По Архенгольцу (http://militera.lib.ru/h/archenholz/06.html)
Наконец природа вступила в свои права. Все мужество пруссакам не могло заменить недостатка сил. Острая гора была много раз атакована, но взобраться на нее не удалось. Ужасный и непрерывный картечный и ружейный огонь русских и австрийцев падал смертоносным дождем на пруссаков, опрокидывая все. Финк, пытавшийся со своим корпусом штурмовать другие высоты, напрасно употреблял все усилия. Сам Фридрих подвергал себя величайшей опасности; платье его было все прострелено, две лошади под ним убиты и сам он легко ранен. Золотой футляр в кармане спас ему жизнь, удержав пулю, которая сплющила золото и, потеряв силу полета, осталась там же. Подобной же опасности подвергся он, когда падал его смертельно раненный конь. Флигель-адъютант Гец спас короля, предложив ему тотчас же своего. Его умоляли уйти из этого опасного места, но он ответил: «Надо испробовать все, чтобы выиграть битву; я обязан тут быть точно так же, как и вы» . Русские дрались с необыкновенным ожесточением; они падали рядами, словно мертвые, на землю, давали пруссакам пройти через себя, тогда вскакивали и палили из ружей вслед им. Все попытки прогнать русских и австрийцев с горы были тщетны.
По Ненахову (http://sharelinks.ru/?action=fileinfo&file=21279)
Попытки Фридриха перехватить инициативу ни к чему не привели. Прусская пехота и почти истребленная вражеским артогнем кавалерия бежали с поля боя. Король подозвал к себе подполковника Бидербее и приказал ему взять лейб-кирасирский полк с тем, чтобы остановить или хотя бы задержать врага. Лейб-кирасиры зашли во фланг вырвавшемуся вперед Нарвскому полку и почти полностью изрубили его, но, в свою очередь, были атакованы Чугуевским казачьим полком. Бидербее попал в плен; штандарт полка был захвачен русскими, а сам полк полег почти до последнего человека.
Это ознаменовало конец организованного сопротивления королевской армии: бросая оружие, она побежала в леса и на мосты, наведенные ранним утром. На узких проходах между озерами и на мостах люди давили друг друга, повсеместно сдаваясь в плен. Пионерный полк капитулировал в полном составе при первом появлении вражеской конницы.
Король, оставаясь в самом жестоком огне, приходил в совершенное отчаяние и громко восклицал: «Неужели для меня здесь нет ни одного ядра!» Под ним были убиты две лошади, мундир его был прострелен в нескольких местах, возле него пали три адъютанта, но он не оставлял поля битвы. Наконец, ядро поразило его лошадь в грудь, она опрокинулась навзничь и непременно придавила бы короля, если бы флигель-адъютант и гренадер, стоявшие возле, не подхватили его в минуту падения. В то же время ружейная нуля ударила Фридриха в левый бок; по счастью, сила ее была остановлена золотой готовальней, которую король носил в кармане. Тогда офицеры обступили его с просьбами, чтобы он оставил свой опасный пост. «Когда все бегут, я один остаюсь на месте! — отвечал он с диким отчаянием, вонзив свою шпагу в землю, а затем мрачно добавил: — Мне надлежит здесь так же хорошо исполнять мою должность, как и всем прочим».
Наконец неистовые крики преследующего неприятеля обратили в бегство и последнюю горсть храбрых пруссаков. Среди них был небольшой отряд гусар ротмистра Притвица; за ним гнались казаки. «Господин ротмистр! — закричал один из гусар. — Взгляните — это наш король!» Весь отряд кинулся на пригорок. Но нем стоял Фридрих, один, без свиты, сложив на груди руки и с немым бесчувствием смотрел он на гибель своего славного войска. Притвиц почти силой усадил его на коня, гусары схватили лошадь за поводья и увлекли за собой. Но казаки их уже настигли, и король, наверное, был бы убит или взят в плен (у Притвица было не более сотни людей), если бы ротмистр удачным выстрелом из пистолета не сразил офицера, который предводительствовал казачьим отрядом. Падение его на несколько минут остановило преследователей, и пруссаки успели ускакать. Тем не менее король потерял на поле боя свою шляпу, которая впоследствии была торжественно помещена в Эрмитаж.
Фридрих совершенно потерялся; вся бодрость духа, вся энергия его исчезли. «Притвиц! Я погиб!» — восклицал он беспрестанно дорогой. И едва отряд ушел от преследования, он написал карандашом записку к своему министру Финку фон Финкенштейну (брату раненого при Кунерсдорфе генерала) в Берлин: «Все пропало! Спасите королевскую фамилию! Прощайте навеки!»
Поздно вечером он прибыл в небольшую деревушку на Одере. Отсюда был отправлен новый гонец к Финкенштейиу. «Я несчастлив, что еще жив. Из армии в 48 тысяч человек, — писал ему король, — у меня не остается и 3 тысяч. Когда я говорю это, все бежит, и у меня уже нет больше власти над этими людьми. В Берлине хорошо сделают, если подумают о своей безопасности. Жестокое несчастье! Я его не переживу. Последствия дела будут хуже, чем оно само. У меня нет больше никаких средств, и, сказать правду, я считаю все потерянным. Средства мои истощены. Но я не буду свидетелем погибели моего Отечества. Прощайте навсегда!»
