 тыс. у Шверина и 17 тыс. у Левальда. Последнего, однако, связывала по рукам и ногам цесарская инструкция, и, исходя из этого, он не решился дать бой и 17 сентября 1758 г. отступил, сдав Познань без боя.

Победа Шверина оказалась, впрочем, пирровой. Заняв Познань, он сам оказался в положении пострадавшего из-за возникшего (не по его вине) конфликта с бранденбургскими союзниками. Герцог Карл-Фридрих-Альбрехт всё более настойчиво требовал у шведского короля передачи ему "достояния бранденбургских курфюрстов" графства Ноймарк. Фредрик не спешил соглашаться – на текущий момент "достояние" принадлежало ему, и расставаться с ним он пока что не собирался.

Не собирался уступать и бранденбуржец. Не добившись своего от Швеции, он заявил, что считает свой долг союзника выполненным и отзывает свои войска обратно в Бранденбург. Нельзя сказать, что он оставался в проигрыше – хотя он так и не получил Ноймарка, он получил (и продолжал получать) ежегодные дотации от шведов. Да и в отношении подкреплений из Бранденбурга Фредрик тоже не прогадал – понимая, что со шведами лучше "не перегибать палку", он подписал в октябре Потсдамский договор, разрешающий производить вербовку его подданных в шведскую армию. Тем не менее, пока "суд да дело" фон Цитен и фон Зейдлиц покинули фон Шверина и вернулись к своему герцогу.

Что касается де Карналля, то ему сопутствовал успех без всяких оговорок. В сентябре он победил под Грудзёндзом, а в октябре – под Торунем, взяв, таким образом, под свой контроль нижнее течение Вислы. За этот успех он был произведён в чин генерал-лейтенанта.

В Прибалтике, продолжалась непрерывная борьба шведов с "летучим корпусом" Румянцева и украинцами Кургоченко. Чтобы убедить заносчивого черкеса в необходимости совместных действий, генералу Румянцеву пришлось приложить недюжинные дипломатические усилия. Они, тем не менее, полностью себя оправдали – всю осень 1758 г. шведы в Ливонии и Эстляндии не могли даже думать о какой-либо помощи своему запертому в Либаве королю, сосредоточив все усилия на обеспечении безопасности своих тылов. Усилия, следует отметить, тщетные – так 30 октября в результате сражения под Валком был разбит корпус Матиаса-Александра фон Унгерн-Штернберга. Преследовавший Кургоченко Унгерн не заметил, как в тылу у него появился "летучий корпус" и, не выдержав удара с двух сторон, был разбит наголову и вынужден сдаться цесарскому генералу в плен.

Правда, для того, чтобы победить под Валком, Румянцеву пришлось нарушить инструкцию Александра – объединённые силы его и украинцев не только не "превышали противника вдвое", но даже уступали ему. Тем не менее, когда известия об этом дошли до монарха, тот счёл нужным не наказывать Румянцева, а, наоборот, наградить его – он стал генерал-поручиком и кавалером Рыцарского Цесарского Креста.

Правда, успех под Валком так и остался единственным успехом кампании 1758 г., но в Киеве не унывали. Военная Комиссия рассчитывала, что прошлогодняя инструкция, наконец-то, начнёт приносить свои плоды. К кампании 1759 г. было реально рассчитывать на прибытие подкреплений, достаточных для перехода в контрнаступление.

Фредрику же, не имевшему такого количества подданных, как его соперник, оставалось надеяться, что превосходство шведского военного искусства перевесит многочисленность врагов.

moscow_guest
альтистории тайный советникъ
Цитата

Пляска стали (окончание)

Пляска стали (окончание)

Но 1759 г. начался неожиданным ходом третьей стороны. Герцог Карл-Ульрих фон Гольштейн-Готторп атаковал владения Дании. Голштинские войска вторглись в герцогство Ольденбургское и захватили его. После этого Карл-Ульрих нанёс удар на северном направлении, захватив принадлежавший его предкам Готторп. Большой поклонник Фредрика Шведского, он перестроил свои войска на "фредериканский" лад (включая жёсткую "палочную" дисциплину и строевой шаг), что дало ему значительный перевес над не осуществившими военной реформы датчанами.

Что же склонило владетеля столь небольшого государства к войне с сильным соседом (несмотря на модернизацию войск Гольштейна, датская армия значительно превосходила их по численности)? Как ни странно, в выборе момента начала войны главную роль сыграл не столько стратегический расчёт, сколько уязвлённое самолюбие.

Уже говорилось, что Карлу-Ульриху не повезло с женой. То есть, возможно, в другой ситуации герцогиня София и смогла бы стать для него любящей женой, но обстоятельства их свадьбы (оба супруга смотрели на этот брак, как на вынужденную меру) и особенности характера герцога (он не скрывал своей неприязни к жене и открыто жил со своей любовницей) отдалили их друг от друга. А после знакомства (исключительно "близкого") Софии фон Гольштейн с молодым цесарским дипломатом та всерьёз задумалась над вопросом, как именно ей следует избавиться от своего постылого мужа. Естественно, официальный развод в расчёт не входил – наличие сына однозначно исключало формулу "matrimonium non consumatum", а вариант обычной "сепарации" никак не устраивал честолюбивую даму, уже подобравшую себе нового мужа и связавшей с ним новые далеко идущие планы. Соответственно, Софии фон Гольштейн оставалось только одно – стать вдовой по Карле-Ульрихе. И она приступила к реализации своего плана со всей энергией, на которую была способна.

Кинжалы и яды не входили в расчёт – положение "вдовствующей герцогини" давало бы ей чересчур шаткую позицию, чтобы заткнуть рот всем недругам, а то, что таких при Гольштейнском дворе у неё хватает, она знала. Как ни посмотреть, её супруг был всеми уважаемым законным герцогом, унаследовавшим свой титул от отца и деда, а она – всего лишь бесприданницей из захолустного городка, вытащенной герцогом исключительно "на безрыбье". Разумеется, она старалась понравиться в гольштейнском "свете", и ей это даже удавалось. Но, тем не менее, невооружённым глазом было видно, что против Карла-Ульриха за ней из офицеров герцога не пойдёт никто.

Однако у голштинского герцога был один важный минус – его неуравновешенный характер. Он не терпел, когда ему перечили, и всегда стремился поставить "на своём". И на этом сыграла хитрая София. Война между Фредриком и цесарем продолжалась, но Дания упорно держалась в стороне. Фредерик V, действуя по советам фон Бернсторффа и фон Мольтке, а также своей супруги, не атаковал Швецию, пока та не увязла окончательно в войне с Цесарством. Пока что ничто не свидетельствовало о решительном поражении королевских войск в борьбе с войсками цесарскими, поэтому Дания упорно продолжала сохранять нейтралитет. Сохранял его, естественно, и Фредрик Молодой, не видя смысла отвлекать свои силы на "второй фронт".

Такое положение дел не устраивало герцога Карла-Ульриха, открыто мечтавшего о том моменте, когда он, бок о бок со своим кумиром Фредриком ринется в бой с датчанами. А его супруга на каждом совместном обеде регулярно задавала ему "невинные" вопросы: "Какие известия из Швеции, Ваше Высочество?", "Что Вы думаете о ходе войны, супруг мой?", "Ведь нас связывает договор с королём Фредриком, не правда ли?" и т.д. От уколов в "больное место" герцог нервничал, терял самообладание, а однажды просто накричал на герцогиню Софию: "Замолчи, дура!". А потом вышел в свой кабинет и вызвал к себе своего командующего принца Георга. Тот был против планов своего двоюродного племянника, но, тем не менее, подчинился его приказу.

Итак, март 1759 г. начался наступлением Карла-Ульриха на Ольденбург и Шлезвиг. Далее события развивались вполне закономерно. Узнав о вторжении неприятеля, датчане собрали силы и выступили на защиту своих владений. Карл-Ульрих старался уклониться от боя, одновременно отправляя курьера за курьером в Стокгольм, требуя от своего союзника немедленной помощи. Шведский министр иностранных дел отвечал, что договор вступает в силу исключительно в случае нападения Дании на одну из сторон, а никак не в случае нападения одной из сторон на Данию. Наконец, после сложных манёвров датчане настигли войска Карла-Ульриха под стенами города Шлезвиг и прижали их к берегу бухты Шлее. В битве 15 апреля 1759 г. Карл-Ульрих был разбит наголову – его "реформированная" армия была почти полностью уничтожена (большинство солдат попало в датский плен и в дальнейшем перешло на сторону своих победителей). Сам герцог (к неудовольствию своей супруги) остался жив и спасся, переплыв узкий залив на рыбачьей лодке. Датчане вернули себе Шлезвиг и вторглись на "готторпскую" территорию.

Это было ошибкой короля Фредерика Пятого. Королева Анна-Кристина предостерегала его от этого шага, советуя ограничиться возвращением земель, потерянных по Орхусскому миру. Но датскому королю (а в особенности Адаму фон Мольтке) очень хотелось развить успех до предела, поэтому Дания не остановилась на достигнутом, а сама вошла в пределы Гольштейна и заняла Киль. Неожиданно фон Мольтке обнаружил там союзника – герцогиню Софию, которая не только не покинула города, но и не позволила своему супругу забрать с собой (он, не задерживаясь, отплыл на корабле) своего сына. И немедленно подписала с фон Мольтке договор, в котором он (от имени Фредерика V) признавал герцогом Гольштейна малолетнего Пауля-Фридриха, а Карла-Ульриха объявлял низложенным, а она (как правительница при юном герцоге) признавала герцогство Гольштейн вассалом датской короны.

