Австро-Венгрия XVI века, часть четвертая

Попутал даты. В постах, посвященных португальской кампании все даты сдвигаются на месяц назад — июль на июнь, август на июль.

После победы при Роке вспыхнул конфликт между англичанами и голландцами по поводу дальнейших военных действий на море. В присутствии лорда-адмирала Нотумберленда и новоиспеченного «короля Жуана» адмиралы Генри Элфрит и Филипс ван Дорп безбожно разругались, причем Элфрит заявил, что победу одержал английский флот, голландцы же отстаивались в стороне либо путались под ногами (в чем – в отношении перевооруженных купеческих судов была изрядная доля правды). Отношения были сильно испорчены. Элфрит потребовал «убрать эти масленки», как он презрительно прозвал голландских перевооруженных купцов. Ван Дорп не возражал – в сущности это входило в его планы. Он сформировал из кораблей частных компаний отдельную флотилию и отправил ее к берегам Бразилии для поддержки союзника – вице-короля Бразилии герцога Визеу, признавшего власть «короля Жуана». Во главе этой флотилии был поставлен Тромп, от которого ван Дорп пожелал избавится. Тромпу были приданы те несколько полков голландской пехоты, что принимали участие в экспедиции. Остальные же эскадры союзников принялись исправлять повреждения в гавани Лиссабона, разослав патрульные фрегаты с целью уяснения местонахождения эскадры Толедо.

На самом деле цель экспедиции Тромпа не ограничивалась поддержкой вице-короля Бразилии. В секретной инструкции ему было предписано атаковать Буэнос-Айрес, и завладеть испанскими владениями на Ла-Плате, где не было ни испанских войск (кроме небольших гарнизонов), ни сколь-нибудь многочисленного испанского населения. Буэнос-Айрес, из которого можно было как поддерживать связь с индонезийскими колониями через Тихий океан, так и угрожать тихоокеанскому побережью Испанской Америки, представлялся в Амстердаме зело важным пунктом, овладеть которым, опираясь на новых союзников в Бразилии, следовало немедленно.

Через две недели командир одного из фрегатов-разведчиков донес, что испанский флот укрылся в Кадисе, а еще через два дня из Амстердама прибыла срочная депеша. Правительство Нидерландов предупреждало, что между Россией и Ираном в Грузии разгорается конфликт, и что возможен выход России из войны. Что значило возвращение эскадры Эспиносы на запад. Испанский флот получил бы в этом случае резкий перевес над флотом союзников, что грозило крахом всей португальской экспедиции.

Элфрит в этой ситуации предложил разработанный еще при Бэкингеме план атаки Кадиса и уничтожения флота Толедо на базе, ставя в пример разгром Эспиносой греческого флота. Ван Дорп первоначально не поверил в возможность успеха – в отличии от той же Кандии Кадис был полностью закрытой гаванью, узкий вход в которую защищался мощными фортами. Но Элфрит детально разработал план подавления артиллерии противника, десанта и атаки на гавань, и в конечном итоге убедил союзника.

20 июля 1630 года союзники подошли к Кадису.

Надо сказать, что Элфрит блестяще начал атаку на гавань. Пять английских фрегатов, приняв на борт солдат, с попутным ветром атаковали форты и открыли с бортов прицельный огонь по пушечным гнездам, подавляя артиллерию противника. В то же время на мысу под фортами началась высадка десанта, а другая группа фрегатов ворвалась в гавань, введя туда брандеры. Ворвавшись в гавань, англичане испытали легкий шок – испанских военных кораблей там не было. Только транспорты и купцы, которые и были благополучно подожжены брандерами. Англичане подожгли предместья, успешно разграбили склады и корабли в гавани, однако поднятый по тревоге гарнизон успешно отбил атаку на укрепления города.

Вечером союзники собрались на военный совет. Элфрит высказывался за отход от Кадиса и немедленный поиск эскадры Толедо. Штурм города по его мнению потребовал бы большого расхода боеприпасов, что негативно бы сказалось на боеспособности союзного флота в грядущем сражении с испанцами. Однако из показаний портовых рабочих, попавших в руки англичан, стало известно, что в крепости находится груз упущенных Тромпом в Портобелло «серебряных галеонов», уже выгруженный с кораблей, но еще не отправленный в Мадрид. Тут не только ван Дорп и его капитаны, но и сами англичане дружно высказались за штурм города, и Элфрит, не будучи единственным командующим, вынужден был уступить. Решено было наутро предпринять штурм укреплений.

В 10 часов утра союзники пошли в атаку, однако испанцы отбили первый приступ.

В 2 часа, во время подготовки ко второму штурму уже значительно разрушенных огнем укреплений, патрульный фрегат доставил Элфриту донесение о приближении эскадры противника. Адмирал приказал немедленно изготовится к бою и двинул галеоны навстречу противнику.

На горизонте уже показались вражеские вымпелы. Испанцы шли в строю полумесяца, охватывая акваторию Кадиса. Элфрит только теперь, разглядывая в подзорную трубу строй противника, обнаружил, что кораблей в нем гораздо больше, чем 40 судов, имевшихся у Толедо. С приближением врага адмирал разглядел второй эшелон.

На флот союзников двигалось около сотни испанских вымпелов. Теперь уже можно было разглядеть контуры кораблей. Вот тот могучий трехдечник в центре строя не спутаешь ни с чем…. Это чертов Голиаф – «Сантиссима Тринидад», флагман Эспиносы.

Черт возьми, мы крепко сели в лужу, джентльмены –

произнес сэр Генри Элфрит, и обернувшись к стоящему сзади офицеру, добавил:

— немедленно доставьте на берег приказ эвакуировать десант.

Продолжения!

