КИНДЕРРЕЙХ от Владимира (все тексты и обсуждения).

Владимир что за глупость? Человек плыл в лодке с собакой и умер с голоду? Странно мягко говоря...

Согласен. Странно. Но это почти так. Он умер от апоплексического удара (на почве недоедания, когда уже намеревался съесть собаку, увидел остров и...)

ВЛАДИМИР пишет:

на почве недоедания

Недоедания, жары, перенесенных лишений, стрессов, возраста и т.д.

А собака надо полагать эти несколько недель медитировала? Что она пила например? Или добрый хозяин находясь в океане делился с ней водой???

Да, поскольку рассчитывал ее забить на мясо. И как только занес кинжал над ней — эффектный прием писателей романтмческорй школы (В.Гюго, например, или Майн Рида) — заметил остров.

Что-то он, конечно, вылавливал.

Запасы воды у них были.

Шестая глава, небольшая, но экспрессивная:

Два вора, лихо скрывшись от погони,
Делить украденное золото решили.
На старом кладбище вечернею порою
Уселись рядом на заброшенной могиле.
И вроде поровну досталось им богатство,
Но вот беда — последняя монета.
Один кричит: "Она моя — я лучше дрался!"
"Да что б ты делал, друг, без моего совета?!"

— Отдай монету, а не то я рассержусь!
— Мне наплевать! Я твоей злости не боюсь!
— Но ведь я похитил деньги и все дело провернул!
— Без моих идей, невежа, ты б и шагу не шагнул!

"Что же делать нам с монетой, как же нам ее делить —
Отдадим покойнику!
Отлично! Так тому и быть!

— Я был проворней, значит денежка моя!
— Не допущу, чтоб ты богаче был, чем я!
— Сейчас вцеплюсь тебе я в горло и на части разорву!
— Я прибью тебя дубиной и все деньги заберу!

"Что же делать нам с монетой, как же нам ее делить —
Отдадим покойнику!
Отлично! Так тому и быть!

И мертвец, гремя костями, вдруг поднялся из земли:
"Довели меня, проклятые, ей богу, довели!
Воры вмиг переглянулись, и помчались наутек.
А мертвец все золото с собой в могилу уволок!

Утром следующего дня (по очень приблизительным Петиным расчетам, это должно было быть 2 сентября 2007 года) Слава начал поднимать мальчишек еще засветло: надо было дотащить лодку к лагерю вдоль северного берега – километра четыре. Кузя вообще не хотел вставать, и Славе пришлось выволочь его из шалаша за ноги:
--Вставай и иди! Живо!
--А может потом…
--Мы должны лодку сюда привести! Давай!
У Кузи болела голова после вчерашней пьянки – они все вместе (причем, девчонки «по маленькой») уничтожили наполовину полную двухлитровую бутыль какой-то местной индонезийской бормотухи, причем, довольно скверного качества.
--Может, завтра?..
--Давай! Марш! Или у тебя сегодня вечер пятницы? Или утро субботы? Давай по-хорошему, а то я сегодня злой!!
--А что? У Верки месячные начались? – зубоскалил слева Игорь.
Пришлось Кузю пинками гнать на работы. Солнце еще только вставало, тени от деревьев достигали кромки моря, дул неприятный утренний бриз, и хотя температура снизилась по сравнению с дневной жарой лишь на 8-10 градусов, они – привыкшие к этой дневной жаре – ежились и покрывались гусиной кожей (поэтому-то никто не любил вставать рано утром, но грелись в шалашах в теплом дыхании друг друга и дожидались, когда солнце выглянет из-за крон деревьев и Белой Скалы и нагреет песок). Тут Слава заметил, что Вадик хочет нагло отлынить от работы и спрятался в шалаше, и заорал на него:
--Б…ь малая! Сюда иди! Оставь ее, она еще спит!
Вадик по-детски забегал от него зигзагами, но все же пошел. А Слава подошел к провожавшей их Вере и погладил ее по щеке:
--Ну, ты будешь тут за старшего.
--Нет, это безобразие, -- говорил Петя, вновь взявший с собой копье с заточенным наконечником, -- надо как-то считать дни. А то мы и знать не будем, какой сегодня день. Начать хотя бы со вчерашнего дня – так и будет назваться: Первый День…
--Вот ты и считай! – зло сказал ему Слава.
--А тут и выдумывать ничего не надо: сделаем, как Робинзон Крузо – надо в лесу вырубить небольшое дерево – топор-то у нас есть, вкопать в песок на том месте, где мы вышли из воды и на нем ежедневно делать зарубки, -- Петя вспомнил, как их препод по истории увлекательно рассказывал о том, зачем Робинзону Крузо понадобился календарь на необитаемом острове: с т.з. экономики, психологии, философской антропологии. – А зачем все-таки нам лодка, если мы никуда плыть не собираемся? – еще раз, как и вчера – на Большом Совете, где большинством голосов (Петя воздержался) решили все-таки притащить лодку к лагерю.
--На всякий случай…
Кузя плелся впереди них, тоскливо оглядываясь на свой шалаш, где спала Юда, скрывшийся уже за двумя пальмами, к которым вчера крест-накрест привязали две веревки и устроили качель. На северном берегу не прибавилось ничего нового, только черепах на пляже стало больше (их решили на обратном пути наловить штуки две-три и кинуть в лодку). Лодка по прежнему стояла, привязанная к дереву, но трупы утопленника и собаки исчезли – вероятно, их унесло придонным течением. Поскольку Слава, чья рука заживала плохо, а самого его била лихорадка (может и правда, собака, взбесилась уже на острове, или еще в океане и загрызла своего хозяина?), не мог сам принять участие в проводке лодки, он ограничился ролью командира, и это здорово раздражало Игоря. Они препирались всю дорогу назад, огрызались, материли друг друга, а когда лодка – было уже за полдень – была водворена на берег напротив лагеря (Петя сказал, что здесь-то и надо поставить календарный столб и к нему привязать столб), свара между ними достигла апогея:
--Ты з…л всех своими приказами! – орал Игорь, сидя у своей палатки. – Я сам знаю, что мне делать. Лучше тебя!
--Пойми, идиот, -- огрызался Слава, поглаживая блестящую рукоять топора, -- если каждый из нас будет делать, что хочет, никто не выживет…
--Выживет? Ты нам обещал, не сегодня – завтра придут спасатели! Где они?
--Да если бы ты, г…н, слушался меня, нас бы уже давно нашли! Почему до сих пор никто не дежурит у огня ночью? Ты был против и настроил всех. А что тут такого? Хищных зверей на острове нет, а с муравьем ты, боксер недоношенный, я думаю справишься.
--Мразь ты последняя!
Перепалка продолжалась и за обедом, состоящим из рыбы и бананов (черепах никто наловить не удосужился, поскольку оба главных были заняты тем, что Петя про себя назвал «конфликтом двух силовых ведомств»). Впервые они не сели в общий круг, а ели каждый у своего шалаша. Девчонки испугано переглядывались. Это уже не походило на обычную перебранку, заканчивающуюся в худшем случае парой тычков или небольшим мордобоем: оба «силовика» — Игорь и Слава не лезли в драку, а предпочитали оскорблять друг друга, изощренно, намеренно, даже смакуя. Во-первых, у Славы был хорошо наточенный топор, который он почти не выпускал из рук со вчерашнего боя с собакой (но это еще можно было объяснить психологическим шоком), но и у Игоря в глазах было что-то такое, что ясно говорило Славе, что ему, видимо, придется убить своего заместителя, чтобы добиться его покорности.
--В общем, получается, -- Игорь смотрел на Славу своим обычным взглядом исподлобья, -- Большой Совет – туфта. Все главные решения принимаем мы втроем – с Петькой. Он, конечно, ботаник, но нам здорово пригодился. А тут выходит, ты один всем управляешь. Не жирно ли тебе? Например, я вчера говорил, что собачью шкуру надо было сделать общей вещью, а ты сказал, что Петька заслужил ее – убил собаку. И все делов! Ну ладно, он заслужил, хотя я бы мог заслужить не хуже его. Но что заслужила его малолетка? И чем она заслужила, -- он засмеялся очень недобрым смехом. – Что она такого сделала? Моя девчонка работает, все делает, готовит еду, плетет шалаши. Чем Мырзя хуже? А ты мне даже высказаться не дал, чмо! Я предлагал еще несколько планов, но ты их даже обсуждать не захотел. И многое другое. Х…й с вами! Лица, которые нарушают все наши договоры якобы «во имя выживания», а на самом деле во имя своих мелких вождистских амбиций, сами себя накажут, -- Игорь неожиданно для себя перешел на высокий слог политических аналитиков, которых иногда слушал по телевизору в Большом Мире. -- Думаешь, я не проживу без твоих указаний? Ошибаешься, м…о! Проживу! А ты тут малолеток паси… Я ухожу. Мырзя, то есть Вика.., пойдем, -- он поднялся и стал собирать свои вещи.
--Стой! – Слава уже готов был пригрозить ему топором, что отлично подействовало бы на суицидального Диму или малолетнего шалопая Вадика. Но Игорь повернулся к нему, и в его руках блеснул традиционный кинжал индонезийцев – крис – с большим крепким лезвием волнистой формы. Вероятно, он ночью после пьянки, на свой страх и риск, добрался до лодки яванца, о местонахождении которой ему подробно рассказали Петя и сам Слава, обшарил начавший разлагаться труп и нашел кинжал, а сам труп отбросил дальше от берега, чтобы никто не догадался. «И хоть бы зевал утром, с..а!» -- подумал про себя Слава. Пока Игорь собирал вещи, Слава распалялся в свою очередь. – Ну и уходи! Сдохнешь, как тот мужик на лодке. Но не заходи в нашу часть острова! Все слышали: мы не несем за Игоря никакой ответственности… Я даже искать тебя не буду, когда за нами приплывут. Пошел ты н…й!
Игорь спокойно собрал вещи, прихватил одно весло и связку рыбы, и они с Мырзей ушли в сторону Северного мыса. Все молчали. Ксюша подошла к Пете и прижалась к нему (она понимала, что косвенно виновата в этом расколе).
--Зря ты так, Слав, -- подал голос Петя. – Ему бы только собачиться, а ты мог бы и уступить.
--Да ну его, м…а, -- Слава даже зевнул в знак своего полного презрения. – Побегает денек и сам приползет, чмо болотное. Чего он хочет? Собачью шкуру? Он же сам нас н…л с этим кинжалом. Мы его тогда не забрали, а он не побрезговал. Это какая же выдержка у человека – шарить по трупу да еще и ночью и под водой!
В этот день так больше ничего и не сделали, даже календарный столб не срубили. Магнитофон никто не хотел включать. А Петя, засыпая, мысленно сделал первую запись в Летописи Острова:
«Во Второй День Слава и Игорь рассорились, и Игорь ушел с Мырзей на другую часть острова».

