Я опасаюсь, что рассуждение о нежестокости и непритеснительности этой меры
многим покажется просто ирониею, и я не стану доказывать, что жесточе и
притеснительнее этой меры ничего нельзя выдумать, ибо выселить людей из
одного места, перевесть их в другое, поселить их там против воли и вдобавок
еще связать ограничениями в праве промысловых сношений, — это в существе
значит не что иное, как в корень их разорить и покрыть их позорнейшим
бесславием перед всем христианским миром. Но я не буду развивать этой
мысли, которая сама по себе ясна с первого взгляда; а я укажу лишь на
практическую сторону пересыльных операций, рекомендуемых киевским владыкою.
Во 1-х, где мы можем приготовить ссыльное место для сектантов? Место это
должно быть очень пространно, потому что у нас сектантов много, а при
усилении гонения на них число их, конечно, еще более увеличится, ибо народ
наш и на сей раз не изменит своего убеждения, что "не та истинная вера,
которая мучит, а та, которую мучат". "Не даде бо нам Бог духа страха"
(2 Тимоф., 1, 7): они станут "в терпении стяжать души" и удивят всех и своим
характером и своим числом: место для них потребуется очень большое... Где же
оно? В средине государства такого места не выберешь: здесь и так все уже
заселено, да и притом тут неудобно надзирать за общением сектантов с
несектантами. Иначе пришлось бы закрыть проезжие дороги и оцепить границу
ссыльного места кордоном. Надо поискать просторное место для сектантов по
окраинам.
Предположим, что для них, например, отведут Архангельскую губернию; но
тогда надо же прежде подумать: куда убрать отсюда всех православных, живущих
ныне в Архангельской губернии? Всеконечно необходимо начать с того, чтобы
выселить отсюда всех православных, дабы они не смесились с сектантами,
которых погонят на их место, иначе опять произойдет смешение и на новых
местах явится то же самое, что было на старых. Стало быть, не может быть
спора, что прежде самих здешних православных надо куда-нибудь переселить...
Куда?.. Опять требуются новые местоназначения... А если эти
православные возропщут и скажут: "Не трогайте нас; мы здешние и здесь хотим
жить и умереть... За что вы нас тревожите?" Право, не знаю, что им тогда
ответят, за что их сгоняют с насиженного места на другое, отдаленное и
незнаемое? Не выйдет ли тогда, что эти люди "страдают за православную веру?"
Теперь обратимся к так называемой политике, которой
высокопреосвященный Арсений дает очень веское значение в оценке достоинств
сектантского учения. Допустим, что у сектантов действительно есть свои
смелые политические убеждения, простирающиеся до того, что они даже
сомневаются (стр. 153), "неужели и Закревский был поставлен от Бога". Если
это так и сектанты эти отказываются верить, что "и Закревский был поставлен
от Бога", то при каких обстоятельствах это может обнаружиться более резкими
проявлениями: тогда ли, когда все люди подобных убеждений рассеяны по лицу
всей земли вперемежку с людьми, имеющими другой взгляд на назначение
Закревского, или тогда, когда указываемых митрополитом вольнодумцев соберут
от всех концов в одно место и они представят плотное население в несколько
миллионов (положим, хоть в три) и при единстве своих взглядов скрепят свой
союз еще единением в ненависти к истязующему их правительству? Два ответа на
этот вопрос невозможны; старая политическая доктрина основательно учит, что
люди, рассеянные им и не имеющие центра действий, всегда гораздо безопаснее
для власти, чем те же люди, собранные вместе...
Но идем далее: предположим, что правительство, во уважение церковного
авторитета митрополита Арсения, по его слову двинуло бы переселение народов
России с места на место. Представляю каждому вообразить себе эту ужасную
картину повсеместного плача, сортировки людей и высылки их, по указанию
духовных лиц, а также эти перекочевки целыми группами, с детьми, скотом и
всяким скарбом... Поистине это было бы нечто вроде великого переселения
народов под конвоем, ибо иначе народы эти, собранные в большую
группу, пожалуй, и не дойдут по маршруту...
Но допустим, что и эта "нежестокая и непритеснительная мера" (164)
благодаря великой скромности русского народонаселения совершилась
благополучно: что же тогда? Живые люди не могут оставаться в неподвижности
сердца и мысли, и среди переселенных сектантов может начаться движение в
сторону церкви. (Имея в виду довольно частые в наше время обращения в
православие сектантов и даже иноверцев, такие случаи нельзя считать
невозможными.) И что же тогда, как быть с покаявшимися и обратившимися?
Очевидно, их нельзя будет оставлять среди коснеющих в своем заблуждении, и
надо их снова как можно скорее куда-нибудь выселить... Куда же? опять на
старые места; но там уже дом их пуст, или на селе их сеет другой. И где же
будет граница этим расселениям и когда придет им конец?.. Что за страшную и
неблагодарную работу должно будет принять на себя с этою мерою
правительство, перед которым все государство явится не в нынешнем положении
мирной страны, а в плачевном состоянии какого-то пересыльного церковного
этапа.