Религиовед Роман Силантьев: Ваххабиты уже стали министрами и прокурорами .
Приговоренный российскими ваххабитами к смертной казни ученый рассказал, когда начнутся религиозные войны на Урале, как отличить мечеть от ячейки радикалов и почему «ВКонтакте» оказался во власти воинов джихада.
«Убить Романа Силантьева» — такой пункт занимает не последнее место в списке дел российского ваххабита. И не мудрено: московский ученый давно занимается борьбой с мутировавшим исламом и за это время успел нажить себе очень много врагов. Однако отступать он не собирается: по мнению Силантьева, радикальное мусульманство, или ваххабизм — страшная болезнь, которую срочно нужно лечить. Если этого не сделать, то Россию захлестнет волна беспорядков, по сравнению с которыми Болотная покажется «цветочками».
В своем интервью для Портала 66.ru он корит российские власти за неразборчивое отношение к иммигрантам, рассказывает о полпроценте отличий между ваххабитами и мусульманами и об угрозе гражданской войны в нашей стране.
— Львиная доля тех иммигрантов, которые есть у нас в России, — так или иначе мусульмане. На ваш взгляд, люди, которые приехали из Таджикистана, Киргизии, Узбекистана, они как-то влияют на религиозный фон в стране?
— Иммигранты у нас разные бывают. Наверное, самый спокойный тип иммиграции — это когда люди просто хотят заработать денег. Если есть в них потребность, то тогда можно привлекать такую рабочую силу. Но это надо делать умно.
— Что вы подразумеваете под этим?
— Я всегда привожу в пример иммиграцию в ряде мусульманских стран — Катаре, Саудовской Аравии, Арабских Эмиратах. Их политика очень просто строится: хотите приезжать зарабатывать деньги — зарабатывайте деньги, но не более того. Идентичность национальную им там никто не позволит выпячивать. В России все совсем по-другому.
— Связана ли как-то российская политика в отношении иммигрантов с проблемой ваххабизма, о которой вы очень много говорите?
— Просто к иммигрантам надо относиться разборчиво. Есть вот какая проблема: люди, которым у себя на родине по каким-то причинам не рады (некоторых к стенке ставят или сажают), они затем перебираются в Россию. И эти люди зачастую становятся ваххабитами.
— То есть вы хотите сказать, что ваххабитам на родине не очень рады?
— Им просто очень не рады. И создают им невыносимые условия для жизни, из-за этих невыносимых условий они едут потом к нам, а мы их зачем-то принимаем. В 2001 году такого Анвара Сатимова, если мне память не изменяет, поймали в Свердловской области. Узбек, ваххабит, которого на родине в розыск объявили международный. Он на Урал приехал, работал тут имамом, тут его и поймали. Он ничего больше не умел, себе какую-то общину сколачивал, уже и самопровозглашенные муфтии там появлялись. В некоторых мечетях уже коренных мусульман нет. Не только там, но и вообще по стране.
— Это что означает?
— Это означает, что в мечетях теперь совсем другой национальный состав. У нас есть наблюдение: если татары в мечеть перестают ходить, значит, на мечети можно ставить крест.
«Я всегда привожу в пример иммиграцию в ряде мусульманских стран. Потому что их политика очень просто строится: хотите приезжать зарабатывать деньги — зарабатывайте деньги, но не более того».
— А может, это нормальный процесс? Может быть, постепенно весь традиционный ислам перекрасится в ваххабитский?
— Может, но нужно иметь в виду, что ваххабиты не уживаются, в отличие от традиционных мусульман, с христианами. Между ваххабитами и нормальными мусульманами всего лишь полпроцента различий, но эти «пять десятых процента» не дают ваххабитам ни с кем мирно сосуществовать.
— Есть ощущение, что внутри ислама идет какая-то война, передел сфер влияния.
— Она идет. Это совершенно не скрывают. В идеале в каждом регионе должен быть один муфтий. А у нас в некоторых областях бывает по пять мусульманских юрисдикций. Вот митрополит представляет интересы всех православных, и интересы мусульман должен представлять один, а не три враждующих муфтия. Но, к сожалению, у нас мусульманское сообщество сильно расколото по России, причем этот раскол прогрессирует, и в последние годы особенно сильно. И в итоге мы имеем по несколько муфтиев в каждом регионе. Причем нередко один из них муфтий традиционный, нормальный, другой — ваххабит.
