Декларация автора темы.
Коллега Гучков. Я понимаю, что вам очень хочется реализовать для данной АИ "тохтаидский" вариант. Признаюсь — мне тоже хочется. Но реалистичность АИ превыше всего.
Я ныне перечитываю работы Федорова-Давыдова об Орде — и начинаю ОЧЕНЬ глубоко сомневаться в целесообразности для Византии вмешательства в ордынскую усобицу.
Для Византийской империи этого мира начала XIV века очень важно бесперебойное функционирование Великого Шелкового пути — ведь именно монопольный контроль Черноморской торговли многократно увеличивает ее богатство, и следовательно — могущество. Узбек практически сразу контролирует Крым и Предкавказье, быстро ставит под контроль Сарайчик и Устюрт, и движение караванов продолжается.
Поддержка же противников Узбека означает что война затягивается — торговля останавливается надолго. Учитывая что выходящая к Трапезунду иранская ветвь пути в те же годы не функционирует, так как Олджайту воюет с Чагатаидами — убытки огромные. Сверх того не совсем исчезла крестоносная угроза с запада, не совсем спокойно и на востоке, по крайней мере пока жив Олджайту — мусульманин куда более "истовый" чем даже Узбек. Империя пока, увы, не достаточно сильна, чтобы позволить себе вмешательство в войну в Орде.
От принятия ислама Ордой империи ни жарко, ни холодно.
Мало того — объективно разгром Узбека даже вреден интересам Византии. Ведь это будет означать резню поволжских мусульман. А читая Федорова-Давыдова, Грекова и Якубовского, все более убеждаюсь, что заменить их некем — караванная торговля по северной ветви Великого Шелкового пути, от Бухары до Крыма, создана, организована и подерживается поселившимися в городах Поволжья мусульманами, их навыками, организацией и капиталами. С их уходом наступит крах северной ветви пути. Греки или русичи организовать караванную торговлю не смогут ни в жисть — навыков совершенно нет. Уйгурия после разгрома войсками Дувы уже не та. Не потянет.
Таким образом наиболее логичное решение для Византии — не вмешиваться. И продолжать торговать.
Да и сохранение сильного Чернигова не очень-то обосновано. Где гарантии, что византийцам удастся убедить Ольговичей перейти на сторону Тохты? Что в этом плане меняет брак императора с дочерью Ростислава, который покинул Русь насовсем еще в 1240 году (а сама дочь прибыла в Византию в статусе не русской княжны, а венгерской принцессы, воспитанной в католичестве)? Ничего. Черниговские князья по пресловутому "делу баскака Ахмыла", когда Ногай разорил Рыльское княжество, карая князя Олега за действия, предпринятые по прямой санкции хана Телебуги, твердо усвоили, что поддержка Сарайских ханов против Ногая не стоит ничего. Сама война началась с победы Ногая над Тохтой. Вряд ли Ольговичи решаться изменить Ногаю вплоть до решающей битвы. А после — уже поздно.
Нет, по поводу Руси скорее всего реал до 1370ых. Для меня сие тяжелое решение, но считаю его правильным. Остается попробовать в дальнейшем разыграть литовскую карту.
Теперь о другом. Ставлю на обсуждение еще один возможный в этом мире "зигзаг истории".
Итак. В 1320ых годах едва не произошел раскол западной Церкви. Против папы Иоанна XXII возникла мощная оппозиция, возглавленная орденом Францисканцев. Опорой оппозиции был император Людовик Баварский, при дворе которого партия "имперских богословов" разрабатывала доктрины, ставшие теоретической основой будущих Вселенских Соборов и конциляризма.
В это же время в Италии поддерживаемые императором лидеры гибеллинов — Скалигер Кангранде в Вероне, Аццо Висконти в Милане и Каструччо Кастраккани в Лукке — ожесточенно сражаются с войсками папы и неаполитанского короля. Причем секретарем Скалигера служит Данте, изгнанный из гвельфской Флоренции за свои гибеллинские воззрения.
В 1328 году император Людовик совершает поход в Италию, захватывает Рим, и при поддержке францисканцев провозглашает там антипапу.