И действительно, это был Эспиноса. Как только стало ясно, что мирные переговоры вот-вот начнутся, адмирал немедленно отплыл на запад (голландская дипломатическая почта из Константинополя шла кружным путем через Балтику, почему известия для «португальской экспедиции» союзников запоздали). В Сиракузах Эспиноса присоединил к своей эскадре 5 новых галеонов, построенных и укомплектованных в Генуе и Неаполе, и там же получил приказ короля следовать в Танжер.

В Танжере Эспиноса соединился с пришедшей туда из Кадиса эскадрой Толедо. Испанцы прикрыли переправу из Африки португальского корпуса маркиза де Торделагуна, отозванного королем Филиппом для действий в Португалии. После этого Эспиноса, вновь принявший командование всем флотом, отплыл к Кадису. Получив от патрульного фрегата донесение о нахождении флота противника у Кадиса, адмирал горячо возблагодарил Всевышнего. 92 испанских вымпела атаковали 75 англо-голландских.

Элфрит, прикрывая эвакуацию десанта, начал действовать немедленно. Выстроив в колонну английские корабли, он атаковал правый фланг испанцев. Но маневр этот не удался полностью, так как внезапно ветер совсем стих. Все эскадры оказались разделенными. Этот внезапно наступивший штиль позднее расценивался протестантами как «благословение Господне», так как испанцы потеряли выигрышное наветренное положение, которое наверняка дало бы им возможность совершено разгромить флот союзников, а союзники в то же время сумели при помощи шлюпок эвакуировать на корабли десантные силы.

В 4 часа ветер снова задул, но уже с более выгодного союзникам направления. Тотчас же Элфрит оценил все выгоды создающегося положения и решил его немедленно использовать; он приказал своим галеонам при помощи шлюпок повернуть на другой галс, чему последовали и голландцы. Этим Элфрит добился того, что эскадра Толедо, составлявшая правый фланг испанского строя, попала под перекрестный огонь и была отрезана от своих главных сил. Эспиноса повернул немедленно вправо, и успел подойти вовремя, чтобы спасти Толедо от разгрома.

Пороховой дым не давал возможности составить ясную картину сражения и всех многочисленных одиночных боев; главным силам англичан все же удалось в конечном итоге вылавировать на ветер из всеобщей сутолоки и дыма, и благополучно порваться. Но зато голландцам, корабли которых были куда слабее испанских, пришлось выдержать главный удар эскадры Эспиносы. Часть голландских судов обратились в бегство, началась паника, некоторые суда столкнулись, сцепились вместе и попали потом в руки неприятеля. Испанцы одержали решительную победу. Голландцы потеряли 28 судов, из них 17 были захвачены на абордаж, и 1800 человек команды. Англичане, оказавшиеся в более выигрышном положении, понесли значительно меньшие потери, всего 120 человек убитыми и 240 ранеными, ни один корабль не был захвачен.

Элфрит немедленно взял курс на Лиссабон. В свою очередь Эспиноса зашел в Кадис, дабы пополнить боезапас из местного арсенала, но простоял на базе не более 1 дня.

Зайдя в Лиссабон, Элфрит через день покинул его гавань, прихватив с собой лорда-адмирала, и отплыл к Азорским островам, где и встал на якорь. Остаться в Лиссабоне значило наверняка быть там заблокированным победоносными испанцами, тогда как базирование на Азоры давала свободу маневра и возможность дождаться подкреплений.

Эспиноса действительно предпринял рейд вдоль португальского побережья. Не обнаружив противника, гранд-адмирал справедливо решил, что противник ушел на Азоры, и отплыл было на запад. Однако на испанский флот обрушился серьезный шторм, заставивший адмирала вернуться в Кадис, и заняться исправлением повреждений, выслав патрули к побережью Португалии.

Меж тем на суше происходили следующие события. ФилиппIV, двинув армию к границам Португалии, в то же время связался с Танжером, где стояло португальское войско маркиза де Торделагуна. Капитанами Торделагуны (равно как и Манассеса в Индийском океане) были представители аристократических фамилий Португалии, принадлежавших к «испанской партии», рассчитывавшей на возрождение португальской мощи в альянсе с Испанией. И король, и Оливарес в сложившейся ситуации быстро поняли, что попытка полной инкорпорации Португалии в состав Испании приведет к тому, что вся страна, включая даже сторонников унии с Испанией, перейдет на сторону Брагансы, и Торделагуне были даны совершенно определенные обещания сохранения государственного бытия Португалии. Испанский флот перевез войска Торделагуны через Гибралтар, после чего войска эти форсированным маршем двинулись к Эворе.

В то же время армия Кордобы вступала в Португалию по северному берегу Тахо. Жуан Браганса и лорд Гордон сняли осаду Эворы, переправились на северный берег и вышли к Съюдад-Родриго. Превосходство испанских сил было слишком очевидным, обещанного же массового ополчения португальцев лорд Гордон так до сих пор и не увидел – Жуан Браганса сопровождал его всего с 8000 солдат. Поэтому Гордон ничтоже сумняшеся решил применить тактику выжженной земли. Приказано было отступать к Лиссабону, оставляя за собой опустошенную территорию. Браганса нехотя согласился, понимая что более оптимального варианта действий у него нет. Был издан указ, предписывавший под страхом смерти всем португальцам без различия возраста и пола покидать свои жилища при приближении испанцев, и уносить с собою или истреблять все, чем последние могли бы воспользоваться. Отступавшие войска на всем пути до Лиссабона беспощадно сжигали не подчинившиеся указу села и городки, угоняли стада, сжигали посевы. В довершение этого пошедшие дожди сильно размыли дороги. Армия Кордобы вынуждена была остановится в Съюдад-Родриго на две недели, покуда собранные для армии запасы провианта не были подвезены барками по Тахо.

