Российская биографическая записка о Суворове (Suwarrow) содержит странные и любопытные детали. Хотя свирепость его распоряжений хорошо известна по ужасным жертвам Очакова[ii], Измаила[iii] и Праги[iv] (где 60000 поляков были принесены в жертву его мстительности[v]), иногда он демонстрировал куда более экстравагантный пыл жестокости. В отношении французов, в особенности, он испытывал некий род яростного отвращения. Доказательством его страсти служат даже применявшиеся им способы обучения солдат. Так, командуя им произвести атаку на штыках, способ штыкового боя выбирался из трех различных вариантов, в соответствии с народом, который должен был противостоять им в грядущей битве. Когда он отдавал приказ идти на Пруссаков, солдаты должны были наносить один прямой удар штыком, против Поляков они быстро повторяли удар — против «проклятых Французов» они поворачивали свои штыки после второго удара, чтобы увеличить рану[vi]. Оригинальный во всем, и даже поражающий своей оригинальностью, этот полуварвар иногда появлялся завернутый в овчину, как Казак, а иногда — увешанный крестами, звездами и портретами, полученными им в награду. Последний наряд, соединенный с его слегка зловещим выражением лица и сухощавой фигурой делал его более похожим на итальянского шарлатана[vii], нежели на командующего армией. Несмотря на это, он дал миру основания уважать его ум; разделяя со своими солдатами их опасности, труды и грубую пищу, он стал для них настоящим идолом. Рассказ о подавлении мятежа в его войсках при переходе через Альпы хорошо известен. Его солдаты, измученные трудами и озлобленные тяготами, не слушались более его приказов и перестали придерживаться обычной для них дисциплины. Тогда Суворов приказал вырыть могилу и лег в нее, обратясь к своим бунтующим воинам: «Засыпьте меня землей, ваш генерал хочет быть похороненным, раз вы предали его»[viii]. Солдаты бросились к его ногам с религиозным рвением и энтузиазмом. Император Александр приказал воздвигнуть ему памятник, а великий князь Константин публично прочел элегию в его честь, но все эти почести не могут смыть позора прихотливой жестокости с его характера и заставить историка писать его портрет в каких-либо иных красках, кроме тех, что достойны удачливого сумасшедшего милитариста или ловкого дикаря.
Норблин (Norblin) Ян Пётр (настоящее имя и фамилия Жан Пьер Норблен де ла Гурден, Norblin de la Gourdaine) (1745—1830), график и живописец. По происхождению француз. Работал в Польше в 1774—1804. Нетрудно догадаться, что Норблин, симпатизировавший польскому восстанию, изобразил Суворова таким, каким его желали видеть французы и поляки. Ю.М. Лотман считает этот портрет «непарадным»; кажется, вернее было бы его считать портретом с натуры в исполнении талантливого, но пристрастного художника, подмечавшего только те черты, которые подтверждали его первоначальное негативное мнение.
[ii] Воспоминания врача Эрнеста Дримпельманна: «Я видел следы ужасной трагедии, которую пережил Очаков вследствие жестокой осады и взятия приступом. Дома в городе были разрушены и лежали в грудах: только немногие из них могли служить убежищем для Русскаго гарнизона. Множество трупов убитых Турок, полусъеденных крысами, лежало под обломками домов. Колоссальные валы, окружавшие город, были со всех сторон разбиты и разсыпаны выстрелами Русской артиллерии. <...>Вблизи и вдали от города валялись сотни лошадиных и человеческих скелетов, мясо которых, послужило пищею волкам и хищным птицам. По многим черепам, покрытым еще волосами, можно было ясно видеть, что они принадлежали осаждавшим <...> Русские овладели уже городом и все, что не хотело сдаться добровольно, находило смерть под штыком победителей. Не смотря на то, ярость и отчаяние Турок были так неукротимы, что мущины и женщины, хотя сопротивление ни к чему не вело, стреляли в Русских из окон и из-за углов».
[iii] Во время штурма было убито 26 тыс. турок (в т.ч. и мирных жителей), 9 тыс. было взято в плен; осталось в живых около 9 тыс. мирных жителей. Такие огромные потери среди мирного населения объясняются приказом Суворова, который отдал город на разграбление в течение 3-х дней. Русские потери составили 10 тыс. человек убитыми и ранеными; из 650 офицеров выбыло из строя 400. Этот штурм справедливо считается одним из самых кровопролитных в Новой истории.
[iv] По данным Бантыш-Каменского, в бою погибло 13,5 тыс. поляков; 14 тыс. были взяты в плен. Около 2 тыс. поляков, в т.ч. немало мирных жителей погибло при попытке пересечь Вислу; всего из 30 тыс. гарнизона удалось спастись не более тысячи. Сравнительно с русскими потерями (580 убито, 960 ранено) это очень много; несомненно, имела место массовая резня. В связи с этими событиями Суворов сознательно создал ореол кровожадности вокруг своего имени, о чем свидетельствует его решение принять польских парламентеров прямо на поле боя, среди трупов, которые нарочно было запрещено хоронить до начала переговоров. Хорошо понимая впечатлительный характер поляков, Суворов счел демонстративный террор наиболее действенным средством прекращения восстания. Именно события в Праге и последующая польская пропаганда сформировали образ Суворова, как чудовища и кровавого маньяка. Этот «имидж» настолько пришелся по вкусу западному обывателю, что до сей поры большинство европейских историков с удовольствием называют Суворова мясником и маньяком.
[v] Есть основания считать эту цифру преувеличенной (примерно в 3-4 раза)
[vi] По-русски, возможно, это звучало как-нибудь так: «пруссака — раз коли, поляка — два раза коли, француза — два раза коли, да еще и штык поверни». Не исключено, что этот анекдот имеет под собой основания, французов Суворов действительно не любил, хотя и не столь маниакально, как настаивает автор статьи, однако кое-какие сомнения в достоверности анекдота возникают. Во время польской и французской компаний пруссаки были союзниками русских и колоть их даже один раз было бы неполиткорректно; во время войны с пруссаками (Семилетней) Суворов был в небольших чинах и еще не сочинял афоризмов, да и французы тогда были союзниками русских. Скорее всего, "афоризм" был придуман после войны 1812 года, в результате которой в русском обществе окончательно оформились франко- и полонофобия.
[vii] Возможно, имеется в виду граф Калиостро, также любивший надевать многочисленные ордена?
[viii] Анекдот заслуживает, на взгляд г-н составителя, мало доверия, поскольку восходит к схожим классическим схемам: Юлий Цезарь, Германик и т.д.