Примечательно, что вместе с Баварцем в Рим приехали многие священники, епископы и монахи всех орденов, которые стали мятежниками и раскольниками в Святой Церкви, как и все еретическое отребье христианства, назло папе Иоанну. Баварец распорядился, чтобы вместо папы и уполномоченных им кардиналов его вступление на императорский трон освятили схизматики и отлученные от церкви: епископ Венецианский, племянник кардинала да Прато, и епископ Эллерии.
18 апреля того же года, в понедельник, Людовик созвал такую же сходку, на которую собрались как духовные, так и светские лица — весь римский народ. Сам он, облаченный в пурпурные одежды, с императорской короной на голове, золотым скипетром в правой руке и золотым шаром или яблоком в левой, взошел на помост у Святого Петра и уселся на богато украшенный трон, возвышавшийся над площадью, так что все могли видеть его в окружении прелатов, баронов и рыцарей. Сидя на троне, он подал знак к молчанию, и на кафедру поднялся монах из ордена отшельников Никола ди Фаббриано, который возгласил: "Есть ли здесь кто-нибудь, желающий защитить попа Якова из Кагора, именующего себя Иоанном XXII?" Так он прокричал три раза, но никто не отозвался. Тогда на кафедру взошел один ученый аббат из Германии и произнес красивую речь на слова: "Наес est dies boni nuntii" 15. Затем был прочитан очень длинный приговор, украшенный многочисленными речениями и ложными доводами; суть его в следующем. Во введении говорилось, что присутствующий император, побуждаемый священным стремлением к славе и к возрождению римского народа, покинул Германию, оставив свое королевство и малолетних детей в юношеском возрасте, и без промедления прибыл в Рим, памятуя о том, что это столица мира и христианской веры и что он лишен духовного и светского главы. Находясь в Риме, он узнал, что Иаков Кагорский, незаконно принявший имя папы Иоанна XXII, пожелал перевести коллегию кардиналов из Рима в Авиньон и отказался от этой мысли только из-за протеста кардиналов. Также он услышал, что Иаков Кагорский объявил крестовый поход на римлян, о чем Людовик считает своим долгом сообщить пятидесяти двум правителям римского народа и прочим мудрым людям. Вследствие этого синдики римского духовенства и римского народа, избранные уполномоченными на это лицами, просили у него защиты от названного Иакова Кагорского, как от еретика, и избрания нового святого пастыря, верного христианина, для церкви и римского народа подобно тому, как в свое время поступил император Оттон III. Желая удовлетворить благочестию римлян и святой римской церкви, представляющей весь мир и христианскую веру, Людовик выдвинул обвинение против названного Иакова Кагорского, обнаружив, что он впал в следующую ересь. Прежде всего, когда на королевство Армению напали сарацины и французский король хотел послать туда на помощь вооруженный флот, Иаков обратил эти галеры против христиан, а именно сицилийцев. Далее, когда братья германского ордена Святой Марии просили у него собрать войско против сарацин, он отвечал: "У нас самих в доме сарацины". Кроме того, он утверждал, что у Христа была общая собственность вместе с учениками, хотя на самом деле он был всегда неимущим. За Иаковом числились и другие статьи ереси, в особенности то, что он хотел соединить духовную и светскую власть по совету Иоава, то бишь Робера, графа Прованского, вопреки святому Евангелию, в котором сказано, что Христос, желая разделить светское и духовное, говорил: "Id, quod est Caesaris Caesari, et quod est Dei Deo". И в другом месте Евангелия: "Regnum meum non est de hoc mundo, et si de hoc mundo esset regnum meum, ministri mei etc". И далее: "Regnum meum non est hic". Итак, Иаков совершил указанные и другие великие и разнообразные грехи, в частности имел дерзость и поползновение против императорского величества, намереваясь низложить и отменить его избрание, каковое является утвержденным уже в силу самого факта и не требует дальнейшего одобрения, ибо император не подчиняется никому, в то время как ему подчиняются все люди и весь мир. Таким образом, поскольку Иаков совершил подобные прегрешения и виновен в ереси и оскорблении величества, невзирая на то что он не был привлечен в суд — чего по новому закону и не требовалось, — по этому самому закону и другим каноническим и гражданским установлениям император снимал с Иакова Кагорского звание папы, а равно и отбирал У него все должности и бенефиции, как духовные, так и светские, отдавая Иакова в руки любого исполнителя светского правосудия, который будет в состоянии наказать его соответствующим образом, как еретика и преступника против императорского величества. Всем королям, князьям, баронам и сообществам запрещалось оказывать ему помощь, содействие и поддержку, а также признавать его папой, под угрозой лишения всех духовных и светских званий и обвинения в потворстве еретику и в оскорблении величества. Выполнение этих наказаний возлагалось, с одной стороны, на имперское правосудие, а с другой — на римский народ. С этого момента всякий, оказывающий Иакову помощь, содействие и поддержку, подлежал этому приговору и располагал возможностью обратиться за прощением к тому, против кого совершил проступок; в Италии в течение месяца, а во всем остальном мире — в течение двух месяцев. Объявив этот приговор, Людовик Баварский сообщил, что через несколько дней назначит нового папу и хорошего пастыря, так что он послужит на благо и утешение римского народа и всех христиан. По его словам, все это было предпринято по совету самых мудрых духовных и светских лиц, верующих христиан, а также его баронов и князей. Умных людей в Риме этот приговор привел в смятение, но простой народ встретил его с восторгом.
