В качестве "конс.. ¶
В качестве "конструктивного предложения" — ударная "пехота меча и баклера" должна стать четвертым родом войск.
Для примера запощу-ка я статью Чарльза Омана:
В случаях, когда мы должны были иметь дело с испанскими армиями в более ранних столетиях, мы видели, что они были прежде всего конными армиями, с двумя видами всадников: рыцари в тяжелом вооружении, распространенные по всей Западной Европе, и "гинеты" или "гинетарии", спецефической испанской конницой. В пехоте, очень презираемой по сравнению с конницей, было много арбалетчиков, наемников или городских ополченцев ("баллистеро"). Баски когда-то были известными метателями дротиков, и иногда упоминается арагонская пехота "меч-и-баклер".
Но конницу считали более важным родом войск, и орды гинетов были национальной и самой внушительной ее частью, тактика которых была развита в столетиях войны с мавританской легкой конницей. Они были вооружены стальным шлемом и кольчугой, поскольку основным их оружием был дротик, а не ланс, а бросать дротик было бы крайне неудобно, если бы всадник был снабжен тяжелым панцирем и наручами, они ездили на полностью небронированных лошадях. К концу пятнадцатого столетия они, кажется, сохранили круглый мавританский щит для защиты против стрел врага. Во всяком случае скачущие гинеты на большой картине, посвященной сражению при Фуэнте-Хигероле, имеют щиты (иногда имеющие геральдическое устройство), точно так же как конные гранадцы, с которыми они борются. Тактика гинетов состояла в том, чтобы роиться вокруг врага, расстреливать его, отскакивая, когда он атакует, висеть на его флангах и атаковать его, когда он становился усталым или приходил в беспорядок. Они имели мечи для ближнего боя, на случай, когда их боезапас дротиков будет исчерпан.
В поддержку гинетов выступали отряды тяжеловооруженных рыцарей, телохранителей Короля, контингентов могущественных аристократов и четырех военных орденов. Их число было не очень большим по сравнению с временами королевств Кастилии и Арагона, так как национальная традиция делала больший упор в развитии легкой конницы. Когда Испания была вовлечена в великие Итальянские войны, пропорция жандармов была всегда низка в ее армиях.
Новое развитие получила пехота, которая становилась все более важной. Когда Гонсальво де Кордова впервые высадился в Калабрии в 1495 г. с 600 всадниками и 1500 пехотинцев, он полагался именно на своих 500 гинетов, а не на 100 жандармов или свою довольно разномастную пехоту, которая состояла из арбалетчиков, многочисленных арагонских пехотинцев "меча и баклера" и немногочисленных аркебузиров.
По непонятным причинам испанцы приняли на вооружение ручное огнестрельное оружие гораздо раньше чем французы , англичане или итальянцы, которые были мало знакомы с ним в 1495 г. Хотя бургундские герцоги, гусситы и даже швейцарцы уже начали нанимать таких стрелков поколением ранее. Первое и единственное проигранное сражение Гонсальво при Семинаре (на самой оконечности калабрийского полуострова), кажется, заставило его искать новую тактику. Его гинеты были полностью разогнаны атакой французских жандармов, и швейцарские пикинеры прорвали его разномастную пехоту в одном порыве. Впредь он не только какое-то время избегал сражений, перейдя к стратегии "малой войны", но и приступил к формированию своих пикинер, которые могли бы прикрывать его арбалетчиков и аркебузиров. Воины "меча-и-баклера" были размещены в тылу пикинер, с указанием, бежать в атаку сразу после того, как пикинеры сойдутся в лобовом столкновении. Подобную функцию алебардщики выполняли в швейцарской армии, но короткий острый меч в комбинации с маленьким щитом был намного более эффективным чем алебарда в тесном строю, поскольку последняя требует не только силы, но и места, чтобы эффективно использовать это тяжелое оружие. Кроме того, число аркебузиров было увеличено с такой скоростью, с которой это было возможно, а арбалетчики значительно сокращены в числе.
Гонсальво также принял систему "окапывания" всегда, когда это было возможно и стал стремиться к обороне, не атакуя сам. Его первый большой триумф, разгром армии Монпензье при Ателле (июль 1496), был достигнут без большого сражения, комбинацией частных атак и использования укреплений.