Верный своему суверену принц Георг погиб при Шлезвиге (в дальнейшем эта битва получила наименование "битва при бухте Шлее" или просто "битва при Шлее") и теперь некому было защитить а Киле интересы Карла-Ульриха, ставшего теперь изгнанником. Конечно, не совсем "некому" – в Либаве в ставке короля Фредрика герцог Гольштейна нашёл весьма радушный приём. Король нашёл, что вторжение войск его тёзки в Гольштейн как раз и означает введение в действие союзного договора. Против датчан в Гольштейне был направлен из Великопольши (через территорию считавшимся нейтральным Мекленбурга) корпус де Карналля, а фельдмаршал фон Ферзен получил приказ высадиться в Ютландии. Обрадованный Карл-Ульрих немедленно отправился морем в Гданьск – догонять де Карналля, а Фредрик, выполнивший свои дипломатические обязательства в отношении своего незадачливого союзника, сосредоточился на готовящемся походе на Митаву.

К весне 1759 г. в Эстляндии и Ливонии установилось некое равновесие между "летучим корпусом" и прибывшими из Финляндии хаккапелитами генерал-майора Якоба Магнуса фон Спренгпортена. Финским кавалеристам удалось отогнать Румянцева и Кургоченко от основных линий коммуникации шведской армии, так что армия под Ригой значительно усилилась. Но к войску Радзивилла подкрепления подходили в ещё большем количестве, так что "Пане Коханку" всерьёз задумался о генеральном сражении с высокими шансами на победу. Он не сомневался, что в самое ближайшее время Фредрик выступит всеми силами на курляндскую столицу и намеревался разбить его под стенами Митавы.

Фредрик ожидал подобного развития событий и был к нему готов. Он собрал в кулак все силы, имевшиеся в его распоряжении в Прибалтике. Морем прибыли к нему подкрепления из Швеции и Померании (те, что не выступили с Ферзеном и де Карналлем против Дании). К Риге был вызван Спренгпортен – разгром главных польских сил и так вынудил бы Румянцева покинуть Ливонию. В начале июня шведы с двух сторон начали наступление на Митаву. Радзивилл разместил своё войско так, чтобы его артиллерия не давала бы "рижской армии" переправиться через реку Аа. Шведы (в ожидании сил короля) маршировали вдоль реки в поисках переправы. Наконец, они нашли подходящее место вблизи мызы Волгунд (ок.14 км к северу от Митавы). Узнав о начале переправы, Радзивилл, не решился, тем не менее, ей противодействовать, боясь удаляться от стен города в опасении появления там королевской армии. Он оказался прав. 8 июня 1759 г. к Митаве с запада, от стороны Доблена, подошли главные силы короля Фредрика. Обе стороны готовились к неизбежной битве.

Сотрясатель Вселенной I ранга
Цитата

А каково положение д..

А каково положение дел в Америке и Индии?Война за отвоевание даёт перевес французам?Но если Америка остаётся французской,судя по всему не стоит в будущем ждать аналога войны за независимость США,государство будет называться Луизиана или королевство Канада (?),да и то лишь в XIX веке,когда туда Бурбоны из метрополии эммигрируют.

А Фредрик он всё-таки "Молодой" или "Великий"?Молодой-видимо для отличия от деда "старого Фреда" (возраст-то уже не юный),ну а Великий-по результатам деятельности?

moscow_guest
альтистории тайный советникъ
Цитата

Александр пишет: А ..

Александр пишет:

А каково положение дел в Америке и Индии?Война за отвоевание даёт перевес французам?

Однозначно. Не будет спойлером (ибо уже было в романе), что Монкальм выиграет битву на полях Авраама и отобьёт Акадию. А всё потому, что англичанам не удастся "подавить" до конца французский флот.

А в Индии — голимый реал, там флот ничем не поможет.

Подробно англо-французская война будет описана после завершения текста о "Войне за бранденбургское наследство".

Александр пишет:

Но если Америка остаётся французской,судя по всему не стоит в будущем ждать аналога войны за независимость США

Почему? Война за независимость будет — ибо проигранная война ничуть не прибавит колонистам любви к метрополии (раз её уж и РИ-выигранная не добавила). Будут такие же "невыносимые законы", такое же "бостонское чаепитие" и т.д. И так же французы будут помогать колонистам против Англии. Вот только закончится она раньше (ибо у англичан положение хуже — Канады-то нет).

Александр пишет:

государство будет называться Луизиана или королевство Канада (?),да и то лишь в XIX веке,когда туда Бурбоны из метрополии эммигрируют.

Государство будет "Новой Францией" вплоть до воссоединения со "старой".

Александр пишет:

А Фредрик он всё-таки "Молодой" или "Великий"?Молодой-видимо для отличия от деда "старого Фреда" (возраст-то уже не юный),ну а Великий-по результатам деятельности?

"Молодой" — "великим" был его дед. А что уже в возрасте, так и не такие бывали парадоксы в прозвищах.

Сотрясатель Вселенной I ранга
Цитата

moscow_guest пишет: ..

moscow_guest пишет:

Вот только закончится она раньше (ибо у англичан положение хуже — Канады-то нет).

Ну и в Европе осада Гиблартара будет удачнее

moscow_guest
альтистории тайный советникъ
Цитата

Александр пишет: Ну..

Александр пишет:

Ну и в Европе осада Гиблартара будет удачнее

Скорее, она вообще не начнётся. Колонисты раньше заключат союз с Францией и при поддержке французов раньше закончат войну (напр. битва при Саратоге станет решающей). После чего — год на освобождение Юга от Клинтона — и всё. Британцев сбрасывают в море, война заканчивается году этак в 1778-79.

Соответственно, закончив войну в Америке на плюсе, в борьбу за Гибралтар французы даже и не влезут.

moscow_guest
альтистории тайный советникъ
Цитата

Смерть и ад на берегу Дриксы

Смерть и ад на берегу Дриксы

Обе стороны имели все основания считать, что предстоящее сражение решит исход войны. Под стенами Митавы сошлись главные силы как поляков, так и шведов – соответственно 80 и 50 тысяч (15 тысяч подошло со стороны Либавы и 35 тысяч – со стороны Риги) соответственно с каждой стороны. Предусмотренного соотношения "два-к-одному" достигнуть не удалось, но "Пане Коханку" не желал отступать – после Риги, Зегевольда и Юкскюля он хотел взять реванш у короля Фредрика. Кроме того, сдача столицы, а, следовательно, и всего Курляндского воеводства ради дословного выполнения инструкции, хотя бы и цесарской, представлялась ему чрезмерным буквоедством. Молодой и горячий военачальник верил в свою звезду и был готов поставить всё на одну карту.

Целью шведской стороны было прорвать оборону цесарских войск и отрезать их от моста через реку Дрикса (рукав реки Аа, образующий в районе Митавы большой остров, на котором располагается старый герцогский замок). Радзивилл собирался ни в коем случае не допустить до этого. Сильной стороной армии Фредрика была её натренированность в маневрировании на поле боя. Радзивилл ставил на превосходство в людях и в артиллерии – двести орудий должны были остановить шведские атаки. Слабым пунктом плана Радзивилла было отсутствие возможности для отступления в случае неудачи – всё войско никак не успело бы пройти через городские ворота. Фактически, поражение означало бы гибель Прибалтийской Армии.

Радзивилл занял позицию так, чтобы его левый фланг прикрывал дорогу Доблен-Митава, по которой наступал Фредрик, и на которой находились ворота, через которые, как он предполагал, шведский король собирался ворваться в город. На левом же фланге была сосредоточена многочисленная польская артиллерия. Правый фланг прикрывал Митаву от шведских войск, двигавшихся с севера. Промежуток между правым флангом и Дриксой простреливался батареей, расположенной вне досягаемости пехотных и кавалерийских атак противника – на Замковом Острове. Местность перед фронтом войск Радзивилла была значительно укреплена окопами. Обойти город с юга шведам не позволял прямой, как стрела канал Якоба (в честь построившего его герцога Якоба Кеттлера), соединявший реки Дриксу и Швете.

Сражение началось наступлением сил шведов на левый фланг войск Цесарства. Шведы использовали косой боевой порядок – излюбленный приём Фредрика Молодого, позволявший наращивать усилия в выбранном месте батальон за батальоном. Одновременно развернулась шведско-польская артиллерийская "дуэль", призванная ослабить противодействие шведской атаке. Шведам повезло больше – артиллерия Радзивилла была расстроена и понесла значительный урон. К двенадцати часам дня польские полки были оттеснены от Добленского тракта. Это означало, что Прибалтийская Армия окончательно лишилась даже теоретической возможности отступить в Литву. Ещё более ухудшилось её положение, когда хаккапелиты Спренгпортена захватили батарею на левом фланге.

Радзивилл перебрасывал полк за полком на левый фланг, чтобы восстановить положение. В то же время шведы пытались через Добленские ворота ворваться в город. Здесь их, впрочем, сдерживали солдаты оставшегося за городскими валами гарнизона. Чтобы помешать цесарскому командующему в переброске резервов с правого фланга, король Швеции приказал не участвовавшей до этого момента в бою "рижской группе" атаковать позиции Радзивилла с севера. В три часа пополудни командующий "рижан" граф фон Хессенштейн, используя всё тот же косой порядок, двинул свои полки на стоявшие на север от Митавы войска Радзивилла.

Это стало первой неудачей шведов в день 9 июня 1759 г. Батальоны Хессенштейна наступали уступом в сторону Дриксы, рассчитывая после успеха охватить позицию войск Цесарства с востока, выйти к городским валам и взять город штурмом. Но граф построил свои войска более чем неудачно – так, что ближайшие к реке батальоны оказались под картечным огнём орудий с Замкового Острова. Попав под убийственную картечь, шведские батальоны начали отступать. Заметив, что в стане противника образовалось замешательство, генерал Францишек-Салезий Потоцкий бросил своих людей в штыковую атаку на отступающих шведов. Заметив успех своих людей, "Пане Коханку" послал Ксаверия Браницкого преследовать неприятеля. После того, как со стороны реки им во фланг ударила кавалерия, а фон Хессенштейн был убит, шведы беспорядочно побежали. К пяти часам пополудни "рижане" были разбиты.

И здесь сказалось численное превосходство польской стороны. Освободившись от давления на правый фланг, цесарское войско получило возможность "сосредоточиться" на королевской армии. По приказу командующего правый фланг постепенно развернулся фронтом на юг. Многочисленные военные учения принесли свои плоды – цесарская пехота успешно выполнила этот сложный манёвр под огнём противника. Теперь уже сам Фредрик оказался охвачен с севера и востока превосходящими силами противника.

