Den пишет:
"что делали?" вообще около нуля. Хоть месяц какой был? Сколько дней длились беспорядки? Какие районы Константинополя охватили?
Den пишет:
хм да, ну в принципе Вы уже изменили историю, волны от Дуная уже разошлись и уже можно расставлять события весьма примерно плюс-минус месяц не ошибаясь сильно, к тому же темп жизни тогда был помедленнее вполне все могло "растянуться" с апреля по позднюю осень 491 года
Вечером 9 апреля 491 года умер император Зенон. Высшие сановники, члены синклита и вместе с ними патриарх собрались в портике императорского дворца, чтобы решить дальнейшую судьбу престола. Одновременно на ипподроме появился взволнованный народ, и стали раздаваться возгласы беспокойной толпы: «Православного царя миру … царя-ромея миру». Такие жѐсткие условия были продиктованы желанием обеспечить отказ от кандидатуры, пожалуй, самого очевидного кандидата, Лонгина, брата Зенона, на которого последний указал как на своего преемника. По совету сановников императрица вышла на кафизму ипподрома и через глашатая обратилась к собравшимся с речью, в которой объявила, что, предваряя просьбы народа, она заранее отдала приказание, чтобы сановники и синклит, в согласии с войском, избрали императором христианина, прирожденного римлянина, украшенного царской доблестью, свободного от корыстолюбия и других страстей, свойственных человеческой натуре. Это несколько успокоило толпу, и среди прочих славящих Ариадну, город, и даже благочестивых сановников аккламаций, раздался возглас: «Все блага да будут тебе, римлянка, если ничто чужое не умножит род римлян!». Это был жирный намёк в сторону заполонивших столицу исавров, чьё присутствие и вмешательство в политику империи болезненно воспринимали определенные круги столичного плебса. Такое замечание явно совпадало с желанием императрицы Ариадны, императорских министров и синклита, которые уже решили, что не будет повторения правления Зенона, во время которого обострились политические и церковные проблемы. Крайне непопулярный в Константинополе Зенон был запуган множеством восстаний, усугублявшихся клеймом его исаврийского происхождения, в то время как его вмешательство в церковные дела способствовало дальнейшему расколу между Римской и Константинопольской церквями. После этого царица вернулась во внутренние покои, а сановники и синклит с патриархом продолжили прения по поводу кандидатур на престол. И когда, казалось бы, обсуждение зашло в тупик, препозит священной опочивальни Урбикий предложил предоставить выбор самой императрице. Недолго думая (видимо, предварительные размышления всё же имели место), императрица назвала имя силенциария Анастасия, которого немедленно привели во дворец и поместили в зале консистория. После погребения Зенона 11 апреля 491года в пятницу на Страстной неделе в зале консистория был назначен силенций сановников, в то время как на ипподроме собрался конвент, по видимому, предполагавший собрание войск, а трибуны цирка занял столичный народ. Наконец, в зал вошёл Анастасий, приветствуя собравшихся, и сановники обратились к нему с просьбой принести клятву в том, что он будет править по чести и не сохранит зла против кого-либо из них. Он её дал. Пройдя по крытому переходу облаченный в белый до пола дивитисий с золотыми клавами и пурпурные сапоги-кампагии, Анастасий с непокрытой головой появился на кафизме ипподрома и взошел на щит, поднятый солдатами. Войска опустили знамёна и копья, после чего кампидуктор ланциариев возложил на него снятую со своей шеи золотую цепь, символизируя тем самым передачу командования над войском. Анастасия вновь подняли на щите и он вернулся в зал консистория, где Евфимий совершил над ним молитву, облачил его в царскую порфиру и возложил на его чело императорскую корону. Анастасий вновь появился на кафизме и обратился через глашатая к собравшимся с такими словами: «…Всемилостивейшая августа Ариадна по собственному решению, выбор блистательных сановников и сената, согласие победоносных войск и «святого» народа принудили меня, против воли и вопреки отказам, принять на себя заботу о Римском царстве». Речь глашатая прерывалась приличествующими этикету аккламациями толпы, славящими императора. После завершения церемонии на ипподроме император посетил храм Святой Софии, а вернувшись во дворец, дал для всех архонтов обед.
