Осевое время и религии

Среди библеистов бытует мнение, что христианство могло развиться из какой-нибудь иудаистической секты (более того, антихристиански настроенные историки и религиоведы зачастую приходят к выводу, что если бы христианство не смогло развиться в мировую религию, оно существовало бы до наших дней в качестве небольшой иудейской секты). Однако, все кандидаты на роль иудаистической секты I века до н.э. – I века н.э., из которой могло зародиться христианство, не удовлетворяют вышеперечисленным требованиям: а именно, ни одна из них не имеет в своем вероучении даже намек на боговоплощение, искупление богом грехов мира и смерть за них, а также боговоскресение, не говоря уже о ипостасности бога или о его интернационалистических убеждениях. Чтобы наглядно продемонстрировать это, необходимо рассмотреть пять основных течений иудаизма около 1 года н.э. – фарисеев, саддукеев, ессеев, эллинистов и зелотов. Фарисеи – наиболее известная из этих течений группировка, которая, к тому, же дала впоследствии начало талмудическому иудаизму, и, таким образом, почти весь современный иудаизм можно считать фарисейским. Название «фарисеи» возникло в начале II века до н. э. Слово «фарисеи» происходит от глагола «отделяться», «обособляться», и означает «отделившиеся». Изначально это было презрительное прозвище (в смысле «отступники», «еретики»), данное им их противниками саддукеями, но впоследствии оно приобрело уважительный оттенок. Фарисейское движение сформировалось в борьбе против контролировавших храмовый ритуал саддукеев. Возникновение в этот период синагогальной литургии было выражением стремления фарисеев подорвать религиозную монополию саддукеев: религиозный ритуал и молитва, которые были частью храмового культа, стали отправлять в домах, а ученые богословы, не принадлежавшие к священническому сословию, начали играть важную роль в религиозной жизни евреев. В вопросах внутренней политики они всегда стояли на стороне простонародья против посягательств господствующего класса; поэтому широкие массы доверяли им и стремились следовать во всем их учению. Из уважения к древним традициям они признали обязательность всех постановлений законоучителей и всех народных обычаев, совокупность которых получило название «устного закона», в противоположность писанному закону – Торе, хотя, естественно, не отрицали Тору. Как партия с определенными политическими убеждениями, фарисеи впервые выступают на историческую арену при иудейском царе и первосвященнике Иоанне Гиркане (134-104 гг. до н.э.) В это время секта имела резкую политическую окраску. О первом столкновении фарисеев с домом Маккавеев Иосиф Флавий и Талмуд единогласно рассказывают следующее. Однажды Иоанн пригласил к себе на пир выдающихся фарисеев, о которых один из саддукеев говорил ему, что они настроены против него, и, оказав им большие почести, старался вызвать их на откровенность. Все рассыпались в восторженных похвалах ему, но один из них сказал Гиркану: если ты действительно хочешь быть праведным, откажись от диадемы первосвященника и удовольствуйся царской короной. Причиной к этому послужили слухи о незаконнорожденности Гиркана. Возмущённый первосвященник тут же предал оскорбителя суду его товарищей. Те присудили его к ударам плетью и к заточению. Это наказание Гиркан счел слишком мягким, что привело к полному разрыву власти с фарисеями. По воззрению фарисеев, сан первосвященника и царская власть не могли и не должны были соединяться в одном лице. Оппозиция фарисеев Маккавеям перешла в открытое народное восстание при Александре Яннае (103-76 гг. до н.э.) Междоусобная война, длившаяся 6 лет, стоила жизни 50 тысячам приверженцам фарисейства; оставшиеся в живых массово эмигрировали в соседние страны. При Ироде (37-4 гг. до н. э.) политическая роль фарисеев сошла на нет, и они сосредоточили всю свою деятельность на исследовании Торы. Незадолго до нашей эры фарисеи разделились на два лагеря, хотя не враждебных, но значительно отличавшихся друг от друга по своим воззрениям: школу Гиллеля и школу Шамая. Строгие шамаиты крепче держались буквы закона и не допускали такой свободы толкования, которую допускали гиллелиты. Последние восторжествовали, и их мнения были приняты народными массами как религиозные нормы. Миролюбивые последователи Гиллеля призывали к миру с Римом во что бы то ни стало, в то время как последователи Шамая образовали партию зелотов (ревнителей), которые стали душою восстания против римлян в 66-70 гг. н. э. В это время фарисею раби Йоханану бен Закаю удалось создать духовный центр в виде иудаистической академии в парфянской Явне, где был впоследствии создан талмудический иудаизм. В центре спора между фарисеями и саддукеями стоял устный закон еврейского бога. Теологические разногласия между школами были связаны с проблемой свободы выбора. В отличие от ессеев, веривших в абсолютное божественное предопределение, и саддукеев, полностью отрицавших предопределение и веривших, что человек обладает свободой выбора между добром и злом, фарисеи считали, что все предначертано богом, однако добродетель и порок — во власти человека, поскольку предначертание помогает ему во всяком деле. Бог любит свои создания и требует от человека исполнять данный ему закон. Бог вложил в человека два противоположных импульса — благой и дурной — и, заповедав ему творить добро, дал Тору как руководство в жизни. Согласно фарисейской доктрине, Тора, которую бог дал Моисею, включала как письменный, так и устный закон: божественные откровения, зафиксированные в Пятикнижии, дополненные и разъяснённые пророками и устной традицией, следует истолковывать в соответствии с экзегетическими нормами законоучителей каждого поколения. Таким образом, законы Торы следует понимать в соответствии с толкованием законоучителей, которых Яхве наделил разумом для того, чтобы они интерпретировали эти законы. В противоположность саддукеям, фарисеи верили в бессмертие души, посмертное воздаяние и в воскресение из мертвых перед наступлением «Царства Божия». В центре мировоззрения фарисеев стояло убеждение, что религиозная вера — центр человеческого бытия и что образ жизни человека должен определяться законами Торы. Саддукеи как школа, никаких письменных памятников после себя не оставили; тем не менее некоторые сведения о них сохранились, благодаря тем фрагментарным сообщениям, которые имеются о саддукеях у Иосифа Флавия и в Талмуде. Основателем школы считался некий Саддок, который интерпретировал слова своего учителя – Антигона Сохоского: не будьте как рабы, служащие своему господину в расчёте получить за то вознаграждение, а будьте как рабы, служащие своему господину из любви без всяких расчётов на вознаграждение, в том смысле, что никакое вознаграждение не ожидает человека за гробом и что, следовательно, человеку следует заботиться лишь о своём земном благополучии, как это и делали саддукеи, которые все отличались своим богатством и роскошным образом жизни. Следовательно, саддукеи представляли высшие классы иудейского общества, но не стоит считать фарисеев и саддукеев неким аналогом римских партий популяров и оптиматов – отличие фарисеев и саддукеев лежало в большей степени в области религии, чем политики. Группируясь вокруг династии Хасмонеев в качестве их военачальников и советников, саддукеи сумели сосредоточить в своих руках военную и административную власть в стране, лишь редко уступая фарисеям, как это было, например, во время 9 летнего царствования Саломеи Александры, когда судьбами Иудеи неограниченно распоряжался брат царицы – фарисей Симон бен Шетах. В силу своего официального положения, саддукеи не могли не сталкиваться с иноземными влияниями и были, поэтому, в значительной степени эллинизированы, но эта эллинизация ограничивалась бытом и не распространялась на их религиозную доктрину. Саддукеи, в противоположность фарисеям, признавали только писанный закон Моисея (Иосиф Флавий. Иудейские Древности. XIII, 10, 6; XVIII, 1, 4), отвергая все народные обычаи, накопившиеся в течение столетий, и все постановления позднейших законоучителей, целью которых было изолирование евреев и ограждение их от иноземного влияния. По вопросам религиозной догматики источники указывают следующие три особенности саддукейского миросозерцания: признание абсолютной свободной воли человека, отрицание бессмертия души и воскресения мертвых и, наконец, отрицание ангелов и духов. В противоположность ессеям, ставившим поступки людей в полную зависимость от предопределения, а также фарисеям, предоставлявшим лишь ограниченную роль свободной воде человека, саддукеи утверждали, что Яхве не имеет никакого влияния на человеческие деяния — ни на злые, ни на добрые. Выбор между добром и злом предоставлен вполне свободной воле человека; каждый по собственному усмотрению переходит на ту или другую сторону. После разрушения второго храма саддукейское течение становится маловлиятельным, но существует где-то на периферии еврейских общин, лишь в VIII веке оно возродилось, образовав секту караимов, учение которых составляет своеобразную амальгаму из саддукейства и фарисейства. Если евангелия подробно рассказывают о постоянных стычках Иисуса Христа с саддукеями и особенно фарисеями, которых он постоянно ставит в дурацкое положение своими софизмами, то о ессеях в христианских источниках не упоминается вообще. Из этого некоторые библеисты делают вывод о тождестве первых христиан с ессеями Кумранской общины. Сведения о них содержатся в трудах Филона Александрийского (именовавшего их терапевтами), Иосифа Флавия и римского натуралиста Плиния Старшего. Вступающий в члены Кумранской общины должен был под страшной клятвой дать обет: чтить еврейского бога, быть справедливым ко всем, никому не вредить, быть врагом неправды, сохранять верность властям, достигнув власти, не превозноситься, не отличать себя от других особой одеждой и украшениями, обличать ложь и любить истину, ничего не утаивать от сочленов и о них ничего посторонним не сообщать, воздерживаться от незаконной прибыли, догматов ессейского учения никому не передавать, не употреблять клятвы. Ессеи не приносили кровавых жертв, т.е. их жертвоприношение было независимым по отношению к Иерусалимскому храму (впрочем, и фарисеи в синагогах в ту эпоху отказываются от жертвоприношений), отвергали военную службу, во всем помогали друг другу, не признавали частной собственности и воздерживались от интимных отношений (за исключением специальных зачатий детей). Община разделялась на четыре степени (не считая степени испытуемых), по времени вступления, причем одна степень отделялась от другой так строго, что высшие через соприкосновение с низшими становились нечистыми. Ессеям, особенно глубоко изучившим ветхий завет и приготовленным особыми аскетическими очищениями, приписывали дар предсказывать будущее. Ессеи учили, что душа человека состоит из тончайшего эфира и заключена в тело, как в темницу (вследствие своего падения), из которой после смерти человека улетает на небо; для праведной души место вечной жизни — в блаженных полях по ту сторону океана; злые души вечно мучаются в холоде и мраке. Ессеи верили в предопределение. Часть ессеев переселилась в Египет и поселилась у Александрии (Филон Александрийский описывает их под именем терапевтов). Терапевты молились дважды в день — на заре и на закате, проводя все остальное время в духовных упражнениях. Они читали священные книги, стремясь почерпнуть из них знание и мудрость путем аллегорического истолкования текста, поскольку они верили, что слова этих книг служат символами скрытого смысла. Члены секты жили в отдельных домах; в каждом доме была комната или святилище, предназначенное для духовных занятий и молитвы, а также для прохождения посвящения в таинства святой жизни. Принятие пищи разрешалось только в ночные часы. Терапевты воздерживались от вина, потому что оно затемняет разум, не ели мяса, так как эта пища вызывает в человеке животные страсти. В их святилище находились книги ветхого завета, а также предметы и вещи, предназначенные для углубления знания и благочестия. Наряду с ветхим заветом у терапевтов были составленные основателями секты книги, посвященные аллегорическому толкованию Торы. Шесть дней в неделю терапевты жили отдельно друг от друга и искали мудрости в уединении, не выходя из своих домов. В субботу мужчины и женщины собирались в общем святилище, разделенном на мужскую и женскую часть. Там они слушали проповедь старейшего и наиболее сведущего в учении члена секты, затем участвовали в совместной трапезе, которая состояла из родниковой воды, простого хлеба с солью, иногда с иссопом. Согласно Филону, терапевты почитали число 7 и его квадрат (49), однако наиболее священным у них считалось число 50. Соответственно, каждый пятидесятый день (что сопоставимо с т.н. юбилейными годами, посредством которых считается время в иудаистическом апокрифе Книга Юбилеев) отмечался особым торжественным собранием членов секты, а предшествующая ночь — всенощным праздничным бдением. Перед нами типичная замкнутая секта, и Иосиф Флавий был совершенно прав, сравнивая ессеев с античными пифагорейцами, отдельные общины которых еще сохранялись в I веке н.э. По мнению библеиста Деллингера, в основе ессейства лежат скорее греческие, пифагорейские идеи, чем собственно иудаистические. Однако, не смотря на ряд внешних сходств образа жизни и обрядов ессеев и первых христиан (какими их описывает новозаветная литература), в их учении также невозможно обнаружить какие-либо вероучительные сходства. Ессеи аналогично с саддукеями и фарисеями не верили ни в боговоплощение, ни в искупление лично богом человеческих грехов. Находки в 1947-1956 гг. т.н. «кумранских рукописей» близ Мертвого моря и их изучение не разрешили проблему соотношение ессеев и христиан. Ессеи всецело находились в рамках иудаизма, а их аскетические практики не имеют прямого отношения к первым христианам. Во-первых, подобные аскетические практики на рубеже эр получают заметное распространение по всему Ближнему Востоку, а у буддистов и джайнов существовали гораздо ранее, и если строгий монастырский устав (которого в раннехристианских общинах, надо заметить, не было, во всяком случае, новозаветные тексты не описывают первых христиан как замкнутую общину наподобие ессеев или терапевтов) является признаком «предхристианства», то следует считать предшественниками христиан буддистов или джайнов. В христианстве монашество складывается гораздо позднее и в иных условиях. Поскольку один из апостолов именуется Симоном Зилотом (прозвище, на греческом языке звучащее как «Зилот» эквивалентно ивритскому слову «кананит» — т.е. «ревнитель»), другие библеисты связывали христианство с этим течением иудаизма, и получалось, что первохристиане (либо одна из христианских групп) вначале подняли восстание против римского владычества, а затем, после его неудачи, их борьба против Рима приняла более мирные формы (аналогичную эволюцию проделал относительно недавно бехаизм – современное гностическое учение, в середине XIX века бывшее революционной сектой крайнего шиизма – бабизмом, возглавившем в 1850 восстание в Иране). Эта точка зрения также не имеет оснований, поскольку зелоты не были первохристианами. Зелоты возникли еще во II веке до н.э. и к середине I века до н. э. оформились в политическую партию для борьбы с Иродом Великим. Основной целью зелотов было упразднение эллинистического влияния и свержение римского владычества. С фасада Иерусалимского храма, отреставрированного Иродом, они сбили золотого орла как побуждающего к «идолопоклонству» и намекающего на римское владычество. В этом смысле зелотов следует считать не столько религиозной сектой, сколько религиозно-политической группировкой, примыкающей к фарисеям. Зелоты стали главной движущей силой еврейского восстания 66-70 гг., а также следующих восстаний – 115-118 и 130-135 гг. Восстания отличались жестокостью: религиозные боевики не щадили ни евреев-вероотступников (в число которых ими включались эллинисты, саддукеи и даже часть фарисеев), ни тем более «язычников», которых зелоты несомненно считали «недочеловеками». Они, поднимая восстания против гигантской Римской империи, были уверены, что еврейский бог поможет им, что он сокрушит Рим, что его легионы будут также уничтожены, как и войско фараона в легенде об исходе Моисея. Однако, еврейский бог в очередной раз оказался бессилен против римских орлов. Образ мысли апокалиптиков (а зелоты были подвержены этому образу мысли в наибольшей степени) не признает ни реального соотношения сил, ни понятий добра и зла, не зависимых от бога, и если уничтожение людей происходит «во имя бога», ни один апокалиптик не только не станет считать это злом, но даже постарается по мере сил споспешествовать своему богу в уничтожении «неверных». Такова логика религиозного мировоззрения в силу разделения им мира на сакральный и профанный. Религиозная война «за веру» представляется войной сакрального мира против мира профанного до полного уничтожения последнего. И профанный мир не может быть добрым, поскольку он не истинен и, в определенном смысле, даже нереален. Причем, уничтожая «злых людей» религиозные боевики уверены в том, что совершают доброе дело, и в том, что их бог, несомненно, на их стороне. Цивилизованный мир, как во времена Рима, так и в наше время, не нашел никакого иного способа борьбы с религиозным фанатизмом, вышедшим на тропу войны, кроме поголовного физического уничтожения фанатиков. Однако, в мировоззрении зелотов мы опять не можем обнаружить ничего христианского. Они были типичными фарисеями, лишь провозгласившими определенные политические цели. Наконец, эллинисты были более философским, чем религиозным течением. Крайние эллинисты становились атеистами, по мере того, как в результате столкновения с античной культурой, они разуверивались в наивных ветхозаветных сказаниях и догмах иудаизма, при этом, естественно, не принимая реальности античных мифов, столь же чуждых им, как и утерянные иудаистические верования. Умеренные эллинисты шли по пути Филона Александрийского, пытаясь каким-либо образом соединить традиционные иудаистические верования с античной философией, но уничтожая последние следы мифологии в иудаизме, превращая его в философию, умеренные эллинисты шли в прямо противоположном направлении, чем христианство, которое вновь актуализировало в античном мироощущении миф. Никаких мнений о возможности боговоплощения и искупления воплощенной ипостасью еврейского бога грехов мира и человека в сочинениях Филона Александрийского нет. Наоборот, бог окончательно отделяется от мира и становится философской категорией (хотя и сохраняет свой личный статус). Таким образом, ни консерваторы-фарисеи, ни либералы-саддукеи, ни тоталитарная секта ессеев, ни зелоты – национально-религиозные боевики, ни «светские» эллинисты не могут быть признаны той средой, в которой могло зародиться христианство, прежде всего потому, что основные идеи и представления христианства не могут быть обнаружены в их вероучениях, и даже нельзя обнаружить каких-либо переходных положений, которые могли бы впоследствии породить христианство. Кроме того, переходной формой между иудаизмом и христианством иногда считают общину Иоанна Крестителя. Это вполне историческая личность, упоминаемая у Иосифа Флавия (Иудейские древности. XVIII 5.2), чей рассказ вполне совпадает с евангельской версией причины казни Иоанна Крестителя. Впрочем, Иосиф Флавий совершенно ничего не упоминает о крещении Иоанном Иисуса Христа. В принципе, для Иосифа Флавия Иоанн Креститель – выдающийся праведник, но вполне правоверный иудей (иначе Иосиф Флавий упомянул бы о его «еретических», с т.з. правоверного иудаиста, воззрениях). Образ Иоанна Крестителя в христианстве, естественно, использован в целях доказательства божественности Иисуса Христа. Иоанн признает его воплощенным богом. Если бы все это произошло в действительности, это не могло не привлечь внимания Иосифа Флавия, либо Филона Александрийского, и мнение первого об Иоанне Крестителе было бы совсем иным. Он предстал бы «безумным еретиком», каким – с т.з. верующих иудеев – предстает Иисус Христос в евангелиях. Непризнание Иисуса Христа евреями (кроме отдельных личностей) в качестве бога и непризнание возможности боговоплощения в принципе, чего авторы евангелий не могут игнорировать, можно считать дополнительным аргументом в пользу тезиса о чуждости этих двух религий и невозможности вывести одну из них из другой. Если сравнить эту ситуацию с проблемой соотношения буддизма и ведизма-индуизма, то в Индии картина прямо противоположна: буддизм органически вырастает из ведических верований, в течение нескольких веков значительная, а временами большая часть населения Индии является буддистами, и хотя в I тысячелетии н.э. индуизм вытесняет буддизм, сам индуизм воспринимает из буддизма многие представления и верования. Евреи (или их значимая часть) никогда не исповедовали христианство (даже в его еретических формах). Претензии христианства на связь с другим религиозным течением и на «признание» со стороны последнего не уникально. К примеру, в даосских сказаниях Конфуций не просто младший современник Лао-цзы, но и его последователем, и в таком случае получается, что конфуцианцы ложно излагают подлинное конфуцианство, которое сходно с даосизмом. Одна из гностических сект – мандеи, до нашего времени, существующая на юге Ирака, которая проиводит себя от учеников Иоанна Крестителя, в своих «священных писаниях» именует Иоанна Крестителя истинным пророком, а Иисуса Христа – лжепророком (Косидовский З. Библейские сказания. Сказания евангелистов. М.,1991, с 417).

