Еще в январе 2007 года (по прочтению Переслегина) я написал рецензию на сей труд. Вот она (повторяю):
Прочитал Сергея Переслегина – «Вторая мировая война между реальностями». М.,2006.
По принципу, используемому рецензентами кандидатских, распределю достоинства и недостатки – 70 и 30% (эта пропорция соблюдается на подобных мероприятиях неукоснительно) и начну.
Во-первых, хочется отметить хороший литературный язык и весьма занимательную манеру изложения. Не всегда и не у всех историков такое бывает, а у иных погоня за фразой приводит к потере смысла.
Во-вторых, Переслегин начисто лишен каких бы то ни было предрассудков. Он «вне религий», ему глубоко чужды идеологические условности: если противник поступил глупо, он его ругает, если мудро – хвалит. Монгольская поговорка: «За удаль в бою не судят» материализуется на страницах книги, и это производит очень выгодное впечатление, поскольку все эти идеологи с той и с другой стороны уже настолько осточертели, что жаль древесины, израсходованной на их «труды», которые все равно ушли в песок. Это вовсе не означает, что у Переслегина нет политических и прочих пристрастий. Но он уж точно не будет обзывать фашистом обхамившего его продавца, что за идейными авторами водится.
Переслегин пишет:
«Век» — это не обязательно 100 лет. Говорят, что XIX столетие началось в 1789 году, а закончилось в 1914-м, залпами Первой мировой войны. Следующий век, двадцатый, занял всего 77 лет, но в этот исторически короткий период уместились три мировые войны, две научно-технических и несколько социальных революций, выход человечества в космос и овладение ядерным оружием.
«Век тоталитарных войн» — это расцвет индустриальной фазы развития и начало ее гибели. Индустриальное производство всегда кредитно: деньги на строительство завода расходуются раньше, чем этот завод даст и, тем более, продаст продукцию. Поэтому индустриальная экономика не знает «застойных» равновесных решений — она либо расширяется, либо сталкивается с катастрофическим кризисом неплатежей. Вот почему индустриальные государства непрерывно сражаются — сначала за рынки сбыта, потом (желая сократить производственные издержки) — за источники сырья.
Если мир поделен, первоочередной задачей является вовсе не его новый передел, хотя в рамках National States проблема контроля над рынками стоит достаточно остро. Важнее, однако, другое: поиск свободного от индустриальных отношений экономического пространства. Такое пространство необходимо мировой экономике для того, чтобы сделать очередной шаг развития.
Эпоха тоталитарных войн стала разрешением нестерпимого противоречия между конечностью земной поверхности и постоянным расширением мировой экономики. Каждая из войн позволяла «на законных основаниях» поглотить и уничтожить огромный объем индустриальной продукции.
Глобальная война сама по себе явилась, хотя и негативным, но огромным рынком. Умело играя на нем, Соединенные Штаты Америки за четыре года превратились из должника в мирового кредитора. Глобальная война приносила огромные разрушения, причем не только в физическом, но и в информационном пространстве: промышленная продукция не только расходовалась (боеприпасы) или уничтожалась (здания), но и стремительно устаревала морально.
Тотальные войны играли роль высокотехнологичного дезинтегратора промышленности.
Эти войны в значительной мере способствовали прогрессу и не только «негативному» — в производстве вооружения. Значительно повысив связность мира, они поставили под сомнение такую форму организации общества, как национальное государство.
Поскольку КПСС, как и НСДАП, можно рассматривать как форму общественной организованности, альтернативную национальному государству, не будет преувеличением сказать, что в тоталитарных войнах XX столетия, особенно но Второй мировой войне классические National States вели борьбу с химерическими, но содержащими значительную запасенную социальную энергетику структурами, представляющими собой гибрид обычной политической партии и средневекового рыцарского ордена.
Второй составляющей конфликта (вообще говоря, вытекающей из первой — борьбы форм управления обществом) является столкновение цивилизаций. Все те же Великобритания и США материалистические, рациональные, демократические, — меняя политические конфигурации, воюют то с оккультной, магической цивилизацией Германии (по М. Бержье, «нацизм — это магия плюс танковые дивизии»), то с коммунистическим Советским Союзом, взявшимся из подручных материалов строить «царство Божие на Земле», то с синтоистской Японией, опирающейся на лозунг «дух сильнее плоти» и бросающей против лучшей в мире противовоздушной обороны отряды летчиков-«камикадзе». Рационализм, как форма бытия, сражался с иррационализмом, комфорт — с воинской славой. Во время Второй мировой войны американский авианосец «Йорктаун» было необходимо срочно отремонтировать, чтобы бросить его в решающее сражение. Среди поврежденного оборудования, замена которого была признана жизненно необходимой, был автомат по производству газированной воды.
Можно найти и еще одну составляющую — столкновение стратегий.
