Победоносная Ливонская война.

Вал пишет:

А что в это время делает наш флот?

Состояние русского флота на тот момент еще не таково, что бы иметь прямое боевое столкновение с шведским флотом (который в то время, ЕМНИП, насчитывает около 70 кораблей). Любой бой с его основными силами, для русских по сути дела, коллективное самоубийство. И как раз эти события послужат для царского режима причиной гораздо больше внимания уделить своей флотской программе.

Леший пишет:

Состояние русского флота на тот момент еще не таково

Ну я про балтийский Трафальгар и не говорю, немного неточно выразился. Где находятся главные

силы флота, в Гданьске? Если он рассредоточен по разным местам логично развязать охоту на

шведские транспорты, насколько я помню практики постоянных конвоев вто время не было, а

снабжение шведов на побережье будет осуществляться по морю...

Вал пишет:

Где находятся главные силы флота, в Гданьске?

Нет. Ушли в Пернов (ушли бы в Колывань и Ругодив, но в тех местах море зимой замерзает). В основном занимаются блокадой Риги.

Еще один вопрос, по рокошу в Литве. Думаю гарнизоны будут во многих городах собственно Литвы,

например Вильно (здесь он должен быть однозначно). Затем по Полоцку, крепость Сокол построили

уже во время Ливонской, в данной реальности она и еще десяток других просто не возникнут...

Вал пишет:

крепость Сокол построили уже во время Ливонской

Хм. Мое упущение. Значит будем считать, что на ее месте Шуйский разбил свой лагерь. А затем на месте лагеря выросла крепость Сокол.

Вал пишет:

Думаю гарнизоны будут во многих городах собственно Литвы,
например Вильно (здесь он должен быть однозначно)

Не будет. Великое княжество Литвоское, Русское и Жемойтское в тот момент времени объединено с Россией только личной унией. Т.е. ввод русских войск на ее территорию это нарушение "суверенных" прав Литвы. Поэтому это стало возможным только после начала мятежа магнатов.

Ясно А Сапеги и прочая литовская знать, я так понял, выжидают?

Леший пишет:

в Колывань

Кстати, прочитал, что Колывань-Ревель в своё время русские звали Леденцом. Может вернём городу историческое имя?

Олег пишет:

Кстати, прочитал, что Колывань-Ревель в своё время русские звали Леденцом. Может вернём городу историческое имя?

Мысль хорошая и политически (учитывая международную обстановку) грамотная

Вал пишет:

А Сапеги и прочая литовская знать, я так понял, выжидают?

Скажем так, сохраняют нейтралитет (благожелательный к царю). А после занятия Минска вполне возможно и их активное участие в борьбе против мятежников.

Олег пишет:

Кстати, прочитал, что Колывань-Ревель в своё время русские звали Леденцом. Может вернём городу историческое имя?

В русских документах употреблялось как название Колывань, так и название Леденец. Но название Колывань гораздо чаще. Так Тарле отмечает, что в конце 17 века русские называли Ревель именно Колыванью.

ИМХО, вполне возможно, что Колывань было названием, а Леденец прозвищем города (как, например, сейчас С-Петербург часто прозывают Северной Пальмирой).

