Действительный член Российской академии наук Евгений Александрович Федосов, генеральный директор Государственного НИИ авиационных систем и один из ведущих авторов энциклопедии «Военно-промышленный комплекс России» (в ее создании довелось принимать участие и пишущему эти строки), подарил мне свою книгу. Она называется «50 лет в авиации. Записки академика». Я с удовольствием прочел ее. Тем более что в ней неоднократно упоминается мой старший брат – Алексей Васильевич Минаев, известный авиаконструктор, работавший в последние годы своей жизни заместителем министра авиационной промышленности СССР.
ЕСЛИ БУДЕТ УДАР ПО АСУАНУ...
В книге есть такие строки: «В октябре 1973 года во время войны Израиля с Египтом и некоторыми другими арабскими странами (в израильской печати эта война называлась «Война Судного дня») молодой заместитель министра авиационной промышленности СССР Алексей Васильевич Минаев пригласил меня (то есть Е.А.Федосова) и академика Б.В.Бункина (генерального конструктора ракетных систем, предназначенных для поражения воздушных целей) для обсуждения вопроса о возможности полета МиГ-25Р над Тель-Авивом. Минаев и Федосов считали, что высота полета МиГ-25Р (около 22–23 км), недостижимая для американских ракет и истребителей, стоящих на охране воздушного пространства над Тель-Авивом, обеспечит безопасность полета. Бункин полагал, что некоторая опасность все же существует. Два голоса против одного. Но Минаев все же принял решение, и соответствующее предложение ушло «наверх», где было одобрено».
Я вспомнил, с чем было связано это решение. В те далекие дни 1973 года активно обсуждался вопрос о возможности нанесения удара израильской авиацией по высотной Асуанской плотине, незадолго до этого, в 1970 году, построенной в Египте на реке Нил с помощью Советского Союза. Плотину тогда называли «восьмым чудом света». Она действительно была и остается до сих пор уникальным сооружением. Даже по мировым масштабам. Ее высота 110 м, длина – 4 км, объем водохранилища, которое она удерживает своим бетонным телом, – 160 млрд. куб. м воды. Если бы плотину удалось разрушить, то волна высотой 80–100 м могла бы смыть все города и населенные пункты Египта в Красное и Средиземное моря. Это была бы катастрофа глобального размера, которая привела бы к ядерной войне. По крайней мере в Москве в высших эшелонах власти ходили слухи, что в ответ на подобное развитие событий наша авиация вынуждена будет нанести ядерный удар по Израилю.
Всегда считал эти слухи выдумкой слишком экзальтированных личностей, которых всегда хватает как среди ученых, так и среди журналистов. Но в прошлом году в МГУ, где я читаю лекции, мне подарили только-только вышедшую книгу «Илья Михайлович Лившиц. Ученый и человек». Для тех, кто не слышал о нем, скажу, что Илья Михайлович был крупным советским физиком, действительным членом Академии наук СССР, работал в Институте физических проблем имени Петра Капицы, заведовал там отделом, читал в МГУ лекции по проблемам биополимеров. Лифшиц скончался в 1976 году, и книга была выпущена к 30-летию этого печального события, содержала воспоминания друзей, учеников и жены академика.
Лифшица я знал мало, но с его работами хорошо знаком, а потому очень хотел прочесть, каким он был в жизни. И в прекрасной статье его вдовы Зинаиды Фрейдиной «Не говори с тоской – их нет, а с благодарностью – были…» вдруг наткнулся на следующий эпизод: «Илья Михайлович был самодостаточным человеком, и друзей у него практически не было. Единственным человеком, который приходил к нам запросто, был Яков Борисович Зельдович. Они темпераментно обсуждали дела «в стране и в мире», во многом их взгляды сходились, иногда они спорили, но всегда доброжелательно. Однажды в октябре 1973 года Яков Борисович пришел очень мрачный, спросил: «Леля дома»?» – и прошел в кабинет, закрыв за собой дверь. (Илью Михайловича домашние звали Леля). Довольно скоро он ушел такой же мрачный. Илья Михайлович молчал несколько дней, а потом сказал, что Яша сообщил ему, что он узнал, наши собираются применить атомную бомбу в войне Судного дня. Если это произойдет, то Яков Борисович покончит с собой, оставив письмо. Если он оставит письмо рядом с собой, то оно, конечно, исчезнет, поэтому он оставляет письмо Илье Михайловичу, а уж Илья Михайлович не даст ему затеряться. Но все обошлось благополучно, и письмо Яков Борисович забрал».
Хочу напомнить читателям о том, кто такой Яков Борисович Зельдович. В книге, которую мы выпустили с коллегами «Советская военная мощь от Сталина до Горбачева», в главе «Ядерное вооружение», написанной патриархом нашего ядерного оружия академиком и трижды Героем Социалистического труда Юлием Борисовичем Харитоном и его сподвижником, тоже Героем Социалистического труда профессором Аркадием Адамовичем Бришем, о Зельдовиче сказано вот что: «Выдающийся физик-теоретик, академик АН СССР, руководитель теоретического отдела, заместитель научного руководителя КБ-11 (известного как «Арзамас-16», где было создано наше ядерное вооружение). Трижды Герой Социалистического труда, лауреат Сталинской, Государственной и Ленинской премий». Остается добавить, что и до своей кончины в 1987 году Яков Зельдович оставался одним из самых авторитетных руководителей ядерной программы. И, конечно, одним из самых информированных людей в стране.