Den пишет:

Что она пила например?

Здесь обычная проблема наших АИ-таймайнов. Происходит некое событие. Оно объективно. Но его трактовки субьективны (кантианство — это последствия моего написания девушке философского реферата ). А мы пытаемся заставить людей мыслить объективно, особенно там, где они объективных заний иметь не могут. Они ж до него даже не дотрагивались. А у Славы вообще могло сложиться мнение, что его собака загрызла.

ВЛАДИМИР пишет:

Запасы воды у них были.

Так отчего ж он помер??? Если он даже не проголодался настолько чтобы пса сожрать? И кормил его "выловленным" чтобы тот его не сожрал?!

ВЛАДИМИР пишет:

Лица, которые нарушают все наши договоры якобы «во имя выживания», а на самом деле во имя своих мелких вождистских амбиций, сами себя накажут

Владимир плагиат это грешно

Виноват, но у меня не было другого выхода.

К тому же я предупреждал... ув. Кролика.

И в третьих, подобный плагиат — не плагиат. Как сказал Незнайка, все слова общие.

Den пишет:

Так отчего ж он помер???

В РИ это бы не совсем яванец, точнее житель Кокосовых островов, где большая часть населения малайцы-сунниты. Расстояние между Кокосовыми островами и КИНДЕРРЕЙХом не тысячи километров, а всего 800 — это расстояние лодка прошла всего за неделю, подгоняемая сильным пассатным течением и штормом (парус, который помог бы ему спастись, потерян со сломаной мачтой еще в первый день одиссеи). Собаку он убивать не хотел (опять же — по десяти причинам, включая чисто практические — служила она ему, и на острове бросилась на детей, защищая его имущество, а не только с голодухи). В конце-концов у яванца кончилась вода (кроме бормотухи в бутылке) и еда, и он уже решил пожертвовать собакой (а если бы Вы были социологом, Вы бы знали, что рыбаки некоторых племен нашего Крайнего Севера и не таким жертвуют), но тут увидел остров и начал из последних сил грести веслами (к тому же лодка, источенная червями дала течь). Ровно за сутки до того, как его нашли дети, он достиг острова и упал в воду, скончавшись от апоплексического удара — следствия перенесенных испытаний, а также того, что выпил, спасаясь от жажды слишком большую дозу бормотухи — и на жаре. Собака выбралась из лодки, нашла воду, но оголодала настолько, что кинулась на первое, что двигалось.

Начало седьмой главы:

Моё имя известно
И меня повсеместно
Обречённо боятся.
Меня тянет смеяться
"Очень страшный тип" —
Их стереотип.

Я матерый старый волк.
Я в охоте знаю толк.
И с ружьем на перевес
Выхожу в родной свой лес.
Для меня в лесу вовек
Зверю равен человек.

Безусловно, вы правы —
Я опаснее волка.
На меня нет управы,
У меня есть двустволка.
Без сомненья, вас
Мой заметит глаз.

Я матерый старый волк.
Я в охоте знаю толк.
И с ружьем на перевес
Выхожу в родной свой лес.
Для меня в лесу вовек
Зверю равен человек.

Храбрых людей давно
Не сыщешь ни одного.
Должно быть, понятно вам —
Что фору любому дам.
За мою голову дать
Готовы много монет.
Я счастлив вызов принять
Во имя новых побед.

Интереса мне нету
Выживать вас со свету.
Но мольбы, если честно,
Слушать мне интересно.
Ведь охотник я
Вам — а не судья.

Я матерый старый волк.
Я в охоте знаю толк.
И с ружьем на перевес
Выхожу в родной свой лес.
Для меня в лесу вовек
Зверю равен человек.

Прошло много дней. Игорь и Мырзя не возвращались. Они обосновались в районе Птичьих Скал – однажды, пойдя вчетвером – Слава, Эндрю, Кузя и Дима – за яйцами чаек (к тому же Слава хотел все-таки поохотиться на самих птиц, поскольку черепашье мясо, которое они теперь регулярно добывали на Северном берегу, уже стало приедаться) – они наткнулись на Игоря, который с копьем и кинжалом стоял на скале над ними и угрожающе приготовил большой камень. После обмена известными ругательствами и подколами: «Ну что твоя? Как дела? Еще ни родила?!», Игорь заорал, что это его часть острова, и пусть они убираются, иначе он начнет кидать камни.
--Нас больше, -- отвечал ему Слава. – Нам нужна еда. Давай, часть скал с этой стороны – наша. А ты можешь ловить черепах до самого Северного мыса.
Игорь подумал и согласился:
--Но только вы можете приходить сюда один раз в неделю и только два человека.
--Это еще почему?
--А чтоб тебе срать не хотелось! – Игорь употребил уже довольно устаревшее ругательство своего деда.
Пришлось согласиться. Игорь стоял вне досягаемости и мог спокойно закидать их крупными камнями в узкой расселине между скалами, куда они забрались из любопытства.
Через три или четыре дня после этого (точнее, через три – Петя все-таки установил Календарный Столб и привязал к нему лодку) исчез Дима. Утром они не увидели его, а Валя сказала, что он ночью ушел к Игорю.
--Что ж ты мне сразу не сказала, мелочь?
--А ну его.., -- с сильной долей беспечности ответила Валя. Не смотря на все уговоры, она так и не оказала благосклонности Диме, и он продолжал страдать в одиночестве.
--И точно, -- согласился Слава. – Будет у них там тройка. Умер Максим, и х…й с ним! (еще одно древнее ругательство, бытовавшее еще во времена смерти Сталина).
Он подумал, что надо бы организовать выборы для Вали нового мальчика – того же Эндрю, который нравился Славе («один-одинешенек здесь, ни друзей, никого, и не скис… не то что некоторые»), но почувствовал такое безразличие к происходящему, такую усталость, что решил не связываться лишний раз с упрямой Валькой. «Захотят, сами сойдутся, -- решил он. – Я им не отец родной».
А спасатели все не появлялись, и Слава почти потерял надежду. Они с Эндрю и Петей несколько вечеров подряд крутили диапазон радиоприемника в китайском магнитофоне, но о кораблекрушении, а тем более о поисках, уже почти ничего не сообщали, радиостанции были полны сообщениями об отставке премьер-министра провинции Квинсленд Питера Битти, которого сменила Анна Блай. Много было полемики по поводу австралийских солдат в Ираке, сообщали в выборах в Японии, а из новостей некоей сингапурской радиостанции они узнали о смене правительства Российской Федерации и назначении Зубкова преемником Путина. Русскоязычных радиостанций китайский приемник почему-то не брал.
Однажды вечером утонул Кузя. Они, как обычно плескались на мелководье, Слава и Петя катали девчонок на бревне, взявшись за его края, а Вадик топил Эндрю. Кузя только что был рядом, но внезапно исчез, а через минуту всплыл спиной вверх. Его даже не сразу заметили, но тут же вытащили на берег и начали делать искусственное дыхание. Было уже поздно. Сердце остановилось. Как он мог захлебнуться на мелководье, для Славы оставалось загадкой. Он много слышал о таких детских смертях, но его организм ни разу не отказал в подобных ситуациях, и максимум, что ему грозило – это долго откашливать воду из дыхательного горла. «Ну не утопился же он сам?» -- спрашивал себя Слава. Кузя лежал на песке с перекошенным в предсмертной судороге лицом. «Может, с сердцем что случилось?» -- это предположил про себя Петя. За время пребывания на острове они, в принципе, не жаловались ни на какие серьезные болезни: никто не подцепил дизентерию, ни сломал конечность, раны заживали довольно хорошо, хотя рука Славы загноилась, и он продолжал промывать ее соленой водой, но рана отнюдь не смертельная, а если и случались периодически у кого-нибудь поносы или рвота от чего-то несъедобного, это не продолжалось более двух-трех дней; в пищу добавляли горькую морскую соль и найденный Петей перец. У Маши и Славы побаливали зубы. Обходиться без курева курящие тоже научились. Правда, они часто перегревались, у девчонок уже по разу, не меньше, случился солнечный удар, но и к этому их организмы привыкли, а кожу покрыл красивый бронзовый загар, отчего друг друга дразнили «черными», а некоторые девчонки даже загорали без лифчиков. И придумали сделать на голове нечто вроде тюрбана из футболок. Тем не менее, Кузя был мертв, и ничто не могло его оживить. Вера и Маша испугались мертвого и ушли к качели между двумя пальмами. Остальные девчонки, подчиняясь выработанным на Большой Земле навыкам, показательно утешали Юду, которая плакала не столько из-за чувств к Кузе, сколько из страха и тоски: все вокруг стало казаться ей ужасным кошмаром, из которого нет выхода, и никто ей ничем не поможет – можно кричать в мировое пространство, но оно будет по прежнему бесстрастно смотреть на тебя. Мальчишки еще несколько раз попытались вернуть Кузю к жизни, но бесполезно. Стояла удушливая вечерняя жара, наверное, завтра опять будет ураган – они уже научились предсказывать погоду по этому знойному мареву.
--Надо хоронить, -- сказал Слава.
И тут начался долгий, изматывающий не менее, чем нервное напряжение по факту Кузиной смерти, спор – как это делать. Слава предложил закопать в песок за ручьем – ближе к Южному берегу и поставить на могиле большой черный камень в форме головы спящего негра, который они нашли на берегу ручья выше по течению, и который уже считался своего рода достопримечательностью. Но Сергей по прозвищу Король и Шут запротестовал, сказал, что разлагающийся труп будет распространять заразу, она попадет в ручей и вообще в воду на их берегу, и вообще он – Сергей – не собирается жить на кладбище. Слава оказался в меньшинстве, поскольку остальные были почти того же мнения, а Юда вообще ничего не говорила, впрочем, к ее мнению не стали бы прислушиваться. Вместо этого Сергей предлагал привязать утопленника к большому стволу дерева и пустить в плаванье по океану – к тому же это был шанс, что его кто-то выловит и по следам найдет детей на острове. Слава не соглашался и уже начал злиться. Но тут Петя, из эстетических соображений, предложил компромиссный вариант: сжечь покойника, а пепел похоронить под черным камнем. После получасовых препирательств и даже личных обид на этом и порешили. Сложили большой погребальный костер, положили в центре Кузю и подожгли. Но то, что так эффектно выглядит в фильмах, в реальности оказалось не так уж красиво. Тело сгорело не сразу, а покрылось ужасными волдырями, которые с треском лопались и напоминали Сергею по прозвищу Король и Шут его недавнюю рану руки от ядовитой лианы, ужасный запах горелого мяса заставил их уйти к Северному мысу, где они сели на песок у самой воды и долго смотрели вдаль, пока на небе не зажглись звезды. Никто ни о чем не говорил. Когда костер потух, Слава и Петя сходили в лагерь, принесли оттуда собачий мех и другие подстилки, и расположились ночевать на открытом воздухе, хотя здесь было больше комаров из леса неподалеку. Утром то, что осталось от костра, закопали на другом берегу ручья и привалили черным камнем.