Но эти две недели не прошли даром. 14 августа 1630 года в Съюдад-Родриго съехались представители «испанской партии» во главе с маркизом Торделагуной и герцогом Альмейдой, и король Филипп с Оливаресом. После недельного обсуждения был оглашен акт «унии соединенных королевств Испании».

Согласно данному акту обе страны объявлялись соединенными неразрывной государственной унией. Португалия сохранялась как отдельное королевство со своей администрацией и с португальским языком делопроизводства и официальных актов. Два объединенных королевства должны были иметь единые общие кортесы, собирающиеся попеременно в Мадриде и Лиссабоне, единое правительство и Государственный совет. Отдельные португальские чины канцлера, казначея и пр. сохранялись, но все они входили на правах министров в общеиспанский Государственный совет.

Судебно-юридическая система обоих королевств подлежала унификации, для чего предполагалось собрать комиссию кастильских и португальских юристов для планомерного приведения законодательств королевств к единому знаменателю. В финансовой сфере португальцы отстояли определенную самостоятельность – сохранялась отдельное финансовое ведомство, которое занималось сбором доходов и вело собственную бюджетную смету. Но смета эта утверждалась общеиспанским Финансовым советом, куда входили представители Испании и Португалии и королем, и ее средства могли быть направлены на «общегосударственные нужды Унии». Равно как и налоги вотировались объединенными кортесами.

Зато в военной сфере споров не было — для войск Унии создавалось единое командование, для флота – единое Адмиралтейство (которое вскоре переехало в Лиссабон).

Уния была торжественно оглашена и опубликована. Через несколько дней король Филипп с испанской армией выступил к Лиссабону, а Торделагуна – на север, приводить к присяге королю Филиппу и Унии португальские провинции.

В 20ых числах августа испанская армия подошла к Торрес-Ведрас неподалеку от Лиссабона. Здесь ей предстало грандиозное зрелище — между Тахо и морем тянулись три ряда редутов, в которых насчитывалось 168 укреплений с 323 орудиями — всем содержимым лиссабонских арсеналов. Король и Кордоба, осмотрев позиции, положительно отказались от идеи штурма. Подвоз провианта для армии стал регулярным, Эспиноса, выйдя с базы Кадиса, установил тесную блокаду Лиссабона с моря, опираясь на сдавшийся Филиппу Сетубал. Король, высказавшись в духе «никуда они от нас не денутся» вернулся в Сантарен, где принимал верноподданнические депутации от северных провинций.

Торделагуна в своем марше по стране почти нигде не встречал сопротивления. Акт унии устраивал подавляющее большинство населения страны, отряды подержавших Брагансу капитан-майоров сидели теперь в Лиссабоне, беспощадное опустошение долины Тахо показало, чего можно ожидать от Брагансы и его союзников, и наконец духовенство по всей стране призывало хранить верность Филиппу и проклинало Жуана де Браганса – пособника еретиков. Коимбра, а затем и Опорто присягнули Филиппу, и только Брагу, столицу личного удела Жуана де Браганса, Торделагуне пришлось осаждать. Практически вся страна признала Филиппа.

В Лиссабоне Брагансе и Гордону и на Азорах Элфриту и ван Дорпу стало очевидно, что игра проиграна. Стало это очевидно так же в Лондоне и Амстердаме. Речь теперь шла уже лишь о Бразилии и Анголе (до владений Португалии в Индийском океане, где правил преданный Филиппу адмирал Манассес, все более теснивший Коэна, союзники дотянуться не могли). И главное – речь шла о спасении заблокированной в Лиссабоне армии Гордона. На совещании в Лондоне было решено собрать все наличные военно-морские силы и вступить в новый решающий бой с испанской Армадой.

georg пишет:

Здесь ей предстало грандиозное зрелище — между Тахо и морем тянулись три ряда редутов, в которых насчитывалось 168 укреплений с 323 орудиями — всем содержимым лиссабонских арсеналов.

Коллега почитывал описание ипанской кампании г-на Артура Уэлсли? ;) ИМХО в 17-м веке до такого не дойдет...

sas пишет:

ИМХО в 17-м веке до такого не дойдет...

Почему? Земляные укрепления уже вовсю строят, позиция при Торрес-Ведрас укреплена самой природой — выгоднее не придумаешь.. Разве что количество укреплений можно изменить.

georg пишет:

Разве что количество укреплений можно изменить.

И как бы не в сторону увеличения...

Пушки перезаряжаются долго. Зачастую в бою делают только один выстрел... Поэтому число стволов крайне велико.

По крайней мере русский стандарт 17го века (1 орудие на сотню бойцов) ЕМНИП пытался превзойти только Шувалов (с плачевным результатом).

Подумав, пришел к выводу, что коллеги sas прав. У Уэлсли было считая португальцев тысяч за 60, у нас — всего 36. На оборону всей линии Торрес-Ведраса у Гордона и Брагансы банально не хватит солдат.

Пожалуй сдам я Торрес-Ведрас и организую аналогичную (но менее протяженную) линию обороны под самым Лиссабоном.

Радуга пишет:

По крайней мере русский стандарт 17го века (1 орудие на сотню бойцов) ЕМНИП пытался превзойти только Шувалов (с плачевным результатом).

То есть на 36000 Гордона — Брагансы положено 360 орудий? Я ошибся не на много

georg пишет:

Пожалуй сдам я Торрес-Ведрас и организую аналогичную (но менее протяженную) линию обороны под самым Лиссабоном.

А может англичане вообще эвакуируются, бросив Браганса на произвол судьбы (после того, как стало ясно, что "его карта бита")?

Леший пишет:

А может англичане вообще эвакуируются, бросив Браганса на произвол судьбы (после того, как стало ясно, что "его карта бита")?

Это был бы выход, но на момент достижения англичанами Лисссабона напротив его морских фортов уже маячат вымпелы галеонов Эспиносы. Чтобы эвакуироваться, нужно прорвать блокаду.

georg пишет:

То есть на 36000 Гордона — Брагансы положено 360 орудий?