Здесь самое принципиальное (причем никак непримиримое и неустранимое) несоответствие иудаистических и христианских верований. Иудаизм, решительно спрятавший бога в сакральный мир (во избежание его уничтожения враждебными силами, как это случилось в конце периода первого храма) и уничтоживший (хотя и не до конца) любые представления о возможной антропоморфности Яхве, никак не может в принципе, а не по простому нежеланию, признать саму возможность боговоплощения и всех последующих сакральных событий, имеющих целью искупление богом греховности мира и человека. Троичность божества, согласно иудаизму, это либо нарушение всякой логики – т.е. глупость, либо политеизм. Мир, в иудаистическом представлении, также не нуждается в искуплении его смертью бога, поскольку бог давным-давно даровал ему свой закон, и лишь его соблюдение может «спасти» человека. И эта невозможность логического перехода от иудаистических верований к христианским характерна не только для современного гностического иудаизма, но и для монотеистического иудаизма периода второго храма (V века до н.э. – I века н. э.) Образно говоря, развилка между христианской и иудаистической линиями развития произошла не в I века н. э., как думают христианские историки и богословы, а в тот момент, когда Эзра составил ветхий завет (иудаисты, естественно, не считают его ветхим, для них он самый что ни на есть новый и актуальный).

Вот тут меня автор не убедил. Возможно, шаг от осознания Христа мессией до "поднятия" его статуса до Бога-сына тяжёл, но я не вижу, чтобы он был неосуществим. А у автора получается, что троица не только сущетвовала предвечно (я, кстати, у христиан с такими заявлениями не сталкивался, хотя вроде бы это логично), но и саму троицу придумали прямо в момент "раскола", что уже явная логическая натяжка — очевидно, для идеи Троицы нужно было обоснование, толчок, и не маленький; и если появление Христа даёт объяснение этому толчку, то автор взамен ничего не приводит. А аргументы в духе "не может быть, потому что не может быть никогда" на меня давно уже не действуют, хотелось бы чего-то более осязаемого: например, "в I в. до н.э. такой-то раввин пишет: идея троицы нам противна, потому что" (грубо, но суть ясна). А то интересный фокус: христианство, оказывается, откололось от иудаизма или появилось самостоятельно (не важно) в районе V в. до н.э., и пять веков о нём никто ни сном ни духом...

Ессеи учили, что душа человека состоит из тончайшего эфира и заключена в тело, как в темницу (вследствие своего падения), из которой после смерти человека улетает на небо

О, катары Что, ВЛАДИМИР, и ессеев заклеймите как сатанистов?

ВЛАДИМИР пишет:

христианство, которое вновь актуализировало в античном мироощущении миф

Что там на это скажет Лосев?

ВЛАДИМИР пишет:

Иоанн признает его воплощенным богом.

А вот не надо передёргивать, ничего такого в Библии не сказано (ошибаюсь? цитаты?)

Ан.Павел пишет:

Что, ВЛАДИМИР, и ессеев заклеймите как сатанистов?

Согласно современному российскому законодательству, ессеи — тоталитарно-деструктивная секта. И 2000 лет назад люди были не глупее нас. Филон ими восхищался, но сам менять удобную квартиру и родственные связи в коридорах власти на их вретище почему-то не торопился.

А уж кто они — катары или альбигойцы — выясним позже. Когда речь зайдет о гностиках.

Ан.Павел пишет:

Возможно, шаг от осознания Христа мессией до "поднятия" его статуса до Бога-сына тяжёл, но я не вижу, чтобы он был неосуществим.

Шаг может быть и осуществим, но никто из иудейской среды его не осуществил. Создается впечатление, что христианство и иудаизм столкнулись неожиданно. И христианство первым предъявило претензии на еврейского бога (видимо, точно также христиане считали своим богом также Ахура-Мазду, Митру и впоследствии Аллаха, и до нас просто не дошла христианско-зороастрийская и христианско-митраистская полемика, зато хорошо известна полемика иудейско-христианская). Иудаизм занял "оборонительную позицию". Вопрос: кто их столкнул?

Ан.Павел пишет:

А у автора получается, что троица не только сущетвовала предвечно (я, кстати, у христиан с такими заявлениями не сталкивался, хотя вроде бы это логично),

Не только логично, но так оно и есть (с т.з. христиан) — жаль ув. Георг куда-то исчез (кстати, КУДА???), он бы Вам это максимально популярно объяснил.

Ан.Павел пишет:

и если появление Христа даёт объяснение этому толчку, то автор взамен ничего не приводит.

Я просто еще не дошел до описания — откуда взялось христианство (еще до апостола Павла) — кроме нескольких замечаний выше.

Ан.Павел пишет:

А то интересный фокус: христианство, оказывается, откололось от иудаизма или появилось самостоятельно (не важно) в районе V в. до н.э., и пять веков о нём никто ни сном ни духом...

Не в V веке до н.э., и не от иудаизма. В I веке до н.э. в Малой Азии.

Ан.Павел пишет:

Что там на это скажет Лосев?

А это я почти цитирую его главный тезис.

Ан.Павел пишет:

А вот не надо передёргивать, ничего такого в Библии не сказано (ошибаюсь? цитаты?)

Христиане считают, что это прямо говорится в Евангелии от Матфея 3:11-12 и от Иоанна 1:29-34, а также косвенно — от Марка 1:10-11.

В реальности, конечно признания такого не было. Когда последователи реально исторического Иоанна Крестителя узнали, что последователи Иисуса Христа — литературного персонажа — заявляют о признании Иоанном Христа как бога или сына божия (что с т.з. христиан практически одно и то же), они возмутились и

ВЛАДИМИР пишет:

Одна из гностических сект – мандеи, до нашего времени, существующая на юге Ирака, которая производит себя от учеников Иоанна Крестителя, в своих «священных писаниях» именует Иоанна Крестителя истинным пророком, а Иисуса Христа – лжепророком.

ВЛАДИМИР пишет:

Не только логично, но так оно и есть (с т.з. христиан)

Каких христиан? Современных? Да. А вот из Нового Завета вывод о Троице далеко не очевиден, даже её "состав" меняется. В этом и состоит главная ошибка приведённого Вами автора: он ничтоже сумняшеся сравнивает иудаизм I века с современным христианством — и делает вывод о невозможности наследования. Этак и я могу дредноут сравнить с ганзейским коггом, выкинув промежуточные звенья, и сделать "очевидный" вывод, что паровую турбину и 305-миллиметровые пушки завезли с Луны.

Ан.Павел пишет:

А вот из Нового Завета вывод о Троице далеко не очевиден, даже её "состав" меняется.

Докажите.

Ан.Павел пишет:

В этом и состоит главная ошибка приведённого Вами автора: он ничтоже сумняшеся сравнивает иудаизм I века с современным христианством — и делает вывод о невозможности наследования.

Уточнение: не он (если Вы о Лосеве — он вообще не о том пишет), а я.

Матфея 28:19 «Итак идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа».
2 Коринфянам 13:13 «Благодать Господа нашего Иисуса Христа, и любовь Бога Отца, и общение Святого Духа со всеми вами».
1 Иоанна 5:7 «Ибо три свидетельствуют на небе: Отец, Слово и Святый Дух; и Сии три суть едино»

Во втором отрывке "порядок" в Троице вольно меняется (попробуйте так сейчас!), в третьем Сын заменён на Слово. При этом весь догмат о Троице, по сути, строится на одной-единственной фразе — собственно, первой. Забавно при этом выглядят попытки[HTML_REMOVED] доказать эту фразу через другие, т.е. притянуть к нему (догмату) уже то, что к нему точно не относится; вдвойне забавно, когда это делают[HTML_REMOVED] даже с Ветхим Заветом. На этом фоне апокрифисты[HTML_REMOVED] даже как-то поубедительней "официального" христианства. А на мой непросвещённый нехристианский взгляд, этот "догмат" просто раздут из фигуры речи, один раз употреблённой Христом и несколько раз (неточно!) повторённой апостолами. Даже вроде как признаётся[HTML_REMOVED], что догмат был оформлен в IV веке — где ж тут его "предвечность" и "невыводимость"?

ВЛАДИМИР пишет:

а я

Значит, Вы ошибаетесь. Просто в самом конце цитаты была фраза "(Косидовский З. Библейские сказания. Сказания евангелистов. М.,1991, с 417)", из-за чего я решил, что вся цитата оттуда. Давайте Вы будете сравнивать иудаизм I века с христианством I века (по возможности), иначе каши Вы точно не сварите.

Ан.Павел пишет:

Давайте Вы будете сравнивать иудаизм I века с христианством I века (по возможности), иначе каши Вы точно не сварите

Этим-то я и занимаюсь. Просто еще не дошел до этого важного момента. А ведь там все гораздо интереснее, чем можно подумать, но с иудаизмом все равно никак не связано.