Окончание седьмой главы:

На следующий день, утром которого прошел ливень, правда, не такой мощный, как первый раз, и немного освежил удушливую похоронную атмосферу лагеря, вечером Петя собрался к Игорю. Слава не удерживал его, но сказал, чтобы был поосторожнее с «этим чмошником». Петя пожал последний раз перед расставаньем обе руки Ксюши, взял копье, пару бананов на дорогу, веревку и собачью шкуру в качестве подстилки, если придется заночевать в лесу. Он еще не знал, о чем будет говорить с Игорем, это была лишь предварительная разведка, но все провожали его тоскливыми взглядами, хотя у всех почему-то сложилось впечатление, что его поход что-то изменит к лучшему. Слава столкнулся с заторможенностью и апатией своего племени и относил это на счет Кузиной смерти. Еще недавно они чуть не дрались из-за девчонок, а тут две овдовели, но никто не посягал на них. Славе это все очень не нравилось. Он пошел в лес и начал рубить довольно большое дерево, из которого хотел построить себе новый шалаш, точнее дом из вкопанных в землю досок и крышей из бамбуковых стволов. Он даже приблизительно не знал, как топором оттесать от ствола доски, но решил, что потом догадается, как это сделать, а сейчас его новенький топор взгрызался в древесину, а на него падали капли ливня, сохранившиеся на листьях.
А Петя шел южным берегом (с северным у него были связаны неприятные воспоминания, к тому же они договорились с Игорем, что собирают яйца с южной части Птичьих скал, и лучше было подойти оттуда). Солнце клонилось к западу, волны набегали на берег, кричали попугаи и какие-то другие птицы (может, птицы-носороги). Петя вспомнил, что они до сих пор не добыли ни одной птицы, а это существенно разнообразило бы рацион – не на одной же рыбе и черепашине сидеть? Правда, Маша с Верой сварили три дня тому «черепаховый суп» в большой раковине – получилась ужасная бурда, которую никто не мог есть, и пришлось вылить. Ему вспомнился эпизод из его прошлой жизни – в Москве: их дальняя родственница приехала из Воронежа, сидит в зале напротив телевизора и подзывает их старого полосатого кота – Кузю: «Ну что, Кузя? Старый стал? На воротник пора?» Кот понял, что ему сказали гадость, потом улучил момент и укусил ее. Петя против воли улыбнулся. Сергей по прозвищу Кузя не был ни в школе, ни тут – на острове Петиным другом, но все равно воспоминание о его немного глуповатом выражении лица сжимало сердце стальной перчаткой. Петя почему-то совершенно не боялся, что нечто такое произойдет с ним самим, ему был еще неведом страх смерти, наоборот, это вызвало бы у него какую-нибудь шутливую реакцию в стиле черного юмора: «Вот смеху то будет – проснется Петька, а голова в тумбочке!» — это из анекдота о Чапаеве. Но что если это случится с Ксюшей? На это Петя никак не был согласен. Он отогнал от себя тоскливые мысли и стал думать, как они окажутся в Большом Мире, в Москве, будут дружить и любить друг друга, и однажды, когда они будут ходить по магазину «Пятерочка», выбирая недорогие вкусные продукты, Петя подойдет к полке с детским питанием и кивнет Ксюше на баночку с диетическим яблочным соком: «Тебе такое купить?», а она засмеется, как смеется всегда – всем личиком. И они будут все время вместе: Петя будет помогать ей с уроками, покажет свой компьютер, игры, фотографии природы разных стран и континентов, звездного неба и средневековых замков. И так они будут вместе, а через три с половиной года, когда Ксюше исполнится шестнадцать, они на следующий же день поженятся и будут вспоминать остров… Остров… «Кстати, -- спросил себя Петя, -- а как он называется? Если это Терра Инкогнита – Неведомая Земля, значит, мы можем ее назвать сами». И ему пришло на ум странное название, которое он как-то раз увидел на каком-то сайте в Сети Интернет – Киндеррейх. Детская Империя. Все правильно! Так и надо назвать.
Тем временем солнце уже наполовину зашло за горизонт, среди джунглей начал сгущаться мрак, дневные птицы уступали вахту ночным, а далеко в океане он увидел спинной плавник акулы, но Петя знал, что заплыть на мелкоту, где они купались перед сном, акула не могла. Он еще больше почувствовал себя доисторическим охотником, когда его обступили скалы. Здесь все напоминало старый голливудский фильм «Миллион лет до нашей эры», который Петя видел в апреле, и чайкообразные птеродактили кричали перед закатом солнца.
--Стой! – крикнул ему Игорь откуда-то сзади, и Петя, повернувшись, увидел Игоря. Высокий, темноволосый, красивый украинец стоял с копьем и кинжалом в руках в десяти шагах сзади него. – Ты что? Тоже ко мне приперся? А почему без Ксюши? Отобрал этот м…к ее?
--Нет. Я просто пришел тебя проведать. Один. И никого нет кроме меня. Так что не бойся.
--Ладно. Поверим. Иди влево, -- Игорь старался не поворачиваться к Пете спиной. Он все еще не доверял ему.
Солнце уже село, мрак между скалами сгустился, и Петя с трудом заметил светящийся вход в небольшую пещерку. Они добрались до нее: внутри на большом ложе из мягких веток сидела Мырзя и опять чинила свой лифчик, а у самого входа Дима подкладывал в костер ветки.
--Вот, что я нашел, -- похвастался Игорь. – Хорошая пещера, небольшая и не сырая.
--А еще здесь есть? – полюбопытствовал Петя.
--А что?
--Нет, просто так спросил.
--Хотите меня и отсюда выгнать?
--Да никто тебя не выгонял. Ты сам ушел…
--Нет, этот м…к меня выгнал, и он знает это.
--Надо нам всем помириться…
--А мне и так хорошо!
--Кузя погиб.
--Как?
--Я думаю, просто сердце не выдержало. Все время на жаре. У Машки был солнечный удар позавчера – и мы ничем помочь не можем – никаких лекарств. Я думаю, у него тоже. Мы купались, он нырнул и утонул.
--Естественно. Кузя же сердечник. Я как-то раз видел его медицинскую карту на медосмотре. Жаль. Хороший парень. Зря его Славка терроризировал. Что вы с ним сделали?
--Сожгли. А что было еще делать? Не бальзамировать же его, как Ленина?
--Это все хреново. Очень хреново. Ты сам-то веришь, что нас найдут?
--Месяц назад я был уверен, но сейчас… хрен их знает… Мы с Эндриком слушали радио по радиоприемнику того мужика… Кстати, ты его потом обыскал, ночью?
--Да, а что мне было делать, если этот м…к уже топором угрожал?
--Да никому он угрожал. Был бы ты на его месте…
--Я бы сделал по-другому.
--Я бы тоже, но по-другому нельзя. Мы не выживем, если разделимся.
--Ладно, что вы там услышали? По радио?
--Нас уже никто и не вспоминает. И я думаю, уже не ищут. Ты хоть один самолет или вертолет видел?
--Да, вчера пролетал какой-то оранжевый самолет, но на большой высоте. Реактивный.
--Ну, а ты что думаешь? – Петя вспомнил, что у него есть два банана и достал их для Мырзи и Игоря. – Как нам отсюда выбираться?
--А я вообще думаю, мы здесь навечно, -- Игорь достал из полиэтиленового пакета свернутые трубкой листья, закурил один из них от костра, а другой дал Мырзе. – Я уже сказал Вичке, она согласилась со мной. А что делать? Не топиться же?
Петя не знал, что ему сказать. Зато он стал рассматривать скрученный в сигару лист:
--Табак нашли?
--Нет, какое-то другое растение, но курить можно.
--А Дима?
--Дима пришел к нам однажды утром, ушел от вас и сказал, что там он быть не хочет.
--Зря. Давайте мириться.
--Тогда вот мои условия: я и Славка, х…й с ним! вместе будем Вождями. И все вопросы решать на Большом Совете. И все у нас снова будет общее. А иначе – нам и здесь хорошо.
--Ладно. Пошел я. Передам.
Петя вышел из пещеры, а Игорь проводил его до берега, потому что в темноте в скалах Петя неминуемо свернул бы себе шею. Петя шел назад в подавленном состоянии. Выскочи сейчас из зарослей собака или еще какой зверь, он вряд ли стал бы защищаться. Ориентируясь по берегу моря, он не мог заблудиться, к тому же снова настало новолуние, но все равно пару раз свалился в воду с невысокого обрыва. Он добрел до лагеря уже глубокой ночью, и Ксюша выскочила из палатки Вали и кинулась к нему на шею. Это взбодрило Петю. Что бы там ни было, а он еще жив, и еще не конец.