Продолжим

В Литве события тем временем шли своим чередом. Первый бой с мятежниками обернулся не в пользу русских. Передовой отряд (1,5 тыс. чел.) повел себя легкомысленно, шел без разведки, на привалах не выставлял охранения. Благодаря чему 4-тыс. литовский отряд во главе с Кристофом Радзивиллом смог скрытно приблизиться и устроив ночное нападение уничтожить русский авангард. Но при подходе основных сил Шуйского и Хворостинина начал отход к Минску, где под Борисовым соединился с основными силами мятежников, которые достигли численности в 12 тыс. чел. И 17 февраля подошедшие части русской армии были вынуждены принять бой. Построив стрельцов и “немецкую” пехоту в центре, а рейтар и поместную конницу сосредоточив на флангах, Шуйский и Хворостинин приняли удар литовской панцирной конницы, которая всей массой навалилась на русский центр, рассчитывая смять его, но уткнулась в пики пехоты, и попала под обстрел из пищалей и легких пушек. Возникла мешанина побитых лошадей и всадников. По которой с флангов и ударила русская кавалерия. Армия Радзивилла стала пятиться. Наконец дрогнула – и пошло повальное бегство, преследование и рубка бегущих. Армия мятежников была разгромлена наголову. Было взято в плен 3 тыс. человек, из них 6 полковников. Захватили весь лагерь, обозы, знамена, даже шатер и бунчук Радзивилла. Сам Николай Радзивилл и его сын Кристоф были оба ранены, но ушли с небольшим отрядом в Минск, где сумев собрать около 1,5 тыс. чел. оставили город отступив к Вильно. Однако оборона столицы Литвы была проблематичной. Город был укреплен весьма слабо. Шаткими оказались и настроения горожан. Перебежавший на сторону царя шляхтич Григорий Пиотровский докладывал, что “мещане виленские приговаривали... город сдать и государевых бояр и воевод встретить с образами и с хлебом от города за 10 верст, потому что им против государевых людей сидеть в городе не в силу”. Не видя возможности удержать Вильно своими силами Радзивилл, вместе с виленским епископом Валерианом Проташевичем направил делегацию в Ригу, а оттуда в Стокгольм – просить помощи у шведов. Но его положение в Вильно ухудшалось буквально не по дням, а по часам. Основу вооруженных сил мятежников составляли либо шляхтичи входящие в свиту или “почту” магната, либо наемники. Привлечь на свою сторону мелкую и среднюю шляхту не получалось – та сохраняла верность царю, а на попытки силой привлечь ее к борьбе отвечала сопротивлением. Содержание наемников требовало денег. Но все имевшиеся средства были уже израсходованы и платить было нечем. Собственно говоря, если бы Шуйский и Хворостинин продолжили бы натиск, то мятеж в Литве был бы полностью подавлен еще весной 1577 года. Но, вместо этого, русские воеводы заняв Минск остановили наступление. Причин для этого было пять. Во-первых, войска устали и им требовался отдых. Во-вторых, начиналась весенняя распутица, и дальнейшее продвижение войск было сильно затруднено. В-третьих, требовалось закрепить власть на уже “умиротворенных” территориях с целью обеспечения безопасного тыла. В-четверых, приближалось время весеннего сева и воеводы были вынуждены отпустить в имения большую часть поместной конницы для проведения посевных работ. И в пятых, была еще одна, негласная причина. Не желая делить лавры с Хворостиным, князь Шуйский преднамеренно не стал торопить свою армию, чтобы добившись устранения Хворостинина, самому взять столицу Великого княжества и приписать всю славу победителя себе.

Все это дало мятежникам время оправиться и восстановить свои силы. Опираясь на финансовую помощь Риги, которая согласилась выделить ему крупную субсидию в обмен на отказ с его стороны от всех прав сюзеренитета над Ригой и признания свободного статуса города, а так же собрав с виленцев чрезвычайный военный налог в 100 тыс. злотых, Радзивилл смог довести численность своей армии до 8 тыс. чел. А учитывая, что мещане ненадежны, Радзивилл решил не подпускать русских к Вильно, а дать полевое сражение на подступах. Он выбрал удобную позицию на левом берегу р. Вилии, приказав построить тут укрепленный лагерь.

Впрочем, усиливались и русские. Не смотря на то, что царь убрал Хворостинина из Минска, назначив его вторым воеводой стоящей под Белой Церковью армии, разгром мятежников склонил многих до этого колеблющихся на сторону царя. Видный витебский магнат Иван Сапега и его сын Лев собрав на свои средства около тысячи человек привел их на усиление русского войска. Их пример вдохновил остальных, и скоро под русские знамена потянулись и иные литовские хоругви, благодаря чему к середине лета, когда русские возобновили наступление, численность армии Шуйского насчитывала более 20 тыс. чел. И 28 июля русская армия подойдя к Вильно начала выдвигаться на исходные позиции для битвы. Форсировав болото и две речки, она на следующий день сосредоточилась у вражеского лагеря и начала атаки. Сражение длилось “от шестого часа дни до ночи”. Постоянным натиском оборону мятежников сломили. Части Радзивилла, сбитые с позиций, откатывались по мосту на правый берег Вилии.

Для прикрытия на верную оставили заслон немецкой наемной пехоты. Наемников перебили полностью, но свою задачу они выполнили – когда русские прорвались к переправе, противник поджег мост и таким образом спас остатки войска. После этой победы, не встречая сопротивления, царские полки вступили в Вильно. У Радзивилла осталось менее 3 тыс. чел., он уже без боев поспешно отступал в Жмудь. А части Шуйского, двигаясь за ним, занимали города, 8 августа – Ковно, через три недели – Гродно.

Южнее наступала собранная под Черниговом армия во главе с Василием Федоровичем Скопиным-Шуйским. В июне-июле 1577 года захватив Гомель, Чичерск, Речицу, Жлобин, Рогачев, Бобруйск, взяв в результате короткого, но ожесточенного штурма Быхов и заняв Могилев, который не только сдался без боя, но и выставил на русскую службу около 800 человек, его армия 28 августа приблизилась к Слуцку, где 8 верстах от города его встретил князь Семен Слуцкий, который не желая воевать с единоверцами (такова официальная версия – князь Слуцкий был православным) согласился на сдачу города и всего княжества на милость русского царя. Что оставило без защиты окрестные города. И в начале сентября полки Скопина-Шуйского при минимальном сопротивлении взяли Клецк, Мышь, Ляховичи, Столовичи, Миргородок, Слоним, Новогрудок. Но под Несвижем встретил упорное сопротивление, и только 29 сентября столица владений Радзивиллов была взята.