Ан.Павел пишет:

Во втором отрывке "порядок" в Троице вольно меняется (попробуйте так сейчас!), в третьем Сын заменён на Слово. При этом весь догмат о Троице, по сути, строится на одной-единственной фразе — собственно, первой

Пардон, я не вполне корректно возразил. Дело в том, что все эти перестановки, и вообще все споры о соотношении лиц (ипостасей) конечно имели место, но все это вместе взятое не имеет никакого отношения к иудаизму (если, конечно иудаизм I века н.э. мы считаем достаточно строгим монотеизмом, не допускающим ипостасей, а так оно и есть — во всяком случае, я не нашел ни одной иудаистической секты, в учении которой это присутствовало — и следовательно говорить о происхождении христианства от иудаизма столько же обосновано, сколько говорить о его происхождении от буддизма: исследователей запутывает сложившаяся практика перекрестных ссылок и попыток "юдаизировать" христианство, но к его генезису это не имеет отношения). Вкратце то, что я напишу на сей счет дальше: в своем родном Тарсе апостол Павел (или тот, кто написал его послания) в середине I века н.э. ознакомился с народным низовым культом умирающего и воскресающего бога — Езуса и решил (как и все верующие люди — неопровержимо), что он тождественен Яхве (впрочем, не полностью, поэтому понадобилось еще три века, чтобы разобраться в соотношении ипостасей). В этот момент не было еще не евангелий, ни деяний апостолов, ни апокалипсиса (хотя апокалипсис вообще случайно попал в новозаветный канон), а были лишь т.н. "логии" Иисуса Христа (которые, надо заметить имеют параллели в античной культуре, а для высказываний типа "не делай злого" можно найти соответствия в любой культурной традиции), а также послания Павла (можете еще раз их перечесть и определись: ЧТО ЗНАЕТ Павел о Христе и ЧЕГО он НЕ ЗНАЕТ, а потом сопоставить это с евангелиями, которые также писались не одновременно, а в определенном порядке — близком к гипотезе о синоптиках). Что же касается Деяний Апостолов — то это типичный греческий приключенческий роман с религиозной подоплекой.

ВЛАДИМИР пишет:

можете еще раз их перечесть и определись: ЧТО ЗНАЕТ Павел о Христе и ЧЕГО он НЕ ЗНАЕТ, а потом сопоставить это с евангелиями, которые также писались не одновременно, а в определенном порядке — близком к гипотезе о синоптиках

Я надеялся, что это сделаете Вы

Ан.Павел пишет:

Я надеялся, что это сделаете Вы

Обязательно сделаю. И там будет немало сюрпризов.

Пытаясь во что бы то ни стало произвести христианство от иудаизма, христианские богословы и библеисты и даже многие нехристианские библеисты мыслят подобно Шерлоку Холмсу: мимо прилавка проходили два джентльмена, если не украл Джонс, то, несомненно, украл Смит. Считая только две религии (иудаизм в исторической перспективе, а христианство с момента пришествия Иисуса Христа) истинными, они, естественно, могли принимать для рассмотрения только иудаизм в качестве среды возникновения христианства. Ничего, кроме высказывания, напоминающего символ веры, в доказательство этого мнения христианские богословы и библеисты привести не могут, но очевидно, что это лишь свидетельствует об уверенности самих библеистов и уже выходит за рамки научных исследований. Однако, как продемонстрировано выше, иудаизм отнюдь не был единственной религией Ближнего Востока к 1 году н.э., и его даже нельзя назвать единственной монотеистической религией. А главные вероисповедательные особенности христианства удивительным образом совпадают с комплексом верований, которые характерны для культов умирающих и воскресающих богов, распространенных к 1 году н.э. в Малой Азии и Сирии. Если мы не можем найти предхристианских верований и идей в иудаизме, остается поискать их в других культах той эпохи. В Малой Азии в это же самое время формируется митраизм. Мифологический образ Митры полисемантичен: он не только космократор и демиург природного мира, но и посредник между высшим благим божеством (Ахура-Маздой-Юпитером) и человечеством. Плутарх в трактате «Об Исиде и Осирисе» прямо именует его «богом-посредником» (Плутарх. Об Исиде и Осирисе, 46). Посреднические функции Митры отмечает и неоплатоник Порфирий, рассматривая их, скорее, в астрологическом ключе, нежели в нравственном или сотериологическом. В одном из митреумов Петовии (Паннония) верующие именуют Митру «Transito dei» (бог перекрестка) . Функции Митры-посредника, вероятнее всего, напрямую связаны с представлениями о метемпсихозе — неотъемлемой частью митраистического учения. Об этом свидетельствуют, как письменные источники (Ориген. Против Кельса, VI, 22; Порфирий. О пещере нимф. 6, 10-11), так и многочисленные данные иконографии. Семь ворот, олицетворяющие семь небесных сфер, через которые должна пройти душа после смерти, зафиксированы на мозаике из Остии, а также фигурируют в ряде рельефов из митреумов Италии, а также митреумов на Дунае и Рейне. На фреске в митреуме Капуи обнаружено изображение обнаженного Эрота с факелом в руке, уводящего Психею. Психея — олицетворение человеческой души, нуждающейся в провожатом для достижения единения с божеством. Подобная трактовка образа Психеи затем утвердится в христианском искусстве. Автором сказки об Амуре и Психее (единственной сказки в античном фольклоре!) был платоник Апулей, которыйявлялся адептом культа Исиды и Осириса, и можно предположить, что концепция души была схожей в ряде мистических культов и учении платонизма (Иванов П.В. Образ рая: от мифа к утопии. Серия “Symposium”, выпуск 31. СПб, 2003, с 84). Идея воскресения в христианстве также очень схожа с митраистической. Чудо обретения жизни вечной в митраизме напрямую связано с центральным событием основного мифа — жертвоприношением быка — Тавроктонией. Митра спасает своих приверженцев кровью быка, и эта сцена представлена в каждом его святилище. Смысл этого деяния отчасти раскрывает надпись в римском митреуме Санта Приска: «и нас охраняющий вечной кровью». На некоторых тавроктонических изображениях хвост быка завершается колосьями — символом возрожденья и обновления. Первыми извлекают выгоду из этого чуда божественные ассистенты самого Митры — Каута и Каутопата. Кровь быка дает не только плодородие земле, но и бессмертие тем, кто причастен к священной трапезе митраистов. Умирая на кресте, Христос дает вечную жизнь своим последователям. Иисус — Спаситель мира на последней вечере объявил, что только тот приобщится к вечной жизни, кто вкушает тело и кровь спасителя (Иванов П.В. Образ рая: от мифа к утопии. Серия “Symposium”, выпуск 31. СПб, 2003, с 85). Таким образом, то что мы так безуспешно ищем в иудаизме, содержится в очень близкой к христианству форме в митраистичеких верованиях. Если подробно рассмотреть культы умирающих и воскресающих богов, о которых упоминалось выше, обнаруживается еще больше самых неожиданных сходств. Миф об Адонисе в наиболее полном виде содержится в поэме Овидия «Метаморфозы» (Х, 300-524, 708-739). В древнегреческой мифологии Адонис — по наиболее популярной версии — сын Кинира от его собственной дочери Смирны. Адонис славился своей красотой: в него влюбляется богиня любви Афродита. Он был пастухом и охотником на зайцев. Похвала муз охоте вдохновила его стать охотником. Афродита оплакивает его, убитого в юности на охоте вепрем, который ударил его клыком в бедро на Идалийской горе. По мифологической версии, в вепря превратился Арес (любовник Афродиты); либо Адонису отомстила отвергнутая им Персефона; либо это произошло вследствие гнева Артемиды. По воле Афродиты он вернулся из подземного царства, и был превращен в цветок анемон; либо из крови Адониса возникли розы, а из слез Афродиты анемон (Мифы народов мира. М.,1991, Т 1, с 46-47). В финикийской мифологии Адонис (Адон) — юный воскресающий бог весны, олицетворение ежегодного умирания и оживления природы. В Греции, где культ Адониса распространился начиная с V века до н.э., праздник Адониса в середине лета справлялся два дня: в первый праздновалось его сочетание с Афродитой, как символ весеннего расцвета и воскресения, другой день был посвящён плачу по умершему богу, символизирующему увядание природы. Аналогичные мистерии получили распространие во многих эллинистических государствах (в т.ч. в Александрии Египетской, где во второй день мистерий с причитанием и плачем статую Адониса несли к морю и погружали ее в волны, символизируя возвращение его в царство смерти (Феокрит. Идиллии V 96-144). Верующие считали, что благодаря Адонису расцветали цветы весной и зрели плоды летом, зимой же природа оплакивала ушедшего бога. В знак причастности к культу чарующего красотой бога Адониса женщины выращивали цветы в глиняных горшках, которые называли «садами Адониса» (Плутарх. Почему божество медлит с воздаянием, 17). Другой культ умирающего и воскресающего бога (а точнее именно богочеловека) посвящен Аттису. Аттис – сын некого фригийца, неспособный с юности к деторождению. В честь Матери Богов – Кибеллы он учреждает в Лидии священные празднеста – оргии, но его убивает кабан, посланный Зевсом. Согласно другому преданию, Аттис – сын двуполого божества Агдитис (в Пессинутне это имя Великой Матери) и дочери реки Сангариос. Он – небывалой красоты, и в него влюбляется сама Агдитис, мешая его бракосочетанию с царской дочерью. Аттис впадает в безумие, оскопляет себя и умирает. Агдитис в раскаяньи просит Зевса сделать тело Аттиса вечно юным и нетленным. Из его крови вырастают весенние цветы и деревья (Мифы народов мира. М.,1991, Т 1, с 124). Культ Аттиса получает распространение во всем эллинистическом мире и в 204 году до н.э. проникает в Рим вместе с культом Кибелы. Аттис – страж ее храма, который нарушил обет безбрачия, увлекшись нимфой. Кибела губит нимфу, насылает на Аттиса безумие, и тот оскопляет себя (Овидий. Фасты. IV 223-246). Ритуальное оскопление стало основным элементом мистерий Аттиса и Кибелы. Жрецы Кибелы отсекали крайнюю плоть «самосским черепком» или острым кремнем (Плиний Старший. Естественная история. XXXV 165). Этот ритуал символизировал их причастность умирающему и воскресающему богочеловеку. Культ Таммуза пришел в Финикию из Месопотамии, где он (поклонение Думузи) существовал еще в III тысячелетии до н.э. Думузи соответствовал полулегендарному царю Первой династии Урука. Таммуз – бог-пастух, возлюбленный и супруг богини Инанны, отданный взамен нее самой в подземное царство мертвых, однако Таммуз проводит каждый год поз землей всего шесть месяцев, а затем возвращается на землю, а в подземном царстве его заменяет сестра Гештинанна (Мифы народов мира. М.,1991, Т 2, с 491). Примечательно, что Таммузу поклонялись древние евреи периода первого храма. Пророк Иезекииль видел плачущих по Таммузу женщин у северных ворот иерусалимского храма в пятый день шестого месяца (Книга пророка Иезекииля. 8:1, 14), но в период второго храма следов этого культа уже не встречается. Но в Сирии и Северной Месопотамии культ Таммуза оказался живуч, и, по свидетельству арабского автора Х века ан-Надима, существовал еще в Х веке у сабиев Харрана в Северной Месопотамии (Мифы народов мира. М.,1991, Т 2, с 491) (вообще, не стоит думать, что распространение митраизма, христианства и ислама автоматически уничтожило «языческие» культы на Ближнем Востоке – сведения о них встречаются вплоть до XI-XII вв., например, последний храм бога Луны в Сирии был закрыт только Саладдином (Косидовский З. Библейские сказания. М.,1991, с 63), хотя конечно речь может идти только о замкнутых реликтовых общинах, уже абсолютно неполноправных в мире господствующих религий). Христианский автор Ориген отождествлял Таммуза с Адонисом. В этих культах содержатся самые яркие черты христианства: образ умирающего и воскресающего бога (или богочеловека), чья смерть и воскресение символизирует космическое возрождение всего мира (не только природного, но и человеческого), а также возможность человека стать сопричастным умирающему и воскресающему богу путем особых ритуальных актов и посвящений и, таким образом, воскреснуть после смерти. Этот мотив – мотив воскресения и спасения через воскресение – очень сильный в культах умирающих и воскресающих богов, очень слаб в иудаизме (культ Яхве периода второго храма даже самые пристрастные христианские богословы не могут отнести к категории культов умирающих и воскресающих богов. Не стоит даже говорить о том, что без догмата и мифа о воскресении из мертвых христианство теряет один из своих главных аспектов. Еще один умирающий и воскресающий бог – египетский Осирис в эллинистическую эпоху путем синкретизации становится ипостасью Сераписа – на этом примере можно проследить процесс возникновения ипостасей в христианстве, троица божеств (или трочное единое божество, как настаивают христианские богословы) точно также сформировалось путем синкретизации и превращения отдельных божеств в ипостаси одного единого божества. В иудаизме это невозможно, поскольку иудаизм в принципе не признает ипостасности. В итоге мы можем сделать вполне обоснованный вывод об истоках христианского представления об ипостасности божества, находящихся вне иудаизма.