Если это пехота.

С кавалерией/конницей есть непонятки. Там мортир могло быть и несколько на сотню, а могло и вовсе не быть (естественно речь идет о полупудовых, более тяжелые в наряде быи). Это у вдорян и рейтар. А татары, черкасы и прочие пушек не имели.

georg пишет:

Земляные укрепления уже вовсю строят

А укрепленные линии такой длины?

Радуга пишет:

ЕМНИП пытался превзойти только Шувалов (с плачевным результатом).

И в чем плачевность, не скажете? Потому как не надо путать количество стволов в армии с тем,что называется Обсервационным корпусом.

Ну что же как всегда ждем продолжения. Однако боюсь Всевышний опять вмешается на стороне протестантов

sas пишет:

И в чем плачевность, не скажете? Потому как не надо путать количество стволов в армии с тем,что называется Обсервационным корпусом.

Именно в том, что Обсервационный корпус проявил себя крайне хреново и был расформирован. Идея о перенасыщении войск артиллерией "не пошла".

А к формированию ВСЕЙ армии Шувалов отношение имел дальнее (штатов не утверждал). И потому к количеству стволов в армии причастен лишь относительно (как создатель этих стволов).

Радуга пишет:

Именно в том, что Обсервационный корпус проявил себя крайне хреново и был расформирован.

Какое отношение это имеет к количеству артиллерии в армии в целом?

sas пишет:

А укрепленные линии такой длины?

С укреплениями вопрос тоже отпадает — такой длины их бы банально не успели отрыть за означенный срок, учитывая что граждане Лиссабона данный процесс максимально саботировали бы.

Отрывок будет переделан. Но не сегодня — сил нет. В выходные.

У всех прошу прощения за ляпсус. Будьте снисходительны — последний кусок таймлайна написан ночью и с чугунной головой.

georg пишет:

Будьте снисходительны — последний кусок таймлайна написан ночью и с чугунной головой.

Все нормально :)

sas пишет:

Какое отношение это имеет к количеству артиллерии в армии в целом?

А кто говорит об армии в целом?

Вроде бы я говорил о Шувалове....

Я сказал — увеличить количество артиллерии в войсках выше практики Алексея Михайловича пытался только Шувалов.

Вот точная цитата:

По крайней мере русский стандарт 17го века (1 орудие на сотню бойцов) ЕМНИП пытался превзойти только Шувалов (с плачевным результатом).

Сколько было артиллерии во всей русской армии (что в списочном составе, что в действующей армии)? ЕМНИП намного меньше (3 орудия на полк). Очевидно, что речь о всей армии идти не может.

С дургой стороны — какие части армии комплектовал Шувалов (утверждал штатные расписания). Только Обсервационного корпуса.

Очевидно ведь, что речь идет именно о нем.

Вношу исправления. Вместо отрывка "В 20ых числах августа испанская армия подошла к Торрес-Ведрас неподалеку от Лиссабона. Здесь ей предстало грандиозное зрелище — между Тахо и морем тянулись три ряда редутов, в которых насчитывалось 168 укреплений с 323 орудиями — всем содержимым лиссабонских арсеналов. Король и Кордоба, осмотрев позиции, положительно отказались от идеи штурма. Подвоз провианта для армии стал регулярным, Эспиноса, выйдя с базы Кадиса, установил тесную блокаду Лиссабона с моря, опираясь на сдавшийся Филиппу Сетубал. Король, высказавшись в духе «никуда они от нас не денутся» вернулся в Сантарен, где принимал верноподданнические депутации от северных провинций."

Предлагается следующий:

"В 20ых числах августа испанская армия подошла к Лиссабону. Здесь ей предстало грандиозное зрелище – мощная линия укреплений с фланкирующими бастионами опоясывала город и защищающие узкий вход в залив форты. Соль же сильно были укреплены с суши и форты противоположенного берега пролива, возвышавшиеся на длинном и узком полуострове. В заливе виднелась флотилия вооруженных судов.

Король и Кордоба, осмотрев позиции, положительно отказались от идеи штурма. Подвоз провианта для армии стал регулярным, Эспиноса, выйдя с базы Кадиса, установил тесную блокаду Лиссабона с моря, опираясь на сдавшийся Филиппу Сетубал. Король, отдав приказ начинать осадные работы, вернулся в Сантарен, где принимал верноподданнические депутации от северных провинций."

Модераторы могут внести исправление в текст таймлайна.

Коллег благодарю за конструктивную критику.

Продолжим.

Итак "На совещании в Лондоне было решено собрать все наличные военно-морские силы и вступить в новый решающий бой с испанской Армадой".

Стоит упомянуть о том, где были в это время данные «прочие военно-морские силы», не входившие в эскадры Элфрита и ван Дорпа.

Мы уже упоминали об отправке экспедиции Тромпа к берегам Бразилии. Вице-король Бразилии герцог Визеу признал Жуана Браганского королем и стал для голландцев «добрым союзником». Прибыв в Байю, Тромп подписал с вице-королем договор о совместном нападении на испанскую Ла-Плату, причем к Бразилии должен был отойти Уругвай.

Испанская колония на Ла-Плате была в то время еще не развита и не имела значительного населения. Кроме гарнизонов в Буэнос-Айресе и еще нескольких городках, войск в колонии не было. Значительных городов кроме Буэнос-Айреса впрочем тоже не было, население занималось скотоводством на огромных пастбищах Ла-Платы, и губернатор Буэнос-Айреса хватался, что только в окрестностях города можно забить 80000 голов рогатого скота.