Одновременно с этим, в конце августа 1577 года на речных судах из Киева вверх по Днепру отправился отряд князя Александра Вишневецкого (300 чел.) — приводить “под царскую руку” Полесье. Эта флотилия вошла в Припять и 10 сентября подошла к Турову, где не встретив никакого сопротивления двинулся сухим путем к городу Давыдову. 16 сентября в версте от Давыдова его встретил отряд мятежников, общей численностью около 300 человек. После непродолжительного боя мятежники бежали в город, но русские ратники “на плечах противника” ворвались следом и захватили город. После чего вернулись к своим судам и поплыли вниз по реке Горыне к Припяти, затем по ней вверх до реки Вятлицы. Оттуда войско Вишневецкого сухим путем 20 сентября подошло к городу Столин. Там повторились события у Давыдова: мятежники после непродолжительного сопротивления бежали, а русские заняли город. От Столина Вишневецкий вернулся к Припяти, ратники опять сели на суда и поплыли до реки Пины. 25 сентября флотилия подошла к Пинску, который сдался практически без сопротивления.

Последняя значительная операция в 1577 году состоялась поздней осенью на Брестчине. В начале октября 7-тыс. русский отряд во главе с Василием Юрьевичем Сабуровым пошел прямо на Берестье (Брест). Однако штурма не произошло. 3 ноября 1577 года жители Берестья сами открыли ворота подошедшему русскому авангарду и выдали скрывавшихся в городе мятежников.

В этой ситуации часть правящей верхушки Великого княжества во главе с Иваном Иеронимовичем Ходкевичем пошла на соглашение с царем. В конце сентября 1577 года Ходкевичи сложили оружие и сдались на милость Государя, благодаря чему под власть Ивана IV без боя вернулась Жемайтия и Курземье. Отказавшиеся капитулировать Радзивиллы бежали в Ригу.

В соседней Польше ситуация развивалась следующим образом: с наступлением 1577 года постепенно стали брать вверх конфедераты, которые установили свой контроль над большей частью коронных земель и стали проникать в Галицию. Узнав о начале мирных переговоров между русским царем, Крымским ханством и Турцией, Понтий де ла Гарди прекратил осаду Гданьска (тем более что его войска разорили окрестности из-за чего их снабжение стало проблематичным), и, оставив возле города 3-тыс. отряд, с основными силами устремился вглубь Польши и занял Краков, где соединился с основными силами конфедератов. Весной 1577 года сенат провозгласив новым коронным гетманом (вместо Николая Мелецкого) Альберта Лаского, объявил “посполитое рушение”, собиравшееся в районе Люблина. Выдвинув лозунг “возвращения” под власть Короны таких “исконных польских земель”, как Вост. Подолия, Волынь и Киевщина, и колонизации этого края, конфедератам удалось привлечь на свою сторону часть шляхты. Правда, в самый разгар сбора войска между де ла Гарди частью магнатов произошел раскол из-за т.н. “Прусского вопроса”. Суть его была в следующем. 20 марта 1568 года ушел в мир иной скованный параличом престарелый прусский герцог Альбрехт Гогенцоллерн. Спустя 16 часов в замке Нойхаузен за герцогом последовала его жена Анна Мария Брауншвейгская. (Почти одновременную смерть царственных супругов, разделенных расстоянием в 50 километров трудно объяснить простым совпадением. Хотя, возможно, герцогиня скончалась от огорчения, получив известие о смерти мужа. Возможно, кое-кто помог ей уйти в иной мир, и на то были веские причины).

Последние годы земной жизни герцога Альбрехта оказались далеко не безоблачными. Старый герцог почти выпустил из рук бразды правления и наивно доверился людям авантюристического склада характера. Брожение охватило умы. Народ пребывал в недоумении.

В личной жизни у герцога Альбрехта не все ладилось. Его первая супруга Доротея Датская подарила ему шестерых детей, но до совершеннолетия дожила лишь Анна София, выданная замуж за Иоанна Мекленбургского. Затем герцог Альбрехт женился вторично на юной Анне Марии Брауншвейгской. Более чем сорокалетняя разница в возрасте не смутила пожилого герцога: слишком велико оказалось желание иметь наследника. Наследник действительно родился в 1553 году — принц Альбрехт Фридрих. Однако с принцем природа сыграла злую шутку. Дурные наследственные признаки сконцентрировались в несчастном юноше сверх всякой меры. Он явно отставал в развитии от своих сверстников. Постепенно его душевное равновесие нарушилось. Можно предположить, что его нервная болезнь стала результатом частых близкородственных браков, принятых в аристократических семействах.

