Православная фантастика. (продолжение) ¶
Тема перекликается с темой ув. Смельдинга на параллельном форуме.
Повесть "Девяностый псалом".
Скачайте по ссылке — dobrayalira.ru/pages/1065/065.doc
на 58 странице (и далее — небольшая повесть)
Это эстетика христиан-скрытников. Автор, как и полагается скрытнику, оставшийся неизвестным, гениально синтезировал все: умонастроение раскольников, апокалиптическое мироощущение, мечтательная оппозиционность позднеперестроечной очереди за талонами, интеллигентское кабинетное богословие, безрадостность нечерноземной провинции под сизым небом; прослеживается влияние Джорджа Оруэлла, Владимира Соловьева, протопопа Аввакума. Вот так жили эти христиане (а у меня нет никаких оснований считать это православие неправильным) при царях-антихристах (да, да, антихристах), при коммунистах-сатанистах, так они живут и сейчас.
Несколько характерных цитат:
Они приближались. Каким-то таинственным чутьем их так и тянуло к нему, хотя низко опущенный на лоб капюшон штормовки и не давал возможности увидеть, есть ли у него три обязательные для всех шестерки или нет.
И тут появился этот старик. В последнее время такими, как он, стали заполнены чуть ли не все улицы — они попрошайничали у вокзалов и магазинов, спали в подземных переходах, копались в урнах и мусорных баках. Выброшенные на обочину жизни, они уже не видели в ней ничего для себя более ценного, чем подобранная пустая бутылка, выклянченная мелочишка, дармовые полстакана вина...
Вышедший в начале года президентский указ строжайше предписывал: лица, не имеющие на лбу обязательных для всех шестерок, лишаются права обслуживания во всех государственных и частных магазинах, кафе, столовых и на рынках.
Да и вообще нужно было теперь как-то жить в этих условиях — хоть ему кое-что и перепадало пока еще из редакции за кроссворды, но купить на эти деньги съестное в городе он все равно не мог, а поэтому вынужден был раз в неделю уезжать на электричке в один из дальних районов и там, вдали от осведомительских взоров, покупать себе еду или обменивать ее на оставшиеся у него книги и вещи.
Пришло как-то письмо от матери из Украины, но оказалось, что и там происходило то же самое. “...Був нэдавно указ, — писала она своим полурусским-полухохляцким языком, — сказалы, шоб всим поставить на лбу отой знак, а хто нэ поставыть, тому ничого нидэ нэ продавать. Ходять тэпэр по дворах и провиряють — а дядько Иван був без отого знака и його убылы...”
Газеты было страшно открывать: над Казахстаном уже две недели шли серные дожди; Кавказ раскололся от землетрясения, и половина его рухнула в кипящую магму, образовав гигантские дымящиеся провалы; загорелось Черное море, а на пляжах Паланги стал все чаще и чаще появляться гигантский страшный Змей...
За остановку до нужной ему станции Илья снял с полки рюкзак и вышел в тамбур. Покосившись на пожилого грибника с собакой, стал у противоположной двери и, мысленно творя молитву, принялся ожидать остановки состава. “...Падет от страны твоея тысяща, и тма одесную тебе, к тебе же не приближится, обаче очима твоима смотриши, и воздаяние грешников узриши. Яко Ты, Господи, упование мое, Вышняго положил еси прибежище твое. Не приидет к тебе зло, и рана не приближится телеси твоему, яко Ангелом Своим заповесть о тебе, сохранити тя во всех путех твоих...”
Закончив трапезу, они полушепотом совершили вечерние молитвы и легли спать — Глаша на кровати Ильи, а он на брошенном на пол тюфяке, укрывшись старыми пальто и плащом вместо одеяла.
Точно датировать написание повести сложно, но судя по всему — это 1994 или 1995 год. Ее читали на петербургском православном радио около 1997-1998 гг.
"Я могу понять политиков, запрещающих людям свободно обсуждать и толковать прошлое. Не понимаю только одного: у них-то какие могут быть претензии к Гитлеру или Сталину?"
С.Б.Переслегин