Хотя идеи греховности мира характерны для всех без исключения религий, следует согласиться в том, что христианство проводит эту идею максимально последовательно. Оно интерпретировало иудаистический миф об Адаме и Еве как историю о непослушании первочеловека богу (выдвигая на первое место именно мотив непослушания, хотя к этому уже в раннем христианстве примешивается мотив первого сексуального акта, но это особая тема, к которой следует специально вернуться). Хотя это непослушание – прямое следствие свободы, христианство не исключает ее из своей доктрины и не низводит до уровня греха, правда, свобода отныне возможна для христианина только «в боге» — т.е. будучи его «рабом». Понятие раб могло трактоваться вполне юридически (т.е. теология могла использовать юридический смысловой инструментарий): «Раб является своего рода частью господина, как бы одушевленною и отделенною частью его тела» (Аристотель. Политика I 2, 20). Это противоречие «свободы в боге» и «рабства в боге» сохраняется на протяжении всего существования христианства, никак не разрешаясь диалектически, поскольку свобода рядом с бесконечным богом-бытием теряет свой абсолютный характер и может рассматриваться лишь как акцидент (случайное свойство) божества (в христианстве – свойством его ипостаси Святого Духа). В лучшем случае свобода может быть интерпретирована как путь к богу, после преодоления которого она уже не нужна. С материалистической точки зрения, это противоречие сформировалось из столкновения идеологии деспотических режимов и определенной симпатии к атмосфере демократических городов-государств (не только греческих), когда мировоззрение человка не моргло не признавать определенных достоинств за каждым из этих социально-политических укладов. Христианские апологеты (как в те далекие времена, так и наши дни) всегда могут возразить на это в том духе, что рабство в боге равнозначно свободе от греха. И здесь мы открываем самое главное в христианской этике. Мир, с т.з. христианина, тотально греховен, «лежит во зле» (причем в это состояние его привела та самая свобода, которую христианский бог дал человеку при сотворении). Выше, при рассмотрении иудаистических верований, было показано, как реальное, заурядное (с т.з. мировой истории) военно-политическое поражение одного ничем особым не примечательного народа было интерпретировано онтологически, как мировое зло, а поражение, нанесенное верховному божеству этого народа, осмысленно как борьба против всего мироздания, поскольку этот бог остался единственным в роли Атланта, держащего мир. Христиане (вероятно, через посредство перешедших в христианство евреев) восприняли эту идею. Следует помнить, что в других религиях проблематитка мирового зла также присутствует, хотя и не в такой экстемальной форме (что следует интерпретировать как меньшую степень геополитических поражений): в зороастризме зло актуализировано в определенных явлениях и объектах, ограничено ими, и уже по одному этому не может быть тотально (хотя это не делает его безвредным), в иудаизме зло, являющееся парадигмой непослушания, легко одолимо – достаточно лишь усилий самого человека, и лишь в буддизме зло, как страдание, тождественно реальному миру. Чтобы проиллюстрировать христианское мироощущение следует процитировать почти всю нагорную проповедь, произнесенную Иисусом Христом, согласно Евангелию от Мафтея (5:3-7:14):
«Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное. Блаженны плачущие, ибо они утешатся. Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю. Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся. Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут. Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят. Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими. Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство Небесное. Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня. Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах: так гнали и пророков, бывших прежде вас. Вы – соль земли. Если же соль потеряет силу, то чем сделаешь ее соленою? Она уже ни к чему негодна, как разве выбросить ее вон на попрание людям. Вы – свет мира. Не может укрыться город, стоящий на верху
горы. И, зажегши свечу, не ставят ее под сосудом, но на подсвечнике, и светит всем в доме. Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного. Не думайте, что Я пришел нарушить закон или пророков: не нарушить пришел Я, но исполнить. Ибо истинно говорю вам: доколе не прейдет небо и земля, ни
одна иота или ни одна черта не прейдет из закона, пока не исполнится все. Итак, кто нарушит одну из заповедей сих малейших и научит так людей, тот малейшим наречется в Царстве Небесном; а кто сотворит и научит, тот великим наречется в Царстве Небесном. Ибо, говорю вам, если праведность ваша не превзойдет праведности книжников и фарисеев, то вы не войдете в Царство Небесное. Вы слышали, что сказано древним: не убивай, кто же убьет, подлежит суду. А Я говорю вам, что всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду; кто же скажет брату своему: «рака», подлежит синедриону; а кто скажет: «безумный», подлежит геенне огненной. Итак, если ты принесешь дар твой к жертвеннику и там
вспомнишь, что брат твой имеет что-нибудь против тебя, оставь там дар твой пред жертвенником, и пойди прежде
примирись с братом твоим, и тогда приди и принеси дар твой. Мирись с соперником твоим скорее, пока ты еще на пути с ним, чтобы соперник не отдал тебя судье, а судья не отдал бы тебя слуге, и не ввергли бы тебя в темницу; истинно говорю тебе: ты не выйдешь оттуда, пока не отдашь до последнего кодранта. Вы слышали, что сказано древним: не прелюбодействуй. А Я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем. Если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя, ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в геенну. И если правая твоя рука соблазняет тебя, отсеки ее и брось