К примеру, прадедушка несчастного принца — Альбрехт Ахилл — женился на своей двоюродной племяннице. Мать принца страдала эпилептическими припадками. Кроме того, отец и мать принца доводились друг другу родственниками; герцог Альбрехт женился на своей двоюродной внучке или внучатой племяннице. Следовательно, для Анны Марии Брауншвейгской супруг доводился двоюродным дедушкой.

Итак, после смерти родителей 15-тилетний Альбрехт Фридрих в одночасье очутился в роли правителя прусского герцогства. К такому повороту событий он был совершенно не готов. Тем не менее, на следующий год (в 1569 году) он съездил в город Люблин, где принес верноподническую присягу польской короне. Необходимость такого шага диктовалась тем обстоятельством, что Пруссия с далекого 1454 года находилась в вассальной зависимости от Польши.

Преждевременная смерть Анны Марии Брауншвейгской, матери новоиспеченного герцога, не позволила ей стать регентшей при несовершеннолетнем сыне, на что она, может быть, рассчитывала при поддержке родственников из земли Брауншвейг. Впрочем, и семейство Гогенцоллернов не желало упускать лакомого кусочка в виде богатой Пруссии. Для Польши же появилась возможность лавировать и поторговаться с максимальной для себя выгодой.

Пока шла некая подковерная дипломатия, над юным герцогом Альбрехтом Фридрихом учредили опеку из нескольких высших советников — оберратов. Советники, в первую очередь, ограничили герцога в свободе передвижения, предложив ему поселиться в уединенном замке Фишхаузене. Во вторую очередь, они старались не слишком афишировать прогрессирующую нервную болезнь герцога, проявляющуюся в меланхолии, склонности к уединению, тоскливости и приступах отчаяния. Таким образом советники предполагали взять власть над герцогством целиком и полностью в свои руки. Но тут вмешался Георг Фридрих Гогенцоллерн — племянник покойного герцога Альбрехта и двоюродный брат герцога Альбрехта Фридриха.

9 ноября 1573 года Георг Фридрих неожиданно появился в Кенигсберге, где стал осторожно нащупывать почву на предмет принятия опекунства над герцогом. Тут-то Георг Фридрих наткнулся на значительное сопротивление советников-оберратов и даже супруги больного герцога — Марии Элеоноры. Советники не желали отдавать власть бойкому пришельцу, а Мария Элеонора, наверное, лелеяла мысль о собственном регентстве над супругом при помощи влиятельной родни из земли Юлих-Клеве.

Тогда Георг Фридрих предпринял обходной маневр. Он принялся обхаживать ставшего польским королем Ивана IV — формального сюзерена Пруссии. Георг Фридрих стал доказывать русскому царю, что он, Георг Фридрих, при «наличии отсутствия» у герцога Альбрехта Фридриха потомков мужского пола, вполне может претендовать на наследное управление Пруссией, ввиду близкородственности к герцогу. Но исходя их условий Краковского договора, заключенного еще в 1525 году, согласно которому при прекращении мужской линии у потомков герцога Альбрехта и трех его братьев, Пруссия должна автоматически войти в состав Польши, как обычное воеводство, Иван IV предпочитая иметь в Вост. Пруссии в качестве управителей послушных ему “оберратов”, чем враждебно настроенного к нему бранденбуржца, отказал в Георгу Фридриху в его претензиях. Но Георг Фридрих не оставил своих попыток прибрать к своим рукам Прусское герцогство и после начала мятежа предложил Понтию де ла Гарди 500 прекрасно обученных солдат и солидную сумму в размере 200 тыс. дукатов.

Щедрый жест Георга Фридриха вызвал в Польше первоначально доброжелательную реакцию. Но после того, как Понтий де ла Гарди на основании того, что договор с Бранденбургом заключен от имени Юхана II, прибрал эти деньги к своим рукам и не стал делиться с сенаторами, то такие магнаты как Станислав Конецпольский (старший), Петр Зборовский, Николай Язловецкий и др., возмутившись подобной “несправедливостью”, откололись от основных сил и сосредотачивали свои хоругви под Зборовом, где собрав свыше 12 тыс. чел. и более 60 орудий выступили в поход на признававший власть русского царя Збараж. В конце марта 1577 года польские войска обложили город, рассчитывая на то, что его защитники быстро израсходуют боевые и продовольственные припасы. Однако осада Збаража затянулась. Организуемые конфедератами штурмы русские успешно отражали и часто предпринимали ответные успешные вылазки.

Стремясь овладеть земляным валом, который опоясывал город, поляки насыпали вал, превышавший вал городской, установили на нем орудия и открыли огонь. Оборонявшиеся насыпали второй, более высокий вал, но с меньшим обводом и укрылись за ним. Конфедераты тоже насыпали себе второй вал, выше русского, и стали вести обстрел с него, заставив защитников города устраивать индивидуальный окоп для себя.

