Г> оссподи...да будь у нас стратегия врмен Наполеона-выиграли бы сухопутную кампанию.... А про приемы сухопутного боя и тактику-жду докзательсв из тогдашних уставвов.
Не выиграли именно потому ,что 1905 год не времена Наполеона .
А вы почитайте книгу Леера "Записки стратегии" .
Про архаичные драгомировские приёмы пехотного боя лучше всего написал Генерального штаба генерал-майор Е.И. Мартынов :
Такова в общих чертах та тактика, которая еще до войны была шаг за шагом разработана в Западной Европе и которую японцы с таким блестящим успехом применили на практике.
Россия одна оставалась в стороне от этого общего движения. В последние пятнадцать лет в нашей армии непоколебимо царил авторитет покойного Драгомирова. Еще в шестидесятые годы, выдвинув забытые суворовские принципы, Драгомиров своей талантливой деятельностью много способствовал разрушению механических форм николаевской системы воспитания войск. Затем, в последующее время, он горячо восстал против тех материалистических тенденций, стремившихся умалить роль "духа" на войне, которые стали обнаруживаться в военном деле под влиянием огромного прогресса техники. Однако, увлекаясь этой борьбой, Драгомиров, как человек чрезвычайно страстный, постепенно впал в другую крайность. Он стал считать технические нововведения не только делом совершенно второстепенным, но до некоторой степени даже вредным, так как, по его мнению, они угашали дух. Все это были, на его взгляд, лишь "пустопорожние усовершенствования".
Когда было изобретено магазинное ружье, то Драгомиров горячо восстал против проекта перевооружения нашей армии. Вот что писал он по этому поводу: "Народился новый военный призрак в Европе — магазинные ружья; Франция, Австрия, Германия и Италия приняли: не принять ли и нам? По логике панургова стада их принять следует: ибо если приняла Европа, как же не принять нам? Ведь то Европа, ведь с ранних лет учили нас, что нам без немцев нет спасения".
По мнению Драгомирова, приняв магазинные ружья, "в старшем классе (т.е. в Европе), маху дали".
Сторонников нового оружия он называл пренебрежительно "огнепоклонниками".
К счастью, на этот раз восторжествовала "логика панургова стада", и магазинные ружья, хотя и с значительным опозданием, были введены в нашей армии. Хороши бы мы были, если бы при всех остальных наших недостатках вышли на войну еще и с однозарядным ружьем!!
Затем, с появлением скорострельной артиллерии, Драгомиров восстал и против нее, что было одной из причин, почему русская армия так поздно (некоторые части только во время войны) получила новые орудия. Это обстоятельство лишило наших артиллеристов возможности заблаговременно ознакомиться со свойствами скорострельной пушки, и, кроме того, вследствие задержки перевооружения наша артиллерия осталась на время войны без ударного снаряда, что сделало ее бессильной против всякого рода естественных закрытий.
Когда, несколько лет тому назад, по примеру некоторых европейских армий у нас был поднят вопрос о щитах для артиллерии, то Драгомиров подверг авторов этого проекта осмеянию, дав им презрительную кличку "щитопоклонники" и упрекая в том, что у них уж очень сильно "говорит шкура". На это генерал Войде остроумно возразил, что предложение щита столь же мало свидетельствует о трусости автора, сколь отрицание его доказывает храбрость критика. Между тем во время войны лучшие наши артиллеристы говорили мне, что щит был бы весьма полезен для артиллерии.
Относительно пулеметов, получивших еще до последней войны такое широкое распространение в европейских и японской армиях, генерал Драгомиров говорил: "Я считаю пулеметы нелепостью в полевой армии нормального состава". Вследствие такого категорического и авторитетного заключения русская армия выступила на войну без пулеметов. Однако, испытав на себе огромную силу этого нового оружия, мы стали их поспешно выписывать, даже на экономические суммы полков, но, к сожалению, было уже поздно.
Наконец, про телеграф и телефон, без коих, при современных условиях, было бы чрезвычайно трудно управлять большими массами войск и особенно руководить стрельбою артиллерии, генерал Драгомиров говорит, что они "суть средства только вспомогательные, а главным орудием как для донесений, так и для передачи приказаний всегда останутся живые люди, т.е. ординарцы".