Также интересны образы женских божеств в вышеперечисленных культах. В иудаизме, который подчеркнуто антифеминистичен, никаких женских божеств нет и быть не может (и хотя верующие иудаисты будут это оспаривать, говоря о бессмысленности полового деления для единого бога, можно с известной долей уверенности утверждать, что Яхве иудаизма периода второго храма – бог мужского пола). Правда, можно отметить Хохму, образ которой сохраняется на периферии иудаизма (упомянута в апокрифе «Премудрость Соломона»: «Она есть дыхание силы божьей и чистое излияние славы вседержителя» (Книга Премудрости Соломона 7:25)), что можно также считать влиянием раннего зороастризма, где различные качества Ахура-Мазды олицетворялись в образах ангелов божественной семерки Амеша-Спента (Мифы народов мира. М.,1991, Т 1, с 67), но в иудаизме происходит процесс ее «разбожествления» и сведения к абстрактному понятию. В христианстве наоборот, образы женских полубожеств очень важны, и развитие этих образов едва не привело к формированию дополнительных божественных ипостасей – Богоматери и Софии (во всяком случае, споры о сущности и почитании Богоматери и Софии, а также об их отношении к троице, в христианстве отличались не меньшим накалом, чем споры о сущности троицы). В культах умирающих и воскресающих богов в обязательном порядке присутствует женский образ богини, которая составляет божественную пару с почитаемым богом. Жеские божества, в еще большей степени, чем мужские, подверглись синкретизации, в результате которой возник синкретический культ Афродиты-Кибелы-Астарты-Инанны. Астарта (Иштар) – центральный образ этих мифов, на базе которого происходила эта синкретизация. Иштар в аккадской мифологии центральное женское божество, соответствующее шумерской Инанне. Главные аспекты Иштар – богиня плодородия и плотской любви; богиня войны, распри; астральное божество (олицетворение планеты Венера). Имя ее восходит к более древнему понятию «астар», которое у восточных семитов означало «богиня» (вообще), у западных (в форме Астарт или Астарта) было именем собственным определенной богини, а у южных – бога мужского пола. Нарицательный характер слова «астар» способствовал поглощению образом Иштар множества образов шумерских и хурритских богинь (например, хурритская Нину или Нино стала «Иштар Ниневийской»). Однако чаще всего аккадская Иштар (упоминаемая с середины III тысячелетия до н.э.) соответствует шумерской Инанне. Почиталась как местное божество во многих центрах Южного и Северного Двуречья: в Аккаде, Арбеле, Ниневии, Ашшypе, Уре, Уруке и других). Она выступает под именами Анун(н)иту (что близко к Анат – одной из супруг Яхве периода первого храма) и Нанайя (родственное Иштар божество, впоследствии, видимо, полностью с ней отождествленное). В Уруке культ Иштар был связан с оргиастическими празднествами, включавшими самоистязания (возможно, самооскопление), проявлениями сексуальной свободы, принесением в жертву девственности жрицами – «кадишту». Иштар считалась покровительницей проституток, гетер и гомосексуалистов. Судя по «Эпосу об Эрре», попытки уничтожить обряды Иштар в Уруке делались с конца III тысячелетия до н.э. (Когда Ану сотворил небо. М.,2000, с 127, с 365), но окончательно Иштар (в ипостаси Нанайи) потеряла характер богини оргиастического культа, по-видимому, лишь к концу правления Ахеменидов (IV вв. до н.э.) Наиболее распространенные эпитеты Иштар – «владычица богов», «царица царей», «яростная львица», «Иштар-воительница». В иконографии Иштар иногда изображается со стрелами за спиной. Иштар предлагает свою любовь Гильгамешу, но тот отказывается, мотивируя отказ непостоянством и коварством богини и перечисляя погубленных ею возлюбленных – людей, богов и животных (льва, коня). За это Иштар мстит герою, насылая на Урук небесного быка – чудовище, созданное по ее просьбе ее отцом Ану (миф известен из VI таблицы эпоса о Гильгамеше). В результате нисхождения Иштар в преисподнюю, на земле прекращается любовь, животная и растительная жизнь. В аккадском образе Иштар отчетливее, чем у шумерской Инанны, проступают также функции богини – создательницы жизни, помощницы при родах. Военный аспект Иштар ярче всего выступает в северных центрах ее культа, в частности в Ассирии; здесь она – дочь верховного бога Ашшура (Мифы народов мира. М.,1991, Т 1, с 595).

Христианские богословы настаивают на том, что жертвенность и любовь к людям бога – исключительная черта христианства (и иудаизма, в той степени, в которой иудаизм является, с их т.з, предшественником христианства), не свойственная «языческим» верованиям. Однако факты говорят против этого. Образ Гильгамеша, потрясенного смертью друга Энкиду, оплакивающего его, желающего во имя памяти друга победить саму смерть, гораздо более выразителен, чем любые соответствующие ветхозаветные образы (Давид, оплакивающий смерть Ионафана, все-таки держит фигу в кармане). Прометей – который задолго до Иисуса Христа принес себя в жертву во имя людей, укравший у богов огонь (в чем ему помогла Афина), чтобы принести его людям и жестоко наказанный за это богами – пример совершенной античной жертвенности бога (точнее, титана) во имя человечества. Согласно античной традиции, Зевс, не желая совершенствовать род людской, решает его уничтожить, наслав потоп, но дети Прометея – Девкалион и Пирра создают новый род людской, бросая камни себе за спину (Овидий. Метаморфозы. I 390-413). Имя титана «Прометей» означает «мыслящий прежде», «предвидящий» и является производным от индоевропейского корня me-dh-, men-dh-, «размышлять», «познавать» (Мифы народов мира. М., 1991. Т 2. с 337). Когда боги с людьми препирались из-за порядка жертвоприношения в Меконе, Прометей обманул Зевса, предложив ему выбор, и тот выбрал большую, но худшую часть жертвы (кости, покрытые жиром). Так Прометей изменил порядок жертвоприношений богам, ранее животное целиком сжигали, а после того – лишь кости. Прометей первым убил быка. Люди установили сжигать на алтарях печень жертвенных животных, чтобы боги наслаждались их печенью вместо Прометеевой. Прометей похитил с Олимпа огонь и передал его людям. Он поднялся на небо с помощью Афины и поднес факел к солнцу. За это Зевс также обманом пленил его и приговорот к ужасной казни: быть прикованным к скале на Кавказе, и орел днем выклевывал его печень, которая вновь отрастала за ночь. Эти муки, по различным античным источникам, длились от нескольких столетий до 30000 лет (согласно Эсхилу) (Эсхил. Прометей освобождаемый. фр.193). Геракл, который ранее, по предложению кентавра Хирона, отдал свое бессмертие Прометею за возможность сойти в Аид, чтобы поймать Цербера, во время путешествия аргонавтов в Колхиду убил стрелой орла и освободил Прометея (по другой версии, Геракл уговорил Зевса освободить Прометея; когда Зевс освободил Прометея, он оковал у него один палец камнем от скалы и железом, и с тех пор люди носят кольца (Плиний Старший. Естественная история. XXXVII 2)). Символом Прометея был зажженный факел (в афинском Керамике происходили священнодействия в честь Прометея: бегуны с зажженными факелами, которые должны были сохранить огонь непогасшим, преодолевали расстояние от Афинской Академии до ворот города (Павсаний. Описание Эллады. I 30, 2). Образ прикованного Прометея у Эсхила – серьезная антитеза христианству (разумеется, в рамках античной традиции). Образ Прометея – это совершенный героизм, вершина античного гуманизма. Относящийся к младшему разряду богов – титанов, Прометей действует умом и хитростью, вопреки всему, воле богов и силе судьбы, это творение добра без малейшей надежды на награду, просто так, потому что добро – это добро, а не потому что какой-либо бог объявил нечто добром. Таким образом, главный тезис христианских философов (Лосева в том числе), обвиняющих античный космизм в актуализации зла, понимаемого как «безблагодатность» — т.е. отсутствие божественной санкции, определяющей, что есть добро, а что есть зло, ложен. Добро в «языческом» античном космосе независимо ни от богов, ни от людей, ни от самой судьбы. Оно по настояшему онтологично, в то время как в христианстве (как и в любой другой религии) добро персонально, а поэтому необъективно, и в силу этой необъективности легко может взаимозаменяться злом, в случае малейшей прихоти создавшего добро личности. Во все века существования христианства вольнодумцы (а точнее те, кого ныне именуют поборниками гуманизма) задавали христианам-теистам, склонным все на свете объяснять божественным вмешательством или «попустительством» (этим термином христиане обозначают особую ситуацию, при которой христианский бог не желает предотвращать совершаемое зло) вопросы: отчего бог решил именно так, а не по другому, ведь это противоречит его же заповедям – т.е. пытались оценить деятельность христианского бога хотя бы в системе им же самим установленных правил, а тем более с т.з. безусловной морали, не зависящей ни от каких богов. Христиане отвечали на это обвинением в богохульстве, тем самым, подтверждая мнение, что для христианина сами по себе моральные ценности не могут быть главнее христианского бога. Т.е. здесь (как и в случае с историческим мышлением), христианство обладает своим видением морали, но это видение нельзя назвать универсальным. Прометей, безусловно, является антитезой Иисусу Христу, и достойно удивления, что этого не замечали люди поздней античности, занятые языческо-христианской полемикой. В гомеровских поэмах Прометей не упоминается. У Гесиода Прометей – хитрый, но добрый к людям обманщик Зевса, не без основания наказанный им. Враждебнее всех к Прометею относился римский поэт Гораций (Гораций. Юбилейный гимн. I 3, 27-33), обвинявший Прометея, в том, что он вложил в человека «злобу и безумие» (Там же. I 16, 13-16). Однако образ Прометея стал символом современного гуманизма (в т.ч. коммунизма). Это гуманизм силы и достоинства. Если нагорная проповедь Иисуса Христа – апология немощи и убожества:
«Увидев народ, Он взошел на гору; и, когда сел, приступили к Нему ученики Его. И Он, отверзши уста Свои, учил их, говоря: блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное. Блаженны плачущие, ибо они утешатся. Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю. Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся. Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут. Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят. Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими. Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство Небесное. Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня. Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах: так гнали и пророков, бывших прежде вас. Вы — соль земли. Если же соль потеряет силу, то чем сделаешь ее соленою? Она уже ни к чему негодна, как разве выбросить ее вон на попрание людям. Вы — свет мира. Не может укрыться город, стоящий на верху горы. И, зажегши свечу, не ставят ее под сосудом, но на подсвечнике, и светит всем в доме. Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного» (Евангелие от Матфея. 5:1-16).
Совсем иная эстетика в «Прометее прикованном» Эсхила:
Святой эфир и ветры быстрокрылые,
Истоки рек текучих, смех сверкающий
Неисчислимых волн морских и мать-Земля,
Всевидящего Солнца круг, — вам жалуюсь!
Взгляните, что терплю я, бог, от божьих рук.
Поглядите, стою, покалечен
Изуверством! Мне гнить на века и века,
Мириады веков! Эту боль, этот стыд
На меня опрокинул блаженных богов
Новоявленный князь.
Ай-ай-ай! О сегодняшних муках воплю
И о завтрашних муках. Когда же конец
Рассветет этим каторжным болям?
Но нет? Что говорю я? Все предвидел сам.
Заранее. Нежданным никакое зло
На плечи мне не рухнет. Надо с легкостью
Переносить свой жребий, зная накрепко,
Что власть непобедима Неизбежности.
И все ж молчать и не молчать об участи
Моей, и то и это тошно! Зло терплю
За то, что людям подарил сокровища.
В стволе сухого тростника родник огня
Я воровски припрятал. Для людей огонь
Искусства всяческого стал учителем,
Путем великим жизни. Вот за этот грех
Под зноем солнца на цепях я распят здесь.
Ой-ой! Ой-ой!
Но, чу? Звон возник вьявь.
Пахнул вихрь в лицо мне.
То люди? То боги?
Иль что-то иное?
Зашли в глушь и дебрь,
В расщель снежных гор
На боль мою полюбоваться? Что еще?
Взгляните, вот я, бог в оковах, горький бог,
Зевса враг ненавистный, чума и напасть
Для богов, гнущих шею у Зевса в дому,
Все за то, что людей я сверх меры любил.
Ой-ой-ой! Снова слышу я посвист и шум
Пролетающих птиц. Верезжит и звенит
Дальний воздух от стрепета реющих крыл.
Что б ни близилось, все мне ужасно!
(Эсхил. Прометей прикованный. 88-129, пер. А.И.Пиотровского).
У Эсхила Прометей самостоятелен, он – герой, сознательно совершающий подвиг и понимающий неизбежность его последствий. Иисус Христос полностью подчиняет себя воле бога, умаляя и уничтожая свою самостоятельность, и проповедует ту же задачу окружающим людям. Он бы не смог украсть у Бога-Отца огонь, даже ради людей. Для христианства Прометей – просто грешник, его героизм бессмыслен, также как бессмыслен он для римских философов, вроде Горация. Таковы полюса античного мировоззрения. В иудаизме проблема героизма вообще снята, поскольку Яхве в созданной системе прямой связи «бог – человек» органически не приемлет любой героизм (в Книге Бытия есть упоминание о титанах (Книга Бытия. 6:1-4), однако их уничтожает потоп; более того, они и есть одна из главных причин потопа). В целом, можно сказать, что и в античной и в христианской эстетики присутствует образ жертвенности божества во имя людей, однако они этестически и морально различны. Образ распятого по воле божьей (Евангелие от Матфея 26:42) Иисуса Христа спорит с образом Прометея, прикованного к скале в наказание за героическое противостояние богам. Это внутренний спор античной эстетики. К иудаизму это не имеет никакого отношения.

САМОЕ ИНТЕРЕСНОЕ!

Рассматривая взаимоотношения христианства и «старого» «языческого» римского мира античности, как христиане, так и критики христианства делают одну и ту же ошибку. Они преувеличивают отличия одного от другого и почти игнорируют явные сходства. Христианские историки и богословы впадают в эту ошибку, поскольку они в принципе считают христианство неким особым явлением, «духовным», сверхъестественным и не имеющим «человеческих» и «плотских» аналогов в нехристианском мире. Критики христианства, наоборот, руководствуясь той или иной степенью неприязни к христианству, как историческому феномену или образу мысли, не хотят, чтобы античность – «светлая античность» богов и героев – имела что-либо общее с христианством, и они столь же принципиально считают его неантичным феноменом, довольствуясь христианской концепцией о родстве христианства и иудаизма, и низводят его до образа «еврейской секты» (еврейские историки и богословы разрываются между двумя тенденциями: они и рады бы считать себя родоначальниками великой мировой религии, но в то же время не могут согласиться на с тем, что весь ветхий завет – лишь предисловие к христианству и содержит многочисленные аллюзии и пророчества о Христе). Эта проблематитка нашла свое воплощение в первой части трилогии Д.С.Мережковского «Христос и Антихрист» — романе «Юлиан-Отступник». В реальности христианизация Римской империи не была кардинальной сменой культурологической парадигмы античности. Христианство можно считать формой кризиса античности, но оно органически присуще ей. Негреческие элементы в христианстве свойственны всему эллинизму как историческому и культурному феномену, и митраизм, к примеру, нес в себе не меньше негреческих элементов, и его окончательная победа в Риме, изменила бы традиционную античную культуру не меньше, чем победа христианства. Римская империя – от простолюдинов до верхов, неграмотные подмастерья и рафинированные интеллектуалы – жила в состоянии интеграции античного наследия и христианских представлений. «Даже в самом последнем трактате христианина Боэция, жившего в начале VI века, нет и намека на христианскую священную историю; напротив, каждая прозаическая и христианская по идее глава сопровождается у Боэция поэтическим отрывком, где то же содержание выражается уже с позиций аллюзий к родной языческой мифологии» (Лосев А.Ф. История античной эстетики. М.,1992, с 75). Это многое объясняет. Богословы, в силу своей концепции христианства как «божественной истины», а «язычества» — как «лжи и беззакония», вынуждены считать, что христианизация неизбежно должна была сопровождаться полным или во всяком случае значительным искоренением «язычества» и вместе с ним «языческой» культуры и менталитета. Это простительно для богословов мыслящих теологически. Но критикам христианства, стоящим на научной т.з., и не связанным, следовательно, представлением о «божественном происхождении» христианской религии, совершенно непростителен такой подход. При всей симпатии к светлой античности и тоске по ушедшему прекрасному миру «языческого» мифа, в котором Ясон бегал наперегонки с кентавром Хироном, и данайцы брали Трою, и Аполлон был покровителем искусств, и при всей неприязни к христианству, заменившему харит на монахов, следует честно признать: христианство – естественный этап развития античной цивилизации, который не был по отношению к ней внешним влиянием, но зародился в самой толще античной ментальности – собственно, потому христианство и восторжествовало в Риме (если бы оно зародилось в другой среде, оно было бы совсем другим).