Вслед за этим развернулась минная война. Конфедераты вели подкопы, а русские – контрминные галереи. Борьба затягивалась. Постоянные “реквизии”, а попросту обыкновенные грабежи и бесчинства со стороны конфедератов, а также обыкновенных банд, которые пользуясь отсутствием твердой власти во множестве расплодились в стране, очень быстро довели население до полного остервенения. В результате в Галиции бежавшие в леса крестьяне и пострадавшие от действий конфедератов шляхтичи сформировали отряды т.н. “опришников” и стали устраивать нападения на имения, обозы и мелкие отряды конфедератов, тем самым полностью разрушив тыл осаждающих. К концу июля у поляков оказались на исходе боеприпасы и продовольствие. И руководство конфедератов решилось на общий приступ. К городским укреплениям покатили “вагенбург” (подвижное укрепление), за которым шли конфедераты. Началась артиллерийская подготовка штурма. Но в это время осажденные произвели сильную вылазку и подожгли “вагенбург”. Приступ не удался.

Тем временем в направлении Зборова началось встречное движение двух армий. С востока, на помощь Збаражу двигалась 30-тыс. русская армия под командованием Ивана Михайловича Бутурлина. Несколько позже с запада через Львов, на помощь застрявшим под Збаражем конфедератам, начало выдвигаться 20-тыс. польское войско (13 тыс. “ополченцев” и 7 тыс. шведов и наемников) во главе с гетманом Альбертом Ласким.

5 июля русские войска подошли к Збаражу, вынудив конфедератов прекратить его осаду и самим перейти к обороне. 6 июля русские начали артиллерийский обстрел неприятельского лагеря, а в 11 часов утра пошли на штурм. Поляки упорно защищались, но захватив валы русские втащили на них легкие пушки и начали обстреливать противника сверху. Понимая, что их положение безнадежно конфедераты решились на прорыв. Но тут их подвело отсутствие единого командования. Все три вождя Збаражского лагеря действовали независимо друг от друга, никак не координируя свои действия. Поэтому вместо единого удара получилось лишь несколько слабых попыток отдельных групп вырваться из окружения, легко предотвращенных русскими. К вечеру все было кончено. Большая часть Збаражской группы войск конфедератов была уничтожена. Немногие оставшиеся в живых взяты в плен. Конецпольский и Зборовский погибли в бою. Язловецкий был смертельно ранен и вскоре скончался.

Ничего не зная об их судьбе польско-шведское войско подошло к Зборову и вечером 4 августа расположилось у деревни Млыново. Сообщению одного из разъездов о появлении казаков не придали значения, и переправу через реку Стрыпу назначили на утро следующего дня. Поскольку целый месяц продолжались сильные дожди, размывшие дороги и затопившие низины, то долина реки Стрыпы превратилась в болотистую трясину, непроходимую для повозок и конницы. С дороги и тем более с плотины свернуть было невозможно. И хотя ночью солдаты навели через реку две переправы – выше и ниже города, но этого было явно недостаточно.

Утром 5 августа польское войско начало переправляться через р. Стрыпу по двум мостам. Переправа шла медленно, так как повозки двигались в один ряд и часто застревали. На левом берегу реки польское войско располагало свой обоз табором. Бутурлин выжидал разделения сил противника на отдельные изолированные группы с тем, чтобы иметь возможность уничтожить польское войско по частям.

Отсутствие признаков близкого расположения русского войска и переправа через реку без помех с его стороны способствовали усилению беспечности в рядах поляков. В полдень, когда на левый берег реки перешла половина главных сил конфедератов, все войско расположилось обедать, прервав переправу.

В это время гетман получил донесение от арьергарда о том, что его атаковали крупные силы казаков и татар. На помощь было послано несколько хоругвей, но было уже поздно, так как ее остатки спасались от преследования.

Затем подверглось нападению казаков и поместной конницы «посполитое рушение» у первого моста (выше Зборова). Только отряду драгун удалось проскочить в город, остальные хоругви мятежников были уничтожены.

Развивая успех, русские атаковали часть польских сил, оставшихся еще на правом берегу реки у второго моста, который оказался забитым возами. Повозочные разбежались. Гетман приказал сломать мост, обеспечив себя от атаки русских с тыла. Мятежники, оказавшиеся на правом берегу реки, были брошены на произвол судьбы и уничтожены.

После чего на опушке дубовой рощи показался русский отряд, с которым вступил в бой отряд передовой стражи. В это время Лаский приказал строиться для боя. Боевой порядок состоял из трех частей: “ополченцы” составили правый и левый фланг (“крылья”), а в центре расположились шведский корпус.

Затем большой отряд поместной конницы подскакал к правому крылу войска конфедератов, и обстреляв его, проскакал вдоль фронта и врубился в левый фланг. Это явилось сигналом общей атаки, которую начало русское войско по всему фронту.