Появление на рейде эскадры Тромпа вызвало в совершенно неподготовленном к нападению городе панику. Как только началась бомбардировка, губернатор объявил об эвакуации, превратившейся в повальное бегство. Испанцы погрузились в повозки или суда и ушли вверх по Паране к Санта-Фэ. Затем голландский десант захватил и разграбил опустевший город. Через 5 дней при поддержке голландцев с моря герцог Визеу взял Монтевидео. Ла-Плата оказалась под контролем союзников, которые готовились предпринять экспедицию по Паране для окончательного покорения Ла-Платы.

Вторая голландская экспедиция из 15 кораблей и нескольких полков пехоты была снаряжена в Антверпене для захвата Анголы, губернатор которой сохранил верность Филиппу. (о ее действиях мы расскажем позднее).

Если голландцы заинтересовались в первую очередь Буэнос-Айресом и Анголой, как пунктами, обладание которыми облегчало им связь с Востоком по Индийскому и Тихому океанам, то англичане, не столь завязанные в то время на восточную торговлю, устремили свое внимание на Вест-Индию. Мы уже упоминали о создании в Лондоне «Вест-индской компании» и ее неудачной попытке обосноваться на Багамах. Разгром испанского флота Тромпом при Мансанильо открыл перед англичанами возможности, коими они не могли не воспользоваться. По получении донесений от Сесила решено было не довольствоваться захватом Багам, Барбадоса и прилегающих островов, а завоевать Кубу и Гаити, заблокировать испанцам связь с Новой Испанией и Новой Гранадой и далее – кто знает.

Это был звездный час президента компании лорда Уорвика. Воротилы Лондонского Сити уже мечтали о плантациях и поставках в Европу колониальных товаров, и паевые инвестиции полились в компанию. В короткий срок компания обладала флотилией из 35 боевых кораблей различного тоннажа, поставленных пайщиками, и приступила к набору войск при помощи короны, каковая так же стала совладельцем компании.

Отправив большую часть своей эскадры в распоряжение Элфрита для португальской экспедиции, Сесил с 4 галеонами и 7 фрегатами остался в восстановленном Провиденсе на Багамах. Одновременно с португальской экспедицией из Даунса отплыла флотилия Вест-Индской компании – 35 кораблей, имеющая на борту 10-тысячный десантный корпус. Во главе экспедиции встал лично президент компании лорд Уорвик.

Острова Куба и Гаити и приморские провинции Мексики, Новой Гранады и Венесуэлы были на тот момент самыми процветающими землями Испанской Америки. Почва удивляла своей щедростью земледельца: один крестьянин в конце марта принес вице-королю колосья пшеницы, которую посадил в конце января. Скороспелые овощи вызревали всего за 16 дней, а более крупные, такие как дыня, тыква и огурцы, можно было подавать к столу через месяц после того, как семена бросали в почву. Земля, увлажняемая ручьями, реками и частыми ливнями, обласканная жарким солнцем обладала огромной, щедрой животворящей силой. Правда, нужно было привыкнуть к жаркому климату и научиться лечить тропическую лихорадку — но как только первые трудности были преодолены, в Америку устремился поток переселенцев, не только дворян, которых преследовал золотой мираж, но и испанских крестьян, мечтавших распахать поляны этого райского сада. Переселенцы строили маленькие городки наподобие испанских "консехо": беленые кирпичные дома с увитыми виноградом верандами, широкие улицы, фонтан и большой собор на центральной площади. Многие колонисты занимались скотоводством; на необъятных просторах пампы по Ориноко и ее притокам паслись огромные стада — сотни и тысячи лошадей и коров. Отбившиеся от стад животные быстро размножались, и в степи можно было встретить многочисленные табуны диких лошадей; индейцы приручали этих животных, и некоторые из обитателей пампы стали лихими наездниками; они нанимались к белым поселенцам в качестве пастухов-гаучо.

Земля в изобилии приносила дары тропиков: кофе, сахарный тростник, хлопок, табак, индиго. Купеческие компании Испании предлагали за все это хорошие деньги — однако для того, чтобы основать крупные плантации, белым поселенцам не хватало рабочей силы. В аналогичных условиях польская шляхта поработила крестьян и заставила их отбывать барщину — но испанская корона не позволила колонистам поработить индейцев. Единственным выходом оставался ввоз рабов-негров из Африки. Хотя католическая церковь и протестовала против этой "богомерзкой" торговли, потребности экономики империи диктовали развитие плантационного рабства негров, и лиссабонские купеческие компании, состоявшие по большей части из марранов (крещеных евреев) с давних пор стали поставщиком рабов в испанскую Америку. Получив корону Португалии, Филипп закрепил за Лиссабонской Гвинейской компанией монопольное право «асиенто» — поставки рабов.

Но торговля неграми при этом облагалась большими налогами, и рабы были дороги. Сложившейся ситуацией еще до войны воспользовались английские и голландские "предприниматели": они покупали рабов в Африке и контрабандой ввозли в испанские колонии, где тайно продавали плантаторам. Война пресекла эту торговлю, и теперь лондонские купцы стремились сторицей вернуть свои потери.

Все же давление церкви имело определенный эффект – испанские плантаторы чтили установления церкви, которая призывала к милосердию и, к примеру, запрещала заставлять рабов трудиться в воскресенье и праздничные дни. Отпустить раба на свободу считалось богоугодным делом, и в Америке было довольно много свободных негров – на 1630 год они составляли треть всего черного населения Испанской Америки. Либертины трудились в городах по найму, становились торговцами, многим удавалось сесть на землю и стать фермерами (некоторые даже становились богачами, как тот чернокожий землевладелец, которого Томас Гейдж встретил в Гватемале – «он богат скотом, овцами и козами, и снабжает со своего ранчо Гватемалу и народ в округе лучшим сыром во всей стране»). И наконец негры-либретины играли немалую роль в обороне колоний.