от себя, ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в геенну. Сказано также, что если кто разведется с женою своею, пусть даст ей разводную. А Я говорю вам: кто разводится с женою своею, кроме вины прелюбодеяния, тот подает ей повод прелюбодействовать; и кто женится на разведенной, тот прелюбодействует. Еще слышали вы, что сказано древним: не преступай клятвы, но исполняй пред Господом клятвы твои. А Я говорю вам: не клянись вовсе: ни небом, потому что оно престол Божий; ни землею, потому что она подножие ног Его; ни Иерусалимом,
потому что он город великого Царя; ни головою твоею не клянись, потому что не можешь ни одного волоса сделать белым или черным. Но да будет слово ваше: да, да; нет, нет; а что сверх этого, то от лукавого. Вы слышали, что сказано: око за око и зуб за зуб. А Я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую; и кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду; и кто принудит тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два. Просящему у тебя дай, и от хотящего занять у тебя не отвращайся. Вы слышали, что сказано: люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего. А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас, да будете сынами Отца вашего Небесного, ибо Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных. Ибо если вы будете любить любящих вас, какая вам награда? Не то же ли делают и мытари? И если вы приветствуете только братьев ваших, что особенного делаете? Не так же ли поступают и язычники? Итак будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный. Смотрите, не творите милостыни вашей пред людьми с тем, чтобы они видели вас: иначе не будет вам награды от Отца вашего Небесного. Итак, когда творишь милостыню, не труби перед собою, как делают лицемеры в синагогах и на улицах, чтобы прославляли их люди. Истинно говорю вам: они уже получают награду свою. У тебя же, когда творишь милостыню, пусть левая рука твоя не знает, что делает правая, чтобы милостыня твоя была втайне; и Отец твой, видящий
тайное, воздаст тебе явно. И, когда молишься, не будь, как лицемеры, которые любят в синагогах и на углах улиц, останавливаясь, молиться, чтобы показаться перед людьми. Истинно говорю вам, что они уже получают награду свою. Ты же, когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, Который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно. А молясь, не говорите лишнего, как язычники, ибо они думают, что в многословии своем будут услышаны; не уподобляйтесь им, ибо знает Отец ваш, в чем вы имеете нужду, прежде вашего прошения у Него. Молитесь же так: Отче наш, сущий на небесах! да святится имя Твое; да приидет Царствие Твое; да будет воля Твоя и на земле, как на небе; хлеб наш насущный дай нам на сей день; и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим; и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого. Ибо Твое есть Царство и сила и слава во веки. Аминь. Ибо если вы будете прощать людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш Небесный, а если не будете прощать людям согрешения их, то и Отец ваш не простит вам согрешений ваших. Также, когда поститесь, не будьте унылы, как лицемеры, ибо они принимают на себя мрачные лица, чтобы показаться людям постящимися. Истинно говорю вам, что они уже получают награду свою. А ты, когда постишься, помажь голову твою и умой лице твое, чтобы явиться постящимся не пред людьми, но пред Отцом твоим, Который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно. Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут, но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют и где воры не подкапывают и не крадут, ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше. Светильник для тела есть око. Итак, если око твое будет чисто, то все тело твое будет светло; если же око твое будет худо, то все тело твое будет темно. Итак, если свет, который в тебе, тьма, то какова же тьма? Никто не может служить двум господам: ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить; или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть. Не можете служить Богу и маммоне. Посему говорю вам: не заботьтесь для души вашей, что вам есть и что пить, ни для тела вашего, во что одеться. Душа не больше ли пищи, и тело одежды? Взгляните на птиц небесных: они ни сеют, ни жнут, ни собирают в житницы; и Отец ваш Небесный питает их. Вы не гораздо ли лучше их? Да и кто из вас, заботясь, может прибавить себе росту хотя на один локоть? И об одежде что заботитесь? Посмотрите на полевые лилии, как они растут: ни трудятся, ни прядут; но говорю вам, что и Соломон во всей славе своей не одевался так, как всякая из них; если же траву полевую, которая сегодня есть, а завтра будет брошена в печь, Бог так одевает, кольми паче вас, маловеры! Итак, не заботьтесь и не говорите: что нам есть? или что пить? или во что одеться? потому что всего этого ищут язычники, и потому что Отец ваш
Небесный знает, что вы имеете нужду во всем этом. Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам. Итак не заботьтесь о завтрашнем дне, ибо завтрашний сам будет заботиться о своем: довольно для каждого дня своей заботы. Не судите, да не судимы будете, ибо каким судом судите, таким будете судимы; и какою мерою мерите, такою и вам будут мерить. И что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоем глазе не чувствуешь? Или как скажешь брату твоему: «дай, я выну сучок из глаза твоего», а вот, в твоем глазе бревно? Лицемер! вынь прежде бревно из твоего глаза и тогда увидишь, как вынуть сучок из глаза брата твоего. Не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга вашего перед свиньями, чтобы они не попрали его ногами своими и, обратившись, не растерзали вас. Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам; ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят. Есть ли между вами такой человек, который, когда сын его попросит у него хлеба, подал бы ему камень? и когда попросит рыбы, подал бы ему змею? Итак, если вы, будучи злы, умеете даяния благие давать детям вашим, тем более Отец ваш Небесный даст блага просящим у Него. Итак, во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними, ибо в этом закон и пророки. Входите тесными вратами, потому что широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими; потому что тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их».