Состоящее из примкнувших к конфедерации шляхтичей, большая часть которых ранее никогда не участвовала в боях, левое крыло не выдержало и побежало. Попытки гетмана остановить бегство оказались бесполезны. Положение спас Понтий де ла Гарди, ландскнехты которого придя на помощь левому крылу приняли удар русских сил на себя, дав возможность бежавшим полякам укрыться в обозе. Одновременно правое крыло боевого порядка контратакой пыталось спасти положение, благодаря чему продвижение русских удалось задержать до наступления темноты.

Рано утром 6 августа еще до наступления рассвета, не видя ни возможности, ни смысла продолжать бой, польское войско свернулось в походные колонны и начало движение в направлении Львова. Обоз был построен прямоугольником, в котором каждый боковой фас состоял из четырех рядов повозок. В середине колонны шла артиллерия, с внешних сторон – пехота, арьергард составлял конный отряд.

За походной колонной конфедератов в небольшом удалении двинулись русские, совершая непрерывные нападения на отступающее войско. Одновременно с этим, посланные вперед казаки организовали на пути следования колонны завалы из срубленных деревьев, дойдя до которых походный порядок конфедератов смешался, чем решил воспользоваться Бутурлин, приказавший начать общую атаку с тыла и флангов. Для конфедератов сложилась критическая ситуация. 2 тыс. жолнеров сели на коней, бросили обоз и обратились в бегство. Из них 900 чел. погибло, остальные добрались до Львова. Другие пытались укрыться под защитой обоза, чем окончательно дезорганизовали его. Лаский, под прикрытием все еще сохраняющего строй шведского корпуса пытался навести хоть какой-то порядок. Но все было бесполезно. Хаос в войске конфедератов нарастал. Многие бросали обоз и пытались спасаться бегством в сторону от дороги, где их уничтожали выставленные Бутурлиным боковые засады. Но благодаря действиям шведов, которые продолжали успешно отбивать все русские атаки конфедератам удалось избежать полного разгрома и уйти с места боя. Правда самим шведам это обошлось весьма дорого. Большая часть их корпуса погибла, включая и самого Понтия де ла Гарди, чья смерть вызвала распад остатков его корпуса. Около 300 шотландских наемников тут же прекратили сопротивление и перешли на сторону русских, присягнув на службу Ивану IV. Остальные были рассеяны и мелкими группами смогли добраться до столицы Галиции.

После победы под Зборовом, в конце августа армия Бутурлина вторглась на Львовщину. Альберт Лаский дать новую битву не решился, оставил в Львове сильный гарнизон, а сам с основными силами отошел к Слонигородку, чтобы извне оказывать помощь осажденным и угрожать тылам осаждающих. Вынудив тем самым Бутурлина, когда он обложил Львов отрядить крупные силы против Лаского.

Поляки выбрали позицию очень сильную, расположили укрепленный лагерь между Слонигородком и глубоким озером, прикрывшим их со стороны русских. А справа и слева от озера тянулись леса и болотистые протоки, служившие естественными преградами. В местах возможного их форсирования выставили заставы и чувствовали себя в полной безопасности. Но в ночь на 8 сентября казаки разобрали дома в ближайших деревнях и скрытно навели из бревен переправу через протоки. По ней во вражеское расположение проникли охотники и сняли караулы. А следом Хворостинин немедленно бросил остальных казаков, имевшийся у него полк поместной конницы и отряд шотландских наемников. Лаский опасность сперва недооценил, послал к месту прорыва лишь отряд кавалерии. Его разбили и обратили в бегство. Удирающая конница заразила паникой и поляков, укрепившихся на центральном участке, у озера. Узнав о прорыве на фланге, они испугались, что их отрежут от города, и ринулись отступать к Слонигородку.

Хворостинин приказал ратникам преследовать врага, не отставая. И городская стража, пропуская бегущих поляков, не успела закрыть ворота. На плечах неприятелей русские ворвались в крепость. Пошла потасовка на улицах, в нескольких местах вспыхнули пожары. Тогда Лаский оставил город и стал через другие ворота выводить войско в поле. Унял панику, привел части в порядок, построил и начал возводить временные укрепления. Но и Хворостинин не отставал. Проведя полки через город, тоже стал разворачивать их для сражения. Лаский принялся атаковать. Бросал вперед то гусарские хоругви, то пехотные роты, силясь сбить русских с рубежей, на которые они вышли, и тем самым переломить ход битвы. Стрельцы и казаки отражали неприятельский натиск огнем. Но конницу Хворостинин до поры до времени приберегал в резерве. И лишь когда пехота стала подаваться назад, а воодушевившиеся поляки кинулись “дожимать” ее, нарушив свой строй, на фланги им обрушились свежие силы. Конфедераты дрогнули, смешались и стали пятиться.