Все вместе — 1-7-я главы.

Кое-что еще исправлял и "подрихтовывал".

http://up.spbland.ru/files/07110586/]http://up.spbland.ru/files/07110586/[/a]

Самое окончание седьмой главы и начало 8-й:

На следующее утро Петя рассказал Славе о логове Игоря и его компании. Слава с интересом выслушал рассказ о пещере («Жаль, что у нас здесь нет пещер! Спрятаться от дождя, и то негде»), но мириться категорически отказался:
--Нет и все! Не хочу я его слушать! Мы все меня выбрали и договорились. А он…
--Славка, вот что я тебе скажу: помиритесь, пока мы тут все не подохли.
--Нет!
Слава за вчерашний вечер успел обтесать половину ствола и намерен был с первыми лучами солнца продолжить свою работу. Он предполагал сделать дом на деревянном каркасе, а промежутки заполнить бамбуковыми стволами. Петя с серьезным видом юного архитектора посоветовал ему нечто совсем иное – надо построить один общий дом, разделить его на шесть отсеков (Юду поселить с Валей), которые разделить бамбуковыми стволами, переплетенными пальмовыми ветвями. Слава согласился.

Бери топор, руби хардкор!!!!!!!!
Гони чертей!!!!!!!!

Как известно, на Руси
Лучше Ваньку не беси,
А то схватит он топор
И пойдёт рубить хардкор!

Эй, братья, нам ли горевать?
Ноги в руки брать и вражину гнать!
Эй, братья, кто там прёт опять?
Разгоним злую рать и айда гулять!

Гони чертей!!!

Если землю твою, князь,
Топчет иноземна мразь,
Если грозен враг твой стал,
Значит, врежь ему металл!

Эй, братья, нам ли горевать?
Ноги в руки брать и вражину гнать!
Эй, братья, кто там прёт опять?
Разгоним злую рать и айда гулять!

А за Волгой кушал снег
Оборзевший печенег,
А с востока прёт монгол,
Скоро будет рок-н-рол!

Если же в бою ты поймал кураж,
Хэй! Хой! Хэй! Зарубай гранж!
А как только враг помчится наутёк,
Веселись — зарубай панк-рок!!!

Дети мучились целую неделю со срубленным деревом, его горбылями, которые вкапывали в песок в шахматном порядке (примерно два метра над землей и метр под землей), потом – вытешивали пазы в столбах и клали туда скрепляющие их поперечные доски. Гвоздей не было, и заменить их было нечем, пока Вадик совершенно случайно не нашел более-менее подходящие лианы – ими перевязывали крепящиеся друг к другу детали. Всего вкопали четырнадцать столбов, а поверх них поперечно прикрепили тридцать одну доску (конечно, досками эти куски дерева можно было назвать очень условно) на крыше – в том числе крест-накрест между четырьмя столбами. Срубили еще одно дерево. Пол сделали из молодых стволов бамбука и густо покрыли пальмовыми ветками. На потолок положили большие листья того самого лопуха, который нашел Сергей, а стены и перегородки сделали из бамбука. Топор служил отлично, и хотя Слава десять раз проклял все на свете, всех обозвал и отдубасил, но на Двадцать Третий День (по Петиной новой хронологии) они с удовольствием взирали на очень неуклюжую, но прочную длинную постройку, укрепленную между тремя пальмами. Каждая пара имела комнатку два на два метра и в высоту тоже два метра. Под пол положили дерн из леса, причем опять напустили муравьев, но их перебили, и теперь можно было не опасаться потоков воды во время ливня – дерн по обводу дома укрепили камнями с ручья. Каждый вечер они валились замертво от усталости, но цель была достигнута – дом (уж не важно какой там по номеру они построили). Слава был доволен, что тяжелой изнурительной работой отвлек их от печальных мыслей, и когда все сели у костра и впервые устроили пир отдохновения, Петя включил магнитофон (на сей раз поймал какую-то радиостанцию тоже с электронной музыкой), и они снова танцевали, столь же беззаботно, как и в Первый День. Засыпая, Петя с удовольствием растянулся в полный рост на полу своего с Ксюшей жилища. Все, что делалось в комнатах слева и справа, было отлично слышно, но они не обращали на это никакого внимания – за время своего пребывания на острове дети привыкли видеть друг друга почти обнаженными, и это уже не вызывало нездорового смеха, как в первые дни. Их мускулы окрепли, загар уже стал густо-бронзовым, волосы у всех выгорели и приобрели пегий оттенок, но Мара и Маша нашли в лесу нектар какого-то цветка и обнаружили, что он отлично красит волосы, и все девчонки выкрасились в черный цвет, хотя Юда и так – от природы была иссиня-черной. Сергей по прозвищу Король и Шут теперь придумал шутку: спрашивал у какой-нибудь девчонки: «Какого цвета у тебя волосы?» Девчонка удивленно отвечала: «Черные. Что, не видишь?» А дальше следовал уточняющий вопрос: «А на голове?» В общем и целом Слава был доволен.

Киндеррейх (файл) прочитал. Впечатление пока хорошее.

Продолжение 8-й главы:

Игоря они за эту неделю почти ни разу не видели, так как не ходили за яйцами чаек, только однажды Сергей заметил его вдалеке, собирающего на Северном берегу черепашьи яйца. Слава по прежнему не желал делиться властью, хотя Петя, который его к этому несколько раз подзуживал, даже однажды заявил, что Вице-Президент – это не навсегда, и Славу могут переизбрать. Слава открыто рассмеялся ему в лицо:
--Да ты с дуба рухнул, Ботан! Кого ты будешь избирать вместо меня? Засранца-Вадика?
Вадик «страдал» — однажды под утро ему стало лень идти по большой нужде к лесу, и он справил ее почти у самого костра; Слава это обнаружил, здорово избил Вадика бамбуковой палкой, едва не натыкал мордой в дерьмо и, не взирая на плач и ругательства, заставил собственноручно все убрать. Вадик считал это несправедливым и даже заявил, что уйдет к Игорю.
--Иди! – Слава вскипел от ярости. – Я тебя не держу. Только если ты насрешь там в пещере, он тебя на корм чайкам выкинет. Да и Мара с тобой не пойдет.
С Марой у Вадика тоже что-то не ладилось. Она, может быть, и хотела бы уйти к красавцу-Игорю, но уж точно без Вадика. А Вадика она несколько раз прилюдно обозвала дураком и сказала, что он такой был всегда – сколько она его помнит.
Зато как-то сами собой сложились отношения у Юды с Эндрю. Эндрю осторожно приближался к ней, не допускал никаких вольностей, даже похлопать по заду, что запросто делал Вадик в отношении всех своих одноклассниц. Эндрю приносил специально для Юды бананы, созревшие со времен высадки детей на остров апельсины и рыбу. Юда вдруг обнаружила, что она довольно сносно может общаться с Эндрю на английском языке (ее родители приехали в Израиль в 1998 году, когда ей было всего три года, и покинули его в 2003, и она за несколько лет выучила только самый легкий иврит, но английский знала даже лучше), и он рассказывал ей, как жил в Англии, и о Гарри Поттере. Слава, зорко наблюдавший за детскими взаимоотношениями, поставил на Большом Совете вопрос о том, чтобы отдать Юду Эндрю в жены. Против никто не высказался, даже Валя, которая с самого начала проявляла к Эндрю интерес и ревновала его к Юде. Церемония вступления в брак была обставлена торжественно: для жениха и невесты девчонки сплели из лиан и разнообразных цветов (они ожидали, что лианы будут покрыты яркими цветами, но на самом деле оказалось, что эти сумеречные растения цветут блеклыми и мелкими цветочками), одели венки им на головы, мальчишки посадили их на носилки из двух крест-накрест положенных «досок», а точнее палок, и театрально бросили в воду. Петя не мог сказать, у какого рода-племени есть такой обычай, но замысел ему очень понравился. Опять пировали (на сей раз черепаховый суп у Маши и Веры получился, и они первый раз за много дней влили в свои желудки горячий бульон), танцевали уже под другую радиостанцию (хотя Слава жаловался, что уже половина батареек израсходована, а ведь заряжать аккумуляторы совершенно негде) в стиле диско, одна из композиций оказалась русскоязычная – группы Dance Punk, а Вадик цинично, как Талейран, и громко подпевал: «Побежали в туалет, ты мне сделаешь минет!!» Поздно ночью с факелами гонялись друг за другом по пляжу (Слава нашел по южному берегу много настоящих сосен, и их смолистые ветки отлично годились для факелов, так что отныне можно было ходить по острову ночью без всякой опаски). Это случилось на Тридцать Первый День, согласно Петиной новой хронологии.
--А ты, малолетняя лезбиянка, так и будешь одна, -- строго сказал Слава Вальке, справедливо полагая, что ее скверный характер и неуживчивость стали причиной ухода Димы.
Хотя мальчики часто приносили своим девочкам что-нибудь вкусненькое – какую-нибудь редкую ягоду или лепестки, сладкие, если их жевать, питались они по-прежнему от общего большого котла, принося всю добычу к столу и деля почти поровну (только мальчишки, как правило, ели больше, особенно, когда строили новое жилище). Тогда пару раз Верка с Машкой, как две охотницы эпохи матриархата, ходили в лес за бананами и однажды нашли раненого попугая красивой расцветки, но Маша, конечно, не стала ему сворачивать голову, принесла в лагерь и сказала, что приручит и научит говорить.
--Да, -- заметил по этому поводу КиШ, -- вот только Вадик его таким матам научит!..
--А мы пингвинчики, а нам не холодно! – Вадик напомнил старый анекдот на эту тему.
В общем, попугая привязали за лапку к насесту в комнате Сергея и Маши, промыли ему рану морской водой (других антисептиков у детей не имелось) и кормили сушеными бананами.
Петя взял за привычку каждое утро взбираться на Белую Скалу и обозревать сначала так просто, а потом в бинокль остров и океан вокруг. Он видел плещущихся черепах на северном побережье, резвящихся дельфинов к югу от острова, пенящийся в быстром течении риф на западе, белый дымок среди Птичьих Скал, указывающий на местонахождение Игоря и его племени, — они, вероятно, в этот момент готовили завтрак. Высокие деревья качались от ветра (иногда на остров с востока налетали почти штормовые вихри, и хотя лес с этой стороны спасал лагерь от их дыхания, пару раз пришлось ремонтировать бамбуковое жилище). Но на горизонте ни одного паруса, ни одного силуэта корабля. «А может, действительно, мы на неизвестном науке острове?» -- спрашивал себя Петя.