Отправлять в Америку испанских солдат было признано бесполезным еще при ФилиппеIII – оказавшись на американской земле, они по большей части скоро дезертировали, и скрывались в безбрежных просторах «страны безграничных возможностей». Вместо этого решено было вербовать в армию местных жителей, в основном негров, индейцев и метисов, и обучать их под руководством командированных в колонии испанских офицеров. Затем вошло в традицию назначать на офицерские должности в американских войсках местных дворян, ранее отслуживших необходимый стаж в испанской армии в Европе, и таким образом и руководство обороной колоний переходило постепенно в руки местной креольской знати.

Негры-либертины составляли около трети солдат в американских полках, и даже в Перуанской флотилии, базировавшейся на Кальяо, экипажи 2 кораблей были укомплектованы чернокожими матросами. «Обычно видишь на корабле» — сообщал Ульоа – «офицера креола, старшину индейца, часового метиса и чернокожего судосборщика».

Американские войска Испании были разбросаны небольшими отрядами по Кубе, Гаити, Мексике и Новой Гранаде с Венесуэлой. Они оперативно реагировали на мелкие пиратские набеги, но теперь им предстояло встретить вторжение крупных сил англичан.

В начале июля англичане атаковали Гавану. При появлении противника губернатор острова дон Хуан де ла Вега (потомок по женской линии инкских императоров и сын знаменитого испанского историка и писателя Гарсиласо де ла Веги) находился вне города. Он тут же стянул в свое распоряжение остальные находящиеся в разных пунктах острова отряды, а так же призвал к оружию колонистов. Сил для сражения с англичанами у него явно нехватало, поэтому де ла Вега принял решение действовать с тыла на осадивших Гавану англичан.

Гавана была сильной крепостью, снабженной достаточным гарнизоном. Англичане рассчитывали захватить город врасплох, однако испанцы после Мансанильо были начеку, и приготовились к отпору. Пришлось начинать осаду. Но армия, навербованная Вест-Индской компанией, состояла в основном из бродяг, пиратов и преступников, и была плохо организованна. Надеясь на стремительность и неожиданность атаки, англичане не имели достаточного количества боеприпасов и продовольствия для долгой осады, а отряды губернатора постоянно вели огонь по осаждающим из мушкетов, срываясь в непроходимых мангровых зарослях в окрестностях города. Англичане решили разбить лагерь и начать осаду города. Но лихорадка и малярия в английском лагере начали уносить огромное количество жизней, и англичане решились на штурм. Их атака была отражена, и Уорвик вынужден был с позором отступить.

Возвращаться в Лондон с пустыми руками, на растерзание разочарованным пайщикам компании, Уорвик отнюдь не спешил, и было решено захватить хоть какую-нибудь испанскую колонию, чтобы оправдать затраты на экспедицию. Сан-Доминго на Гаити и Сан-Хуан в Пуэрто-Рико были так же отлично укреплены, и англичанам ничего не оставалось, кроме как отправиться к незащищенной Ямайке. На рассвете 28 июля 1630 года английский флот вошел в залив Санта-Анна.

Горстка испанцев, засевшая в форте Пуэрто Де Какуайя попыталась оказать сопротивление, но быстро отступила в столицу острова, город Сан Хаго Де Ла Вега. Но англичане вместо того. чтобы броситься в погоню, разбили лагерь и это дало жителям Сан Хаго Де Ла Вега время, чтобы приготовиться к атаке. Когда на следующий день англичане вошли в город. здесь из встретили лишь несколько африканских рабов. Англичане не смогли найти даже еды, в которой они так нуждались — ведь с момента отплытия из Англии солдаты жили фактически впроголодь. Тем временем испанский губернатор Ямайки отправил в англичанам парламентеров, чтобы договориться о размере выкупа, так как он был уверен, что солдаты противника покинут остров в обмен на деньги или продовольствие. Но англичане заявили, что они пришли сюда, чтобы сделать этот остров колонией Англии. Уорвик и Сесил дали испанцам неделю на то, чтобы убраться с острова. Испанцы отослали женщин, детей и рабов на северное побережье острова, откуда их перевезли на Кубу. В то же время часть рабов и испанцев приняли решение вести партизанскую войну против британцев и стали готовиться к длительным военным действиям.

Но в этот момент на Барбадос прибыло послание от адмирала Элфрита с требованием Уорвику и Сесилу идти на помощь главным силам флота. Получив сии вести на Ямайке вместе с подробным описанием ситуации, Уорвик понял, что в случае поражения Элфрита все одно испанская Армада вскоре явится в Вест-Индию и выметет англичан с захваченных островов. Лорд Сесил со своей эскадрой (4 галеона, 7 фрегатов) немедленно отплыл к Азорам, и вместе с ним отправились 25 кораблей компании, меж тем как Уорвик с 10 кораблями и десантом остался на Ямайке.

В свою очередь Англия направила на помощь Элфриту все корабли, способные сражаться в морском бою, какие могла. В конце августа Элфрит располагал флотом, хотя и уступающим испанскому, но не на много.

Тромпу в Буэнос-Айрес так же был послан приказ возвращаться, или по крайней мере направить на Азоры находившиеся в его распоряжении корабли курфюршеского голландского флота. Однако шторм отбросил эскадру Тромпа обратно к берегам Бразилии, а Элфрит, увидев что ветер благоприятсвует выходу транспортов Гордона из Лиссабона, не стал дожидаться Тромпа и приступил к операции.

Меж тем в Лиссабоне Гордон предложил испанскому командованию сдать город в обмен на беспрепятсвенную эвакуацию. Король Филипп согласился, но потребовал выдачи мятежника Жуана Браганса и его сподвижников. На это Гордон пойти не мог – не говоря уже о неизбежном падении престижа Англии в случае выдачи союзника, Браганса еще был нужен протестантам хотя бы для удержания Бразилии. К тому же вскоре в город проник гонец с известием о том, что Элфрит, получив подкрепления, готов придти на выручку, и только дожидается благоприятного норд-оста, который позволил бы быстро вывести транспортную флотилию из гавани Лиссабона. Гордону было рекомендовано быть в любой момент готовым к быстрой эвакуации.