А в это время на помощь Ласкому спешила помощь из Перемышля. Оно вполне могло дать полякам решающий перевес. Но их дух был уже надломлен. Сперва утренний прорыв, потом неожиданный контрудар русской кавалерии подорвали боеспособность конфедератов, они уже ждали только новых катастроф. Едва вдали показалось облако пыли и какие-то отряды, пронесся крик: “Свежее войско идет на нас!” И армия устремилась в бегство, бросая знамена и орудия. Когда Лаский разобрался, что идет подкрепление, и попытался образумить подчиненных, было поздно. Их охватила полная паника, они уже не слушали ни сигналов трубы, ни своих командиров. Затем и перемышльская рать, увидев, что творится, повернула коней и бросилась прочь. В результате армия конфедератов была разгромлена вдребезги, только темнота спасла ее от полного уничтожения.

Эта победа стала решающей. Узнав о разгроме мятежников под Слонигородком сдался Львов. Капитулировал и Перемышль, заняв который Хворостинин осадил Люблин и добился сдачи города “на царское имя”. Сандомирская конфедерация распалась и фактически перестала существовать. Не встречая сопротивления русские войска вошли в Краков, где по приказу Ивана IV было объявлено о созыве нового сейма.

В одном из предыдущих постов мной была допущена ошибка

Леший пишет:

Одновременно с этим в Литве виленский и жмудский старосты Николай Радзивилл и Иеремия Ходкевич

Не Иеремия Ходкевич, а Иван Иеронимович Ходкевич.

Такое впечатление, что все случайности работают в пользу русских.

Так — сдача Несвижа и оборона Збаража выглядят как-то странно....

И вот тут таймлайн втупает на минное поле. Каковы будут дальнейшие действия Ивана IV после подавления мятежа? То что на созванном сейме он попытается укрепить королевскую власть (сделать ее наследственной, расширить королевские полномочия, урезать права сейма и сената) несомненно. Другой вопрос на сколько далеко он пойдет. Скажем, в Великом княжестве Литовском, Русском и Жемойтском он вполне может воцарить "русскую модель" — с абсолютной властью Государя, полностью подчиненной ему Господарской радой (которая станет лишь анналогом русской Думы), полностью служилой шляхтой. Но вот в Польше... Есть проблема. С одной стороны царь не может оставить тамошней шляхте прежние "златые вольности" по причине того, что как справедливо указывал georg, они будут постоянным предметом зависти и желания русского и литвинского дворянства (одно дело когда это есть в соседнем стране, другое дело, когда в теоретически едином государстве часть одного сословия пользуется большими привиллегиями чем другая).

С другой стороны, если пойти на ликвидацию "златых вольностей" прямо на сейме 1577 года это вызовет рокош шляхты, и потянет ли Иван IV давить еще и его?

Леший пишет:

потянет ли Иван IV давить еще и его?

Не столько важно — потянет или нет.

Важнее его настрой. По-моему ликвидация вольностей имеет меньше минусов чем их сохранение.

Радуга пишет:

Так — сдача Несвижа и оборона Збаража выглядят как-то странно....

Несвиж, хотя он имел мизерный гарнизон (основные силы Радзивилл увел на север), не сдан, а взят в результате штурма.

Леший пишет:

Но под Несвижем встретил упорное сопротивление, и только 29 сентября столица владений Радзивиллов была взята.

А оборона Збаража естественна. Этот город административно входит в состав Великого княжества, а не польской Короны. И поэтому, ес-но, признает Ивана IV своим законным Государем, в то время как конфедераты для них иноверцы, иноплеменники, мятежники и враги.

Радуга пишет:

Не столько важно — потянет или нет.

Т.е. вы высказываетесь за то, что Иван Грозный пойдет на ликвидацию Радомской констиутции (и пр. привиллеев) уже в 1577 году?

Леший пишет:

Т.е. вы высказываетесь за то, что Иван Грозный пойдет на ликвидацию

Консолидация высшего сословия Польши (кроме разве что лапотной шляхты, да и то той, что не входит в прикормленные магнатские клиентеллы) в этом случае несомненна. Ту вообще единственная возможность справится — это поднять мужикофф, обещав им ликвидацию крепостничества и статус аналогичный крестьянам Московии. Католический клир, насквозь шляхетский по происхожению, блокируется со шляхтой.

Кровищи будет немерено. И позовут на помощь хоть татар, хоть турок, хоть самого Вельзевула.

Придется делать в больших масштабах то, что сделал ФердинандII в Чехии — разгром шляхты в открытой войне, массовые изгнания и конфискации, и создание практически новой генерации дворянства, живущего службой и пожалованиями.

Единственное что радует — это то, что РудольфII который рад был увидеть чешский и венгерский дворянские сеймы и ландтаг Австрии в одной ложке утопленными, конфедератов поддерживать не будет, наоборот — приглядится к положительному опыту царя в утверждении самодержавия. Но вмешательство турок несомненно — причем князь Трансильвании будет выдвинут на польский трон. Война предстоит нешуточная, и значительный риск имеет место быть.

georg пишет:

Кровищи будет немерено. И позовут на помощь хоть татар, хоть турок, хоть самого Вельзевула.