Стас пишет:

Киндеррейх (файл) прочитал. Впечатление пока хорошее

Роман мне лично самому напоминает Кубик Рубика — слишком много граней — и каждый читатель может найти что-то особенное. К тому же меня не покидает впечатление, что я все это уже писал — как тот герой "Москвы-2042", который сначала прочитал свое произведение в 2042, а потом написал его в 1986.

Замысел романа о современных подростках стал зреть у меня еще в 2002 году — однажды, на спор со второй женой: пока ты приготовишь ужин, я накатаю что-то такое! И правда, когда был готов ужин, я уже зачитал три первые страницы, написанные от руки: затравка состояла в том, что 14-летний герой — дальний "предок" образа Пети, возвращаясь домой из школы на Фонтанке у нас в СПб, так не хотел учить уроки, что долго не мог расстаться с друзьями, а когда пришел домой было не до уроков — по всем СМИ уже сообщали об атаке террористами нью-йоркских небоскребов. Вот с этого все и начинается.

Жаль илюстраций нету...

Ну, почему? Я нашел почти "фотографию" острова. И ув. d'Tols мне прислал несколько фотографий спасательных катеров. Могу выложить.

А какие Вам иллюстрации (нескромный вопрос предполагающий еще более нескромный ответ) ?

Дальнейшее продолжение 8-й главы:

. Мысль о том, что они здесь надолго, может быть навсегда, мало-помалу стала для Пети привычной, он не испытывал большого дискомфорта от отсутствия вокруг масс людей (даже вспоминал свой давний сон – ему приснилось, что все люди на Земле исчезли, кроме него и немногих друзей и подружек, и он, проснувшись, даже начал составлять «список» необходимых друзей, не такой уж и большой) и инфраструктур цивилизации, и даже если бы у них не было магнитофона (а Петя не раз думал, что через некое довольно непродолжительное время – он вычислил, что через два месяца – им придется довольствоваться музыкой волн и ветра, а ведь лодки с магнитофонами не приплывают часто), это ничуть не смутило бы его. Он лишь пытался представить себе, какими они вновь вольются в Большой Мир, а вдруг у них к тому времени будут дети… Взрослые… Эта мысль заставила его рассмеяться, и Ксюша, которую он сегодня взял с собой на Белую Скалу спросила:
--Чего ты?
--Нет, ничего. Смотри, какая огромная бабочка.
Остров был настоящим раем энтомолога, здесь водились самые причудливые насекомые от самых мельчайших до огромных жуков с ладонь и бабочек с размахом крыльев до десяти сантиметров. И надо было иметь мнительность Маши, поднявшей крик, чтобы не восхищаться крупным скорпионом, который однажды забрел на пляж и приблизился к их лагерю. Слава, который незадолго до отъезда в круиз смотрел целый фильм о скорпионах (производства ВВС или что-то типа того), взял горящую веточку и попытался пугнуть скорпиона огнем – существует поверье, что окруженный огнем скорпион кончает самоубийством. Скорпион действительно задергался и ужалил сам себя хвостом, отчего скончался.
Когда Петя и Ксюша спускались со скалы, на дереве над ними подрались два попугая, и много разноцветных перьев попадали на землю. Ксюша собрала их и воткнула себе в волосы, чтобы завидовали другие девчонки. Конфликтов в женской среде острова было на порядок меньше, чем в мужской, и они никогда не достигали такой остроты и ожесточенности. Правда, Вера и Маша очень недолюбливали Мырзю; за все: за то, что у нее такой размер груди, за то, что мальчишки откровенно засматривались на нее, за ее компанейские наклонности, за отсутствие комплексов, даже за то, что она никогда явно не грустила о Большой Земле, — этого всего оказалось достаточно, чтобы уход Вики с Игорем стал для них вполне желательным. В лагере возник режим «двух подруженций», как называл это Петя, при котором они руководили остальными девчонками во всех хозяйственных вопросах. Ни одна из девочек не была феминисткой в западном и даже в российском смысле, и разделение на мужские и женские работы они воспринимали, как вполне естественное, а младшие девочки видели в этом своеобразную затянувшуюся игру. Ксюшу они за глаза считали малолетней дурочкой и «нестильной», Юда, чей флегматизм проявлялся в почти полном неучастии в жарких иной раз дебатах Большого Совета, также не могла составить им конкуренцию, а Валю они игнорировали, хотя та вполне могла проявить свои наклонности во время купания в океане. Слава и Вера жили на редкость дружно (Веру даже не раздражал ночной храп любимого), а вот Маша обнаружила, что за приятной улыбкой Короля и Шута скрывается «вечный ребенок», который будет всю жизнь потом висеть на шее у жены и во всем ее слушаться, просто от неумения самому принимать решения. Это Маше очень не нравилось, и, как и все девчонки, любящие самокопания, она долго анализировала (впрочем, совершенно, без толку) его и свои слова и поступки, и от этого еще больше растравляла некоторые комплексы (или как это называют некоторые девчонки – заводила в голове много тараканов). Но даже мысль заменить Сергея на кого-нибудь другого ее не утешала. Слава был занят, причем навечно (Маша инстинктивно чувствовала, что пред ее глазами родилась великая любовь, которой не будет конца из-за случайной размолвки или обстоятельств, и даже если они когда-нибудь – уже в Большом Мире – разведутся, они будут и дальше контачить и, может быть, еще снова сведутся; тем более, что Маша – давняя Веркина подруга была посвящена во все подробности их долгого романа). Петя Маше не нравился своей манерностью, очкастостью, зазнайством, тем, что смотрел на женщину как на милого ребенка, и ни на что иное согласен не был. К тому же у Пети с Ксюшей пошла такая любовь-морковь, что Слава уже стал подшучивать над ними: дескать, переженим потом наших детей. Оставался еще Игорь – высокий, красивый, бесстрашный (жить на краю острова среди мрачных скал, где галдят почти круглосуточно птицы!) – он нравился всем девчонкам больше, чем все другие мальчишки вместе взятые. Но Игоря стерегла эта сирена Мырзя, которая была уже давно сформировавшейся женщиной, знала это и этим пользовалась. Маша иногда печально рассматривала свою несформировавшуюся грудь (даже у малолетки Ксюши побольше), свои жидковатые волосы, которые от окраски в черный цвет ничего не выиграли. «Но ведь и Мырзя не красавица» -- говорила она себе и вспоминала, что однажды сказал ей в беседе тэт-а-тэт их социальный педагог (в их гимназии вообще было много мужиков-учителей: историк, географ, преподаватель английского, физрук – шестидесятилетний спортсмен в отличной форме – некогда чемпион мира по десятиборью – запросто мог отжаться на брусьях хоть семьдесят раз) – остроумный циник, хотя и идеалист: «В современном обществе женщине трудно играть женскую роль, но другого выхода нет». И она пыталась наверстать, если не красотой или умом (прилежание позволило Маше добраться в отличницах до 7 класса, но потом надо было уже думать, соображать, и тут в отличники вылезли неаккуратные мальчишки-хулиганы, которые зато просиживали за компьютерами днями и ночами, и не только на игровых или порносайтах, чей живой ум схватывал любые сложные построения, вроде теорий происхождения Вселенной или хитросплетения геополитики XIX века; однажды историк – дело было в не располагающем к какой-либо учебной деятельности мае (и сами учителя это признавали) – замучил весь класс, предлагая на фоне карты франко-прусской войны им попробовать переиграть ее за Францию – как она может победить: как войска расположить, куда наступать; а ей все это было глубоко безразлично, кто бы там не победил, зато очень волновало, что соседке по парте ее мальчик, постарше пятью годами, собирается подарить автомобиль, и она даже на права сдала уже, и одежда на ней сидит стильнее, чем на нескладной Маше), то хотя бы своей миловидностью и тем, что все, кто ее видел, тут же начинали беспричинно жалеть ее – это присутствовало еще до автокатастрофы на МКАДе, одним январским вечером погубившей ее родителей, а теперь и подавно.

ВЛАДИМИР пишет:

Ну, почему?

К тому же есть карта КИНДЕРРЕЙХа, нарисованная Петей примерно на Третий День (новая хронология), в углу которой маленькая деееевочка Ксюууууша пририсовала сердце, пронзенное стрелой и написала, что и как.

Окончание 8 главы и самое начало 9-й:

Иногда перед сном Петя гулял с Ксюшей по берегу и рассказывал ей много интересного о Большом Мире, чтобы она чего доброго, как те хайнлайновские пасынки Вселенной, не забыла о его существовании. Ксюша же каждодневно жаловалась на злую маму и очень жалела, что ей не на чем рисовать – она очень любила рисовать с самого раннего детства. Здесь она рисовала палочкой на мокром песке, но волны стирали ее художества. Из всей музыки Ксюше нравилась почему-то Мадонна, разумеется, в ранний период ее творчества. У нее в круизе с собой был комплект наклеек с Мадонной, но тоже потонул. Ксюша мечтала быть художником-дизайнером. Иногда ей хотелось побеситься, и она начинала бороться с Петей, но, конечно же, он побеждал девочку, клал плашмя и прижимал ее руки к земле. Одним словом, не смотря на то, что у начитанного, обладавшего зверски сильной фантазией Пети эротические сны отличались цветистостью – от средневековых гурий мусульманского Востока до полногрудых героинь всевозможных звездных войн, реальность, доходящая двумя хвостиками ему до белеющей шерсти на груди, оказалась куда прекраснее.
Петя все-таки побрился, точнее, состриг ножницами верхнюю часть бороды, а потом аккуратно подбрил остальное бутылочным осколком, вставленным в сосновую щепку. После бритья всегда оставались небольшие царапины, но они быстро заживали. Он выглядел совсем непривычно для других детей – с белым подбородком – эдакой маской под загорелыми скулами и лбом. Остальные брились и стриглись более-менее регулярно, а Вадик попросил, чтобы Машка постригла его под панка с гребнем посередине головы, но эта затея в исполнении Веркиными маникюрными ножницами у нее не получилась. У яванца в лодке бритвы не нашлось, а если и была, сгинула вместе с его трупом, если только ее не нашел Игорь.
Течение выкинуло на Северный Берег еще одну стеклянную бутылку, причем с полиэтиленовой пробкой, но идея отправить в море записку о своем нахождении опять не получилась – у них уже не было ни одного листика бумаги, а ручка Пети потерялась, и ее никто не мог найти. Бутылку снова разбили и наделали резаков для разных тонких работ.
Хотя одной из причин конфликта с Игорем Слава назвал несогласие того установить дежурство ночью у костра, чтобы тот не потух, и его могли заметить проплывающие суда в темноте, ему и после не удалось ни уговорами, ни угрозами добиться этого от своего племени. Петя вообще советовал положиться на авось, и против судьбы не попрешь. Тогда Слава заметил, что он тоже не рыжий, и не стал дежурить ночами сам, как ему сказала в сердцах Машка, если ему это надо. Зато он придумал способ поддерживать ночью хотя бы малый огонь: всякий, кто вставал ночью в отхожее место или просто не спалось, должен был подкидывать в потухающий костер сосновых веток, которые запасали с вечера.
Старую яму с отбросами у опушки леса, уже переполненную, зарыли и вырыли новую. Вообще, проблема отходов очень волновала Славу и Петю – они отнюдь не хотели завалить весь пляж огрызками или дерьмом; отсюда и драконовские меры по отношению к нарушителям. В воду тоже ничего не швыряли, хотя течение с северной стороны пляжа относило почти все в открытый океан.
А лодка все еще стояла на приколе без всякого применения – даже вдоль берега на ней не плавали. Слава после трех неудачных попыток все-таки заделал пробоины щепками и засмолил смолой с сосен, но отправляться на ней в плавание на сотни миль и речи не могло быть. К тому же Игорь забрал одно – как раз целое – весло, а вытесать такое же топором Слава не умел. В конце концов, лодку вытащили на берег и сделали в ней склад разных полезных вещей – от веревок до раковин моллюсков, которыми они сразу же научились пользоваться, как посудой.
Однажды Слава и Петя добрались вброд, а затем, держась за большое бревно, на котором обычно катали девчонок, до рифа, взобрались на него (здесь было воды по щиколотку) и стали рассматривать в бинокль горизонт, но, естественно, ничего примечательного не увидели. Вернуться назад оказалось трудно – пришлось бороться со встречным течением, которое грозило угнести бревно с ними дальше на запад. Слава прикинул, как они должны были в первую ночь устать, чтобы добрести и добарахтаться целую милю до острова. И никто не утонул!
Когда Петя возвращался с Ксюшей в лагерь, они бежала впереди него и показывала Вале диковинку – морскую звезду, выброшенную на песок и найденную ими, а Петя находил Славу и КиШа, лежащими у костра – тоже голова к голове:
--Слав, ты на права сдавал?
--Пока нет. Хотел, как только мы приедем, пойти на курсы… Б…ь! Так и просидим здесь, а я должен был… Моему бате подарили тут шикарную «Тойоту». Ваще! Класс! Как в квартиру заходишь. А идет так плавно, нигде не трясет. Так он мне говорит, отдам девятку, если выучишься.
--А вообще, на права сложно?
--Нет. Главное потом набить руку. Я уже ведь ездил. За городом, конечно. Батяня давал.
--Ну и сколько это будет?
--Штук пятнадцать.

Ночью воры влезли в музей,
И один другому сказал:
«Ты, брат, бери, что хочешь, только скорей,
А я сгоняю пока в тронный зал, я мигом!»

И остался вор один
Средь старинных скульптур и картин,
И видит он ту графиню, что с доблестным мужем
На картине,
Вся в нарядах,
В платье синем.

Вор, подумав, нож свой достал.
И графиню от мужа он отделил.
И с улыбкой графу сказал:
«Твою супругу я полюбил, не гневайся!»

Лишь только покинули воры музей,
Как с картины сошёл разгневанный граф.
И в тёмном парке настиг он друзей,
Обидчика к дереву крепко прижал:
«Ну что, попался, разбойник,
Я тебя проучу!

Хотел, проклятый, меня разлучить ты с женой!
И в наказанье тебя я с собой утащу,
Навечно ты будешь у меня под ногой!»

Стоит графиня на картине,
Обнимает мужа своего.
И благородный граф вдаль взгляд направил свой,
И плачет бедный вор под его ногой.

--Да! шнурки наказание! приходилось их не завязывать и убирать в нутырь кед, зато как тапочки, одел-пошёл.
--Мне уже все учителя делали выговоры за развязанные шнурки! А что мне ответить? «Не завязываю, потому что они всё равно потом развяжутся!» Так что тоже в кеды убирала.
--Ага, а лучше вообще в пижаме по школе ходить или в халате, чё всё время одеваться по утрам? Или вообще ходить, как мы тут ходим. Ну, разумеется, когда тепло на улице.
--А нахрен тогда вообще одеваться?
--А ведь вариант! Прикольно же!
--Одежда нужна, что бы быть не такими, как все, быть индивидуальным, и потом что бы (сорри) попа не мёрзла по зиме.
--Нет, скорее, чтобы народ не засмущать, и чтоб бабульки потом не орали и милицию не вызывали… Ксюша, дай мне еще банан.
--Ну, так всем же людям, а не новому поколению... хотя знаешь, я бы точно испугалась, увидев пару бабулек голеньких впереди.
--Меня бы инфаркт схватил бы, и это в мои то годы…
--Типа ты такой старый, уже сорок пять, и у тя внуки…
--Но испугаться можно хорошо!
--Слушайте, парни, девчонки, а как мы будем день рождения справлять? У меня в октябре. Что у нас сейчас? Хоть какой месяц?
--Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха!!! Ты б еще спросила: какой год? Так подходишь к человеку на улице и вопрос: а какой сейчас год, не подскажете?
--А хундов его знает! Вроде бы, как раз октябрь сейчас. Тут же никакой смены времен года нет. Гео-графиня…
--Да, мы в субэкваториальном поясе. А я думаю так: надо справлять день рождения в любой день, когда захочется, когда настроение будет. Вот римские императоры…
--Опять Петька! Не надо! А то мне все кажется, что я на уроке истории, и Игорь Серафимович начнет спрашивать.
--Это плохо, когда зимы нет.
--А чё те не нравится? Машка, иди сюда… Иди… Ну пожалуйста! Иди, иди… Вот так.
--А представляете, что кроме нас никого на свете вообще нет. Мне такой сон однажды снился. Я просыпаюсь, и думаю: надо было бы сразу пойти по магазинам – электричества нет, и сигнализации никакой – сначала в ГУМ, и еще в этот ТЦ на Манежной…
--Валька, быстро выключила магнитофон! Резко! Хватит батарейки сажать. Потом я тебя заставлю саму их рожать!
--Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха!!!
--От кого это? Рожать?
--А че там Вадик с Марой пошли?
--Да оставь ты их!
--Вы смотрели «Каллигулу»? Мы однажды с Машкой ходили, правда, Маш? Так все романтически начинается: такой мальчик бежит за девочкой по парку. А потом такая дикая оргия. И мужика одного там заставили выпить целую амфору вина, а потом разрезали живот, и все это оттуда…
--Фу, Верка, не рассказывай. Я это вспоминать не хочу.
--Знаю. Говорят, тому голливудскому актеру здорово заплатили за это.
--А сколько?
--Х/з.
--А ты бы сколько запросил, если бы предложили?
--А н…й мне соглашаться? Это вообще не мое дело, Серый. Я буду офицером ФСБ. Хочу в Академию госслужбы. Верку в МГИМО батяня устроит…

ВЛАДИМИР пишет:

А какие Вам иллюстрации

Постройки...

Продолжение 9-й главы:

--Смотрите, как красиво. На небе…
--Дай бинокль.
--У нас химоза прикольная. Такая молоденькая. Прошлая такая мымра была. А эта в таких юбочках мини на работу ходит!
--Да, за ней этот историк – Игорь Серафимович – пытался ухаживать. Хе-хе…
--Старый козел!
--Нет, историк – нормальный мужик. Интересно все рассказывает. Мне советовал один сайт, там какой-то мужик написал книжку, как будто мы все еще живем в Средние Века. Забыл, как этот сайт называется…
--А у нас здесь мы живем в Первобытном Строе. Как «Планета обезьян»… У меня раньше девчонка была…
--У тебя, КиШ, девчонка?
--А почему бы и нет?! Чем я хуже других?! Такая была малолетка – ей одиннадцать лет. Да, мы недолго дружили. Она меня просила повести ее на «Мадагаскар», а я не хочу на такое … ходить.
--Три года это не разница, а когда девочке четырнадцать, а парню двадцать пять или двадцать шесть, вот это уже что-то интересное, но, смею вас обнадёжить, из таких отношений ничего не получится.
--А почему, Петька?
--Возраст не главное. Главное внутренний мир.
--Маш, сама знаешь, что это всё фигня и детские сказки, про возрастную любовь. Из этих отношений ни разу ничего не выходило, обычно самыми удачными выходят случаи, когда девушка старше парня на два года или младше на один-два года, в других случаях очень большая редкость.
--А сам-то?
--Ну, мы здесь – особый случай.
--Кстати, не большая редкость... почти у всех моих подруг парни старше их на шесть-семь лет... и все ок.
--Разница в возрасте ощутима в варианте, когда девушке лет тринадцать-четырнадцать, а парню от восемнадцати, в этом случае либо парень будет «большой игрушкой» для девушки, либо девушка, видя во взрослом парне «второго папу», может влюбиться по уши и в этом случае сама станет игрушкой в руках парня.
--Да, нет, Петька, ты не прав. Все не так. Конечно, если у малолетки ничего нет в башке, это да. А так…
--Сколько было лет Наташе Ростовой? Тринадцать или двенадцать? А этому козлу?..
--Нет, это у него папаша был козел. Хорошо, что мои родаки не такие.
--Ха-ха!! Я вспомнил, мне рассказывала тетя, которая завуч…
--Разве это твоя тетя?
--Ну да! А ты думал, кто?
--О ком вы?
--Ну, знаешь – Светлана Викторовна.
--А… эта новая светлая?
--Да. Когда, помнишь, у нас Танька пропала, она всех нас расспрашивала…
--А Таньку нашли? Живая?
--Еще бы! Живее всех живых! Она с какими-то хачами связалась.
--Ну и дура!
--Ну, кому что больше нравится. Так ее перевели в другую школу.
--А кстати, хотел спросить: у кого-нибудь была девчонка из хачей? У тебя, КиШ, была?
--Нет, что ты!
--А вот ни у кого и не было.
--Интересно. Как только вернемся, этим и займусь…
--Ах ты! Б…б!!!…
--Ай! Верка… Ай! Не надо! Я же пошутил… Я же… эксперимента ради…
--Я тебя кастрирую, если что, несчастный.
--Ой… Ну и что, Петька, твоя тетя?
--Вот, она рассказывала, что когда подводили итоги сочинений по «Войне и миру», литераторша говорит, что кто-то там написал такую фразу: «Старый князь жил в горах». Они лежали полчаса всем педсоветом. Ржали.
--А я не понял, в чем прикол? Что тут такого?
--Ну не в Грузии же он жил? А Лысые Горы – это просто так называлось имение. А потом говорит: «Залина и Ира все время перехихикивались, а под конец нагло списали друг с друга!»
--Гы-гы-гы-гы-гы!!! Значит, было, чё списывать.
--Что тебе, котенок?.. Сейчас провожу. И Вальку тоже? Ну, знаете, я тут не нанимался всех девчонок в сортир водить, причем, в женский.
--Я боюсь. Вдруг что-то из леса выскочит… Ой! Я… у меня заноза. Вот.
--Терпи… Так. Терпи…
--Ты зубами?
--Все. Пойдем.
--Что там Юда и Эндрю делают?
--Сидят у себя. Эй, Эндрю! Хэв ю э брекфаст, то есть, черт! э динэ?
--Сенкью, ай хэв.
--Пойдемте, девчонки. Вот, копье специально беру. Рррррррррррр!!!!