Отдав себе отчёт в происходящем, "Молодой" приказал начать отступление – теперь у него уже не было шансов на победу. Но уйти обратно по дороге на Доблен не было так просто – шведские войска по-прежнему вели бой со всё прибывающим противником. Шведские войска отступали шаг за шагом, но с севера на них наступал Потоцкий, медленно, но верно оттесняя их от тракта и прижимая к берегу ведущего на юго-запад канала Якоба. Шведы ожесточённо отстреливались, нанося наступающим полякам значительный урон (их скорость стрельбы примерно в два раза превосходила скорость стрельбы цесарской пехоты). Наконец, заметив, возвращение части кавалерии (Браницкий отдал двум полкам приказ вернуться на поле боя, а сам продолжил преследование бегущих шведов) Потоцкий повторил свой приказ, однажды уже принесший ему успех – бросил своих людей в штыковую атаку. Для отражения атаки шведы были вынуждены развернуться на север – и здесь, опрокинув заслон хаккапелитов, во фланг им ударили цесарские кирасиры.

Всякая организация по шведской стороне была потеряна. Пехотинцы и всадники бросались в канал, надеясь преодолеть его вплавь. Большинство из них потонули в образовавшейся в воде давке. Увидев, что всё погибло, король Фредрик искал славной смерти в бою, конь под ним был убит, и он сам, несомненно, был бы затоптан беспорядочной толпой, в которую превратилась его армия, если бы не его адъютанты, вовремя поднявшие своего короля с земли и чуть ли не силой усадившие его на коня.

Все их усилия, однако, чуть было не пропали даром, когда, узнав короля в лицо (гравюры с его портретом висели на стенах почти каждого дома в шведских владениях, так что это было не мудрено), к нему прорвался эскадрон драгун под командой майора Александра Суворова из Москворуссии. Король, уже примирившийся с приближением гибели, неподвижно, с обнажённой шпагой в руке глядел на неумолимо приближавшихся людей цесаря. Из фаталистического оцепенения Фредрика вывел прибывший с остатком своих людей Спренгпортен. "Ваше Величество, Вы король – спасайте себя, спасайте королевство!", – крикнул полковник своему монарху, закрывая его от наседающих врагов. Фредрик вышел из оцепенения, выбрался из гущи схватки и поскакал в направлении Либавы, к спасительному морю. Позже Суворов нашёл на месте своей стычки со Спренгпортеном (храбрый финский полковник погиб, защищая своего монарха) потерянную шляпу короля Швеции, которую, как ценный трофей, отдал Радзивиллу, а "Пане Коханку", в свою очередь, отправил её цесарю Александру вместе с донесением о решительной победе.

После того, как сражение завершилось полным разгромом шведов, Радзивилл приказал преследовать их остатки в направлении Либавы, надеясь настичь самого "Молодого". Другой части своего войска он приказал немедленно двигаться на Ригу, чтобы как можно скорее захватить столицу Ливонии. Но случилось так, что ни того, ни другого, ему осуществить не удалось. Когда цесарские полки вступили в Либаву (даже не пытавшуюся сопротивляться), оказалось, что король Фредрик уже отплыл в Швецию. А прибыв под стены Риги, с удивлением обнаружил на её стенах цесарские знамёна. Оказалось, что на следующий день после битвы на Дриксе Румянцев, по-прежнему "промышлявший" на тылах шведов, взял в окрестностях Риги нескольких пленных "недобитков" (из числа людей Хессенштейна), которые рассказали ему о митавском погроме. Не долго думая, генерал со своим небольшим отрядом во весь опор поскакал к городу, где передал коменданту Клодту рассказ пленных (а затем, в качестве доказательства и самих пленных). Узнав о разгроме королевского войска, Клодт пал духом и сдал город под разрешение ему со своими людьми отплыть в Швецию. Успех Румянцева был тем больше, что в рижском порту как раз закончилась разгрузка прибывшего каравана шведских торговых кораблей, и все привезённые ими товары и снаряжение попали в руки цесарского генерала. Вечером того же 10 июня к Риге прибыл Браницкий – "Пане Коханку" оказался только третьим. Но зато теперь он мог, наконец-то, с полным основанием чувствовать себя героем и победителем – Ливония снова стала частью Прибалтийской Комиссарии Цесарства Многих Народов.

moscow_guest
альтистории тайный советникъ
Цитата

Головокружение от успехов

Головокружение от успехов

Известие об успехе на Дриксе, пришедшее в Киев, вызвало при цесарском дворе состояние, близкое к эйфории. "Тот самый" непобедимый Фредрик, попортивший за полтора десятилетия столько крови Цесарству, был ныне разбит наголову, повержен, уничтожен. Списки шведских пленных поражали – среди них был уже не один, а сразу несколько генералов. Поражало воображение количество захваченной артиллерии: 150 орудий – весь шведский артиллерийский парк, досталось в руки победителей. Особенный же фурор в Мариинском дворце произвела доставленная в Киев специальным курьером шляпа короля шведов. Не было такого придворного (или даже дворцового слуги), который бы не пришёл в Овальный Зал (один из залов дворца, где обычно выставлялись на обозрение привезённые из-за границы "раритасы"), чтобы посмотреть на вроде бы обыкновенный и даже покрытый пылью головной убор, накрывавший некоторое время тому назад голову злейшего врага Цесарства. Интерес к "шляпе короля шведского" был столь велик, что через две недели её перенесли в киевскую Ратушу, для всех желающих без ограничения, вместе с парой трофейных пушек, сабель и, разумеется, знамён разбитых при Дриксе полков.

По традиции, в Киеве и столицах комиссарий были устроены гуляния с фейерверками и раздача подарков от цесаря. Казалось, теперь для Цесарства не существует более преград. Александр отдал приказ генералу пехоты Радзивиллу (князь Кароль получил очередной чин) двигаться на Ревель и занять Эстляндию. Аналогичный приказ, только в отношении Гданьска, получил Левальд – цесарь стремился использовать победу до конца. Оба военачальника с энтузиазмом приступили к выполнению полученных заданий.

Гданьск поддался Левальду с ходу. Гданьщане были шокированы известием о катастрофе "их" короля и не решились оказать сопротивления, не доверяя собственным силам. На радостях, что всё прошло так легко, Левальд согласился "забыть прошлое". Из-под амнистии был изъят только адмирал Фербер. Командующий гданьским флотом, впрочем, не стал дожидаться окончания переговоров и вместе с подчинённым себе флотом отплыл в Швецию. Появление гданьского флота подняло настроение пребывавшего в самом мрачном настроении короля Фредрика и наполнило его новой энергией. Сам Фербер получил за верность короне титул графа.

Не так успешно пошло дело Радзивилла. Победитель также понёс на Дриксе большие потери и был значительно ослаблен. Кроме того, по дороге в Эстляндию он был вынужден оставлять гарнизоны в расположенных по дороге городах и крепостях. В результате, под Ревелем в его распоряжении оказалось только 35 тысяч человек – и это включая "летучий корпус" и украинцев. В Эстляндии же сопротивление шведов возросло – укреплённые города уже не сдавались без боя, и их приходилось блокировать, ослабляя главные силы. В довершение всего, возникшее между "Пане Коханку" и таким же столь решительным, сколь и заносчивым Кургоченко к прямой ссоре генералов – заявив, что он подчиняется исключительно воле цесаря, и вообще – "не будут какие-то литвины приказывать вольным черкесам", украинец отделил своих людей от людей князя Кароля и перестал поддерживать с ним контакт. А Ревель, непрерывно получавший помощь из-за моря (прямо "напротив" него располагался шведский Гельсингфорс) продолжал оставаться неприступным.

В начале октября положение в Эстляндии ухудшилось ещё более. Под Ревель прибыла набранная в Финляндии и Ингрии свежая армия генерала Августина Эренсверда. В мирное время Эренсверд прославился возведённой им крепостью Свеаборг (т.е. "шведская крепость"). Расположенная на острове Ретусари в Финском заливе цитадель надёжно перекрыла ведущие к устью Невы морские пути. После её постройки король мог не опасаться за стратегически важный Ниеншанц, "запиравший" сухопутную дорогу в Финляндию – никакой флот (а тем более слабый Балтийский флот Цесарства) не смог бы безнаказанно пройти мимо свеаборгских тяжёлых пушек. Совсем недавно Эренсверд получил из Стокгольма известие об утверждении королём его плана строительства ещё одной "морской цитадели" на островах, прикрывающей на этот раз базу флота в Гельсингфорсе, так что он был крайне недоволен отвлечением себя от любимого дела и назначением в Эстляндию. Разумеется, в его планы входило закончить свою миссию как можно скорее – и как можно более успешно.

Эренсверд был обстоятелен и твёрд – так же, как возводимые им крепости. Он знал, что Эстляндия разорена рейдами Кургоченко и Румянцева, и позаботился о том, чтобы взять с собой достаточное количество продовольствия. Финны продвигались медленно, но упорно. Партизанские действия "летучего корпуса" (украинцы фактически самоустранились от военных действий) не могли нанести им существенного ущерба – на армию, девизом которой в этом походе могло бы стать "всё моё ношу с собой", партизанские атаки лёгкой кавалерии действовали не сильнее, чем укусы комаров на крестьянского вола. Не будучи в состоянии что-либо противопоставить неумолимой медлительности Эренсверда, Радзивилл снял осаду Ревеля и удалился на зимние квартиры в Ливонию. Шведский генерал выполнил приказ своего короля дословно – занял всю шведскую Эстляндию вплоть до Валка и тоже расположился на зимние квартиры. Следует отметить, что этого важного успеха шведы достигли, не дав ни единого значительного сражения.