Из этой констатации проистекает моя гипотеза. Она заключается в том, что христианство в своем первоначальном виде – малоазиатская народная низовая религия, возникшая в I веке до н.э. Это «первохристианство» имело очень синтетический характер: основу его составлял культ умирающего и воскресающего бога (в этом христианство относится к тому же классу верований, что и культы Адониса, Аттиса, Таммуза и Осириса), с этим синкретизировалось представление о боге-спасителе и врачевателе. Монотеизм христианства зороастрийского типа, допускающий наличие ипостасей (лиц единого божества) – в отличие от зороастрийского типа, иудаистический тип не признает возможности существования ипостасей (к этому типу относятся Яхве иудаизма периода второго храма и современный (а равно средневековый) Аллах мусульманства). Имя бога – Иисус – позаимствовано у кельтов Анкиры, чей бог Езус изображался всегда у дерева, на которое вешалась жертвоприношение в его честь (поскольку Иисус изначально был жертвенным богом, он сам стал ассоциироваться с этой жертвой – отсюда образ смерти на древе). Бога-Отца, которому Иисус приходился сыном, первохристиане представляли подобным Зевсу или иному миродержцу-пантократору, которого именовали иносказательно «единый бог на небесах» (Культура Древнего Рима. М.,1985, с 319). Образ Иисуса синкретизировался также с культом греческого Асклепия, и поэтому новый бог предстает врачевателем. Очень важную роль в культе Иисуса малоазиатских христиан должны были играть женские полубожества, но Богоматери в этот момент еще не было (либо Иисус считался сыном Великой Матери Богов, чей культ процветал в Малой Азии). Культ Иисуса имел особые мистерии, названные уже в то время «помазанием» (вероятно, посвященного мазали какой-нибудь субстанцией, освященной присутствием бога). Иносказательно – для непосвященных – Иисуса именовали «священное и справедливое божество». Этот культ получил в начале I веке н.э. широкое распространение в сельских общинах Малой Азии, и «богом священным и справедливым» Иисуса Христа именовали в Малой Азии вплоть до конца III века н.э. (Культура Древнего Рима. М.,1985, с 319). Таким образом, первохристиане I века до н.э. – I века н.э., в отличие от христиан II-III вв. н.э., которые представляются горожанами, были преимущественно сельскими жителями. Малочисленные сельские христианские общины, состоявшие из неграмотных или очень малограмотных людей, по-видимому, не имели своей письменной традиции; во всяком случае, до нас она не дошла (эта бесписьменность создает дополнительные трудности при изучении истории религий, поскольку не исключено, что целые религиозные традиции ушли в прошлое «молча» — т.е. не оставив никаких источников). Идентифицировать иконографию этих первоначальных христиан и их бога трудно (не исключено, что она совпадает с иконографией других умирающих и воскресающих богов региона, а также с иконографией кельтского Езуса). Возможно, в переписке Плиния Младшего с императором Траяном речь идет именно об этих малоазиатских первохристианах:
«Я никогда не присутствовал на следствиях о христианах: поэтому я не знаю, о чем принято допрашивать и в какой мере наказывать. Не мало я и колебался, есть ли тут какое различие по возрасту, или же ничем не отличать малолеток от людей взрослых: прощать ли раскаявшихся или же человеку, который был христианином, отречение не поможет, и следует наказывать само имя, даже при отсутствии преступления, или же преступления, связанные с именем. Пока что с теми, на кого донесли как на христиан, я действовал так. Я спрашивал их самих, христиане ли они; сознавшихся спрашивал во второй и третий раз, угрожая наказанием; упорствующих отправлял на казнь. Я не сомневался, что в чем бы они ни признались, но их следовало наказать за непреклонную закоснелость и упрямство. Были и такие безумцы, которых я, как римских граждан, назначил к отправке в Рим. Затем, пока шло разбирательство, как это обычно бывает, преступников стало набираться все больше, и обнаружились случаи разнообразные. Мне был предложен список, составленный неизвестным и содержащий много имен. Тех, кто отрицал, что они христиане или были ими, я решил отпустить, когда они, вслед за мной, призвали богов, совершили перед изображением твоим, которое я с этой целью велел принести вместе со статуями богов, жертву ладаном и вином, а кроме того похулили Христа: настоящих христиан, говорят, нельзя принудить ни к одному из этих поступков. Другие названные доносчиком сказали, что они христиане, а затем отреклись: некоторые были, но отпали, одни три года назад, другие много тому лет, некоторые лет тому двадцать. Все они почтили и твое изображение, и статуи богов и похулили Христа. Они [христиане] утверждали, что вся их вина или заблуждение состояли в том, что они в установленный день собирались до рассвета, воспевали, чередуясь, Христа как бога и клятвенно обязывались не преступления совершать, а воздерживаться от воровства, грабежа, прелюбодеяния, нарушения слова, отказа выдать доверенное. После этого они обычно расходились и сходились опять для принятия пищи, обычной и невинной, но что и это они перестали делать после моего указа, которым я, по твоему распоряжению, запретил тайные общества. Тем более счел я необходимым под пыткой допросить двух рабынь, называвшихся служительницами, что здесь было правдой, и не обнаружил ничего, кроме безмерного уродливого суеверия. Поэтому, отложив расследование, я прибегаю к твоему совету. Дело, по-моему, заслуживает обсуждения, особенно вследствие находящихся в опасности множества людей всякого возраста, всякого звания и обоих полов, которых зовут и будут звать на гибель. Зараза этого суеверия прошла не только по городам, но и по деревням и поместьям, но, кажется, ее можно остановить и помочь делу. Достоверно установлено, что храмы, почти покинутые, опять начали посещать; обычные службы, давно прекращенные, восстановлены, и всюду продается мясо жертвенных животных, на которое до сих пор едва-едва находился покупатель. Из этого легко заключить, какую толпу людей можно исправить, если позволить им раскаяться» (Письма Плиния Младшего. 96).
Из этого письма, датированного примерно 112 годом н.э., следует, что в провинции Вифинии, куда Гай Плиний Цецилий Секунд (племянник знаменитого Плиния Старшего) был назначен в 110 году императорским легатом с ответственным заданием по искоренению коррупции, автор обнаружил крупные христианские общины, которые активно противились отправлению императорского культа – т.е. проявляли с т.з. римской внутренней политики явные оппозиционные настроения. То, что храмы императорского культа (имеются в виду именно они, а не храмы вообще) стояли «почти покинутые», свидетельствует не о том, что почти вся провинция стала христианской, а о том, что местное население (всех вероисповеданий) отвергало императорский культ. Плиний взялся, прежде всего, за христиан, как самых злостных оппозиционеров, обнаружив при этом, что значительная часть людей, обвиняемых в христианстве, на самом деле не христиане (вероятно, доносчики воспользовались приездом нового и не знающего подробностей жизни провинции администратора для сведения личных счетов и т.п.; это также показывает определенную вражду по отношению к христианам нехристиан, если их имя стало синонимом преступника), а значительная часть других когда-то давно была христианами, но с тех пор перестала ими быть; и лишь часть обвиняемых действительно оказалась христианами, и некоторых из них – римских граждан – Плиний отправил в Рим для суда. Информация, сообщаемая Плинием о христианах, сводится к тому, что они поклоняются Христу и не содержит каких-либо иных подробностей о вероучении. Примечательно, что Плиний, проживший на свете 50 лет, до своего приезда в Вифинию ничего о христианах не знал, и ему пришлось предпринять целое расследование, чтобы установить, насколько христиане опасны для власти императора; это означает, что в Италии и других частях империи, где бывал Плиний Младший, христиан или вообще не было в конце I – начале II вв н.э., или они были микроскопическими незаметными группами. Больше никакой информации о христианах из этого источника извлечь невозможно. В предыдущем письме (94) Плиния Младшего, между прочим, упоминается Гай Светоний Транквил – впоследствии знаменитый римский историк, который сопровождал Плиния Младшего в поездке. Не исключено, что сведения о христианах, которые Светоний сообщает в своей «Истории двенадцати цезарей», написанной около 120 года (а именно информацию о преследовании Нероном христиан (Светоний. Жизнь двенадцати цезарей. Нерон. 16)), он подчерпнул именно в этой поездке в Вифинию, получив их от самих христиан. Что касается многочисленности христиан в Малой Азии на рубеже I – II вв н.э., то, согласно изучению эпиграфических данных, к христианам можно причислить не более 25% погребенных, и при этом в Малой Азии не существовало какой-либо специфической «христианской культуры», но те, кто считал себя христианами отнюдь не чурались «язычества», воспринимая его готовую, символику, фразеологию, культы и обряды (Культура Древнего Рима. М.,1985, с 324-327). Это лишний раз доказывает, что Малая Азия – так сказать, «природный резервуар» христианства и отделить его феномены от местного «язычества» не представляется возможным.

