Леший пишет:
Голландцы шустрые ребята (в области торговли) и будут вытеснять собственно английских купцов, что тем будет не очень нравиться.
В этом мире наиболее шустрые ребята остаются в Антверпене, и как нож в масло входят в огромную французскую экономику (если и в РИ голландские купцы скупали вино напрямую у виноделов Анжу и Борделе, и даже бочки им поставляли, то что же будет здесь, мама ).
Промышленности Англии голандцы не опасны — они и так в РИ занимались по всему миру продажей английских же сукон. Что касается английской морской торговли, то ее подмять могли бы, но без Фландрии и Антверпена (откуда в этом мире деловая активность в Голландию не перееехала) мощей вряд ли хватит. Могут и договориться и вступить в партнерство. А могут и нет — и тогда да, конфликт. Но если сумеют — в дальнейшем угнетеные фламандцы будут с надеждой взирать на туманый Альбион.
Леший пишет:
Будет "гнить" как и в РИ, или все же есть надежда...
Скажем так — возможны варианты. Фернан Бродель пишет:
"Господствующие города не оставались таковыми вечно, in aeternum. они сменяли друг друга. Это было верно на вершине и верно на всех уровнях иерархии городов. Такие передвижки, где бы они ни происходили (на вершине или на середине склона), из чего бы они ни проистекали (из чисто экономических причин или нет), всегда бывали показательными. Они прерывали спокойный ход истории и открывали перспективы тем более ценные, что они бывали редки. Когда Амстердам сменял Антверпен. когда Лондон сменял Амстердам или когда около 1929 г. Нью-Йорк обошел Лондон, это всякий раз бывало опрокидыванием огромного исторического массива, выявлявшим хрупкость прежнего равновесия и силы того равновесия, которое должно было утвердиться. Это затрагивало весь круг мира-экономики, и последствия, как можно заранее догадаться, никогда не бывали только экономическими. Когда в 1421 г. Мины сменили столипу, покинув Нанкин, открытый благодаря Синей реке для морского судоходства, чтобы обосноваться в Пекине, лицом к опасностям маньчжурской и монгольской границ, громадный Китай, массивный мир-экономика, опрокинулся бесповоротно; он отвернулся от определенной формы экономики и деятельности, связанной с удобствами сообщения по морю. Глухая, замкнувшаяся в себе столица укоренилась в самом сердце суши, притягивая все к себе. Сознательный или бессознательный, то был, безусловно, решающий выбор. Именно в этот момент Китай проиграл в борьбе за господство над миром ту партию, которую он, не слишком это сознавая, открыл морскими экспедициями начала XV в., отправлявшимися из Нанкина. Именно аналогичное развитие было завершено выбором, что сделал Филипп II в 1582 г. В то время как политически Испания господствовала в Европе. Филипп II в 1580 г. завоевал Португалию и разместил свое правительство в Лисабоне, где оно пробудет почти три года. Лисабон приобрел от этого громадный вес. Обращенный к океану, он был таким местом, откуда можно было контролировать мир и господствовать над ним, [центром], о каком только можно было мечтать. Подкрепленный авторитетом короля и присутствием правительственных учреждений, испанский флот в 1583 г. изгонит французов с Азорских островов, и пленные будут без суда и следствия повешены на реях. Так что оставить в 1582 г. Лисабон означало покинуть пост, откуда осуществлялось господство над экономикой империи, ради того, чтобы запереть испанскую мощь в сердце практически неподвижной Кастилии, в Мадриде. Какой это было ошибкой! Задолго до того подготовлявшаяся Непобедимая Армада отправилась в 1588 г. навстречу своей гибели. Испанская активность пострадала от такого отступления, и современники это осознали. Во времена Филиппа IV еще найдутся ходатаи, советовавшие Католическому королю осуществить «старинную португальскую мечту» — перенести центр его монархии из Мадрида в Лисабон. «Ни для одного государя,—писал один из них,—морская мощь не имеет такого значения, как для государя испанского, ибо единственно морскими силами будет создано единое тело из многих провинций, столь друг от друга удаленных»". Обращаясь вновь к этой идее в 1638 г., один военный писатель предвосхитил язык адмирала Мэхэна: «Мощь, каковая всего более подобает испанскому оружию, есть та, кою размещают на море; но сие государственное дело столь всем ведомо, что я не стал бы его обсуждать, даже если бы счел оное уместным». Критиковать задним числом то, что не произошло, но могло бы произойти,—это игра. Единственное, что можно сказать с уверенностью,—это то, что если бы Лисабон, подкрепленный присутствием Католического короля, оказался победителем, то не было бы Амстердама, по меньшей мере его не было бы так скоро. Потому что в центре какого-либо мира- экономики мог быть одновременно только один полюс. "
Макиавелли писал: "Но если завоеванная страна отличается от унаследованной по языку, обычаям и порядкам, то тут удержать власть поистине трудно, тут требуется и большая удача, и большое искусство. И одно из самых верных и прямых средств для этого -- переселиться туда на жительство. Такая мера упрочит и обезопасит завоевание -- именно так поступил с Грецией турецкий султан, который, как бы ни старался, не удержал бы Грецию в своей власти, если бы не перенес туда свою столицу. Ибо, только живя в стране, можно заметить начинающуюся смуту и своевременно ее пресечь, иначе узнаешь о ней тогда, когда она зайдет так далеко, что поздно будет принимать меры. Обосновавшись в завоеванной стране, государь, кроме того, избавит ее от грабежа чиновников, ибо подданные получат возможность прямо взывать к суду государя -- что даст послушным больше поводов любить его, а непослушным -- бояться. И если кто-нибудь из соседей замышлял нападение, то теперь он проявит большую осторожность, так что государь едва ли лишится завоеванной страны, если переселится туда на жительство."
В случае усмирения восставшей Португалии для Филиппа IV — монарха достаточно разумного — и Оливареса будет естественно последовать рекомендации Макиавелли и перенсти столицу в центр страны, удержание которой необходимо. Дальнейшее — дело техники. В Лиссабон устремится еще не угасшая итальянская деловая активность (тем паче что генуэзцы — банкиры испанской короны, и в моменты, когда короли запрещали вывозить драгметаллы из Испании , вынуждены были инвестировать в испанскую промышленность). Да и португальские "нуэва христиана" — крещеные евреи-сефарды — тоже ребята весьма не промах.