Концепция мирового зла со всей отчетливостью выражена в этом отрывке, и если бы этот текст попался на глаза ученому буддисту, либо джайнисту, они отметили бы практически полное совпадение этических ценностей христианства со своими. Нагорная проповедь пронизана социальным пессимизмом, осознанием невозможности что-либо изменить в мире, который «лежит во зле», и лишь призывает приспособиться к нему, причем это приспособление осуществляется не вполне традиционным способом. Христианское мироощущение, выраженное автором этого фрагмента Евангелия от Матфея, также несамостоятельно. Перед нами текст, вполне соответствующий всем канонам этики и эстетики стоицизма. Стоицизм – греческая философская школа, сформировавшаяся около 300 года до н.э. Главная идея стоической этики — казуально и телеологически предустановленный ход мировых событий. Поскольку внешние блага всегда недоступны, внутренняя позиция — единственное, что во власти человека. Внешняя свобода человека состоит лишь в сотрудничестве с судьбой. Сенека говорит: «Кто согласен, того судьба ведёт, кто не согласен, того она тащит». Цель человека заключается в том, чтобы жить «в согласии с природой». Это единственный способ достижения гармонии. Счастье достижимо, лишь если покой души не нарушает никакой аффект, который не рассматривается как чрезмерно усиленное влечение. Он по своей природе зиждется на представлении, которому придается ложная значимость. Действуя, он становится пафосом, страстью. Поскольку ее объектом человек редко овладевает полностью, он испытывает неудовлетворенность. Стоический идеал — апатия, свобода от подобных аффектов. Различаются четыре вида аффектов: удовольствие, отвращение, вожделение и страх. Их необходимо избегать, пользуясь правильным суждением (ортос логос), поскольку влечение становится аффектом лишь тогда, когда разум одобряет ценность его объекта. Понимание истинной ценности вещей препятствует стремлению к ложным благам или гасит страх перед мнимыми бедами. Понимающему свойственно знание о том, что никакие внешние блага не имеют ценности с точки зрения счастливой жизни. Все вещи стоики делят на благо, зло, безразличие (адиафора). Благими являются добродетели, к злу относится противоположное им. Безразличны все остальные вещи, поскольку они ничего не значат для достижения счастья. Они либо совершенно безразличны, либо «предпочтительны» или «непредпочтительны». Предпочитать следует вещи, сообразные с природой. Такие же различия стоики проводят и между поступками. Существуют дурные и благие поступки, средние поступки называются «подобающими», если в них реализуется естественная предрасположенность. Добродетель — самое важное для счастья. Она заключается главным образом в нравственном понимании значимости вещей. Из этой добродетели следуют другие (справедливость, мужество и т. д.) Добродетели можно научиться, тогда она становится неотъемлемой. Между добродетелью и пороком нет ничего среднего, поскольку можно действовать либо с пониманием, либо без него. На правильном суждении базирутся правильное отношение к вещам и к влечениям. Достигнутая гармония — это и есть счастье. Центральная для этики стоиков идея выражена в учении о присвоении (ойкейосис), благодаря которому нравственное стремление человека уже содержится в его природной предрасположенности. Оно состоит в обращении к тому, что в самосознании переживается как относящееся к нему. Человек присваивает себе сообразные для него с природой вещи и различает полезное для себя и вредное. Поэтому любое живое существо и стремится к самосохранению. Созревая, человек постепенно познает, что разум — его сообразная с природой сущность (Фрагменты ранних стоиков. М.,1998, Т 1, с 9-21). Таким образом, даже то, чем христианство гордится как исключительно своим собственным – христианская этика, отнюдь не оригинально и естественным образом вырастает из греческой стоической философии. Когда среди христианской апокрифической литературы появилась переписка апостола Павла с Сенекой, ее автор просто связал то, что очевидно было почти тождественно. Безусловно, христианство как явление гораздо сложнее стоической философии, и нельзя считать его лишь одной из мистическо-стоических школ, но влияние философии стоиков на всех, без исключения христианских авторов I-II