Хотя письменных источников этого периода христианства не сохранилось, однако вполне можно полагать, что т.н. «логии» — т.е. высказывания Иисуса Христа появились и передавались изустно именно в это время. Из них более всего примечательны те, которые не попали в новый завет (часть из них содержится в трудах раннехристианских писателей):
«Удивляйтесь тому, что перед вами» (Климент Александрийский. Строматы, 1, 9); «Кто удивлением проникся, тот воцарится, а воцарившийся в покой войдёт» (Там же, 1, 9); «Возжелай и сможешь» (Там же, 2, 17); «Попроси о великом, и Бог добавит тебе малое» (Там же, 1, 24, 58); «Блаженны гонимые ради Меня, ибо они обретут место, где не будут гонимы» (Там же, 4, 2); «Не заботьтесь для души вашей, что вам есть, ни для тела, что надеть. Ибо душа больше пищи, а тело – одежды. Ищите же прежде Царствия небесного и правды, ибо это – великое, а то – мало» (Там же, 4, 6); «Пусть запотеет милостыня твоя в руках твоих, пока не будешь знать, кому даешь» (Дидахе, 1:6); «Никто не войдет в царствие небесное, кто не пройдет через искушение» (Тертуллиан. О крещении. ХХ. 2); «Будут вражда и раздоры» (Флавий Иустин. Разговор с Трифоном иудеем. XXXV); «В чем найду я вас, в том и буду судить» (Там же. XXXVII); «Будьте опытными менялами» (Епифаний. Панарион, или Антедот против ересей. 44.12); «Ради слабых был слаб, ради голодающих голодал, ради жаждущих жаждал» (Ориген. Комментарии к Евангелию от Матфея. 13.2).
В этих высказываниях нет ничего примечательного, что бы шло вразрез с античной традицией «добрых поучений». Можно сравнить эти высказывания (а также иные высказывания, приписываемые Иисусу Христу в евангелиях) с известными сборниками изречений «семи мудрецов» (так в античной философской литературе именовались некоторые философы VII-VI вв. до н.э.):
«Изречения Семи мудрецов» [из собрания] Деметрия Фалерского
КЛЕОБУЛ, сын Эвагра из Линда, изрек:
1.Мера лучше всего. 2. Отца надо уважать. 3. Будь здоров и телом и душой. 4. Будь любослух, а не многослов. 5. [Лучше быть] ученым, чем неучем. 6. Будь сдержан на язык. 7. Добродетели — свой, пороку — чужой. 8. К несправедливости питай ненависть, благочестие блюди. 9. Согражданам советуй наилучшее. 10. Удовольствие обуздывай. 11. Силой не делай ничего. 12. Детей воспитывай. 13. Удаче молись. 14. Ссоры замиряй. 15. Врага народа считай супостатом. 16. С женой не бранись и не любезничай при чужих: первое — признак глупости, второе – сумасбродства. 17. За вином слуг не наказывай, не то решат, что ты бесчинствуешь во хмелю. 18. Бери жену из ровни, ибо, если возьмешь из тех, кто знатней тебя, приобретешь не родственников, а господ. 19. Насмешкам остряка не смейся, не то будешь ненавистен тем, на кого они направлены. 20. В достатке на заносись, в нужде не уничижайся.
СОЛОН, сын Эксекестида, афинянин, изрек:
1. Ничего слишком. 2. В судьи не садись, а не то будешь врагом уличенному. 3. Избегай удовольствия, рождающего страдание. 4. Добропорядочность нрава соблюдай вернее клятвы. 5. Скрепляй слова печатью молчания, а молчание — печатью подходящего момента. 6. Не лги, но говори правду. 7. Радей о честном. 8. Родители всегда правы [досл.: «не говори более справедливого, чем родители»]. 9. Не спеши приобретать друзей, а приобретенных не спеши отвергнуть. 10. Научившись подчиняться, научишься управлять. 11. Требуя, чтобы ответственность несли другие, неси ее и сам. 12. Согражданам советуй не самое приятное, а самое полезное. 13. Не будь дерзким. 14. Не якшайся о дурными. 15. Почитай богов. 16. Уважай друзей. 17. Чего [HTML_REMOVED] видел, того не говори. 18. Знаешь — так молчи. 19. К своим будь кроток. 20. О тайном догадывайся по явному.
ХИЛОН, сын Дамагета, лакедемонянин, изрек:
1. Знай себя. 2. Выпивая, не болтай: промахнешься. 3. Не грози свободным: нет на то права. 4. Не хули ближних, а не то услышишь такое, от чего огорчишься. 5. На обеды друзей ходи медленно, на беды — быстро. 6. Свадьбу устраивай дешевую. 7. Покойного величай. 8. Старшего уважай. 9. К тому, кто суется в чужие дела, питай ненависть. 10. Предпочитай убыток позорной прибыли: первое огорчит один раз, второе [будет огорчать] всегда. 11. Над попавшим в беду не смейся. 12. Если у тебя крутой нрав, проявляй спокойствие, чтобы тебя скорее уважали, чем боялись. 13. Будь защитником своей семьи. 14. Язык твой пусть не обгоняет ума. 15. Обуздывай гнев. 16. Не желай невозможного. 17. В пути не торопись. 18. И не махай рукой, ибо это от безумия. 19. Повинуйся законам. 20. Если тебе причинили ущерб — примирись, если оскорбили — отомсти.
ФАЛЕС, сын Эксамия, милетец, изрек:
1. Где порука, там беда. 2. Помни о присутствующих и отсутствующих друзьях. 3. Не красуйся наружностью, а будь прекрасен делами. 4. Не обогащайся нечестным путем. 5. Пусть молва не ссорит тебя с теми, кто пользуется твоим доверием. 6. Не стесняйся льстить родителям. 7. Не перенимай от отца дурного. 8. Какие услуги окажешь родителям, такие и сам ожидай в старости от детей. 9. [Что] трудно [?] — познать самого себя. 10. [Что] самое приятное [?] — достичь того, чего желаешь. И. [Что] утомительно [?] — праздность. 12 [Что] вредно [?] — невоздержанность. 13. [Что] невыносимо [?] — невоспитанность. 14. Учи и учись лучшему. 15. Праздным не будь, даже если ты богат. 16. Плохое прячь в доме. 17. Лучше вызывай зависть, чем жалость. 18. Блюди мер. 19. Не верь всем подряд. 20. Находясь у власти, управляй самим собой.
ПИТТАК, сын Гирраса, лесбосец, изрек:
1. Знай меру. 2. О том, что намерен делать, не рассказывай: не выйдет — за¬смеют. 3. Полагайся на друзей. 4. Что возмущает тебя в ближнем, того не делай сам. 5. Горемыку не брани: на то есть гнев богов. 6. Доверенный тебе залог отдай. 7. Если ближние причинили тебе маленький убыток — стерпи. 8. Друга не хули и врага не хвали: нерасчетливо это. 9. [Что] страшно узнать [?] — будущее, [что] без¬опасно [?] — прошлое. 10. [Что] надежно [?] — земля, [что] ненадежно [?] — море. 11. [Что] ненасытно [?] — корыстолюбие. 12. Владей своим. 13. Лелей благочестие, воспитание, самообладание, рассудок, правдивость, верность, опытность, ловкость, товарищество, прилежание, хозяйственность, мастерство.
БИАНТ, сын Тевтама, приенец, изрек:
1. Большинство людей дурны. 2. Надо посмотреть на себя в зеркало, сказал он, и если выглядишь прекрасным — поступай прекрасно, а если безобразным — то исправляй природный недостаток добропорядочностью. 3. Берись [за дело] не спеша, а начатое доводи до конца. 4. Не болтай: промахнешься — пожалеешь. 5. Не будь ни дурнем, ни злыднем. 6. Безрассудства не одобряй. 7. Рассудительность — люби. 8. О богах говори, что они существуют. 9. Соображай, что делаешь. 10. Слушай побольше. 11. Говори к месту. 12. В бедности богатых не кори, если только не очень задолжал. 13. Не¬достойного человека за богатство не хвали. 14. Бери убеждением, а не силой. 15. Причиной любой удачи считай богов, а не себя. 16. Приобретай: в молодости — благополучие, в старости — мудрость. 17. Приобретешь: делом — память [о себе], надлежащей мерой — осторожность, характером — благородство, трудом — терпение, страхом — благочестие, богатством — дружбу, словом — убеждение, молчанием — чинность, решением — справедливость, дерзанием — мужество, деянием — власть, славой —верховенство.
ПЕРИАНДР, сын Кипеела, коринфянин, изрек:
1. Прилежание — все. 2 [Что] прекрасно [?] — спокойствие. 3. [Что] опасно [?] — опрометчивость. 4—5. Бесчестная прибыль обличает [HTML_REMOVED] натуру. 6. Демократия лучше тирании. 7. Удовольствия смертны, добродетели бессмертны. 8. В удаче будь умерен, в беде — рассудителен. 9. Лучше умереть в скупости, чем жить в нужде. 10. Сделайся достойным своих родителей. 11. При жизни будь хвалим, после смерти — благословим. 12. С друзьями будь одним и тем же и в удаче и в беде. 13. Дал слово — держи: нарушить — подло. 14. Тайны не разглашай. 15. Бранись с таким расчетом, чтобы скоро стать другом. 16. Люби законы старые, а яства свежие. 17. Не только наказывай прегрешающих, но и останавливай намеревающихся. 18. Неудачи скрывай, чтобы не радовать врагов».
(Фрагменты ранних греческих философов. М.,1989 Ч 1, с 92-94).
Здесь мы видим обычные «аформизмы житейской мудрости», иногда чудаковатые, но никогда не переходящие рамок «чувства меры», считавшегося у античных философов эталоном истинного отношения к жизни. Вышеприведенные изречения больше подошли бы апостолу Павлу, но даже, если бы они встретились в текстах евангелий, вложенные в уста Иисуса Христа, христиане ничуть не сочли бы их в какой-либо степени чуждыми духу христианства. Высказывания апостола Павла и в еще большей степени высказывания Иисуса Христа в евангелиях отличает от изречений семи мудрецов лишь большей степенью экзальтированности и тем, что авторы апеллируют к божеству. Семь мудрецов излагают свои мысли в более спокойном тоне, у них, похоже, нет чувства трагизма от столкновения своих идей с окружающим миром. Но это – лишь формальное отличие, показывающее эволюцию античной мысли и эстетики в течение семи веков.

ВЛАДИМИР пишет:

В иудаизме проблема героизма вообще снята, поскольку Яхве в созданной системе прямой связи «бог – человек» органически не приемлет любой героизм

Самсон, Давид, Иуда Маккавей, далее по тексту...

Ан.Павел пишет:

Самсон, Давид, Иуда Маккавей, далее по тексту...

Они почему заслужили благоволение авторов ветхого завета? Потому что не геройствовали как Прометей ("дерусь, потому что дерусь!), а исполняли волю божью.

Понятие "герой" в античном этосе иное. Мало просто драться палкой или пулять из рогатки, чтобы быть героем.

Согласен, Самсон, чей образ даже немного карикатурен, стоит особняком, но Самсон — бог Солнца в доиудаистической еврейской мифологии, который попал в канон по какому-то недосмотру.

ВЛАДИМИР пишет:

Понятие "герой" в античном этосе иное.

Я согласен, что иное, и что это оттого, что отношения с богами другие. Но Вы как-то так написали, будто вообще "роль личности" в иудаизме сведена к нулю. Нет. Давид, конечно, исполнял волю Божью, но камень он метнул сам, а не Бог за него.

Ан.Павел пишет:

Но Вы как-то так написали, будто вообще "роль личности" там сведена к нулю. Нет. Давид, конечно, исполнял волю Божью, но камень он метнул сам, а не Бог за него.

Ну еще бы!!! "Не сам, а бог или ангел" — это уже умонастроение Книги Товия: под божьим крылом можно себе позволить любую степень немощи (год назад, когда на параллельном форуме известный гражданин совр. Израиля, думая об армии, первым делом вспоминает о "трехразовом горячем питании" (первое, с чем армия ассоциируется) — это и есть соответствующее мировоззрение).

Но я говорил не о "роли личности", а о роли "героя". Это разные вещи. Личность — не обязательно герой. Монотеистическому богу нужны личности, а не герои.

Написал уже 88 страниц

Апостол Павел упомянут не случайно. Согласно многим современным библеистическим построениям, именно апостол Павел создал своей деятельностью из христианства – небольшой «иудеохристианской» секты (поскольку в библеистике господствует точка зрения о происхождении христианства от иудаизма) всемирную религию. С этой точкой зрения следует согласиться, однако, схема возникновения христианства несколько иная: Павел около 50 года н.э. обнаружил христианство в качестве народной низовой малоазиатской религии. Увлекся им, стал его адептом и неофитом и своей деятельностью на протяжении многих лет популяризировал христианство, а также создал первые письменные памятники этой религии. Согласно более поздним новозаветным источникам, Павел родился в еврейской семье в Тарсе на юге Малой Азии около 15 года н.э. Его еврейское имя было Савл, и вероятно его стали называть римским именем Павел после получения им римского гражданства (впрочем, возможно, что римское гражданство он унаследовал от родителей). Он получил строгое фарисейское воспитание и обучался в Иерусалиме у самого Гамалиила (одного из крупнейших еврейских богословов того времени). Его обращение в христианство носило внезапный и драматический характер: по его собственному свидетельству, на пути в Дамаск ему явился в видении сам Христос. В Новом Завете сведения о жизни и деятельности Павла содержатся в посланиях апостола Павла и Деяниях апостолов. В отличие от богословов-фундаменталистов, современные исследователи Библии считают, что из 14 Павловых посланий не все написаны самим апостолом. Павлу вполне могли быть приписаны сочинения каких-то других авторов — с целью подкрепить их авторитетность его именем. В целом, все специалисты признают авторство Павла в отношении Послания к Римлянам, 1 и 2 посланий к Коринфянам, Послания к Галатам, Послания к Филиппийцам, 1 Послания к Фессалоникийцам и Послания к Филимону. Аутентичность посланий к Ефесянам, к Колоссянам и 2 Послания к Фессалоникийцам многими исследователями подвергается сомнению, а принадлежность Павлу 1 и 2 посланий к Тимофею и Послания к Титу чаще всего отрицается на основании того, что стиль, язык и манера изложения непохожи на стиль, манеру и язык Павла. Послание к Евреям, согласно почти всеобщему мнению (начиная еще с Тертуллиана), представляет собой сочинение неизвестного христианского автора I века. Это следует учитывать при анализе павловского христианства – т.е. той разновидности христианства, которая связана с именем апостола Павла и со временем стала господствующей, победив как «иудеохристианство» — т.е. секты, прямо соединяющие христианство с иудаизмом в пользу доминирования последнего, так и «первохристианство» — группы аутентичных малоазийских христиан, отрицающих какое бы то ни было отношение к иудаизму и культу Яхве (последней крупным течением этого типа можно считать маркионитов, достаточно многочисленных в Малой Азии до конца IV века). Сведения о том, что апостол Павел был фарисеем и получил сугубо религиозное образование, встречаются в Деяниях апостолов; в посланиях самого Павла их нет. Также, нигде в посланиях Павла он не называет себя Савлом. Язык посланий – греческий, причем достаточно развитый и почти литературный (вероятно, Павел вообще плохо знал иврит). Цитаты из ветхого завета повсеместно даны из Септуагинты. В посланиях Павел постоянно демонстрирует свое глубокое безразличие к еврейскому происхождению и иудаизму как таковому (он даже сомневается в тезисе о «спасении всего Израиля» — в одном фрагменте Послания к римлянам он уверен в этом (11:26), в другом – сомневается (9:27)). Все это позволяет скептически отнестить к версии о фарисействе Павла и считать ее поздней выдумкой в пылу полемики христиан с иудаистами (христиане считали, что аргумент о «правоверности» Савла, который якобы перешел из фарисейства в христианство, побудит иудаистов стать христианами). В реальности Павел – человек эллинистической среды. Свою задачу он видел, в первую очередь, в распространении христианства, а что касается иудаизма, то его отношение к своей старой религии было неоднозначным. Если учитывать, что Послание к евреям определенно ему не принадлежит, Павел не ставил перед собой непременную задачу обратить в христианство евреев, хотя и не отказался бы от такого результата своей, либо чьей-нибудь миссионерской деятельности. Апостол Павел отлично осознавал, что распространяет принципиально новую религию, отличную от традиционного иудаизма, хотя и полагал, что Бог-Отец христианства тождественен Яхве. Ветхий завет (а Павел уже употребляет термин «новый завет» (2 Послание Коринфянам 3:6)), он видел – как и все последующие христианские богословы – неким «предисловием» к христианству, полагая, что в ветхом завете содержатся различные пророчества и умозаключения, касающиеся нового завета. Таким образом, Павел пришел к простой и для него лично убедительной (хотя она шла вразрез со всей иудаистической мыслью) идее о том, что Яхве просто поменял свой завет с людьми, распространив его на все человечество (в этом Павел – последовательный интернационалист). Возникает закономерный вопрос: а почему Павел решил, что Иисус Христос – сын Яхве? Вероятно, его в этом убедило имя умирающего и воскресающего бога – Иисус (Езус), которое он сопоставил с еврейским именем Иешуа (представление о том, что разные боги могут иметь национальную принадлежность, свойственно эллинистическому мировоззрению: многие авторы с истинно греческим чувством юмора называют Исиду и Осириса египтянами, а Митру – парфянином; и Павел аналогично решил, что Иисус-Езус-Иешуа – еврей). Бог-Отец в сироязычной среде на границе Сирии и Киликии – близ Тарса – мог именоваться иносказательно Адон, что соответствует одному из эпитетов (также иносказательному) Яхве – Адонай (Господин, Господь). Таким образом, вся последующая ассоциация христианства с иудаизмом оказывается случайностью, и если бы Павел был армянином, христианство с упорством, преодолевая недоумение мобедов, искало свои корни в зороастризме, находя множество параллельных мест в новом завете и Авесте, а армянская традиционная культура подверглась бы в рамках христианства сакрализации, как подверглась настоящей сакрализации в некоторых современных христианских течениях и сектах еврейская ветхозаветная культура (Адам именовался бы Гайком, чье появление датируется XXI веком до н.э. (Рукосуев Е.Ю. Короли, президенты, премьеры… Екатеринбург, 1996, с 128), а некоторые христиане воспринимали бы армяно-азербайджанский конфликт как некое священнодейство).

Ув. Ан.Павел — разобрался с Вашим тезкой.