15 сентября 1630 года флот союзников появился вблизи Лиссабона. Гордон немедленно начал посадку войск на суда. Эспиноса, извещенный патрульными фрегатами, немедленно вышел из Сетубала и атаковал противника.

По ожесточенности и упорству обеих сторон это сражение превзошло все морские баталии этой войны. Оба флота вступили в бой в кильватерных колоннах, однако вскоре строй нарушился, и началась всеобщая свалка.

Элфрит стремился дать транспортам Гордона возможность не только выйти из Лиссабона, но и уйти как можно дальше, поэтому сражение шло весь день. Флоты противников трижды почти расходились и снова сходились, проходя контр-галсами; с обоих сторон суда несколько раз прорывали неприятельский строй, как во времена гребного флота. До часа дня бой велся с величайшим ожесточением. Голландские брандеры имели неоднократно случай действовать успешно; адмирал Фадрике де Толедо погиб на своем галеоне, охваченном пожаром. Оба противника терпели значительный урон. Но все-таки большие потери оказались на стороне протестантов: 10 кораблей были потоплены, другие сожжены, около 20 судов взято испанцами на абордаж.

Вдруг в самый жаркий момент боя галеон «Святой Хуан» под командованием португальца герцога Альмейды сцепился на абордаж с флагманским кораблем ван Дорпа; голландский адмирал был убит на полуюте мушкетной пулей, а корабль захвачен. Увидев это, уцелевшие голландские корабли оставили поле сражения и под всеми парусами ушли в океан. Это привело англичан в замешательство и окончательно лишило их бодрости. После того, как испанцы завладели наветренным положением, Элфриту около 8 часов вечера пришлось начать отступление к Азорам. Он сам и герцог Нотумберленд, единственные оставшиеся адмиралы, пошли с дюжиной годных к бою судов в арьергарде и успешно отражали дальнейшие нападения неприятеля. Преследование, при ярком лунном свете, велось недолго, всего до полуночи — испанцы тоже сильно пострадали. Элфрит с остатками флота добрался до Понта-Делгада на Азорах, преследуемый по пятам лишь единичными испанскими разведчиками. Эспиноса вернулся в Сетубал.

Эвакуация Лиссабона была успешно выполнена, и «честь английской короны спасена». Вместе с англичанами Лиссабон благополучно покинул и Жуан Браганский со своими сторонниками. Однако флот протестантов был разбит полностью, разделен, деморализован, при том что и испанский флот понес такие потери и повреждения, что не мог возобновить активные боевые действия до начала сезона зимних штормов в океане.

Король Филипп не пытался атаковать Лиссабон во время эвакуации – он не желал, чтобы столица Португалии пострадала от уличных боев. На следующее утро после эвакуации депутация города Лиссабона явилась в испанский лагерь и приветствовала короля Филиппа как своего законного господина и повелителя. Филипп торжественно, под бурные приветсвия населения, въехал в Лиссабон, и короновался в кафедральном соборе португальской короной.

В то же время англичане наскоро залатали повреждения в Понта-Делгада, и как только смогли, отплыли восвояси, очистив острова и взорвав укрепления. Жуан Браганса отплыл в Бразилию – единственную провинцию Португалии, которая признавала его королем.

Для закрепления власти в стране король Филипп решил остаться на время в Лиссабоне. В город переехали из Мадрида правительственные учреждения, а в октябре были созваны первые объединенные кортесы.

Мотивом короля было залечить нанесенные войной раны страны, завоевать любовь и признательность португальцев и способствовать теснейшему слиянию Португалии с Испанией. Однако вскоре в переезде правительства в Лиссабон усмотрели большее значение. Обращенный к океану, представлявший собой один из крупнейших центров мировой торговли, Лиссабон был таким местом, откуда, в случае размещения в нем центра Испанской империи можно было контролировать мировой рынок и господствовать над ним, центром, о каком только можно было мечтать.

Впрочем, первыми обратили внимание на преимущества Лиссабона военные. Испанский флот перешел на базу в Лиссабон, где испанцы были поражены мощной инфраструкутрой порта. Англичане из-за противодейсвия и саботажа португальцев почти ничего не успели разрушить, и теперь вся эта инфраструктура была к услугам испанцев. Обширный залив с узким выходом в океан, защищенным целой системой ведущих перекрестный огонь мощных фортов, мог вместить в себе как торговую гавань, так и военно-морскую базу – места было предостаточно. Грандиозные верфи, доки, морские арсеналы, работающие на морские нужды мануфактуры, масса имеющего морской опыт населения, представляющая собой вербовочный кадр для флота, удобное снабжение как по морю, так и из Кастилии по Тахо, и наконец обращенное в океан географическое положение – все это делало Лиссабон идеальным военно-морским центром.

В конце сентября Эспиноса подал королю доклад. Он начинался словами: «ни для одного государя морская мощь не имеет такого значения, как для государя испанского, ибо единственно морскими силами будет создано единое тело из многих провинций, столь друг от друга удаленных». События последнего года – утверждал адмирал – показали достаточно, что главный фронт этой войны для Испании сместился на море, и только на море она может быть выиграна. Соответсвенно победе на море правительству следует уделить преимущественное внимание. В связи с этим Лиссабон должен стать местонахождением правительства как генерального штаба и командного центра этой морской войны и как двигателя, приводящего в движение поставку всего необходимого для этой войны в едином центре.