В то время как король Фредрик ещё готовился к походу на Митаву, генерал де Карналль вступил в Киль. Датчане оставили порт без боя – слава "сабли Фредрика" (как прозвали де Карналля после его побед и молниеносного карьерного взлёта) бежала впереди него, и фон Мольтке вполне основательно опасался встречи со шведским генералом на поле боя. Он отступил в Готторп, а затем, когда к городу шведы появились и в окрестностях Готторпа – в Шлезвиг. Карл-Ульрих вернулся к себе в Гольштейн, где долгожданного "доброго герцога" ждал восторженный приём. Разумеется, не со стороны супруги – герцогиня София, забрав с собой сына, покинула Киль вместе с датской армией.

Но и здесь им не удалось перевести дух – де Карналль не задержался в Готторпе и шёл к Шлезвигу. Королевский фаворит, столь неосторожно влезший в "игры Марса", был близок к панике. Он то собирался остановить армию и дать шведу генеральное сражение, то, наоборот, порывался бросить всё и скакать в Копенгаген. Как ни парадоксально, но датская армия не развалилась исключительно благодаря Софии фон Гольштейн. В присутствии женщины (тем более, такой красивой, как София-Фридерика-Августа) датские генералы боялись демонстрировать свой страх и неуверенность. Фактически, именно она занималась всеми текущими делами (от имени практически не выходившего из своей палатки Адама фон Мольтке). Вообще, вид женщины с ребёнком, делящей с армией все тяготы перехода и при этом сохраняющей спокойствие, действовал на солдат успокаивающе. Ходили слухи о "связи" Адама фон Мольтке с очаровательной герцогиней Гольштейна. Неизвестно, правда ли это, но несомненно, что в сложившейся ситуации София пошла бы на всё, чтобы только не попасть в руки своего мужа.

Шлезвиг остался позади. Датская армия находилась в Обенро, когда пришло страшное известие – высадившиеся в Орхусе шведские войска Ферзена движутся на юг. Одновременно оказалось, что и де Карналль вовсе не собирается ограничиваться Шлезвигом и находится уже в пяти милях к югу от Обенро. На военном совете говорили много, но к единому решению так и не пришли. Под конец, когда уже многие начали склоняться к капитуляции, вмешалась герцогиня. За время похода офицеры настолько привыкли к её вмешательству (и обычно положительному) во все организационные дела армии, что никому не пришло в голову попросить её удалиться из комнаты, где проходил совет. София обрушилась на офицеров – чисто по-женски. "Вы королевские офицеры или подлое трусливое мужичьё?!", – воскликнула она. "А Вы, господин фон Мольтке", – обратилась она к разодетому, как всегда, в пух и прах командиру, – "Вы датский рыцарь или лягушка в жабо?!". Упрёки дамы сделали своё дело – пристыженный фон Мольтке приказал продолжить отступление. Пока что – на Кольдинг.

Вообще, тем, что Дания не сложила тогда же, в июне 1759 г., оружия, она была обязана в первую очередь двум женщинам. Для Южной армии героиней стала герцогиня София фон Гольштейн, а для Копенгагена – королева Анна-Кристина. 3 июня шведский флот снова приступил к бомбардировке Копенгагена. Из Ютландии приходили вести о наступлении Ферзена и де Карналля. Король растерялся и снова, как и три года назад, хотел бежать из столицы. И тогда вперёд выступила королева. "Вы можете покинуть Вашу столицу, государь – но я остаюсь. Я королева Дании, и сама возглавлю мой народ, раз король его бросает". Присутствовавшие при этой сцене офицеры преклонили колена. Не перед королём – перед королевой. Поддавшись общему энтузиазму, Фредерик V остался в Копенгагене и приказал готовить город к обороне от возможного десанта.

Через неделю с небольшим всё переменилось. Получив сообщение о поражении на Дриксе, шведские войска стали покидать датскую территорию, беспокоясь о собственной Померании, куда мог со дня на день вступить, воспользовавшись общим замешательством, Левальд. До Южной армии эти известия дошли во Фредерисии, на самом берегу моря, куда отступил фон Мольтке после появления полков де Карналля под стенами Кольдинга. Теперь карта перевернулась – де Карналль отступал, фон Мольтке (по-прежнему в сопровождении блистательной герцогини Софии) преследовал его по пятам (сохраняя, впрочем, между ним и собой безопасную дистанцию). Ферзен эвакуировался из Орхуса при помощи того самого флота, который обстреливал Копенгаген. Только он направлялся не на Зеландию, как по-прежнему опасался Фредерик, а в Штеттин.

Датские поэты посвящали свои многочисленные патетические стихи случившемуся "чуду Ольденбургского дома" (как сразу начали называть столь чудесное избавление Королевства Датского от чужеземного нашествия), а также писали бесчисленные оды в честь мужественной и царственной Анны-Кристины – "спасительницы датской чести" и "благородной матери отечества". Адам фон Мольтке снова обрёл уверенность в себе и снова, как ни в чём ни бывало, сыпал комплиментами в адрес Софии фон Гольштейн. Пятилетний Пауль-Фридрих смотрел широко открытыми глазами на свою мать, не желавшую отпускать его от себя, и спрашивал: "Когда мы вернёмся домой, матушка?". Ему не пришлось ждать долго – 18 июля 1759 г. герцогиня снова вернулась в Киль, усердно делая вид, что она не знает и знать не желает о торжественной встрече, устроенной домочадцами её супругу несколько месяцев тому назад.

Де Карналль и фон Ферзен готовились к польскому вторжению в Померанию. Но Левальд не спешил – он стоял под Гданьском и принимал прибывавшие подкрепления. Готовым он почувствовал себя только осенью. В октябре он вступил в Померанию и занял её восточную часть вплоть до реки Штольпе (а также северный Ноймарк). Здесь он расположил войско на зимние квартиры, намереваясь продолжить кампанию весной. Де Карналль не препятствовал ему в этом намерении, рассчитывая, что к тому времени ситуация изменится в его пользу.

moscow_guest
альтистории тайный советникъ
Цитата

Интриги под снежным покрывалом

Интриги под снежным покрывалом

Зимой военные действия не велись, но противники не бездействовали. По замёрзшим (и поэтому твёрдым) дорогам бесчисленные санные обозы доставляли армиям снаряжение. К трофейным шведским пушкам, распределённым между Прибалтийской армией Радзивилла и Поморской армией Левальда, добавилось ещё, по крайней мере, столько же новых, изготовленных в киевском арсенале, в Кракове, в Туле, в Сибири. В Прибалтику и Померанию доставлялись порох, ядра, бомбы, новые ружья и просто мука и соль. Всё это заполняло бесчисленные армейские магазины от Ливонии до Померании.

По снежным дорогам в ту и другую сторону проносились не только орудия войны, но и посланники мира – дипломатия враждующих держав работала, не покладая рук, стараясь закончить войну соглашением – само собой, выгодным, в первую очередь, себе самим. 8 декабря 1759 г. в Стокгольм (через Данию) прибыл тайный посланник Меншикова с предварительными мирными предложениями. Король Фредрик не дал ему официальной аудиенции, но позволил передать своё послание через министра иностранных дел. Понятовский (а это был именно он) предложил закончить войну на основе статус-кво. Министр ответил Станиславу-Антонию контрпредложением – Швеция соглашалась признать власть цесаря в Гданьске, но наотрез отказывалась оставить Александру Ригу и настаивала на выводе войск из Померании и Ноймарка. Кроме того, министр выражал надежду, что цесарская Комиссия Дел Иностранных склонит своих датских союзников восстановить на троне Гольштейна "законного герцога Карла-Ульриха".

В общем, Фредрик явно не был настроен на заключение мира, о чём Понятовский и написал подробный отчёт старому графу. В Киев он, однако, не вернулся, приступив к запасной (или же даже главной) части плана "Олека". Не рассчитывая на успех переговоров в Стокгольме, тот решил сделать ставку на разброд и шатания в стане шведских союзников. Сведения о разногласиях среди бранденбургской и голштинской аристократии приходили в Киев через как раз через Понятовского, который, в свою очередь, узнавал о них из секретных писем своей "обожаемой Софи". София фон Гольштейн сделала свой выбор: для неё было бы самоубийством поддерживать короля Фредрика – который после победы возвратил бы Гольштейн ненавидящему её мужу, не имело смысла искать покровительства герцога Бранденбургского – который сам был в действительности только клиентом шведов, бессмысленно было искать помощи при датском дворе – Ютландский поход показал со всей очевидностью, что у датского короля (и, особенно, у Адама фон Мольтке) можно искать помощи против ничтожного Карла-Ульриха, но не против его могущественного протектора (да и в том, окажет ли датский двор эту помощь, были большие сомнения – София-Фридерика-Августа знала, что Анна-Кристина, взявшая с недавних пор в свои руки все бразды правления северным королевством, не питает тёплых чувств к "развращённой голштинке"). Оставалось надеяться на Цесарство.

Причём не на "Цесарство вообще" (герцогиня фон Гольштейн отлично понимала, что для Александра Собесского и Александра Меншикова она не более, чем одна из пешек на большой шахматной доске), а некий высокопоставленный этого Цесарства сановник, могущий "замолвить за неё словечко". Но по своему положению регентши Гольштейна она не могла покинуть Киль (разве что насовсем), а высокопоставленные цесарские министры и гетманы её, увы, не навещали (даже легкомысленный фон Мольтке при первой возможности оставил Южную армию своему заместителю и уехал в столицу). Соответственно, ничего не оставалось, как создать такого вельможу своими нежными женскими ручками. Которые не могут держать шпаги, но зато отлично управляются с пером. София много писала – своим родственникам, своим финансовым агентам, своим агентам политическим, людям трижды проклятого Карла-Ульриха, не уверенным, на чью сторону лучше встать, и, разумеется, "своему милому другу Антуану".