Апостол Павел упомянут не случайно. Согласно многим современным библеистическим построениям, именно апостол Павел создал своей деятельностью из христианства – небольшой «иудеохристианской» секты (поскольку в библеистике господствует точка зрения о происхождении христианства от иудаизма) всемирную религию. С этой точкой зрения следует согласиться, однако, схема возникновения христианства несколько иная: Павел около 50 года н.э. обнаружил христианство в качестве народной низовой малоазиатской религии. Увлекся им, стал его адептом и неофитом и своей деятельностью на протяжении многих лет популяризировал христианство, а также создал первые письменные памятники этой религии. Согласно более поздним новозаветным источникам, Павел родился в еврейской семье в Тарсе на юге Малой Азии около 15 года н.э. Его еврейское имя было Савл, и вероятно его стали называть римским именем Павел после получения им римского гражданства (впрочем, возможно, что римское гражданство он унаследовал от родителей). Он получил строгое фарисейское воспитание и обучался в Иерусалиме у самого Гамалиила (одного из крупнейших еврейских богословов того времени). Его обращение в христианство носило внезапный и драматический характер: по его собственному свидетельству, на пути в Дамаск ему явился в видении сам Христос. В Новом Завете сведения о жизни и деятельности Павла содержатся в посланиях апостола Павла и Деяниях апостолов. В отличие от богословов-фундаменталистов, современные исследователи Библии считают, что из 14 Павловых посланий не все написаны самим апостолом. Павлу вполне могли быть приписаны сочинения каких-то других авторов — с целью подкрепить их авторитетность его именем. В целом, все специалисты признают авторство Павла в отношении Послания к Римлянам, 1 и 2 посланий к Коринфянам, Послания к Галатам, Послания к Филиппийцам, 1 Послания к Фессалоникийцам и Послания к Филимону. Аутентичность посланий к Ефесянам, к Колоссянам и 2 Послания к Фессалоникийцам многими исследователями подвергается сомнению, а принадлежность Павлу 1 и 2 посланий к Тимофею и Послания к Титу чаще всего отрицается на основании того, что стиль, язык и манера изложения непохожи на стиль, манеру и язык Павла. Послание к Евреям, согласно почти всеобщему мнению (начиная еще с Тертуллиана), представляет собой сочинение неизвестного христианского автора I века. Это следует учитывать при анализе павловского христианства – т.е. той разновидности христианства, которая связана с именем апостола Павла и со временем стала господствующей, победив как «иудеохристианство» — т.е. секты, прямо соединяющие христианство с иудаизмом в пользу доминирования последнего, так и «первохристианство» — группы аутентичных малоазийских христиан, отрицающих какое бы то ни было отношение к иудаизму и культу Яхве (последней крупным течением этого типа можно считать маркионитов, достаточно многочисленных в Малой Азии до конца IV века). Сведения о том, что апостол Павел был фарисеем и получил сугубо религиозное образование, встречаются в Деяниях апостолов; в посланиях самого Павла их нет. Также, нигде в посланиях Павла автор не называет себя Савлом. Язык посланий – греческий, причем достаточно развитый и почти литературный (вероятно, Павел вообще плохо знал иврит). Цитаты из ветхого завета повсеместно даны из Септуагинты. В посланиях Павел постоянно демонстрирует свое глубокое безразличие к еврейскому происхождению и иудаизму как таковому (он даже сомневается в тезисе о «спасении всего Израиля» — в одном фрагменте Послания к римлянам он уверен в этом (11:26), в другом – не считает это возможным (9:27)). Все это позволяет скептически отнестись к версии о фарисействе Павла и считать ее поздней выдумкой в пылу полемики христиан с иудаистами (христиане считали, что аргумент о «правоверности» Савла, который якобы перешел из фарисейства в христианство, побудит иудаистов стать христианами). В реальности Павел – человек эллинистической среды. Свою задачу он видел, в первую очередь, в распространении христианства, а что касается иудаизма, то его отношение к своей старой религии было неоднозначным. Если учитывать, что Послание к евреям определенно ему не принадлежит, Павел не ставил перед собой непременную задачу обратить в христианство евреев, хотя и не отказался бы от такого результата своей, либо чьей-нибудь миссионерской деятельности. Апостол Павел отлично осознавал, что распространяет принципиально новую религию, отличную от традиционного иудаизма, хотя и полагал, что Бог-Отец христианства тождественен Яхве. Ветхий завет (а Павел уже употребляет термин «новый завет» (2 Послание Коринфянам 3:6)), он видел – как и все последующие христианские богословы – неким «предисловием» к христианству, полагая, что в ветхом завете содержатся различные пророчества и умозаключения, касающиеся нового завета. Таким образом, Павел пришел к простой и для него лично убедительной (хотя она шла вразрез со всей иудаистической мыслью) идее о том, что Яхве просто поменял свой завет с людьми, распространив его на все человечество (в этом Павел – последовательный интернационалист). Павел – не апокалиптик, его религия иногда даже выглядит мещанской, и в этом проявляется противостояние античной эллинистической цивилизации и еврейской среды, в которой в первой половине I века н.э. нарастали апокалиптические настроения. Христианство и иудаизм в I веке н.э. двигались в противоположном направлении. Здесь опять аргумент в пользу эллинистического происхождения христианства. Иудаизм ушел после I века н.э. в гностицизм, христианство стало всемирной религией. Возникает закономерный вопрос: а почему Павел решил, что Иисус Христос – сын Яхве? Вероятно, его в этом убедило имя умирающего и воскресающего бога – Иисус (Езус), которое он сопоставил с еврейским именем Иешуа (представление о том, что разные боги могут иметь национальную принадлежность, свойственно эллинистическому мировоззрению: многие авторы с истинно греческим чувством юмора называют Исиду и Осириса египтянами, а Митру – парфянином; и Павел аналогично решил, что Иисус-Езус-Иешуа – еврей). Бог-Отец в сироязычной среде на границе Сирии и Киликии – близ Тарса – мог именоваться иносказательно Адон, что соответствует одному из эпитетов (также иносказательному) Яхве – Адонай (Господин, Господь). Таким образом, вся последующая ассоциация христианства с иудаизмом оказывается случайностью, и если бы Павел был армянином, христианство с упорством, преодолевая недоумение мобедов, искало свои корни в зороастризме, находя множество параллельных мест в новом завете и Авесте, а армянская традиционная культура подверглась бы в рамках христианства сакрализации, как подверглась настоящей сакрализации в некоторых современных христианских течениях и сектах еврейская ветхозаветная культура (Адам именовался бы Гайком, чье появление датируется XXI веком до н.э. (Рукосуев Е.Ю. Короли, президенты, премьеры… Екатеринбург, 1996, с 128), а некоторые христиане воспринимали бы современный армяно-азербайджанский конфликт как некое священнодейство). Многие исследователи пытались также найти в богословии Павла следы влияния малоазийских мистериальных культов, которые автор считает той естественной средой, в которой возникает христианство (критический разбор исследований на эту тему см., например: Metzger B.M. Methodology in the Study of the Mystery Religions and Early Christianity, In: Historical and Literary Studies: Pagan, Jewish, and Christian, Grand Rapids: Eerdmans, 1968; Wedderburn A.J.M. The Soteriology of the Mysteries and Pauline Baptismal Theology, Novum Testamentum, 29, 1987, pp. 53—72). Но прежде, чем рассматривать эту проблему, необходимо определить, что же апостол Павел (а именно автор Послания к Римлянам, 1 и 2 посланий к Коринфянам, Послания к Галатам, Послания к Филиппийцам, 1 Послания к Фессалоникийцам и Послания к Филимону, которые достоверно являются принадлежащими Павлу) знал об Иисусе Христе. Даже богословы-фундаменталисты не утверждают, что апостол Павел находился в Иерусалиме во время распятия Иисуса Христа, хотя вскоре после этого он появляется – в сцене побития камнями Стефана. Итак, Иисус Христос, в предствлении Павла. Он – единственный сын божий от семени Давида (т.е. еврей по национальности) (Послание к Римлянам 1:3) от смертной женщины (Геракл и другие античные герои также рождены от смертных женщин); образ Бога-Отца невидимого (2 послание к Коринфянам 4:4); противостоит Велиару (2 послание к Коринфянам 6:15); богат, но обнищал ради людей (2 послание к Коринфянам 8:9); принял образ раба (Послание к Филиппийцам 2:6); посредник между Богом-Отцом и людьми (Послание к Римлянам 5:1); одинаков для всех людей – евреев и неевреев (Послание к Римлянам 15:8-9); дарует свободу (Послание к Галатам 5:1); глава мужчин (1 послание к Коринфянам 11:3); послан Богом-Отцом в жертву за мир (Послание к Римлянам 8:3); предан ночью, а накануне предательства преломил хлеб и предложил съесть его в качестве своей плоти, а также выпить чашу со своей кровью (причем, эту информацию Павел получил лично от Бога-Отца) (1 послание к Коринфянам 11:23-26); убит иудеями (хотя здесь, возможно, иносказательно, поскольку имеется в виду негативное отношение иудаистов к христианству) (1 Послание к Фессалоникийцам 2:14-15); распят (1 послание к Коринфянам 1:23); умер на кресте (Послание к Филиппийцам 2:7-8); умер за нечестивых и вообще за всех людей (Послание к Римлянам 5:6); отменил своей смертью ветхий завет (Послание к Римлянам 7:4); погребен (1 послание к Коринфянам 15:3-8); воскрешен Богом-Отцом и воскрес в третий день (Послание к Римлянам 4:24, 1 послание к Коринфянам 15:3-8); явился множеству людей – более чем 500 свидетелям (1 послание к Коринфянам 15:5-8); сидит на небесах одесную Бога-Отца (Послание к Римлянам 8:34); будет судить людей (Послание к Римлянам 2:16); соумирающие с ним путем крещения получат жизнь вечную (Послание к Римлянам 6: 3-5); живет в верующих (Послание к Галатам 2:20); в будущем придет с небес при гласе Архангела и трубе Бога-Отца, воскресит мертвых, преобразует их тела и отправит христиан на облака – в воздух, где они и будут пребывать с Богом-Отцом всегда (Послание к Филиппийцам 3:20-21); упразднит всякую власть, начальство и силу, а после передаст свое царство Богу-Отцу (1 послание к Коринфянам 15:24-25). Этим ограничивается христология апостола Павла. Нигде в посланиях не упоминается Иерусалим как место деятельности и смерти Иисуса Христа, нет сколько-нибудь значительных цитат из нагорной проповеди Иисуса Христа и других его пространных изречений, нет ни малейших упоминаний о Понтии Плате, Ироде, Иоанне Крестителе, Иуде и многих других персонажах евангелий. Богородица упоминается один раз, достаточно случайно и не называется по имени. Разумеется, нет никаких датировок сакральных событий. Павел знал только то, что Иисус Христос – сын Бога-Отца (тождественного Яхве), что он жил в образе раба (именно раба – в юридическом смысле слова), что он отменил ветхий завет, установил мистерию хлебопреломления и причастия своей крови, был распят на кресте, умер, воскрес на третий день и в будущем придет с небес судить всех людей, воскрешая мертвых. Т.е. Иисус Христос апостола Павла в достаточной степени абстрактный умирающий и воскресающий бог, дарующий бессмертие верующим в него – образ, сходный с описанным в евангелиях Иисусом Христом, но не более, чем с ним же были схожи Аттис, Таммуз и Адонис. Неосведомленность апостола Павла по части деталей событий, описанных в евангелиях (если мы допустим реальность евангельского сюжета), удивительна. Согласно Деяниям Апостолов, апостол Павел неоднократно встречался с апостолами, знавшими Иисуса Христа лично, которым все эти подробности должны быть хорошо известны, а гибель Стефана, описанная в Деяниях Апостолов, где впервые появляется апостол Павел как персонаж этого античного приключенческого романа, должна следовать непосредственно за отбытием из Иудеи Понтия Пилата – значит, Павел, если он действительно учился в Иерусалиме, должен был знать этого чиновника. Приходится признать, что апостол Павел либо вообще не желал говорить на эту тему (что невероятно), либо не знал всех этих обстоятельств и людей, которые неизбежно должны были ему сообщить о них (т.е. не встречался с апостолами, а лишь имел отдельные сведения об Иисусе Христе), либо все описанное в евангелиях, не имело места в реальности, но является литературным сочинением, причем более поздним, чем 50-е годы, на которые падает деятельность апостола Павла (и это представляется единственно возможным объяснением, потому что в противном случае нам придется полностью менять представление о роли апостола Павла в жизни раннехристианской общины и считать описание его деятельности в Деяниях Апостолов чистой беллетристикой). В очередной раз анализ религиозных текстов приводит к обнаружению совершенно неустранимого противоречия. Помимо этого стоит отметить удивительное признание апостола Павла о том, что обстоятельства смерти Иисуса Христа ему сообщил сам Бог-Отец. Также интересно упоминание о «братьях Господних» (1 послание к Коринфянам 9:5) – во множественном числе. Сразу же возникает ассоциация с т.н. Арвальскими братьями – римской культовой жреческой коллегией, которая молилась за успешное произрастание даров полей. На празднике в конце мая, проходившем в ритуальных танцах и песнопениях, они испрашивали благословения богов посевам и ниспослание урожая. В своей праздничной Арвальской песни на архаической латыни Арвальские братья взывали к Марсу и Ларам. При Августе почти забытые обряды Арвальских братьев были возрождены (Гладкий В.Д. Древний Мир. Донецк, 1997, Т 1, с43). Не исключено, что «братья Господни» (именно так! – во множественном числе) – это некая секта «иудохристиан» (т.е. возникшая в результате желания прямо соединить христианство с иудаизмом в пользу доминирования последнего), существовавшая в 50-х гг. I века н.э. (в том числе и в Иерусалиме). Это объясняет упоминание в других местах нового завета «брата Господня» Иакова, а также упоминание о его казни Иосифом Флавием (Иудейские Древности. ХХ 9. 1). «Брат Господень» Иаков (как и другие «братья Господни») не были родственниками Иисуса Христа, а лишь членами иудохристианской общины («брат» здесь употребляется в духовном смысле), с которой у апостола Павла сложились непростые отношения, и которая не могла сообщить ему никаких сведений об Иисусе Христе из Иерусалиме, поскольку никакие из сообщаемых в евангелиях и Деяниях Апостолов событий там не происходили, а все евангелия и Деяния Апостолов – литературные произведения, созданные уже после Иудейской войны, скорее ближе к концу I века.

ВЛАДИМИР пишет:

Павел около 50 года н.э. обнаружил христианство в качестве народной низовой малоазиатской религии.

Великое открытие. А по имени какого-нибудь приверженца этой "народной низовой малоазиатской религии" вы назвать можете? А упоминаниия об этой религии у античных авторов имеются? Упоминания именно как о христианстве? Все ваши рассуждения — это гипотезы, которые не подтверждены никакими источниками первых веков нашей эры, но напротив прямо этим источникам противоречат. По моему, все христиане, упомянутые по имени в Новом Завете, еврейского происхождения. Кажется упоминается один раз член христианской общины — нееврей (которого привели в запретную для неевреев часть Иерусалимского храма и это стало предметом горячих дискусий), но по имени и он не упоминается.