— И у нас на Урале есть ваххабиты?
— Да, есть. Здесь, например, пять юрисдикций. Два муфтия — традиционные, два — ваххабиты, про одного до конца пока понять не можем. В Челябинской области доминируют традиционные мусульмане. Там три юрисдикции, но муфтия два — один ваххабит, один — нормальный. В Тюменской области — два муфтия ваххабита, один нормальный.
— А официальный ислам вас признает? Они считают, что вы можете сказать: вот это ваххабиты, а это не ваххабиты?
— Я с традиционными мусульманами в хороших отношениях. Меня зовут периодически лекции читать. В Алма-Ату звали, в Челябинск часто приглашают. С Татарстаном я дружу. Отвечая на второй вопрос, я могу сказать, что мы разработали экспресс-тесты, как определить, ваххабитская община или нет. Если в общине чтут Гайнутдинова Равиля (мусульманский богослов, — прим. ред.) — это плохая примета. Если имам учился в Саудовской Аравии — это тоже вызывает много вопросов. Если имам — не коренной национальности, а того хуже — русский или еврей, или цыган, или якут — это также плохая примета. Кроме того, подозрителен имам, если у него мечеть открыта круглосуточно. Хорошая примета — когда имам пожилой. Хорошая примета — когда это сельская община, моноэтническая, татарская например. Из этих показателей с вероятностью до 99% можно понять, чья это община.
— Какие последствия от этих мутаций ислама?
— Сейчас модно говорить, что люди, которые вышли на Болотную площадь, представляют серьезную угрозу власти. Но могут ли они свергнуть власть? Для начала, те, кто ходит на Болотную площадь, не очень большой процент населения составляют, а главное — они малобоеспособны. Человек ничего тяжелее айпада не держал, с ОМОНом ему драться проблематично. Десять омоновцев могут разогнать практически любую такую группу. А вот если человек имеет опыт боевых действий в каком-нибудь Афганистане или на Кавказе, а то и в Пакистане или Сирии (а таких людей среди ваххабитов довольно много) — это уже другое развитие ситуации.
— С этого места поподробнее.
— Есть, например, город Покачи (город в Ханты-Мансийском автономном округе, 17 тысяч человек, — прим. ред.), где приходит имам-ваххабит к администрации и спрашивает, почему ему так мало денег дают. Ему объясняют, что помогают как могут. Он говорит: «Вы неправильно понимаете, я с автоматом в следующий раз приду». Они ж настолько перепугались, что отменили даже празднование 9 Мая. Народ понял, что это совершенно не теоретический уровень. И реально сейчас встала угроза повторения Буденовска и Кизляра.
Ведь любой народ можно собрать на каком-то мусульманском празднике и завести его. Поднять клич, к примеру, «Защитим ислам», «Мусульман убивают», какой-то слух пустить, что тут мусульманина зарезали, что тут русские пришли… Волнения будут — с Болотной площадью небо и земля.
«Большой город ваххабиты пока захватить не могут, Екатеринбургу это вряд ли угрожает, а какой-нибудь отдаленный город на севере — типа Ивделя например — запросто».
— Давайте немного поговорим об истории вопроса. А почему в Советском Союзе такого не было?
— Было. Мы тоже дружили с мусульманами. У нас ваххабизм считался когда-то очень положительным явлением. Считалось, что это союзный мусульманский тренд антиимпериалистического характера. Правда, быстро выяснилось, что это не так. Что это английский проект.
— Английский проект?
— Да. Традиционные мусульмане считают именно так. А другие считают, что британцы просто в какой-то момент выявили перспективную мусульманскую секту и поддержали ее. То есть она появилась без их участия, а они просто вложили в ее раскрутку деньги.
— И сейчас продолжают ее контролировать?
— Я сильно подозреваю, что контроль уже во многом потерян; но то, что ваххабитские страны очень дружат с американцами и англичанами — это факт. Мы видим, как ваххабиты в симбиозе с американцами и англичанами просто сносят всех своих врагов.