Под конец всех положенных торжеств воцарения, выждав положенный траур 20 мая Ариадна сочеталась браком с Анастасием. Очевидно что часть столичных кругов участвуя в "перевороте" посчитали себя обманутыми в ожиданиях, считая выдвинутого императора им обязанным, а тот таковым себя понятно не посчитал и занял "не вашим-не нашим" заигрывая с провинциалами и исаврами, что привело их в стан православного патриарха, изначально бывшего против кандидатуры "арианина", и на дальнейший виток эскалации, к тому же понятно в среде плебса в лице ипподромных партий царили приподнятые настроения, они тоже считали себя "делателями императоров", "энтузиазм" которых и попытались оседлать оппозиционеры. Теперь предоставим слово Козлову:
Замещение Зинона Анастасием справедливо считается переворотом. Обстановка в столице была напряженной. В аккламациях собравшихся на столичном ипподроме народных масс в адрес вдовой императрицы Ариадны слышались социально-политические требования. Народ настаивал на смещении «вора» префекта города (De cerim., p. 420)19, на удалении из столицы исавров. На престол требовали православного императора (Ibid., p. 418, 19—20). Возможно, в этом отражалось привилегированное положение столичных жителей, желавших приостановления уступок монофизитам (т. е. оппозиционным группам Сирии и Египта) и подтверждения автократической роли Константинополя по отношению к провинциям. Однако Ариадна, удовлетворив требование сместить префекта и обещав православного правителя, заявила: «Да не будет места вражде и да не смутит она течение этого прекрасного единения и благочиния». Это высказывание соответствовало содержанию и социальной направленности «энотикона» и могло отражать интересы тех столичных ктиторов, которые были заинтересованы в укреплении связей с провинциалами. Воззвание столичных жителей к Анастасию «Царствуй, как Маркиан!» (Ibid., p. 425, 3—4), по существу требовавшее жесткой «халкидонской» политики, наоборот, предусматривало максимальное удовлетворение потребностей столицы и минимум уступок провинциальным центрам. В этом плане можно рассматривать и недоверие к Анастасию столичного патриарха Евфимия (490—495 гг.), не принявшего «энотикон» (Евагрий, с. 167—168; Theoph., p. 210, 11). При выборе императора Евфимий заявил несогласие с кандидатурой Анастасия. Даже после того, как последний обязался «сохранить веру в целости и не производить никаких нововведений» в церкви, Евфимий распустил в массах (tois pollois) слух о приверженности Анастасия к манихейству (Евагрий, с. 168; Niceph., XVI, 26)22. Уступил Евфимий под давлением сената и Ариадны (Theod. Lect., II, 6). Положение в столице осложнялось присутствием исавров. На императорский престол притязал Лонгин, брат Зинона, быв-ший начальником дворцовой стражи и имевший опору в исаврах. По Евагрию, удаление Лонги-на на роди-ну было «первым делом» Анастасия (Ева-грий, с. 162). Феофан называет Лонгина жестоким, невоздержанным и стремящимся захватить власть с помощью исавров и с.85 своего друга Лонгина из Кардалы, магистра оффиций (Theoph., p. 210, 3—7). Немедленная расправа с Лонгином была невозможна: это бы грозило исаврийский мятежом в столице.Таким образом, некоторые черты как правления Анастасия, так и оппозиции к нему вырисовывались уже при его избрании. Часть столичной знати оказывала нажим на правительство, видимо, проявившее тенденцию к контакту с провинциальной знатью в целом, а следовательно, и к продолжению «политики примирения», наметившейся в предшествовавший период. В оппозиции оказался патриарх Евфимий и его сторонники, объективно отражавшие интересы той части столичных ктиторов, которая видела идеал в авторитарной политике по отношению к провинциалам.Однако обстановка выборов, объективная необходимость «антиисаврийских» групп знати опереться на сословные институты, на столичных димотов — все это активизировало столичное население.