В письмах Софии Станиславу-Антонию светские новости мешались с сетованиями на злую судьбу, сетования перемешивались со сладостными воспоминаниями, а воспоминания – с секретными сведениями о перемещении войск и планах государей. Это была истинно гремучая смесь для влюблённого цесарского дипломата – предназначенная, чтобы сделать его (именно его) незаменимым источником информации в глазах Меншикова и цесаря и при том не дать ему забыть, кому именно он некогда клялся в вечной любви. Понятовский попался в сети барышни из Цербста – теперь он, ставший тайным посланником цесаря (и тайным советником согласно "Уставу о званиях военных и цивильных"), не мог шагу ступить без писем Софии фон Гольштейн, как тех, что о политике, так и тех, что о любви.

Итак, в середине января посланник цесаря тайно прибыл в Ландсберг. Неподалёку от города дислоцировались оккупирующие часть Ноймарка войска Левальда, но сама столица графства находилась под контролем армии фон Шверина. Город представлял собой "проходной двор", где легко было затеряться среди купцов, крестьян на рынке и беженцев из Померании. Это было идеальное место для секретных переговоров представителей враждующих сторон. Партнёром Станислава-Антония был барон Фридрих-Вильгельм фон Зейдлиц, формально находившийся в шведском Ландсберге в целях закупки провианта для своего полка.

Зейдлиц был любителем приключений – именно поэтому он и пошёл в кавалерию. Он желал великих подвигов, но в захолустном Бранденбурге ничего подобного не было. Доставшийся ему второсортный кавалерийский полк он превратил в образцовый, но что толку в одном полку, когда вся армия Бранденбурга представляла собой исключительно жалкое зрелище. Вместе с генералом фон Цитеном они превратили кавалерию герцогства в серьёзную силу, с которой пришлось считаться даже цесарскому войску, но этого никто не оценил. Несмотря на продемонстрированные им успешные действия против гетмана Левальда, он даже не был повышен в звании и по-прежнему оставался полковником. И недоволен был не только он – его начальник отзывался о своём государе отнюдь не куртуазно.

Зейдлиц предложил Понятовскому сделку: бранденбургские офицеры свергнут герцога Карла-Фридриха-Альбрехта и приведут к власти Фридриха-Вильгельма, который заключит союз с Цесарством. В обмен они требовали выплату им оговоренной суммы в золоте, причём заранее, желательно – немедленно. На вопрос: "А знает ли Фридрих-Вильгельм об этих намерениях?", Зейдлиц, не моргнув глазом, ответил: "Узнает, когда придёт время". Благодаря письмам из Киля Понятовский был уверен в серьёзности намерений заговорщиков и сумел убедить в этом Меншикова. Часть денег, впрочем, пришлось доложить из своего кармана. Договор был заключён – маховик заговора начал раскручиваться.

18 марта 1760 г. ничего не подозревавший Фридрих-Вильгельм Гогенцоллерн с изумлением узнал, что его брат Карл-Фридрих-Альбрехт отрёкся, а герцогом Бранденбурга отныне является он. Ему сразу же положили на подпись: манифест о восшествии на трон, договор об оборонительном и наступательном союзе с Цесарством, манифест об объявлении войны Швеции, эдикт об объявлении государственным изменником бывшего первого министра фон Герцберга, а также ряд приказов о производстве в новые чины ряда офицеров и генералов, в том числе Цитена и Зейдлица. Бранденбургские войска без предупреждения начали нападать на размещенные в герцогстве шведские "союзные" гарнизоны, а с севера, обманув ожидания де Карналля, на войска фон Шверина обрушил свой удар гетман Левальд.

moscow_guest
альтистории тайный советникъ
Цитата

Вырвать успех

Вырвать успех

Атака с севера не была для шведа такой уж абсолютной неожиданностью, но к тому, что одновременно с этим "сменят сторону" бранденбуржцы, он оказался не готов. Значительная часть его армии оказалась блокирована в городах, где квартировала. Дать сражение оставшимися в его распоряжении силами он не решился и отступил. На чисто шведскую территорию в Ноймарк. А Левальд тоже не стал испытывать судьбу, меряясь силами со шведами, и занял Бранденбург, захватив там полные шведские магазины. Это компенсировало его удаление от земель Короны, отделённой от него Ноймарком и занимавшим его фон Шверином.

Опасение, что шведы воспользуются таким "шахматным" расположением войск, напав на Бранденбург с двух сторон одновременно, не оправдалось – к этому времени в Короне появилось набранное в ВКР за осень и зиму дополнительное войско под командованием гетмана Виссариона Госевского. Гетман пребывал в своём поместье под Тверью, когда цесарский курьер доставил ему высочайшее предписание немедленно прибыть в Конотоп для формирования там новой армии. "Да что ж это за жизнь такая – даже и помереть-то не дадут спокойно", – пожаловался старик, но приказ выполнил. К началу 1760 г. собранное войско было готово к выступлению, а к апрелю того же года – было уже в на границах Восточной Померании.

Воспользовавшись уходом Левальда, де Карналль занял оккупированные им ранее территории, но оказался перед дилеммой – помочь Шверину, ударив на Ноймарк, или вначале избавиться от угрозы со стороны Госевского. Присоединившийся к шведским войскам герцог Карл-Ульрих с остатками голштинской армии настаивал на первом, надеясь, что после победы в Ноймарке и Бранденбурге, де Карналль повернёт свои войска против датчан в Гольштейн. Шведский генерал выбрал второе – идея голштинца показалась ему чересчур рискованной. Вступив на территорию Короны, он, однако, не встретил там гетманского войска, как рассчитывал – князь Виссарион не принял боя и отступил на Лемборк. Недовольный де Карналль двинулся за ним, надеясь, что рано или поздно Госевский будет вынужден померяться-таки с ним силами из опасения потерять Гданьск.

Тем временем, Левальд перешёл в наступление на Ноймарк. Армия фон Шверина испытывала недостаток во всём. Бранденбург пропал, а графство не могло обеспечить нормальный уровень снабжения. Воспользовавшись неразберихой при отступлении, солдаты Левальда (в основном померанские и бранденбургские немцы) массово дезертировали. Доходило до прямых бунтов – так солдаты одного из набранного в окрестностях Потсдама батальонов взбунтовались, перебили своих офицеров (из коренных шведов) и ушли "домой" в Бранденбург. В такой обстановке Левальд перешёл Одер в районе Шведта.

Фон Шверин оказался в безвыходном положении. Левальд перерезал ему единственную дорогу к возможному отступлению на север. На западном направлении бранденбургские войска под командованием фон Цитена также перешли Одер в районе Франкфурта и стояли под деревней Кунерсдорф. Фон Зейдлиц занял Кюстрин. Теоретически, именно он был "слабым звеном" всей "ноймаркской ловушки", но прорыв во враждебный Бранденбург был бы для шведского фельдмаршала ничуть не менее опасен, чем стояние на месте – он ничуть не приближал его к шведским базам снабжения. Поэтому Шверин решился прорываться из Ландсберга на север – в Померанию.

Левальд занял важный перекрёсток у деревни Брюгге (примерно 25 км к северо-северо-западу от Ландсберга). Единственным способом пройти в Померанию было прорваться через его позиции. Всё решилось 6 мая 1760 г. В свою "последнюю надежду" Шверин вложил все силы, которыми располагал – сдаваться он считал ниже достоинства шведского фельдмаршала. Он направил атаку на самый слабый пункт позиции союзников – на стоящие на фланге бранденбургские полки под командованием лично герцога Фридриха-Вильгельма (герцог старался держаться поближе к цесарскому гетману и подальше от своих своевольных генералов, которым не доверял "ни на грош"). Войска герцога уступали в выучке войскам цесаря и не выдержали удара шведского "косого порядка". Герцог Бранденбургский был убит, фронт был прорван, дорога на Липпене и далее на Штеттин была, казалось, открыта.

Но не тут-то было. Часть шведских полков не успела прорваться и была оттеснена к лесу на восток от дороги. Прорвавшимся полкам шведов ударила во фланг польская кавалерия, что задержало их продвижение. Тем временем Левальд перебросил свою пехоту с правого фланга, которая вновь преградила путь неприятелю. Фон Шверин с развёрнутым знаменем в руках лично повёл ещё остававшиеся у него в распоряжении войска в атаку на польскую пехоту. После гибели старого фельдмаршала шведы были окружены и сдались в плен.

Де Карналль продолжал преследовать Госевского. Тот продолжал отходить на восток. Оставив Лемборк, он отступил к Новому Мясту (ещё 30 км с небольшим на восток), а затем с приближением де Карналля – оставил и его, закрепившись в Реде (ещё около 8 км на восток). Де Карналль было обрадовался – его противник сам загнал себя в ловушку. Теперь за спиной у Госевского была река, а за ней – многочисленные болота. Но счастье было недолгим. Получив 10 мая известия о гибели армии фон Шверина, де Карналль был вынужден, скрепя сердце, начать отход в Померанию, которой грозило вторжение Левальда. Отход носил все признаки поспешного бегства, так что Госевский, воспользовавшись оказией, представил в донесении в Киев свою небольшую стычку с голштинскими полками (как раз 6 мая – в день битвы под Брюгге), как решающую победу, тем более что в ней погиб сам герцог Гольштейна Карл-Ульрих.

К июню де Карналль вернулся в Померанию, а Госевский и Левальд начали свои атаки. Вернее, атаковал только Левальд – Госевский не желал рисковать вверенной ему армией и ограничивался маневрированием вдоль границы, в письмах и при личных встречах склоняя к тому же и Шверина. К концу августа стало ясно, что вторжение в Померанию не удалось. Расстроенный Левальд подал в отставку и удалился в своё поместье в Пруссии. Госевский, получивший теперь командование над обеими армиями, продолжал действовать оборонительно.

А в Прибалтике кампания 1760 г. началась с вторжения Эренсверда в Ливонию. Финны использовали прежнюю тактику – и Радзивиллу снова пришлось отступать. Теперь – аж до Зегевольда. Здесь он, наконец, решился дать Эренсверду сражение. Но швед его выиграл – и продолжил двигаться вперёд, заняв г.Венден. Радзивилл готовился к осаде Риги, но ситуация изменилась в его пользу – со стороны Дерпта в Эстляндию с новыми силами (из Новгорода и Москворуссии) снова вторгся Румянцев. Эренсверд был вынужден прекратить наступление и снять часть войск из Ливонии для борьбы с ним.