Сражались морские державы против сухопутных. Сражался советско-германский стиль ведения войны, с его акцентом на красоту операции, с англо-саксонским, опирающимся на превосходство в ресурсах и высшую «большую стратегию», искусство выигрывать мир.
«Эту картинку можно раскрашивать в разные цвета». Не нужно только искать в тоталитарных войнах XX столетия борьбу добра против зла, цивилизации против варварства, безоружных демократических государств против готовых к войне безжалостных агрессоров.
В современной картине мира Второй мировой войне отводится роль «наглядного урока», рассказывающего о неизбежности поражения бесчеловечной фашистской Германии, дерзнувшей поднять руку на «свободные народы». Этакий Д. Р. Толкиен в голливудско-новозеландской проекции.
Реальности гораздо сложнее.
Как я когда-то писал: все три социально-культурные общности, сражавшиеся между собой во Второй мировой войне, одинаково неприемлемы для современного человека.
«Гитлеровская Германия — это национализм и антисемитизм в самых грубых, первобытных формах, это борьба с университетской культурой и костры из книг, войны и расстрелы заложников.
Сталинский Советский Союз представляется системой, отрицающей всякую человечность и тяготеющей к средневековым социальным импринтам (вплоть до инквизиции и крепостного права).
Для демократического Запада, "владеющего морем, мировой торговлей, богатствами Земли и ею самой", типичны отвратительное самодовольство, абсолютизация частной собственности, тенденция к остановке времени и замыканию исторической спирали в кольцо.
С другой стороны, Рейх — это гордый вызов, брошенный побежденными торжествующему победителю, квинтэссенция научно-технического прогресса, открытая дорога человечества к звездам. СССР — уникальный эксперимент по созданию социальной системы с убывающей энтропией, вершина двухтысячелетней христианской традиции, первая попытка создать общество, ориентированное на заботу о людях и их личностном росте. Наконец, Запад вошел в историю как форпост безусловной индивидуальной свободы, материальной и духовной.
Безоговорочный успех одной из этих цивилизаций является бедой для человечества, гибель любой из них — невосполнимая потеря. И, анализируя события Второй мировой войны, надлежит всегда об этом помнить».
Победа антигитлеровских сил опиралась на неоспоримое материально-техническое превосходство на поле боя в сочетании с количественным перевесом — и это обстоятельство вытекало из самой логики Второй мировой войны, как «конфликта цивилизаций». Завершающая стадия войны стала первым, но не последним примером применения на практике «доктрины Дуэ», предусматривающей отказ от борьбы армий (где всегда «возможны варианты») в пользу методичного и совершенно безопасного для сильнейшей стороны уничтожения городов.
Города Европы по сей день не до конца залечили раны, нанесенные ковровыми бомбардировками 1943—1945 годов.
Невиновных не было в той войне.
Захватывая города и земли, гитлеровцы устанавливали режим жесточайшего террора и немедленно разворачивали программу уничтожения евреев, цыган, душевнобольных (поголовно) и всех остальных (выборочно). Советские войска принесли в Европу марксизм в сталинской интерпретации, борьбу с «врагами народа», массовые депортации и грабеж собственности в невиданных пределах. Англичане и американцы — те просто бомбили. Пожалуй, один лишь Д. Маршалл, начальник штаба американской армии, не справляющийся со своими военными обязанностями, оказался на высоте положения, как политик, разглядев в мертвой Франции и истекающей кровью Германии будущих архитекторов единой Европы.
Уже этого переслегинского текста, с которого начинается книга, достаточно, чтобы заслужить у демократов репутацию нациста, у нацистов – «продавшегося врагам Рейха», а у коммунистов – антисоветчика. Но если вам надоело читать надписи на ярлыках, а тем более расклеивать их, книга – для вас.
Недостатки книги вытекают из ее же достоинств. Переслегин посмотрел на события как на некую компьютерную стратегию (я не удержался, и на базе «Дня Победы II» проиграл ряд его альтернативных сценариев, например, с высадкой немецкого десанта в июне 1941 в Эстонии. Действительно получается! Ворошилов зажат в северной Латвии между 18 армией и десантом, путь на Ленинград практически открыт. Советские войска в экстренном порядке перебрасываются с финской границы, и потому финны без проблем берут Кандалакшу (вторая АИ Переслегина). Эта метода имеет ровно столько плюсов, сколько и минусов: в компьютерных стратегиях учитываются лишь «материальные» аспекты противоборства, но почти нет политики, дипломатии и тому подобных измерений. Увы, при блестящем анализе тактики воюющих сторон у Переслегина иногда встречаются наивности. Например, он полагает, что в развязывании Второй мировой войны наиболее были заинтересованы СССР и США, причем последние трудились на этом направлении, не покладая рук. Мне представляется, что это – неоправданный анахронизм: перенесение геополитической ситуации конца 40-х в 30-е гг., когда США все-таки не могли играть на мировой арене даже половину той роли, которую они стали играть в 1945. И уж точно США не могли оказывать влияния ни на политику Великобритании, ни на политику Германии. И вообще судьба США в 30-х была незавидна: «неповоротливый гигант», едва вставший из экономического нокдауна 1929 года. Просто возвышение США в 40-х было настолько необычно, что потребовалось (во избежание «комплекса нувориша») дополнить эту картину некоторым преувеличением геополитической роли США в 30-х. В 1939-1941 американскому руководству приходилось постоянно импровизировать, и нет сомнения, что на многие случаи у них не было готовых планов.