вв. очевидно. Однако стоики жили в реальном мире. В своей физике они признают «сущим» лишь то, что действует или претерпевает, то есть тело. Пассивному началу соответствует материя (хюле), активному же — логос. Логос есть мировой разум, пронизывающий дыханием (пневмой) бескачественную материю и тем самым целесообразно направляющий ее развитие. Во всех вещах содержатся «семенные логосы», в которых и заложено их планомерное развитие (Степанова А. С. Физика стоиков: Доминирующие принципы онтокосмологической концепции. СПб.,2005). Стоиков можно даже назвать атеистами. Соединив стоическую этику с представлением о делении мира на профанный («злой») и сакральный («добрый»), христиане, оказавшись волею рождения в «неправильном» мире, пытаются преодолеть его такой же «неправильностью», но уже по отношению к нему самому. Получается перевернутая этика и эстетика. То, что «недостойно» в профаном мире, «достойно» в сакральном. Сакральный мир оценит высочайшей оценкой то, что презренно в мире профанном. Бесчестие профанного мира есть честь сакрального. Зло профанного мира есть добро сакрального, и наоборот. Чем больше человек страдает, испытывает лишения и терпит урон в профаном мире, тем большая награда ждет его на «небесах» – в сакральном мире. А поэтому всяческие неприятности в этом мире вполне желательны, в той мере, в какой они увеличивают сакральный капитал. Успех же в профанном мире нежелателен, поскольку закрывает дорогу в сакральный мир (поэтому Иисус Христос легко и беззаботно отвергает предложенные ему власть, богатство и изобилие; христиане вполне могут понимать буквально их в качестве атрибутов сатаны). Формируется особый социальный норматив поведения, основанный на самоуничижении, иногда вполне целенаправленном. Одним словом, христианский бог оказался сообщником представителей социального дна (нищих, уличных проституток, калек, прокаженных, преступников и проч.), а равно ненавистником социальных верхов. Это мировоззрение бомжа, наблюдающего за увеселениями богатеев, одновременно ненавидящего их и завидующего им (а поэтому мечтающего о том – «сакральном» — пространстве, где он сам будет предаваться подобным увеселениям и получать аналогичную часть и славу), точно указывает на социальную среду, в которой зародилось христианство (и все последующие богословские ухищрения не могут исправить этого первоначального акцента). Иудаизм сумасшедшую безумную зависть к державам-победителям превратил в национальную идею, требующую скорого апокалипсиса. За христианством никакой национальной идеи никогда не стояло. Мнение о делении истории раннего христианства на «еврейский» и «эллинский» периоды ошибочно, в раннем христианстве никогда не было «еврейского» периода (теологи и верующие библеисты пытались обосновать такое деление тем, что, якобы, первоначально Иисус Христос рассчитывал на христианизацию именно евреев, но уже после распятия разочаровался в них и призвал крестить «все народы»). Иисус Христос в евангелиях задолго до распятия одновременно проклинает «язычников» и тут же исцеляет их слуг и восхищается их верой в себя (Евангелие от Матфея 8:5-13), и вообще ведет себя как человек без национальных предрассудков. Поскольку евангелия создавались в расчете на еврейскую аудиторию, их авторы должны были насытить их определенным национальным колоритом, но писавший преимущественно для «язычников» грек Лука свободен от этих условностей, и в его тексте менее всего встречается ссылок на ветхозаветную традицию и различных арамеизмов. Раннее христианство имеет подчеркнуто социальный характер, но никогда не доходит до пропаганды классовой борьбы, тем более, что апостол Павел, более всего обращавший внимание на социальную этику, был человеком консервативных взглядов и вовсе не считал, что христианство должно изменить социальный строй Римской империи (если бы рабовладение как социальный феномен официально сохранилось до нашего времени, выступающие по телевидению христианские пастыри обязательно подчеркивали бы, что учение Христа со времен апостола Павла до наших дней неизменно стояло на страже социального порядка, отвергая экстремистские призывы разного рода аболиционистов к нарушению права частной собственности рабовладельцев, и в то же время гуманизируя взаимоотношения рабов и рабовладельцев).