Так я именно об этих территориях. В книге говорится об Екатеринославской губернии.
Вся проблема в том, что с формальной стороны дела Den прав. Согласно ревизиям в конце XVIII и в начале XIX веков частновладельческие крестьяне составляли 43/44% населения Екатеринославской и Херсонской губерний (в 1783—1787 гг.в Екатеринославской губернии 41,69%, а в Херсонской —43,72%; в 1806 г. частновладельческие крестьяне в этих двух губерниях составляли 44,71%, в 1808 г.—43,02%).
Но это одна сторона вопроса. Дело в том, что ревизии учитывали лишь легальное население, совершенно упуская из виду проживающий на этой территории огромный массив беглых крепостных.
"Что такое, однако, эти беглые в Новороссии?" — спросит заезжий в эти
места. "А что такое беглые? — ответят ему туземцы,- известно что: беглые да
и все тут! Крепостная Русь, нашедшая свое убежище, свои Кентукки и
Массачуссетс. Здесь беглыми земля стала. Не будь их — ничего бы и не было:
ни Донщины, ни Черноморья, ни преславной былой Запорожской земли, ни всей
этой вековечной гостеприимной царины, к которой стремятся с севера и из
других мест за волею и люди, и звери, и птицы! Все тут беглые: Ростов,
Мариуполь, Таганрог, все беглые. Эти портовые богачи, купцы и мещане, эти
Шелбановы, Пустошневы, Катальманьевы, Безродные,- поройтесь в преданиях их,
какова их история? Недавние предки их — крепостные, выходцы из России, либо
помещичьи, либо казенные беглые!" Так вам ответят туземцы. А сами
присмотритесь на беглых — люди, как люди! Что же их сманивает сюда?
Приволье земель и работ, только трудись; на всех труда станет...
Со всех концов России, а с севера в особенности шли огромными артелями
наемщики на юг. Они шли по большим и малым дорогам, с косой за плечами,
парни и девки, нанимаясь по пути в косари и гребцы. Целые села, гуртом
выходя из тесных околотков, шли по дорогам в пыли и духоте, босиком и
впроголодь, в ожидании тяжелого труда. Отдельные артели сливались в отряды,
становясь к делу на крайнем юге и то там, то тут начиная белеть своими
рубахами и сверкать потертыми косами и серпами. Было тут немало и вольных
крестьян с билетами и помещичьих с паспортами; но в каждой артели было еще
более беглых. Труд нужен, труд дорог: рук мало, дело кипит, трава сохнет,
пшеница зреет, горит, наливается, осыпается; сотни и тысячи рублей готовы
погибнуть: как тут не принять беглых, господа юристы? Милости просим! Хотя
и опасно, да кто их усчитает в этой неоглядной степи? Есть где поработать,
есть где и спрятаться. Спрячет их свой брат земляк, спрячет и помещик,
когда налетит гроза в виде исправника или станового, стан которого здесь
величиной чуть не с ганноверское королевство.* Станового тут купит всякая
депозитка; он и смотрит сквозь пальцы. Чуть зазвенел, однако, жадный
полицейский колокольчик — бурлаки прячутся в бурьяны, байраки, стоги или в
камыши или в глазах самой власти бегут через границу ее уезда. А помещику и
колонисту без беглого нет житья. Беглые — народ смирный, трезвый, усердный;
чисто ливерпульские пуритане в душе. Берет беглый за работу меньше
вольного; ну да и обсчитать его легче: не пожалуется!.. Поплачет разве
только, либо выругает за околицей хутора не по-человечески, и только.
Потому-то здесь все шито и крыто. Беглые идут на линию, за Кубань, в Крым и
в приморские степи на юг, как домой, из всяких суровых и тесных уездов
севера. Пуританизм их удивительный. Известно следствие в окрестностях
Нахичевани, открывшее, что партия беглых ночевала в степном байраке у
какой-то лесничихи, как при этом один из беглых украл у хозяйки ведро и как
за это товарищи его сперва высекли, а потом, не долго думая, повесили на
дубу: "Не срами, дескать, хороших людей!" Так-таки и повесили...
...Думали переводить беглых, оцепляли города, села.
Прибыл в эти места лет двадцать назад, между прочим, другой, подобный
упомянутому выше, свирепый начальник и вызвался искоренить тут всех беглых.
А подначальник был у него человек обстрелянный и знал, как это легко
говорится и как трудно делается. Захотел этот первач свой край объездить.
Ездит и ездит, совсем замучил помощника. Ужас навел на беглых своими
выходками и жестокостью. В кандалы перековал целые тысячи, остроги ими
переполнил по всему взморью. А помощника совсем выбил из сил. Вот и подвел
штуку помощник. Проморил как-то владыку в степи, а все везет его далее, все
далее. Уж тот и животик стал потирать и поглядывать из коляски: что за
бесов край! хоть бы корчма или деревушка какая,- а до города еще верст
двадцать. Остановился первач. "Ну, говорит, как бы чего закусить?" Кинулись
к свите,- ничего нет. А это уж помощник так подвел.- "Нет ли хоть корочки
черного хлеба? Нет ли тут постоялого двора где-нибудь?" — спрашивает
первач. "Куда вам, ваше сиятельство! У нас ли этому быть в этой голой и
пустой стороне! А вот постойте: тут в стороне, на берегу моря, неводок,
кажется, есть; беднячок один держит артель. Угодно-с? может, разживемся
чем-нибудь?" — "Вези, братец, вези! просто умираю с голода!" Его привезли.
"Здравствуйте, ребята!" — гаркнул первач на рабочих, выходя из коляски.
"Здравствуйте, пане!" — "Давайте есть; что у вас имеется?" — "Что же у нас
будет, пане? мы люди бедные; хлеб-соль, да разве рыбки вам поймать?" —
"Давай". И закинули невод. Уж тогда ли поймали, или было приготовлено
заранее, только неводчики и устроили ему закуску: уху из самой первейшей
рыбы, с бездною молок и потрохов; в ноздри душистый пар так и ударил; икры
свежей вывалили ему целый бочонок; а горячий хлеб да голодный зуб, главное
помните. Наелся генерал до отвалу: едва поворотился. Кинул неводчикам
червонец, благодарит помощника: "Ну, брат, такого обеда и цари не едят!"
Отъехал поезд в степь, скрылось море и коса с неводчиками. Помощник и
говорит: "А знаете, ваше сиятельство, у кого мы обедали?" — "Нет, не
знаю".- "У беглых!" — "Быть не может!" — "То-то-с; переведете их, так и
рыбы такой тут некому будет поймать..." Генерал задумался и больше не
козырился, стал, как и все мы, грешные...
Г. П. Данилевский "Беглые в Новороссии"
Учите матчасть 
) массово завозят своих и переманивают чужих беглых...