— У нас есть какая-то историческая иллюзия, что мы сидим на Урале, и с татарами мы вроде как в хорошем добрососедстве, и с мусульманским миром потихоньку сращиваемся. А в Екатеринбурге у нас такое может быть гипотетически?
— Как правило, большой город они пока захватить не могут, Екатеринбургу это вряд ли угрожает, а какой-нибудь отдаленный город на севере — типа Ивделя например — запросто.
— Ну разграбили город. А дальше что?
— Людей перепугают до полусмерти всех. Одно дело — когда теракты только на Кавказе и в Москве: люди, живущие, например, в Карпинске или Ирбите, как-то на себя это не примеряют. Когда же ваххабиты захватят неподалеку город размером с Ирбит — у людей сразу другой будет уровень безопасности.
— Но вы, наверное, должны понимать, что такое должно произойти, чтобы люди расчехлили автоматы и пошли захватывать город? Должен быть какой-то повод, сигнал или стечение каких-то обстоятельств.
— Повод? Ну например, если ваххабизм объявят вне закона. Мера, которая, кстати, могла бы стать началом системной борьбы с этим явлением. Почему покушались на муфтия Татарстана? Потому что он с ваххабизмом боролся, выгонял их отовсюду, где они засели. А те просто ему ответили — в принятой у них манере.
— А наши спецслужбы ведут статистику: например, в этот год в таком-то муфтияте прибыло 100 человек? Есть там свои люди внедренные, которые за процессом следят, докладывают, телефонируют и держат хоть что-то под контролем?
— Правоохранители и силовики — они разные. Где-то они умные, а где-то нет. Где-то они своих людей внедряют, а где-то верят на слово. И вторых — больше. Кроме того, ваххабиты же тоже за последние 25 лет сложа руки не сидели, они своих детей отправили учиться и в академии МВД, и в юрвузы. Многие, например, прокурорами стали, министрами. Правда, пока не на федеральном, а на региональном уровне. Вот банду ваххабитскую ликвидировали в Карачаево-Черкесии. Пожалуйста: глава села — глава банды, которая замешана в убийстве местного имама. Люди-то непростые, небедные.
— У вас у самого жизнь спокойная?
— Живой пока. На большинстве ваххабитских сайтов пишут, что неплохо бы меня ликвидировать. Не без этого. Ну, а что делать? Большинство моих коллег угрозы получают. Проще сказать, кто не получает.
Ваххабиты последние 25 лет сложа руки не сидели, они своих детей отправили учиться и в академии МВД, и в юрвузы. Многие, например, прокурорами стали, министрами. Правда, пока не на федеральном уровне.
— На ваш взгляд, что нужно сделать, чтобы хотя бы какая-то иллюзия безопасности была?
— Люди должны реально смотреть на вещи. Нам в общем-то ничего хорошего в будущем не грозит. У нас уже идет в стране война, это не отдельные контртеррористические операции, у нас людей гибнет больше, чем в Афганистане. Поинтересуйтесь, сколько погибло в терактах только в Дагестане и только правоохранителей с начала года. На сентябрь было 330, сейчас уже, наверное, 400. Это не считая чиновников, имамов, просто мирных жителей. А Ингушетия, а Кабардино-Балкария, теперь Татарстан? Расширяется география терактов. Кроме того, эта болезнь крайне пагубно влияет на авторитет власти. Главная функция любой власти — это защита населения. Если в стране происходят теракты, люди задают вопрос: за что они платят налоги? Надо эту болезнь срочно лечить, при этом понимая, что лечение будет болезненным. Если у тебя на ноге гангрена — не надо колоть туда морфий, надеясь, что само рассосется. Надо ложиться в больницу и делать операцию.
— Наверняка как эксперт вы общаетесь со многими чиновниками. Что во власти думают по поводу вопросов безопасности?
— Во власти не все так просто. Есть люди, которые альтернативную точку зрения высказывают, считая, что ваххабиты — это хорошие, мирные люди, и все проблемы оттого, что мы их притесняем. В Дагестане послушали таких «миротворцев» вначале, усадили местных мусульман с ваххабитами за стол переговоров, радовались, что вот, мол, историческое событие, легализовали ваххабизм, и в этом году — самые жестокие теракты против традиционных мусульман. А в Чечне его вне закона поставили — и терактов стало резко меньше. Да, Кадыров потерял много людей, но тем не менее он их оттуда выпер.