То что христианство возникло среди евреев — это исторический факт. (То христианство, о котором говорится в источниках того времени, а не то, которое существует только в воображении некоторых историков) . Да, по-видимому среди евреев элинизированных, но стыдящихся своего элинства. В посланиях Павла нет никаких ссылок на греческих авторов, хотя в некоторых из них влияние греческой философии вполне очевидно. Да иантичные авторы ещё во 2-м веке рассматривают христиан как еврейскую секту. Многие источники говорят, что христиане нееврейского происхождения стали составлять большинство христианских общин только в 3-м веке.

LAM пишет:

А упоминаниия об этой религии у античных авторов имеются?

См. выше: Плиний Младший и Светоний.

LAM пишет:

По моему, все христиане, упомянутые по имени в Новом Завете, еврейского происхождения.

Ошибочное мнение.

В посланиях апостола Павла упоминаются следующие имена: Акила, Ампилий, Апеллес, Аристарх, Аристовул, Артема, Архипп, Асинкрит, Ахаик, Варнава, Гай, Димас, Еввул, Епафрас, Епенет, Ерм, Ермий, Ермоген, Зина, Иаков, Иасон, Иисус (Юст), Иоанн, Иродион, Кварт, Кифа (Петр), Клавдия, Крисп, Лин, Лука, Луций, Мариам, Марк, Нирей, Олимпан, Онисим, Онисифор, Прискилла, Пуд, Руф, Урбан, Силуан, Сосипатр, Сосфен, Стефан, Тертий, Тимофей, Тит, Тихик, Трифена, Трифоса, Трофим, Фива, Фигелл, Филимон, Филолог, Флегонт, Фортунат, Юлия, Эраст.

Сколько из них еврейских имен?

LAM пишет:

То что христианство возникло среди евреев — это исторический факт.

Ну так найдите мне подтверждение этого факта хоть у одного еврейского автора того времени.

LAM пишет:

В посланиях Павла нет никаких ссылок на греческих авторов

А причем здесь это?

LAM пишет:

Да иантичные авторы ещё во 2-м веке рассматривают христиан как еврейскую секту

Плиний Младший? Светоний?

LAM пишет:

Многие источники говорят, что христиане нееврейского происхождения стали составлять большинство христианских общин только в 3-м веке.

В 3-м веке — т.е. около 250 численность христиан в Риме составляла уже 10 млн., если не больше (Баррет). Вы полагаете, что среди них не менее 5 млн. евреи? У Вас странное представление о численности евреев в Римской империи. В 1 году н.э. их было (включая все диаспоры) не более 2 миллионов (и еще 500 тысяч самаритян), а после разгрома нескольких восстаний значительно сократилось.

LAM пишет:

Да, по-видимому среди евреев элинизированных, но стыдящихся своего элинства

Что-то по самому Павлу этого "стыда" не заметно. За несколько лет ему удалось привлечь в христианство небольшую группу малоазийских евреев, часть из которых переселилась в Иерусалим ("Братья Господни"). Это вызвало крайне негативную реакцию малоазиатских иудаистов-евреев.

LAM пишет:

Многие источники говорят, что христиане нееврейского происхождения стали составлять большинство христианских общин только в 3-м веке.

"Главный демограф форума" (с), как говорил ув. Дэн; специально сделал расчет:

Интересен также вопрос об этническом составе христианских общин I века н.э. Многие библеисты считают, что первые христиане были в большинстве своем евреями, и лишь во II веке среди христиан возобладали греки и представители других народов Римской империи. Однако это маловероятно, исходя из статистики населения Рима. Около 14 года н.э. население всей империи составило 54 миллиона человек (Лурье Ф.М. Российская и мировая история в таблицах. СПб.,1997, с 32), из этого числа на Европу приходилось 28 млн. человек (Брук С.И. Население мира. М.,1986, с 17), на Египет — более 7 млн. человек (Иосиф Флавий. Иудейская война. 16. 4), на остальную Африку приходится еще 4 миллиона человек (Демографический энциклопедический словарь. М.,1985, с 110), население Кипра – до 1 миллиона человек – больше, чем на данный момент (Демографический энциклопедический словарь. М.,1985, с 185), на долю римской Азии остается 14 миллионов человек, из которых 6 миллионов (Демографический энциклопедический словарь. М.,1985, с 110) приходится на Сирию (включающую современные Сирию, Ливан, Израиль, Палестину и Иорданию), а 8 миллионов человек населяли Малую Азию – т.е. территорию современной Турции без ее крайнего востока. Из 6 миллионов населения между Газой и Антиохией на долю Иудеи могло приходиться не более 2 млн. человек, поскольку Иудея, в отличие от Сирии и Финикии, не имела крупных городов (за исключением Иерусалима). Из этих 2 миллионов не менее 400 тысяч составляли самаритяне, а этнические евреи – не более 1500 тысяч (включая ассимилированных галилеян и идумеев). Еще 500 тысяч евреев населяли крупные города Египта, Сирии, Кипра, а также составляли относительно небольшие диаспоры в Малой Азии и Греции (в Риме в 1 году н.э. евреев еще практически не было). Таким образом, на начало нашей эры в мире (при общем населении 280 миллионов человек) насчитывалось не более 2 миллионов верующих иудаистов, а также 500 тысяч самаритян (еще 100 тысяч жило в диаспорах за пределами Палестины). После подавления еврейского восстания 66-70 гг., а также восстания Бар-Кохбы численность еврейского населения не могла не сократиться (Тацит оценивает число евреев, убитых и плененных в Иерусалиме, в 600 тысяч (История 5.13), а Иосиф Флавий сообщает, что во время осады и падения Иерусалима погибло 1,1 млн. евреев (Иудейская Война 6.9.3) – последняя цифра представляется завышенной). Это означает, что, даже не смотря на некоторый прирост численности еврейской диаспоры за пределами Палестины, к 100 году численность евреев в пределах Римской империи не могла превышать 1,5 млн. человек. Согласно расчетам британского специалиста по конфессиональной статистике Д.Б.Баррета (Народы и религии мира. М.,1999, с 856) численность христиан уже в 100 году превышала 1 млн. человек, а в 200 году – более 6 миллионов. Таким образом, даже в 100 году большинство членов христианских общин не могло быть еврейским. Евреи в составе христиан с самого начала составляли лишь небольшие группы, иногда объединенные более иудаистическим, чем у апостола Павла, пониманием христианства, но крупных «иудействующих» сект, за исключением эвионитов, в христианской среде не было. Юстин, один из самых ранних историков церкви, живший в середине II века, выделил четыре категории верующих во Христа евреев: во-первых, евреи, вошедшие в христианскую церковь, которые быстро исчезли, растворившись среди неевреев, во-вторых, евреи, оставшиеся в составе синагоги, лишь втайне верующие в Христа – они также недолго просуществовали, ибо нельзя жить вне объединения с единоверцами, в третьих, те, кто стал эвионитами, и в-четвертых, те евреи, которые стали назорянами. В посланиях апостола Павла упоминаются следующие имена членов христианских общин Рима, Малой Азии, Палестины и Греции: Акила, Ампилий, Апеллес, Аристарх, Аристовул, Артема, Архипп, Асинкрит, Ахаик, Варнава, Гай, Димас, Еввул, Епафрас, Епенет, Ерм, Ермий, Ермоген, Зина, Иаков, Иасон, Иисус (Юст), Иоанн, Иродион, Кварт, Кифа (Петр), Клавдия, Крисп, Лин, Лука, Луций, Мариам, Марк, Нирей, Олимпан, Онисим, Онисифор, Прискилла, Пуд, Руф, Урбан, Силуан, Сосипатр, Сосфен, Стефан, Тертий, Тимофей, Тит, Тихик, Трифена, Трифоса, Трофим, Фива, Фигелл, Филимон, Филолог, Флегонт, Фортунат, Юлия, Эраст. Из них лишь 10 – одна шестая часть: Варнава, Димас, Еввул, Зина, Иаков, Иисус (Юст), Иоанн, Иродион, Кифа (Петр), Мариам – могут быть признаны еврейскими. Правда, значительная часть евреев диаспоры (в том числе сам Павел) носила нееврейские (римские и греческие) имена, но сам Павел в текстах своих и приписываемых ему посланий каждый раз поясняет, где речь идет об эллинизированных евреях (Послание к Колоссянам 4:10-11). Следовательно, даже в первых христианских общинах 50-х гг. евреи не составляли большинства, а те, кто примкнул к христианам, были приведены туда проповедью апостола Павла, что вызывало крайне негративную реакцию еврейских иудаистических общин Малой Азии и постоянные стычки Павла с этой публикой.

Благодарю за указание на необходимое дополнение к работе.

ВЛАДИМИР пишет:

Иродион,

И даже здесь я сомневаюсь. Еврейское ли это имя? Исторический Ирод — не еврей, а идумей. Да и имя построено по греческому шаблону.

Высказанная гипотеза о малоазийском происхождении христианства, хотя и не нова, и имеет некоторое количество посвященных ей библеистических работ, достаточно оригинальна и непривычна. Она переворачивает историю христианства не только географически – перенося центр ее зарождения из Палестины в Малую Азию, но и в смысле генезиса, окончательно решая вопрос о независимости возникновения христианства от иудаизма. Автору представляется, что христианство – феномен, вполне естественно появившийся на эллинистическом этапе развития античной цивилизации и создавший основу для возникновения Византийской цивилизации, а также оказавший решающее влияние на сложение Западной цивилизации, и его можно «сложить» из наличествующих в реальной истории компонентов: ничего принципиально нового, совершенно непонятного современникам, христианство не содержало (здесь может обнаружиться определенное диалектическое противоречие: если бы христианство было абсолютно чуждо «языческому» миру, он не принял бы его). Можно, естественно, видеть в христианстве сверхъестественный феномен (т.е. результат прямого вмешательства христианского божества), однако такой подход относится к области религиозных верований, и с научным подходом ничего общего не имеет.

Поскольку, как это нами обнаружено, послания апостола Павла по смыслу и порядку получения автором информации противоречат содержанию евангелий и примыкающих к ним Деяний Апостолов, приходится выбирать: либо все послания апостола Павла не принадлежат заявленному автору (поскольку апостол Павел, каким он описан в Деяниях Апостолов, должен был иметь более развернутую информацию), либо все евангелия и Деяния Апостолов являются не описанием реальных событий, а лишь апологетическими сочинениями, призванными доказать, что Иисус Христос – сын Яхве и его пришествие предсказывалось всей древнееврейской традицией. На неисточность евангелий обратили внимание еще библеисты XVIII века. Мифологическая школа библеистики, полностью отрицая реальное существование Иисуса Христа, каким он описан в четырех евангелиях (к тому же не стоит так уж критически воспринимать апокрифические евангелия: традиционное обвинение в их адрес в противоречивости и компилятивности (А.Мень) можно с той же степенью обоснованности адресовать каноническим евангелиям), выдвигала различные версии: Христос – солнечное божество (Ш.Дюпуи), отголосок античных и восточных мифов (А.Древс), лунный бог (Э.Церен), древнееврейский бог (А.Каждан, Р.Виппер), перевоплощенный Учитель праведности кумранистов (А.Дюпон-Соммер) и др. (Иисус Христос как историческая личность. СПб.,2007, с 464-465). Оппоненты мифологической школы шли прямо противоположным путем – они наоборот отделили от образа Иисуса Христа все фантастические и мифологические детали, превратили его в обычного человека (странствующего проповедника, распятого на кресте). И поскольку мир состоит из обычных людей (в том числе проповедников), а распятие на кресте в I веке н.э. было самой заурядной казнью, формальных причин отрицать историчность Иисуса Христа у этого направления не было. Подобный метод все-же не дает требуемого результата. Если его применить в изучении образов всех остальных богов, можно «очистить» от мифологии любого из них – Зевса, Осириса, Перуна, Кришну и получить в итоге столь же достоверный исторический образ соответствующего божества (эта методика использовалась британским историком Т.Карлейлем). Более того, отделяя «зерно исторической истины» от «сказочно-мифологической обертки», этот метод позволяет доказать историчность Винни-пуха и Карлсона. Верующие библеисты и богословы, в принципе, положительно отнеслись к попыткам представить Иисуса Христа обычным человеком: для них было важно удостоверить само по себе реальноисторическое существование богочеловека Иисуса Христа, а уж доказательство его божественности – это дело личной веры. В ХХ веке по мере нарастания фундаменталистических настроений в библеистике (в основном за счет большей роли американских ученых в этой науке) библеисты-фундаменталисты и сторонники буквального понимания библейских текстов обнаружили удивительное обстоятельство (!) – если из библеистики вообще исключить какие-либо внебиблейские источники (как заведомо ложные) – будь то древние исторические хроники или современные учебники физики и биологии – и доверять только библии как главному и единственному источнику, значительная часть противоречий и невероятных событий, излагаемых в библейских книгах, перестают быть противоречащими реальной истории и невероятными с точки зрения здравого смысла. Таким образом, достоверность библии как источника зависит от контроля за информационным пространством вокруг аудитории, поскольку простому малообразованному человеку, не знакомому с историей древнего мира, а равно с открытиями в сфере естествознания, гораздо легче поверить в любые, сообщаемые библией, сведения, в отличие от человека, мало-мальски образованного и склонного подвергать сомнению библейскую информацию, если она противоречит сумме небиблейских знаний. Играл ли этот фактор роль в первые века христианства, учитывая, что греко-римское общество отличалось значительным уровнем образованности? Иудаистические сказания и верования были для евреев к 1 году н.э. частью их национальной культуры, и поэтому их отрицание было сродни предательству национальных интересов (хотя это ничуть не мешало существованию различных школ, по-разному трактующих ветхозаветные верования). Чтобы завоевать умы образованных греков и римлян, христианству понадобилось проделать сложную эволюцию и интегрироваться в сумму интеллектуальной культуры античности (т.е. проделать путь, прямо противоположный пути современного американского христианского фундаментализма).

ВЛАДИМИР пишет:

. В ХХ веке по мере нарастания фундаменталистических настроений в библеистике (в основном за счет большей роли американских ученых в этой науке) библеисты-фундаменталисты и сторонники буквального понимания библейских текстов обнаружили удивительное обстоятельство (!) – если из библеистики вообще исключить какие-либо внебиблейские источники (как заведомо ложные) – будь то древние исторические хроники или современные учебники физики и биологии – и доверять только библии как главному и единственному источнику, значительная часть противоречий и невероятных событий, излагаемых в библейских книгах, перестают быть противоречащими реальной истории и невероятными с точки зрения здравого смысла.

А вот здесь не могу не улыбнуться Вот он — метод доказательства истинности библии!

ВЛАДИМИР пишет:

Более того, отделяя «зерно исторической истины» от «сказочно-мифологической обертки», этот метод позволяет доказать историчность Винни-пуха и Карлсона.