До начала осени ситуация принципиально не изменилась. Между Швецией и Цесарством сохранялось равновесие.

альтистории тайный советникъ
Цитата

moscow_guest пишет: ..

moscow_guest пишет:

Воспользовавшись неразберихой при отступлении, солдаты Левальда (в основном померанские и бранденбургские немцы) массово дезертировали. Доходило до прямых бунтов – так солдаты одного из набранного в окрестностях Потсдама батальонов взбунтовались, перебили своих офицеров (из коренных шведов) и ушли "домой" в Бранденбург. В такой обстановке Левальд перешёл Одер в районе Шведта.

Может дезертировали солдаты Шверина, а не Левальда? Вы наверное ошиблись?

moscow_guest
альтистории тайный советникъ
Цитата

Nagel пишет: Может ..

Nagel пишет:

Может дезертировали солдаты Шверина, а не Левальда? Вы наверное ошиблись?

Однозначно ошибся (ох уж эти мне немецкие фамилии) ...

И не только здесь. Здесь тоже.

moscow_guest пишет:

Вернее, атаковал только Левальд – Госевский не желал рисковать вверенной ему армией и ограничивался маневрированием вдоль границы, в письмах и при личных встречах склоняя к тому же и Шверина.

Соответственно, эти фразы следует читать так:

"Воспользовавшись неразберихой при отступлении, солдаты фон Шверина (в основном померанские и бранденбургские немцы) массово дезертировали."

и

"Вернее, атаковал только Левальд – Госевский не желал рисковать вверенной ему армией и ограничивался маневрированием вдоль границы, в письмах и при личных встречах склоняя к тому же и Левальда."

moscow_guest
альтистории тайный советникъ
Цитата

Колебания весов

Колебания весов

Чем дальше, тем больше война тяготила обе стороны. Огромные затраты, огромные потери – и мизерные результаты. То есть результаты, разумеется, были, особенно для Цесарства – возвращение Риги позволяло со всей серьёзностью говорить о победе, но тем более ставило под вопрос смысл продолжения военных действий. Отступление из Эстляндии свидетельствовало, что шведы всё ещё сильны. Да и акция Румянцева, хоть и "спасла" Ригу, оказалась в большей степени шведским успехом, нежели польским: в сентябре Эренсверд осадил, а в ноябре – взял Дерпт. О каком-либо "тотальном" изгнании шведов из Прибалтики, а тем более – о вторжении в Скандинавию и речи на текущий момент быть не могло.

Со шведской стороны всё тоже не выглядело блестяще. Наступление Эренсверда, столь блистательно начавшись, под конец выдохлось. При этом ему пришлось отвлечь значительные силы для ликвидации прорыва на его тылы сил Румянцева. И хотя рейд Румянцева удалось отразить и даже остаться в выгоде, захватив, наконец-то, давно потерянный Дерпт, это не отменяло того факта, что надежд на занятие Риги уже не оставалось. То же самое происходило на западном театре – великолепный тактик де Карналль заставил цесарские войска отказаться от намерений "взломать" оборону Померании, но не имел возможности вернуть хотя бы Ноймарк, не говоря уж о Бранденбурге или Гданьске.

До Фредрика доходили сообщения о продолжении восстановления флота Цесарства – гданьские верфи работали на полную мощность (обилие военных заказов в немалой степени способствовало "примирению" гданьской буржуазии с цесарем Александром). Разумеется, от закладки корабля до его спуска на воду должно было пройти немалое время, но всё равно, это вызывало опасения. Тем более, что цесарские верфи строились также в Пиллау. По приказу Фредрика в июне 1760 г. (ещё до получения известия о поражении под Брюгге) в Пиллау появился адмирал Фербер с приказом высадить в городе десант и сжечь как стоящие а гавани корабли, так и строящиеся верфи. Высадка, начавшаяся вполне удачно, едва не закончилась катастрофой, когда на рейде Пиллау неожиданно появился флот Дании.

При всей слабости своей сухопутной армии, на море датчане были силой, с которой нельзя было не считаться. После вступления в войну Датского Королевства (а особенно после того, как руководство датской политикой перешло в нежные, но твёрдые руки королевы Анны-Кристины) морские перевозки шведов перестали быть безопасными. Неоднократно доходило до захвата торговых судов, перевозивших грузы даже между Гельсингфорсом и Ревелем, а уж что говорить о перевозках из Швеции в Померанию! Фактически, именно транспорты в Померанию стали основной жертвой датских рейдеров и каперов.

Если в Эстляндию товары и военные припасы можно было доставить по суше – через Финляндию, то единственным путём снабжения войск в Померании был путь морской. И именно он находился в непосредственной близости датских берегов, смертельно опасных для всего, что плавало под флагом Швеции. Впрочем, подкрепления де Карналль получал регулярно – полный вооружённых солдат транспортный корабль был призом чересчур рискованным, чтобы кто-либо рискнул взять его на абордаж.

Но и с этим возникли проблемы. Датчане активно пытались высадиться и создать плацдарм в Норвегии. На суше их дела, однако, шли неважно, и датские десанты в Осло-фьорде (май 1760 г. – с целью захвата Христиании) и в Пудде-фьорде (июль 1760 г. – с целью захвата Бергена) закончились вынужденной эвакуацией. Однако последствием активности датского флота стала необходимость держать в норвежских городах сильные гарнизоны и вообще значительно увеличить количество войск для обороны новоприобретённой Норвегии.

Возникли проблемы с комплектованием новых полков. И это при том, что войска неприятеля по-прежнему регулярно получали подкрепления – превосходство Цесарства в людских ресурсах позволяло выставить против одного солдата Швеции двоих (а иногда и троих) своих. Что при отмечаемом шведскими генералами росте выучки польских войск, начинало представлять значительную опасность.

Сама Дания, поначалу стремившаяся вернуть Норвегию, поняла со временем бесперспективность этих попыток (неудачи десантов и отсутствие поддержки местного населения говорили сами за себя) и удовлетворилась тем, что установила контроль над Гольштейном в рамках Кильского договора. Тем более что Фредрик Молодой (парадокс, но его продолжали называть "молодым" даже в его 48 лет) теперь уже не мог его оспорить – после гибели Карла-Ульриха его сын Пауль-Фридрих стал "законным герцогом" с любой точки зрения.

Что же касается герцогства Бранденбургского, то оно было не в том положении, когда можно что-то требовать – сама бранденбургская независимость находилась теперь под очень большим вопросом. Один герцог отрёкся, другой погиб – и оба были бездетны. Династия бранденбургских Гогенцоллернов прервалась. К осени 1760 г. в герцогстве приобрела большое влияние "военная" партия, желавшая сделать герцогом генерала фон Цитена, и без того фактического и формального правителя Бранденбурга. Ей противостояла "цивильная" партия, робко и осторожно настаивающая на возвращении трона Карлу-Фридриху-Альбрехту. Сам бывший герцог, однако, не хотел ещё раз "лезть на эту галеру" и желал, единственно, дожить свои дни в спокойствии. Ясно было, что последнее слово в решении вопроса о новом герцоге будет принадлежать цесарю Александру. Но тот пока что молчал.

Итак, бесперспективность войны стала ясна всем сторонам конфликта. Результатом стало заключение в декабре 1760 г. Штеттинского перемирия. Цесарство, Дания и Швеция согласились приостановить на полгода боевые действия и за это время выработать приемлемые для всех участников условия мира. Мирные переговоры продолжились в том же самом шведском Штеттине. Чаши невидимых весов успокоились. На какое именно время – должно было показать будущее.

Сотрясатель Вселенной I ранга
Цитата

Вопрос о будущем-шве..

Вопрос о будущем-шведские короли в альтернативе являются зеркальными отражениями прусских,то есть после Фредрика II должен идти Фридрих-Вильгельм II (1786-1797) и так далее.Однако будет ли эта схема действовать жёстко?Например,если в 1792 году в Швеции умертвили Густава III,который хотел вмешаться во Французскую революцию,то не ждет ли то же самое наследника Фредрика II?А если в 1809 году свергли Густава IV,может Бернандотт станет королём Швеции и в этом мире (да и веру менять даже не придётся)?Наполеоновские войны как я понимаю,никто не отменит,значит кандидатура маршала может всплыть вместо проштрафившихся Гогенцоллернов-ну пойдёт король шведский воевать на материк,а Наполеон его к примеру разобъёт.Хотя Гогенцоллернам можно оставить отделившуюся от Швеции Норвегию. (??)

moscow_guest
альтистории тайный советникъ
Цитата

Александр пишет: Од..

Александр пишет:

Однако будет ли эта схема действовать жёстко?

До известного предела — вполне.

Александр пишет:

Например,если в 1792 году в Швеции умертвили Густава III,который хотел вмешаться во Французскую революцию,то не ждет ли то же самое наследника Фредрика II?

Густава III убили в первую очередь из-за шведских внутренних дел — не простили ему восстановления абсолютизма. Здесь ничего такого нет и близко, так что Фредрику-В...у II (есть, кстати, у шведов какое-нибудь "благородное" имя на "В", кроме "Вальдемар"? А то "Вильгельм" как-то не по шведски звучит) с этой стороны ничего не грозит.

Александр пишет:

Наполеоновские войны как я понимаю,никто не отменит,значит кандидатура маршала может всплыть вместо проштрафившихся Гогенцоллернов-ну пойдёт король шведский воевать на материк,а Наполеон его к примеру разобъёт.Хотя Гогенцоллернам можно оставить отделившуюся от Швеции Норвегию.

Ход наполеоновских войн я пока что представляю только в самых общих чертах, а особенно судьбу Норвегии. Пока она шведская, но нет сомнений, что датская королева ещё постарается её отбить. И достигнет ли она в этом успеха, мне пока что не ясно.

Сотрясатель Вселенной I ранга
Цитата

moscow_guest пишет: ..

moscow_guest пишет:

Фредрику-В...у II (есть, кстати, у шведов какое-нибудь "благородное" имя на "В", кроме "Вальдемар"? А то "Вильгельм" как-то не по шведски звучит) с этой стороны ничего не грозит.