В таких условиях и разразилась в Константинополе так называемая «плебейская война» (Marc. Co-mes, p. 94, 5—6). Предположение А. П. Дьяконова, что ее причиной «было недовольство венетов новым правительством и усиление прасинов» является слишком прямолинейным. Убедительнее наблюдение А. А. Чекаловой, отнесшей мятеж 491 г. не к борь-бе партий, а к совместным выступлениям народных масс, и определившей его причину как «попытки императора ограничить зрелища, а по существу — вообще всякие сборища народа». Действительно, накануне восстания префект города запретил зрелища в столице специальным ука-зом (Ioann. Ant., fragm. 214b, 2), а волнение началось именно с ипподрома в присутствии императора. Но, думается, как раз сложная обстановка, связанная со сменой правительства, обусловила очень активную реакцию наро-да на узурпацию его прав. Видимо, нельзя не учитывать и упомянутую выше тенденцию нового правительства пойти навстречу провинциальной знати, — тенденцию, которую константинопольцы явно уловили. В данном ключе обвинения, бросаемые патриархом Евфимием в адрес Анастасия — «манихей», «арианин» и т. д. (Theod. Lect., II, 6, 7), — должны были действовать на массы горожан, связывавших с этими религиозными направлениями покушающуюся на их прерогативы провинциальную знать. Характерно, что накануне восстания правительство поспешило «избавить» какието группы населения «от ужасов конфискаций», с.86 запретило амнистию доносчикам, осудило «нечестие так называемой делатории» и кассировало недоимки по прежним податям (Procop. Gas., Paneg., 5; Ioann. Ant., fragm. 214b, 1). Но эти уступки не сработали. Волнение завершилось пожаром и кровопролитием. Император использовал против восставших военную силу (Ioann. Ant., fragm. 214b, 2). «И многие погибли, и многое было сожжено» (Excerpta., p. 167, 21—22). Префект Юлиан, возбудив-ший недовольство горожан, однако был смещен. На его место встал зять императора, патрикий Секундин. На проведенном следствии было констатировано, что «сие дело (т. е. восстание — А. К.) было устроено по замыслу… исавров» (Ioann. Ant., fragm. 214). Безусловно, и исавры могли участвовать в событиях 491 г., но неясно, данный ли факт отразился в тезисе Теодора Лектора о том, что исавры стали совершать после воцарения Анастасия много бесчестного и бесчеловечно-го (Theod. Lect., II, 9). Тесная связь между горожанами и исаврами исключалась. Большую возможность воздействовать на массы, как было показано, могли иметь сторонники патриарха Евфимия. В таком случае указанное судебное следствие — явная попытка сделать из исавров козлов отпущения и нежелание идти на конфликт с частью столичных оппозиционеров. Однако удаленным из Константинополя исаврам сохранили их почести и имущества (Ioann. Ant., fragm. 214b, 3). Этим правительство явно пыталось сохранить резерв военной силы, которую можно было противопоставить другим группам оппозиции. В то же время часть исаврийской верхушки была изолирована (Ibid.; Theoph., p. 211. 8—19). «Однако магистр Лонгин и Афинодор, хваставшийся доблестью и богатством, со многими другими вырвались в землю исавров» (Ioann. Ant., fragm. 214b, 3). По видимому, исход «плебейской войны» и осуждение исаврийской верхушки послужили катализатором превращения оппозиции военно-клановой знати Исаврии в открытых врагов правительства. В том же 491 г.26 на юге Малой Азии началось восстание, названное современниками «исаврийским мятежом».
То есть какой то промежуток между маем и выступлением исавров. Менее вероятно что исавры выступили под самый конец года ноябрь-декабрь, зима даже в тех горных краях тоже не тетка, на перевалах выпадает снег, снабжение и коммуникации затрудняются, скорее всего они они выступили сразу после сбора урожая плюс время на координацию и сбор большого для тех мест ополчения, конец сентября-октябрь, также какое то время на бегство вождей восстания из К-поля(и делание их "стрелочниками" в ходе "расследования"), предположу активную фазу на июнь, и май на раскачку толпы. Вероятно даже на первую половину июня, сразу как настало время сворачивать празднества посвященные императорской свадьбе, Анастасий как известно был прижимист, а плебс за почти два месяца привык к фестивалить, вот на похмелье и вышел бунт