Вот о чем лишний раз приходится вспомнить, наблюдая за реакцией публики, так это о том, что за столетие советской и постсоветской власти полностью утрачен нормальный национально-государственный инстинкт. Помню, во время «перестройки» пытаясь озвучивать вещи, совершенно органичные для образованного «старого» русского человека – «Соввласть и коммунистов долой, а страну сохранить», я выглядел каким-то «чудом», одни считали меня фашистом, другие – масоном. И сейчас мало кто такую позицию воспринимает.
Русская либеральная «общественность» конца XIX - начала XX вв. в своем противостоянии власти и критике ее реальных и мнимых недостатков могла вести себя сколь угодно скверно, не брезгуя подлогами и самым откровенным враньем, опускаясь даже до поддержки террористов. Но вот что касалось внешней политики, то тут она была порой даже воинственнее власти (именно «общественность» побудила начать войну 1877 г. колеблющегося императора) и даже накануне катастрофы лозунгом «Крест на Святую Софию!» никто не думал пренебречь, а уж мысль расчленить свою страну в угоду конкурентам в голову никому не приходила. (Не приходила, кстати даже и социалистам, кроме самых крайних – большевиков, и даже полностью оседланное «революционной демократией» Временное правительство пыталось противиться независимости даже Финляндии.) «Старые» русские либералы все-таки были укоренены в российской истории и все были империалистами.
Но сейчас чего-то подобного у нас просто нет (лично знаю ну, человек пять). А кто такие сегодняшние «либералы»? Это какая-то интеллигентская мразь, какие-то улицкие-ахеджаковы, абсолютно чуждая понятиям исторической российской государственности и связанная генетически не со старым русским либерализмом, а с советской властью, при всяком конфликте принимающая точку зрения супостата и ведущая себя подобно большевикам до 1917.
Причем при появлении хотя бы тени национально-государственного инстинкта у постсоветской власти (а и у самой паршивой власти, которая как-то же должна отвечать за контролируемую территорию, такая тень в острые моменты проклевывалась) «либералы» тут же смыкаются с отстраненными от власти «истинными ленинцами», которые по заветам предков тоже желают поражение власти, коль скоро она не у них в руках: как бы «буржуйский режим» на успешной войне не набрал очков. Когда Ельцин пытался было пресечь чеченский мятеж, в бункере у Дудаева вместе сидели Ковалев и депутаты-коммунисты, когда собрался воевать Путин, Ивашов со своей коммунячьей тусовкой тут же вылез с отъявленным пацифизмом, поддержанный в том «Новой газетой».
Разумеется, отсутствует этот инстинкт и у власти, официально ведущей себя от переворота, совершенного ради всемирного торжества коммунизма; она лишь по неприятным для себя поводам вспоминает, что что-то такое бывает и надо тогда использовать. Но, пожалуй, самым убедительным свидетельства исчезновения национально-государственного инстинкта в обществе является то, что даже часть людей, симпатизирующих исторической России, при возникновении ситуаций, когда речь идет о вопросах территориальной целостности, ведет себя так же, как и те, о ком шла речь выше.
Знаю людей, не менее меня удрученных тем, что РФ-ная власть вместо попыток приблизиться к традиции исторической России, вдохновляется советчиной, но ухитряющихся ругать ее именно в тех немногих аспектах, к которых она хоть как-то вынуждена бывает от советских понятий отходить. И не понимающих, что такие пусть для власти чисто «шкурные» побуждения – вообще единственное, что хоть немного может ее сдвинуть в правильном направлении. Единственный повод, по которому тот же П. осмеливается пинать большевиков – территориальный, и чем острее эта проблема будет для него, тем лучше перспектива его эволюции (а никаких иных вариантов просто не существует).
Национально-государственный инстинкт – в принципе-то само собой разумеющееся свойство сколько-то просвещенного в истории жителя «большой» страны, и если не подавлять его специально, заменяя каким-нибудь химерическим суррогатом типа «советского патриотизма» или какой-то надгосударственной идеологией, проявляется вполне спонтанно. Возможно, в будущих поколениях он и проснется, но, подозреваю, не ранее, чем придется пережить новые катастрофы.