Ну уже был же Фридрих-Вильгельи I в Щвеции.Кстати Фредрик Молодой тоже был в оппозиции отцу как и его прусский альтер его?

moscow_guest
альтистории тайный советникъ
Цитата

Александр пишет: Ну..

Александр пишет:

Ну уже был же Фридрих-Вильгельи I в Щвеции.Кстати Фредрик Молодой тоже был в оппозиции отцу как и его прусский альтер его?

Да, здесь их характеры совпадают с прототипами.

фендрик
Цитата

moscow_guest пишет: ..

moscow_guest пишет:

Ход наполеоновских войн я пока что представляю только в самых общих чертах,

Хм, раз есть Наполеон, то должна быть и Революция?

Или здесь он как-то по другому выплывет?

moscow_guest
альтистории тайный советникъ
Цитата

nagel 1 пишет: Хм, ..

nagel 1 пишет:

Хм, раз есть Наполеон, то должна быть и Революция?

Будет, а куда денется. Процессы, которые привели к ней в РИ, никуда не денутся и здесь, так что в этом пункте обречён рулить детерминизм.

Aristocrates à la lanterne!

P.S. А вот сами наполеоновские войны пойдут в совершенно иной конфигурации.

moscow_guest
альтистории тайный советникъ
Цитата

Баланс интересов

Баланс интересов

Ни одна из сторон, съехавшихся на переговоры в Штеттин, не считала себя побеждённой. Наоборот, каждый считал сам факт прекращения им боевых действий огромной уступкой конкуренту, за которую тот должен был, по его мнению, заплатить. Поэтому переговоры между представлявшим Цесарство Станиславом-Антонием Понятовским ("граф Олек" поручил их лучшему из своих дипломатов), Данию – Адамом фон Мольтке (королева Анна-Кристина решила, что в дипломатической игре таланты протеже её мужа будут полезнее, чем в интригах при копенгагенском дворе) и Швецию – Карлом-Густавом Тессином (вице-министр иностранных дел за столом переговоров должен был продемонстрировать всю серьёзность намерений "короля-рационалиста") шли тяжело.

Тессин по-прежнему настаивал на возвращении им Риги и всей Ливонии. Впрочем, теперь в частных беседах со Станиславом-Антонием он осторожно намекал, что его король готов удовлетвориться компенсацией в два миллиона риксдалеров. Поляк с негодованием отметал эту идею, но, в свою очередь, ненавязчиво обращал внимание на интерес Цесарства к возвращению ему оккупированных Эренсвердом Вендена, Зегевольда, Валка и Дерпта, за что Цесарство готово было заплатить золотом целых полмиллиона гривен. Фон Мольтке требовал возвращения Норвегии или выплаты за неё соответственной компенсации. Естественно, суммы, на которые были готовы "раскошелиться" стороны, были значительно ниже тех, которые рассчитывали получить их контрагенты, так что "мирный процесс" продвигался с большим "скрипом".

Не вся игра, однако, была сосредоточена в стенах Штеттина. Король Фредрик не оставлял попыток расколоть лагерь своих противников. Его эмиссары вступили в контакт с правителем Бранденбургского герцогства фон Цитеном и сделали ему заманчивое предложение. Швеция была готова признать его герцогом Бранденбурга – в обмен, разумеется, на переход герцогства на свою сторону. Цитен, недовольный уклончивостью Цесарства в этом вопросе (на его письма Александру он получал ответы, подписанные всего лишь Меншиковым), решил разорвать союз с цесарем. "Менять сторону" ему уже приходилось, так что оставалось только разработать и привести в исполнение план нападения на расположенные в герцогстве гарнизоны гетмана Госевского.

"Враг моего врага – мой друг" – эта истина была прекрасно известна королю Фредрику. Поэтому он написал письма и выступавшей ранее против него вдовствующей герцогине фон Гольштейн, отношения которой с королевой Анной-Кристиной становились всё более неприязненными. Он обещал ей всё то, что ранее обещал её мужу – то есть признание за её сыном Готторпа и Шлезвига, которые должны были быть отбиты у датчан при помощи фельдмаршала фон Ферзена, готового высадиться в Киле или его окрестностях. Герцогиня София оказалась в трудном положении. С одной стороны, было заманчиво избавиться с помощью шведов от становившейся всё более навязчивой опеки людей Анны-Кристины. С другой, открытое выступление на стороне "Молодого" могло бы "поставить крест" на её планах, связанных с союзом с Цесарством вообще и Станиславом-Антонием Понятовским в частности. Поэтому её ответное письмо было исключительно уклончиво: София не говорила ни "да", ни "нет", а только жаловалась на судьбу, безжалостную к слабой женщине.

Этого, впрочем, оказалось достаточно. Письмо попало в руки шпионов датской королевы, не замешкавшие с передачей его своей госпоже. К счастью, у Софии тоже были при дворе "глаза и уши", вовремя сообщившие ей об опасности. София бежала из Гольштейна. Одна, ибо маленький Пауль-Фридрих находился под охраной верных Анне-Кристине (а главное – ненавидящих "приблудную девку из Цербста") слуг. Теперь ей не оставалось ничего, как отдаться под опеку "милого Антуана" и надеяться, что чувства к ней, о которых он писал в многочисленных письмах, не растаяли.

Её расчёт оправдался – Станислав-Антоний никогда не переставал любить свою "Софи" и, когда в марте 1761 г. несчастная беглянка появилась в его штеттинской резиденции (София фон Гольштейн проникла в Штеттин под чужим именем с поддельными бумагами), совсем "потерял голову". Пытавшийся "образумить" своего коллегу Адам фон Мольтке был принят Понятовским исключительно холодно. Теперь о совместных действиях датской и цесарской делегации не могло быть и речи.

Теперь основное место в переписке между Штеттином и Киевом, Штеттином и Копенгагеном, а также Копенгагеном и Киевом заняло "дело герцогини фон Гольштейн".Сама София быстро оправилась после бегства и также приняла в этой корреспонденции самое активное участие, уверяя цесаря в своей неизменной преданности его державе (что подтверждали письма Станислава-Антония, подробно расписывавшие неоценимые услуги, "оказанные означенной благородной дамой Его Милости Цесарю и его Цесарству на протяжении сей войны", а Анну-Кристину – в её ничуть не меньшей преданности Короне Датской (что подтверждал Адам фон Мольтке).

В общем, к началу лета 1761 г. дворы копенгагенский и киевский убедились в том, что все обвинения против Софии фон Гольштейн являются ни чем иным, как исключительно недоразумением. Анна-Кристина, тем не менее, лишила её титула регента Гольштейна и запретила появляться в герцогстве вплоть до совершеннолетия Пауля-Фридриха. Эту потерю скомпенсировал ей Станислав-Антоний Понятовский, сделавший бывшую герцогиню Гольштейна своей женой. На свадебной церемонии, состоявшейся в одной из протестантских церквей Штеттина, присутствовал весь дипломатический корпус. Впрочем, дипломатам пришлось вскоре покинуть столицу Померании – срок перемирия завершился.

moscow_guest
альтистории тайный советникъ
Цитата

На старых позициях

На старых позициях

Война, однако, пошла не так, как надеялся шведский король. Во-первых, потерпел провал его "бранденбургский план". Для подготовки своего восстания Цитен привлёк генерала фон Зейдлица. Тот, однако, был недоволен ролью, которую была ему предложена. Зейдлиц рассчитывал на должность главнокомандующего всеми войсками герцогства, но ему было поручено только командование одной из армий, причём не в чине фельдмаршала. Рассерженный честолюбец немедленно рассказал о планах своего начальника одному из офицеров Госевского. Осторожный гетман не подал виду, что ему что-то известно, но на всякий случай начал под всеми возможными предлогами заменять охранявших городские арсеналы бранденбургских офицеров своими людьми.

В июне 1761 г., когда "пришло время действовать", фон Цитен оказался в одиночестве – Зейдлиц и другие генералы выступили против него на стороне Госевского. Ему пришлось немедленно бежать в шведские владения. Фон Зейдлиц получил-таки свой чин фельдмаршала, но правителем Бранденбурга не стал – это место занял вернувшийся фон Герцберг, получивший разрешение вернуться в обмен на письмо с клятвой верности цесарю. Попытка вторжения Ферзена и де Карналля в Бранденбург не удалась – без поддержки войск герцогства они не смогли ничего сделать и ушли обратно в Померанию.

Неудачей закончилось и июньское наступление генерала Радзивилла в Ливонии – начатую им осаду Вендена и Зегевольда пришлось прекратить после того, как на помощь осаждённым в июле подошли финны Эренсверда. А после победы над "Пане Коханку" Эренсверд вернулся в Эстляндию и в августе снял осаду цесарскими войсками Дерпта.

А в глубоком тылу цесарских войск, в Москворуссии, ещё в мае 1761 г. началось восстание. Поводом его стало введение новых военных налогов. Начавшись с драки с присланными из Москвы чиновниками, оно быстро распространилось сначала на весь город Углич, а затем на всю западную часть костромского воеводства. На первый план быстро выдвинулись религиозные лозунги: "Долой иоасафлян! Долой ляхов!". Кульминацией его было взятие восставшими Ярославля 15 июня, где они безжалостно убивали всех не принадлежавших к Истинной Православной Церкви, как среди местных жителей, так и среди приезжих купцов. Уцелевшие "ляхи" и "иоасафляне" укрылись в оставшемся в юрисдикции Патриарха Московского Успенском Соборе. Тогда повстанцы заколотили его двери, обложили двери и окна хворостом и подожгли его. "Только гарь может спасти души еретиков!", – кричали они. Некоторым, однако, удалось спастись, выдав себя за "истинно православных" и осенив себя двуперстным крестным знамением.