12 мая 1328 года, утром, в праздник Вознесения Людовик Баварский, назвавшийся императором, собрал перед собором святого Петра римлян и римлянок, которые пожелали туда прийти, возложил на себя венец и императорские одежды и взошел на кафедру, поставленную на лестнице святого Петра, в окружении множества церковников и духовных лиц, капитанов римского народа и большого числа своих баронов. Он призвал к себе некоего брата Пьетро да Корбара, происходившего из местности между Тиволи и Абруцци, францисканца, известного своей святой и безупречной жизнью, и, поднявшись, пригласил его сесть под балдахином. После этого выступил брат Никола да Фаббриано из ордена отшельников и произнес проповедь на следующие слова: "Reversus Petrus ad se, dixit: venit angelus Domini, et liberavit nos de manu Herodis et de omnibus factionibus ludaeorum"; причем Баварца он представил ангелом, а папу Иоанна — Иродом и по этому поводу сказал длинную речь. По окончании проповеди вперед вышел епископ Венецианский, который трижды громогласно вопросил народ, хотят ли они избрать названного брата Пьетро папой, и хотя те пришли в замешательство, ибо полагали, что один римский папа уже есть, но из страха отвечали утвердительно 20. Затем встал Баварец и после прочтения епископом надлежащего декрета об утверждении папы объявил последнего Николаем V, вручил ему кольцо, покрыл мантией и посадил рядом с собой, по правую руку.
В РИ император вскоре покинул Италию, Роберт Неаполитанский захватил Рим, низложил антипапу и восстановил власть Иоанна XXII. Борьба же гвельфов с гибеллинами затянулась до воцарения в Германии Карла IV Чешского, который стал проводить профранцузскую политику.
Мог ли этот поход увенчаться полным торжеством гибеллинов в Италии и расколом Церкви между Римом и Авиньоном уже тогда? Да, мог бы, если бы гельфы не имели прочной опоры в Неаполитанском королевстве. Следовательно необходимо свержение Неаполитанских Анжуйцев и передача Неаполя Сицилийским Арагонцам.
Нужно ли это Византии? Не просто нужно, а очень нужно. Над ней вечно висит угроза нового крестового похода, и если Франция и ее карманный папа вздумают такой поход организовать — Неаполь становится его плацдармом. Тогда как если Неаполем владеют враждебные Франции и Авиньону Арагонцы — угроза с запада исчезает вообще.
Византийская военная экспедиция в Италию в союзе с Фадрике Сицилийским весьма реалистична — в РИ даже император Иоанн Ватац посылал войско в Италию на помощь Фридриху II, и это помнят и в Византии, и на Сицилии. В случае согласования подобной экспедиции с походом императора Людовика в Италию — разгром Анжуйцев и падение Неаполя неизбежны. А восстановленное единое Сицилийское королевство с потомками Манфреда на троне станет верной опорой францисканского папы. И Франция сделать ничего не сможет — у нее Столетняя на носу.
Давайте попробуем продумать последствия для Европы и Католической Церкви.