Вот меня и мучает вопрос — пойдет Иван IV в 1577 году на такую меру в Польше, или не пойдет, ограничившись Литвой?

Леший пишет:

Несвиж, хотя он имел мизерный гарнизон (основные силы Радзивилл увел на север), не сдан, а взят в результате штурма.

Короткий штурм Несвижа и Быхова — это феноменальный успех. Даже до перестройки — это сильнейшие крепости Восточной Европы, превосходящие даже Псков. Я согласен, что тут их могли и не перестраивать (в РИ это сделали сразу после Ливонской войны), но все равно — взять штурмом за одну компанию две таких крепости ... это нереально.

Любая из них гораздо мощнее Полоцка, а как о него наши бились!!!!

При этом — они меньше и потому ганизон нужен соответственно меньший.

Леший пишет:

Т.е. вы высказываетесь за то, что Иван Грозный пойдет на ликвидацию Радомской констиутции (и пр. привиллеев) уже в 1577 году?

Да.

И проиграет войну.

И упустит Польшу. Но при этом сохранит ВКЛ (хоть и разоренную).

Радуга пишет:

Короткий штурм Несвижа и Быхова — это феноменальный успех. Даже до перестройки — это сильнейшие крепости Восточной Европы, превосходящие даже Псков.

"В 1590 г. владелец Быхова Ян Ходкевич, занимавший должность гетмана Великого княжества Литовского, получил от короля грамоту на постройку здесь каменных замковых укреплений, которые сменили деревянные. При Карле Ходкевиче, в 1610-1619 гг., строительство было продолжено и завершилось при Льве Сапеге, когда город получил мощную бастионную фортификацию. Громадный 800-метровый вал с бастионами, равелинами и рвом в виде полукруга надежно защищал Быхов и принес ему славу неприступной цитадели.

Быхов, близко расположенный к тревожному порубежью, беспокойной казачьей Украине, неоднократно переживал военные потрясения. Однако захватить сильно укрепленный и хорошо вооруженный город было очень сложно. Известно, что лишь в 1590 г. «низовые казаки» донского гетмана Матюши Федоровича захватили «место Быховское, наехавши гвалтовне...». Однако в 1648 г. восставшие украинские казаки и местные крестьяне во главе с Ф. Гаркушей уже не смогли взять ни города, ни замка". (Быховский замок. По материалам книги Ткачева М.А. "Замки Беларуси")

"Теперь неясно, какие причины заставили несвижского князя Николая Радзивилла («Сиротку») приказать в мае 1583 г. начать на месте старого деревянного замка строительство современной фортеции". (Несвижский замок. По материалам книги Ткачева М.А. "Замки Беларуси")

Леший пишет:

начать на месте старого деревянного замка строительство современной фортеции

Откуда там "деревянный"???

Даже археологи подтверждают каменные укрепления.

И по всем описаням — внешние каменные укрепления менялись на земляные. Построен внутренний каменный замок. Прорыт ров и выкопаны несколько озер.

старые каменные стены были заменены высокими земляными валами с выступающими вперед бастионами, на которых были установлены артиллерийские орудия.

Возможно речь в книге идет конкретно о внутреннем замке, где деревянные постройки сменились каменными укреплениями...

По Старому быхову — о него татары разбивались еще в начале 16го века. Одна из сильнейших крепостей считалась (сильнее Слуцка который Глинский не смог взять).

В обоих случаях — источник сайт Громобоя (т.е. весьма точный).

Радуга пишет:

По Старому быхову — о него татары разбивались еще в начале 16го века. Одна из сильнейших крепостей считалась

Что не помешало казакам в 1590 году его захватить. А татары в этом отношении не показатель. Во взятии крепостей они были не сильны.

Радуга пишет:

В обоих случаях — источник сайт Громобоя (т.е. весьма точный).

Э-э-э... Не понял, причем тут музыкальный сайт и информация по белорусским крепостям.

Леший пишет:

Не понял, причем тут музыкальный сайт и информация по белорусским крепостям.

Музыкальный????

Наверное мы о разных людях говорим. Громобой — это историк очень серьезный.

millhist.ru

http://www.milhist.ru/index.php?pageid=about.php&PHPSESSID=cd5f3fd010748b0f5611a790d4101a16

(не раз пытался ссылку вставить — ни разу не удалось... интересно — как сейчас получится).

Там профессиональные историки общаются по военным вопросам исключительно.

Леший пишет:

Что не помешало казакам в 1590 году его захватить. А татары в этом отношении не показатель. Во взятии крепостей они были не сильны.

Насколько я помню — это единственный захват Быхова....

Причем судя по описанию — не штурм, а захват "сходу" (открытые ворота, стража прощевала и т.д.).

Замените штурм на неожиданный захват конницей — вопросов не будет.