Получив известие о падении Ярославля и последующей резне, воевода Щербатов не медлил с выступлением. Будучи прихожанином Истинно Православной Церкви, он не сочувствовал мятежникам, будучи уверен, что их выступление приведёт только к репрессиям центрального правительства. Кроме того, он имел сведения (о чём сохранились его донесения в Москву Бестужеву), что среди главарей повстанцев находятся шведские офицеры. Не желая ждать, пока прибудут подкрепления из Москвы, он выступил против повстанцев с теми силами, которые были у него под рукой.

Мятежники не выдержали атаки хоть и запасных, но регулярных москворусских полков. 8 июля под стенами Ярославля они были разбиты – воевода вошёл в город. Взятые в плен мятежники подвергались пыткам, чтобы выяснить у них, где скрылись подстрекавшие их шведы. Агентов короля Фредрика, однако, захватить не удалось. Выполнив свою миссию – не допустив появления новосформированных москворусских полков под Дерптом, они успешно бежали.

Восстание, как правильно опасался Щербатов, вызвало репрессии против населения Костромского воеводства. Следствие, которое вёл воевода, прибывшая из Москвы комиссия начала сначала. По подозрению в "соучастии в воровском бунте" людей хватали в домах и на улицах и отвозили в Углич, где расположилась назначенная Бестужевым Комиссия по расследованию. Немногим удалось выбраться из углицких застенков живыми, а тем более здоровыми. "Чтоб тебя святой Углич хватил!", – так звучало в те времена самое страшное ругательство в окрестностях Костромы. Пострадал и сам Щербатов – на основании подозрений в его связи с мятежом комиссар отстранил его от должности воеводы. Никаких доказательств измены князя, впрочем, не было, так что ему было разрешено просто удалиться в свой имение Михайловское под Ярославлем.

Зато датскому оружию сопутствовал несомненный успех. Пока шведы и поляки бились в Бранденбурге и Ливонии, датский флот настиг шведский у Гельсингфорса. Проход в гавань Гельсингфорса загораживают несколько небольших островов. Пройдя между ними, можно полностью блокировать выход из гавани. Именно так и поступил 22 июня датский командующий. Стоявшие в считавшейся безопасной гавани шведские корабли превратились в полностью лишённые манёвра мишени для датских корабельных пушек. Когда наступила ночь, город был по-прежнему ярко освещён – неверным красным светом горящих шведских кораблей.

Блистательная победа под Гельсингфорсом, однако, ничуть не приближала Данию к отвоеванию Норвегии – датская сухопутная армия по-прежнему несомненно уступала шведской. Анна-Кристина пробовала убедить своего брата выделить ей несколько полков для совместных операций в Норвегии, но Александр не проявлял в этом вопросе энтузиазма – Норвегия его нисколько не интересовала.

Летняя кампания 1761 г. завершилась на старых позициях – противникам не удалось добиться каких-либо новых преимуществ. Поэтому уже 30 августа дипломаты вернулись за стол переговоров. А уже через месяц, 30 сентября 1761 г. они подписали договор, согласно которому все участники конфликта соглашались на достигнутый статус кво. Иными словами, Дания получала Гольштейн, Цесарство – Гданьск и Ригу, а также протекторат над Ноймарком и Бранденбургом, Швеция возвращала себе Дерпт и ряд крепостей в Ливонии. Как и всякий компромисс, Штеттинский договор не вызывал восторга ни у одной из сторон. Но теперь, по крайней мере, под историей войны за Бранденбургское наследство можно было подвести жирную черту.

Сотрясатель Вселенной I ранга
Цитата

moscow_guest пишет: ..

moscow_guest пишет:

после победы над "Пане Коханку" Эренсверд вернулся в Эстляндию и в августе снял осаду цесарскими войсками Дерпта.

А сам цесарь почему не предводительствовал своими войсками на поле брани?И его дед и отец были хороши в военном деле.А он эту задачу поручает своим приближённым.Мог бы выступить разок с армией,хотя бы для морального присутствия духа.Потом в то время как-то принято,что короли хотя бы формально возглавляют военную кампанию.не отличавшийся большими воинскими талантами Людовик XV например в 1744 году возглавил войска (хотя в процессе похода заболел и оказался чуть не при смерти).

moscow_guest пишет:

ещё в мае 1761 г. началось восстание.

А Пугачёвщина будет?

наполеоновские войны пойдут в совершенно иной конфигурации.

Ход наполеоновских войн я пока что представляю только в самых общих чертах,

Ну сюжет с Наполеоном и королевой Луизой можно и здесь использовать.Например,незадачливый Фредрик-Вильгельм III,король шведский,посчитав себя наследником традиций славного Фредрика II высаживается на континенте,но разбит (допустим при той же Йене).Может даже пленён.И судьба шведского королевства оказывается в руках его жены Луизы,которая вынуждена ехать на свидание с корсиканским людоедом.

moscow_guest
альтистории тайный советникъ
Цитата

Александр пишет: А ..

Александр пишет:

А сам цесарь почему не предводительствовал своими войсками на поле брани?

У него ещё всё впереди.

Александр пишет:

А Пугачёвщина будет?

А как же без неё!

Александр пишет:

Наполеоном и королевой Луизой можно и здесь использовать.

Луиза-Августа-Вильгельмина-Амалия здесь, без всякого сомнения, появится.

альтистории тайный советникъ
Цитата

moscow_guest пишет: ..

moscow_guest пишет:

Будет, а куда денется. Процессы, которые привели к ней в РИ, никуда не денутся и здесь, так что в этом пункте обречён рулить детерминизм.

ДТРМНЗМ!!

Т.е будет и простой гефрайтор А.Гитлер? Интересно в какой армии и чем отличится? Бранденбургу здесь светит роль польской марионетки, Австрия станет Дунайской федерацией....

Может его куда нибудь в Чили/Парагвай отправить — пусть поток немецких колонистов станет ещё большим и в южной части ЛА появится немецкое государство, начавшее борьбу за Lebensraum....

Фюрер парагвайского народа))))))

альтистории тайный советникъ
Цитата

И ещё вопрос. Я чита..

И ещё вопрос. Я читал и роман и обсуждение на обоих форумах. Мне кажется, что великоруссы у вас какие-то "слишком укурочные". По сути ИПЦ это религия только великоруссов. Идейной поддержки за рубежом у них нет — ну кроме иностраннных держаав использующих их для ослабления цесарства. ИМХО к 20 веку у них прочно должно победить крыло на сотрудничество с властями — т.к. восстания бессмысленны, а власти не сильно то и давят. А у вас они упорно воюют, причем с никакими результатами. Фанатиков бы скоро разгромили, а широкие массы бы забили на них/перешли бы в православие.

moscow_guest
альтистории тайный советникъ
Цитата

Nagel пишет: Идейно..

Nagel пишет:

Идейной поддержки за рубежом у них нет — ну кроме иностраннных держаав использующих их для ослабления цесарства.

Ну так и это не мало.

Nagel пишет:

А у вас они упорно воюют, причем с никакими результатами. Фанатиков бы скоро разгромили, а широкие массы бы забили на них/перешли бы в православие.

А это "цепная реакция". Восстание — подавление с репрессиями — ненависть к "тиранам" — глухое брожение — ослабление давления властей — появление оппозиции — удобный случай (война, беспорядки по соседству) — восстание.

Точно так развивалась ситуация в РИ-Польше, причём "внешний фактор" (вмешательство иностранных держав) был вторичным — иностранцы просто пользовались уже возникшей напряжённостью.

И что же, что с "никакими" результатами — "зато мы победили морально"! (см.всё ту же РИ-Польшу).

Nagel пишет:

Фанатиков бы скоро разгромили, а широкие массы бы забили на них/перешли бы в православие.

Так в православие их никто специально не обращает — веротерпимому Цесарству религия его подданных традиционно неважна, считается только [del][/del]лояльность.

Nagel пишет:

ДТРМНЗМ!!

Наш девиз — "Всё хорошо в меру, в том числе и детерминизм".

Nagel пишет:

Т.е будет и простой гефрайтор А.Гитлер?

Думаю над судьбой этого персонажа и, пожалуй, выведу на арену, когда настанет его время. А вот в каком качестве — пока что, однако, секрет.

альтистории тайный советникъ
Цитата

moscow_guest пишет: ..

moscow_guest пишет:

А это "цепная реакция". Восстание — подавление с репрессиями — ненависть к "тиранам" — глухое брожение — ослабление давления властей — появление оппозиции — удобный случай (война, беспорядки по соседству) — восстание.
Точно так развивалась ситуация в РИ-Польше, причём "внешний фактор" (вмешательство иностранных держав) был вторичным — иностранцы просто пользовались уже возникшей напряжённостью.
И что же, что с "никакими" результатами — "зато мы победили морально"!

РИ Польша после 1863 не восставала ни разу. Да и присоединили её в начале 18, а у вас костромская фронда идет аж с 16 века. Ну не будут серьезные люди возглавлять эти восстания. За три с лишним века поймут уж наверное, что биться головой об стену -бессмысленно, да и в отличие от Рос. империи цесарство не так сильно зажимает великоруссов. Плюс у вас в Костроме один из первых университетов, промышленность развивается. Сытые и занятые работой ( да ещё и не прижимаемые правительством) люди бунтовать не пойдут. ИМХО к двадцатому веку будут костромичи смотреть на поляков как сейчас баварцы на пруссаков — любить не особо любим, обиды есть, но войну устраивать не будем. Элита это скоро поймет, а народные движения будут скорее общие экономическо-социальные требования выдвигать — земли и воли, долой помещиков, заводы рабочим))))) К началу 21 от костромских сепаратистов останется кучка интернет клоунов, бешено дерущихся между собой и ни на что не способных — вроде РИ мухинцев, новодворских, разных европейских борцунов за независимость Аквитании)))

Да, и ещё, — у вас крепостничество по весму цесарству, или есть районы без него?

А барщина есть или больше оброк?

И пожалуйста, какие промышленные районы у Вас развиваются? Урал мы уже слышали, вскользь сказано про Кострому.

А системы каналов? Волго-Дон случайно не прорыли, как Петр Великий хотел?

Ответить