НЕ ДОСТАЛИ НИ «ФАНТОМЫ», НИ «ХОКИ»
Но причем тут МиГ-25? И как он повлиял на отказ Израиля от удара по Асуанской плотине и соответствующий отказ советского руководства от ядерной бомбардировки Израиля?
Многофункциональный истребитель МиГ-25 был создан в 1966 году в ОКБ имени Микояна. Одним из его создателей в качестве заместителя генерального конструктора являлся мой брат – Алексей Минаев, о котором я уже упоминал. Самолет представлял по тем временам совершенно оригинальную, не имеющую аналогов в мире машину. Способный к беспрецедентной высоте полета. Практический потолок – 22 км, а динамический – 37 км. Скорость истребителя в три раза превышала скорость звука. Его практически невозможно было поразить средствами ПВО, которыми тогда располагала армия Израиля.
Недаром после Войны Судного дня американцы предприняли все возможные меры, чтобы заполучить этот самолет. Что им удалось осуществить в 1976 году, когда он был похищен спецслужбами США при помощи завербованного ими летчика Биленко. Предатель, как известно, перегнал МиГ-25 в Японию, где американские инженеры и конструкторы разобрали истребитель, что называется, до винтика. Но это, как говорится, другая история.
А осенью 1973 года, когда в кабинете моего брата собрались Евгений Федосов и Борис Бункин, три видных и заслуженных специалиста спорили, собьют самолет израильтяне или не собьют, посылать его в рискованный полет над Тель-Авивом или нет. Брат был убежден, что МиГ-25 недоступен для израильских ракет и истребителей, которые стояли на вооружении этой страны. Его мнение, поддержанное Федосовым, перевесило. И летчик Александр Бежевец, поднявшись на МиГ-25 с аэродрома под Каиром, через несколько минут был уже в небе над Тель-Авивом. На высоте 22 км. Конечно же, навстречу ему поднялись несколько самолетов-перехватчиков. «Фантомы» и «Хоки» стреляли с разных направлений, но их ракеты и снаряды не доставали до нашей машины. Бежевец включил фотокамеру и заснял всю эту огненную феерию на пленку, а заодно и город, над которым летел. Его истребитель не нес оружия, это был чисто демонстрационный полет. Но вместо одного круга, как ему было поручено, пилот сделал шесть. А потом вернулся на свою базу.
За этот полет Александр Бежевец получил звание Героя Советского Союза, а в Израиле поняли, что удар по Асуанской плотине не останется для него безнаказанным.
Георгий Маркович Корниенко, известный советский дипломат, бывший первым заместителем министра иностранных дел СССР, работавший осенью 1973 года в Вашингтоне советником-посланником нашего посольства, рассказывал мне, что после того полета МиГ-25 над Тель-Авивом он был приглашен в Белый дом, к президенту Соединенных Штатов. И по просьбе американской стороны организовал телефонные переговоры между президентом США Ричардом Никсоном и генеральным секретарем ЦК КПСС Леонидом Брежневым. Корниенко попросили быть переводчиком.
– Слушай, Леонид, – сказал якобы Никсон Брежневу, – давай возьмем большую палку и как следует зададим нашим друзьям в Каире и Тель-Авиве. Пора заканчивать свару между ними.
Брежнев ответил:
– Давай лучше сделаем так. Ты освободишь правую сторону своего стола, я – своего. И вместе мы стукнем кулаком по крышке.
Никсон с ним согласился. На следующий день Война Судного дня между Израилем и Египтом прекратилась. А мир был избавлен от ядерного апокалипсиса.
17 января 1974 года моему брату поручили вручить высокие государственные награды авиационным инженерам и летчикам-испытателям, особо отличившимся при создании МиГ-25. Он прилетел на аэродром «Владимировка» под Волгоградом, где испытывался самолет. Выполнил свои обязанности. А после торжественного собрания, даже не оставшись на ужин, попросил командира самолета, который находился в его распоряжении, перенести вылет в Москву на более ранний час. А пока экипаж занимался подготовкой машины к рейсу, ушел в коттедж часок отдохнуть.
Когда за ним зашла стюардесса, он был мертв.
Эта внезапная кончина оказалась страшным ударом для нашей семьи и, думаю, для авиационной отрасли тоже. Некролог о заместителе министра авиационной промышленности СССР Алексее Минаеве за подписью всех высших руководителей страны опубликовала «главная газета» Советского Союза – «Правда», а брата 19 января 1974 года похоронили на Новодевичьем кладбище в Москве.
Так книга академика Федосеева напомнила мне о событиях 35-летней давности, которые едва не изменили судьбы мира.
а это Иерусалим. 