Вот его план сверху:

Точки — это вкопанные четырнадцать столбов и поверх них — в т.ч. крест-накрест 31 перекладина. Каждая комната — 4 квадратных метра (примерно). Инстинктивно они построили почти то же самое, что строят индонезийские и малайские бедняки, если бы еще на сваях, то совсем было бы похоже. Впрочем, материалы в наличии диктуют.

Окончание 9-й главы:

--КиШ! Серый, ты смотрел «Саус Парк».
--Да. «Саус Парк» рулит. Особенно понравилось про Картмана и анальный зонд. Хэ-хэ… И еще, Слав, пока девчонок нет, хотел тебя спросить: как это у тебя с Веркой в первый раз получилось?
--Она говорит, офигительно. Я же у нее первый. А мне показалось… Да, она – дура. Ты посмотри, как она там причесывается. Она чуть все не испортила.
--Это как?
--Да все мне говорила, зря это, я не хотела вообще до восемнадцати. И нас чего-то в самый решающий момент… хэ-хэ… переклинило на политику. Я спросил, вот если б тебе было восемнадцать, за кого бы ты проголосовала на выборах. А она говорит: за Союз правых сил. Я чуть импотентом не стал!!! Ха-ха!!
--А ты?
--А я за «Единую Россию», ясен пень. Я ж не какой-нибудь ё…ь? Я вообще нормальный русский националист, как мой батя. То есть считаю, что хачи пусть живут, но не у нас на голове.
--А мои голосуют всегда за Жирика.
--За этого г…на?
--Бывает, когда девчонка сама захочет, что б ей целку порвали. Поставит такую цель. Мне одна такая попадалась, но у нас с ней ничего не получилось. Не понравилась мне. Хотя тоже слушает «Короля и Шута».
--Что вы тут о целках говорите?
--Нет, ничего. Где все?
--Мара и Вадик отрубились. А Эндрик с Юдой пошли купаться. А Петька повел этих двух красавиц в лес… Я не понимаю, что Ботаник в ней нашел? О чем они вообще разговаривают? У нее же мозги куриные.
--А вот нашли друг друга.
--Ну, мы уже спать будем?
--Иди, я еще посижу.

А не запустить ли мне голосование на тему: надо ли мирить два племени, возникших на острове КИНДЕРРЕЙХ (одно — традиционное — во главе со Славой, другое — новое — во главе с Игорем)?

И хотя пошаговые стратегии на альтфорумах, как правило, не удавались (пример с моей попыткой еще в 2005 запустить такую пошаговую стратегию опосля убийства Гитлера 8-11-1939), попробую задать этот вопрос знатокам подростковой психологии.

Результаты опроса будут иметь совещательный характер, но все интересные мнения обязательно учту.

Поскольку никто не высказался, (кроме одного человека, который совершенно справедливо видит в КИНДЕРРЕЙХе новую русскую литературу, решительно противостоящую всей этой ... интеллигенщине), решил я их помирить. Читайте здесь: http://alternativahist.fastbb.ru/?1-2-0-00000117-000-0-0-1194449158

Начало 10-й главы:

Седой старик, на вид довольно скверный,
С бутылкой рома вышел из таверны.
Возле молодых он офицеров оказался,
И сказал один из них: «Ну, вот и ты попался!»

Остались в прошлом бравые походы,
Но грозный нрав не изменили годы.
«За мою поимку ваc ребята ждет награда.
Согласитесь, смерть, ведь нам её уже не надо».

В океане нету места, где бы мы не побывали!
И скажу я вам сейчас без дураков, без дураков!
Вы, ей богу, смельчаки, не на того сейчас напали!
Не охотятся на печке на волков.

«Ты очень стар, но держись умело.
Но ты не прав, тут не в награде дело.
Мой отец был капитаном славного фрегата.
Он погиб от грязных рук твоих, от рук пирата».

«С твоим отцом история другая:
Он в пасть акулы прыгнул, убегая.
Но перед этим он страдал, испытывая муку —
Отрубил ему в бою я голову и руку».

В океане нету места, где бы мы не побывали!
И скажу я вам сейчас без дураков, без дураков!
Вы, ей богу, смельчаки, не на того сейчас напали!
Не охотятся на печке на волков.

От гнева вздулись вены офицера,
Вонзил кинжал он в шею флибустьера.
Уронил бутылку на песок старик, свалился.
А из раны вместо крови крепкий ром полился.