Одним словом, какое бы новое изобретение техники ни появилось в военном деле, Драгомиров всегда восставал против него. Вместо того, чтобы пользоваться новыми материальными факторами для облегчения работы духа, он всегда противополагал материю и дух как две враждебные силы.
То же направление сказалось и в обучении войск. Основной принцип Драгомирова заключался в том, что в бою огонь есть лишь средство подготовительное, решающая же роль принадлежит штыку.
По его мнению, "первейшая забота всякого начальника в огневой период боя — это сбережение резервов к периоду свалки".
Весьма естественно, что войска, получившие такое воспитание, все время стремились как можно скорее сойтись на штык и расплачивались за эти порывы колоссальными потерями.
Драгомиров учил, что при наступлении боевой порядок должен состоять из редкой цепи, которой должно быть воспрещено ложиться, а тем более окапываться, и из следующих непосредственно за нею сильных частных резервов.
Даже после опыта войны в одной из своих последних статей, Драгомиров повторил: "Я был всегда убежден, что при наступлении цепь должна быть редка; во-вторых, не должна никогда ложиться. Это мое убеждение высказываю здесь еще раз, хотя и знаю, что это ни к чему не поведет, так как противно инстинкту самосохранения". И далее: "Долго придется наступать части, если она поползет на брюхе с расстояния 3-4 верст (никто и не говорит о том, что нужно все время ползти), да еще по дороге будет окапываться! Очень уж сильно шкура говорит у господ, проводящих подобные нелепости".
Прибыв на театр войны, новые войска обыкновенно начинали с применения указанных драгомировских приемов; но затем, после первого же сражения, отказывались от них: редкие цепи, даже производя самый частый огонь, оказывались неспособными бороться с тем ураганом свинца, который выпускал неприятель; ближние резервы, не принимая никакого участия в огнестрельном бою, тем не менее несли огромные потери; цепь, исполнявшая приказания начальства никогда не ложиться, обыкновенно очень скоро ложилась вся, но уже для того, чтобы более никогда не вставать...
Перед войной у нас было принято располагать батареи на высотах. Однако, узнав из горького опыта, что такой способ расположения артиллерии ведет к верному ее уничтожению, наши артиллеристы перешли к закрытым позициям и к стрельбе при помощи угломера.
По отношению к ружейному огню руководящим правилом Драгомирова было стрелять редко, да метко. С этой целью он советовал привить солдату убеждение, что не только в сомкнутом строю, но и в цепи "он не может сам распоряжаться своим огнем". По наставлению Драгомирова начальники в цепи должны все время руководить стрелками в выборе целей и в определении расстояний; им предписывается по возможности назначать "мгновения для выстрела"; наконец, они должны приказывать прекращать огонь, когда результаты его не окупаются тратой патронов; короче, рекомендуется лишить стрелков почти всякой самостоятельности.
Затем Драгомиров учил, что не стоит открывать одиночный огонь: по отдельным людям — дальше чем на 400 шагов, по кучкам — дальше чем на 800 шагов, а на расстояния еще большие следует стрелять только по массам и притом преимущественно залпами.
Если в точности исполнять это наставление, то при теперешних условиях пришлось бы почти совсем не стрелять, предоставив неприятелю возможность безнаказанно к нам приближаться.
Один ротный командир, кажется из усердных учеников Драгомирова, очень картинно описывает свое критическое положение: "Уже за две версты от противника потери от огня действительны. Об этом убедительно и наглядно говорит убыль в роте, а уже за одну версту огонь ружейный достигает огромной силы. Что же делать, если следовать нашему уставу —не открывать огня с дальних дистанций? Противник не признает нашего устава и засыпает огнем. Стрелять по крупным целям? Но где эти крупные цели, когда никого и ничего не видно?.."
Действительно, какая дерзость: японцы осмеливаются игнорировать нашу доморощенную тактику!!
Впрочем, очень скоро и мы ее отвергли. По крайней мере полк, в котором находился указанный выше ротный командир, в сражении под Ляояном выпускает уже миллион двести тысяч патронов, так же действуют и другие, уже обстрелянные части.
В конце концов под влиянием кровавых уроков все наши войска начали понемногу усваивать себе японский способ действий, то есть ту тактику, которая еще до войны была выработана в Западной Европе.