Проблема в том, что борьба с ваххабитами приведет к большему числу терактов и большему числу жертв. Они-то пока надеются без боя взять власть, они ж тоже боятся смерти, и если есть возможность мирным путем прийти к власти, запугав просто всех нормальных мусульман, они так и сделают. Если им оказывают сопротивление — начинаются теракты; если сопротивление это усиливается — терактов будет больше. Они, конечно, пойдут ва-банк, это очевидно, и многие чиновники не готовы к обострению. У нас то саммит АТЭС, то чемпионат мира по футболу, то Олимпиада. Да их просто отменят, если теракты будут! Кому это надо? Ваххабиты прекрасно это знают. Универсиада в Казани? Вот будете нас притеснять — не будет у вас универсиады...
— Вы думаете, конечная цель ваххабитов — деньги?
— Они умнее. К сожалению, ваххабит — не бандит. Бандиту нужны золотые пистолеты и майбахи. А ваххабиту власть нужна. Ведь власть сама по себе, в качестве побочного эффекта, имеет и майбахи, и сауну, и девочек, и дворцы. Это только у людей с бедной фантазией все в деньги упирается.
— Интернет для ваххабитов какую роль играет?
— Для вербовки — значительную роль. Высшим шиком у террористов считается завербовать людей так, чтобы исполнитель даже с тобой не встретился ни разу, но сделает то, что ты захочешь. Соберет бомбу, заложит ее где надо.
— Через соцсети?
— Через все: социальные сети, форумы, сайты. У нас 80% сайтов по исламу на русском языке — ваххабитские, и скорее всего человек, вбив «ислам», попадет туда. Посмотрите, сколько «ВКонтакте», например, групп ваххабитов.
— Если человек способен завербовать другого человека через «ВКонтакте», то это, наверное, какой-то очень умный человек.
— Или те, кого завербовали, не очень умные.
— Я вот не могу, например, сантехника своего завербовать, чтобы он ходил и делал что нужно.
— Когда многим мусульманам 20 лет промывают голову, что ислам в России притесняют, что настоящие мусульмане — это Шамиль Басаев и прочие, у нас романтика, мы ментов режем — то привлечь людей не так сложно.
— Умные люди, которые вербуют через сети других людей, им деньги за это платят?
— Да. И выдают методичку «Как завербовать лоха»: татарина, чеченца, карачаевца.
«К сожалению, ваххабит — не бандит. Бандиту нужны золотые пистолеты и майбахи. А ваххабиту власть нужна».
— Кстати, о финансовом вопросе. Вы много ездите по стране, посещаете различные мероприятия. Кто вас спонсирует?
— Есть центр «География и религии», и в рамках отдела по взаимоотношению церкви и общества там есть некоторый бюджет. По церковной линии, по линии Лингвистического университета какие-то мне проекты заказывают, просто приглашают. Естественно, при этом оплачивается дорога, нормальный режим рабочий организовывается. Так что, в общем, проблем с этим нет.
— Вы государственный человек?
— Я зампред совета по религиоведческой экспертизе, но это не госчиновник, я не являюсь сотрудником Минюста. Также я преподаю в госвузе (Московский государственный лингвистический университет) — этим мое отношение к государству ограничивается.
— Вернемся напоследок к джихаду. Вы говорите, что межрелигиозные распри более опасны, чем политические. Те, кто раскачивает лодку в политическом плане, — мы все эти имена знаем. А те, кто занимается более серьезным подрывательством, — вы можете назвать кого-то конкретно?
— Зачастую это одни и те же люди. Тот же Джемаль, например, он у нас одновременно и белоленточник, и апологет-террорист откровенный. Или Максим Шевченко, его друг. Когда Удальцов приезжает в Казань и говорит, что все, кто против Путина, — наши друзья, и неважно, кто они. Это тоже о чем-то говорит.
— Давайте на чем-нибудь позитивном закончим.
— Могло быть все гораздо хуже! Мы пока еще отбиваемся.
Это что -рисовалось когда он еще был мэром?
В следующий раз, если подобное повторится, пойдете в бан. 