Абсолютно правильны аргументы, приводимые Переслегиным в опровержение уже просто несерьезной т.з. о намерении СССР завоевать в 1941 году Европу. Сталин был слишком осторожен. Ему хватило и финской войны с ее риском втягивания СССР в войну с англо-французами.
С тезисом, что США были заинтересованы в расшатывании Германией и Японией Британской империи, все сложнее. В РИ Германия (даже когда Роммель стоял у врат Александрии) не смогла нанести сколько-нибудь серьезного ущерба Британской колониальной империи, да и не было у Гитлера такого намерения. Германская стратегия в 1939-1941 — также серия импровизаций. Причем, Гитлер вполне искренне желал скорейшего мира (по самым разным причинам). Американская фантастика, приписывающая ему маниакальное желание непременно присоединить к Рейху Оклахомщину – этот пуп земли, заслуживает звания «ненаучной». Япония могла быть спровоцирована Америкой на войну (как утверждает далее Переслегин), но в таком случае вовсе необязательно было нападать на Пирл-Харбор. Можно было ограничиться нападением на британские колонии и Индонезию, и в таком случае инициатива вступления Америки в войну принадлежала бы Рузвельту, и тут уж голосов в Палате представителей «против» было бы гораздо больше, а войска сражались бы куда пассивнее.
Тезис Переслегина о желании Германии в июне 1941 всего лишь «отнять у Англии последнюю надежду», «попугать» СССР, любопытна и еще мало изучена в исторической литературе. «Двенадцатитомная «история Второй мировой войны» мягко журит немецкие замыслы за авантюристичность, но эта критика отнесена не столько к технической стороне плана, сколько к самому решению Гитлера напасть на СССР» (язык какой!) Действительно, Гитлер очень надеялся, что Сталин бросит «безобразничать» и запросит мира через пару недель, максимум через месяц – т.е. повторится французский сценарий. Действительно, поражения первых трех недель войны располагали к подобному развитию событий. Остается изучить вопрос: велись ли разговоры относительно возможности начала переговоров с Германией в советском руководстве, учитывая обстановку на фронте.
Переслегин перечисляет все стратегические просчеты вермахта в летне-осенней кампании 1941 года. Я уже писал, что к таковым относится неудача со взятием с налета Киева, что вполне получилось с Минском, возня с Одессой, просчет относительно Ленинграда (впрочем, никто не ожидал – даже в советском руководстве – что его будут защищать). Переслегин добавляет к этому пассивность финнов на карельской фронте, отвлечение крупных немецких сил на Крым, который можно было просто запереть двумя-тремя дивизиями, а Манштейна перебросить в центр. Подробно разбирается операция «Тайфун», и здесь автор вполне правомерно приходит к выводу, что Москву можно было взять именно 16 октября. Ноябрьское же наступление оказалось пагубно и бессмысленно. Т.е. я бы на месте германского командования, 1 ноября 1941 года отдал бы приказ остановить наступление и закрепиться на линии занятых городов по схеме января-марта 1942 года, а резервы бросить на юг – под Ростов.
Подробно описан также Мидуэй, и здесь также присутствует альтернатива с поражением США, которое, при определенных условиях могло (с т.з. Переслегина) переломить ход всей ВМВ.
На страницах книги присутствует (хоть и опечатка, но характерная) целая АИ: «Восстановление отношений (речь идет об американской Ноте 26-11-1941) возможно только в случае немедленного вывода японских войск из Индокитая и Китая, разрыва «Антикоминтерновского Пакта» между Японией, Германией и Россией (!)» (с 229) Я, конечно, не тщу себя надеждой, что С.Переслегин читал (хотя бы и в изложении) мой ЛНБВ, но такая оговорка! Кстати, надо бы ему куда-нибудь (сайт-то у него какой-нибудь есть?) переслать мой сценарий по ЛНБВ, то есть сокращенный таймплан.
В общем и целом, можно заключить, что не смотря на все проблемы «компьютерной стратегии» (что позволило отвлечься от ненужного морализаторства), Переслегин наглядно показал «человеческий фактор» Второй мировой войны и психологический фон принимаемых стратегических решений. Благодаря этому книга читается, как остросюжетный роман.
Литературный язык с кучей опечаток тоже неплохо... 
Я бы подумал что от вашей скромности, но вы много раз писали что ее лишены