Его следующее сражение, при Чириньоле (Апрель 1503) служит примером того, что бывает при атаке подготовленной позиции. Герцог Немурский вел атаку, как обычно комбинируя жандармов и швейцарских пикинеров, Испанцы заняли свою позицию на низких склонах холма, покрытого виноградниками, и пехота стала поспешно создавать полевые укрепления. Гонсальво приказал вырыть канаву вдоль всего фронта, сделал позади нее вал из выкопанной земли и укрепил его кольями виноградников. Линия укреплений была создана пехотой; сравнительно немного испанских жандармов было в резерве, гинеты были отосланы, чтобы потревожить и задержать продвигающихся французов. Герцог Немурский, прибывший к врагу поздно днем не мог разведать положение Гонсальво из-за гинетов, роящихся вокруг его арангарда, был убежден своими капитанами напасть с головным эшелоном жандармов. Швейцарские пикинеры и гасконские арбалетчики сформировали главную баталию и арьергард. Он ничего не знал о канаве и его всадники неожиданно уперлись в нее. Атакующая масса должна была остановиться, в это время генерал поехал вдоль фронта в поисках промежутка и был случайно застрелен аркебузером. Конница пришла в полный беспорядок.
Тем временем французская и швейцарская пехота прибыла на поле и атаковала центр испанской позиции, но была не в состоянии пересечь траншеи, вследствие града огня из аркебуз, который вывел из строя всех их лидеров, в то время как они пытались взобраться на вал, спрыгивая в канаву. Когда было ясно, что нападение потерпело неудачу, и что враг был морально сломлен, Гонсальво приказал, чтобы его армия перешла к атаке, его конница, остававшаяся в резерве, атаковала фланги французов, в то время как пехота пересекла канаву и атаковала швейцарцев и гасконцев в лоб. Враг, не имея лидера, который мог бы принять управление, поскольку герцог Немурский был застрелен, отступал по всем направлениям. Большая часть жандармов ушла, но пехота, отступавшая в полном беспорядке, была ужасно сокращена гинетами, которые преследовали ее много миль. Французская артиллерия, которая так и не открыла огонь, была захвачена на дороге позади поля сражения, также как и весь обоз французской армии.
Фабрицио Колонна, знаменитый итальянский наемник, который был с резервом конницы Гонсальво в этот день, сделал очень саркастическое замечание, что это сражение выиграла ни храбрость войск и не стойкость генерала, но небольшая канава, вал земли и аркебуза. Но, конечно, Гонсальво заслуживает уважения за эффективную комбинацию стрелкового огня и укрепления. Поскольку это был эффективный отпор для его врага.
Испанская конница никогда не имела большого значения в любой итальянской компании. Гинеты были всегда полезны и были лучше любой другой легкой конницы, которую мог противопоставить противник, особенно по сравнению со страдиотами, которых часто использовали венецианцы и иногда французы. Но жандармы, хотя довольно высокого качества, независимо от критической их оценки Макиавелли — всегда были слишком немногочисленны, чтобы справиться с французами. Поэтому Гонсальво и его преемники обычно вербовали итальянских наемников — кондотьеров, хотя и знали об их сомнительном качестве. Но и такая испанская тяжелая конница была вполне полезной и надежной и французские рассказы неоднократно упоминают различных рыцарей, таких как Педро де Ла-Пас, которые являлись грозными противниками. Однако их традиционно упрекают в одной некрасивой привычке, бить по лошади, а не по всаднику в ближнем бою, что считалось не рыцарским. Злая привычка (такая как использование ядовитого газа) легко распространяется на войне от одного врага к другому, и намного позже в войнах, мы находим французского рыцаря, признающегося, что, он в свою очередь, когда-то занимался неджентльменской уловкой в отчаянном положении.
В сражении при Гарильяно (29 декабря 1503), венчающем карьеру Гонсальво, он полностью уничтожил французскую армию в Италии — и тех, кто смог отступить при Чериньоле и многочисленное подкрепление, которое Людовик XII прислал, чтобы присоединиться к ним во главе с маркизом Мантуи, принце-наемнике, который играет значительную роль во всех этих войнах. При Форново он командовал против французов — а несколько лет спустя возглавляет французскую армию, и очевидно не видел ничего позорного в этой перемене. Национальное чувство в Италии было все еще очень далеко в будущем! Когда он удалился от армии, больной, или использовавший болезнь как предлог, его место занял Людовико, маркиз Салуццо — другой профессиональный военный. Кампания, которую завершило это сражение, или скорее разгром, больше похожа на современную, чем ряд средневековых операций, и должна быть разобрана подробно, когда мы будем рассматривать общие действия войны.