Одним утром (ночью накрапывал мелкий дождик с сизых, почти московских туч, и они все промокли, ибо пальмовые крыши не спасали от дождя, продрогли, а Ксюша даже простудилась, чихала, и Петя всю ночь согревал ее, прижав к себе) Петя еще с берега заметил в воде неподалеку какое-то крупное тело сизого оттенка. С Камня Совета в бинокль было заметно, что это какое-то китообразное. Дети пошли в воду и вскоре добрались до туши – ее постепенно сносило течение от Северного мыса к Западному Рифу. Это оказался мертвый дельфин, но совсем не похожий на классическую афалину, местной разновидности. Его вместе тащили к берегу, что оказалось куда легче, чем дотащить трехцентнерную черепаху, но когда Слава напомнил Пете: «Сейчас, Ботан, будем тебя насильно кормить. И если не сдохнешь, мы тоже будем есть», Петя засомневался:
--А еще неизвестно, отчего он сдох.
Это соображение в конце концов заставило их бросить добычу, они возвратились на берег и стали доедать вчерашних крабов. А Сергей заметил, когда тело дельфина скрылось из вида:
--Была такая рок-группа «Мертвые дельфины»…
--Не рок, а что-то вроде попсы, -- возразила Маша.
--Нет, рок!
--Ты еще назови своего «Короля и Шута» панк-группой!
--А что?
--Нет. Следующий, кто опозорит грозное имя панка связью с КиШем, будет мною задушен. После чего оскоплён, выпотрошен, четвертован и обезглавлен, -- это Маша заявила Сергею, который ничего не мог сказать, кроме как улыбнуться.
Это было на Тридцать Седьмой День Новой Хронологии.
За завтраком Слава вспомнил одно обстоятельство:
--Петька, а если ты думаешь, что этот остров никому, кроме нас, неизвестен, надо же его застолбить и объявить частью России.
--Точно! И как это мне раньше не пришло в голову??? Если бы он был чей-нибудь, тут стоял бы чей-нибудь флаг.
--Это не обязательно, а флаг нам сделать надо и где-нить поставить.
--А из чего?
--Джинса у нас еще осталась – будет синий цвет. Красный… у этого придурка надо фанатский шарф изъять, а белый… у Ксюши трусики белые – как раз! Ха!
--А в чем она ходить будет? И мы все в чем ходить будем, когда это все барахло развалится? – Петя посмотрел на Веру, которая подвязывала концы порванных трусов – они порвались об дельфиний плавник.
--Хреново, но придется просто так ходить. А из чего ты предлагаешь?
--Да, мне Ксюша так и сказала, что ей понравилось спать со мной голышом.
--Ах ты, какая!
Сергей с грустью посмотрел на свою черную футболку, на которой очертания Короля и Шута уже неузнаваемо расплылись и вылиняли. От Кузи, чье имя они, повинуясь некому первобытному суеверию, никогда не упоминали, чтоб ненароком не вызвать его дух, у них осталась рубашка-сетка для ловли рыбы, тоже уже в растерзанном состоянии.
--Что будем делать сегодня, шеф? – спросил Петя после завтрака.
--Ничего. Сегодня у нас будет выходной. Жратвы достаточно. На обед наловим крабов. Мне они все больше нравятся.
Рыбы у Северного Мыса ловилось все меньше, но дети утешали себя тем, что что-нибудь придумают: например, будут ловить птиц. Петя задумался о миллиардах людей на Земле, которые никак не могут общими усилиями найти их сообщество, затерянное в океане. Он вспомнил, как в детстве однажды спросил папу: «А что будет, если все люди на Земле дадут мне по одному рублю?» Папа рассмеялся такому зигзагу детского ума и честно ответил: «У тебя будет один миллион долларов». Убирать объедки и сор сегодня Слава назначил Мару и Вадика, и они понурые мели пальмовыми ветвями пляж вокруг лагеря.
После завтрака Петя дал выпить все еще чихающей Ксюше большую раковину нагретого «лимонада», чтобы поправлялась, а сам отправился по большой нужде в заросли в сторону Белой Скалы, и только расположился, как услышал, что его зовет чей-то негромкий голос. Это был Дима в рваных трусах и с копьем.
--Привет. Как вы там поживаете?
--Игорь ждет тебя на Белой Скале.
--А что? – Петя заподозрил что-то неладное.
--Он хочет с тобой поговорить.
Заинтригованный Петя стал перепрыгивать за ним по камням вверх по ручью, даже не заглянув в лагерь, не посоветовавшись с остальными детьми их племени и ничего не обув. Они взобрались на Белую Скалу, и Петя увидел Игоря и Мырзю (ее с опущенной головой), сидящих на краю скалы, с которого открывался вид на восточную часть острова. У Мырзи были в нескольких местах опалены пряди ее соломенных волос, а на животике виднелась жженная рана.
--Привет. У нас был пожар, -- Игорь сразу открыл карты. – Мы решили вернуться к вам… Но одно условие: если Славка не хочет делить власть со мной, тогда пусть мы будем править втроем – и ты тоже.
--А что случилось?
--Не затушили окурок.., вспыхнула подстилка.., сухая.., я успел спасти Вичку.., но ее обожгло, -- Игорь дотронулся руками до ее ранки размером с крупную монету, где розовое тело просвечивало через смуглую кожу. Петя видел однажды такую рану у девчонки, которая заснула с сигаретой, и подумал: «Ничего, у той за два месяца зажило. И у Мырзи заживет». – А все наши вещи сгорели, и зажигалка – там еще оставалось на несколько раз спирта, -- продолжал Игорь. – Я успел еще кинжал спасти.
--Мы дыма от пожара не заметили…
--Это ночью было. Хорошо, дождь был. А Димка наглотался дыма, чуть не сдох. Х…о получилось. Вот и решили вернуться.
Игорь умолчал еще об одной причине возвращения: Мырзя за последнее время очень тяжко переживала отрыв от уровня цивилизации в племени под руководством Славы – ей надоело отсутствие расчески, зеркальца, а равно и надоело чистить пещеру и ее окрестности от птичьего дерьма, хотя дождь им был не страшен, а еды довольно, но Мырзя откровенно скучала по женскому обществу, тем более, что Игорь не был из числа приятных собеседников, а Дима постоянно пребывал в подавленном состоянии. Накануне пожара они с Игорем первый раз поссорились, и она была накануне того, чтобы объявить забастовку по всем делам.
--Хорошо. Я поговорю со Славкой. В крайнем случае, скажу, что если он не согласится, тогда я уйду. Построим шалаши за Северным Мысом, -- Петя отлично знал, что никуда не уйдет, но обнадежил Игоря, который, видно было, совсем растерялся.
Петя вернулся в лагерь и подозвал к себе Славу. Явилась, что-то заподозрив своим женским чутьем, также Верка. Петя рассказал о пожаре в пещере Игоря, и о его предложении. Слава неожиданно согласился. Ему, конечно, было глубоко наплевать, сжег или нет Игорь себе на пожаре руку или что-нибудь еще («хоть я..а!» — добавил он), но образ едва не сгоревшей Мырзи резко изменил ход его мыслей. Верка угадала это тем же самым чутьем, и это ей очень не понравилось – она уже в который раз испытывала уколы ревности: засматривался ли Слава на других девчонок в парке, где они гуляли весной, или показывал ей сделанные мобильником фотки своих предыдущих девчонок (на самом деле тех, кто одаривал его благосклонностью, пока Верка два с половиной года проверяла его чувства, но он всегда неизменно говорил: «С этой – Анькой – я познакомился еще в седьмом классе… Тупая девчонка. Тату себе делала и заболела гепатитом. Да… мы с ней уже давно не виделись. Она на Речном Вокзале, кажется, живет», и она верила, сквозь ревность).
Церемония Великого Примирения, казалось, была обставлена по-особому. Игорь за руку с Ксюшей и с крисом в другой руке подошел к Камню Совета со стороны леса (Дима в роли оруженосца нес их оставшееся имущество). Слава стоял как вождь немного впереди своего племени, только Петя встал слева в стороне, как посредник. Остальные дети переглядывались, а выздоровевшая Ксюша оторвалась от рисования на песке дельфина и взяла Петю за руку. Но никаких особых обрядов не последовало.
--Привет, -- просто сказал Слава Игорю, как будто они расстались вчера.
--Привет, -- ответил Игорь.
Они ссорились со Славой уже раз двадцать – еще на Большой Земле – потом скучали друг без друга, мирились, потом снова все начиналось по кругу. Это была их самая крупная ссора, но закончилась она столь же буднично, как и все прочие. Слава осмотрел рану Мырзи и дал ей помазаться соком какого-то незнакомого детям дерева; они случайно обнаружили, что этот сок хорошо заживляет раны.
Отдых после завтрака плавно перерос в обильный обед (зажарили соленое черепашье мясо, наловили крабов, выжали из апельсинов камнем сок). Игорь и Слава уже через полчаса болтали друг с другом с обычной беспечностью, будто и не ссорились, подкалывали друг друга, Игорь рассказал ментовский анекдот: В отделе кадров: «А как долго вы проработали на последнем месте?» «Пятнадцать лет». «Это прилично. А почему вы ушли?» «Срок кончился». Петя рассказал историю, как он ехал в маршрутке, а напротив него ехали три женщины, не первой молодости (правда, все женщины старше тридцати ему казались старушенциями, кроме его моложавой мамы, конечно), по виду ларешницы, и одной из них позвонил муж и сказал, что попал в аварию на своей машине, точнее сбил пешеходов. Она обмерла, а ее товарки стали требовать подробностей: «Что там? Сколько?» — Она показала три пальца – три трупа. Тогда ее подруга сама позвонила мужу, который заявил, что пошутил… Была истерика на всю маршрутку и т.д. Опять танцевали, радио на сей раз поймало какую-то арабскую или пакистанскую радиостанцию.
--Машка, ты умеешь танцевать танец живота?
--Нет.
--А ты, Верка? – продолжал интересоваться КиШ.
--Тоже нет. Но у меня подруга участвовала во Всероссийском конкурсе танца живота, и могла получить третье место, но ее обошла какая-то девчонка из Петербурга.
--Я умею, -- к Мырзе возвращалась роль самой-самой девчонки. Она больше всего на свете в этот момент жалела, что не сделала себе перед круизом татуировку в виде бэтменовских крыльев на лопатках – эта деталь оформления «роковой женщины» вообще бы поставила ее на недосягаемую высоту. – Но я сейчас не буду, пока не заживет.
Если Слава и Игорь помирились просто и легко, появление Мырзи – этой опаленной огнем кометы внесло роковые изменения в стабильную планетарную систему, созданную двумя подруженциями. Они слишком хорошо понимали, что Мырзя превосходит их по всем параметрам, и если она не была отличницей в школе, курила на переменах и прогуливала каждый пятый урок, то это, естественно, не уменьшало количества поклонников (Маша курила от стресса, перенесенного в связи с гибелью родителей, и почти всегда в одиночестве). Они утешали себя лишь тем, что от такой яркой и бурной жизни у Мырзи там внизу уже просто настоящий гараж, и она скоро состарится, и ее надолго не хватит.
А Петя и Игорь посадили к себе на плечи Ксюшу и Мару (Петя подумал про себя: «Тяжеленькая!» — как и все мальчики, чьи мамы обладают твердым и бескомпромиссным характером, он боготворил свою избранницу и всегда мечтал о жене-ребенке) и побежали в воду, а девчонки стали сражаться друг с другом, стремясь сбросить соперницу-наездницу с плеч мальчишки в воду.
Валя с завистью смотрела на них. А Дима, в личной жизни которого ровным счетом ничего не изменилось, ковырялся в костре палкой.

Вечером Игорь, Петя и Слава – Триумвират (Петя вспомнил, что прочел это слово в маминой «Малой истории искусств. Античное искусство» — в хронологической таблице) – снова, как и сорок дней назад, полулежали у костра. Игорь рассказал о пещерах, целую систему которых он нашел на северной стороне Птичьих Скал. Слава подумал, что было бы неплохо иметь там жилье, особенно, если наступит период дождей – из того, что он учил по географии и климатологии, следовало, что они попали на остров в относительно сухой период, но максимум через четыре месяца начнут по целым суткам лить дожди, и их бамбуковые клетушки сгниют от сырости. Зато Игорь оценил их строительные работы, и они решили завтра же сделать пристройку к их караван-сараю, а на эту ночь Валю и Диму переселить к Юде и Эндрю.
--Над нами летают самолеты. Я видел раза два, -- говорил Игорь. – Но они не могут заметить. Слишком высоко. Кораблей никаких здесь не ходит. Что там по радио о нас говорят?
--Да не х…я о нас уже не говорят по радио, -- Слава поник головой. -- И не ищут. Козлы!..
--А что ж твой батяня? Ты говорил, он чуть ли не с Путиным дружит…
--А это ты тут бухтел про своего, Мент. Что же он?
Мальчишки снова смерили друг друга недружелюбным взглядом.
--Все, -- Петя сел между ними. – Кончили!
--В каком смысле? – решил пошутить Вадик, отрывая надкрылья у огромного жука.
--Кончили, а то забаню обоих, как говорят модераторы.
--Такой прикол, -- Сергей собирал объедки в пакет, чтобы выкинуть на свалку. – Опытный программист всегда ставит перед собой ночью две чашки: одну пустую, а другую с водой.
--Ты ламер или юзер?
--Все-таки юзер. Я переустанавливаю за три часа.
--А я за час.
--Нет, я тоже сам Wind за час, но еще другие программы. Вообще, почему у нас тут компьютера нет?
--Ну и был бы, что бы это изменило?
--А он по порносайтам привык лазить – вот и «ломает» его.
--Да ну вас. Тут и так столько красивых девочек…
--Нет, уберите этого маньяка! Ему одной Машки мало!