Адмирал так же предлагал закладку 20 новых галеонов и такого же количества фрегатов на различных верфях Средиземноморья и Португалии с привлечением местных средств, и комплектацию их экипажей новыми подданными – португальцами. По его плану следовало в первую очередь изгнать англичан из Карибского моря, голландцев с Ла-Платы, покорить Бразилию и вновь установить патрулирование океана с целью усиления торговой блокады Голландии. «У врагов вашего величества» — писал Эспиноса – «средства для ведения этой войны на исходе, и они уже не смогут выставить вновь флот столь же мощный, как только что побежденный нами. Тогда как ваша обширная монархия, обладающая столь благодатными странами, богата средствами, достаточными для победы».

Прочитав доклад, король невольно вспомнил свою депрессию в лагере под Барселоной и книгу Кампанеллы. Улыбнувшись, дон Филипп наложил резолюцию «быть по сему».

Блин, попутал даты. У нас на дворе давно уже 1631 год, а не 1630ый.

Коллега у меня сложилось впечатление, что заселение американских колоний идет несколько более интенсивно чем в РИ. Преимущественно за счет большей крестьянской колонизации. Это так?

И были ли отличия от РИ в истории Ла-Платы до высадки голландцев?

Den пишет:

Коллега у меня сложилось впечатление, что заселение американских колоний идет несколько более интенсивно чем в РИ. Преимущественно за счет большей крестьянской колонизации. Это так?

Не так чтобы очень значительно.

Den пишет:

И были ли отличия от РИ в истории Ла-Платы до высадки голландцев?

Нет.

Эспиноса требовал отвоевания Ла-Платы, не зная что голландцы уже изгнаны оттуда.

Отплывая на север, Тромп оставил часть кораблей и десант в Буэнос-Айресе. Голландцы намревались подняться вверх по Паране и захватить Санта-Фэ.

Читателям очевидно известна история появления иезуитских редукций в Парагвае и объединении под их юрисдикцией индейских племен Гуарани. В этом мире история редукций не отличается особо от реала, но один аспект их истории оказался задействован в описываемых событиях.

В самом начале истории редукций охотившиеся за рабами и золотом португальские бандейрантес из Бразилии предпринимали экспедиции в глубь материка. Группы бандейрантес, поддерживаемые черными рабами и тысячами индейских союзников, в основном из племен Чако, нападали на миссии иезуитов, убивая или уводя в плен живущих там индейцев.

В ответ иезуиты начали вооружать по европейски и обучать гуарани. Они получили у короны официальное разрешение на ввоз оружия, и преподобные отцы, монгие из которых в миру были, подобно основателю ордена, дворянами и воинами, стали инструкторами и командирами. Из гуарани, сделавшихся умелыми наездниками, сформировали боеспособную кавалерию, которая образовала ядро вооруженных сил, быстро отвадивших от Парагвая и португальцев, и чако. К 1631 году парагвайские иезуиты обладали единственной настоящей армией во всей Южной Америке. Их армия насчитывала 8000 великолепных бойцов, и гуарани стали единственной силой обороны в регионе, защищая белых поселенцев от враждебных индейцев, а рудники Потоси – от поягательств португальцев.

Бежавший в Санта-Фэ губернатор Буэнос-Айреса немедленно обратился за помощью в Парагвай. И уже через две недели армия гуарани, сопровождаемая лошадьми, скотом, артиллерией и резервом оружия отплыла на барках вниз по Паране.

Высланная берегом разведка вскоре донесла командующему гуарани, аббату Хуану Эскаведре (в миру испанскому полковнику, сражавшемуся пд командованием покойного Спинолы) о движении вверх по реке голландских кораблей. Аббат тут же приступил к операции.

На ночь голландцы встали на якоря близко к берегу у поворота реки, где течение было не столь сильным. Нападения голландцы не ожидали, ибо по их сведениям войск противника в окрестностях не было.

В 2 часа ночи один из марсовых поднял тревогу – из-за поворота реки выплывало множество плотов, нагруженных пылающей древесиной, и плоты эти направлялись точно к голландским кораблям. Но в момент сигнала тревоги борта кораблей были уже облеплены индейскими пирогами, а воины гуарани карабкались на палубу.

На реке воцарился кровавый ад. Индейцы резали выскакивавших на палубу полусонных голландцев, врывались на артиллерийскую деку, заклепывали пушки. В то же время плоты с пылающими дровами, обильно политыми горючими веществами, подходили к бортам кораблей и занимались пожары. Гуарани покидали борт вражеских судов, когда их участь была почти решена.

Из 10 кораблей вырваться и уйти удалось только одному. Еще 3, снявшись с якоря, в темноте наскочили на берег и были затем захвачены индейцами.

Два полка регулярной голландской пехоты погибли почти поголовно (гуарани не брали в плен еретиков). Через 5 дней армия краснокожих крестоносцев подошла к Буэнос-Айресу. Оставленный там один полк голландцев, сметя силы противника и слабость городских укреплений, подобру-поздорову погрузился на остававшиеся в гавани суда и отплыл в Бразилию.

Буэнос-Айрес был очищен. Аббат Хуан вел свою краснокожую армию к Монтевидео, захваченному герцогом Визеу. Гуарани, люто ненавидевшие бразильских португальцев за былые подвиги бандейрантес, жаждали мести.

georg пишет:

Не так чтобы очень значительно.

Насколько я помню в РИ крестьянская колонизация на начало 17 века была незначительна. У вас очень крупные подвижки в социально-экономическом положении испанского общества. За несколько поколений это неизбежно должно было отразится на колониях. Я понимаю что просчитать это детально злая задачка но постулировать неизменность имхо еще более неправильно.

По отрывку с гуарани великолепно

Den пишет:

У вас очень крупные подвижки в социально-экономическом положении испанского общества. За несколько поколений это неизбежно должно было отразится на колониях.

Абсолютно согласен. Но поток колонистов именно в Америку будет хотя и выше, но не на порядок. Ибо есть еще и Африка .