Игра была выиграна на сей раз маневрированием, а не оружием — испанцы, нападавшие в середине зимы и при плохой погоде, враг, который оставил линию реки без присмотра. Внезапное и неожиданное форсирование реки быстро наведенным мостом принес испанцев в середину французского расположения, и маркиз Салюццо, будучи не в состоянии сконцентрировать вовремя свои очень разбросанные части, бежал в Гаэту после нескольких перестрелок аръергарда. Несколько дней спустя он сдался, почти на тех же условиях, как Жюно при Цитре — разрешение отбыть морским путем при эвакуации Гаэты и других фортов, которые он держал, и оставить в них все их вооружение и военные магазины.
Забавно, что Жизнеописание Баярда ничего не рассказывает об этой компании, кроме невероятной истории о том, как его герой один оборонял мост против двухсот испанских жандармов, пока не прибыла помощь. Нет ни слова о бедствии, настигшем целую армию.
Если вооружение, кажется, не имеет большого значения при Гарильяно, оно имеет большее значение в следующем сражении. Рамон де Кордона, преемник Гонсальво на посту вице-короля Неаполя, пытался деблокировать Равенну, осажденную Гастоном де Фуа и ожидающую падения. Кардона, пробуя ту же самую игру укреплений, которая привела его предшественника к такому успеху при Чериньоле, укрепился, стал ждать нападения. Эксперимент потерпел пагубную неудачу, потому что французы, у которых была превосходная артиллерия, бомбардировали укрепления, и через некоторое время вынудили испанскую конницу перейти в непреднамеренное и безнадежное наступление. Но, как будет сказано в другом месте, сражение в значительной степени запомнили не за испанское поражения, а за ужасную резню, которую воины меча-и-баклера и аркебузиры произвели с французской пехотой (как писал Макиавелли, "ловким испанцам удалось, прикрываясь баклерами, пролезть под вражеские пики, и ворвавшись в строй пикинеров, разить их короткими мечами, самим оставаясь в безопасности"). Наиболее эффективно они били ландскнехтов и гасконцев в центре сражения. Хотя день закончился катастрофой, вследствие полного бегства испанской конницы, хороший эффект использования меча-и-баклера был главным, который удивил современников. Это эффект — один из главных аргументов, используемых Макиавелли в его труде по военному делу при предложении вооружить пехоту коротким оружием, а не громоздкой пикой, которую швейцарцы и ландскнехты сделали известной. Он был достаточно учен, чтобы указать на подобные случаи использования мечей римскими легионерами, бравшими верх над македонскими фалангами, очень похожими на швейцарские колонны пикинеров, которые составляли большую часть армии Пирра в сражениях при Гераклее и Беневентуме семнадцать столетий раньше.
Сражение при Равенне должно быть описано подробно в другом месте, так это сражение представляет большой тактический интерес. Одна из известных особенностей его — тот факт, что испанцы начали предварительные эксперименты в способе сформировать единицы, большие, чем компания, хотя намного меньше чем терции, которые составили основу новой организации двадцать лет спустя. Еще в 1505 г., король Фердинанд составил список двадцати вышестоящих должностных лиц, которым должны были быть поручены подразделения, состоящие из нескольких рот, очевидно несколько пикинерских и несколько аркебузирских, с соответствующей частью солдат "меча-и-баклера". Совершенно не понятно, надолго ли роты были присоединены к друг другу, и имели ли роты пикинер и аркебузир одинаковую постоянную численность. Этих чиновников называют "colonelеs" — французы и англичане сократили термин до "colonels" (полковник) к середине столетия. Первоначально, кажется, надлежащее название было "cabo de colunela" — голова колонны. Но извращение в "coronel" зафиксировано уже в 1508 г., интересно, что из двадцати полковников 1505 г., пять были убиты в битве при Равенне — каждый во главе своего подразделения. Из двенадцати полковников назначения 1512 г. при Равенне участвовало не меньше одиннадцати. Сила их подразделений может быть примерно определена по тому факту, что на поле в тот день их было 11, а насчитывали они вместе только 9000 человек. Очевидно, тогда, что "колонела" должна была в теории насчитывать 1000 человек, и состояла приблизительно из четырех компаний по 250 солдат — или, очевидно, пяти, учитывая одну роту солдат с "мечом-и-баклером". Без сомнения они имели примерно такую организацию утром сражения.
На чем основана эта уверенность можно узнать? 
Корейские профи дрались на равных, вот только их было мало. (порядок смешной — около тысячи на ВСЮ Корею. Их на первом этапе войн обычно пошлтучно считали).